Текст книги "Забытая история любви"
Автор книги: Сюзанна Кирсли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
Глава 18
В Керкубри поезда не ходили, поэтому я доехала до Дамфриса, ближайшего к нему города. Выйдя из вагона на платформу, я не знала, чего ожидать. Прозрения? Чего-то наподобие пробуждения памяти? Ведь я оказалась в местах, где София родилась и выросла. Но ничего такого не произошло. Я просто стояла на маленькой станции с живописно уходящими вдаль путями и платформой. Сквозь раскинувшуюся надо мной стеклянную крышу искрилось солнце.
Погода выдалась на славу, в лицо мне пахнуло теплым ветром, когда я отступила в сторону, пропуская женщину, за которой по плитке деловито громыхал чемодан на колесиках.
– Кэрри!
Держа в руке свой чемодан, я повернулась. До этого Росса Макклелланда я не видела ни разу, но за годы у меня в сознании сложился его образ, я представляла его этакой копией моего отца, только постарше, человеком, которого я смогу узнать с первого взгляда, ведь происходили мы от одних предков. Мужчина, который подошел ко мне, был ни капли не похож на то, что я ожидала увидеть. Высокий, крупный, румянец во всю щеку, густые вьющиеся волосы, седая, но сохранившая черноту по краям борода – ни за что в жизни я не узнала бы в нем родственника.
А вот он меня узнал.
– Да, моя жена покупает все ваши книги. Вы выглядите точно так, как ваши фотографии на обложках. Это и весь ваш багаж?
– Да. Как здоровье вашей жены? – спросила я, когда он взял мой чемодан и повел меня к парковке.
– Немного лучше. Это все подагра. В последнее время у нее такие приступы, что ей даже двигаться тяжело. Но сегодня она смогла встать, и утром к ней зашла сестра, так что все хорошо.
На предложение Росса остановиться у него я не согласилась. Он об этом говорил еще в воскресенье, когда я ему звонила, но я знала, что у него больная жена и что им совсем ни к чему еще и гостя у себя принимать, тем более такого, который будет всю ночь работать, ходить по дому, когда все спят, и ложиться под утро. Поэтому я сняла номер в гостинице, и хотя Росс начал возражать, я почувствовала, что для него это стало облегчением.
Точно так же и сейчас, когда он, разговаривая со мной, укладывал чемодан в багажник и усаживал меня в машину, я почувствовала, что он был рад хотя бы на день отвлечься от обязанностей домашней сиделки и поговорить с тем, кто разделяет его увлечение генеалогией.
Он пообещал устроить мне незабываемую экскурсию, и я ее получила.
Дорога из Дамфриса проходила через красивейшие места. Широкие долины перемежались зелеными холмами и темными лесами. Кое-где высокие деревья, растущие вдоль трассы, сходились наверху ветвями, из-за чего дорога становилась похожа на туннель. Я видела пасущихся овец и черных, с широкой белой полосой в форме пояса, коров галловейской породы. Когда мы сделали первую остановку у небольшого кладбища в поле, нас веселым щебетом встретили птицы.
– Вот, смотрите. – Росс указал на маленький покосившийся могильный камень. – Это ваша Анна Мэри Патерсон.
Я присела, чтобы получше рассмотреть камень. Он весь был облеплен лишайником, и годы почти стерли начертанные на нем слова.
Росс сказал:
– Мне, можно сказать, повезло, что я его нашел. Такие старые надгробия редко встретишь, да и на тех практически ничего нельзя разобрать,
Конечно, он был прав. И все же у меня появилось чувство, что я нашла бы эту могилу и без его помощи. Это церковное кладбище что-то всколыхнуло в моей памяти. Поднявшись, я посмотрела вокруг и заметила в отдалении, у деревьев, темное место на земле. Мне вдруг сделалось холодно, как будто я оказалась в тени.
– Там когда-то стоял дом?
Росс не знал, но я уже не сомневалась, что, если мне когда-нибудь повезет найти старинную карту этого места, я увижу, что на этом самом месте раньше стоял дом – дом Джона Драммонда. И мне показалось правильным, что время не пощадило даже эти камни, не оставило и следа от тех злодеяний, которые творились там.
Я прикоснулась к надгробию сестры Софии, и мне сразу сделалось спокойнее.
Наша следующая остановка тоже была в поле.
– Видите, вон там? – Росс указал на гладкое место на берегу реки. – Там была ферма вашего и моего предка, старого Хью Маклеллана. Здесь родились его сыновья, и здесь он умер еще до того, как их отправили в Ирландию к ольстерским шотландцам.
Я знала эту историю. Дэвид Джон Макклелланд (когда и почему они решили поменять написание фамилии, оставалось загадкой) уехал в Ирландию со своим братом Уильямом. Там их следы теряются, и мы снова находим их опять в Шотландии, куда они вернулись, чтобы жениться. Уильям первый нашел себе невесту и решил остаться в Керкубри, чем, наверное, расстроил шотландских поселенцев в Ирландии. Впрочем, прожил он с женой недолго, потому что умер молодым, оставив после себя лишь одного сына, ставшего продолжателем линии, частью которой являлся Росс.
– Хотите увидеть дом, где жил Уильям, когда вернулся из Ирландии?
Уильям не принадлежал к ветви генеалогического древа нашего рода, но Росс был очень рад, что я составила ему компанию, и я согласилась поехать в Керкубри.
Это один из красивейших городков, в которых мне доводилось бывать. Аккуратные домики здесь стоят совсем близко, едва не соприкасаясь стенами. Одни выкрашены нежной желтой или серой краской, другие – розовой или голубой. Есть выбеленные стены, встречаются и вовсе не покрашенные, из красного и темного камня. Но у всех опрятные оконные рамы и дымоходы, накрытые металлическими колпаками.
Хай-стрит, по которой мы ехали, имела необычную L-образную форму. Я заметила на ней несколько магазинов и коммерческих заведений, но почти вся она состояла из жилых домов.
– Здесь всегда так было, – сказал Росс.
Он вез нас мимо старинной городской тюрьмы с башней, увенчанной высоким остроконечным шатром. Мы завернули за угол, где и без того неширокая улица становилась совсем узкой от припаркованных машин; там Росс нашел место, где остановиться, и мы вдвоем вышли.
Интересующий нас дом оказался каменным сооружением с квадратными стенами, втиснутым между соседними, с ярко-зеленой дверью и окнами, которые были открыты навстречу весеннему теплу.
Росс обвел взглядом дом.
– Учтите, я не уверен на все сто, но, судя по письмам, в которых описывалось, где он жил, это именно то место. Жаль, что вы не приехали в прошлом году. Я бы сводил вас внутрь, тогда здесь находилась гостиница. Потом дом купил какой-то парень из Глазго. Художник. Теперь здесь живет много художников.
Я остановилась. Меня обдало ветром, он тронул какие-то потаенные струны у меня внутри. Этого было достаточно, чтобы я достала фотоаппарат и сделала несколько снимков улицы, двери, окон… Особенно вон того дальнего окна. Я сказала Россу:
– Наверное, здесь бывал и Дэвид Макклелланд.
– Да, вполне вероятно.
«Нет, даже более чем вероятно», – подумала я. И потом я пожалела, что тогда не подошла к зеленой двери, не постучала и не попросила художника из Глазго показать мне дом и провести в комнату в дальнем углу, откуда на меня, словно на давнюю знакомую, смотрело похожее на добрый, приветливый глаз окно.
В тот вечер я была как на иголках.
Я хотела угостить Росса ужином, поблагодарить его за то, что повозил меня повсюду, но он отказался.
– Нет, нет, не стоит, – улыбнулся он. – Сестра жены, наверное, уже меня в окно выглядывает. Я и так уже слишком задержался. Но, – добавил он, – мне было очень приятно встретиться с вами, моя дорогая.
Сначала мы пожали руки, а потом обнялись, как старые друзья. Это получилось само собой, и никакой неловкости мы не почувствовали.
– Ой, чуть не забыл, – сказал он и слегка отодвинулся, чтобы засунуть руку в карман. – Я же собирался дать вам каталог.
– Каталог?
– Да. Аукционный каталог. Один такой я на прошлой неделе послал вашему отцу, но подумал, что вы тоже захотите его иметь. Это нью-йоркские Макклелланды, – сказал он. – Том и Клэр.
– Ах да, знаю.
Том был дальним родственником моего отца, и его линия, как и наша, начиналась с Софии и Дэвида. Каким-то образом большинство семейных реликвий собрались у его семьи (наша семейная Библия – единственное исключение), и Том с женой имели привычку, не испытывая ни малейших угрызений совести, продавать эти вещи, дабы поддерживать свой экстравагантный стиль жизни, что очень раздражало отца, потому что часто об этом мы узнавали после торгов.
Я посмотрела на дату на обложке каталога – следующая пятница, и Росс сказал:
– Да, я отправил его вашему отцу, прямо из почтового отделения, как только открыл конверт. Том уже столько раз проделывал такую штуку, что мне приходится идти на шаг впереди, – сказал Росс. – Поэтому я заключил с аукционным домом соглашение, – Каждый раз, принимая что-либо от Макклелландов, они высылают мне свои каталоги.
– Мудро, – улыбнулась я. – Удивительно, что у Тома и Клэр еще осталось что-то на продажу. Я думала, они уже избавились от всего.
– На этот раз у них совсем немного. Пара столов, какие-то украшения. Но я все равно решил, что вам с отцом интересно будет хотя бы увидеть фотографии.
Поблагодарив его, я сунула каталог в сумку.
После ужина я отправилась гулять и просидела около часа на скамейке у церкви Грейфрайарз над гаванью. Гавань выглядела совсем не так, как я ее представляла по описаниям в исторических книгах. Несколько столетий назад великий шотландский патриот Уильям Уоллес якобы уплыл отсюда после поражения у Фолкерка на континент, а его заклятый враг английский король Эдуард I однажды привел в Керкубри свой флот из шестидесяти с лишним кораблей, поэтому я представляла себе гавань, похожую на те, которые бывают в прибрежных городах, но все выглядело не так. Здесь был обычный речной берег с длинным узким причалом для лодок. В отлив эти лодки, наверное, просто садятся на илистое дно, а судам покрупнее приходится стоять на якоре на середине реки, там, где поглубже.
И все же, глядя на воду, я без труда представляла себе парусники, прибывающие сюда, чтобы переждать шторм или разгрузиться. Город переменился с тех времен. Электростанции справа от меня и моста, перекинувшегося через речную луку, тогда здесь быть не могло, но я чувствовала, что, если не обращать внимания на эти новшества, я вижу то, что видела бы София, если бы сидела под этими деревьями три сотни лет назад и смотрела на реку Ди. Противоположный берег с зелеными холмами, мирно поднимающимися из еще более густой зелени леса за белой фермой, и маленькой, плывущей по течению лодкой, казалось, заснул умиротворенным сном.
Насчет церкви у меня за спиной я сомневалась – Росс рассказал, что в восемнадцатом веке ее перестроили, но вздымающийся над ней замок наверняка был знаком Софии. Это был замок Маклеллан, названный в честь нашей семьи. Правда, нам пока не удалось найти какие-либо документы, подтверждающие связь между нашими Макклелландами и человеком, этот замок построившим. Замок повторил печальную судьбу Слэйнса – с него были сняты крыши, после чего он начал разрушаться. Однако, несмотря на то что крыши замка Маклеллан были сняты за двести лет до того, как такому же унижению подвергся Слэйнс, он сохранился на удивление хорошо.
Росс показал мне его во время нашей экскурсии. Мы обошли его кругом по чистой гравийной дорожке, проложенной между идеально ровным газоном и клумбами, чтобы посмотреть на гербы, высеченные над главным входом. Признаюсь, я тогда почти не слушала его рассказ, отметила только про себя, что это были гербы лэрда и его второй жены, с которой он, судя по всему, прожил счастливую жизнь, что натолкнуло меня на мысли о повторных браках.
И в этом, я знала, заключалась моя главная загвоздка.
Мне нужно было каким-то образом снова выдать замуж Софию, что она сделала в реальной жизни, но я не могла представить, как София могла быть счастлива не с Мори, а с кем-то другим. Я боялась, что, когда начну писать, выяснится, что она не быласчастлива со своим вторым мужем, что она вышла за моего предка, только чтобы обезопасить свою жизнь, или чтобы выбраться из Керкубри, или преследуя какие-то другие практические цели. Я боялась, что, начав писать об этом, увязну и так и не смогу придумать счастливый конец. Я не могла менять то, что случилось в действительности. Даже ради того, чтобы ублажить Джейн.
Просто-напросто это выглядело бы неправдоподобно.
Вот почему я сейчас беспокойно расхаживала по комнате, не в силах заставить себя приняться за работу. До сих пор у меня не случалось творческих кризисов, но иногда, когда я приближалась к сцене, которая мне не нравилась, мне было трудно приступить, и соединить Софию с Дэвидом было даже тяжелее, чем убить Мори. Мое подсознание, догадываясь, что нам предстоит, искало любой повод, чтобы оттянуть начало работы.
Какая-то часть меня порывалась просто выключить ноутбук, лечь спать и выбросить беспокойные мысли из головы, и я, пожалуй, так и поступила бы, если бы у меня в голове вдруг не зазвучал голос Софии, тихий, но настойчивый.
Она уже произносила раньше эти слова, когда, покидая Слэйнс, прощалась с Кирсти. И хотя в тот раз она говорила о своем детстве, я верила, что в этой комнате, здесь, в этом месте, ее слова означали нечто большее. Они были подобны легкому толчку в плечо, как будто кто-то побуждал меня браться за работу.
«В Керкубри я не страдала», – напомнила она мне.
«И что мне остается делать, – подумала я, – кроме как поверить ей на слово?»
XXII
После первого месяца София перестала считать дни, все равно они почти не отличались друг от друга и были наполненными одними и теми же однообразными, скучными событиями: молитва, шитье, рассудительные беседы. Лишь воскресенья выбивались из их череды, ибо для Софии, впервые оказавшейся среди пресвитериан, они стали довольно утомительными: ранний подъем для молитв, в десять – поход в церковь, короткий отдых дома со скудным обедом из хлеба и яиц, чтобы в два часа снова быть в церкви, где нужно было весь день слушать проповеди. После этого она так уставала, что не получала никакого удовольствия от позднего ужина и даже не могла принимать полноценного участия в вечерних молитвах и последующем пении, после которых она наконец могла подняться в свою спальню.
Графиня Эрролл, хотя и была женщиной набожной, воскресенья проводила в истинно епископальных традициях: за утренней службой следовал богатый обед, такой, что стол ломился от яств, и у всех обедавших возникало желание провести остаток дня в ленивом безделье.
Именно по воскресеньям София скучала по жизни в Слэйнсе больше всего, и хотя Керры, обитатели дома, в котором она сейчас жила, были с нею очень добры и приветливы, по воскресеньям ее охватывала грусть. Как она ни пыталась скрыть это, ее чувства, наверное, проступили у нее на лице, когда она присоединилась к семейству, поглощающему за столом холодный обед, потому что миссис Керр долго наблюдала за ней и наконец сказала:
– София, я боюсь, что после жизни на севере тебе у нас совсем скучно. Мне рассказывали, что граф Эрролл и его мать люди весьма деятельные.
Софии нравилась миссис Керр, женщина с приятным лицом, почти на десять лет моложе своего мужа. Мистер Керр же, человек мягкий и учтивый, часто пребывал в мрачном расположении духа, что, впрочем, пока еще не передалось его жене, и поэтому на ее лице улыбка появлялась чаще. В отличие от матери ее мужа, миссис Керр старшей, которая, хотя временами и являла удивительную остроту разума, в целом на мир смотрела без одобрения.
Старшая из женщин, не поднимая глаз, промолвила:
– Думаю, госпожа Патерсон, как любая порядочная женщина, рада покою после столь долгого и мучительного пребывания в таком доме, как Слэйнс.
– Мама! – укоризненно вставил ее сын.
– Не указывай мне, мой мальчик. Ты ведь прекрасно знаешь мое мнение об этой безрассудной идее вернуть короля и о тех, кто продолжает в это верить. И о тебе в том числе, – попрекнула она сына и так выразительно посмотрела на него, что тот сник. – Запомни мои слова, сейчас он может пообещать, что не станет вмешиваться в нашу религию, но как только его нога ступит на шотландскую землю, он запоет по-другому. Он папист, а папистам нет веры.
Мистер Керр заметил, что скорее поверит паписту, чем англичанину.
– Смотри, как бы потом не пожалеть, – отрезала его мать и повернулась к Софии. – А что выдумаете об этом, госпожа Патерсон?
Но София прожила в кругу этой семьи уже три месяца, и заманить в ловушку ее было не так-то просто.
– Боюсь, что я слишком мало встречалась с папистами. А с англичанами и подавно.
Старшая миссис Керр, не удержавшись, поджала губы, что выдало ее неудовольствие.
– Что ж, значит, вам повезло. – Впрочем, на Софию она посмотрела с интересом. – Скажите, а как вы попали в Слэйнс? Герцогиня Гордонская рассказывала, что вы родом из наших краев и выросли недалеко от Керкубри. Что же заставило вас так далеко уехать от дома?
– Я родственница графини Эрролл. – София произнесла это с гордостью и, несмотря на усталость, даже расправила плечи и спину. – И приехала туда по ее приглашению.
– Вот оно что. А почему вы вернулись?
София ощутила ставшую уже знакомой тянущую боль в сердце. Хорошо, что она научилась не подавать виду. Ложь далась легко:
– Я решила, что уже достаточно времени провела на севере.
Мистер Керр кивнул.
– Кажется, я припоминаю, что герцогиня Гордонская говорила, будто вы захотели вернуться в родные места.
Младшая миссис Керр задумалась.
– А герцогиня не папистка?
– Герцогиня Гордонская, – строго произнесла ее свекровь, – женщина выдающаяся, и в душе, я уверена, она – пресвитерианка.
София после приезда часто слышала о герцогине. Она не забыла, что полковник Хук тоже упоминал о том, что переписывается с ней. Герцогиня, несмотря на свою католическую веру, заслужила доверие и немалое уважение великих вождей западных графств, этих пламенных пресвитерианцев, которые ненавидели унию не меньше якобитов и подумывали о том, чтобы присоединить свои силы к борьбе за шотландскую корону против англичан. Живя в Эдинбурге, она исполняла роль посредника, хотя прекрасно знала, что за ней пристально следят шпионы королевы Анны и гораздо менее заметные люди герцога Гамильтона.
Герцогу, как со временем узнала София, пресвитерианцы не доверяли не меньше якобитов, поскольку именно он удержал их от восстания против унии, когда это могло принести пользу. Еще ей говорили, что однажды он отправил к ним свое доверенное лицо, чтобы убедить западных вождей отдать корону не Якову, а ему, поскольку только он мог защитить их интересы.
Ходили слухи, что он постоянно обращает взгляд на запад и что в этом графстве полно его шпионов, но он не осмелится сунуться сюда, пока народ настроен против него. София знала, что в Керкубри она в безопасности. Да и потом, после смерти Мори она скорее всего перестала иметь какую-то ценность для герцога.
Мистер Керр, сидевший во главе стола, начал отрезать второй кусок мяса, когда младшая миссис Керр решила сменить тему.
– Вы видели вдову Макклелланд в церкви? Она уже сняла траур.
Ее муж пожал плечами.
– Да. Уже ведь почти год прошел.
Его жена ответила:
– Я думаю, тут скорее дело в том, что вернулся брат ее мужа. Его-то сегодня в церкви не было.
Мистер Керр ответил, что не высматривал этого человека в церкви, потому что не знает его.
– Мне сказали, что ему нездоровится.
София понимала, что мистер Керр пытается не дать разговору превратиться в пересказ сплетен, но бесполезно. У его жены в глазах загорелся тот особенный огонь, который появляется у людей, когда они обсуждают поступки других.
– А я слышала, он был достаточно здоров, чтобы велеть миссис Робинсон не совать нос не в свое дело.
Старшая миссис Керр заинтересовалась:
– Неужели? И когда это было?
– Два дня назад или три, не помню. Но мне сказали, что миссис Робинсон наведалась к вдове Макклелланд, дабы указать на то, что порядочная женщина не должна держать в доме мужчину, хоть родственника, хоть нет.
– Да уж, – хмыкнула старшая женщина. – Это она от зависти. Я не припомню, чтобы миссис Робинсон когда-нибудь держала у себя дома мужчину, кроме ее мужа, а он разве мужчина? Так, одно название.
София незаметно улыбнулась, когда мистер Керр укоризненно промолвил: «Мама!», а та лишь отмахнулась и продолжила:
– Значит, мистер Макклелланд… А имя у него есть?
– Кажется, Дэвид, – сказала младшая миссис Керр.
– И, выходит, Дэвид Макклелланд не обрадовался подобному совету?
– Нет. – Младшая женщина тоже улыбнулась. – Мне сказали, что он совсем не похож на брата, не так красив и совсем не так обходителен. Он за словом в карман не полез и ответил миссис Робинсон напрямик, что, мол, грех в поступках его невестки может увидеть только тот, кто сам грешен.
У старшей из женщин дрогнули губы.
– Так и сказал?
– Да. И предложил ей идти своей дорогой.
– Друзьями им теперь не быть, – вынесла суровый приговор миссис Керр. – Хотя, признаюсь, мне его ответ пришелся по душе. Люблю мужчин, которые защищают женскую честь от тех, кому не терпится ее запятнать. Но, – прибавила она, – при возможности как-нибудь осторожно напомните молодой вдове Макклелланд, чтобы она все же следила за своим видом. Снимать траур еще рано. Жена должна оплакать мужа, как подобает.
У Софии вновь сжалось горло. Еда, оставшаяся на ее тарелке, потеряла привлекательность и вкус. Она попыталась что-то съесть, но попытка эта была такой вымученной, что даже мистер Керр это заметил.
– Что с вами, госпожа Патерсон? Вы нездоровы?
Она прикрыла ладонью глаза.
– Ужасно разболелась голова. Простите. – Она встала из-за стола и пошла наверх.
В тот день ее не заставили идти в церковь. Она слышала, как уходили другие, когда лежала в кровати с сухими глазами и горевала единственным доступным ей способом – с собой наедине. И тут ее скорбь была потревожена стуком в дверь.
София безучастно ответила:
– Войдите.
Появившаяся горничная, хоть и была молода, в манере держаться не имела ничего общего с Кирсти: все время смотрела в пол и явно не хотела лишний раз вступать в разговор. Среди здешних слуг не было никого, с кем София могла бы завести дружбу, все они держались лишь друг друга. София часто скучала по смеху Кирсти, по их прогулкам, по разговорам, по доверию. Кирсти сейчас подняла бы ей настроение, распахнула бы занавески, чтобы впустить солнечный свет, но горничная, шагнув в комнату, остановилась, уткнулась взглядом в пол и сказала:
– Прошу прощения, госпожа Патерсон, к вам пришли.
София, не поворачивая головы, ответила:
– Извинитесь от меня и передайте, что я нездорова.
Наверняка, решила она, это кто-то из набожных соседей заметил, что ее нет в церкви, и решил узнать причину. За эти месяцы кто только к ней не являлся, всем хотелось посмотреть на молодую незнакомку, которая долго жила среди якобитов. Как и молодую вдову Макклелланд, Софию засыпали советами о том, как ей должно вести себя. Она слушала, улыбалась и молчала. Но сейчас она была не в настроении для поучений.
Однако горничная не ушла.
– Я так и сказала ему, но он, кажется, уверен, что вы захотите его принять. Он назвался вашим родственником.
Тут София повернулась, потому что не могла представить, кто бы это мог быть.
– Он представился?
– Нет.
Нахмурившись, София медленно поднялась и разгладила платье. Спускаясь по лестнице, она услышала неспешные шаги мужчины в сапогах: кто-то ходил по передней. Дверь в переднюю была оставлена раскрытой настежь либо самим гостем, либо, что более вероятно, горничной (в доме ведь не было никого, кто мог бы сопроводить Софию), однако, из-за того, что незнакомец отошел к камину, она не могла его, увидеть, пока не вошла в комнату.
Он стоял спиной к ней, чуть склонив голову набок, и рассматривал висевшую на стене миниатюру; его поза и повадки делали его до того похожим на Мори, что память на миг заставила замереть ее сердце, прежде чем София поняла, кто перед ней. Она издала радостный крик и, когда полковник Грэйми обернулся, бросилась к нему через всю комнату обниматься.
Слова были не нужны. Не было нужды говорить вслух о горе или сочувствии. Молчание было красноречивее любых слов. Упав в его крепкие объятия, она прижалась щекой к его плечу.
– Я так боялась, что вас убили, – прошептала София.
– Милая. – Голос его дрогнул, как будто он был глубоко тронут ее заботой. – Разве я не говорил тебе, что буду беречься? – Он прижал ее к себе покрепче, а потом чуть-чуть отодвинул, чтобы рассмотреть получше. – Горничная сказала, вы нездоровы?
София обернулась. Молчаливая служанка все еще стояла в дверях, и София, зная, что обо всем, что произойдет в этой комнате, будет доложено Керрам, попыталась успокоиться.
– Все хорошо, можете идти, – сказала она горничной. – Это мой дядя из Пертшира.
Девушка с поклоном удалилась, и София, повернувшись к полковнику Грэйми, увидела, что он улыбается.
– Ловко, – прокомментировал он. – Хотя, прежде чем она ушла, можно было попросить ее принести мне выпить. У меня с утра во рту ни росинки не было. А путь из Пертшира неблизкий.
– Вы что, действительно оттуда?
Он покачал головой.
– Нет, милая, я добирался сюда из Бреста. В прошлую субботу приплыл в гавань Керкубри.
– Так вы здесь уже целую неделю! – поразилась София.
– Я бы к вам раньше зашел, да заболел во время плавания, и хворь меня все никак не отпускала. Не хотел ее вам передать. Да и потом, чертовски сложно оказалось застать вас дома одну. То-то я обрадовался, когда увидел, как остальные пошли в церковь без вас. Я сказал себе: «пора» и зашел.
София все еще не могла окончательно поверить, что он стоит рядом с ней. Она села и жестом пригласила его сделать то же самое, потом сказала:
– Позавчера я получила письмо от графини, и она ни словом не упоминает о вашем приезде.
– Да, – сказал полковник и сел на стул рядом с ней. – Наверное, ей не сказали об этом. Мало кто знает, что я в Шотландии.
– Но как вы узнали, что я не в Слэйнсе, а здесь, в Керкубри?
Отвечал он под стать ей, тихо, голосом, которого нельзя было услышать за стенами комнаты.
– Мне не графиня рассказала, где найти вас, а сама королева в Сен-Жермене.
– Королева? – Она ошеломленно покачала головой. – Но…
– Видно, какая-то птичка напела ей про вас с Джоном, а она всегда жаловала его и потому решила озаботиться вашей судьбой. Это она привезла вас в Керкубри.
– Нет. – Это звучало слишком невероятно. – Герцогиня Гордонская нашла для меня это место.
– Да. А кого слушает герцогиня Гордонская? – терпеливо произнес полковник. – Когда вы надумали уехать из Слэйнса, графиня написала брату, а уж брат ее сообщил королеве, тогда она и попросила герцогиню подыскать вам здесь подходящий дом. – Он подождал, пока она осмыслила услышанное, и продолжил: – Поэтому, когда король решил меня отправить сюда и об этом узнала королева, она и сообщила мне, где вас искать.
София снова растерялась.
– Король отправил вас сюда?
– Да. – Он прислонился к спинке стула, но голоса не повысил. – Личным приказом.
– Но зачем?
– Я здесь, чтобы охранять шпиона.
– Шпиона. – Ей не понравилось это слово. – Такого, как капитан Огилви?
– Нет, милая. Этот человек рискует своей жизнью ради нас и имеет право на мою защиту. Даже нуждается в ней, потому как, хоть пресвитериане и говорят, что приняли сторону короля Якова, они не обрадуются, если узнают, что один из них сделался якобитом и шпионит за ними.
София вспомнила, какое выражение появилось на лице старшей миссис Керр, когда она заговорила о короле Якове. Она знала, что многие здесь настроены так же.
– Так, значит, вас послали охранять его.
– Да. Покуда он не уедет в Ирландию, в Ольстер, потому что там королю нужны глаза, уши и подвешенный язык, чтобы склонять людей на его сторону. Там я буду не нужен. Но нам придется подождать какое-то время, потому что хворь, скрутившая меня по пути из Франции, одолела его еще сильнее. Он пока что слишком слаб, чтобы путешествовать.
Тут в памяти Софии что-то щелкнуло, забрезжила какая-то связь между только что услышанным и тем, что мистер Керр говорил сегодня за обеденным столом, о человеке, который недавно объявился в Керкубри и заболел.
– А этот ваш шпион, – с улыбкой проронила она, – его, часом, зовут не Макклелланд?
По выражению его лица она поняла, что не ошиблась.
– Дьявол, как вы узнали?
– Обитатели этого дома небезразличны к делам соседей. А ваш Макклелланд, поселившись у своей невестки, дал им повод для пересудов. Я слышала, он хоть и болен, успел постоять за ее честь.
Полковник усмехнулся.
– Я почему-то не удивлен. Она славная женщина. Согласилась принять его, несмотря на то, что они никогда не встречались и она сама едва сводит концы с концами. У нее ведь маленький ребенок, которого тоже надо кормить и одевать. А кто посягал на ее честь?
– Одна женщина строгих нравов.
– Тогда он, наверное, обошелся без грубостей, но, будь на ее месте мужчина, дело бы закончилось поединком, в этом нет сомнения. – Он бросил на Софию проницательный взгляд. – Вы уже встречались с ним?
– Нет.
– Тогда, позвольте, я расскажу вам немного о Дэвиде Макклелланде. Родом он из Керкубри или из его окрестностей. Когда они с братом были еще совсем детьми, их отец заболел и умер. Их отправили в Ирландию, где у них родня. Старший брат Дэвида устроился подмастерьем к меднику, выучился и начал свое дело. Несколько лет назад он вернулся в родные края. Но Дэвид, – веско сказал полковник, – парень совсем другого склада. У него сердце лежит к приключениям, и потому он записался в Королевский ирландский полк и отправился воевать во Фландрию. Это наши противники. Я пару раз видел его на поле боя.
София задумалась и опустила глаза на свои переплетенные пальцы.
– Он был у Мальплаке? – тихо спросила она.
– Был. – София почувствовала на лице его взгляд. – Но ни один человек из тех, кто сражался у Мальплаке, не остался прежним, и Дэвида Макклелланда этот день изменил сильнее, чем остальных.
Она коротко кивнула. За прошедшие месяцы она слышала много рассказов об этом сражении, немало сообщений появилось в газетах и потом живо обсуждалось в гостиных этого дома, поэтому ей было известно, что даже самые бывалые солдаты не могли припомнить другой столь же кровопролитной и жестокой битвы. Хотя София, возможно, и чувствовала обиду из-за того, что Дэвид Макклелланд сражался не с Мори, а на стороне его противников, она понимала, что любой человек, прошедший через этот ужас, заслуживает сочувствия.
Полковник Грэйми тем временем продолжал:
– Он был тяжело ранен и не смог продолжать служить в своем полку, а после этого поступил на службу королю Якову и вел себя так, что никто не осмелился бы усомниться в его преданности.
Ей вспомнились прошлые предательства, которые коснулись ее и Мори.
– Вы уверены, что ему можно доверять?
