Текст книги "Цена Рассвета"

Автор книги: Татьяна Апраксина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

5

«…признать впервые ограниченно годной к летной работе». Дата. Подпись председателя госпитальной врачебно-летной комиссии.

Надпоручик Арья Новак помнила заключение наизусть, но все же открыла папку с медицинскими документами, вывела на монитор текст, покрутила масштабирование и уставилась на экран. За те две недели, что прошли с возвращения с комиссии, в заключении ничего не изменилось. С должности старшего штурмана эскадрильи – добро пожаловать в штаб, на «почетную» должность старшего делопроизводителя. Просилась в адъютанты эскадрильи, так куда там, начальник штаба покрутил пальцем у виска и рявкнул: «Совсем девка обалдела, лечись давай!».

Реактивная депрессия, умеренно выраженные длительные проявления.

Почти до самой выписки из госпиталя Арья была уверена, что просто сваляла дурака, на ежегодном медосмотре пожаловавшись невропатологу на бессонницу и головные боли. Дальше ниточка потянулась, и размотался весь клубочек: постоянное ощущение усталости, боли в области сердца и в спине, головокружения, раздражительность, чередующаяся с вялостью. Страх темноты. Надпоручику Новак еще казалось, что все эти неприятные мелочи никак не связаны друг с другом, а невропатолог уже выписывал направление на обследование в госпиталь округа.

Три недели обследования и безуспешного лечения, заключение ВЛК, длинный список предписаний для полковой медицинской службы и пять препаратов, которые следовало принимать трижды в сутки по графику. Ограниченная годность с перспективой повторного прохождения комиссии через полгода амбулаторного лечения. Перед выпиской, когда ее уже никто не ограничивал в перемещениях, Арья выбралась погулять по городу и зашла в информаторий.

Одна из статей была написана вполне популярным языком. Фраза из нее накрепко врезалась женщине в память. «Затяжные реактивные депрессии обычно наблюдаются в не разрешающихся психогенных ситуациях…». Часами глядя в распечатку, прихваченную из информатория, Арья начинала что-то понимать. Медленно, очень медленно, но неумолимо.

Не разрешающаяся, а еще точнее – неразрешимая ситуация имела место быть; как говорится, имела во всех доступных позах. В переносном и прямом смысле: причина всех несчастий, корень горестей и бед, бедностью эротических фантазий не отличался.

Что бы ни понаписали там доктора, под чем ни поставили бы печать, Арья точно знала, как называется ее истинный диагноз: острая любовная недостаточность. Что-то сродни сердечной недостаточности, когда не хватает сил у сердца, и каждый шаг, каждый вдох дается через боль. Ей же не хватало любви. Что там не хватало – ее попросту не было. Ни в одном слове, ни в одном прикосновении. Банальное «мне с тобой хорошо», дружеский треп до утра, схватка двух тел, где одна хотела надышаться, набрать тепла до следующей встречи, а другой…

Кто же его поймет, чего он хотел.

И не было, не было, не было главного – любви. Это без нее кровь отказывалась переносить кислород по артериям, отекали к утру суставы и сжимались в жестоком спазме мышцы. Без нее казалось, что в темноте за спиной кто-то передвигается, перетекая из тени в тень, и никакое успокоительное не помогало, да и не могло помочь. Арья знала, что может ее вылечить. Только этого никто ей давать не собирался.

Встречи раз в три месяца – одна ночь, хорошо, если две. Неделя проведенного вместе отпуска – раз в год. И все. Семь лет только так и никак иначе. Почетная должность постоянной любовницы генералплуковника Анджея Кантора, по совместительству штабного делопроизводителя, отстраненной от летной работы по состоянию здоровья…

Арья стерла с глаз слезы, потянулась к ящику стола за косметичкой, подкрасила ресницы, хотя никто не мог ее сейчас увидеть. Зеркальце в крышке косметического набора отразило опухшие веки и белки с яркими красными прожилками. Посмотрев на себя, она скептически фыркнула и достала из флакона очередную таблетку. Эта была из разряда тех, что кладут под язык, а потому действуют они почти мгновенно.

Сладкий фруктовый привкус наполнил рот. Арью от него уже тошнило, и она перестала за обедом пить сок: казалось, что в стакан намешали лекарство. Но без капсул было совсем паршиво, и самым страшным оказывались слезы. Они никак не прекращались, словно соленая водичка текла из глаз сама по себе, вне зависимости от того, что на уме. Арья знала, что может расплакаться в любой момент, и начала бояться выходить из своей комнаты в общежитии, отходить от стола в штабе.

– Ну, довела ты себя, мать… – недоуменно пожимала плечами Мася, замужняя, фонтанирующая счастьем Мася, прекрасно понимавшая, что происходит с приятельницей. – Да никакой мужик не стоит головной боли, вот уж поверь мне! Найди другого, они ж все одинаковые!

– Это на твой тонкий вкус и на твой меткий взгляд, – пыталась язвить Арья, но выходило паршиво. Невооруженным взглядом было видно, что Масина жизненная философия куда более эффективна.

– Ну что, что в нем такого? Что, у него хрен золотой? – воздевала руки к потолку Мася.

– Платиновый, – огрызалась Арья. – Отстань.

– По мне лучше обычный, от платинового дети не родятся.

Тоже временно освобожденная от занимаемой должности, но по причине седьмого месяца беременности капитан Мася Любек, бывшая Ковальска, светилась счастьем.

Одно чадо она уже, практически без отрыва от службы, на свет произвела. По нормативам ей полагалось год провести без летной работы, но настырная Мася добилась обследования и признания себя годной по всем графам. Теперь в компанию к сыну ожидалась дочь, а врачам вскоре предстояло вновь сдаться перед натиском эталонно здоровой неутомимой красотки.

Арье порой хотелось придушить капитана Любек. Она хорошо знала, что зависть – дурное и вредное чувство, но Мася не умела быть счастливой тихо и в кругу своей семьи, ей хотелось поделиться своими радостями со всем миром, передать опыт тем, кто еще не достиг Масиного уровня блаженства, и по возможности загнать их на эти уровни пинками. Арья подозревала, что это какая-то патология, но все же долго обижаться на Масю с ее неутомимой жизнерадостностью не получалось.

Даже просто вспомнив об очередном сеансе разговоров по душам, Арья улыбнулась одними губами. Рыжая реактивная щетка ничего не понимала, обо всем судила с твердокаменной уверенностью женщины, счастливой в семейной жизни, но рассмешить могла от души.

Работу гвардии надпоручику Новак выделили самую что ни на есть непыльную – упорядочивать стародавние документы в базе данных полка. Какая-то часть из них была сохранена в не соответствующих содержимому разделах. Арье нужно было просмотреть каждый, определить истинную графу классификатора и присвоить новое значение индекса. Для этого документы требовалось просматривать хотя бы по диагонали.

«Об утверждении положения о медицинском освидетельствовании летного состава авиации Вооруженных Сил Вольны». Арья уставилась в весьма актуальный документ, который какая-то скотина вместо папки «Нормативные документы» отправила в «Неразобранное». Потом посмотрела на дату принятия – без малого двести лет назад. Интереса ради нашла в приложении свой случай, посмотрела на категорическое «не годны» и задумалась. Через полчаса на монитор были выведены все документы этой группы.

Результаты сравнения удивляли. Еще сто пятьдесят лет назад негодными категорически и бесповоротно признавались страдающие любыми расстройствами психики или поведения. Особо жесткие требования предъявлялись к душевному здоровью курсантов. Сто лет назад в некоторых графах появилось робкое «индивидуальная оценка». С каждым годом оно встречалось все чаще и чаще, а кое-где сменилось и уверенным «годны».

Перед Арьей был самый свежий, прошлогодний документ. Нормы опять оказались снижены. Получалось, что ныне в авиацию, войска, всегда считавшиеся привилегированными, берут тех, кого лет двести назад погнали бы пинками, явись такой товарищ в военкомат. Когда Арья осознала, что видит перед собой, челюсть у нее отпала в третий раз. Делать было нечего, работу она уже закончила, и в голове завелась веселая мысль: а что если вызвать все открытые статистические данные и загнать их в верификатор?

Вычислительный блок, получивший феноменальный заказ загнать в одну модель три сотни показателей, от валового национального продукта до потребления сахара в год на душу населения, обещал произвести расчет лишь через четыре часа, но Арья не решилась отойти от монитора. Не самый мощный блок, озадаченный запросом, мрачно гудел. Она терпеливо дождалась результата, повертела трехмерную модель и присвистнула.

За последние сто лет на Вольне вполне синхронно и отчетливо выросли кое-какие статистические показатели.

Хронический алкоголизм, наркомания и токсикомания, злоупотребление наркотическими средствами среди молодежи. Число преступлений, совершенных несовершеннолетними с особой жестокостью. Количество несовершеннолетних, покидающих места проживания без разрешения родителей. Число абортов на душу населения, и половину несостоявшихся мамаш составляли опять-таки несовершеннолетние.

Снижался возраст совершения правонарушений, вовлечения в банды или сексуальную эксплуатацию…

В последние двадцать пять лет все это приобрело масштабы общепланетной катастрофы, а показатели за последние три года ползли вверх едва ли не вертикально. Арья вздрогнула и задалась вопросом: неужели ей первой пришло в голову проделать подобную работу? Ведь есть же министерства статистики, здравоохранения, юстиции, в конце концов?..

Распечатки с десятком ярких линий, ползущими по экспоненте вверх, шлепнулись на стол перед Анджеем вместо приветствия.

– Что это?! – спросила Арья, тыча пальцем в графики.

– Наверное, открытие, судя по твоему возбуждению, – с улыбкой пожал плечами Анджей, потом соизволил пролистать то, что принесла ему Арья. По мере просмотра лицо его все вытягивалось и вытягивалось, пока не стало казаться, что кто-то прицепил к подбородку генералплуковнику Кантору тяжелую гирю.

– Хорошая работа, – сказал он наконец. – Неумело, но тщательно. Ничего нового я не увидел, и не хватает кое-каких данных, но для непрофессионала…

– Я не статистик. Объясни, что это такое? Куда мы катимся?

Кантор отложил распечатки, встал из-за стола и прогулялся по комнате. За девять лет, прошедшие с первого дня знакомства, он еще больше похудел, хотя и казалось, что дальше просто некуда. На кистях рук, туго обтянутых сухой смуглой кожей, можно было пересчитать все косточки. Еще ярче, чем раньше, стали глаза, нахальнее белозубая улыбка. Сейчас он по-мальчишески присел на край подоконника, и не верилось, что ему уже сорок пять.

– Если я расскажу тебе, что это такое, придется забрать тебя в свой отдел. Значит, тю-тю авиация… Ты готова на такую жертву?

– Я ж теперь делопроизводитель, – криво улыбнулась Арья.

– Вот и отлично! – обрадовался мерзавец. – Завтра я оформлю запрос, и будем заниматься твоим переводом. Пока расскажу только вкратце, а больше ты все равно не поймешь. Ничего, отправим тебя на курсы переподготовки, а?

– Обязательно. Так все-таки?

Арья подошла к нему вплотную и заглянула в лицо. Даже так он был чуть выше, и приходилось смотреть снизу вверх.

– Это, девочка моя, значит, что мы то ли вымираем, то ли катимся невесть к чему. В масштабах планеты, – отвернувшись к окну и глядя вдаль, тихо сказал Анджей. – Вот так, ни больше, ни меньше.

– Почему?!

– Если б я знал, почему, то не сидел бы тут, а что-то делал. Мы пять лет обрабатываем статистику и пытаемся найти фактор, влияющий на это все. Бес-по-лез-но! Оно, как говорится, само. Как варенье само съелось, понимаешь ли. Я посадил на поиски «фактора Х» две трети НТР, и все, что они мне выдали – «не удается установить фактор»! Короче, семь сотен дармоедов продвинулись туда же, куда и ты, судя по глазам – за ночь.

– Что у меня с глазами? – не поняла Арья.

– Красные они у тебя, как у лабораторной крысы, – подмигнул Анджей. – И хватит о делах. Я не за этим приехал, если, конечно, в твоей жизни не произошли радикальные перемены…

Арья слышала этот вопрос в начале каждой встречи, и почти всегда ей казалось, что Анджей с надеждой ждет ответа «да, произошли, прости и прощай». Она привычно покачала головой и уперлась лбом в его плечо. Перевод в научно-техническую разведку. Работа под руководством Анджея… Звучит почти сказочно, но это же правда!

Мечты иногда сбывались. Как пелось в старой, еще до колонизации сочиненной песне, «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы…». Упрямства и умения ждать Арье было не занимать. Спокойствие имело сладкий фруктовый привкус, и его выдавали в кабинете невропатолога.

6

Свадьбы в семьях «золотых десяти тысяч» играли по обычаям семьи жениха, но любые торжества объединяло одно: длились они минимум декаду.

Обмен торжественными визитами родителей брачующихся.

Вечеринки в доме жениха и невесты накануне.

Обряд очищения и клятвы в храме перед Пламенем.

Пиршество минимум на сутки.

Визиты к молодым и вручение им подарков.

Пять перемен нарядов, полсотни блюд, каждое из которых надо попробовать перед тем, как отправить гостям, сотня посетителей, и каждого нужно отблагодарить, преподнести ответный подарок, угостить и вежливо выпроводить, чтобы успеть провести время со следующим.

Фархад чувствовал, что лицо намертво застыло в вежливой улыбке, а в горле костями застряли бесконечные «сердечно благодарю», «ваша щедрость сравнима лишь с вашей мудростью», «не хотите ли погостить у нас в следующем месяце» и прочими дежурными фразами. Он почти падал с ног и держался лишь на упрямстве. Сайто Миоко, теперь – Миоко Наби, законная и благословенная супруга, порхала невесомой снежинкой, но Фархад видел, насколько она осунулась.

Больше всего новобрачный тревожился за мать. Елена была уже немолода, а от матери жениха требовалось очень много. Был бы жив отец, наверное, все прошло бы проще и легче, но здесь их функции пришлось взять на себя отцу и брату невесты. От Рока много проку не было, он больше носился с завиральными идеями, шутил надо всем на свете, доставал Елену бездной пустых вопросов, короче, действовал в своем духе.

Лишь на третьи сутки суета чуть улеглась, и мужа с женой предоставили друг другу. На шесть часов: до утра, до приема гостей и очередной чехарды.

Робкая десятилетняя девочка сидела на краю постели, сложив крохотные ладошки на коленях. Елена Наби сомневалась, что выбранная сыном невеста сумеет родить ему много детей. Узкобедрая, болезненно хрупкая и тихая, Миоко, последняя дочь, совсем не похожа была на мать и сестер.

– Сынок, если уж ты решил взять жену из семьи Сайто… Это достойный выбор, и я рада, но ведь есть Комаки и Рена, крепкие здоровые девушки?

– Я женюсь на Миоко, – отрезал Фархад. – Если что, возьму вторую жену. Потом.

Елена только вздохнула и принялась готовить дом к свадебному торжеству. Фархаду было наплевать на крепость и здоровье. Миоко, последыша, он впервые увидел в год своего пятнадцатилетия, в год, в который решил жениться, и размышлял он от силы минут пять. Причем вопрос звучал «жениться немедленно или через полгода?», а не как-то иначе.

Фархад смотрел на невесту, вдруг растеряв всю уверенность и не понимая, что с ней делать. Что делают в постели муж и жена, для него секретом не было. Что должна делать в доме молодая жена, он тоже знал. Не представлял одного – как прикоснуться к этой девочке, как положить ее рядом с собой, потянуть пояс платья. Перед ним сидела не служанка, не грешная девица, а законная супруга. Воплощение традиций, плод многих поколений безупречного воспитания.

Ему вдруг захотелось проклясть и традиции, и безупречное воспитание.

Точеная статуэтка из лунного камня, ледяной цветок, снежинка. Миоко.

Она ждала молча, как и положено достойной жене. Без движения, без вздоха.

– Хочешь вина?

– Если позволите.

Он плеснул в каменную пиалу вина до краев, подал Миоко. Холодные пальчики коснулись его, принимая пиалу. Прикосновение скользнуло и растаяло. Женитьба вдруг показалась безумной и бессмысленной затеей. Может быть, мать была права. Бойкая веселая Комаки стала бы лучшей невестой. Хохотушка, то и дело прятавшая улыбки за широким рукавом, но ухитрявшаяся так взглянуть из-под ресниц, что от женихов в доме Сайто отбоя не было.

Фархад смотрел, как Миоко пьет. Мелкие глотки, скованные движения. Трепет жилки над ключицей. Поблескивающие в ушах тяжелые серьги, едва слышный звон браслетов на запястьях. Вино не могло вернуть румянец на бледные щеки. Врачи сказали, что она совершенно здорова, но сейчас Фархад не верил им. Не девушка, а зимняя фея, ночной призрак.

– Тебе холодно?

– Немного, мой господин.

– Миоко, не надо меня так называть, мы же не при гостях.

– Хорошо, Фархад-бей.

– Просто Фархад. Этого довольно. Ты устала?

– Нет, муж мой.

Фархад отметил тихое упрямство. Называть мужа по имени казалось Миоко неприличным, не выполнить его пожелание она не могла, а потому нашла компромиссный вариант, к которому мог придраться только особо требовательный супруг. Новобрачный себя таковым не считал и не собирался с первого дня разводить в доме излишне строгие порядки. Сотни раз он слышал, как мать обращается к покойному отцу просто по имени. Главное, не делать этого при посторонних или прислуге.

Ритуальные танцы вокруг семейного ложа пора было прекращать, но Фархад не представлял, как. Вино не помогло. На вопросы супруга отвечала так, что разговор превращался в допрос. Что это? С трудом подавляемая неприязнь? Так случается, если супруг слишком уж неприятен жене, груб с ней или намного старше. Доктору Наби доводилось лечить женщин, страдающих в браке. Неужели он так отвратителен Миоко?

Потом до него вдруг дошло. Девочка просто боится. Она не знает, что ее ждет. В голове вертятся рассказы замужних сестер, наставления матери и жрецов. Сколько в них правды, а сколько страшных историй, досужих глупостей и излишних строгостей, она не понимает.

Фархад присел рядом с женой, уложил ее к себе на колени, ласково погладил по щеке. Девочка опять вздрогнула, потом осторожно положила свою руку поверх. Ледяная, чуть влажная ладошка, невесомые мягкие пальчики…

– Не бойся меня. Я твой муж, я буду любить тебя и защищать, ты будешь хозяйкой в моем доме, у нас будет много детей. Сколько ты хочешь?

Робкий вздох.

– Десяток? Представляешь, десяток сыновей, красивых, как ты, и умных, как я? А, Миоко, Мио, маленькая моя…

Щека под его ладонью задрожала. Фархад не поверил своим глазам – Миоко смеялась, беззвучно, но искренне. В черных бусинах глаз прыгали веселые искры.

Не такой уж и робкой она оказалась. Да, тихоня, говорившая мало и редко, да, слабая с виду, но только с виду. Через декаду она уже подружилась с Еленой, вовсю орудовала на кухне, старательно стряпая любимые блюда мужа, и поставила на место всю распустившуюся прислугу, до которой у матери Фархада не доходили руки. В доме появились новые вещи – мебель, драпировки, безделушки. Упрямо сжав губы, но покорно опустив глаза, Миоко подсовывала мужу счет за счетом. Новая одежда для него. Подарки свекрови. Отделка гостиной…

Фархад посоветовался с матерью и выдал Миоко код подписи финансовых документов. Молодая жена не слишком удивилась, спокойно поблагодарила и продолжила обустраивать дом. Все счета хранились в отдельной папке. Доктор Наби как-то заглянул в нее и обнаружил, что жена записывает все, даже чаевые для грузчиков и прислуги. Можно было не беспокоиться за лишние траты или безалаберность в расходах.

Что не придется лечить Миоко от невроза, вызванного неприязнью к своему мужу и господину, Фархад обнаружил очень быстро. Достаточно было объяснить, что благонравная жена проявляет свою любовь к супругу не только на кухне и в ведении счетов, но и в некоторых других сферах жизни. Например, в спальне. И не только безмолвным подчинением его желаниям, но и наличием собственных, а также лаской.

Ласки оказалось достаточно, чтобы Фархад чувствовал себя счастливым, любимым и несколько утомленным невероятным количеством нежности. Миоко будила его сотней поцелуев, ласково тормоша, и Фархад поклялся себе, что скорее небо упадет на землю, чем жена начнет ночевать на женской половине дома. Убеждение в том, что утро добрым становится к обеду, развеялось как дым. Семейная жизнь оказалась источником бесконечного счастья. Если он работал, его никто не беспокоил, если звал жену, чтобы она выпила с ним чаю, она приходила немедленно. Всегда свежая, нарядно одетая и изящная, с мягкой улыбкой и веселыми огоньками в глазах. Достойная жена.

Елена Наби очень быстро поняла, что сын не ошибся в выборе. Маленькая Миоко за пару месяцев стала ей ближе, чем приемная дочь. Безупречно вежливая, но искренняя, послушная во всем, что касалось порядка в доме, но бесконечно упрямая, если речь заходила о благе мужа. Один раз они не на шутку поссорились. Накануне Фархад работал за полночь, устал и попросил не будить его утром. Сайто Рока явился, как всегда, без спроса, и Елена решила, что сына нужно разбудить – гость в доме не шутка, особенно если это близкий родственник.

Миоко без лишних споров встала на пороге спальни и тихим твердым голосом заявила, что сначала ее придется убить. Елена в сердцах отвесила невестке подзатыльник, но бороться со строптивой девицей сочла ниже своего достоинства. Вечером она не без обиды рассказала об этом сыну, но тот только посмеялся.

– Мама, если бы я спросонок прибил Рока, было бы куда хуже. Если жена не будет спасать меня от этого клоуна, то кто же?

Елена обдумала ситуацию и помирилась с Миоко, заодно пересмотрев свои взгляды на визиты некоторых родственников без приглашения и в неурочный час. Девочку она потихоньку начала уважать. Преданная, искренне любящая жена, почитающая волю мужа превыше всего на свете – чего еще желать матери? Тем более, что невестка хороша собой, умна и никогда не злословит в адрес свекрови.

Подозрения насчет трудностей с деторождением тоже оказались излишними. Через десять месяцев после свадьбы Миоко родила двойню, мальчиков. Выжили оба ребенка. В семье Сайто такое иногда случалось. Еще до того Елена смотрела на будущую мать, резвой ящерицей бегавшую по лестницам, и хваталась за сердце. Женщины Синрин вынашивали и рожали детей тяжело. Свекровь вспоминала, как намучилась с Фархадом, и не понимала, что за чудо происходит у нее на глазах. Тоненькая полупрозрачная девочка до последнего момента делала всю обычную работу, на строгие просьбы присесть и отдохнуть отмахивалась, ела с аппетитом. Роды только прибавили ей сил и здоровья.

– Раз Миоко – в детской, два Миоко – на кухне, три Миоко – в твоем кабинете… Три Миоко в одном доме. Сынок, ты уверен, что женился не на тройняшках? – улыбалась Елена.

Фархад получил свой долгожданный диплом полноправного члена Всепланетной коллегии психиатрии и невропатологии и открыл частную практику. В родной каверне Асахи он оказался единственным практикующим психологом с дипломом коллегии, а потому от клиентов отбоя не было. Практика приносила хороший доход. Отцовские запатентованные открытия пока что давали больше, но доктор Наби знал: это временно. При помощи родственников Сайто он выгодно размещал большую часть доходов, жертвовал храмам и благотворительным заведениям, баловал жену и мать.

Доктору Наби казалось, что в руках у него полная до краев чаша воды, и нужно идти смело, но осторожно, чтобы не расплескать ни капли.