Текст книги "Забытая история любви"

Автор книги: Сюзанна Кирсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц)

– Да! Это была бы настоящая беда, – ответила Кирсти, взяла ее за руку, и они продолжили путь, разговаривая о зловещих вещах.

На этот раз они миновали Буллерс, не останавливаясь, но, когда подошли к Дан Баю и Хьюго снова попытался заставить их задержаться и позволить ему погоняться за летающим ужи ном, Кирсти остановилась и указала в море.

– У Слэйнса стоит корабль.

София посмотрела в том направлении и тоже увидела его: убранные паруса, корпус, покачивающийся на якоре в некотором отдалении от берега.

– Это «Король Вильгельм»?

Кирсти прикрыла глаза ладонью от солнца и медленно покачала головой.

– Нет, это не шотландский корабль.

Снова Софию потянули за руку, но теперь это был не Хьюго, а Кирсти.

– Идем, нам нельзя здесь оставаться. Нужно возвращаться.

София не понимала причину спешки, но чувствовала, как волнение охватывает ее саму, когда она, задыхаясь, бежала по утесу рядом с Кирсти, удерживая на поводке мастифа, который, натянув поводок, заставлял ее бежать еще быстрее.

Она уже могла различить матросов, спускающих на воду шлюпку, в которой сидели несколько человек, и ее ноги неведомо почему припустили еще быстрее. Только бы добраться до замка до того, как сильные весла домчат людей в шлюпке до берега!

Возле сада мастиф все же вырвал из ее руки поводок и, радостно гавкнув, понесся в сторону конюшни. У двери в конюшню стоял Рори. Он пучком сена вытирал пот с боков лошади.

– Мы из Данноттара заметили паруса. Ее светлость уже дома.

– А корабль? – задыхаясь, спросила Кирсти. – Это?..

– Да. А теперь идите в дом, вас двоих ищут.

Он отвернулся и продолжил свою работу, а Кирсти снова потянула Софию за руку:

– Идем.

И они вместе поспешили к двери в кухню, не зная, что их ожидает внутри, не догадываясь, почему этот корабль был таким важным и чего ждать от людей, подплывающих внизу к берегу или даже, возможно, уже высадившихся, – добра или зла.

Глава 8

Открыв глаза, я увидела, что все еще сижу в кресле, окутанном стальной рассветной полумглой, и почувствовала пробирающий до костей холод. Собираясь с мыслями, я осмотрелась и заметила, что лампа, которую я оставляла зажженной, не горит, так же, как и маленький электрообогреватель, включенный в розетку прямо у моих ног. А потом, проснувшись окончательно, я поняла, что случилось. Быстрый осмотр черной коробочки, укрепленной над дверью, подтвердил, что счетчик не крутится. Стрелочки мирно покоились на красной отметке. Я потратила все монетки и теперь осталась без электричества.

Хуже того, я уснула, не подбросив в печь угля, и огонь на кухне тоже погас. Я потрогала дверцу рукой – та даже не была теплой.

Я с чувством выругалась (матери в комнате не было, и услышать меня было некому) и, встав на колени, принялась выгребать давно остывшие уголья и пепел, надеясь, что в ведре еще остался достаточный запас, чтобы развести новый огонь.

Когда, как мы и договаривались, за мной зашел Грэм, я все еще возилась с углем. Должно быть, вид у меня был довольно живописный, когда я открыла дверь: лицо в саже, одежда после ночи, проведенной в кресле, безнадежно измята. Однако он тактично промолчал, и лишь морщинки у глаз, чуть углубившиеся после моих объяснений, указали на то, что он находит в этой ситуации что-то забавное.

– И ко всему прочему эта чертова печка все никак не разжигается, – сокрушенно закончила я. – Из-за того, что она подсоединена к колонке, я даже воды не могу нагреть, чтобы помыться, и…

Грэм не дал мне закончить.

– Вы хорошо выглядите, – успокаивающим тоном произнес он. – Может, наденете что-нибудь потеплее на рубашку? А я пока займусь печкой, хорошо?

Я посмотрела на него с благодарностью.

– Хорошо.

Переодеваться я не стала, просто натянула на рубашку свитер. Потом оттерла лицо и, невзирая на холод, мокрой расческой привела в порядок волосы. Когда я с этим покончила, мое отражение в зеркале стало чуточку более узнаваемым. Вид у меня был не совсем тот, в котором я хотела предстать перед ним, но по крайней мере что-то терпимое соорудить удалось.

Вернувшись на кухню, я застала Грэма кипятящим воду на маленькой электроплите. Воздух уже немного прогрелся (он успел разжечь огонь в «Аге»), а лампа в гостиной у кресла снова горела. Я подошла к ней и вынула вилку из розетки.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что. Вы, надо полагать, еще не завтракали? Вам нужно поесть перед выходом. Путь нам предстоит неблизкий. Вы что пьете, чай или кофе?

Он шарил по шкафчикам с уверенностью человека, который знает, где что лежит, и мне вдруг стало интересно, жил ли он когда-нибудь здесь один, как Стюарт. То, что здесь жил Стюарт, меня не трогало, чего нельзя было сказать о мысли о том, что в маленькой темной спальне, в моей кровати мог когда-то спать Грэм. Прогнав из головы залетные фантазии, я спросила совсем о другом:

– Как вы запустили счетчик? – В наши дни все-таки редко встретишь человека с карманами, набитыми пятидесятипенсовыми монетами.

– Есть одна хитрость, – сказал он, улыбаясь. – Меня Стю научил, и я дал торжественную клятву, что никому ее не открою. Тем более этого не следует рассказывать отцовским постояльцам. – Он снял с плиты чайник и снова поинтересовался: – Вам чай или кофе?

– О, кофе, пожалуйста.

Он взял сковороду, поджарил яйца и тосты и, украсив все это кусочком сыра, подал мне.

– Это вам придаст весу. Чтобы вас ветром не унесло с дороги.

Взяв сковородку, я посмотрела в окно.

– По-моему, ветра нет.

– Ешьте завтрак.

Сделав и себе кофе, остатком горячей воды он помыл сковородку. Я же наблюдала за ним, спрашивая себя, когда мужчина последний раз готовил для меня еду и мыл за мной посуду.

Я спросила:

– А где Ангус? Как его лапа?

– Рана несерьезная, но, если бы он пошел со мной до Буллерс, стало бы хуже. Я его на день с отцом оставил. О нем не волнуйтесь. Отец всегда кормит его сосисками до отвала. – Он прополоскал сковороду и поставил ее на сушилку.

Услышав название Буллерс, я замерла с тостом в зубах. «О черт!» – подумала я. Я ведь еще не записала свой сон. Ночью мне приснился длинный изумительный сон, полный интересных событий, а я взяла и потеряла его просто потому, что не удосужилась записать. Все, теперь он пропал. Может быть, если сконцентрироваться, отдельные фрагменты еще удастся вспомнить, но я по опыту знала, что диалоги напрочь стираются из памяти, если их не записывать сразу же.

Я вздохнула и сказала себе, что не стоит из-за этого расстраиваться, что такое иногда случается и поделать с этим ничего нельзя. Просто, когда я проснулась от холода, меня отвлекло другое, более важное дело – как не замерзнуть насмерть в собственной гостиной.

Сейчас в комнате стало намного теплее, но был ли тому причиной огонь в печи или тот факт, что в нескольких футах от меня стоял Грэм Кит, я не знала. Он подошел к столу, чтобы посмотреть на разложенные планы Слэйнса.

– Откуда это у вас?

– Это мне доктор Уэйр дал на время.

– Дуглас Уэйр? Как вы с ним познакомились?

– Ваш отец направил меня к нему.

– Ах да. – По его лицу скользнула улыбка, полная сыновней снисходительности. – У отца есть связи. Дай ему время, и он вас с половиной деревни сведет. И что вы думаете о докторе Уэйре?

– Он понравился мне. И его жена тоже. Они угостили меня виски. – Тут я поняла, что это прозвучало так, будто эти два факта связаны, поэтому запнулась. – Доктор очень много рассказал мне об истории замка и о графах Эрроллах.

– Да, мало найдется такого, чего он не знает о замке.

– То же самое он сказал о вас, – вставила я. – И еще о якобитах.

– Да? – Его брови заинтересованно приподнялись. – А что еще он обо мне рассказал?

– Только то, что считает вас тоже якобитом.

Он не улыбнулся, но в уголках глаз появились складочки.

– Да, в этом есть доля правды. Если бы я родился в другое время, – сказал он, – я бы наверняка стал одним из них. – Он провел пальцами по краю плана Слэйнса и спросил: – А с кем еще отец хочет вас познакомить?

Я рассказала, кого могла вспомнить, и закончила экскурсией с водопроводчиком.

Тут Грэм все-таки улыбнулся.

– Если хотите, я могу вас как-нибудь повозить по окрестностям.

– Вы что, лучше водите машину?

– Да, – ответил он. – Естественно. Я по воскресеньям постоянно вожу старушек в церковь. Так что вам нечего бояться.

Я подумала, что отправилась бы с ним куда угодно. Не знаю, что стало бы с моей мамой, узнай она, что я собираюсь ходить по прибрежным тропинкам с почти незнакомым мужчиной. Но я инстинктивно чувствовала, что Грэм сказал правду – рядом с ним мне нечего бояться.

Для меня это было непривычное чувство, и ощущать подобное казалось как-то странно, но мне это понравилось. Мне нравилось, как он шел рядом со мной, близко, но не слишком, и то, как он позволял мне уходить чуть вперед по тропинке, чтобы я могла задавать шаг.

Мы спустились по Уорд-хиллу и оказались в том самом овраге с ручьем под переплетенными деревьями, через который я уже проходила с Джейн два дня назад, когда мы двигались из деревни в Слэйнс. Сегодня было суше, и ботинки мои скользили не так сильно, когда мы перешли маленький мост и стали подниматься вверх, пока снова не оказались на уровне вершин утесов.

Впереди виднелись развалины Слэйнса с квадратной башней, одиноко возвышавшейся на углу над морем. Глядя на окна, я попыталась решить, какое из них должно принадлежать Софии. Мне хотелось зайти на пару минут в замок, но этим утром другая пара гуляла вокруг его стен – шумные смеющиеся туристы, и атмосфера была не та. Грэм, похоже, тоже это почувствовал, потому что даже не замедлил шаг, повернулся спиной к Слэйнсу и продолжил путь по берегу.

Ступив на новый для меня участок дороги, я почувствовала некоторое беспокойство. Нет, сам процесс ходьбы меня не волновал – для человека, привычного к ходьбе по бездорожью, тут не было ничего сложного, – дело было в странном ощущении, будто все вокруг, вся окружающая природа мне знакома. В жизни у меня случались дежавю. Такое происходит почти со всеми людьми. Время от времени мне казалось, что уже когда-то такое со мной происходило или точно такой же разговор уже когда-то велся. Но те ощущения были мгновенными. Никогда еще у меня не было такого продолжительного, непрерывного впечатления, скорее даже уверенности, что я уже ходила по этой дороге/ Что вон там, если посмотреть направо, окажется…

– Дан Бай, – сказал Грэм, остановившись у меня за спиной на тропинке. – Это означает…

– …желтый камень, – медленно закончила я.

– Да. А желтый он из-за помета морских птиц, которые гнездятся на нем. Весной их там столько, что за ними самого камня не видно, а шум стоит такой, что оглохнуть можно.

Сейчас, зимой, камень был почти пуст, лишь несколько чаек стояли на нем с угрюмым видом, не обращая на нас внимания. Но я слышала у себя в голове крики морских птиц. Я видела их. Я помнила их…

Нахмурившись, я отвернулась и продолжила путь, все еще охваченная сильнейшим чувством, будто точно знаю, куда иду. С таким же ощущением я могла бы идти по улицам родного города, в котором выросла.

И без подсказок Грэма я знала, что мы уже приближаемся к Буллерс оф Бьюкен. Поначалу ничего примечательного вокруг не было видно, если не считать группки коттеджей, прилепившихся к самому краю другого оврага, и дороги перед ними, которая, извиваясь, поднималась на нечто, похожее на обычный бугор. Вот только еще даже до того, как мы ступили на эту дорогу, я уже знала, что нас ждет наверху. Ни разу не побывав здесь, я знала, что увижу круглый провал, напоминающий огромный колодец, прорезанный в крае скалы, где море разъедало стены гигантской пещеры, пока потолок ее не обрушился, оставив трещину у входа, через которую волны пробивались с такой силой, что, когда я подошла к краю и посмотрела вниз, мне показалось, будто вода подо мной кипит.

Грэм стоял рядом со мной, засунув руки в карманы. Он тоже казался частью воспоминаний, и я подумала, что, наверное, нечто подобное ощущают люди, когда сходят с ума.

Он говорил. Мое сознание с трудом улавливало его рассказ об истории Буллерс, о том, что название это скорее всего происходит от французского слова bouilloire[6]6
  Чайник (фр.).


[Закрыть] или даже от обычного английского boiler[7]7
  Сосуд для кипячения (англ.).


[Закрыть], и о том, как в старину небольшие суда заплывали сюда, спасаясь от каперов или от шотландского патруля, если везли контрабанду.

Какая-то часть моего разума спокойно слушала, но в другой мысли бурлили так же яростно, как вода подо мною. Не думаю, что Грэм это заметил, но, заведя рассказ о том, как они с братом однажды объехали на велосипедах вокруг всего провала, прямо по гребню, когда были моложе и смелее, и как он чуть не потерял равновесие на узком приподнятом участке земли недалеко от того места, где мы сейчас стоим, он вдруг замолчал и внимательно посмотрел на меня.

– Вам нехорошо? – спросил он.

Я солгала:

– Не очень люблю высоту.

Он не двинулся и не вытащил руки из карманов, лишь посмотрел на меня, улыбнулся своей пиратской улыбкой и сказал просто:

– Не волнуйтесь. Я не позволю вам упасть.

Но я знала, что уже поздно. Я уже упала. Провалилась в какую-то неведомую пропасть. Однако я не могла рассказать ему о том, что чувствовала по дороге сюда и что продолжала чувствовать. Это было какое-то безумие. Он бы убежал от меня без оглядки.

Ощущение дежавю не покидало меня всю долгую дорогу домой, оно даже усилилось, когда я увидела фронтоны Слэйнса, и потому я была рада, когда мы миновали место, откуда его было видно, и спустились в заросший деревьями овраг. На мостике через ручей мне показалось, что Грэм на секунду задержался, и у меня появилась надежда, что он сейчас предложит свернуть направо и зайти в паб пообедать, но он просто поднялся вместе со мной на Уорд-хилл. Там мы прошли по торчащим из земли пучкам травы и остановились у коттеджа.

Он молчал, разговор начать было не с чего, поэтому я, чтобы заполнить паузу, пробормотала что-то насчет того, что прекрасно провела время.

– Рад за вас, – сказал он. – Я тоже получил удовольствие.

Я прочистила горло.

– Не хотите зайти? Выпьем кофе, посидим?

Стюарт, в чем я не сомневалась, ухватился бы за это «посидим», но Грэм воспринял мое предложение буквально.

– Не могу сегодня. Мне нужно возвращаться в Абердин. Меня ждет целая стопка контрольных, которые нужно проверить.

– А…

– Но на следующей неделе, на выходных, если хотите, я все же свожу вас на экскурсию.

– Да, конечно, – ответила я как-то чересчур поспешно.

– Вам когда удобнее, в субботу или в воскресенье?

– Не важно.

– Тогда договоримся на субботу. Мы опять заедем за вами в десять, если это для вас не слишком рано.

– Мы? – удивилась я.

– Ангус и я. Он любит кататься на машине. Если я его не возьму с собой, он мне этого не простит.

Я улыбнулась и сказала, что это время меня вполне устраивает. Вежливо поблагодарив его еще раз и попрощавшись, я вошла в дом. Однако, едва я закрыла за собой дверь, мою степенность как рукой сняло, рот у меня растянулся до ушей, как у школьницы, вернувшейся со свидания. Шмыгнув на кухню и остановившись немного в отдалении от окна, чтобы он не дай бог меня случайно не заметил, я принялась наблюдать. Он поднял с тропинки камешек и ловко метнул его в море. Потом пнул носком ботинка пучок травы и с довольным видом стал спускаться вниз в сторону дороги.

Садясь за письменный стол, я не питала особых надежд.

Все важное вылетело из памяти, я знала это. Приснившийся ночью сон давно выветрился из сознания. Пытаться вспоминать было бесполезно.

Но когда я включила компьютер и мои пальцы коснулись клавиатуры, моему удивлению не было предела. Оказалось, что я вовсе ничего не забыла. Все было в голове, каждая мелочь, каждая подробность, только они до поры до времени спали где-то в подсознании. Набирая текст, я вспоминала каждую приснившуюся мне сцену. За все годы сочинительства со мной никогда не происходило ничего подобного. Это было как… Наверное, так себя чувствует медиум, когда настраивается на волну мертвых.

История вытекала из подсознания чистым бойким ручейком. Я видела злобное лицо Билли Уика, садовника, и улыбку сестры Кирсти, видела ее детей, играющих вокруг умиротворенного мастифа. Я чувствовала грусть Софии, когда она рассказывала о родителях, и волнительный трепет, пробежавший по ее телу, когда она увидела стоявший на якоре корабль, и безумное смятение, охватившее ее, когда она бежала с Кирсти к замку и услышала предупреждение Рори о том, что их уже ищут.

И сегодня я не только записала сон, но и добавила кое-что от себя.

IV

София даже не успела переодеться, когда графиня позвала ее к себе. Едва она вошла в свою комнату и увидела себя в зеркале – редкостный беспорядок на голове, лицо все еще горит огнем после безумного бега по утесу, – почти в тот же миг явилась Кирсти, такая же запыхавшаяся, с известием о том, что графиня просит ее присоединиться к ней в гостиной.

– Я не могу идти в таком виде.

– Да у тебя хороший вид, волосы только поправить надо. – Уверенной рукой горничная Софии пригладила растрепанные ветром локоны и заколола их должным образом на голове. – А теперь ступай. Она уже ждет.

– Но у меня платье все в грязи.

– Она этого не заметит, – заверила ее Кирсти. – Ступай же.

София вышла из комнаты и спустилась в гостиную. На лице графини было написано спокойствие, но она стояла у окна так, словно чего-то ждала и не хотела сидеть, когда это придет. Она протянула к Софии руки и улыбнулась.

– Подойди, постой рядом со мной, дитя мое. Сегодня мы ждем гостей, которые, возможно, задержатся у нас на месяц или даже больше. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда я буду их приветствовать.

София была удивлена и тронута одновременно.

– Спасибо, это честь для меня.

– Ты член этой семьи, – просто пояснила графиня, – и тебе подобает стоять там, где стояли бы мои дочери, если бы не вышли замуж и не уехали. – Графиня замолчала, словно взвешивая свои следующие слова. – София, в ближайшие месяцы в этих стенах ты увидишь и услышишь многое. Я молюсь, чтобы ты все поняла и нашла способ сохранить это в тайне.

В коридоре послышались тяжелые шаги и голоса, потом отворилась дверь, вошла Кирсти и объявила:

– Миледи, полковник Хук и мистер Мори.

Последовавший за этим краткий миг навсегда остался в памяти Софии.

В гостиную ступили двое мужчин, но заметила она лишь одного. На человека, который вошел первым, держа в руке шляпу, и направился к графине, София обратила внимания не больше, чем на тень. Взгляд ее был устремлен на того, который вошел вторым и замер в двух шагах от двери, как солдат по стойке смирно.

Он был красив. Не слишком высок, но с широкими плечами и мускулистыми ногами человека, который привык своим трудом зарабатывать на хлеб, а не жить праздной, сытой жизнью. Голову его украшал парик, как того требовала тогдашняя мода от всех джентльменов. Но, если большинство мужчин носили парики длинные, до плеч, его головное украшение было коротким впереди и по бокам, сзади же виднелась аккуратная косичка, перевязанная лентой. Одет он был в кожаный военный камзол желтого цвета, без воротника и рукавов, с разрезами для верховой езды и длинным рядом пуговиц-шариков. Сзади под плечами к камзолу был пристегнут черный плащ, который наполовину скрывал саблю, висевшую на широкой портупее, перекинутой через правое плечо. Руки его прятались под рукавами рубахи, на шее был повязан платок, а облегающие бриджи доходили до колен. Дальше шли плотные высокие кавалерийские сапоги, а не чулки и туфли с пряжками, как было принято.

Софии он показался гордой, непреклонной личностью, хотя серые глаза на привлекательном бесстрастном лице не были лишены доброты. Они обратились на нее, и она не смогла отвести взгляд.

Правильнее сказать, едва не задохнулась. И потому была рада, когда графиня наконец произнесла ее имя, представляя ее первому мужчине, который теперь стоял совсем близко к ней.

– Полковник Хук, позвольте представить: София Патерсон, племянница моего покойного двоюродного брата. Она приехала жить в Слэйнс и озарила мои дни.

Полковник Хук превосходил своего спутника ростом, и наряд его отличался большим изяществом: рукава и края его камзола были оторочены дорогими кружевами. Его высокий парик был более привычен Софии, и держался полковник как джентльмен.

– К вашим услугам, – сказал он, склоняясь над ее рукой. София про себя отметила его приятный ирландский выговор. Полковник обратился к графине: – Я же хочу представить вам своего дорожного компаньона, мистера Мори. Он брат лэрда Аберкарни.

– Мы знакомы. – Графиня улыбнулась и обратилась к молчавшему мистеру Мори: – Это было чуть меньше четырех лет назад, в Эдинбурге. Вы путешествовали с вашим дядей и, если мне не изменяет память, доставили мне кое-какие письма моего мужа.

Он кивнул и прошел по комнате, чтобы чинно приветствовать графиню. София ждала, скромно опустив глаза, а потом его гулкий шотландский голос произнес:

– Госпожа Патерсон, к вашим услугам. – Он взял ее руку своими крепкими пальцами, и от этого короткого быстрого прикосновения по ее телу пробежала какая-то теплая, волнующая волна. Она пробормотала в ответ что-то невразумительное.

Полковник Хук сказал графине:

– Насколько я понимаю, ваш сын сейчас не с вами в Слэйнсе?

– Нет. Но мы ожидаем его возвращения со дня на день, и у меня есть несколько его писем, которые он просил передать вам. – Тон ее сделался серьезным. – Вам известно, что парламент утвердил унию?

Для Хука эта новость, похоже, не была неожиданной.

– Я боялся этого.

– Это вызвало крайнее недовольство у простых людей, и теперь пэры, другие лорды и члены парламента – все вернулись в свои родовые имения. Только мой сын, граф Маришал и его сиятельство герцог Гамильтон все еще остаются в Эдинбурге. Последние двое, как мне сказали, серьезно больны и не в состоянии путешествовать.

– Печально это слышать, – нахмурившись, произнес Хук. – Я писал герцогу Гамильтону до отплытия. Просил прислать сюда толкового человека мне в помощь.

Графиня кивнула.

– Он выполнил вашу просьбу. Прислал некоего мистера Холла, священника, который любезно выступил в роли проводника для госпожи Патерсон, когда они путешествовали из Эдинбурга. Мистер Холл согласился задержаться у нас и дожидался вас месяц, но дольше ждать не мог.

Хука это известие, похоже, огорчило.

– Нам на несколько недель пришлось задержаться в Дюнкерке, ждали попутного ветра.

«Дюнкерк, – подумала София. – Значит, они прибыли из Франции». И бледное лицо Хука говорило о том, что плавание было не из легких.

Графиня, женщина проницательная, как видно, пришла к таким же выводам, потому что сказала полковнику Хуку, что их задержка не имеет значения.

– Однако вы оба, должно быть, устали в дороге. Полковник, прошу вас, прочитайте письма и отдохните. У нас еще будет время поговорить.

– Благодарю вас. Путешествия на корабле никогда не сказывались на моем здоровье лучшим образом. Самую норовистую лошадь под собой я предпочту любому, даже самому тихому морю.

София храбро посмотрела туда, где в терпеливом молчании стоял мистер Мори, и заметила, что на его здоровье морское путешествие не сказалось никоим образом. Он, похоже, мог простоять так целый день, давая возможность другим продолжать разговор. Она вспомнила, как когда-то говорил ее отец: «Мужчины, которые наблюдают и мало говорят, часто бывают умнее тех, кому служат». У нее появилось чувство, что в случае с этим мужчиной так и есть.

Почувствовав ее внимание, Мори медленно перевел на нее взгляд своих серых глаз, и снова она не смогла отвернуться.

– Пойдем, София, – сказала графиня. – Нашим гостям нужен покой. – Очаровательно улыбнувшись, графиня с изящным поклоном оставила джентльменов. София последовала ее примеру, на этот раз не осмелившись оглянуться.

Успокоение она нашла в маленькой угловой комнате для рукоделия, где час или около того усердно работала иголкой, пытаясь не думать ни о чем другом. Пальцы ее уже были совсем исколоты, когда она наконец сдалась и пошла искать Кирсти, надеясь, что дружеское общение поможет там, где не помогло одиночество.

В это время дня, когда в доме были гости, Кирсти должна была накрывать на стол в обеденном зале, но ее там не оказалось. София в некотором замешательстве стояла посреди зала, когда в ее мысли вторгся приближающийся шум из коридора: шуршание женского платья в сопровождении более мужественных размеренных шагов.

Голос графини Эрролл был серьезен:

– Что ж, полковник, я советую вам не торопиться. Уверяю вас, вы увидите, что за эти месяцы его положение значительно изменилось. Весь мир его покинул, все, кто был ему предан, открыто отвернулись от него. Есть подозрение, что он состоит в переписке с двором в Лондоне, поэтому, если хотите довериться ему, будьте настороже.

Они уже почти подошли к открытой двери. София расправила платье, соединила перед собой руки и приготовилась объяснять, почему она здесь находится, ибо посчитала, что они должны войти в гостиную. Но они не вошли. Шаги и шуршание, не останавливаясь, последовали дальше, и, когда Хук заговорил снова, он был уже слишком далеко, чтобы разобрать слова.

София с облегчением перевела дыхание. Она не собиралась подслушивать чужие разговоры, и ей было бы неприятно, если бы графиня узнала, что это произошло, пусть даже случайно. Она закрыла глаза, выждала минуту и вышла в коридор, намереваясь продолжить поиски Кирсти.

С какой стороны появился мистер Мори, она не поняла. Так же, как не поняла, каким образом его сапоги могли ступать по половицам совершенно бесшумно. Она поняла лишь то, что, когда она вышла из обеденного зала, он был там, и, если бы он не схватил ее молниеносно за плечи, от столкновения пострадало бы не только ее самообладание.

Он тоже явно не рассчитывал встретить ее здесь, ибо первым его побуждением было выругаться, но он оборвал проклятие на полуслове и попросил прощения.

– Я не ушиб вас?

– Вовсе нет. – Она быстро (пожалуй, даже слишком быстро) высвободилась из его рук. – Это я виновата. Нужно смотреть, куда идешь.

С такого близкого расстояния он казался еще более высоким. Если бы она смотрела прямо перед собой, ее взгляд пришелся бы аккурат на его горло над узлом шейного платка. Свой желтый камзол он сменил на сюртук из зеленой вязаной ткани с серебряными пуговицами. Выше она не смотрела.

Его, похоже, заинтересовал ее акцент.

– У вас не эдинбургский выговор, – заметил он.

Она секунду не могла понять, почему он об этом заговорил, а потом вспомнила, что графиня днем рассказала мужчинам, что мистер Холл приехал с нею из Эдинбурга. Удивленная тем, что мистер Мори обратил внимание на подобную мелочь, она сказала:

– Да. Я просто там останавливалась во время путешествия.

– Откуда же вы родом?

– Из Вестерн-ширс. Вы, наверное, не знаете этого города.

– Возможно, вы удивитесь широте моих познаний.

Тогда она ответила ему, и он кивнул.

– Да. Это рядом с Керкубри, не так ли? – Она почувствовала на себе его взгляд. – Так вы пресвитерианка?

Она не могла ответить, что была никем, что, живя в доме дяди, давно утратила веру, поэтому сказала уклончиво:

– Мои родители ими были и крестили меня в этой вере, но воспитывали меня тетя и дядя – приверженцы епископальной церкви.

– Это все объясняет.

Любопытство наконец заставило ее посмотреть вверх. Оказалось, он улыбался.

– Что это объясняет?

– У вас не такое недовольное и осуждающее лицо, какое бывает у пресвитериан, – ответил он. – Да и богобоязненная юная особа, которая прилежно ходит в церковь, не станет бегать сломя голову по горам на глазах у Господа и всего мира. Или это не вас я видел сегодня, когда мы подплывали к берегу?

Она посмотрела на него, но ничего не ответила, ибо было совершенно ясно, что отвечать не требуется.

– Не смотрите на меня так, – сказал он. – Поверьте, вас за это не казнили бы, даже если бы я рассказал об этом кому-нибудь. Однако в будущем, если захотите не посвящать никого в свои тайные удовольствия, лучше смывайте пятна грязи с платья, прежде чем встречать гостей.

Одарив ее этим ценным советом, он с торжественным видом поклонился и оставил ее одну в полумраке коридора. Она же…

Телефон громко прозвонил во второй раз. Как ножницы, вспарывающие материю, он оборвал поток слов, сбил настроение. Я со вздохом встала и пошла снимать трубку.

– Я не вовремя? – раздался голос отца на другом конце провода.

Я солгала:

– Нет, что ты. Я просто заканчивала одну сцену. – Я уже начала отходить от писательского транса и понимать, кто я, где я и с кем разговариваю. И тут же заволновалась, потому что отец почти никогда не звонил мне. – Что-то случилось?

– Нет, у нас все в порядке, просто ты спрашивала о Макклелландах. Я в последнее время ими почти не занимался, но решил, что могу заглянуть в Интернет, посмотреть, что там есть по этому вопросу в МГИ.

МГИ, или «Международный генеалогический индекс», был одним из самых полезных ресурсов для исследователей фамильной истории. Он был создан Церковью Святых Последних Дней, члены которой по всему миру собирали записи о рождениях и браках, содержащиеся в церковных книгах. Они снимали страницы этих книг на микропленку, переписывали и позже индексировали их. Теперь, с появлением Интернета, списки эти стали доступнее, к огромной радости моего отца.

Архив постоянно пополнялся. Когда отец последний раз искал в нем Макклелландов, он так и не смог найти записей о нашихМакклелландах, тех, что упомянуты в семейной Библии. Но на этот раз…

– Я нашел его, – заявил отец. Голос его звучал торжественно, как у человека, сделавшего важное открытие, которое я, в чем он нисколько не сомневался, должна была понять и всецело разделить. – С прошлого обновления они обработали еще несколько церквей. Сегодня я захожу в Сеть и вижу: Дэвид Джон Макклелланд женился на Софии Патерсон 13 июня 1710 в Керкубри. Это наш! Я заказал микрофильм, чтобы рассмотреть все получше, но вряд ли найду там что-нибудь еще. Шотландские метрические книги совершенно не похожи на североирландские, в них даже не записывались имена родителей жениха и невесты. Но кто знает? Будем надеяться.

– Пап, отличная новость! – сказала я, хотя после написанного мне было не очень приятно вспоминать, что София Патерсон в действительной жизни вышла замуж за человека, происходившего скорее всего из обычной пресвитерианской семьи.

– Но это еще не все, – продолжил отец. – Поэтому я тебе и звоню.

– Да?

– Да. Помнишь, ты говорила, что придумала для своей Софии – ну, этой, из твоей новой книги – год рождения… Кажется, 1689, верно?

– Да, верно.

– Так вот, в МГИ я нашел запись о крещении некой Софии Патерсон в декабре 1689 года в Керкубри. Как тебе такое совпадение? Правда, сейчас мы не можем знать наверняка, что это нашаСофия. Не хватает других источников. Если бы мы знали имя отца нашей Софии, мы могли бы хотя бы сверить его с именем отца на крещении…