Текст книги "Забытая история любви"

Автор книги: Сюзанна Кирсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

– Да уж. У него красивая морда, – сказал он, – и он знает, как этим пользоваться. – Грэм снова посмотрел на открытую дверь и на дождь, который продолжал поливать ручьями двор. – Думаю, сегодня покататься нам не удастся.

Он был прав, я знала это, но ничего не сказала.

Если честно, я была не прочь провести остаток дня здесь, в этой конюшне, в компании с Грэмом и Ангусом. Но он явно не смог бы просидеть здесь так долго, поэтому, когда Грэм встал, я последний раз погладила лошадь, подняла воротник и, хотя мне этого совершенно не хотелось, ринулась в дождь, перебежала через двор и запрыгнула в «воксхолл».

На этот раз у меня лучше получилось скрыть свои чувства. Я была так поглощена этим занятием, что и не заметила, как мы доехали до Краден Бэя, миновали его дома и магазины и оказались у начала тропинки, ведущей к моему коттеджу. Грэм остановил машину, вышел и открыл мне дверь. Он скинул куртку, поднял ее навесом над головой и сказал:

– Я проведу вас.

Ангуса он оставил в машине, и мне стало ясно, что заходить ко мне он не собирается. «Ну и хорошо, – подумала я. – Нечего расстраиваться. Не последний раз встретились».

И все же на душе у меня сделалось тоскливо, и я с трудом выдавила из себя улыбку, когда мы дошли до двери и я повернулась, чтобы поблагодарить его.

Грэм стал надевать куртку.

– Попробуем как-нибудь в другой раз, – сказал он.

– Договорились.

– Значит, до завтра. Встретимся на обеде.

– Хорошо.

Он на какое-то мгновение замешкался, как будто собирался сказать что-то еще, но лишь накинул капюшон, улыбнулся и пошел обратно по дорожке. Я же развернулась, чтобы вставить ключ в замочную скважину.

Но руки у меня совсем замерзли и намокли, замок мне сразу не поддался, и я уронила ключ. Тот звонко упал на камни, и мне пришлось нагнуться, чтобы найти его. Когда наконец он нашелся, на мне уже не осталось сухого места.

Выпрямившись, я снова увидела рядом с собой Грэма. Решив, что он вернулся, чтобы помочь, я сказала:

– Все в порядке, я нашла его. – Я показала ему ключ.

Но когда я снова попыталась открыть замок, его рука поднялась и легла мне на щеку, останавливая. На скуле я почувствовала тепло его сильной руки, когда он нежно, едва касаясь, провел по ней большим пальцем.

– Знаете, – промолвил он, – я не рассказал отцу, потому что не хотел делиться вами. Пока еще.

Поначалу я была уверена, что неправильно услышала. А если бы и правильно, что мне отвечать, я решительно не понимала. «Если бы я все это сама писала, – подумала я, – никаких сложностей не возникло бы». Легко писать диалоги персонажей в книгах, но в реальной жизни нужные слова никогда не приходили ко мне, когда были нужнее всего.

Он понял мое молчание несколько по-другому:

– Да, конечно, вам это кажется безумием, но…

– Я тоже не хочу делиться вами.

Учитывая, как я промямлила эти слова, это был вовсе не ответ мудрой и искушенной женщины, каким он по моему замыслу должен был прозвучать, но через пару секунд мне уже было все равно.

Поцелуй был недолгим, но не оставил мне сомнений насчет его намерений. В тот краткий головокружительный миг я чувствовала только его: его тепло, его прикосновение, его силу, а когда он поднял голову, я слегка покачнулась.

Он смотрел на меня так, будто тоже почувствовал волшебство этого слияния. А потом в его черной бородке сверкнули белоснежные зубы и кожа у глаз сложилась морщинками.

– Напишите об этомв своей книге, – бросил он, развернулся, сунул руки в карманы и пошел, насвистывая, по мокрой дорожке.

Я же, стоя под дождем, безмолвно смотрела ему вслед.

VI

– Да ты с ума сошла! – вскричала Кирсти. – Посмотри, как он красив. Если бы я была более знатного рода, я бы сама ему улыбалась.

Губы Софии дрогнули и растянулись в улыбке.

– Сомневаюсь, что Рори это обрадует. Да и потом, ты же говорила, что тебе нужен спокойный мужчина, чтобы нарожать от него детишек. Я не думаю, что мистер Мори ведет спокойную жизнь.

– Я бы воспитывала его детей, – сказала Кирсти. – Или обошлась бы без него. – Она тряхнула волосами и хищно улыбнулась. – Удивлена? Я говорю, как распутница, да? Верно, твой мистер Мори не фермер.

Разговор происходил не в замке, а на огороде, где София застала Кирсти, когда та собирала листья мяты, которые потребовались миссис Грант для какого-то блюда. Утро выдалось погожим. Наконец-то в небе показалось теплое солнышко и легкий ветерок пришел на смену яростному ветру, который гремел стеклами в окнах и сворачивал море волнами, как казалось Софии, в человеческий рост высотой. «Для мая это отвратительная погода», – так она думала. Ей намного милее были дни, подобные этому, которые позволяли ей выходить из дому, прочь от чувств, которые кружили голову, когда ей приходилось оставаться наедине с мистером Мори.

Кирсти спросила:

– Ты знала, что он тоже был полковником? Вернее, подполковником на службе у французского короля. Рори мне рассказал.

– Нет, я не знала этого. – Зато она знала его имя, потому что граф Эрролл называл его по имени: Джон. И она считала, что это имя ему шло. Простое и сильное имя: Джон Мори.

Она прибавила к нему «полковник» и произнесла то, что получилось, про себя. Кирсти же бросила на нее очередной подозрительный взгляд.

– Почему ты сказала, что не хочешь с ним поехать?

– Я не говорила, что не хочу. Я просто сказала ему, что сегодня утром занята другими делами и не смогу поехать с ним на прогулку.

Глаза Кирсти заблестели.

– Ну конечно. Наблюдать, как я собираю мяту, – это же очень важное дело.

– Меня еще рукоделие ждет.

– Господь свидетель, море остановится и реки потекут вспять, если ты отложишь это на час. – Она замолчала, ожидая следующей отговорки, и, когда таковой не последовало, произнесла строгим голосом: – А теперь говори, почему ты сказала ему, что не поедешь с ним. Правду.

София хотела было ответить, будто решила, что графиня не одобрит подобной прогулки, но это тоже не было оправданием, да и потом, вряд ли Кирсти в это поверит.

– Не знаю, – только и сказала она. – Иногда он меня пугает.

Это удивило Кирсти.

– Он был неучтив?

– Нет-нет. Со мной он всегда ведет себя как джентльмен.

– Почему же ты боишься его?

У Софии не было ответа на этот вопрос. Она не могла объяснить, что боится не самого мистера Мори как человека, а того воздействия, которое он на нее производит; что, когда он входит в комнату, все внутри у нее как будто оживает и ее начинает трясти, как в лихорадке. Она просто повторила:

– Не знаю.

– Нельзя победить свои страхи, если не знаешь, чего боишься, – ответила на это Кирсти. – Так моя мама всегда говорит. – Она нашла кустик мяты, сорвала несколько листочков и поднялась. – Когда мистер Мори пригласит тебя в следующий раз, – сказала она и улыбнулась еще шире, – подумай, не стоит ли согласиться.

Еще неделю назад София отправилась бы с ней на кухню, и они провели бы там часок в тепле за разговором со слугами, но теперь, с возвращением графа Эрролла, порядки в доме изменились. Хотя сам граф об этом ничего не говорил, было понятно, что, пока он живет в замке, все слуги должны ходить по струнке.

Поэтому, когда Кирсти ушла, София осталась во дворе и затем отправилась в сад. Там, по крайней мере, можно было погулять спокойно, наслаждаясь свежим воздухом. Вокруг, мелодично чирикая, суетливо порхали птички, строившие гнезда в скрытых тенью трещинах и разломах стены, а под ногами вдоль тропинки в раскачивающейся на ветру траве танцевали цветы. Запах прогретой солнцем земли и свежий аромат молодых растений наполнили Софию ощущением счастья, и она закрыла глаза, позволив памяти унести себя в детство, в зеленые весенние поля на берегах реки Ди…

На ее руке крепко сомкнулись пальцы.

Вздрогнув, она распахнула глаза и увидела прямо перед собой угловатое лицо садовника. Внезапно она почувствовала, как все ее тело непроизвольно сжалось от страха. Должно быть, каждое животное чувствует нечто подобное, когда видит хищника. Не желая показывать Билли Уику своего испуга, она попыталась придать себе спокойный вид, но он успел увидеть ее страх, и ему это явно доставило удовольствие.

– Осторожнее, – произнес он. Голос его не был грубым под стать лицу, а звучал мягко, но от этого Софии он показался еще противнее, как змеиное шипение. – Гуляя по моему саду, нужно держать оба глаза открытыми.

Ей удалось заставить свой голос не дрогнуть.

– Я запомню это, мистер Уик.

– Да, запомните. Не больно-то мне хочется видеть, чтоб такая красавица с собой что-нибудь учинила. – Его темные глаза ощупывали фигуру Софии, пока он держал ее за руку.

Она отстранилась, но он не отпустил ее, и София поняла, что если начнет вырываться, это лишь раззадорит его. Поэтому, стоя спокойно, произнесла:

– Отпустите меня.

– Вы как будто некрепко на ногах стоите, – сказал он и осклабился. – Не хочу я, чтоб вы упали. Это я так скажу ее светлости, ежели вы на меня ей жаловаться захотите. Я здесь, в Слэйнсе, куда дольше вас живу, красавица моя. Ее светлость доверяет моему слову. – Когда он это говорил, вторая его рука потянулась к ее талии, и София вдруг сообразила, что они стоят на месте, которое не видно из дома. Ее охватила паника, и отвращение комком желчи подкатило к горлу. Задыхаясь, она повторила:

– Отпустите меня.

– Уж теперь-то это вряд ли. – Его рука опустилась на ее талию и начала подъем наверх. – Проверю-ка я, не поранились ли вы.

К счастью, на дорожке раздались шаги, и в тот же миг Билли Уик отпустил ее и отступил в сторону, так что появившемуся мистеру Мори предстала совершенно безобидная картина. Однако он замедлил шаг, а увидев лицо Софии, вовсе остановился и устремил на садовника холодный проницательный взгляд.

– Доброе утро, мистер Уик, – произнес он, но, не дав ему времени ответить, добавил: – Я уверен, леди не хотела отрывать вас от работы.

Садовник сердито насупил брови, но почтительно коснулся шапочки и, собрав инструменты, которые положил у дороги, удалился бесшумно, как змея в траве.

София облегченно расслабила плечи. Почувствовав на себе взгляд Мори, она приготовилась отвечать на вопросы, но они не последовали. Он только сказал:

– Все хорошо?

Она могла рассказать ему, что случилось, но не осмелилась, ибо чувствовала, что за его внешним спокойствием скрывается огонь, который может толкнуть его на насилие, и не хотела давать ему повода защищать ее честь, тем более что этим он привлек бы к себе внимание, чего она не собиралась допускать.

Потому она ответила:

– Да, – и пригладила платье руками, которые слегка дрожали. – Спасибо, все хорошо.

Он кивнул.

– В таком случае не стану отнимать у вас время, поскольку вы этим утром, как видно, чрезвычайно заняты.

Когда к ней вернулось присутствие духа, он уже отошел на несколько шагов.

– Мистер Мори!

Он снова остановился и повернулся.

– Да?

– У меня изменились обстоятельства, – сказала она, думая о том, как бы не выдать охватившее ее волнение. – Если вы все еще собираетесь на прогулку, я могу поехать с вами. Если хотите, – закончила она, чувствуя на себе его прямой взгляд.

Он какой-то миг думал, потом сказал:

– Да, госпожа Патерсон. Я этого очень хочу.

Она не стала переодеваться из повседневного платья в платье для верховой езды, которое ей дала графиня. Пыль и лошадиная шерсть не испортят ткань больше, чем это сделало время. Это было не самое старое ее платье, но она носила его уже несколько сезонов и бережно штопала в прохудившихся местах, потому что его цвет, некогда темно-лиловый, а теперь скорее бледно-лавандовый, выгодно подчеркивал ее яркие волосы.

Рори вывел из конюшни кобылу и провел рукой по подпруге, проверяя, надежно ли она закреплена. Но сесть в седло Софии помог Мори.

И снова она ощутила непонятный огонь, пробежавший по ее руке, такой же, как в тот раз, когда они впервые прикоснулись друг к другу. Когда она отняла руку, он заметил:

– Вам нужно надеть перчатки.

– Ничего. У меня не такие нежные руки.

– Мне так не показалось, – сказал он, достал из-за пояса перчатки с крагами и протянул ей, после чего запрыгнул на своего мерина. В седле мистер Мори сидел настолько уверенно, что казался частью животного. Он повернулся к Рори. – Если ее светлость будет спрашивать, мы не поедем далеко и будем держаться поближе к берегу. Леди со мной в безопасности.

– Да, полковник Мори. – Конюх отошел на несколько шагов и стал смотреть, как они уезжают. Хотя он не произнес ни слова, по написанному на его лице любопытству София поняла, что Кирсти очень скоро узнает о ее приключении.

Кирсти будет за нее только рада, но что об этой затее скажет графиня или ее сын, София не могла предугадать. Да, графиня была в комнате, когда Мори первый раз предложил ей покататься верхом после завтрака, но София тогда отвергла его предложение с такой поспешностью, что у графини не осталось ни времени, ни необходимости высказывать свое мнение. Впрочем, рассудила София, она вряд ли стала бы возражать. Мистер Мори был благородным человеком из хорошей семьи – женщине под его опекой действительно нечего опасаться.

Она второй раз повторила это себе, чтобы собраться с духом. Они уже выехали из замка и взяли путь на юг. Он пустил своего мерина шагом, хотя она чувствовала, что, будь ее спутник один, он бы перешел на аллюр, более соответствующий его горячему нраву. «Наверное, непросто, – думала она, – такому человеку, как он, воину, обученному и привыкшему действовать, сидеть затворником в Слэйнсе уже столько дней». Она часто видела его в библиотеке, куда он приходил искать забвения среди книг, будто чтение могло помочь хотя бы почувствовать вкус свободы. Но больше всего он напоминал ей зверя в клетке, которому только и остается, что бродить бесцельно по коридорам и вокруг замка.

И сейчас казалось, что у него нет на уме какой-то определенной цели, словно ему было достаточно дышать морским воздухом и чувствовать себя свободным.

Похоже, он был не в настроении разговаривать. Молчание он нарушил лишь после того, как они с плеском пересекли ручей, миновали несколько приземистых домиков и направили лошадей туда, где мягкая прибрежная трава развевалась на вершинах песчаных дюн. И потом он спросил:

– Как вы находите мои перчатки?

Она находила их теплыми, слишком большими для ее рук и грубыми. Однако чувствовать их на себе было приятно, хотя в этом ощущении и было что-то греховное, словно пальцы его сомкнулись на ее руках, а она не хотела, чтобы он их отпускал.

– Помогают, – ответила она. – Но, признаюсь, мне кажется, что такие твердые перчатки подошли бы и сокольнику.

Никогда еще она не видела, чтобы он так улыбался: быстрый и неожиданный проблеск зубов и искренняя радость. Стремительная сила этой улыбки на время лишила ее дара речи.

– Да, – промолвил он, – не самые модные перчатки. Мне их на Рождество прислала моя сестра Анна. Она очень любит рассказы про рыцарей и благородные подвиги и наверняка выбрала их с мыслью об этом.

София улыбнулась.

– Мою сестру тоже звали Анна.

– Звали?

– Она умерла в прошлом году.

– О, простите. И у вас больше никого нет?

– Нет.

– Только скажите слово, и я одолжу вам парочку своих родственников, – произнес он невозмутимым тоном. – У меня две сестры и три брата.

– Вам, наверное, тяжело жить здесь, в Шотландии, вдали от них.

– Да. У моего старшего брата Уильяма – он лэрд Аберкарни – ребенок совсем маленький, ему полтора года, и он меня, наверное, и не узнает, когда увидит. Я надеялся, что смогу поехать к ним в этом месяце, но, похоже, не судьба.

София попыталась утешить его:

– Такой маленький ребеночек все равно не запомнит вас, если даже увидит.

– Но я бы его запомнил.

Что-то в его голосе заставило ее посмотреть на него и подумать, что ему, наверное, очень непросто жилось во Франции, так далеко от тех, кого он любит. Для шотландских мужчин было обычным делом жить за границей, и младшие сыновья благородных семей, прекрасно понимая, что родовых земель им не унаследовать, часто отправлялись на материк служить в армии и жить подальше от шотландских берегов. Ирландец полковник Хук, как ей рассказали, именно так и поступил, и теперь во Франции его ждали жена и дети. Уверенности в том, что и Джон Мори не прошел через это, у нее не было.

– А у вас сыновья есть? – поинтересовалась она как бы мимоходом, с таким видом, будто ответ ее не особенно интересует.

Он покосился на нее.

– Нет. У меня нет сыновей. И дочерей тоже. По крайней мере еще ни одна женщина не обвинила меня в этом. И я думаю, моя матушка предпочла бы, чтобы я женился, прежде чем заводить детей.

София кивнула, поскольку не нашла что сказать.

Она чувствовала на себе его взгляд и, хотя лицо его не изменило выражения, догадывалась, что его забавляет ее смущение, а потому она перевела разговор в другое русло.

Она спросила:

– Вы живете при дворе?

– В Сен-Жермене? Что вы, нет, – ответил он. – Это место не для таких, как я. Я живу там, куда король Франции считает нужным направить мой полк, и вполне довольствуюсь этим. Хотя, признаюсь, когда меня время от времени вызывают в Сен-Жермен, это привносит некоторое приятное разнообразие в мою жизнь.

София много слышала о молодом короле Якове, которого прозвали «Дрозд-красавчик» за его темные волосы и глаза, о его младшей сестре принцессе Луизе Марии и о пышных празднествах, которые они устраивали, находясь в изгнании во Франции, но никогда не вcтpeчaлa человека, который бывал там, и ей ужасно захотелось узнать об этом поподробнее.

– Правду говорят, что король и принцесса танцуют всю ночь, а потом все утро проводят на охоте?

– А весь день гуляют и катаются верхом? – В глазах его сверкнули насмешливые искорки. – Да, я тоже слышал такие разговоры, и что правда, то правда, они оба молоды и порой позволяют себе такие удовольствия. Но можно ли их винить после того, через что они прошли? Истина не так интересна: принцесса – на редкость скромная девица и ведет себя исключительно благочестиво, а король Яков проводит часы, занимаясь делами, как государственными, так и заграничными, с усердием, подобающим королю. Хотя, – прибавил он, словно для того, чтобы не расстраивать ее, – я припоминаю, что на Богоявленский сочельник в Версале устраивали бал и король Яков с принцессой действительно танцевали всю ночь до четырех утра. Принцесса была вся в желтом бархате, с самоцветами и алмазами в чудесных волосах. Зал освещали две тысячи свечей, а когда бал закончился и король с принцессой при свете факелов вышли из Мраморного дворца, швейцарская гвардия французского короля с почетом провела их до кареты, и они уехали домой в Сен-Жермен в сопровождении кавалькады всадников в ярких одеждах и с перьями Стюартов на шляпах.

София вздохнула и на мгновение закрыла глаза, представляя себе эту чудесную картину. Как это было не похоже на все, что она до сих пор видела! Как романтично! «Как было бы замечательно, – думала она, – если бы король снова вернулся домой». Первый король Яков бежал из страны в тот год, когда родилась София, и при ее жизни шотландские короли не занимали древний трон в Эдинбурге. Но она с замиранием сердца слушала рассказы стариков о тех временах, когда судьбу Шотландии решали шотландцы.

– Он правда вернется? – спросила она.

– Да. Он вернется и ступит на шотландскую землю, – ответил Мори. – И моя задача сделать так, чтобы эта затея не стоила ему жизни.

Она бы еще расспросила его о жизни в Сен-Жермене, но взгляд Мори скользнул к морю, и он неожиданно натянул поводья, останавливая мерина.

Тоже остановившись, София спросила:

– Что там?

Но, что бы там ни увидел Джон Мори, решила я, этому придется подождать до вечера. Неохотно я нажала «Сохранить» и выключила компьютер.

Еще немного, и я опоздаю на обед.

Глава 11

Ангус поднял тревогу после первого же моего удара в дверь и продолжал лаять, пока мне не открыли. Джимми широко распахнул дверь и встретил меня приветливой улыбкой.

– Так-так, красавица. Входите. Да не бойтесь вы собаки, это всего лишь Ангус. Он не укусит. Так, давайте ваш зонтик, куртку. Повешу, пусть сохнут.

Приятно было после серого тумана и дождя оказаться в теплоте узкой, ярко освещенной прихожей в желтых обоях. Сегодня запахи еды казались не застоявшимися, а свежими и аппетитными. Похоже, он сдержал обещание приготовить ростбиф; окутавший меня насыщенный запах жареного напомнил о том, что я, увлекшись романом, совсем забыла позавтракать, и теперь мне чертовски хотелось есть.

Ангус, увидев, что это я, прекратил лаять, подошел, виляя хвостом, уткнулся мне носом в колени и заискивающе посмотрел мне в глаза, надеясь на внимание. Я наклонилась, чтобы потрепать его по макушке.

– Привет, Ангус. – Спохватившись, я прокрутила разговор на несколько слов назад, чтобы убедиться, что Джимми действительно упоминал при мне кличку собаки. «Упоминал, но впредь нужно быть осторожнее, – приказала я себе, – если хочу притвориться, что вижу Грэма впервые».

– Не желаете шерри? – предложил Джимми. – Моя жена любила немного горького шерри выпить перед воскресным обедом.

– Да, пожалуйста.

Следуя за ним в гостиную, я почувствовала стеснение в груди, явно вызванное ожиданием встречи. Пришлось мне вдохнуть поглубже, чтобы приготовиться. Не в первый раз я увижу Грэма, но это будет первый раз, когда я увижу его после того, как он меня поцеловал. Неудивительно, что я нервничала.

Если бы я не ушла с головой в работу, я бы, наверное, проанализировала этот поцелуй со всех сторон и разобрала бы его по косточкам. К этому времени я бы уже знала, были ли обдуманными и серьезными его намерения, или он уже успел переосмыслить недавнее изменение в наших отношениях.

У Грэма были манеры отца. Едва я вошла в гостиную, он встал, и, когда наши глаза встретились, я поняла, что могу забыть о своих сомнениях. Он смотрел на меня так, словно мы были в комнате одни.

Вот только мы были не одни.

Другого человека, стоявшего слева от меня, я не замечала, пока чья-то рука не коснулась моего плеча, после чего я ощутила на щеке отдающее виски дыхание Стюарта, когда он с улыбкой наклонился, чтобы приветствовать меня поцелуем.

– Видите, я же обещал, что мы скоро встретимся. – Все еще держа руку у меня на плече, он повернулся к Грэму. – Грэм, это Кэрри. Кэрри, познакомься, это мой брат Грэм.

Несколько выбитая из колеи неожиданным поворотом, я машинально произвела движения, которые полагается производить при знакомстве, и лишь очередной электрический импульс, пробежавший через мое тело от его рукопожатия, привел меня в чувство.

Вежливо, но твердо я сделала шаг вперед, чтобы стряхнуть руку Стюарта, и села в кресло, ближайшее к тому, на котором сидел Грэм. Затем улыбнулась отцу братьев, приближавшемуся ко мне со стаканом, который он наполнил из стоявшей в буфете недавно купленной бутылки сухого шерри.

– Спасибо, – сказала я Джимми. – Судя по запаху, нас ждет прекрасный обед.

– Не знаю, не знаю, станете ли вы его хвалить, когда попробуете.

– Поэтому он нас сначала и поит, – вставил Стюарт, подняв в качестве доказательства свой наполовину пустой стакан.

Не заметив моего маневра с креслами, он сел напротив меня, вытянул ноги и придвинул к себе Ангуса. Пес угрюмо повиновался.

– Итак, – жизнерадостным тоном произнес Стюарт, – как вы тут без меня целую неделю жили?

– Справилась кое-как.

– Она в Эдинбург ездила, – посчитал нужным добавить Джимми.

Я почувствовала на себе взгляд Грэма, прежде чем Стюарт произнес:

– В Эдинбург? – Брови его удивленно поднялись. – Зачем?

– Просто нужно было кое-что проверить для книги.

– Да, – продолжил старший из Китов, – всю неделю пропадала. Домой вернулась только в пятницу, и то ночью. Ох, и заставила меня поволноваться. Не люблю я, когда молодая девушка одна по ночам ездит. Неужто невмоготу было до утра подождать? – спросил он меня.

– Я могла вернуться, вот и вернулась, – только и ответила я, не желая открывать того, что попросту боялась пропустить экскурсию с Грэмом, запланированную на субботу.

Если сам Грэм что-то такое и заподозрил, виду он не подал.

– Вы нашли то, что искали? – спросил он и, когда я повернулась к нему, добавил: – Для книги?

– Да, и немало. – И, посчитав, что это дало мне повод сосредоточиться на чем-то существенном, я немного рассказала ему о том, что узнала из бумаг Гамильтона.

Стюарт, откинувшись на спинку кресла, осведомился:

– Что за герцог Гамильтон?

– Джеймс Дуглас, – ответил Грэм. – Четвертый герцог Гамильтон.

– Ах, этот. Ну конечно. И как это я забыл? – Он картинно закатил глаза и покачал головой, а Грэм усмехнулся и сказал ему:

– Не будь занудой.

– Знаешь, не все же спят с книжками по истории.

– Герцог Гамильтон, – с расстановкой, словно обращаясь к ребенку, стал объяснять Грэм, – был одним из самых важных людей начала восемнадцатого века в Шотландии. Он открыто называл себя патриотом и был одним из претендентов на шотландский престол. Некоторые протестанты, в том числе и он сам, полагали, что он больше подходит на роль короля, чем любой из изгнанных Стюартов.

– Да кто угодно был лучше Стюартов, – сказал его брат, но, когда он поднял свой стакан, по его ухмылке стало ясно, что он просто дразнил Грэма.

Проигнорировав его замечание, Грэм спросил меня:

– Он в вашей книге главный персонаж?

– Герцог? Нет, но часто появляется на заднем плане. Моя история пока что в основном происходит в Слэйнсе, но вначале у меня есть сцена, где он встречается с героиней в Эдинбурге. Ну, и все мои персонажи, понятное дело, имеют свое мнение насчет связи герцога с унией.

– Как и историки.

Стюарт допил стакан и спросил:

– Вы про меня снова забыли. Какая еще уния?

Грэм, помолчав, сказал мне сухим голосом:

– Простите моего брата. Его представление о прошлом нашей страны ограничивается фильмом «Храброе сердце».

Стюарт скорчил обиженную мину, но это у него не очень получилось. Своим обычным развязным тоном он произнес:

– Ну так давай, просвещай меня.

Грэм снисходительно прикрыл глаза.

– В «Храбром сердце» был Роберт Брюс. Ты помнишь, кто это?

– Ага. Король Шотландии.

– Его дочь вышла замуж за лорда-стюарда, отсюда и пошло название рода «Стюарт». Эта линия, пройдя через еще двух Робертов и нескольких Яковов, дотянулась до Марии, королевы Шотландии. Ты слышал о ней?

– Хорошая девушка, но неудачные замужества, – ответил Стюарт, входя в азарт.

– Сын Марии, другой Яков, стал наследником английской королевы Елизаветы, которая умерла бездетной. Таким образом, один из Стюартов стал одновременно королем и Шотландии, и Англии, хотя больше внимания уделял Англии, чем Шотландии, и здесь почти не показывался. Как и его сын, Карл I, который оказался чересчур властолюбивым, из-за чего на сцене появился Оливер Кромвель со своими людьми. Они заявили, что хватит с них королей, сместили Карла и послали его на плаху.

– Пока все понятно.

– Потом, после затяжной гражданской войны, правления Кромвеля и его парламента, англичане решили, что им все же будет лучше с королем, и потому призвали сына старого короля, Карла Стюарта (Карла II), вернуться и занять трон. Когда тот в 1685 году умер, королем стал его брат Яков, в чем не было бы никакой беды, если бы не тот факт, что Яков являлся католиком. Ревностным католиком. Теперь англичане боялись не только того, что он попытается лишить их с таким трудом завоеванной протестантской религии, но и того, что король Яков может заключить союз с другим католиком, их заклятым врагом– королем Франции.

Он замолчал, чтобы сделать глоток из стакана, в котором, как и в стакане его отца, плескалось виски, и продолжил рассказ:

– Английская аристократия начала задумываться о том, чтобы избавиться от Якова и посадить на трон протестанта, поскольку все они были настроены против французов. У них даже был идеальный кандидат на это место – старшая дочь Якова Мария, бывшая замужем за Вильгельмом, принцем Оранским, ярым протестантом, который уже много лет воевал с французами и давно метил на английский престол. И неважно, что он голландец, потому что он – супруг Марии и, следовательно, если ее сделать королевой, понадобилось бы лишь решение парламента, чтобы он стал соправителем. Но случилось неожиданное. Пока аристократы строили планы, вторая жена короля Якова родила сына. Для англичан это стало ударом, потому что наследник мужского рода в праве престолонаследования имеет преимущество перед женщинами. Поэтому они распустили слух, что новорожденный принц вовсе не принц, а простой ребенок, которого Яков, спрятав в грелке для постели, тайком пронес в палату королевы, чтобы обзавестись наследником. Не самая убедительная история, но для противников Якова этого оказалось достаточно. То, что последовало за этим, нельзя назвать войной, это была скорее шахматная партия, в которой крупные фигуры переходили с одной стороны на другую. В итоге через полгода Яков вместе с королевой и маленьким наследником был вынужден бежать во Францию. Такое с ним случилось не в первый раз. Еще в юности, когда его собственный отец Карл I погряз в гражданской войне, мать отвезла Якова во Францию, опасаясь за его жизнь. Отец его был казнен, и Стюартам пришлось какое-то время жить за границей, но потом англичане сами призвали его вернуться на трон. Помня это, Яков решил, что нечто подобное произойдет и на этот раз, если склонить голову и переждать. Он отвез королеву и наследника в Сен-Жермен, тот самый замок, где он жил когда-то подростком, и к весне 1689 года его дочь Мария и ее супруг Вильгельм заняли английский трон. Шотландия, проведя голосование, тоже признала Вильгельма королем. Итак, – продолжил Грэм, – наша страна разделилась на два лагеря: с одной стороны те, кто признал Марию королевой, потому что она шотландка и протестантка, с другой те, кто считал, что она не имеет права царствовать при живом отце и брате, который стоит раньше ее в очереди на престол. Вторая группа – те, кто желал вернуть на трон короля Якова, – получили название «якобиты», от Jacobus – это латинский вариант имени Яков.

Стюарт поднял руку.

– Я могу еще выпить?

– Да. – Грэм улыбнулся и сделал еще один глоток виски, пока его брат ненадолго вышел из комнаты и вернулся с наполненным стаканом и вопросом к отцу:

– Духовку не пора выключать?

– Боже мой! – всплеснул руками Джимми, вскочил и выбежал из комнаты.

Стюарт, заняв свое место, обратился ко мне:

– Еще ни разу не случалось, чтобы он не спалил мясо.

– Но мы все равно его едим, – пожав плечами, возразил Грэм.

– Я просто предупреждаю ее, – сказал Стюарт. – Ну ладно. На чем мы остановились? Кажется, я спрашивал об унии, и ты пока что не ответил. Эти ученые вечно рассусоливают, – пожаловался он мне.

– Итак, с приходом к власти короля Вильгельма, – терпеливо продолжил Грэм, – положение Шотландии катастрофически ухудшилось, беды следовали чередой. В последние годы века случился такой неурожай, что бедняки сотнями умирали от голода, при том, что английские законы и непомерные пошлины попросту душили шотландскую торговлю и судоходство. Когда же Шотландия наскребла достаточно денег для образования колонии в Дарьене – это область в Панаме, – чтобы заняться торговлей вдали от английской Ост-Индской компании, англичане в ответ прекратили все поставки и помощь, которые могли бы помочь колонистам выжить. Когда Дарьен пал, шотландские инвесторы потеряли все. Шотландия оказалась не просто разорена, страна погрязла в долгах, и нам даже нечего было продать, – сказал он. – Кроме независимости. К этому времени Вильгельм уже овдовел, но еще продолжал воевать с Францией. Он не хотел умирать и оставлять французского короля с козырными картами. До тех пор, пока Шотландия оставалась отдельной страной, всегда существовала угроза того, что король Яков или его сын, младший Яков, могут, заручившись поддержкой Франции, вернуться, что было чревато осложнениями для Англии. Вильгельму пришло в голову, что, раз троны Англии и Шотландии объединились около ста лет назад, то теперь можно объединить и парламенты, образовав единое государство Великобританию.