Текст книги "Забытая история любви"
Автор книги: Сюзанна Кирсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)
«Наверное, для Стюарта Кита работа тоже является смыслом жизни, и ему вряд ли со мной будет интересно», – думала я.
«Килмарнок армс» стал началом и концом моего первого путешествия по Краден Бэю. Стюарту, похоже, нравилось сидеть там, и он не выказывал ни малейшего желания вести меня куда-то еще. Провожая меня домой, он снова перешел на дружеский тон. Никакого флирта, лишь улыбка на пороге моего дома и обещание наведаться завтра.
Проверив огонь на кухне, я обнаружила, что он уже еле горит. Тогда я, чувствуя себя почти профессионалом, подбросила в печку угля, как показывал Джимми. «Готово», – произнесла я и встала, прикрыв рот рукой, чтобы подавить зевок, напомнивший мне о том, что прошлой ночью я почти не спала и недавно выпила стакан вина.
В моей маленькой спальне в глубине дома из мебели были только платяной шкаф и железная кровать с продавленным матрасом и доисторическими пружинами, которые жутко скрипели. Зато в окно, выходившее на север, было видно иззубренные скалы с развалинами Слэйнса наверху, краснеющими на фоне неба. Но я слишком устала, чтобы любоваться видом.
Кровать пронзительно скрипнула, когда я легла, но наволочка была мягкой и прохладной, и, когда я скользнула под теплое одеяло в свежевыстиранном пододеяльнике, мое сознание тоже ускользнуло куда-то.
Наверное, я заснула.
Но, закрыв глаза, я увидела не темноту и не сон.
Я увидела реку и зеленые холмы под голубым летним небом. Место это я не узнавала, но образ не исчезал, как будто в голове у меня проходил приватный киносеанс. Ощущение усталости меня покинуло.
Я встала с кровати и пошла к компьютеру.
II
Ей снились леса и отлогие западные горы, река Ди, танцующая в солнечном свете за зелеными полями, и мягкое прикосновение высокой травы, склоняющейся перед ней, куда бы она ни пошла. Она чувствовала чистый утренний воздух, прохладный нежный ветерок и счастье, которое он с собой несет. Рядом сидела мать, она напевала песню, которую София вспоминала только во сне…
Но, едва она открыла глаза, все исчезло – и слова, и горы с лесами. Солнце тоже исчезло. Здесь свет был серым, и в углы спальни он не проникал, поэтому их наполняла темнота, хотя после вчерашнего осмотра комнаты со свечкой она прекрасно знала, что темноте скрывать нечего. Комната была простой, без украшений, только над камином висел портрет какой-то женщины с грустными глазами, да одинокий гобелен пытался скрасить строгую серость каменных стен. Огонь в камине был слишком слаб, чтобы заглушить завывания ветра за мокрым от дождя окном.
Она закуталась в одеяло, чтобы защититься от холода, и подошла к окну посмотреть, что оттуда видно. София надеялась увидеть горы и деревья, хотя она и не замечала деревьев вчера вечером по дороге сюда. Вообще, эта часть Шотландии была почти лишена растительности, если не считать утесника и грубой травы, торчавших на берегу. Наверное, соль не позволяла вырасти здесь ничему более нежному.
Когда она подошла к окну, в стекло ударил дождь. Какое-то время ничего не было видно, но потом ветер разогнал воду в тоненькие, расползающиеся в стороны ручейки и позволил ей рассмотреть то, что находилось за стеклом.
Посмотрев в окно, она ахнула от неожиданности. Перед ней было море. Только море и ничего больше. Такую же картину она могла увидеть, если бы находилась на корабле в нескольких днях плавания от берега. Вокруг было лишь серое небо и черные штормовые волны, уходящие в бесконечность до самого горизонта. Графиня Эрролл предупредила ее за ужином, что стены замка Слэйнс кое-где подходят близко к обрывам, но Софии показалось, что стены должны подниматься из самой скалы, чтобы из окна открывался такой вид, и что внизу нет ничего, кроме каменной стены и пропасти с белой пеной волн, разбивающихся о каменные глыбы на берегу.
Порыв ветра снова плеснул в окно дождем. Она развернулась, подошла к камину и достала из комода свое лучшее платье.
Это платье принадлежало матери, и было оно совсем не таким модным, как то, что надела графиня вчера вечером к ужину, но нежно-голубой цвет был ей к лицу. Собрав и заколов волосы, она почувствовала себя уверенной и готовой к тому, что ее ждало.
Пока что она не знала, какое положение отвели ей в этом доме. За ужином это не обсуждалось, графиню, похоже, заботило лишь, чтобы гости были накормлены и ни в чем не нуждались. Гостеприимство ее было бескорыстным и дало Софии надежду на то, что здесь она действительно обретет покой в добром, счастливом доме, о чем она мечтала все эти дни и ночи с тех пор, как отправилась в путешествие на восток.
Однако жизнь научила ее тому, что надежды сбываются далеко не всегда и то, что поначалу кажется блестящей перспективой, может оказаться горьким разочарованием.
Глубоко вздохнув, чтобы унять беспокойство, она расправила плечи, разгладила ладонями ткань на корсаже и пошла вниз. Было довольно рано, и, похоже, кроме нее, пока еще никто не проснулся. Она переходила из комнаты в комнату и, поскольку замок был большим, с множеством дверей и коридоров, через некоторое время перестала понимать, где находится. Наверное, она еще долго блуждала бы, если бы вдруг не услышала в одном из дальних коридоров признаки жизни. Голоса, какое-то позвякивание, которое она приняла за звон посуды, и жизнерадостное пение привели ее к двери кухни. В том, что это кухня, она не сомневалась: даже сквозь дубовую обшивку до нее доносились аппетитные запахи и манящее тепло. Дверь от ее прикосновения отворилась сама по себе.
Взору Софии открылась просторная чистая кухня с большим очагом в конце, плиточным полом и длинным ровным столом, за которым сидел молодой человек в грубой одежде и с трубкой в зубах. Стул его был наклонен, вытянутые ноги скрещены в лодыжках. Софию он пока не замечал, потому что смотрел во все глаза на девушку, которая пела, составляя чистые тарелки на поднос, а сейчас – видимо, потому что забыла дальнейший текст песни, – принялась весело напевать одним голосом, без слов.
У очага широкой спиной к ним стояла женщина средних лет, которая помешивала что-то в открытом котле. Это «что-то» по запаху показалось Софии похожим на ячменную похлебку. У нее тут же свело голодный желудок, и она сказала:
– Доброе утро.
Мелодичный напев оборвался, передние ножки стула с грохотом опустились на пол, и к ней повернулись три удивленных лица.
Первой заговорила девушка. Прочистив горло, она сказала:
– Доброе утро, госпожа. Вы что-то хотели?
– Это похлебка?
– Да. Но на завтрак у вас будут другие блюда. Я накрою в зале через полчаса.
– Я… А нельзя ли мне здесь тарелочку съесть? Пожалуйста.
Они удивились еще больше. София, неловко переступая с ноги на ногу, попыталась найти слова, чтобы объяснить: она не привыкла к огромным замкам, жизнь у нее всегда была простой (нет, не бедной, но и не намного выше того положения в обществе, которое занимают они), и для нее эта чистая кухня с веселой компанией больше напоминает дом, чем обеденный зал.
Старшая женщина, молча стоявшая до этого у очага, смерила Софию взглядом и сказала:
– Проходите, госпожа, садитесь, коли вам так хочется. Рори, хватит дурака валять, поднимись и уступи место леди.
– Что вы! – воскликнула София. – Я вовсе не хотела…
Молодой человек по имени Рори беспрекословно поднялся.
Выражение его лица осталось неизменным, и понять, что он думает об этом вторжении, было невозможно.
– Пора и делом заняться, – обронил он и ушел через коридор в другой стороне кухни.
София услышала, как скрипнули дверные петли, потом хлопнула дверь, и в теплой кухне повеяло прохладой.
– Я не хотела, чтобы кто-то уходил, – сказала София.
– Он не из-за вас ушел, а из-за меня, – твердо произнесла старшая женщина. – Этому бездельнику дай волю, сидел бы здесь все утро. Кирсти, принеси миску и ложку, я налью нашей гостье похлебки.
Кирсти по виду была примерно одного возраста с Софией или чуть-чуть моложе. Черноволосая и большеглазая, она двигалась так же, как Рори, – с покорностью, вызванной, однако, не страхом, а уважением.
– Да, миссис Грант.
София села за стол и принялась есть горячую похлебку, ничего не говоря, чтобы не отвлекать больше женщин от работы. Она чувствовала, что они, занимаясь своими делами, посматривают на нее, и потому была рада, когда, доев, смогла отодвинуть миску и сказать «спасибо».
Миссис Грант заверила ее, что благодарить не за что.
– Но, – осторожно добавила она, – если вы станете делать это каждый день, графиня будет недовольна.
София посмотрела на слугу, подумав, что та, быть может, уже знает, какое место ей уготовано в этом доме.
– Так я буду есть с семьей?
– Конечно, с кем же еще? – удивилась миссис Грант. – Вы же родственница графини.
София медленно произнесла:
– У родства бывают разные уровни.
Старшая женщина минуту смотрела на нее, как будто пытаясь понять потаенный смысл этих слов, а потом, повесив на крюк другой чан, сказала:
– Для графини Эрролл не бывает.
– Она, кажется, хорошая женщина.
– Самая лучшая. Я работаю в этой кухне вот уже тридцать лет, с тех пор, как мне было столько годов, сколько сейчас Кирсти, и знаю графиню лучше многих, и вот что я скажу: на всем божьем свете нет такой, как она. – Тут она улыбнулась одними глазами. – А вы думали, из вас сделают служанку?
– Я не знала, что меня ждет, – ответила София, не желая открывать все свои желания и страхи незнакомому человеку. В конце концов, что было, то прошло, и какое дело этим двум женщинам до того, как нелегко ей пришлось после смерти матери? Она тоже улыбнулась. – Но вижу, что попала в хорошее место.
И снова миссис Грант прежде, чем ответить, внимательно посмотрела на нее.
– Да, это так. Кирсти!
Кирсти повернулась.
– Проведи нашу гостью в зал. Ее, наверное, уже ждут.
– Хорошо, – ответила девушка.
София встала из-за стола.
– Спасибо.
Если раньше Софии казалось, что складки возле рта миссис Грант строгие, теперь у нее не осталось сомнения, что их на ее лице проложили улыбки.
– Не за что, госпожа. Только вы уж теперь ешьте за столом хорошенько, а то они догадаются, что я вас тайком накормила.
Выполнить совет миссис Грант оказалось совсем не сложно. София съела все, что подала на стол Кирсти. После четырех дней пути из Эдинбурга ей казалось, что свой, голод она уже никогда не утолит. К тому же стряпня миссис Грант не уступала тому, что она ела за столом самого герцога Гамильтона.
Если графиня Эрролл и заметила опоздание Софии, об этом она не обмолвилась ни словом, только поинтересовалась с улыбкой на лице, понравилась ли ей комната.
– О да, благодарю вас. Я прекрасно отдохнула.
– В этой комнате пустовато, – заметила графиня, – и, чтобы не замерзнуть, ее нужно хорошенько топить, зато там бесподобный вид из окна. Когда погода наладится, обязательно посмотри на восход солнца. Уверяю, такой красоты ты еще не видела.
Мистер Холл, потянувшись за хлебом, подмигнул Софии.
– Но это будет не чаще одного дня в месяц. Господь был щедр в своей милости к Слэйнсу (взять хотя бы то, что дал ему столь любезную хозяйку), но Он, по каким-то одному Ему известным причинам, предпочитает скрывать свои милости за пеленой тумана. Если вам удастся дважды увидеть восход солнца до начала лета, считайте, что вам очень повезло.
– Добрый мистер Холл, да вы так бедную девушку в черную тоску вгоните. Я понимаю, что сами вы никогда не видели замка в хорошую погоду, но, уверяю вас, иногда солнце здесь светит.
Рассмеявшись, графиня как будто помолодела на несколько лет. Ей, наверное, было под шестьдесят, рассудила София, однако кожа ее оставалась упругой и сохранила здоровый цвет, а глаза были чистыми, пытливыми и мудрыми. Она заметила, что взгляд Софии скользнул к портретам, висевшим по обе стороны окна.
– Красивые мужчины, не так ли? – сказала ей графиня. – Это мой муж, покойный граф. Художник изобразил его строгим, но в жизни он был добрейшим человеком. А второй – мой сын Чарльз. Сейчас он по праву рождения является графом Эрроллом и лордом верховным констеблем Шотландии. Или того, что осталось от Шотландии, – сухо прибавила она, – теперь, когда парламент одобрил унию.
– Да, это тревожное известие, – сказал мистер Холл.
– Это несправедливость, – ответила графиня, – которая, я надеюсь, недолго останется без ответа.
Мистер Холл посмотрел на Софию так, как смотрел на нее дядя, когда разговор касался чего-то такого, что, по его мнению, ей не следовало слышать.
– А как поживает ваш сын? – спросил он графиню. – Очень жаль, но в последнее время я его почти не видел в Эдинбурге.
– У него все хорошо, спасибо, мистер Холл.
– Его сиятельство герцог Гамильтон на днях обмолвился, что, как ему кажется, он чем-то вызвал недовольство графа Эрролла, ибо тот стал избегать его общества.
Графиня откинулась на спинку кресла, чтобы дать Кирсти убрать пустую тарелку, и осторожно улыбнулась, предостерегающе посмотрев на него.
– Мне неизвестно, каких взглядов придерживается мой сын и чем он занимается.
– Разумеется. Я и не думал так. Я просто хотел сказать, что герцог…
– Наверняка достаточно мужественный человек, чтобы спросить о том, что его интересует, у моего сына напрямую, а не полагаться на мое мнение в этом вопросе.
Это был мягкий укор, но мистер Холл принял его.
– Миледи, прошу меня простить. Я не хотел вас обидеть.
– Вы меня ничуть не обидели, мистер Холл. – Она ловко вернула разговор в более спокойное русло. – Вы можете задержаться у нас или должны продолжить путь?
– Конечно, я могу задержаться, миледи.
– Рада это слышать. Мы в Слэйнсе будем рады мужской компании. Этой зимой у нас совсем нет развлечений. Соседи все сидят по своим имениям. Признаюсь, в последнее время мне скучно.
– Возможно, – вставил мистер Холл, – в ближайшие недели это изменится.
Графиня улыбнулась.
– Я бы не стала на это рассчитывать, – сказала она и, повернувшись к Софии, прибавила: – Но теперь, с такой веселой компаньонкой, мне нечего бояться скуки. Только вот тебе, дорогуша, этот дом может показаться до того неинтересным, что тебе захочется сбежать из него.
– Уверяю вас, такого не случится, – ответила София. Слова ее прозвучали несколько тверже, чем она рассчитывала, поэтому она добавила более размеренным голосом: – Я не привыкла жить в городах и предпочитаю спокойную жизнь.
– Ты на это вполне можешь рассчитывать, – заверила ее графиня. – По крайней мере какое-то время. Пока соседи не узнают, что теперь со мной живет хорошенькая незамужняя родственница. Когда это случится, боюсь, мы окажемся в осаде. – Глаза ее засветились, словно от предвкушения.
Софию это предположение ничуть не смутило, и она промолчала. Иллюзий на тот счет, что молодые люди станут добиваться ее внимания, она не питала, ибо знала, что редкостной красотой не блещет, и считала себя самой обычной девушкой из простой семьи, без дохода или приданого, которые могли бы сделать ее желанной в глазах мужчины благородного происхождения.
Мистер Холл заметил:
– Тем более мне стоит остаться – нужно же будет помогать вам от них защищаться. – Он отодвинулся вместе со стулом от стола. – А теперь я, если позволите, пойду к себе. Мне нужно написать письмо его сиятельству и сообщить о своих планах. Миледи, вы ведь можете проследить, чтобы послание попало в Эдинбург?
Графиня ответила, что это в ее силах, и он с чопорным поклоном покинул их. Кирсти, маленькая служанка, подошла к столу убрать и его тарелку, и графиня сказала ей:
– Кирсти, я хочу тебя поблагодарить за то, что ты утром помогла госпоже Патерсон найти нас. Хорошо, что она встретила тебя.
Кирсти подняла на нее удивленные глаза, потом какой-то миг помедлила, словно раздумывая, как бы ответить, чтобы не рассказать правду, и наконец нашлась:
– Миледи, вам вовсе не за что меня благодарить. Я всего лишь встретила ее в коридоре. Она бы отыскала вас и без моей помощи.
Графиня улыбнулась.
– Может быть, но, признаюсь, я совсем позабыла свои обязанности хозяйки. Здесь, в Слэйнсе, очень просто заблудиться. София, если ты закончила, пойдем, я покажу тебе замок, чтобы этого не случилось.
Экскурсия была долгой и подробной.
В конце графиня привела ее в небольшую комнату на первом этаже в самом углу замка.
– Умеешь ли ты шить? – спросила она.
– Да, миледи. Вам нужно что-то починить?
Ответ, похоже, чем-то удивил графиню, потому что она повернулась и, прежде чем ответить, какую-то секунду смотрела на Софию.
– Нет. Я просто хотела сказать, что эта комната лучше всего подходит для занятий рукоделием – свет здесь падает с южной стороны. Боюсь, что сама я – никудышная швея. Мой разум не в состоянии сосредоточиться на кропотливой работе и постыдно обращается к другим мыслям. – Она улыбнулась, но глаза ее были неотрывно устремлены на лицо Софии.
В этой комнате было теплее, чем в остальных помещениях. Она была меньше, уютнее и светлее: свет струился через окна, не позволяя сгущаться теням.
Графиня спросила:
– София, как долго ты жила в доме Джона Драммонда?
– Восемь лет, миледи.
– Восемь лет. – Последовала взвешенная пауза. – Я не слишком хорошо знала своего родственника. Когда-то, давным-давно, еще детьми мы играли с ним вместе в Перте. Он был крайне неприятным ребенком, насколько я помню, – сказала она. – И очень любил все ломать. – Тут она подняла руку и материнским жестом убрала с лица Софии сбившуюся яркую прядь волос. – Лучше бы он что-нибудь чинил.
Это был единственный раз, когда она заговорила о Джоне Драммонде.
Живя в замке Слэйнс, София постепенно поняла, что графиня предпочитает ни о ком не отзываться плохо. И ко всем слугам, начиная с судомойки и заканчивая грозным капелланом, она относилась с одинаковым уважением и обходительностью. Однако у Софии сложилось впечатление – основанное лишь на том, что тон графини, когда она разговаривала с мистером Холлом, становился чуточку прохладнее, а в глазах проскальзывали непонятные искорки, – что она не разделяет его восхищения герцогом Гамильтоном.
Но не приходилось сомневаться, что сам мистер Холл ей нравился, и когда миновали три недели, никто в Слэйнсе не заговорил о том, что ему пора уезжать.
Дни священника проходили одинаково: завтрак, потом час в уединении (София думала, что в это время он молится или занимается какими-то своими делами), а после, хоть в дождь, хоть в солнце, прогулка по скалам над морем. Как София завидовала этим прогулкам! Сама она в силу своей принадлежности к женскому полу не должна была отдаляться от стен замка и не уходила дальше огорода, где чувствовала на себе бдительный взгляд миссис Грант. Но в тот день небо было ясным, солнце висело в нем огромным фонарем, и каждый ощущал внутреннее беспокойство, которое охватывает всякое живое существо в первые дни, когда молодая весна начинает теснить умирающую зиму. Поэтому, когда мистер Холл объявил, что отправляется на прогулку, София взмолилась, чтобы он позволил ей пойти вместе с ним. Однако мистер Холл стал возражать:
– Но я пойду далеко, по опасным местам. Ваши туфли не выдержат прогулки по скалам.
– Я надену старые. И, если вы будете проводником, мне будет совсем не страшно.
Графиня бросила на нее взгляд, полный понимания вместе с любопытством, а потом посмотрела на мистера Холла.
– Она на редкость здоровая девушка. Я согласна отпустить ее, но при условии, что вы будете следить, чтобы она не подходила слишком близко к краю скалы.
Он повел ее не в скалы, а прочь от берега, мимо невспаханных полей и ферм, где на них из-за дверей коттеджей удивленно таращились краснощекие крестьянские дети и провожали взглядом коровы с добрыми глазами. Для Софии это было привычнее, чем суровый каменный берег Северного моря, хотя какая-то ее частичка сегодня хотела почувствовать эту суровость. Она не стала возражать, когда мистер Холл предложил возвращаться в Слэйнс.
Небо над головой и море были чистыми и яркими, и облаков, на сколько хватало глаз, не было видно. Ветер был сильным, но теперь он развернулся и дул с юго-запада, и был совсем не холодным. Да и вода, хоть все еще в белых барашках, утратила злость и теперь накатывалась на берег спокойными волнами, не разбиваясь о камни, а обдавая их пеной и отступая в почти умиротворяющем ритме.
Однако не к самому морю был прикован взгляд Софии, а к кораблю, который стоял недалеко от берега на якоре, с поднятыми парусами, под развевающимся стягом с белым андреевским крестом на синем полотнище.
Она не ожидала увидеть корабль так близко к берегу в столь северной области, и открывшееся зрелище застало ее врасплох.
– Что это за корабль? – спросила она.
Но для мистера Холла эта встреча, похоже, стала еще большим потрясением, чем для нее, потому что ответил он не сразу, а когда заговорил, в голосе его зазвучали странные, необычные нотки, похожие на недовольство.
– Это «Король Вильгельм». Корабль капитана Гордона. – Он еще минуту смотрел на корабль, а потом сказал: – Хотел бы я знать, он собирается высаживаться на берег, чтобы засвидетельствовать почтение графине?
Ответ ждал их в гостиной.
Поднявшийся для приветствия мужчина вид имел весьма внушительный. София решила, что лет ему около сорока, и в своей форме морского капитана, с золотыми позументами на длинном синем камзоле, с начищенными до блеска пуговицами, белоснежным платком, повязанным элегантным бантом на шее, и в парике, завитом по самой последней моде, он показался ей красивым. Однако стоял он совершенно неподвижно, лицо его оставалось непроницаемым, а голубые глаза смотрели прямо вперед.
– К вашим услугам, – отчеканил он, когда Софию представили.
– Капитан Гордон, – сказала графиня, – мой старинный и дорогой друг. Дружба с ним большая честь для нас. – Она повернулась к нему. – Как же мы скучали по вас этой зимой, Томас! Уж не хворали ли вы? Или снова в Индию плавали?
– Эти месяцы «Король Вильгельм» стоял на рейде Лейта, миледи. Это наше первое путешествие на север.
– А куда теперь вы путь держите?
– Мне приказано продолжать патрулирование между Оркнейскими островами и Тайнмутом, хотя я не сомневаюсь: когда уния вступит в силу, это изменится.
Мистер Холл пояснил Софии:
– Капитан Гордон командует эскадрой наших шотландских морских фрегатов на восточном берегу; скоро она станет частью флота Великобритании.
– И кто же, – спросила графиня, – после этого будет защищать наши берега от каперов? – Но, произнося это, графиня улыбалась, и у Софии снова возникло чувство, что она не понимает того, что понимают остальные. – Прошу вас, – продолжила графиня, – располагайтесь. Я хочу принять дорогого гостя, как должно. – С этими словами она села и усадила Софию в мягкое кресло рядом с собой. Мужчины устроились у окна в отделанных красной кожей плетеных креслах.
София заметила, что капитан Гордон смотрит на нее, и, почувствовав себя под этим взглядом неуютно, решила нарушить молчание.
– Сэр, неужели здесь есть каперы, которые могут напасть на наш берег?
– Да, есть, – ответил капитан. – Французы и испанцы давно уже присматриваются к нашему шотландскому флоту.
Мистер Холл на это добродушно заметил:
– Сдается мне, для вас этот интерес выгоднее, чем для них. Разве вы не оставляете себе все корабли, которые захватываете?
– Да, – довольным тоном ответил капитан Гордон. – Мало найдется кораблей, которые могли бы потягаться с «Королем Вильгельмом» в скорости. Даже у французов.
Мистер Холл поинтересовался:
– Вам приходилось в последнее время встречаться с французскими кораблями?
– Нет, сам я их не видел, но мне рассказывали, что королева Анна проявляет особый интерес к кораблям, отправляющимся из Франции этой весной. Те, кто стоят надо мной, предупредили меня, что сейчас нужно быть особенно бдительным.
– В самом деле?
– Да. – Ответ капитана на миг повис в тишине, как будто требовал тщательного осмысления, а потом он пожал одним плечом и сказал: – Но разве за всем уследишь? Трудно быть повсюду одновременно. Осмелюсь сказать, любой желающий незаметно проскользнуть мимо меня сможет сделать это без особого труда.
Графиня бросила быстрый взгляд на Софию и переменила тему, заговорив о новостях, которые капитан Гордон привез из Эдинбурга, и о последних слухах вокруг унии.
Через час капитан, собираясь уходить, с почтением произнес:
– Миледи Эрролл, верьте мне, я остаюсь вашим самым преданным другом и слугой.
– Я знаю это, Томас. Прошу вас, будьте осторожны.
– Что вы, мне совершенно нечего бояться.
Он улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее руку, после чего, продолжая улыбаться, посмотрел на Софию, хотя обращался по-прежнему к графине.
– Вполне вероятно, – сказал он, – что в этом году вы будете видеть меня даже чаще, чем раньше. Я люблю проводить время в хорошей компании, а моя команда, увы, для этого не подходит.
И он поцеловал руку Софии, кивнул мистеру Холлу и отправился к ожидавшей его лодке, которая должна была вернуть его на корабль.
– Очаровательный мужчина, ты не находишь? – спросила графиня у Софии, когда они стояли у окна и наблюдали за ним.
– Да, он красив, очень.
– И предан, что в наши дни большая редкость.
Тут подал голос стоящий у них за спинами мистер Холл:
– Миледи, прошу меня простить, но мне нужно заняться письмами.
– Да, конечно. – Графиня, отвернувшись от окна, кивнула, и священник с поклоном удалился. Графиня улыбнулась, села и движением головы пригласила Софию вернуться на свое место. – Отправился писать письмо герцогу Гамильтону. Он обязан докладывать своему хозяину обо всем. – Немного помолчав, она сказала: – Что ты о нем думаешь?
– О ком, миледи?
– О герцоге Гамильтоне.
София растерялась.
– Со мной он был добр.
– Я не об этом спрашиваю, дорогуша. Я хочу узнать твое мнение о нем как о человеке. – Увидев испуг на лице Софии, она прибавила: – Или ты не считаешь, что мнение женщины имеет какую-то ценность? Вот что я тебе скажу: для меня мнение женщины о человеке важнее мнения любого мужчины, потому что женщины в своих мыслях искреннее и не так падки на внешний лоск.
– В таком случае, боюсь, что разочарую вас, потому что мне герцог показался очень милым и очаровательным, хотя мы и разговаривали не так уж много.
– О чем вы разговаривали?
– Он спрашивал, какое я имею отношение к вам.
– Вот как? – произнесла графиня с тем сдержанным интересом, который, как заметила София, появлялся на ее лице всякий раз, когда речь заходила о герцоге Гамильтоне. – А о чем еще?
– Мы поговорили о Дарьене. Он сказал: мне очень повезло, что я не умерла с родителями.
– Так и есть.
– Вот и все. Весь разговор занял от силы четверть часа. Не больше.
– И ты нашла его очаровательным.
– Да, миледи.
– Что ж, – сказала графиня, – я могу тебе это простить.
Объяснять смысл этого заявления она не стала, как не стала и выражать свое отношение к этому человеку, хотя София разумно рассудила, что, скорее всего, неправильно представляет себе мнение графини.
Но больше об этом не было сказано ни слова.
Прошло еще две недели. Дни начали увеличиваться. Беспокойство, удерживавшее обитателей замка в своих цепких объятиях, росло.
Однажды утром после завтрака графиня сказала:
– Сегодня я еду кататься верхом. Хочешь со мной, София?
София удивленно кивнула головой:
– Конечно.
– Думаю, мистера Холла можно не беспокоить. У него и своих дел хватает. – С улыбкой графиня добавила: – У меня есть прекрасный костюм для верховой езды, который, думаю, тебе подойдет.
Покои графини были намного больше комнаты Софии, но тоже выходили окнами на море, хотя вид из них был не такой впечатляющий, поскольку его частично перекрывала стена замка. Над красивой резной кроватью возвышался синий шелковый балдахин, и спинки всех кресел в комнате были оббиты таким же синим шелком. Их отражали продуманно размещенные зеркала в золоченых рамах, которые улавливали свет из узких окон. Синий явно был любимым цветом графини, поскольку бархатный костюм для верховой езды, который она разложила в передней на комоде, тоже оказался синим, прекрасного насыщенного оттенка, каким бывает чистое шотландское озеро осенью.
– Когда-то мои волосы были такого же цвета, как у тебя, – сказала графиня, – и мне всегда казалось, что в этом платье я выгляжу прелестно. Мой муж привез его из Франции. Он говорил, что выбрал его, потому что оно подходит под цвет моих глаз.
– О, я не могу надеть столь дорогую для вас вещь.
– Глупости, дитя мое. Пусть лучше ты его наденешь, чем оно будет пылиться в комоде. К тому же, – прибавила она, – если бы я даже не была в трауре, нет такого волшебства, которое смогло бы теперь втиснуть в него мою талию. Не бойся, надевай, мне же нужна спутница.
Конюхом, который привел им лошадей, оказался Рори, тот самый молодой человек, которого София видела в кухне качающимся на стуле и наблюдающим за Кирсти в тот день, когда заблудилась в замке. После того она несколько раз встречала его, но он все время проходил мимо, опустив взгляд, и лишь угрюмо кивал на ее приветствия. «Он вообще неразговорчивый, – объяснила Кирсти, когда София спросила у нее, не обидела ли она его чем-нибудь. – Когда он был маленьким, в его доме жило столько людей, что теперь ему по душе покой. Рори сам мне об этом рассказал».
Все же София поздоровалась с ним, и Рори молча кивнул в ответ, подсаживая ее в седло. Он дал ей ту же лошадь, на которой она приехала из Эдинбурга, спокойную кобылу с одним белым чулком и привычкой поворачивать назад уши, чтобы слышать каждый произнесенный звук.
Кобыла волновалась, как будто она тоже чувствовала весеннее пробуждение природы и тепло, которое нес с собой ветер. Ей не терпелось отправиться в путь, и, когда выехали на дорогу, Софии пришлось крепко взяться за поводья, чтобы не дать ей перейти на рысь. Когда кобыла норовисто пошла в сторону и чуть не столкнулась с графиней и ее скакуном, София стала извиняться:
– Моей лошади хочется идти быстрее.
Графиня улыбнулась.
– Моей тоже. – Она посмотрела на Софию. – Может быть, позволим им?
Нестись вскачь по дороге навстречу ветру и солнцу, чувствуя, как внутри все сжимается от восторга и ощущения свободы, было захватывающе, но через какое-то время графиня осадила лошадь и повернула обратно. Хотя Софии и хотелось скакать дальше, пришлось ей сделать то же самое.
Однако ее лошадь переходить на шаг не захотела, и, прежде чем София успела сообразить, что у нее на уме, поскакала во всю прыть. Как София ни натягивала поводья, лошадь продолжала нестись галопом, поэтому ей не оставалось ничего другого, кроме как держаться изо всех сил, чтобы не вылететь из седла. Когда лошадь свернула с дороги и поскакала в сторону утесов, сердце ее похолодело от ужаса.
Когда ей показалось, что настало время, спасая жизнь, бросить поводья, освободить ноги из стремян и выпрыгнуть из седла, лошадь резко повернула в сторону и помчалась не к морю, а вдоль него. Огромные, выступающие из прибрежных скал стены Слэйнса становились ближе с каждым громогласным ударом копыт.