Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

15

Консультант правительства Вольны по делам молодежи.

Аларья покосилась на визитку. Формулировка «правительство по делам молодежи» ей понравилась, ибо прекрасно отражала ситуацию. Именно вопросами молодежи и занималось правительство добрую половину времени. Впрочем, какое там правительство? Правительство – это президент. Все остальные только марионетки, пыжащиеся сделать из себя что-то значимое.

Можно написать законопроект, предложить любые меры, потратить месяцы на сбор сведений – и все это будет перечеркнуто небрежным «ерунда какая-то». Из пяти программ, разработанных Аларьей, утверждена была одна, та, в которой акцент стоял на репрессивных мерах. Наказать так и этак. Учредить еще три сотни закрытых школ с тюремным режимом. Расширить призывные квоты и понизить возрастной ценз.

Если смотреть на вещи беспристрастно, то закрытые спецшколы и армию можно было считать очагами спокойствия. Только Аларья дала бы голову на отсечение, что, выйдя из школы или отслужив срочную службу, восемнадцатилетнее или двадцатилетнее чадо бросится добирать удовольствия, которых было лишено в последние годы жизни. Практика показывала, что она всецело права.

«Дембельский синдром» – молодые парни и девушки, еще не снявшие парадную форму, отправлялись даже не в реанимацию. В морг. На вокзалах, в поездах, в придорожных кафе они ухитрялись купить дозу наркотиков или спиртного со стимуляторами. Передозировка или драка, поножовщина или спонтанный суицид.

«Кровавый урок» – очередное восстание старшеклассников, мастеривших орудия убийства из мисок и ложек, линеек и ножек кроватей. Тридцать шестнадцатилетних идиотов поднимались, как по команде, забивали учителя подручными средствами, оголтелой стаей бросались на охрану, сметая всех, кто осмеливался встать на их пути.

Правота горчила на губах. Аларья согласилась бы на публичную казнь, лишь бы ошибиться в своих прогнозах, но ошибалась обычно только в одном: в масштабах явления.

Теория экологической катастрофы, «протеста планеты», разнесенная специалистами в пух и прах. Девятьсот миллионов населения Вольны просто не могли считаться избыточными. Планку провели на уровне трех миллиардов, и полномерное моделирование показало, что ее можно даже подвинуть вверх.

Теория отравления – очередная несостоятельная концепция. Состав воды, воздуха, пищевых продуктов за восемьсот лет не изменился.

Теория враждебного влияния. Пять лет ни один шпион Синрин не ступал на почву Вольны, все контакты были оборваны достаточно надежно, а скрытые агенты поголовно выявлены и обезврежены, но ни один из них не имел отношения к эпидемии массового сумасшествия – более того, почти все они сами оказались не в лучшем состоянии, вопреки профессиональной подготовке.

Теории, теории, теории… тонны писчего пластика, часы бесплодной говорильни.

Аларья давно уже без интереса изучала новейшие разработки. С социальным явлением надлежало бороться социальными мерами. Донести до президента, что закрытые школы и служба в армии к социальным мерам не относятся, не удавалось. Разработанные Аларьей проекты профилактики назывались бесперспективной ерундой и пустой тратой средств. Верь она сама в эффективность своих разработок, правительству не удалось бы отмахнуться. Беда состояла в том, что Аларья знала, что придумывает, одно за другим, паллиативные средства.

Раздражало другое. С некоторых пор все материалы предоставлялись ей под подписку о неразглашении. Как и всем прочим консультантам, ей полагалась личная охрана и системы видеонаблюдения в правительственной квартире. Бесчисленные инструкции запрещали бездну бытовых вещей. Даже в магазин Аларья выходила только с разрешения охраны… и очень часто ей казалось, что это не охрана, а откровенная слежка, тотальный контроль.

Правительственный цензор проверял все тексты выступлений. О передачах, шедших в прямой эфир, давно можно было забыть. Все, что цензура считала излишним, безжалостно вырезалось. Число сотрудников движения «За мир без наркотиков», давших кучу подписок о том и о сем, примерно совпадало с общим числом его членов. Люди не выдерживали постоянного прессинга, необходимости сверяться с нормативными документами и продумывать каждую реплику на предмет соответствия требованиям секретности.

Все это объяснялось благом государства. На каждом заседании президент призывал к терпению и выдержке, с которыми нужно было встречать сугубо временные ограничительные меры.

– Мы делаем все это, чтобы не спровоцировать панику.

Сидя в последнем ряду, Аларья скептически кивала. Чтобы впасть в панику, достаточно было пройтись вечером по столице или любому другому вольнинскому городу. Тот, кому удавалось пережить такой поход без повреждений, несовместимых с жизнью, еще месяц-другой стучал зубами от ужаса.

Аларья ночного города не боялась. Ее знали в лицо. Половина веселившихся на улице мальчиков и девочек днем приходила в открытые ею центры. Многих она помнила по именам, остальные походили друг на друга, как капли воды. Возбужденные до крайности, легко впадающие в истерику, готовые на любой демонстративный поступок.

Женщина не пыталась их пристыдить или усовестить. Она разговаривала с детьми, как с равными, пыталась их понять. Тщетно.

– Что, опять закинулись?

– Ага, тетя Аларья, опять, – скалились донельзя довольные собой подростки.

– Вот племянники выискались… Что случилось-то?

– Я прихожу, а она там сидит, почисти, говорит, куртку. Я ей говорю – потом почищу, а она орать. Я плюнул и ушел.

– Ну хорошо, ты придешь, она же еще громче будет орать?

– А поплевать, мы сейчас булькнем, и пусть орет. Хотите с нами?

– Спасибо, пока не буду.

Проблемы с родителями? Повод вполне понятный и Аларье даже близкий. В тринадцать лет кажется, что родители – злые монстры, пытающиеся удавить любую инициативу и унизить всеми доступными средствами. Хлопнуть дверью и уйти гулять до рассвета в компании ровесников гораздо проще, чем понять, почему доведенная ежедневными загулами мать начинает орать после очередного хамского «отстань!».

Но не все упиралось в подобные проблемы. Аларья беседовала с сотнями мальчиков и девочек из действительно благополучных семей, где с детьми обращались эталонным образом. Проблемы это не решало.

– Тебе дома плохо?

– Угу…

– Что хуже всего?

– Скучно.

– А на улице весело?

– Конечно!

Дома скучно, на улице весело, в кружке нужно соблюдать минимальные правила дисциплины, а в городском парке можно доводить до сердечного приступа милиционеров…

Почти нормальная картина переходного возраста. Ненормальными были только способы реагировать. Милейшая девочка, изуродовавшая лицо однокласснице осколком стекла, потому что та не дала списать контрольную. Двенадцатилетний мальчик, застреливший учительницу из самострела, собранного дома из подручных материалов. Причина – «надоело учить математику». Тринадцатилетняя девица, по отзывам одноклассников и родителей – тихоня и совершенно беспроблемный ребенок, на спор облилась растворителем и чиркнула зажигалкой.

С участниками спора Аларья беседовала два часа.

– Мы ее спросили, она что, совсем дура? А она решила, мы ее на слабо берем…

– Может, вы ее действительно как-то дразнили, шутили?

– Да нет, мы за ней даже следили, чтоб она ничего такого!

Обобщая подобные случаи, Аларья составляла бесчисленные сводки и отчеты. Комиссия по делам молодежи трудилась двадцать часов в сутки, но ничего, кроме статистических данных, президента не интересовало. Он даже ни разу не вызывал главу комиссии на приватный разговор, хотя заседаниям предпочитал беседы с глазу на глаз. Получив выписку из протокола очередного собрания бюджетной комиссии, Аларья поняла, в чем дело.

Почти все средства по молодежным программам уходили на военный научно-исследовательский институт, которым руководила супруга президента. Ничего нового и удивительного в этом не было, во времена Верховного Государственного Совета происходило то же самое. Аларью раздражала только постоянная ложь.

– Мы тратим все возможные средства для достижения результата! – провозглашал президент Кантор.

«Ты тратишь все средства на научные игрушки, в которые играет твоя жена, баба с дипломом военного училища в багаже», – хотелось сказать Аларье. Молчала она по единственной причине: осмелься она заявить что-то подобное вслух, с должностью можно было бы проститься. Тогда комиссию передали бы в более покладистые руки, а на движении поставили крест.

Ложь, ложь и ложь звучала на каждом заседании, от бесконечной лжи тошнило. Президент обещал в три года покончить с военной угрозой Синрин – и что? С каждым годом на оборонно-наступательные программы расходовалось все больше средств. Число столкновений все росло и росло. В ответ на каждую «превентивную атаку» на территории Синрин «хвостатые» отвечали ударом той же силы. Из состязания орбитальных баз война переходила в обмен бомбовыми плевками.

Средства массовой информации бурлили негодованием и все беды Вольны валили на происки инопланетного агрессора. Это они, проклятая рабовладельческая буржуазия (тут у Аларьи начиналась истерика от смеха), подстрекали молодежь к употреблению наркотиков. Это они совершенно беспричинно нападали на мирные города мирной планеты…

Аларья терпеть не могла и придурков-пацифистов, вопивших, что на Синрин – рай земной и торжество справедливости, что злобная вольнинская военщина пытается вбить клин между братскими народами. Она вообще ненавидела любые клише. Ни один из борцов за воссоединение не знал и знать не хотел, что на самом деле представляет из себя «братский» народ Синрин. Положение женщин, процент населения, живущего за чертой нищеты, варварские феодальные законы казались им милыми безделушками.

– Наши длинноволосые братья и бритые налысо сестры, – передразнивала Аларья особо прытких миротворцев.

Времена романтического увлечения синринской романтикой для нее прошли десять лет назад. Первое высшее образование, со специализацией по межкультурным коммуникациям, способствовало избавлению от иллюзий. Чтобы расстаться с ними, достаточно было почитать «Памятку для сотрудников дипломатической службы женского пола», подлежавшую обязательному изучению.

Аларья не видела в обитателях Синрин ничего братского. Она не хотела бриться налысо, носить бесформенный балахон, сидеть дома, рожая детей и кланяясь мужу, решившему поучить жену ремнем. От идеи «зимнего мужества», утверждавшего себя порабощением собственных жен и низведением их до уровня бытовой техники, ее тошнило.

Но, получая по каналам спецслужб сводки об наличии, а точнее, отсутствии проблем с молодежью на Синрин, Аларья задумывалась: не стоит ли заплатить даже такую цену за будущее родной планеты?

16

«А это что еще за штуковина? Как это едят и с чем?»

Кайсёхо Бранвен Белл, третий заместитель Синрин Кайдзё Дзиэтай, скептически изучал содержимое тарелки. Мясо было мясом, часть овощей ему тоже казалась знакомой. Вот это, несомненно, вареная кукуруза. А то, зеленое и лохматое – брокколи, такой пакостью в отварном виде его кормили в Академии. Но ярко-красное нечто, с более светлой мясистой сердцевиной и мелкими семечками в окружении какого-то светлого желе? Бранвен больше косился на окружающих, чем ел. Перед банкетом он проштудировал все, что касалось застольного этикета, но теория плохо совмещалась с практикой.

На банкет в честь новых назначений было приглашено всего сто человек. Высшие чины космофлота и наземных войск, Совет Обороны в полном составе, ну и сами только что назначенные на новые должности. Всего трое – заместитель председателя Совета, командующий базой «Грейс» и сам Бранвен, из всей тройки наиболее значительное лицо.

Лицо это, к превеликому сожалению кайсёхо Белла, не было украшено золотой татуировкой. Всего подобных лиц в зале было десятка два, но, судя по небрежному спокойствию и уверенным манерам, для них давно не составляло проблемы нечто красное на тарелке, его происхождение и способ употребления. В отличие от них, младших отпрысков семей «тысячников», племянников и двоюродных братьев, выросших в достатке, Бранвена никто подобным мелочам с детства не учил. Да и в Академии курсантов не баловали: наскоро обучили минимальным хорошим манерам, объяснили базовые правила этикета и отпустили восвояси.

Младшим и даже старшим офицерам все эти тонкости были ни к чему. Их почитали «пустым баловством» и не слишком одобряли излишнее изящество манер. Теперь же Бранвен входил в число адмиралов, а здесь царили совсем иные порядки. Приходилось соответствовать новым правилам. Кайсёхо Белл мечтал о том, чтобы рядом оказался кто-нибудь из его адъютантов, старых или новоназначенных, но на первый банкет он их с собой взять не мог.

Белый парадный мундир с золотым и лазурным шитьем сидел на кайсёхо Белле, как влитой. К восемнадцати годам он не обзавелся ни одним лишним килограммом, не отрастил брюхо, которое пришлось бы маскировать портному при пошиве кителя. В зале было несколько офицеров и помладше – например, новоиспеченный командующий «Грейс», – но кайсёхо Белл все равно выглядел самым юным и энергичным. Кое-кого это откровенно раздражало – например, председателя Совета Обороны, который уже давно разменял четвертый десяток, а все держался за пост зубами и ногтями.

Бранвен на косые взгляды старика Симпсона не реагировал, а в глубине души и вовсе поплевывал. Штаб, возглавляемый Синрин Кайдзё Дзиэтай, состоял из боевых офицеров, прошедших через десятки военных кампаний, а Совет Обороны – из штатских, экономистов, историков и других высокопоставленных старых пердунов. Тихая вражда между обеими ветвями была традицией, освященной веками, а на всей Синрин не нашлось бы большего почитателя традиций, чем кайсёхо Белл. Он-то был ставленником Кайдзё Дзиэтай, а Совет Обороны только утвердил его кандидатуру… ха, да попробовали бы они не утвердить! Кайдзё Дзиэтай хоть и постарше председателя, а кому угодно может засыпать в штаны перца.

Так что Бранвен вольно фланировал по залу, улыбался всем, кому полагалось улыбаться, остальным пожимал руки или кланялся, старался пить поменьше, чтоб не приходилось закусывать, а, значит, подходить к фуршетному столу и разбираться с неведомыми блюдами.

Да, хорошо живут высшие круги общества. В то время как повсеместно пайки были урезаны, а лепешки выпекали из плохо просушенной водорослевой муки, господа «тысячники» и их близкие жили, как раньше. Так было всегда. Сто тысяч купаются в роскоши, еще пятьсот тысяч ни в чем особо не нуждаются, остальные сидят на пайках, которых еле-еле хватает для выживания.

Теплиц и ферм на планете хватает, но все они обслуживают только те самые сто тысяч, и отчасти – пятьсот тысяч привилегированных граждан. Кое-какие ошметки достаются остальным – космофлоту, муниципальной и храмовой гвардии, чиновникам, медикам, учителям. Фрукты, натуральный, а не водорослевый с ароматизаторами, хлеб, мясо, происходившее от животного со всеми его рогами и копытами, а не из чана с бактериальной массой… все это Бранвен иногда видел на собственном столе. Иногда. Как любой курсант Академии, как любой солдат или офицер космофлота, он никогда не голодал. Не голодал, но и всего подобного великолепия не пробовал ни разу.

Впрочем, теперь оказалось, что не так-то много он и потерял. Пресловутое великолепие больше смущало и ставило в тупик, чем доставляло удовольствие. Из всех благ роскоши Бранвен оценил лишь два: натуральное ягодное вино и сигары. До сих пор он только слышал о настоящем табаке, его производили всего пару тонн в год – капля в море. На нижних уровнях курили сушеные водоросли, листья, которые уносили с ферм, прочую дрянь. На орбитальных базах курить было запрещено.

Новый командующий «Грейс» тоже впервые увидел этакое чудо. Как и кайсёхо Белл, он не принадлежал до сего дня к правящим кругам. Собственно, и само его присутствие на банкете слегка удивило: когда Бранвен получал назначение на аналогичный пост, никто по этому поводу приемов внизу не собирал. Но в последние два года казалось, что Совет Обороны и штаб стремятся переплюнуть друг друга в роскоши устраиваемых по любому поводу ужинов, банкетов, приемов. Было в этом что-то нехорошее, лихорадочное.

– Внушает, а? – подмигнул Бранвен ошарашенному нито кайса.

– Да, кайсёхо… простите, я не запомнил…

– Белл. Бранвен Белл, – снисходительно представился кайсёхо. Если уж у него голова идет кругом, то что творится под фуражкой у новичка – страшно представить.

– Да, кайсёхо Белл, действительно – внушает. Метко сказано.

Бранвен сверху вниз посмотрел на нито кайса. Тот был на полголовы ниже, фигурой напоминал борца. Плоские бесформенные уши, неоднократно сломанный нос. На вид лет пятнадцать.

– Ты откуда родом, командир? – негромко спросил он.

– Каверна Ньюгранж, третий уровень, – шепотом ответил нито кайса.

– Свои люди. У меня дед по матери оттуда, я сам из Асахи. Выпьем?

Командующий «Грейс» посмотрел с легким недоверием и явным подобострастием, немедленно метнулся к столу за двумя фужерами. Бранвен осознал, что сделал что-то не то. Кажется, опять стоило провести четкую черту между собой и низшими по званию. Он уже без улыбки и дружеских разговоров чокнулся с нито кайса и, не допив вино, отправился по залу. Скоро его подозвал Кайдзё Дзиэтай; теперь настала очередь Бранвена внимательно смотреть собеседникам в глаза и ходить к столику за вином.

Так было проще. Бранвен учился быстро, ему хватало одного мелкого промаха, чтобы осознать свои ошибки и больше их не совершать.

Дальше жизнь закружилась, как лопасти вентилятора. Полгода кайсёхо Белл мотался с инспекцией с одной орбитальной базы на другую.

– Я посылаю именно тебя, потому что мне нужен достоверный отчет. Ты знаешь, как командующие пускают на проверках пыль в глаза. У тебя самого это прекрасно получалось, – усмехнулся Кайдзё Дзиэтай. – Теперь мне нужно, чтобы ты не дал себя заморочить. Пей, гуляй, отдыхай с девочками, принимай подарки и взятки, соглашайся со всем, но смотри. Не пугай никого, прикидывайся дураком, но привези мне отчет об истинном положении вещей.

С поставленной задачей Бранвен справился великолепно. Главнокомандующий знал, кого отправлять. Кайсёхо Белл не нарушил правил игры. Он старательно делал вид, что верит в безупречную боеготовность, не замечает приписок и убытков, что его легко улестить бутылкой дорогого спиртного и идеальной чистотой в рабочих помещениях. Зная цену показухе, он быстро подмечал, где порядок деланный, в помещениях еще не выветрился запах краски, а некоторые матросы щеголяют с роскошными фингалами.

В портативном компьютере у него хранились двойные отчеты по каждой из баз. Первый он показывал командующему очередной обследованной базы, ставил под ним подпись и оставлял копию. Второй составлял для себя и главнокомандующего. Некоторые отчеты совпадали полностью, между другими была внушительная разница.

Кайдзё Дзиэтай остался доволен результатами проверки и способом, которым Белл ее осуществил. После этого из третьего заместителя Бранвен стал вторым. Теперь он мог позволить себе трехкомнатную квартиру на верхнем уровне, – все равно за нее платил Совет Обороны, – кухарку и уборщика, пожилую супружескую пару. К сожалению, о походах к грешным девицам пришлось забыть. Бранвену недвусмысленно дали понять, что это не украсит облик одного из самых высокопоставленных офицеров Синрин.

В таких условиях оставалось либо жениться, либо завести хотя бы официальную наложницу. Жречество это и не одобряло, тем не менее, так поступали почти все, кому позволяли средства. Бранвену они позволяли, офицер с изумлением смотрел, как прирастает личный счет. Полгода инспекций утроили его сбережения, а эти деньги никто не собирался у него отнимать. Главнокомандующий на вопрос о том, что делать с полученными взятками, посмеялся от души.

– Ты меня потрясаешь. Сколько лет занимаю свой пост, ни разу не слышал подобного вопроса. А что ты можешь сделать? Перевести на счет штаба как подарок от анонимного благодетеля? Боюсь, наши бухгалтера умрут от изумления, так что лучше не надо. Считай это честно заработанным денежным поощрением…

Кайсёхо Белл понял, что в очередной раз промахнулся. Больше он глупых смешных вопросов не задавал, но примерно пятую часть неправедных доходов потратил на подарок для главнокомандующего. Тот коллекционировал книги, выпущенные на настоящей бумаге в те времена, когда на Синрин еще были леса. Два адъютанта оббегали все столичные антикварные лавки, но нашли отлично сохранившийся экземпляр.

Сборник забавных историй о мудрых жрецах, глупых торговцах и беспутных ворах от души порадовал старика.

– Это же настоящее чудо, Бранвен! Не знаю, как тебя и благодарить… порадовал меня, порадовал.

Оказалось вдруг, что дарить подарки – не только обязанность, но и настоящее удовольствие. Кайсёхо Белл проштудировал очередные пособия по этому деликатному вопросу. Там говорилось, что подарки старшим должны делаться с максимальной щедростью, а младшим – так, чтобы показать расположение, но не слишком смутить и ввести в расходы, если младший захочет ответить подарком равной стоимости. Так просто, так изящно. Бранвену понравилась эта наука, и вскоре оба адъютанта обзавелись ручками с золотыми перьями, а секретарь – стеклянным пресс-папье, редкой антикварной штучкой.

– Жить хорошо, а хорошо жить – еще лучше, – констатировал Бранвен Белл однажды утром.