Текст книги "Сброшенный корсет"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Я стояла и думала: это больше похоже на настоящий переезд. Для летнего отдыха, пожалуй, чересчур. Но ничего не сказала.
Главное, я уезжала от своего батюшки.
Он даже не попрощался со мной.
Он был, как всегда, по делам в Леопольдштадте, уехал в нашем экипаже, запряженном двумя славными пегими лошадками, и с нашим новым кучером по имени Люц. Впрочем, мне до него не было дела.
Зато вся прислуга со мною расцеловалась и пожелала мне счастья. Кухарка, горничная, служанки, прачка, секретарь. А маменька прижала к себе, словно боялась, что мы уже никогда не увидимся.
Она была очень хороша в тот день, в новом белом платье, расшитом колокольчиками по подолу и на рукавах, с широким шарфом цвета чайной розы на туго затянутом лифе и с живыми розами в белокурых волосах.
Она долго ждала это платье. Оно было прямо с иголочки. Пошивочный салон Бретель Манун прислал его спозаранок в запечатанной почтовой коробке.
Мама надела его в мою честь. «Хочу остаться красивой в твоей памяти, чтобы ты вспоминала меня такой». Она даже надела свой сверкающий бриллиантовый браслет.
Уже стоя у ворот, мама засыпала меня добрыми советами:
– Будь как можно любезней с тетушкой Юлианой, – сказала она под конец.
– Конечно, мама. Я постараюсь.
– И с дядюшкой Луи, ее мужем!
– Конечно.
– И со всеми, с кем познакомишься.
– Как прикажете.
– В Эннсе все вежливы и обходительны. Покажи, что ты хорошо воспитана. Может, когда-нибудь станешь там учительницей, так что уже теперь тебе надобно служить образцом. Не опозорь меня, моя Минка. Обещаешь?
– Обещаю.
Она испытующе взглянула на меня.
– У твоей тетушки нет детей. Не будь ей обузой. Она к этому не привыкла.
– Да, мама, я не стану ей обузой.
– И каждую неделю пиши мне по письму. С рисунком. У тебя это хорошо получается. Чтобы я все могла себе представить: твою комнату, мебель. И напиши большой портрет с моей дорогой Юлианы. Когда-то она была самой красивой женщиной в Эннсе. С поистине осиной талией – сорок пять сантиметров. Как у нашей императрицы. Мужчина мог бы обхватить ее двумя ладонями. Интересно, такова ли она теперь? Но сперва напиши большую акварель Главной площади с городской башней и сразу же отошли ее мне. Боже мой! Как бежит время! Восемнадцать лет назад я уехала из дому. Непостижимо… – Она задумчиво взглянула на меня. Потом достала свои золотые карманные часы. – Ну, а теперь серьезно, – сказала она, – пока я не забыла. Минка, моя любимая, сокровище мое, ты попадешь в новый город. В новый дом. Познакомишься с новыми людьми. Выслушай меня хорошенько. Жизнь частенько бурлит, словно океан, и порой так трудно на что-то решиться. Внимательно прислушивайся к себе и делай то, что важно. Только важное. Остальное уладится само собой.
– Да, мама, – я поцеловала ей руку и сделала глубокий книксен.
– Ты и впрямь меня поняла? – склонилась она ко мне.
– Я все поняла, мама. Я всегда буду делать то, что важно.
– Тогда с тобой в жизни ничего не случится. Храни тебя Господь, дитя мое! – Она поцеловала меня на прощание и обернулась к Эрмине. – Спасибо за все, – сказала она тихо, – я перед тобой в большом долгу. Не знаю, свидимся ли мы еще. Передай также мою покорнейшую благодарность… ну, ты знаешь, кому. Поцелуй его, пожалуйста, тысячу раз. И скажи ему, что я… что я счастлива. А тебе на будущее желаю всего самого доброго. Будь счастлива, дражайшая Эрмина. Вспоминай иногда обо мне.
Мы забрались в черно-желтый фиакр, который довез нас до вокзала. Дальше мы отправлялись поездом, как самые знатные путешественники. По Западной железной дороге имени императрицы Элизабет. И не третьим или четвертым классом, а первым. В отдельном купе.
Билеты стоили целое состояние. Кто их оплатил? Этого я не знала. Опять загадка. Уже восьмая.
Но я недолго ломала над этим голову, потому что в тот же вечер мы прибыли в Эннс.
И началась совершенно новая, неведомая мне жизнь, о которой я не могла мечтать даже во сне.
ГЛАВА 2
Я так радовалась Эннсу, что не могу выразить это словами. Я столько слышала об этом городе прямо-таки сказочных историй, не имея ни малейшей надежды увидеть все своими глазами. На отца Эннс действовал, как красная тряпка на быка. Название города никогда даже не упоминалось. Лишь однажды, много лет тому назад, отец произнес его в комнате матери. Была ночь. Между ними шел какой-то спор.
– Ты хочешь назад в Эннс, – шипел папа́, – в Эннс? Туда я не отпущу тебя никогда. Уже ничто тебе не поможет, Аманда. Веди себя как подобает приличной женщине, а не как вавилонская блудница.
Я не знала, что такое блудница, не говоря уже о Вавилоне, но поняла: Эннс – это табу. Вернувшись в свою теплую кроватку (я тайком подслушивала у дверей), решила забыть об этой истории.
Но не смогла.
После этой ночи с вавилонской блудницей я стала задавать целенаправленные вопросы. Мама охотно отвечала, если поблизости не было папа́. Эннс, как я выяснила, был гарнизонным городком. Самым элегантным в монархии.
– Эннс – это маленький Париж в Австро-Венгрии, – с гордостью заявила матушка. – У нас несут службу эрцгерцоги. Знаешь, что это значит? Это родственники Его Величества. Вся аристократическая молодежь приезжает в Эннс, сыновья магнатов из Венгрии, наследные принцы короны… Вот это жизнь! Не могу тебе описать. Нужно видеть собственными глазами.
– А что они делают в Эннсе? – спрашивала я с любопытством.
– Совершенствуют верховую езду. В Эннсе стоит кавалерия, драгунский полк Альбрехта Прусского. Они учатся защищать родину. Занимаются строевой подготовкой, обучаются сабельным приемам и ведению кавалерийской атаки с саблей наголо. Их учат, как пробуждать храбрость у воинов перед лицом врага.
– Это трудно?
– Да, очень! И знаешь, они носят мундиры, плотно облегающие фигуру. Без единой морщинки! И когда они скачут через весь город на плац в Эннсхаген, с военным оркестром впереди, это воодушевляет, да, воодушевляет! Девушки сразу влюбляются… Ах, глупости какие! – Она понизила голос. – Что я хочу сказать, Минка, дитя мое: у нас в Эннсе находится самая большая школа верховой езды и самая мощная кавалерийская казарма всей нашей огромной Габсбургской империи. А как тебе известно, мы самая большая страна в Европе. Больше, чем Германия, больше, чем Франция, Англия и Италия. Только Россия больше. А сразу за ней идет Австро-Венгрия. И мы гордимся этим.
– А где же живут все эти драгуны?
– Всюду. В казарме, на постоялом дворе, на частных квартирах. Кайзеровская родня в замке Эннсэг. В зависимости от доходов. Те, кто побогаче, живут у твоей тетушки в «Черном орле», бывают в Эннсе и правящие князья, – на лице ее появилось мечтательное выражение. – Они привозят своих поваров, слуг и музыкантов. И даже своих обезьянок и попугаев. Они остаются на три года. У них свои лошади, мебель. И они тратят несметные деньги в нашем городе. У перчаточника, у шорника, у портного, у ружейника, у сапожника. В кафе и ресторанах. Полк – это большое благо. В выигрыше оказываются все жители города.
– Драгуны так много зарабатывают? – спросила я изумленно.
– Они ничего не зарабатывают. Все оплачивается из личных сбережений. Офицеры получают нищенское жалованье, но играют в карты и азартные игры, заключают пари, как безбожники. Выигравший тут же устраивает пирушку для друзей, а возлюбленная получает бриллиантовый браслет. Пардон, я имею в виду невесту. Многие приезжают в Эннс уже обручившись. А невесту всегда богато одаривают.
– А что такое возлюбленная? – тут же задала я вопрос.
Маменька вздохнула.
– Как бы тебе объяснить. Свободная любовь. Вне брака. Строжайше запрещено. Но в Эннсе гораздо больше мужчин, чем женщин, а потому случается, что какой-нибудь драгун влюбляется в юную уроженку Эннса. И знаешь, что он тогда делает? Как настоящий кавалер? Он дарит ей изящный бриллиантовый крестик. На цепочке. Встретив в Эннсе девушку с бриллиантовым крестиком на шее, посвященный знает, что у нее уже есть благородный поклонник.
– А когда он выигрывает, она получает еще и бриллиантовый браслет?
– Да. Только… браслет имеет еще и другое значение, – она снова запнулась. – Браслет означает, что дело слажено. Если девушка носит бриллиантовый браслет с камнями в один ряд, которые по-настоящему искрятся, то это значит: руки прочь от этой девушки, иначе будет дуэль!
– Такой браслет, как… у вас? – взволнованно спросила я.
– Что? – возмутилась мама. – Мой браслет – это совсем другое! У моего застежка с рубином. Твой отец подарил мне его, когда ты родилась. Браслеты, которые я имею в виду, целиком белые. Белые бриллианты и застежка из белого золота.
– А разве драгунам можно влюбляться? Ведь любовь только для горничных…
– В теории, девочка моя, в теории, – поспешно перебила меня маменька, – в теории образованные люди выше любви. Но в жизни все не так… но для этого ты еще слишком мала. Не понимаю, зачем я тебе это рассказываю. Ты задаешь чересчур много вопросов. И не говори ни слова фройляйн фон Фришенбах. Обещаешь? И разумеется, ни слова папа́!
Я пообещала, побежала к Эрмине и принялась расспрашивать ее. Моя гувернантка, тоже уроженка Эннса, оказалась не менее восторженной поклонницей города, хранившей горячую преданность своей родине. От нее я узнала, что Эннс процветал и богател. Что дома там ломятся от драгоценной мебели, что детей учат французскому и игре на фортепьяно. Что почти ежедневно в этом маленьком Париже дают спектакль или концерт. Что там нет бедных, если не считать известных городских пьяниц и их отпрысков, а также вдов и сирот солдат, павших под Сольферино [2]2
Селение на севере Италии, около которого во время войны 1859 года итало-французские войска разбили австрийскую армию.
[Закрыть].
А еще, с гордостью поведала мне Эрмина, у жителей Эннса лучшие манеры во всей Верхней Австрии. Они не дерутся даже в дни выборов, тогда как в других городах это обычное дело!
– В Эннсе четыре тысячи жителей, – продолжала Эрмина свой рассказ. – Город маленький, но чрезвычайно изысканный. В кафе можно получить журналы из Брюсселя, Лондона и Парижа, ну а газеты – со всего света. И мы, жительницы Эннса, всегда идем в ногу с модой, вот только юбки носим чуть короче, чем в Вене. Некоторые считают, что это недопустимо. Но я так не думаю. Мыски башмаков, правда, выглядывают из-под юбки, но зато обретаешь свободу движения, да и платье не волочится по грязной улице!
– Это верно, – подтвердила маменька, когда я пересказала ей услышанное. – Мы, жители Эннса, особенные. И знаешь почему? Потому что наш город – самый древний в Австрии. Статус города он получил еще в 212 году от императора Каракаллы. В новое время Эннс имел права города уже в 1212 году, когда Берлин был маленькой деревней, а Нью-Йорка и вовсе не существовало.
А Эрмина дополнила сказанное:
– Эннс славился еще при римлянах, тогда он назывался Лауриакум. Здесь были храмы и бани, дворцы и виллы, а также огромный гарнизон – 6000 солдат. А до римлян это был кельтский город с чугуноплавильными печами и кузнями, а еще раньше – совсем древний город, ведь Эннсу с незапамятных времен принадлежала соляная гавань для засолки рыбы, и корабельщики соляных судов сделали Эннс богатым и знаменитым еще в седой древности.
– Эннс существует столько же, сколько стоит мир, – сказала под конец маменька. – Можно копать и копать, и под каждым домом есть еще более древний, под ним еще один и еще один, и так вплоть до Адама и Евы, начала всех времен. А теперь я открою тебе секрет, моя Минка. Запомни хорошенько – в Эннсе был рай. Иначе и быть не могло!
В этот-то заповедный рай я ступила впервые в конце июня 1875 года. Меня переполняли возвышенные чувства. Никогда не забуду того волнения, какое я испытала на железной дороге, когда мы на всех парах неслись навстречу заветной цели. Еще две станции, еще одна. Еще десять минут.
– Приготовься, Минка! Приехали.
И вот мы уже стоим на вокзале в Эннсе. Наконец-то прибыли! По правде говоря, вид у нас был ужасный. Шляпы и перчатки в саже, дорожные платья помяты, щеки бледные, глаза красные от искр, то и дело залетавших в окна. Всю дорогу у нас кружилась голова, потому что поезд мчался с бешеной скоростью – 30 км в час на поворотах и 58 по прямой. Цивилизованной ездой это не назовешь. К тому же, после Амштеттена внезапно упала керосиновая лампа, и весь ковер пропитался керосином. Эрмина тотчас достала свои флакончики с нюхательной солью, но и они не помогли. Мы обе были больны от дороги и совсем не могли есть. С дрожащими от такой тряски коленями мы стояли на перроне. Кто-то же должен нас встречать!
Но никого не было.
Наш багаж был уже выгружен, а мы все стояли и ждали.
– Что же нам теперь делать? – спросила я потрясенно, потому что рассчитывала на торжественную встречу.
– Ждать! – решительно ответила Эрмина. – Кто-нибудь непременно за нами придет. Нам тут не дадут умереть с голоду.
Прибыл встречный поезд из Линца, из него вышло невероятно много народу, среди них несколько офицеров в парадной форме. Вид у них был весьма довольный, и они маленькими группками направлялись в город.
– Здесь явно что-то затевается, – заключила Эрмина, глядя им вслед. – Столько людей вечерним поездом… Может, праздник в казармах?
Она не успела ничего добавить, потому что к нам уже спешил белокурый господин в гражданском – среднего роста, коренастый, с роскошными бакенбардами и – о чудо! – с моноклем в правом глазу. Я такого еще не видывала.
– О! Господин бургомистр собственной персоной! – шепнула мне Эрмина. – Держись прямо!
А он уже стоял перед нами.
– Добро пожаловать домой, фройляйн фон Фришенбах! – воскликнул он громко, и на секунду мне показалось, что он хотел ее обнять. – Наконец-то мы снова вас видим, неверную нашу. Нам всем вас так недоставало.
И, просияв, он с чувством поцеловал ей обе руки. Эрмина покраснела и, опустив глаза, пролепетала:
– Как ваши дела? Надеюсь, отлично.
– Прекрасно, прекрасно. Благодарствую. А ваши?
– Великолепно, – Эрмина вновь обрела равновесие, откашлялась и расправила перчатки: – Скажите, мой дорогой, кто же вас прислал? Мы ждали экипаж от «Черного орла».
– О! В «Черном орле» все вверх дном.
– Боже мой! Мы приехали некстати?
– Некстати? Вы? Дражайшая Эрмина, здесь все считают минуты, когда же наконец смогут заключить вас в свои объятия. Дело обстоит так: я случайно узнал, что вы приезжаете сегодня, и, памятуя старые добрые времена… – теперь уже смутился бургомистр. – Да, как уже говорилось, я хотел быть первым среди приветствующих вас.
Эрмина молчала. Потом поспешно схватила мою руку:
– Позвольте познакомить вас. Минка Хюбш – моя воспитанница из Вены.
– Очень рад, – любезно ответствовал бургомистр. – Я уже наслышан о вас, фройляйн, и с нетерпением ждал этой встречи. Вы позволите? – он подал Эрмине руку. – Следуйте за мной, милые дамы, Карл позаботится о вашем багаже. Он уже едет с другим экипажем. А я отвезу вас прямиком в «Черный орел». Там вас ждет сюрприз. Но больше я ничего не скажу.
В экипаже, запряженном парой чудесных чалых лошадок, с кучером Гансом на облучке, мы въезжали в город – после всех наших испытаний в поезде я дышала полной грудью. После гари и вони железной дороги здешний воздух казался бальзамом, сладким и чистым. Был тихий вечер, ласточки летали высоко, и хотя я сидела очень прямо, скромно потупив взор, как учила меня Эрмина, мне удавалось искоса поглядывать на бургомистра, сидевшего напротив, – его монокль меня просто завораживал.
– А вы совсем не изменились, – вымолвил наш кавалер после паузы. Он ни на секунду не отводил глаз от Эрмины.
– А вы сделали большую карьеру.
– Но до сих пор живу один, так и не обзавелся женушкой.
– Ну, тогда самое время, – ответила Эрмина, глядя мимо него. – В Эннсе или окрестностях наверняка найдется девушка, которая придется вам по сердцу. А как обстоит дело с извозом?
– Ни шатко ни валко. Видите ли, железная дорога нас почти разорила. Но вот уже два года я занимаюсь производством содовой. Ее прямо рвут из рук. Я поставляю воду в «Черный орел». Знаю-знаю, хвалиться нехорошо, но я все еще неплохая партия. Совсем как раньше…
Эрмина вздохнула, устремив рассеянный взор на поля.
– Как вам поездка? – спросил бургомистр как бы между прочим. – Надеюсь, не утомила?
– Еще как! – Эрмина оживилась. – По-моему, у железной дороги нет будущего, разве что для перевозки грузов. Но не для цивилизованных людей. Цены непомерные, а стоит открыть окно, и прямо в лицо летит черное вонючее облако! Кому же это понравится? Я никогда больше не сяду в поезд. И моя Минка тоже. В следующий раз мы отправимся на пароходе.
Бургомистр понимающе кивнул. Воцарилось молчание. Вскоре мы обогнали всех пешеходов. Легкой рысцой, чтобы не разгорячить лошадей, мы катили по величественной тополиной аллее, оставляя позади хлебные поля, луга и леса. А слева уже виднелся Эннс, красиво расположившийся на холме.
– Вот, Минка, сейчас! – с детским задором вскрикнула вдруг Эрмина, – я уже вижу городскую башню. Гляди хорошенько – это наш символ. Ну, что скажешь, малышка? Хороша? А старые городские стены? А хлебная башня? Я не слишком много наобещала? Ты когда-нибудь видела такую живописную картину? Ты только посмотри, как все цветет!
Эрмина была права. Чем ближе мы подъезжали, тем красивее становился Эннс. Вот лошади свернули на Венскую улицу и, резво одолев крутой подъем в гору в направлении к Главной площади, примчали нас к городской башне, которая предстала перед нами во всем своем великолепии. Такой величественной башни я еще не видывала. Она была сложена из камней, а изогнутая медная зеленая крыша напомнила мне солдатскую каску. Под нею красовались громадные часы. На самой крыше на шаре застыл, словно танцуя, ангел с крылышками на лодыжках и на спине. Кто бы это мог быть?
– Красиво? – снова спросила Эрмина.
– Великолепно! – блаженно кивнула я.
– И мы так считаем. – Бургомистр окинул меня внимательным взглядом и с улыбкой обратился ко мне. – Такой башни больше в мире нет, – сказал он гордо. – Раскрою секрет: строить ее помогала одна великанша. Ее ребро хранилось здесь почти до наших дней, мой отец успел его повидать. На верху башни, под самой крышей, на тяжелой железной цепи…
– Какая чушь! – перебила его Эрмина. – Это всего лишь легенда, Минка, не вздумай поверить в великаншу!
– Простите, но великанша…
– Никогда не существовала, – вновь перебила Эрмина менторским тоном. – Я вас очень прошу, дорогой Перегрин, не морочьте ребенку голову. Я стараюсь воспитывать Минку без суеверий, в духе нового времени, что достаточно сложно при ее буйной фантазии. А тут вы со своей великаншей. Минка, слушай внимательно: здесь когда-то стояла старая церковь, которую в эпоху Реформации разгромили протестанты. И это были совершенно обычные люди, а вовсе не могучие великаны! Из камней церкви они сложили башню, посреди главной площади, чтобы католикам стало не до смеха. И сразу же повесили колокола. Понимаешь, что это значит?
– Прошу прощения, нет!
– Это значит, что здесь стоит чванливое протестантское строение. Выше любой церковной башни! В сугубо католической стране. По правде говоря, ее стоило бы снести. Но что происходит? Башня оказалась так хороша, что все в нее просто влюбились! И никто не причинил ей ни малейшего вреда за все время ее существования. Эннс не был бы Эннсом без нашего горячо любимого монстра. Какой отсюда урок? – Эрмина испытующе посмотрела на меня. – Урок таков: любовь сильнее разума. Однако то, что хорошо для башни, совсем не обязательно распространяется на нас, людей.
– Истинно так, – бургомистр пристально разглядывал ее сквозь свой монокль, – любимой женщине прощаешь любое свинство!
– Осторожно! Ребенку только пятнадцать! Минка, это не предназначалось для твоих ушей. Немедленно забудь то, что ты слышала.
– А любимому кайзеру прощают, когда он проигрывает каждое сражение…
– Я бы попросила, – сердито воскликнула Эрмина, – никакой критики в адрес нашего высочайшего императора!
– А нашей любимой императрице прощают то, что венгров она любит больше своего собственного народа…
– Мой дорогой Перегрин, меня сейчас хватит удар! – в ужасе вскрикнула моя гувернантка. – Я вас просто не узнаю: что за безбожные речи! Венгры тоже ее народ. И все народы монархии являются ее народом, и наша императрица любит их всех одинаково! Иначе это государственная измена!
Бургомистр расхохотался.
– Это была лишь шутка. Вам изменило чувство юмора? В этой вашей Вене?
Щеки Эрмины предательски покраснели.
– Позвольте мне задать вопрос? – встряла я в разговор, потому что моя гувернантка всегда защищала членов императорской семьи, будто они были ее родственниками.
– Спрашивай, дитя мое!
– А где сейчас ребро той великанши? Это известно?
– Ну конечно! – бургомистр поправил свой монокль. – Его украли французы. Наполеон… Он хотел покорить весь мир, дошел до Вены, потом до Москвы, но до того в 1809 году была битва под Эбельсбергом. Совсем недалеко от нас. Ее, эту битву, выиграл для него генерал Массена. И как только он нас победил, этот Массена, он тут же со своими людьми опустошил наш Эннс, разграбил его, а ребро уволок в качестве трофея, теперь оно в каком-то замке во Франции. Там-то его и можно увидеть.
– В каком замке? – строго спросила Эрмина.
– Не знаю. Знаю только, фройляйн Хюбш, что Наполеон был у нас. В замке Эннсэг. Он стоял здесь целых три дня. И совсем не стеснялся, доложу я вам. Сотни жителей Эннса из-за его артиллерии сделались инвалидами. Шестьдесят шесть лет прошло с той поры, но ничто не забыто. А в русском походе он приказал каленым железом выжигать пленным на руке клеймо с буквой «Б» – Бонапарт. Клеймили, словно скот…
– Смилуйтесь! – быстро перебила Эрмина. – Мой дорогой Перегрин, не запугивайте девочку в первый же день ее пребывания в Эннсе. Я вижу, вы тоже не изменились и по-прежнему охотнее всего рассказываете всякие ужасы. Совсем как когда-то. Могу я вас попросить сменить тему?
Но все решилось само собой. Нас обогнали два всадника. Первые увиденные мной кавалеристы. Я благопристойно опустила голову, хорошенько скосив при этом глаза вправо. Моя мать была права. Они – поразительно элегантны. Впереди осанистый господин с черными как смоль волосами и черными висячими усами, в шикарном мундире, красном с золотыми шнурами – униформе венгерского генерала. Прямой как свеча, он восседал на вороном коне, за ним на огненно-рыжей лошади следовал молодой человек, который показался мне знакомым. На нем был мундир Венской Нойштадтской военной академии. Оба молодцевато отдали нам честь. Эрмина и бургомистр ответили на приветствие.
Тут наши лошади, бежавшие ровной легкой рысцой, свернули на Главную площадь и неспешно обогнули городскую башню. «Тпру-уу!» – кучер плавно остановил лошадей, и мы оказались прямо перед отелем «Черный орел».
Я осторожно подняла глаза.
Боже мой! До чего же хорош этот Эннс! Один дом краше другого, и почти в каждом ресторан или кафе с зеленым палисадником перед входом. Но сперва об отеле! Я и вообразить не могла такой роскоши. В полном восторге я разглядывала большое трехэтажное здание, от которого исходили надежность и комфорт. Оно было построено в итальянском стиле в духе Палладио [3]3
Палладио (Ди Пьетро Андреа, 1508–1580) – итальянский архитектор, представитель позднего Возрождения.
[Закрыть]. Дивных пропорций фасад и шесть каменных ваз наверху. Здание выкрашено в кайзеровский желтый цвет, а орнамент ослепительно белый, слева и справа от ворот стояли шесть больших, покрытых зеленым лаком кадок из дерева, в которых росли цветущие апельсиновые деревца, выстриженные в форме шара. Вид был совершенно южным.
Эта картина моментально оживила все мои чувства. Никакого сравнения с нашей фабрикой фесок в Вене. Я подняла голову и принюхалась. Ни малейшего запаха влажного отпариваемого войлока, к которому я привыкла у себя дома. Слабо пахло конским навозом, как и в любом городе, но все перекрывал аромат герани и глициний. Но прежде всего пахло приключениями! В Вене я ни разу не испытывала ничего похожего. Я внимательно изучила вывеску. Золотом на темном фоне: «Отель „Черный орел“. Владельцы: Юлиана и Луи Танцер». И никаких сыновей! Хотелось запеть. Но Эрмина не одобрила бы это. Так что, скрестив руки на груди, я опустила голову. Но, несмотря на смиренную позу, я видела предостаточно. Главная площадь кишела народом. Поэтому мы остановились не у самых ворот, куда уже съехались бесчисленные экипажи. Из них в сопровождении мужчин во фраках выходили нарядно разодетые дамы с искусными высокими прическами. Кавалеры предлагали дамам руку, и в предвкушении праздника они исчезали в отеле.
Но больше всего меня поразили красавцы в военной форме. Никогда еще мне не доводилось видеть столько офицеров на одном пятачке. Они стояли маленькими группками, по двое, по трое, в ярких, туго облегающих талию мундирах, с длинными саблями, которые небрежно болтались у самой земли, весьма довольные, оживленные, все подмечая и ожидая чего-то необычайного.
– Что тут происходит? – удивилась Эрмина. – Такая суматоха? В это время?
Бургомистр поклонился:
– Это и есть сюрприз, фройляйн фон Фришенбах! Оперный вечер в отеле. Большой благотворительный вечер в пользу вдов и сирот героев, павших под Сольферино. Здесь вся знать из Линца, Штирии и Эннса. Полагаю, вы увидите всех своих знакомых!
– И что же нынче дают? – взволнованно спросила Эрмина.
– «Юную спасительницу». Это детская опера. Сочинение фройляйн Шёнбек.
– Олимпия Шёнбек? Учительница? Сочинила целую оперу?
– Да, – с гордостью отвечал бургомистр. – Полагают, что это шедевр.
– Минка, ты рада? – просияла Эрмина. – Не успели мы появиться, а уже попали на праздник. С тобой всегда везет!
– Могу я вас попросить, сударыни, подождать меня? Мне надо на минутку в отель… я тотчас вернусь.
Едва он отошел, как стоявшие рядом офицеры повернулись в нашу сторону и стали исподтишка, но с интересом разглядывать нас. Я сделала вид, будто ничего не замечаю, как вдруг услышала знакомый голос:
– Добрый вечер, сударыни! Целую ручки. Целую ручки.
И кого же я увидела? Перед нами стоял молодой господин – широкоплечий, с короткими темными волосами, с васильковыми глазами, опушенными черными ресницами, с открытым веселым взглядом… Это был тот самый молодой человек из Хинтербрюля, только теперь он был в мундире.
– Вы узнаете меня, сударыня? Габор фон Бороши. Мы познакомились зимой у моей тетушки. Вы тогда чудесно пели и играли на фортепьяно. Я был покорен вашим дивным голосом. Надолго в Эннс? – он обрадованно смотрел на меня.
– На все лето, – смущенно пробормотала я и надвинула дорожную шляпу поглубже на лоб.
– А где вы остановились, позвольте поинтересоваться?
– Здесь, в отеле.
– Я тоже, – удовлетворенно воскликнул Габор. – Какое совпадение! Я здесь со своим папа́. Он даже не обмолвился, что вас ждут. Мы останемся до конца августа. Я непременно должен снова услышать, как вы поете. Вы сделаете это для меня?
– Габор! Где ты застрял? – раздался грозный голос, и пред нами предстал венгерский генерал. – Строишь из себя галантного кавалера? Тебя разыскивают. Принцесса Валери. Она сидит в ресторане и скучает. Живо туда!
– Да, папа́. Сию минуту.
Габор улыбнулся нам и громко сказал:
– Разрешите откланяться, милые дамы! – И шепотом добавил: – Я всегда к вашим услугам. Скоро я дам знать о себе. – Повернулся и быстрым шагом направился ко входу в отель.
Я блаженно откинулась на сиденье. Теперь у меня в Эннсе появился знакомый. Кто бы мог подумать? В городе не просто пахло приключениями. Одно уже произошло. «Скоро я дам знать о себе. Я всегда к вашим услугам!»… Так говорят взрослым, а не детям.
– Что он там бормотал? – строго спросила Эрмина.
– К сожалению, я не поняла.
– С каких это пор ты стала плохо слышать? Прошу тебя, сядь прямо. В обществе неприлично сидеть развалившись. И сдвинь обратно свою шляпу! Вечно ты прячешь лицо. Это дурная привычка.
Я выпрямилась и смотрела Габору вслед, пока он не скрылся в отеле. Какая чудесная форма! Синие панталоны, серый, пригнанный по фигуре, без единой морщинки мундир. Ярко-красные обшлага. И все завершает черная с золотом фуражка. А какая молодцеватая походка! Он стал выше за это время. Но самое главное – он действительно обрадовался, увидев меня, и по-прежнему не замечал, как я уродлива. Я судорожно вцепилась в зонтик от солнца и опустила глаза, потому что Эрмина уставилась на меня. Спрашивается, где это он будет «к моим услугам»? И как? И когда? Меня не оставляют без надзора. Мне нельзя одной выходить из дому. Молодых девушек всегда строго блюдут. Он что, не знает этого?
Генерал тем временем обошел нашу карету. Офицеры почтительно посторонились. Он открыл для моей гувернантки дверцу:
– Целую ручки, сударыня, – пробасил он. – Вот это сюрприз! Вы на летний отдых? Позвольте, я помогу вам. Здесь так легко упасть. В Эннсе, говорят, опасная для дам мостовая.
– Ну, нет! – Эрмина оперлась на его руку и грациозно опустилась на землю. – У меня, видите ли, иммунитет. Я знаю господ-создателей и все их ловушки… однако какое совпадение… а что привело вас сюда? Позвольте спросить.
– Не позволю, – произнес генерал, – говорить об этом строжайше воспрещено. Секретная миссия.
– Надеюсь, приятного свойства?
– Ну я же сказал… правда, кавалер наслаждается и помалкивает.
Эрмина понимающе улыбнулась и обернулась ко мне.
– Минка, иди сюда. Только осторожно. Ступенька очень высокая.
Я на секунду поколебалась. Папа́ Габора подаст сейчас руку и мне… Нет, он и не думал даже. Зато Карл молниеносно спрыгнул с облучка и, обхватив меня сильными руками, опустил на землю.
– А вот и она, Ваше Превосходительство! – воскликнула Эрмина, как только я оказалась рядом с нею, – моя подопечная, Минка. Перед тобой, Минка, Зольтан – барон Бороши, предводитель гусар, генерал. Один из лучших наездников в мире. Он ездит верхом вместе с нашей императрицей, приглашен в Гёдёллё, сопровождает ее на каждой охоте, и все ему страшно завидуют…
Я сделала глубокий книксен. Но это не произвело на лучшего в мире наездника никакого впечатления. Он смотрел мимо меня.
– Вчера вечером прибыл мой кузен. Причина в ней?
– Он знает о нашем приезде. Таков был уговор.
Генерал наморщил лоб. Его черные, как уголья, раскосые глаза налились диким гневом:
– Для меня это страшное неудобство, – прорычал он, – прямо проклятье какое-то! Мы уже много лет не разговариваем. Мне плевать на его дурацкий эксперимент, который обходится так дорого. Он мне испортил все лето в Эннсе. Я не желаю с ним встречаться. Скажите ему без обиняков, что меня не переубедить.
Я опустила голову. Я поняла: речь снова шла обо мне. Генерал негодовал из-за приезда кузена, которого он терпеть не мог. И хотя я даже не знала этого кузена и у меня с ним не было никаких дел (и с его дорогостоящим экспериментом тоже), я опять оказалась виновата. Снова загадка. Совсем, как в Вене. Когда-нибудь этому настанет конец?
