Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

3

– Начинается настоящая работа, Аська! Наконец-то…

– Зачем ты меня так зовешь? – надула губы Аларья. – Мне не нравится.

– Может, потому и зову, – подмигнул Глор. – Чтоб не расслаблялась. Итак, мы зарегистрированы как общественное движение на базе благотворительного фонда. Плюс государственные дотации. Бюджет меньше, чем я хотел, но по сравнению с прошлогодним… есть где развернуться. Это дело нужно обмыть!

Глор отправился к бару за стаканами. Аларья тоскливо смотрела ему в спину. Нужно было радоваться, да вот никак не получалось. Вокруг Центра кипела бурная деятельность. За год вдвое увеличилось число штатного персонала, им выделили новое помещение. Теперь предстоял новый переезд, а значит, ремонт, суета и нервотрепка. Аларья не видела себе места во всем этом. Верстальщик – пожалуйста; закончив курсы, она начала работать вполне профессионально. Личный помощник директора – да нет проблем: и делать за Глора звонки, и кормить его супом ей казалось вполне посильной задачей.

Новый статус Центра требовал соответствия новым требованиям. Вот тут-то и начиналась беда. Давенант не спрашивал, согласна ли Аларья занять пост его заместителя, достаточно ли у нее сил. Он просто вписал девушку в регистрационные списки. Так он действовал всегда. О своем выступлении на телевидении Аларья узнала за два часа до начала, когда настало время ехать в студию. Вспомнив детали «телепозорища», она содрогнулась.

– Что ты нос повесила? – спросил он, подавая стакан. – Что не так?

– Все хорошо, – покачала головой Аларья. – Просто устала.

– Нет уж. Давай начистоту. Что тебя не устраивает?

– Все меня устраивает…

– Хватит брехать. Колись давай.

– Хорошо. Ты хочешь от меня невесть чего. Глор, мне двадцать два года, я так и не закончила школу, если ты помнишь. Я не умею выступать перед камерами, говорить в микрофон и одеваться для телевидения. У меня отвратительная дикция, дурацкая прическа, и я не знаю, куда девать руки. Я не знаю, как говорить с людьми из правительства. Я ничего не знаю!

– Я сейчас заплачу, – хмыкнул Давенант. – Маленькая сиротка Ася, нет у ней сапожек, рваное пальто…

– Не вижу ничего смешного.

– А я вижу. Кто хочет, ищет способы, кто не хочет – причины. Пойди на актерские курсы, в парикмахерскую и попроси Альму подобрать тебе гардероб. Что, нужно мое особое разрешение?

– Как же иначе?

– Да очень просто! – стукнул рукой по столу Глор. – Ты уже полгода имеешь право подписывать счета. Пойди и потрать сколько-то денег на себя.

– Без разрешения?

– Детка, когда ты решаешь, кому заказать полиграфию, купить ли мебель и сколько дать грузчикам, тебе нужно мое разрешение? Нет. Так чего ж тебя тут варит?

– Я же не для себя это все делаю!

– Так. Ты уж определись, твой имидж на пользу делу или для забавы? Гвозди забивать или жопу чесать? Так или чеши, или забивай, только не плачься, что гвоздем плохо чешется…

Аларья мрачно уставилась на темно-алую жидкость в бокале. Полная свобода действий, как всегда. С Глором иначе не бывало. А потом – в пять минут увольнение с треском, если свобода употреблена не на пользу делу. «Я никого не держу, не прикармливаю и не заставляю!». Девушке мучительно не хватало правил, по которым можно и нужно действовать.

Давенант этих правил не давал. Никому. Казалось, что он сделан из сплава свободы и упрямства. Правила он устанавливал себе сам. «Если общественная мораль не совпадает с моей – это ее проблемы». Аларья впитывала каждое подобное изречение, но ей постоянно не хватало сил превратить тезисы Глора в принципы собственной жизни. Однажды она больно обожглась, пытаясь действовать по-своему, и повторения не хотела. В колонии в нее накрепко вбили, что нужно действовать по общим правилам, это спасает от ошибок.

Тем вечером они напились вина до той счастливой и легкой степени опьянения, в которой затыкается назидательно долбящий «делай так, не делай этак» внутренний голос, и кажется, что достаточно пожелать – и полетишь.

– Я красивая? – спросила Аларья.

– Ты пьяная, – улыбнулся Глор. – Но красивая. А почему ты об этом спрашиваешь?

Девушка пожала плечами, потом нетвердой походкой отправилась к настенному зеркалу. Оно отобразило раскрасневшуюся физиономию с неровными пятнами румянца, длинноносую, наполовину закрытую челкой с прядями разной длины. Никакой красоты там не обнаруживалось. Только поддатая долговязая дурища.

– Не знаю. Всегда хотела быть красивой. Чтобы не нужно было лезть из кожи вон, чтобы посмотреть так вот, и все готово…

– Только не надо на меня так смотреть, – испугался Глор. – А то мне сразу вспоминаются симптомы черепно-мозговой травмы.

– Вот этим все всегда и заканчивается, – развела руками Аларья.

– Может, тебя замуж выдать, а? Станешь так на мужа смотреть, он будет бояться, что у тебя припадок, и все делать…

– За кого же это?

– Да есть у меня тут пара кандидатур. Такие же балбесы вроде тебя.

– Жаль, что не вроде тебя, – ляпнула девушка и тут же прикусила язык.

– Это не жаль, это к счастью.

В том, что к счастью, Аларья сильно сомневалась. Весна гуляла по Надежде, заставляя просыпаться с первыми лучами солнца. Птички орали под окнами, одуряюще пахли почки и первые листья. Казалось, что вся столица рассчиталась на первый-второй, разделилась на парочки, и только одна Аларья не может в полной мере насладиться этой проклятой весной. После двух лет обитания в квартире Глора девушка перестала шарахаться от ухаживаний, но и сближаться ни с кем не собиралась.

Может быть, проживи она без Давенанта хоть пару месяцев, все сложилось бы иначе. Кто-нибудь из симпатичных ухажеров сумел бы ей понравиться. Но рядом с Глором все они казались либо детьми, либо пустышками. Ни у кого не было таких яростных и нежных глаз, такого глубокого и сильного голоса. Никто не казался настолько сильным, волевым и смелым. Пустая постель казалась тесной клеткой, но от идеи «абы с кем, лишь бы не одна» Аларью тошнило.

Как можно подумать о ком-то еще, если он рядом? Ни в чьем больше присутствии сердце не сбивается с ритма, воздух не обжигает легкие только потому, что дышишь одним с ним воздухом…

– Что же, ты отдашь меня замуж? – девушка отвернулась от зеркала. – За какого-нибудь балбеса?

– Непременно отдам. За первого, кто попросит у меня твоей руки, – подмигнул Глор.

– Тоже мне, папочка…

– Да уж не мамочка.

– А можно подумать, что мамочка.

– Иди спать, – чуть нахмурился Давенант. Почти белые брови сошлись в горизонтальную черту. – Деткам пора баиньки…

– Спать? С кем?

– С одеялом и подушкой, – мужчина подошел, осторожно развернул Аларью по направлению к двери и придал ускорение, шлепнув промеж лопаток.

Девушка покорно пошла умываться и разбирать постель. Это был уже не первый подобный разговор. Все намеки Аларьи Глор либо пропускал мимо ушей, либо отшучивался. Никаких претензий он потом не предъявлял и сеансов воспитания не учинял, на дверь не указывал, но ни фривольными шутками, ни прямыми приглашениями заполучить его в свою постель Аларья не могла. Весной это казалось особенно обидным.

Давенант знал все – и что она влюблена по уши, и что частенько ревет по ночам, и что именно из-за него посылает подальше самых привлекательных кавалеров. Ни малейшего снисхождения у него эти страдания не вызывали, но и отношения к девушке не портили. Он просто игнорировал все, что ни делала Аларья. Единственную ее попытку завести демонстративный и яркий роман он приветствовал с такой искренней отеческой заботой, что девушка выдержала только неделю. Упрекнуть его в том, что сам не пользуется и другим не дает, не получилось.

Жизнь завертелась вдвое быстрее, чем раньше. Работа в новоиспеченном движении «За мир без наркотиков», где пока что Аларья была и заместителем, и пресс-секретарем, и финансовым директором. Курсы ораторского мастерства, актерские курсы, логопед, стилист, визажист, тренер по плаванию. Вдруг оказалось, что можно высыпаться за четыре часа в сутки, добирая минуты на столе у массажиста или в кресле у косметолога, дремать полчасика в обеденный перерыв, и чувствовать себя хорошо. Что можно вертеться юлой и чувствовать себя хорошо, прекрасно, замечательно…

Через пять месяцев она уже входила на студию не побитой замарашкой, а королевой. Гордая осанка, элегантная прическа, лицо, блистающее естественной свежестью кожи. Четкий поставленный голос, прямой взгляд в лицо любому журналисту, мягкие, но самую чуточку дерзкие ответы. Она больше не терялась рядом с ярким и резким Глором. Они прекрасно смотрелись вместе: жесткий и смелый зрелый мужчина в компании мягкой обаятельной юной девушки.

Преподаватели учили ее, как обратить во благо любой факт своей биографии, как ответить на любой вопрос так, чтобы это шло в плюс и ей, и организации, которую она представляет.

– Откуда вы родом?

– Из города Ночевны в Сарьинском районе Венской области, – ослепительная улыбка: я из глухой провинции, я из народа.

– Правда ли, что вы провели год в колонии для наркоманов?

– Истинная правда, и не могу не уточнить: в роли пациента… – мягкий наклон головы, ни малейшего смущения: да, я знаю проблему, с которой борюсь, на собственной шкуре, а не понаслышке.

– В вашем приговоре значится и проституция?

– Вы правы. Почти все молодые наркозависимые женщины вовлекаются в проституцию. Именно поэтому мы уделяем такое внимание работе с девочками-подростками. Мне есть о чем им рассказать.

– О том, в каких позах развлекать клиентов?

– О том, как не позволить поставить себя в любую позу.

– Родители подростков, которых вы завлекаете в свои центры, в курсе о вашем прошлом?

– Я ни от кого не скрываю свое прошлое. Свои ошибки я исправляю работой. А вы бы хотели, чтобы я продолжала принимать наркотики и заниматься проституцией?

– Нет, ну что вы…

– Благодарю за солидарность с нашей позицией.

Дешево телешоу не давались. Поначалу Аларья часами рыдала на руках у Глора. Дома ее покидал ледяной драйв, ограждавший от любой агрессии и подлых намеков, и все стрелы, что не впивались во время прямых эфиров, доставали потом.

– Почему они меня ненавидят? Что я сделала ему плохого, я никогда его не видела даже!

– Детка, при чем тут «ненавидят»? Они делают свою работу. Если ты разревешься в эфире или начнешь швыряться в ведущего посудой, у передачи повысится рейтинг. Их работа – делать скандальные популярные передачи. Твоя работа – рассказывать о нашем движении. Каждый делает свое дело.

– Я чувствую себя заводной куклой, фехтующей от звонка до звонка…

– Это скоро пройдет.

Глор оказался прав. Все действительно скоро прошло. Аларья научилась чувствовать удовольствие от каждой победы над каждой «змеей микрофона». Сидя рядом с Глором на подиуме, она ощущала себя победительницей. В самых критических случаях Давенант вмешивался в ход беседы, парой реплик срезая обнаглевшего журналиста, но чем дальше, тем лучше девушка справлялась сама. Теперь на очередной намек на колонию или прошлое проститутки она ласково улыбалась, напоминая, когда последний раз отвечала этому журналисту на этот животрепещущий вопрос.

В неуклонно повышавшихся рейтингах популярности движения «За мир без наркотиков» заслуга Аларьи Новак была очевидна.

4

Со дня позорного поражения, нанесенного базе «Нинтай» и всем, служившим на ней, прошло полгода, но боль не утихала. Нито кайи Белл помнил, как вошел в зал сообщений, спокойный и внешне, и внутренне. Произошедшее было столь диким, что просто не укладывалось в голове, не затрагивало эмоций. Немного саднило изумление: его, офицера и специалиста, сделали совершенно беспомощным, связали по рукам и ногам. Помешали выполнить свой долг. Да, ситуация не из тех, где можно усмотреть хоть какую-то вину Белла и его подчиненных. Но все равно – неприятно…

И вдруг ударило по щекам, по глазам болью и стыдом перенесенного поражения. Словно чужие слезы стали разрешением на собственную боль, на чувство вины и ненависти. Рухнула перегородка между разумом и эмоциями. Нито кайи Белл не удивлялся, что командующий базой и трое его заместителей подали в отставку и покончили жизнь самоубийством. Легче было умереть, чем жить с таким позором.

Расчетчику Беллу было проще, у него была цель. Огромная и почти недостижимая, но оттого еще более желанная. Ради этой цели стоило снести любой позор и остаться в живых. Терпеть любую хулу – хоть понижение в звании, хоть снятие с должности. Только бы остаться в армии, только бы получить шанс – один, больше не нужно – дойти до самого верха. Стать тем, кто приказывает.

Цель звучала просто и гордо: остановить эту войну.

Раз и навсегда, любой ценой. Как именно – пройдут годы, ситуация подскажет. Завоевание или мирный договор, весомая победа оружия Синрин или капитуляция на почетных условиях… это уже неважно. Главное – сделать так, чтобы больше никто и никогда не сбрасывал на поверхность родной планеты бомбы, не сшибал с орбиты защитные станции, ни один офицер не замирал больше, почти парализованный стыдом.

Нито кайи Белла не разжаловали и не понизили в должности. Напротив, именно после тотального поражения он получил пост начальника расчетного отдела. Неожиданно и по всем меркам слишком рано. В пятнадцать лет – почему бы и нет; если в армии служат всего до двадцати пяти, то двадцатилетним кайсё никого не удивишь. Пять лет службы в этом звании – и навсегда вниз, в отставку или на штабную работу. Орбитальные базы быстро и неумолимо превращают здоровых сильных мужчин в стариков с трясущимися руками и длинным перечнем профессиональных заболеваний в медицинской карте.

Армия перемалывает попавших в ее лопасти, отнимает здоровье и силы, заставляет умирать рано и тяжело. Но только армия дает возможность прожить жизнь ярко и интересно, а не копошиться до смерти на нижних уровнях планеты. Только армия позволяет самым удачливым подняться в высшие круги общества и дать потомкам достойное положение.

В звании Бранвена пока что не повысили, но и это было не за горизонтом, а ближе, куда ближе. Требовалось несколько месяцев, чтобы представление прошло по всем инстанциям. Новый командующий, принимая дела, обратил внимание на рапорт нито кайи Белла и оценил его действия как абсолютно верные. Когда на базе выключилось практически все, многие низшие чины получили травмы, в том числе тяжелые. С головы подчиненных Белла не упало ни волоска, они не набили ни одного синяка, действовали безупречно верно. Даже слегка поломанная дверь была починена ими самостоятельно, вечером того же дня.

Обратил внимание командующий и на то, что Бранвен сначала составил программы, которые потребовал от него начальник, а только потом принялся справляться с окружающей обстановкой. Включись энергоснабжение, через пару минут база уже могла бы начать вести огонь. Все алгоритмы были заданы. Не смогла – ну что ж, вольнинцы применили столь загадочное оружие, справиться с воздействием которого не мог никто. Офицерам оставалось только действовать слаженно и спокойно, не допуская паники.

По мнению комиссии, нито кайи Белл справился с этим лучше прочих.

Самого Бранвена это не слишком удивляло. Инструкций на подобный случай у него не было, но при наличии некоторой фантазии догадаться, чего требует обстановка, труда не составляло. Как говорится, не задачка, а развлечение. Нито кайи Белл уже начисто забыл муки выбора и приступ тревоги, посетивший его вместе с вопросом «и что теперь делать?».

Бывшие коллеги и нынешние подчиненные приняли назначение Бранвена без воодушевления. Последний из пришедших на базу расчетчиков вдруг стал начальником отдела – да как же тут не возроптать и не заподозрить какую-то интригу? Нито кайи молча бесился. Вступать в словопрения – нет уж, увольте; доказывать, что ты никого не подсидел и не оклеветал, значит, только укрепить всех в подозрениях. Невидимая черта, отделившая его от вчерашних приятелей и собутыльников, раздражала.

Бранвен никогда не клеветал, не доносил и не интриговал, чтобы получить повышение. Он слишком хорошо помнил назидания отца, которому доводилось испытывать гнев начальства и хозяев, когда кто-то из прочей прислуги семьи Наби подставлял Патрика Белла.

– Никогда, никогда, никогда не смей врать, подтасовывать или наушничать! – говорил отец маленькому сыну. – Если тебя поймают на небрежности, ты будешь молить о прощении и получишь его. Если тебя хоть раз поймают на лжи, то все твои клятвы и уверения станут пустым звуком в ушах хозяев. Солжешь единожды, а верить перестанут на всю жизнь. Один раз оклевещешь врага, а клеймо подлеца пронесешь до смерти…

Все это повторялось для маленького Брана по пять раз в декаду, вбивалось в голову категоричным тоном, не терпящим возражений. Под конец отец всегда приговаривал:

– Ты можешь и солгать, и подставить, даже убить – если уверен, что тебя никогда не разоблачат. Такой уверенностью обладает либо Благой Заступник, но где ты слышал о брехливых Заступниках? – либо дурак. Все тайное всегда становится явным. Это добрые дела тонут, а дерьмо всегда выплывает на поверхность.

Если не принципы семейной чести, то страх перед неудачной попыткой обмана отец в голову Бранвена вбить сумел. И потому вдвойне обидными казались подозрения товарищей. Несправедливая, ничем не заслуженная хула. Откровенничать со старшими по званию нито кайи Белл тоже не позволял себе, но как-то заместитель командующего базой по работе с личным составом вызвал Бранвена и за рюмочкой настоящего коньяка принялся выспрашивать, почему тот хмур, подавлен и слишком часто задерживается после окончания вахты.

Меж двух зол – непочтительным молчанием и жалобой старшему, – Белл выбрал меньшее и коротко описал сложившуюся ситуацию. Когда нито кайи дошел до «и особо обидно потому, что я ведь ничего не делал! Впору хоть начинай им пакостить…», – собеседник коротко посмеялся, потом оборвал смешок и в упор взглянул на Бранвена.

– Что ж, по-твоему, клевета хуже справедливых обвинений? Так ты чист перед собой и людьми. Начнешь подличать – значит, тебя подмяли под себя, да и уже не клевещут, а говорят чистую правду. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно…

– Тогда смирись и неси незаслуженные обвинения, как награду. Ты знаешь правду, я знаю правду. А завистники пусть охрипнут…

С того разговора Бранвен обзавелся кошмарной, по мнению сослуживцев, привычкой радостно улыбаться, когда ему в лицо намекали на то, что должность он получил не честной службой, а интригами против других офицеров. Теперь он водил дружбу с другими начальниками отделов, а те в своем отношении к нито кайи Беллу равнялись на заместителя командующего базой. После череды мелких пакостей, за которые начальник карал жестоко и быстро, в отделе воцарился идеальный порядок.

Бывшие приятели оказались глупыми завистниками, шелухой, которую нужно было смахнуть с рук и идти дальше, вверх по служебной лестнице. Заместитель командующего объяснил все это вполне недвусмысленно. Нито кайи Белл казался ему слегка туповатым, а потому он говорил открытым текстом и особо важные места повторял по три раза.

– Ты скоро выйдешь в старшие офицеры. Твои нынешние недоброжелатели – мелкий щебень, который так всегда и останется мелким щебнем. Сейчас они стремятся сбить тебя, удержать на своем уровне. Скоро они поймут, что у тебя совсем другая дорога, и смирятся. Заводи друзей среди старших, скоро они станут тебе ровней.

Бранвен пытался проанализировать причины такой благосклонности и не мог их понять. Мало ли на базе нито кайи, недавно закончивших Академию? Плюнь не глядя в младшего офицера, в такого же и попадешь. Да, нито кайи Белл обладает рядом достоинств. Не пьет, не нарушает дисциплину, вежлив со старшими, усердно занимается с рядовыми. Знает наизусть все инструкции и удивительно быстро соображает, когда их применять. Разве этого достаточно? Хотелось надеяться, что пока – достаточно. Пока что нужно дослужиться до санто кайса, а там разберемся в новых правилах…

Дважды в год офицеры получали длительные отпуска. Декада в профилактории, две декады – где угодно. Проезд по планете и офицерские гостиницы оплачивались, жалованья тоже выплачивали немало. От родителей Бранвен отделался щедрыми подарками и коротким визитом. Декаду провел на лыжном курорте, куда его затащил новый приятель, промерз на всю оставшуюся жизнь и поклялся, что больше ногой не ступит на поверхность планеты. В третью декаду он получил совершенно неожиданное и крайне лестное приглашение: благоволивший ему заместитель командующего предложил погостить у него.

Причина такой благосклонности была вполне очевидна. У нито кайса Мерфи подросли две дочери, которых пора было выдавать замуж. Разумеется, из всех кандидатов он предпочитал мальчишку из «гэлов», пусть и самого низкого происхождения. Бранвен здорово смутился. В женитьбе он ничего дурного не видел, все равно жены офицеров космофлота живут на планете и не слишком путаются под ногами, зато женатые офицеры получают право на ежедекадную увольнительную вниз, «для воссоединения с семьей». Однако ж, он мечтал о невесте из семьи положением повыше. Куда более выгодной кандидатурой была приемная дочь Елены Наби – все-таки семья «тысячников».

Оскорблять благодетеля отказом Бранвен не смел, как выкрутиться из неприятной ситуации – не представлял. Но все разрешилось само собой. Рыжебровые девицы совершенно неожиданно приглянулись куда более выгодному жениху. Младшему брату самого Синрин Кайдзё Дзиэтай, пусть и третьему из младших братьев, перспективный, но бедный Белл и в подметки не годился. Тем более, что тот хотел взять в жены именно обеих сестер, и нито кайса Мерфи решал сразу две проблемы.

Бранвен вздохнул с облегчением, поблагодарил в молитве Мана за своевременную милость ко всем недостойным слугам своим и остался с Мерфи в наилучших отношениях: тот немного смущался, что все сложилось так неудачно для нито кайи Белла. Он изредка вздыхал, туманно извинялся и обещал как-нибудь компенсировать такую потерю.

При мысли о потере Бранвена посещали крайне радостные мысли, но он их тщательно скрывал.