Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

7

– Какого дьявола ты выбросил мои рисунки?!

– Рисунки? Не помню никаких рисунков, вот макулатуры пачки две выбросил, было дело. А что? У тебя там на обороте важные телефоны были записаны? Прости, могу пойти порыться в мусорке…

Аларья рухнула в кресло и уставилась на Глора. Пять полноформатных картонов для участия в городской выставке отправились в мусорный бак. У нее не осталось сил ни на приличные слова, ни на брань. Просто подкосились ноги, а все мысли из головы вымело начисто.

– Ты спятил? – выговорила она чуть позже, выпив заботливо поднесенную стопку водки.

– Ты всерьез хотела выставляться с этой чушью?

– Глор, я тебя ненавижу… ты понимаешь, что сделал?

– Спас тебя от позора, – гордо ответил собеседник. – С тебя причитается.

– Идиот! Какой же ты идиот… я полгода ждала этой выставки! Я три месяца выгуливала по всем кафе организаторов! Я…

– Ты очень хотела вписаться в ряды столичных маляров-халтурщиков, да? – вкрадчиво поинтересовался Глор.

– Я хотела участвовать в выставке.

– С дрянью, нарисованной под модные тенденции?

– Ну… может быть.

– У тебя есть еще трое суток и куча картона. Рисуй. Свое. Как ты умеешь, а не как модно в этом сезоне. Иначе опять порву.

– Да кто ты такой?!

– Ты уже забыла, как меня зовут?

Через три часа перемазанная в краске Аларья со стенаниями бродила по квартире. Руки привычно выводили одинаковые линии – тускло светящихся рыб, переплетенные водоросли, крупные причудливые ракушки. Стиль «старая пристань», писк моды восемьсот девяносто седьмого года. Давенант сидел в кресле, перекинув ноги через поручень, и ядовито комментировал каждый набросок.

– Ну и где в этих каракулях ты? Где автор? Таких рыбок я могу рисовать квадратными километрами. Делов-то… сходи на одну выставку и малюй.

– Можешь, да? Хватит болтать, покажи, как ты можешь! – Аларья всучила ему в руки мелок и за шиворот потянула к мольберту. – Давай-давай, критик.

– Да нет проблем, – потянулся Глор.

Женщина ушла на кухню и вернулась через полчаса. Давенант уже закончил рисовать и сидел с трубкой в кресле. Аларья осторожно подошла к мольберту и ойкнула. У края прибоя сидела, обхватив руками колени, девочка лет двенадцати. У ног ее лежала выброшенная волной рыба. В глазах ребенка и рыбы застыла одна и та же немая мольба, казалось, что обеим равно не хватает воздуха. Длинные волосы девочки переходили в водоросли на песке. Всего два цвета – серый и зеленый, резкие штрихи, но рисунок заставлял смотреть на себя вновь и вновь.

– Откуда? Ты же не видел моих детских снимков…

– Я так тебя представил. Похоже?

– Да…

Аларья уселась на полу рядом с мольбертом, запустила руки в волосы. Рисунок ударил ее гораздо сильнее, чем можно было показать. Скупая простота линий, никаких кокетливых размывов и переходов цветов. Все так просто – море, девочка, рыба. Художественная правда. То, о чем так любили разглагольствовать критики и чего не удавалось добиться никому из модных живописцев.

– Как ты это делаешь?

– Я просто не вру.

– Почему ты никогда не рисуешь? Это же гениально…

– Глупости, – отмахнулся Глор. – Это просто честно. Лет двадцать назад я выставлялся, потом мне надоело.

– Научи меня так рисовать?

– Возьми карандаш и будь собой.

– Что это значит – «будь собой»?

Глор рассмеялся, потом резко оборвал смех и встал. Девушка подняла голову и вздрогнула. За все годы знакомства так – презрительно и зло – на нее еще не смотрели.

– Если ты до сих пор не знаешь, что такое быть собой, то что ты вообще здесь делаешь?

– Где? – опешила Аларья.

– В этом доме.

– Ты это всерьез?

– Вполне.

– Так мне уйти?

– А что такое «ты»?

– Я – это я.

– Тогда чего ты не знаешь? – привычная мимолетная улыбка, подмигивание.

– Я тебя ненавижу… – взвыла Аларья.

– Это я уже слышал. Работайте, девушка, работайте…

Аларья залепила ему вслед тряпкой, испачканной в краске, подумав, присовокупила к тряпке палитру и пару кистей. Уже из коридора Глор прокомментировал это очередным ехидством:

– Потрясающая экспрессия перформанса!

– Чтоб ты провалился!!!

– Не дождешься…

Пять мест в галерее заняли рисунки, сделанные Аларьей за одну ночь. Она была уверена, что организатор выставки выгонит ее в шею, поскольку работы противоречили концепции выставки, тенденциям моды и всем канонам современного авангардистского искусства. Тем не менее, она уже понимала, что сделанное ей лучше, сильнее и ярче, чем все остальное. «Только ради вашего покровителя», – закатил к потолку глаза хозяин галереи, но свои пять работ Аларья выставила.

На следующий день пресса разразилась истерикой. Две газеты превознесли труды «молодой перспективной художницы Новак» до небес, остальные разгромили в пух и прах. Журналисту, явившемуся брать интервью, Аларья ответила коротко:

– Я делаю то, что хочу. Вы можете смотреть на это, а можете отвернуться. Меня это не… волнует.

Три приглашения на организацию персональной выставки. Место в жюри двух конкурсов. Толстый ворох статей, из которых сочился яд. Предложение преподавать в студии. Анонимные бранные послания по электронной почте. Одобрительная улыбка Глора.

– Маленький хорошенький скандальчик никогда не помешает…

Как она все успевала? За год – две выставки. Аларья из вредности заломила за работы неслыханные цены, сообщив, что средства пойдут в благотворительный фонд движения «За мир без наркотиков», но из сорока пяти работ купили сорок три. Первое выступление перед Сеймом Вольны. Речь, написанная Аларьей самостоятельно и прочитанная без конспекта, наизусть.

Просматривая запись, Аларья не верила, что высокая женщина с убранными в гладкий пучок волосами, в элегантном черном платье, стройная, с прекрасным голосом, говорящая громко и четко – она сама. Прописные истины в ее устах звучали ярко и общедоступно. Страна не может себе позволить пренебрегать пропагандой здорового образа жизни среди молодежи. Дети – наше будущее, мы не имеем права оставлять их без защиты. Государство, пожалевшее средств на борьбу с наркоманией, обречено на вымирание.

Ничего, кроме удовольствия, речь не принесла. Бюджет не урезали, но и обещанных дотаций не дали. Неожиданно оказалось, что Верховный Государственный Совет всецело разделяет позицию одного из депутатов, звучавшую до отвращения глупо: наркотики – фактор естественного отбора, пусть глупцы травят себя, а умные занимают их место.

Движение «За мир без наркотиков» добивалось изменений в законодательстве, введения наказания не только за распространение и употребление наркотических веществ, но и за изготовление таковых. Действующий закон казался кромешным бредом: любой гражданин мог устроить на дому лабораторию и производить наркоту в любых количествах, а также угощать ей знакомых. Реши он торговать своей продукцией или пробовать ее самостоятельно, к нему приходил следователь с ордером на обыск. До того он был совершенно неподсуден.

– Это же абсурд! – стучала кулаками по столу Аларья. – Что значит, «распространением считается продажа за наличные средства»?! А по безналу уже можно, да? Бред, просто бред…

– Этот бред кому-то выгоден. Рано или поздно мы докопаемся, кому именно и насколько, – обещал Глор.

После второго выступления перед Сеймом Аларью пригласили в Синюю Башню, резиденцию правительства, расположенную в самом центре Надежды. Шестидесятиэтажная башня, отделанная синим зеркальным стеклом, возвышалась над городом, стоя на холме, и была видна из любой точки. Аларья получила пропуск и в компании охранника поднялась на тридцать второй этаж. Здесь располагалось Министерство печати и телевидения.

Неприметный полулысый человечек в темно-сером костюме встретил ее крайне приветливо, угостил отличным натуральным кофе, который всегда был в дефиците, ибо кофейные деревья прижились лишь на двух плантациях. Разговор начался мягко и деликатно, но через десять минут Аларья поняла, что готова убить сидящую напротив серенькую тварь.

– Я по образованию психолог, и в университете меня учили, что чужие проблемы стремятся решать люди, не знающие, что делать со своими. Может быть, у вас какие-то неприятности, панна Новак? Все мощности нашего министерства к вашим услугам…

В переливы его речи Аларья не могла вставить ни слова. Чиновник не умолкал ни на секунду, не делал пауз. Округлые оскорбительные конструкции цеплялись одна за другую, и Аларья очень быстро поняла, что ее просто втаптывают в грязь, причем делают это ласково и с показной заботой.

– Подумайте сами, панна Новак, ведь вы сумели справиться со своей наркозависимостью без каких-то дополнительных мер, только при той помощи, в которой государство не отказывает никому. Значит, вы относитесь к сильным, к элите нашей планеты. Другие, те, кто не в состоянии с собой совладать… подумайте, стоит ли тратить на них свои драгоценные силы? Вы прекрасный художник, я был на вашей выставке, не лучше ли посвятить себя искусству? Что вы, прирожденный человек искусства, не имеющий специального образования, сможете сделать для разрешения такой сложной социальной проблемы? Ничего, только даром сожжете себя в никому не нужном служении вымышленным идеалам…

– У вас дети есть? – перебила ласковое журчание ядовитого ручейка Аларья.

– Да, двое, и я понимаю, к чему вы клоните, так вот, мои сыновья достаточно хорошо воспитаны и никогда не будут травить себя. Они умные мальчики, не чета тем, с которыми вы когда-то сдружились, но ведь у вас хватило ума развязаться с дурной компанией, так не препятствуйте естественным общественным процессам, будьте мудрее, попробуйте посмотреть на все это со стороны, с научной точки зрения, хотя вам, без высшего образования, это и будет трудно, но все же постарайтесь…

Аларья опустила голову, уставилась на сложенные на коленях руки. Пальцы мелко вибрировали. В висках молоточками стучала кровь, под левую грудь словно загнали ледяную иглу.

– Я закурю? – спросила она и тут же поняла, что ошиблась.

Серый чиновник пододвинул к ней пепельницу, прикурил для нее длинную ароматную сигарету, но выдал себя, блеснув рядом мелких белых зубов при виде дрожащих рук женщины.

– Не стоит так волноваться, панна Новак. Мы все разумные люди, мы помогаем друг другу найти верный путь в жизни, посмотреть на проблему стратегически…

Тихое и на удивление бесстрастное бешенство захлестнуло Аларью. Ей не хотелось швырнуть в чиновника пепельницей, не приходило в голову повысить голос или сказать ему что-то грубое. Она сидела в уютном кресле, закинув ногу на ногу, и молча желала ему скорой смерти. Эта мысль занимала весь череп, колола мышцы легкими иголочками, прокатывалась теплом от желудка к бедрам.

Чиновник говорил и говорил, а женщина вдруг прикрыла глаза и закусила губы. Тошнота подступила к горлу, рот наполнился кислой слюной с привкусом кофе.

– Вам плохо, панна Новак?

– Да… мне нужно в туалет… простите!

Хозяин кабинета услужливо откатил стенную панель, за которой прятался крохотный санузел. Аларья с удовольствием избавилась от содержимого желудка, прополоскала рот горько-соленым зубным эликсиром, ополоснула лицо и вернулась. Провозилась она минут десять.

К ее удивлению, в кабинете было пусто. Аларья вышла в холл, где обнаружила бледно-зеленую секретаршу. В холле отчетливо воняло какой-то медициной.

– А где… э-эээ… – Аларья забыла имя чиновника, и ей пришлось оглянуться на дверь кабинета, где висела скромная табличка. – Где пан Радов?

– Ему стало плохо.

– Мне тоже. Наверное, слишком крепкий кофе, – пожала плечами Аларья.

– Вызвать вам врача?

– Нет, благодарю, – Аларья сняла с вешалки пальто, отмахнулась от секретарши, поспешившей помочь ей одеться, и вышла.

Даже неожиданный приступ тошноты не смог лишить ее хорошего настроения. Душа ликовала, словно она только что сделала нечто очень важное. По дороге домой Аларья напевала, хотя обычно стеснялась полного отсутствия музыкального слуха.

Вечером того же дня она подала документы на заочный факультет столичного университета.

8

Сигнал боевой тревоги ударил по ушам, заставил санто кайса Белла вскочить с койки. Секунду спустя он вспомнил, что согласно штатному расписанию два из трех заместителей командующего находятся в центре управления, а третий – в своей каюте, ожидая приказа заменить при необходимости кого-то из двух товарищей. По графику получалось, что лежать на койке на этот раз досталось Бранвену. Как положено, он открыл замок на двери, пристегнулся ремнями и уставился в невысокий потолок, выкрашенный в светло-серый цвет.

Дернуть в центр могли в любой момент, а потому засыпать было нельзя. Санто кайса Белл отличался крайне полезной для военного особенностью: стоило ему лечь, через минуту он уже крепко спал. Сейчас же эта привычка отчаянно мешала, глаза закрывались сами собой. Если вестовой явится и обнаружит Бранвена спящим, конечно, потребуется лишь пара секунд, чтобы проснуться – но все равно может выйти скандал.

Когда погас свет, Бранвен решил, что вопреки усилиям ухитрился задремать. Он встряхнул головой и ущипнул себя за бедро, но свет не зажегся; не было его и в коридоре. Из щели шириной в ладонь еще минуту назад бил яркий свет, но теперь и снаружи царила кромешная тьма.

– Опять?! – громко застонал он. – Ну не может же такого быть!

Если во время прошлого нападения вольнинцев санто кайса Белл не только не пострадал, но и получил повышение, то теперь все изменилось. Благородная традиция, по которой командующий базой и его заместители отправлялись либо в отставку, либо в мир иной, была для Бранвена костью в горле, каменной крошкой в глазах. Хочешь, не хочешь – а придется; но как же хочется жить…

Явись сейчас санто кайса Белл в центр управления, эту инициативу никто не поддержал бы. По штатному расписанию положено находиться в своей каюте? Изволь сидеть в своей каюте, или получишь взыскание, а если у комиссии будет дурное настроение, то слетишь с должности и откатишься назад в звании. Все это Бранвен прекрасно понимал, но нестерпимо тяжело было просто лежать и бездействовать.

Эллипсоид базы ощутимо тряхнуло. Бранвен обрадовался: значит, все-таки орудия успели выстрелить. К сожалению, толчок оказался первым и последним, а вот санто кайса не повезло. Он уже и забыл, что во время выстрелов нужно хорошенько вжимать шею и затылок в углубление на койке, а потому прикусил язык.

Во рту противно горчило, губы занемели. Лицо и уши кололи невидимые иголочки; это вдруг показалось единственно важным ощущением, неимоверно раздражающим, сводящим с ума. Бранвен растирал щеки тыльной стороной руки, но противное покалывание словно перекинулось с лица на пальцы. В ушах гудело. Бранвен попытался принюхаться, не несет ли из вентиляции чем-то странным, но обоняние отказалось служить.

Будь Бранвен чуть менее разъярен нападением и собственной вынужденной беспомощностью, он вспомнил бы волшебную и спасительную формулу «ConVENTID», которую перед практикой заставляли выучить любого курсанта. Признаки кислородного отравления, то, что должен знать каждый, надевающий скафандр или отправляющийся на орбитальную базу.

Сейчас же его волновала одна-единственная вещь: собственная жизнь, точнее – перспектива в одночасье лишиться всего.

Туман перед глазами сгустился. Через его пелену Бранвен четко увидел напротив незнакомого человека чуть постарше себя. Он огляделся. Оба парили в невесомости, в густом и липком тумане, собиравшемся в тугие завитки. Молодой мужчина, лет пятнадцать, серо-голубой мундир вольнинской армии. Что тот, напротив, не с Синрин, можно было догадаться и по коротким волосам. Пониже Бранвена, коренастый. Санто кайса Белл привычно сравнивал физические возможности, планируя хорошенько вломить паразиту, но обнаружил, что двигаться в тумане нереально.

Тела не было. Противник видел Бранвена, а он себя не видел и не чувствовал. Коренастый сделал рукой недвусмысленный жест «пошел отсюда!». Санто кайса разозлился еще сильнее и изобразил ответный неприличный жест. Парень напротив удивленно приподнял брови и с интересом уставился на Бранвена.

Где-то вдали ритмично бил гонг.

Теперь казалось, что они стоят на борцовском татами, уже близко друг к другу. За спиной у Бранвена была его база, за спиной у парня – вольнинский транспортник. Противник наступал, стремясь вышвырнуть Белла с ковра. Его окружал плотный поток воздуха. Соперников разделял еще добрый метр, а Бранвен уже чувствовал, что давление воздуха сбивает с ног.

– Убирайся вон, – рыкнул Бранвен. – Катись к себе!

Парень рассмеялся, слегка наклонил голову. Упрямое выражение лица, полные, небрежно выбритые щеки с темной щетиной, светлые глаза – словно зеркало или стекло, – и прозрачные, и отражающие весь окружающий мир. Опасный соперник, встреться они на поединке в спортивном зале. Такого упорного и уверенного в своей силе запросто не возьмешь.

– Сам уходи, новичок, – ответил мужчина напротив.

Бранвена не удивило, что он понимает язык Вольны. Ведь понимал же его темноволосый, и никакие переводчики поединщикам не были нужны.

Внутренний голос подсказывал Беллу, что все происходящее – галлюцинация. Люди не парят в тумане, не разговаривают без переводчика с офицерами противника, не ощущают себя щитом, прикрывающим огромную орбитальную базу от нападения. Что-то вроде сна или температурного бреда. Бранвен однажды в детстве болел ангиной и помнил, как ему мерещилась всякая небывальщина.

Бред? Сон? Великолепно! Во сне можно действовать, как в голову придет, здесь нет законов физики, сковывающих по рукам и ногам.

– Уходи, новичок, – повторил стриженый. – Ты сожжешь себя и умрешь, а я все равно пройду.

– Разбежался до сугроба, – с издевательской улыбкой ответил Бранвен. – Давай, иди…

Соперник двинулся вперед, пытаясь столкнуть Бранвена с места, но, приблизившись вплотную, по-глупому нарвался на прямой удар в челюсть. Он не упал и не отшатнулся, просто оказался на расстоянии пары метров и вскинул руки ладонями наружу, сцепив пальцы в замок. Порывом ветра Белла ударило по лицу, глаза защипало, словно в них попала горсть мелкого колючего снега. Он не зажмурился, хотя слезы потекли по щекам, только чуть наклонил голову.

– Упрямый. Тебе жить надоело? – спросил стриженый.

– Как раз наоборот, очень хочется. Ты не пройдешь!

Бранвену захотелось, чтобы между ним и противником выстроилась стена тумана. Клочья покорно подтянулись и начали подниматься вверх. Через пару ударов сердца – Бранвен понял, удары какого гонга ритмично разносятся над туманным полем, – стена уже выросла до груди, изогнулась дугой, прикрывая и Белла, и темную громаду базы за спиной.

Противник в замешательстве смотрел на строительные игры Бранвена, потом резко выдохнул сквозь зубы и бросил одно короткое слово. Стенка начала таять.

Гонг на мгновение сбился, туман окрасился багровым и алым.

– Пшел вон, – ответил Бранвен, вновь укрепляя стену.

Во второй раз все оказалось намного тяжелее, но отступать санто кайса Белл не собирался. Лучше уж сдохнуть здесь, в сумасшедшем сне, похожем на бред, но в бою с противником, чем вонзить себе под ключицу собственный кортик.

С рук стриженого сорвался ворох разноцветных искр. Они пронзали стену, но не гасли. Бранвен принял все их на грудь. Боли не было. Смена красок вокруг – оранжевое, алое, багровое, фиолетовое. Черное. Тьма…

Очнулся Бранвен в госпитале, и это его нисколько не удивило. Еще не открывая глаз, он вспомнил, как лежал на койке и растирал щеки, а в ушах шумело. Кислородное отравление, классика жанра. Попался, как последний новобранец, даже стыдно.

Все, что последовало за обмороком, Бранвен начисто забыл. Вот он лежит на койке, а вот тоже на койке, но уже в госпитальном отсеке. Мышцы ноют так, словно он в одиночку разгрузил целый борт снарядов. Последствия конвульсий, объяснил врач. Ну да, какое ж кислородное отравление без конвульсий? Обычное дело и знакомое ощущение, однажды Бранвен уже отравился в скафандре с плохо отлаженным механизмом подачи воздушной смеси.

Во время атаки противника произошла поломка в вентиляционной системе, и по трубам устремился почти чистый кислород. Датчики не сработали, как не сработало множество других якобы автономных систем. Двадцать шесть человек получили кислородные отравления, но обошлось без смертельных случаев.

– А что атака? Опять нас отымели?

Врач побледнел, покраснел и изобразил лицом нечто неописуемое, глубоко непонятное Бранвену, потом сел на табурет рядом с койкой и принялся делиться подробностями. Через полчаса после отключения всех систем, пока вольнинцы только начинали отделение десантного модуля, произошло чудо, а точнее, ЧУДО. Все заработало. Правда, две соседние базы так и не смогли начать бой, а вот «Нинтай» доблестно отстрелялась, уничтожив модуль и нанеся транспортнику повреждения. Достаточно серьезные, чтобы тот спешно отошел. Должно быть, загадочное оружие вольнинцев дало сбой.

Бранвен, выслушав все новости, радостно улыбнулся. Действительно, чудо. Удивительное, прекрасное, замечательное чудо из чудес. Конечно, это не открытие адекватного вольнинскому оружия и не создание системы противодействия, а случайность. Однако ж, эта случайность спасла санто кайса Беллу карьеру и жизнь.

Все, что произошло, было глубоко правильным. Бранвен не мог бы внятно объяснить, почему так чувствует, но достаточно было самого ощущения. Он выбрал верную цель, и теперь судьба будет способствовать движению к ней. Если бы акция вольнинцев удалась, то Бранвен потерпел бы поражение. Но судьба играет на его стороне, на стороне того, кто прав. Все случившееся – доказательство, знак, знамение. Тот, кто прав, обязан победить.

Как только Белла выписали из госпиталя, ему пришлось участвовать в работе комиссии. Все предшествующие атаке события, все действия персонала во время атаки и после нее тщательно анализировались. Искали отличия от привычного уклада. В компьютеры было заложено все – от рациона солдат до колебаний активности солнечного излучения.

После долгих словопрений комиссия пришла к тому же выводу, что санто кайса Белл сделал еще в госпитале: сбой произошел у нападающих. Отказало их оружие. Рассчитывать на подобное везение в дальнейшем никаких оснований нет.