Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: 12–15 07/905 Вольны, 34–37 14/503 Синрин

пролог

К 2030 году теория топологических пространств получила весьма неожиданное практическое подтверждение. В Солнечной системе был обнаружен ряд объектов, классифицированных учеными, как топологические дефекты пространства, в просторечии «проколы». Параллельно с этим был совершен ряд открытий в области альтернативной энергетики и созданы первые установки, позволявшие использовать «проколы» первоначально в исследовательских, а через несколько лет и в практических целях.

Установки-»кольца» оказались сравнительно дешевы. Используя энергию солнечной плазмы, они позволяли получить достаточную мощность для обеспечения переноса материального объекта через «прокол». Каждая такая установка напоминала гигантский цветок с лепестками из тончайшего серебристого металлопластика. Крепились эти лепестки-энергоуловители к ободу диаметром в несколько километров, расположенному вокруг «прокола».

Вокруг каждого объекта расцвели серебристые «цветы». Через них проходили транспортные корабли, несущие на борту материалы для создания симметричного «соцветия» в зоне выхода. Тем самым обеспечивались надежные бесперебойные коммуникации с отдаленными участками Галактики. Установки связи позволяли обмениваться сообщениями мгновенно и без значительных энергозатрат.

Открытие радикально изменило представления землян о расстояниях. Оказалось, что отныне расстояния измеряются не световыми годами, а временем, необходимым исследовательскому кораблю, чтобы, выйдя из зоны «прокола», достичь ближайшей планетной системы. Близкое – например, Проксима Центавра или звезда Барнарда – стало далеким. Далекое – невидимая с Земли желтая звезда HD 209458 в созвездии Пегаса – близким.

Даже развивающиеся государства смогли позволить себе пользоваться услугами установок-»колец» и снаряжать исследовательские и колонизационные экспедиции, но все же большую их часть организовывали развитые страны. Они финансировали строительство кораблей и выделяли до 3/5 мощностей и мест для колонистов из развивающихся стран.

Казалось, что Земле больше не грозит перенаселение, а самым бедным ее обитателям – голод. Словно по мановению доброй и щедрой руки большинство «проколов» вело к звездам класса G, обладающим планетными системами, пригодными для заселения. Колонистам не угрожали серьезные опасности. В любой момент они могли покинуть оказавшуюся негостеприимной планету и вернуться обратно. Системы мгновенной связи обеспечивали полную информационную поддержку.

Пресса трубила о наступлении Золотого века человечества. Доступный космос был не только богатым и уютным, но и мирным. Ни на одной планете не были обнаружены следы иного разума. К тому же оказалось, что подавляющее большинство планет обладает неагрессивной, безопасной или почти безопасной для человека флорой и фауной. Все эти миры казались намного гостеприимнее Земли, и человечество устремилось к звездам.

Трем кораблям, несшим на своем борту переселенцев из пятнадцати стран, предстояла вполне рядовая задача: пройти через недавно построенную установку-»кольцо» и в течение двух лет достичь очередной планетной системы желтого карлика. Более близкая к светилу планета, обладавшая мягким климатом, была назначена под заселение, вторая рассматривалась в качестве источника полезных ископаемых, потребность в котором возникнет еще не скоро. К тому времени ученые надеялись добиться минимизации затрат на транспортировку добытого.

Без каких-либо сбоев и отклонений от графика три корабля один за другим прошли через основание «цветка» и покинули пределы Солнечной системы. В течение года все они успешно поддерживали связь с родной планетой. Затем без всякого видимого повода связь с ними прервалась, а установка-»кольцо» была уничтожена мощным взрывом.

После опроса выживших сотрудников и тщательной экспертизы обломков комиссия пришла к выводу, что станция была уничтожена при помощи мощного энергетического импульса, прошедшего извне в направлении Солнечной системы. Более того, прекратил свое существование и сам «прокол».

Шестьдесят тысяч переселенцев оказались безвозвратно отрезаны от материнского мира. Их оплакали и забыли.

12/07

Утро

Арья Кантор уныло месила ложкой кашу. Овсянка с консервированными сливками. Завтрак дипломата, надо понимать. Сестрица напротив флегматично намазывала джем на тонкий ломтик обжаренного хлеба. Гренки с джемом, овсянка со сливками, сок, кофе. Арья скривилась и отодвинула от себя тарелку. Каждая сторона отдельно снабжала своих представителей продуктами; женщина не представляла, чем завтракают уважаемые сотрудники синринской делегации, но сомневалась, что такой же дрянью.

– Ты когда-нибудь в переговорах участвовала? – не глядя на сестру, спросила Арья.

– Дважды. Только не в зале, а «консультантом на наушнике».

– Это как?

– В зале сидят руководители, советники, секретари, а в помещении синхронистов – переводчики и консультанты. На гарнитуру идет перевод и подсказки.

– У нас будут такие консультанты?

Аларья отрицательно качнула головой и вновь переключилась на гренку. В столовой отчетливо веяло прохладой. За пять лет работы в правительстве одной державы они встречались лицом к лицу десяток раз, но ни разу не разговаривали без официоза. Арью не тянуло сближаться с сестрицей. Образ избалованной родительской любимицы с годами так и не померк.

– Хочешь посмотреть на синринцев почти живьем? – предложила вдруг Аларья.

– Хочу, конечно. А как?

– Да мне тут служба безопасности нарезку с камер сделала…

Женщина взяла с соседнего столика пульт дистанционного управления, включила настенный проектор. Мутноватое «энергосберегающее» изображение мигнуло, пошло радужными пятнами и стало четким – режим полной мощности. За похожим металлическим столом сидел черноволосый мужчина лет двадцати пяти. Аларья уменьшила масштаб, и теперь лицо отображалось во всю стену.

Гладкая смуглая кожа, слегка раскосые большие глаза, мягкий овал лица. Правильные черты, застывшие, словно маска из полированного камня. Челюсть двигалась, но лицо казалось неподвижным. Синринец опустил глаза. Густые темные ресницы отбросили тени на скулы. Между ровных широких бровей блеснул золотой треугольник.

– Какая куколка, – усмехнулась Арья. – Что за мальчик такой миленький?

– Фархад Наби, доктор психологии, итто кайи ССС, то есть, капитан. Наш ровесник, между прочим. Так что отнюдь не мальчик, да и насчет миленького я бы не обольщалась. Психолог с дипломом их Всепланетной коллегии, потомственный аристократ. Готова спорить – не то, чем кажется…

Арья не стала спорить, только пожала плечами. Смуглый мальчик-конфетка ей не понравился с первого взгляда. Она полюбовалась тем, как красавчик управляется с палочками для еды. Точеные ладони – округлые, по-женски пухлые, с холеными отполированными ногтями. Изящные скупые движения. Слишком похож на преуспевающую актрису, решила Арья. Наверняка манерная хитрая дрянь с замашками избалованной бабы.

Изображение сменилось. Теперь на экране появилось нечто, на первый взгляд куда более осмысленное. Камера взяла картинку из каюты, а потому сестры пронаблюдали своеобразный антистриптиз. Высокий широкоплечий парень одевался, стоя перед зеркалом. Белая форменная водолазка туго обтянула грудь и бицепсы.

– Что-то он крепковат для синринца… – удивилась Арья. Выросшие на планете с чуть меньшей, чем на Вольне, силой тяжести, синринцы всегда казались ей более слабыми, что ли… Хрупкими, пожалуй. Куколка Фархад был как раз из таких.

– Орбитальщик, – пояснила Аларья. – Их там заставляют качаться. Хорош, правда? Кайсе Бранвен Белл, глава делегации. Тоже наш ровесник. Вояка с детских лет.

– Э, получается, он сейчас в чине контр-адмирала или генералмайора? Не рановато ли?

– Надеюсь, ты сможешь ответить ему на аналогичный вопрос, – улыбнулась стервозная сестричка.

Арья прикусила губу и принялась разглядывать коллегу, равного по званию и положению. Он тоже казался много моложе своих лет. Больше двадцати пяти Арья ему не дала бы. Хорошо сложен от природы, да и годы постоянных упражнений сказываются. Тяжеловатое мужественное лицо с правильными чертами. Широкая щетка монотонно скользила по копне удивительно светлых, лишь на тон темнее белого парадного кителя, волос.

– Всю жизнь мечтала так обрасти… – сказала Аларья. – Ну вот зачем мужику такое ежеутреннее наказание?

– Ты меня спрашиваешь? Тебе вроде как должно быть виднее.

– Сама традиция и ее истоки – вовсе не одно и то же. У них через прически выражается очень многое. Военный обязан заплетать волосы в косу, причем одним конкретным образом: от основания шеи, без дополнительных фокусов. Жрецы и храмовые служащие заплетают волосы в «корону». Гражданские могут ходить как угодно, но если у мужчины обрезаны волосы выше плеч, это или преступник, или…

– Или? – заинтересовалась Арья, до того слушавшая вполуха.

– Скажем вежливо: официально признанный таковым гомосексуалист.

– А что, у них с этим какие-то проблемы?

Аларья повернула голову от экрана и смерила сестру презрительным взглядом. Женщина вновь прикусила нижнюю губу, едва удерживаясь от грубости. В ее обязанности не входило знать подобные вещи, а если Аларья считает, что все должны обладать ее уровнем эрудиции, то почему бы ей не катиться обратно на Вольну? Без ее услуг вполне можно обойтись.

– Да, пани Кантор, у них с этим большие проблемы.

Проблемы сексуальных меньшинств Синрин Арью не слишком-то волновали – гораздо больше ее разозлило высокомерное поведение подчиненной. Именно так – подчиненной, а не сестры. Ничего родственного в заносчивой женщине, сидевшей напротив, Арья Кантор не видела. Только ледяной холод презрения, полное нежелание сотрудничать. Первая проблема выявилась во всей красе.

Далее ожидались только новые проблемы, и ни одного надежного человека, на которого можно опереться. План был прост: день на подписание протокола намерений, два дня на подписание собственно договора, банкет, отлет. Просто, как программа любой научной конференции.

Беда состояла в том, что Арья не представляла, с чего начинать.

Бранвен знал, что камеры наблюдения понатыканы по всей базе – от коридоров до сортиров и душевых. Официально каждая сторона имела право наблюдать только за своими представителями. На практике все выглядело иначе. Службы безопасности сотрудничали столь плотно, что, по факту, представляли из себя единую службу безопасности базы, ставившую свои интересы выше приказов командования. Втихаря, конечно – но зато с неискоренимым настойчивым упрямством.

Ничего удивительного в этом не было. Пара лет службы на крошечном чечевичном зернышке «нейтральной» базы заставит сдружиться кого угодно. По пять человек с каждой стороны, одни и те же лица, долгие скучные периоды бездействия между переговорами… Бранвена это всецело устраивало: во-первых, в любой момент он мог получить запись или расшифровку разговоров с «той» стороны; разумеется, далеко не всякую – то, что обсуждалось в одной из комнат «вольнинской» половины, не было доступно никому, а именно ее использовали для действительно секретных разговоров.

Во-вторых, служба безопасности, будучи поставлена перед фактом, что любой несчастный случай на территории, – неважно, на чьей половине, неважно, в стыковочном ли шлюзе или душевой, – отправит под трибунал всю десятку офицеров и мичманов, равно охраняла и своих, и чужих. Такая договоренность между сторонами существовала уже лет пятьдесят и заставляла безопасников обеих планет ловить не только мышей, но даже самых безобидных мушек.

У Бранвена была масса возможностей наблюдать за вольнинскими дипломатками, но он предпочел составить впечатление при личной встрече. При этом он был почти уверен, что вольнинки уже рассмотрели его в фас и профиль; оставалось надеяться, что в какой-нибудь не слишком дурацкой ситуации. Ощущение проницаемых для чужого взгляда – в любой момент, без предупреждения – стен было знакомым. В кадетской школе и в Академии КФ было все то же самое. Камеры наблюдения везде, и твоя вина и беда, если тебя застигли за чем-то непристойным.

Старое доброе чувство подконтрольности. Совершенно не страшное, если быть уверенным в себе, если не совершать глупостей – например, не чесать яйца, даже лежа на собственной койке. Каждую минуту – как под взглядом вышестоящего; достаточно помнить это, и все будет прекрасно.

Фархад проснулся раньше и уже завтракал в столовой синринской половины базы. Крохотная комнатка могла вместить не более пяти человек, сидевших локоть к локтю. Персонал питался в несколько смен. Бранвен вспомнил, сколько их здесь всего. Пятеро в службе безопасности, врач, два повара, инженер, стюард, переводчик-синхронист, секретарь. Итого двенадцать.

Каждый владеет тремя-четырьмя дополнительными специальностями. Тройка мичманов – связист, медбрат и видеооператор. Повара выполняют все обслуживающие работы и в достаточной степени знакомы с ремонтными процедурами. Секретарь по совместительству является программистом и обслуживает базы данных… хорошая команда грамотных специалистов, кивнул своим размышлениям Бранвен.

– Теплого утра, Фархад!

Напарник как-то смутно улыбнулся, выловил из бульона и отправил в рот шарик фарша, потом кивнул. Бранвен без удовольствия заметил, что консультант одет не в форму, волосы распущены – словно у себя дома. Свободная белая рубаха с отложным воротом, сколотым у горла; широкие рукава без манжет при каждом движении развеваются в воздухе. Начинать общение с замечаний не хотелось, к тому же кайсё Белл предполагал, что Фархад знает, что и зачем делает.

– По плану сегодня подписание протокола намерений.

– Я в курсе, – едва заметно качнул головой Фархад. – Сегодняшний день определит все остальное.

– Ты так думаешь?

– Да, я так думаю.

Бранвен подозвал стюарда, заказал завтрак и уставился на Фархада. Он помнил доктора Наби, итто кайи Наби, с тех времен, когда еще никто не звал того ни доктором, ни итто кайи. Фархад всегда был тонким и слишком тихим мальчиком, из тех, что сверстники считают за маменькиных сынков. Чуть позже Бранвен понял, что нежная кожа обтягивает весьма крепкие кости, а большие выразительные глаза могут смотреть оценивающе и тяжело. Но статуэтка из полированного льда, пившая из металлической чашки бульон, не походила ни на хрупкого подростка, ни на расчетливого политика.

Голова у него болит после перегрузок, решил Белл. Других причин он представить себе не мог. Сам он после почти суточного перелета чувствовал себя паршиво, а уж «тысячнику», всю жизнь не покидавшему верхних уровней планеты, должно быть, пришлось совсем тяжко.

– Как тебя вообще занесло в армию? – решил разговорить напарника Бранвен.

– Мне больше некуда было идти, – бесстрастно ответил Фархад.

Кайсё Белл вдавил ладонь в столешницу. Ответ на вполне невинный вопрос, обычный для офицерской столовой, оказался не слишком уместным для нее же. Бранвен никогда не отличался излишней чувствительностью, но короткая реплика Наби царапнула его где-то подозрительно близко от сердца.

– А почему не в штаб? Зачем болтаться в итто кайи?

– Я не стремлюсь делать карьеру. Меня интересует практическая работа.

– Ну, тебя все равно выдернули сюда…

– Да. Ты играешь в шахматы, Бранвен?

– Играл когда-то, а что?

– Я – пешка, ты – офицер. Это ценные фигуры на доске?

– Вот как… – Белл озадаченно посмотрел на напарника, но тот приложил палец к губам, а потом показал на потолок.

Кайсё Белл отрезал очередной кусок от увесистого шницеля, засунул в рот и принялся методично пережевывать. Ничего другого на ум не приходило. Фархад сумел его озадачить и огорчить – как нарочно, за двадцать минут до начала переговоров. Пожалуй, он был прав. У Бранвена нет высокопоставленных родственников, которые поручатся за него и защитят в случае провала. Семья Наби ныне представлена одним Фархадом. Пара переговорщиков подобрана так, что волей-неволей начинаешь думать о худшем.

Размышления не отбили аппетита, но вкусное, хорошо прожаренное мясо теперь казалось пресным и жестким. Бранвен отодвинул тарелку и махнул рукой стюарду, чтобы тот начинал убирать со стола.

День

Переговорная была самой просторной комнатой на базе; с натяжкой ее можно было назвать залой. За овальным столом друг напротив друга сидели основные действующие лица. По краям – два секретаря. В углах скучали двое офицеров службы безопасности, по одному от каждой стороны. Переводчики и временно исполнявшие обязанности видеооператоров безопасники находились в двух небольших комнатках, примыкавших к переговорной.

Арья Кантор и Бранвен Белл с одинаково нейтральными выражениями лиц смотрели на двуязычный заголовок документа. Перед каждым лежало по копии, написано на обоих листах было одно и то же, но легче от этого никому не делалось. Текст документа за ночь подготовили секретари, сделав из двух – один, в который собрали пожелания, требования и условия обеих сторон.

Назывался продукт внушительно: «Меморандум о взаимопонимании между Правительством Народной Республики Вольна и Правительством Синрин о сотрудничестве в подписании договора о прекращении боевых действий и других документов». К сожалению, о взаимопонимании между представителями сторон речи не шло.

– Кайсё Белл, вы не видите ли в формулировке «прекращение боевых действий и других документов» сразу несколько ошибок? Как минимум, грамматических? Возможно, ваш вариант составлен более точно…

– Нет, ошибок я не вижу, нисколько.

Белл говорил на вольнинском свободно, хотя и с отчетливым акцентом. Он порой забавно строил фразы, но понимал и официальную лексику, и шутки – в этом Арья уже успела убедиться. Темноволосый синринец, кажется, владел языком гораздо хуже. Он то и дело смотрел вдаль или в стол, прижимая наушник пальцем к виску. Тем не менее кайсё Белл выбрал в качестве языка переговоров вольнинский, и Арья не стала с ним спорить.

Аларья протянула руку, взяла лист и внимательно, по слогам, прочла написанное, потом с недоброй улыбкой повернулась к вольнинскому секретарю.

– Это ваш полет мысли? – постучала она ногтем по листу пластика. – Во втором заголовке ошибок нет…

– Возможно, вы сочтете более уместной формулировку «в подписании ряда документов, в том числе договора о прекращении боевых действий»? – ответил секретарь делегации Вольны.

– Тогда мы будем вынуждены симметрично изменить и наш заголовок, – проснулся синринский секретарь.

– Нет, не сочту, поскольку утрачивается весь изначальный смысл. Мы же считаем прекращение боевых действий основной задачей, хотя и должны подписать еще штук пятнадцать документов о сотрудничестве… Будьте добры, подготовьте адекватную формулировку, – приказала Аларья обоим секретарям.

Арья вздохнула, подняла глаза и встретилась взглядом с белобрысым кайсё. Радужка у него была светлая, неверного переменчивого оттенка талой воды, в которой отражается то небо, то тучи. Между широкими прямыми бровями залегла глубокая страдальческая складка. Через полчаса после начала переговоров Арье было уже отчаянно жаль и себя, и кайсё. Оба не годились для решения той задачи, которую перед ними поставили. Оба обязаны были вернуться с результатом.

Смуглый консультант ее откровенно нервировал. Он то близоруко щурился, разглядывая обеих женщин, хотя Арья не сомневалась, что у него отличное зрение, то стучал пальцами по краю стола, заставляя отвлекаться. Когда Арья начинала говорить, он протягивал руку к графину и наливал воды в стакан, но не пил, а медленно двигал стакан к себе. Не шумел, но здорово сбивал. Арья прерывалась, дожидаясь, пока консультант закончит развлекаться, и забывала, что хотела сказать.

Кайсё Белл не обращал внимания на подобные мелочи, а потому, когда Арья замолкала на середине фразы, смотрел на нее с терпеливым вниманием, явно не понимая, почему женщина запинается, не договорив. Во взгляде было что-то унизительно-вежливое, словно белобрысый ничего другого от бабы и не ждал. С каждой минутой Арья чувствовала себя все менее и менее уверенно.

Секретари, обмениваясь формулировками по беспроводной связи, наконец выдали новый вариант.

– Меморандум о взаимопонимании между Правительством Народной Республики Вольна и Правительством Синрин в сотрудничестве при подписании договора о прекращении боевых действий, а также ряда других документов, направленных на взаимовыгодное сотрудничество.

– Сотрудничество и сотрудничество, – хмыкнула Арья.

– Этот момент имеет принципиальное значение? – впервые подал голос консультант Наби. Вопрос был задан на очень чистом языке с безупречно верными интонациями; у синринцев редко так получалось.

– Нет… – автоматически ответила женщина.

– Тогда мы можем перейти к первому пункту, – кивнул консультант.

Арья стиснула пальцы в кулак. Невинный маневр ее взбесил. Ничего не случилось, он задал простой вопрос и получил ответ, дело сдвинулось с мертвой точки, но глава вольнинской делегации вдруг почувствовала, что равновесие сил в комнате переговоров сместилось не в ее пользу. Она отвечала на вопрос о принципиальном значении, но получилось, что согласилась со всей корявой формулировкой.

Женщина покосилась на консультанта. Его взгляд был прикован к кулаку Арьи, и чудилось в этом нечто намеренное и демонстративное. Он подчеркивал, что видит, до какой степени Арья нервничает. Волнение – признак некомпетентности, и ей на это аккуратно указали.

Перед переходом к тексту меморандума возникла небольшая пауза. Аларья воспользовалась ей, чтобы впервые за полчаса налить себе воды. Мелкие порции безвкусной ледяной влаги скатывались в глотку, но не увлажняли ее. Женщина вытащила из кармана фруктовый леденец, облегчавший боль и сухость в горле, сунула его под язык. Ей предстояло зачитывать вслух каждый пункт преамбулы.

– Правительство Народной Республики Вольна и Правительство Синрин, именуемые в дальнейшем Сторонами, признавая, что прекращение боевых действий и развитие мирного взаимовыгодного сотрудничества будет содействовать благосостоянию и безопасности народов обоих государств…

– Тут вопросы есть? – спросила Аларья. – Нет? Прекрасно, продолжаем.

– Сознавая бесперспективность, которой обладает для обоих государств дальнейшая эскалация вооруженного противостояния и важность установления добрососедских отношений…

Аларья Новак осеклась, осознав, что именно читает, и как это воспримет любой слушатель. Вольнинский секретарь старательно смотрел на экран настольного компьютера и барабанил по беззвучной клавиатуре. Демонстративно, слишком демонстративно.

Консультанту Новак хотелось убить халтурщика его собственным компьютером.

– Мы безмерно рады, что делегация Вольны столь ясно и недвусмысленно обозначила свой взгляд на добрососедские отношения, – с непроницаемым лицом кивнул Фархад. Уголки губ тронула невесомая улыбка.

– Ваш секретарь в составлении этого документа тоже участвовал, вы не поверите, – огрызнулась Аларья. – Формулировку мы, конечно, изменим. Приношу свои извинения.

– Принимая во внимание возможность возникновения чрезвычайных ситуаций, которые не могут быть ликвидированы силами и средствами одной из Сторон…

Тут молча кивнули все, даже читавшая поочередно на обоих языках Аларья. В формулировке не нашлось ни досадных глупостей, ни каких-либо двусмысленностей, а о чрезвычайной ситуации уже знал каждый из находившихся в комнате.

– Учитывая, что обе Стороны признают превалирование общих интересов человеческой расы над возможными культурными, политическими и религиозными разногласиями, и сотрудничество на благо обеих Сторон представляет для них взаимный интерес…

– Что-то чем дальше, тем непонятнее. Нельзя ли это расшифровать? Что за интересы расы? – спросил кайсё Белл.

– Предполагается, – устало вздохнула Аларья, – что для правительств обеих планет несколько важнее то, что мы принадлежим к одному виду, чем к разным обществам.

– А вы в этом уверены?

Аларья и Арья уставились на белобрысого синринца, как на привидение. Аларья заправила за ухо выбившуюся из прически прядь волос и растерла переносицу. Арья оттарабанила пальцами по столешнице короткую дробь и склонила голову к плечу.

– Что вы имеете в виду, кайсё Белл? – наконец спросила Аларья.

– Кайсе Белл шутит, – проронил Фархад. – Продолжайте, пожалуйста.

– Учитывая важную роль сотрудничества в области оказания взаимной военной и прочей помощи, согласились о нижеследующем…

– Не годится, – сказал Бранвен. – В нашей версии совершенно иная формулировка, и она принципиальна.

Аларья в очередной раз с ненавистью уставилась на секретаря вольнинской делегации.

– Зачитайте, пожалуйста, – попросила Арья.

– Учитывая важную роль сотрудничества в области ликвидации чрезвычайных ситуаций, оказания взаимной военно-технической, экономической, правовой помощи, обмена научно-технической документацией, информацией и специалистами, развития взаимовыгодных торгово-производственных отношений, согласились о нижеследующем…

– Это очень сильно расходится с нашим документом, – вякнул секретарь. – Мы не взяли на себя смелость…

– Зато вы взяли на себя смелость проигнорировать нашу формулировку, – кивнул Наби.

Тихий ровный голос звучал как-то… Аларья не смогла сразу подобрать нужное слово. Потребовалось вспомнить старые книги, которые она читала на досуге. Несообразно. Тон не соответствовал смыслу слов, и дело было вовсе не в том, что синринец неверно интонировал фразы. Женщина не могла понять, прячет ли он за невыразительностью голоса предельный гнев, который вот-вот прорвется бурным потоком, или, напротив, отчаянно скучает и неумело делает вид, что недоволен.

Казалось, что по диагонали напротив Аларьи сидит бомба с закрашенным табло часового механизма, и неясно, взорвется ли она через минуту, через год или вовсе отключена.

– Мы приносим извинения за небрежность, допущенную нашим сотрудником, – в коротком кивке склонила голову Аларья.

– Небрежность?

– Это именно небрежность, итто кайи Наби. Она будет наказана, – «причем немедленно и со всей доступной мне жестокостью», подумала Аларья.

– Простите, я не понял, кто именно будет наказан. Небрежность или ее проявивший? Возможно, я плохо владею языком…

– Вы прекрасно владеете языком, итто кайи Наби, – с вежливой ненавистью ответила Аларья. – Прошу меня простить за неточность. Скажите, кайсё Белл, настаиваете ли вы на столь подробной расшифровке того, что в предварительном тексте обозначено как «и прочей помощи»?

Выговорив до конца витиеватую фразу, Аларья прикусила кончик языка. Классическая, просто детская ошибка. Проклятый черноволосый все-таки сумел вывести ее из равновесия. Ответ кайсё был вполне предсказуем:

– Да, мы настаиваем.

Теперь настала очередь Арьи. Консультант Новак не имела полного представления о том, где пролегают границы возможного. Все зависело от главы делегации – только она знала, можно ли согласиться с формулировкой, на которой настаивали синринцы. В конце концов, в нынешний текст меморандума все не упиралось. Верховный жрец и президент должны были прочитать и одобрить документ, только после этого он вступал в силу. Если Кантору или правителю Синрин что-то не понравится, все начнется сначала.

Арья медлила, отгородившись от белобрысого поднятым экраном настольного компьютера. Заглянуть в него консультант Новак не могла: защитная пленка позволяла видеть текст только тому, кто сидел прямо перед экраном. Аларья наблюдала, как пани Кантор вновь и вновь перечитывает один и тот же абзац текста. Губы едва заметно шевелились.

– Хорошо, мы принимаем этот текст, – сказала наконец Арья. – Секретарь, внесите правку.

– Благодарю за понимание, – кивнул кайсё Белл.

– Я хотела бы высказать просьбу от лица нашей делегации, – сказала Аларья. – По графику обед через полчаса, однако мы просим устроить технический перерыв. Будут ли возражения?

– Нет, – немедленно ответил Белл. Темноволосый молча кивнул.

– Благодарю за понимание, – поднялась со стула Аларья. – Встретимся через полчаса на обеде, господа.

Арья не поняла, для чего потребовался незапланированный перерыв, и разозлилась, что Аларья не удосужилась поинтересоваться ее мнением. Протестовать после того, как синринцы любезно согласились на изменение в графике работы, было поздно. Синринцы вышли первыми, Аларья поманила к себе секретаря. Только после этого пани Кантор поднялась со стула и вышла в коридор. Сестрица уже взяла секретаря за запястье и поволокла в комнату для секретных переговоров.

Несчастный халтурщик шел, словно на казнь. Арье не было его жаль, только кипел в груди мстительный интерес – что же с ним сотворит Аларья? За такое количество ошибок, похожих на откровенные подставы, придурка хотелось убить, но Арья всерьез подозревала, что ей останутся только клочки.

Втолкнув жертву в тесную комнатку с двумя стульями, Аларья пропустила внутрь сестру и захлопнула дверь. Арья присела на краешек стула и стала молча следить за сеансом воспитания секретаря. Свернутый в трубку лист с меморандумом ритмично шлепал по плечу полного мужика лет пятидесяти, чей стянутый ремнем живот здорово напоминал подушку, перевязанную веревочкой. На одутловатом лице секретаря пятнами проступал багровый румянец.

– Вы что, пили всю ночь? Что вы написали? – шлеп, шлеп. – Каким образом вам удалось породить эту безграмотную чушь? Вы вообще перечитывали то, что накропали?

– Да, мы читали вместе с Дзиро…

– Кто такой Дзиро? Секретарь Синрин? Вы бы с ним побольше читали, он и рад всех нас подставить! – шлеп, шлеп. – Вы на каком свете находитесь? Еще на этом? Вы не в курсе, что мы воюем с Синрин, воюем, во-ю-ем!..

– Простите, панна Новак… я не знаю, как это вышло. Я перечитывал!

– Он перечитывал. Перечитывал он, извольте видеть, – Аларья, продолжая шлепать секретаря листком, повернулась к Арье, улыбнулась ей, потом вернулась к жертве. – Вы пойдете под суд, дорогой мой. А сейчас у вас есть, – Аларья посмотрела на коммуникатор на запястье, – двадцать пять минут и все время обеда, чтобы вылизать оставшуюся часть документа. Идите к своему Дзиро и умоляйте его вместо обеда разгрести на пару с вами ошибки!

– Б-благод-дарю… – выдавил секретарь.

– Пошел вон! – рявкнула Аларья.

Когда за секретарем закрылась дверь, Аларья поднесла руки к вискам и так замерла. Арья смотрела на нее пару минут, не зная, что сделать и надо ли вообще как-то реагировать. Вскоре Аларья шевельнулась, распустила убранные в тугой пучок волосы, с силой провела кончиками пальцев от висков к затылку.

– Ненавижу орать, – призналась она, – судя по позе, ближайшей стенке. – Каждый раз как в дерьме топиться…

– У тебя хорошо получается, – пожала плечами Арья. – Внушительно так. По-моему, то, что надо.