Текст книги "Сброшенный корсет"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 12
Письмо, которое я нашла под пальмой, в солнечном пустом актовом зале, было коротким и ясным:
«Уже сегодня мы увидимся наедине. Omnia vincit amor».
Я пришла в такое волнение, что, опустившись на рояльную банкетку, как безумная принялась играть гаммы, вверх-вниз, в бешеном темпе, а когда возбуждение улеглось, попробовала сыграть «Фата Моргана» Иоганна Штрауса. Это было прекрасно. Но не совсем отвечало моему настроению.
Тогда я начала арию из «Летучей мыши», которая всегда была у меня на слуху – настолько совершенно это сочинение, и сразу за ней темпераментная венгерская полька. Тут был размах.
Не успела я доиграть до конца, как послышался какой-то шум, и я увидела, что большая белая дверь в зал открыта. Я даже не заметила, как вошла Эрмина. Она так неслышно пробралась к первому ряду, что я изумленно прервала игру посреди такта.
Эрмина выглядела совсем не так, как нынче утром. Круглые щеки раскраснелись от волнения. Карие темные глаза блестели. На ней было темно-вишневое платье для визитов, украшенное на рукавах и по подолу розовыми лентами, светло-коричневая шляпка на темных волосах, большой шелковый бант цвета цикламена, и она была туго затянута, как на Рождество. На руке самое красивое ее кольцо – с большим круглым рубином в обрамлении бриллиантов, подарок на именины от брата Фрица. Оно красовалось на среднем пальце правой руки поверх белой кружевной перчатки и переливалось на солнце.
Эрмина улыбнулась мне. Положив зонтик на свободное сиденье, она подошла к самой рампе, насколько позволял кринолин.
– Прошу прощения, – тотчас сказала я, – я так давно не играла…
Эрмина кивнула:
– Я так и думала, что найду тебя здесь, незачем извиняться. Ну как ты, Минка? – По ее голосу я поняла, что произошло что-то невероятное.
– Отлично, – ответила я, положив руки на колени.
– Это очень важно. Знаешь, что сказал наш генерал? В замке? После завтрака? За черным кофе? Угадай?
Я вздохнула.
– Не догадываешься?
– Что я не умею ездить верхом.
– Не угадала.
– Что он понапрасну тратит на меня время.
– Опять не угадала. Он заявил перед всеми, что никогда еще не видел женщины, которая так изящно сидит на лошади, как ты, – за исключением нашей императрицы.
– Нет!
– Тем не менее!
– Он так сказал?
– Слово в слово.
– Он изъяснялся на латыни?
– Вовсе нет. И был абсолютно трезв, если ты это имеешь в виду.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Так, с чего я начала? – Эрмина раскрыла свой веер. – Генерала как подменили. Ты стала его страстью. Скачешь, как настоящая венгерка. Чувствуешь лошадь, отважна, как драгун, с перцем в крови, и всякое-другое, что я не стану повторять, иначе это вскружит тебе голову. Сплошные комплименты… А теперь серьезно. Послушай, – она снова закрыла веер, – он свел с ума весь замок своими восхвалениями и всех нас вверг в этот водоворот; должна сказать тебе, что еще чуть-чуть – и я поставила бы на тебя все свои драгоценности.
– Надеюсь, вы не сделали этого.
– Я нет. Зато остальные сделали.
– Это кто же?
– Остальные гости. На тебя ставили драгоценности и золото. Заключали невероятные пари. Один из родственников хозяина замка поставил свои поместья под Рагузой.
– Что?!
– Два виноградника и дом у гавани.
– Но этот господин никогда не видел меня! Он совсем меня не знает.
– Тебя нет, но твои корни… твоих учителей.
– Это значит, что мы выиграем 18 августа.
– Похоже на то.
– Но если я проиграю, этот господин потеряет свои поместья, а виновата буду я.
– Нет. Тогда ему не повезет. Но в следующем пари он отыграется. Не беспокойся, таковы нравы гарнизонного города. Во всяком случае, сейчас фавориткой являешься ты.
– Прошу прощения, что значит фаворитка?
– Большинство спорщиков ставят на тебя.
– А остальные?
– На твою соперницу…
– Какую соперницу? Я не слышала ни о каких соперницах.
– Нет? – Эрмина уставилась на меня. – Ты выступаешь против госпожи Хольтер, вдовы архитектора. Его Превосходительство не говорил тебе об этом?
– Ни слова.
– Ну, это похоже на него, – возмущенно сказала Эрмина. – По городу гуляют самые невероятные слухи, в казарме это тема номер один, а главное действующее лицо в полном неведении.
– Кроме того, это нечестно. Госпожа Хольтер занялась верховой ездой сразу после Троицы, а я всего две недели назад. Почему со мной так поступают?
– Это вопрос, – Эрмина забарабанила пальцами по рампе. – Не могу понять, что он себе думает, наш дикий гусар.
– Он подсыпает перцу в наше дело, полагает мой старик. – Это был голос Габора. Я тотчас почувствовала резь в желудке, а сердце мое учащенно забилось. Я обернулась. Позади меня стоял Габор собственной персоной. Вероятно, он прошел на сцену через дверь за кулисами. А я сидела тут в детском платье, без шнуровки…
– Пожалуйста, извините меня за вторжение, дорогая тетушка. Мое почтение. Добрый день, сударыня!. – Он улыбнулся мне с неизменным восхищением. – При двух всадницах больше заинтересованных лиц. Папа́ уверяет, что это повышает ставки.
– Это он верно просчитал. Ставки высоки до неприличия. – Эрмина отступила от рампы и уселась возле своего белого зонтика.
Габор сделал несколько шагов вперед и остановился рядом с банкеткой, на которой я сидела.
– Для него ставки все еще недостаточно высоки.
– Но почему?
– Азарт игрока. – Габор засмеялся, прошел мимо меня, слегка коснувшись платья, и спрыгнул со сцены. – Весь город вовлечен в эту игру. В табачной лавке на Главной площади только что учредили тотализатор. И папа́ так завел сейчас дядюшку… – его кандидатка занимается верховой ездой на шесть недель дольше, чем наша, – что тот повысил ставку в пари до десяти тысяч гульденов. – Габор посмотрел на меня со значением. – Таково преимущество, когда соревнуются две всадницы.
– Что? – растерянно воскликнула Эрмина. – Десять тысяч гульденов? Да это целое состояние!
У меня перехватило дыхание. Это была треть залога.
– Аттила Надь тоже поставил на нас.
– У него же всегда нет денег.
– А он поставил свое жалованье… до 1885 года.
– О Боже! Жалованье за десять лет! А если он проиграет?
Габор засмеялся.
– Буду весьма удивлен. Он везучий, без конца выигрывает, вы не заметили? Вот уже несколько дней он обедает здесь в отеле и платит наличными!
Эрмина покачала головой, вытянула из рукава кружевной платочек и вытерла капли пота на лбу.
– Если хочешь знать мое мнение, Аттила безумец.
– Тогда я вынужден рассказать вам всю историю. Разрешите мне сесть? – И Габор занял место возле Эрмины. – Вам интересны закулисные интриги?
– Еще как!
– Только, разумеется, между нами.
– Ну конечно!
– Итак, слушайте. Собственно говоря, речь идет о некоем Косанике. Нувориш и болван, который зачумляет воздух в нашем Эннсе.
– Косаник? – воскликнула Эрмина. – Который падает с лошади, как только раздается клич «Марш-марш-ур-ра!»?
– Тот самый.
– Это мы знаем. А что еще он умеет?
– До крови пришпоривать лошадей, а они все равно его не слушаются. Двух уже загубил. Жесток и со своими бравыми кавалеристами. Его следовало просто утопить… да нельзя.
– Трудновато, – подтвердила Эрмина.
– Во всяком случае, мы устроили совет, Аттила и я, и еще пара товарищей, как нам от него избавиться, от этого живодера, мучителя лошадей и людей. А Аттила обучал верховой езде госпожу Хольтер.
– Так.
– Мы начали льстить Косанику, чтобы он принял участие в пари и стал учителем архитекторши вместо Аттилы, и он тут же согласился. Теперь он гарцует, как петух на навозной куче. И все жаждут, чтобы эта Хольтер опозорила его 18 августа, и тогда бы он выскочил из окна или застрелился – нас устроит любой исход. Главное, чтобы он исчез из кавалерии.
– Понятно, – хихикнула Эрмина, то раскрывая, то закрывая свой веер, – заговор.
– Угадали.
– А как такая бездарь попадает в драгуны?
– Протекция.
– Богатые родственники?
– Супербогатый папенька. Огромные колбасные заводы, в которые он замечательно вписывается. Эннс идет ему как-то меньше.
– Но я слышала, что госпожа Хольтер уже довольно бойко ездит верхом, – сказала Эрмина после короткого раздумья.
– Так было. До тех пор, пока ее обучал Аттила. Но вчера я побывал внизу, в Эннсхагене, на плацу, где Косаник лютует с нею, и все, что он ей говорил, совершенно неправильно. К концу урока белокурая Венера – о, пардон! – госпожа архитекторша стала похожа на двугорбого верблюда. А чтобы в день рождения кайзера она без ошибок прыгнула через барьер… Я был там всего полчаса, и она успела упасть четыре раза.
– Бедняжка! – воскликнула Эрмина с состраданием. – Я готова понять вас, что касается Косаника. Но приносить в жертву ради этого госпожу Хольтер… она может пораниться, если так часто…
– Она не успевает упасть до самой земли, дорогая тетушка, – тут же отозвался Габор. – Куча поклонников бегает вокруг, чтобы тут же подхватить ее в свои крепкие руки.
– Да-а?
– Именно так. Вокруг нее вечно увивается целый рой. Вчера я заметил там даже хозяина нашего отеля.
– Не может быть! – Эрмина ударила сложенным веером по левой ладони. – Наш дорогой Луи? Как он там оказался?
– Прискакал. Он выезжает ежедневно. Тут же сделал несколько весьма дельных замечаний. Он довольно хороший наездник. Для человека гражданского просто превосходный. Но Косаник заартачился, как баран. Он здесь наставник. И никому больше не дозволено вмешиваться. Его тупость обезоруживает. Я уже говорил об этом? Короче, он отверг все добрые советы… да, сударыня, вы что-то хотели сказать?
– Я хотела только спросить: а какая у госпожи Хольтер лошадь?
– Прекрасная! Гордая! Роскошный рыжий мерин. Породистый полукровка из Бабольны. Это знаменитый венгерский конный завод. Конь очень высокий, ну просто красавец. Тот, кто его выбирал для нее, – большой знаток.
– А как он в сравнении с нашей Адой?
Габор гордо улыбнулся:
– Ни одна лошадь не сравнится с нашей Адой. Она ведь очень умна. Но что я хотел сказать все это время: причина, по которой я позволил себе нарушить ваш покой… Мой старик завтра весь день в Вельсе. Стипль-чез [11]11
Скачки с препятствиями (англ.).
[Закрыть]у четверки драгунов. Его пригласили как судью. Он отправляется прямо сегодня и будет ночевать в замке Лихтенэг. Когда вернется, пока не знает… Поэтому ближайшие дни придется довольствоваться мною. Дамы не возражают?
– Глупый вопрос. Это же твое пари.
– Позвольте предложить, сударыня, позаниматься сегодня вдвое дольше. Сперва выезд, а потом начнем отрабатывать прыжки. Мой отец удивится вашим умениям, когда вернется из Вельса.
– Прыжки? После выезда? – воскликнула Эрмина. – Это чересчур. Кроме того, Минка, я совсем забыла – у тебя сегодня примерка. В ателье Цирмиллер в четыре.
– Ну тогда мы начнем в пять, – быстро сказал Габор.
– Что значит, «мы начнем»? – рассердилась Эрмина. – Вдвоем вы никуда не можете отправиться.
– Может, я попрошу Аттилу.
Эрмина чуть не задохнулась.
– Надь и ты? И моя Минка? А ее доброе имя?
– Я пошутил. – Габор схватил маленькую ручку Эрмины и поцеловал ее. – Милая тетушка, вы знаете меня – это было чистое озорство. Я попрошу принцессу Валери. Не возражаете?
– Хорошо. Но если она не сможет, Минка останется дома и займется английским. И пока твой папа́ в отъезде, я буду присутствовать на занятиях в манеже.
– Буду рад. Для вас всегда добро пожаловать.
Эрмина милостиво кивнула, встала и протянула руку.
– Помоги мне подняться на сцену… спасибо. Минка, мы еще поиграем немного в четыре руки. Габор, а ты пока исчезни! И дай нам сразу знать относительно выезда.
Габор бросил на меня вопросительный взгляд. Он означал: «Письмо получено?»
Я незаметно кивнула – он просиял.
– А теперь иди, – нетерпеливо воскликнула Эрмина и села возле меня на банкетку. – Ну, что будем играть? Выбор за тобой. Оффенбах? Сметана? Зуппе?
– Оффенбах.
– Чудесно. Открой ноты. Оффенбах там должен быть. – Она обернулась, убедилась, что Габор ушел, и приставила к губам палец.
– Я еще не сказала тебе, – сказала она тихо, – у нас скоро будут гости. Генерал хочет представить тебя свету. Он пригласил родных и своих соседей из Венгрии.
– Но не… эту конезаводчицу?
– И ее тоже. Баронессу Пири. Пири Фогоши. Я тебе рассказывала о ней.
– Да, – ответила я чуть слышно.
– Она приедет со своей дочерью, Эльвири.
– Когда?
– Через несколько дней, – Эрмина взглянула на меня, я опустила глаза. – Скажи-ка, Габор до сих пор морочит тебе голову? Ты должна побороть любовь. Нельзя позволить даже взойти этому ростку. Вот в чем весь фокус.
– Я этого не знала.
– Тут моя вина. Я должна была раньше предупредить тебя. Вот что, Минка, запомни хорошенько на будущее. Любовь – это опасная страсть. Она проникает до мозга костей, и ты уже сама не понимаешь, что делаешь. Любовь приходит, а разум уходит. Сколько раз я это видела. Вспомни Йозефу. Она попалась на удочку брачного авантюриста. Все ее сбережения пропали…
– Когда это случилось?
– Не так уж давно. А ведь она вполне благоразумная девушка. Но когда влюбляешься, мужчина может делать с тобой, что хочет. И это случается не только с горничными, как ты знаешь. А теперь возьми себя в руки, Минка. Самообладание и отвага. Габор практически помолвлен… – Она привстала и снова села. Расправила юбки, сняла кольцо с рубином и кружевные перчатки. – Начинай. Я сегодня играю только аккомпанемент. Итак: раз-два-три-четыре. Раз. Два. Три… Начали! Что с тобой? Ты не рада?
– Рада, очень рада.
– Еще раз сначала. Сейчас твое вступление.
Мы начали играть. Уже на втором такте я сбилась.
– Фальшь, – разочарованно заметила Эрмина, – сосредоточься, детка. У нас мало времени. Тебе еще надо переодеться, ты не причесана, не зашнурована…
Я снова попала не на те клавиши. Две фальшивые ноты. Нет, три.
– Фу, – воскликнула Эрмина. – Это невозможно слышать. Лучше прекратим.
Она захлопнула ноты, снова надела свое кольцо с рубином, взяла перчатки и встала. Я тоже поднялась. Приехала нареченная Габора. Новость – хуже некуда. Но почему Габор выглядел таким довольным? Я стояла молча, опустив голову.
Эрмина пристально на меня посмотрела.
– Честно говоря, не знаю. Сегодняшний выезд… без генерала… идея неблестящая.
Я сразу встрепенулась:
– Тренироваться надо ежедневно, иначе все достижения пойдут насмарку.
– Да? Ну, ладно. Пойдем… Кроме того, если придет Валери, она вправит вам мозги. Я имею в виду – Габору, если он чересчур разойдется. Правда, Валери в юности тоже проявила себя с разных сторон, я тебе как-нибудь расскажу, когда ты повзрослеешь… И амазонка с турнюром тоже была ошибкой… но она принцесса, у нее этикет в крови. И в этом ей можно доверять. Как ты считаешь?
– Вы, как всегда, правы. – Я взяла у Эрмины ноты и положила их обратно в синюю папку.
А через два часа я получила от Габора свой первый настоящий поцелуй.
Но об этом лучше рассказать подробно.
ГЛАВА 13
Первый настоящий поцелуй я получила на плоском нагретом солнцем камне, как раз напротив Тиллисбурга. Он так разительно отличался от быстрого жесткого поцелуя генерала, что я не могла понять, как можно для двух таких абсолютно разных вещей употреблять одно и то же слово.
Поцелуй Габора был нежным и самозабвенным. С закрытым ртом. Но этот рот был мягким и пухлым. И если поцелуй генерала меня напугал, то с Габором мне хотелось, чтобы поцелуй длился как можно дольше.
А кроме того, при всей своей невинности этот детский поцелуй действовал на меня сильнее дикого порыва страсти, потому что за все мое детство ко мне не притрагивался ни один мужчина.
Отец мой ни разу не прижал меня к своей груди, не подал мне руки, не погладил по головке, как это делают другие отцы. Моего братца тоже держали вдали от меня, даже младенцем он никогда не сиживал у меня на коленях; покидая Вену, я так ни разу и не коснулась его. А тут явились венгры – положили руки мне на талию, стали учить чардашу, подбрасывали меня в воздух и ловили, посадили на лошадь и помогли с нее слезть, целовали мне руки, пожирали взглядами, льстили, делали подарки, и после первого поразившего меня поцелуя в губы последовал второй, настоящий baiser dʼamour [12]12
Поцелуй любви ( франц.).
[Закрыть], сопровождаемый… впрочем, я забегаю вперед.
Нетрудно догадаться, что выезд состоялся.
Принцесса отказалась от партии в бридж и прискакала верхом на черном жеребце Мазуре. Она была эффектно одета – киноварное платье и желтая, с оттенком серы шляпа напоминали языки пламени. Когда Валери предложила: «К Тиллисбургу?», Габор с восторгом ответил «да». Путь туда пролегал через Айхберг. Это была кратчайшая дорога, с которой и началось мое новое приключение.
Айхберг – густой романтический лес с роскошными деревьями и несколько сомнительной репутацией.
Говорят, там любятся цыгане, и пристойные женщины не ходят туда в одиночку. А мы пустились через этот лес. Когда деревья сгустились и вокруг нас стало темно и прохладно, я, надо признаться, думала вовсе не о поцелуе, а о проклятой подвязке, которую хотела заполучить обратно, прежде чем приедет эта мерзкая Эльвири.
Я еще не говорила, что Эрмина не оставляла меня в покое. Почти каждый день она терзала меня расспросами о подвязке, а вчера перед обедом окончательно потеряла терпение.
– Минка, ты же знаешь, что у молодой девушки не может быть никаких тайн. Тайна – это грех, равно как и ложь. Посмотри мне в глаза. Ты, правда, не имеешь понятия, где твоя подвязка?
– К сожалению, нет.
– Клянешься?
– Если вы того требуете. Но можно ли обременять Господа из-за такой мелочи?
– Мелочи? Подвязка незамужней девушки вовсе не мелочь. Если она всплывет в чужих руках, это будет конец твоей доброй репутации.
Я промолчала.
– Я твержу уже в сотый раз: тут что-то не так. В отеле никогда еще ничего не пропадало, и в печку она не могла попасть, прислуга проверяет весь мусор, перед тем как сжечь… Я хочу знать, что происходит…
Сразу после венгерского ужина Эрмина опросила всех горничных. Искали всюду, в красном салоне все перевернули вверх дном несколько раз, и в Айхберге я приняла решение: Габор должен вернуть мне подвязку, чтобы наконец-то наступил покой.
Лошадям в лесу было не по себе. Но когда он остался позади, животные обрадовались и бодрым галопом с веселым ржанием понеслись по равнине вниз. Светило солнце, цвели липы, воздух был напоен их сладким ароматом. Вот вдали показался Тиллисбург, с мощными стенами и башнями – картинка из книги сказок.
С трудом переводя дыхание, мы спешились на берегу небольшого ручья и оставили лошадей пастись на лугу. Только я успела подумать, как же нам удастся поговорить наедине, как все моментально уладилось.
Принцесса повернулась к нам со словами:
– Вам много надо сказать друг другу. Я пойду минут пять погуляю. Ведите себя как подобает. Я полагаюсь на вас.
Мы уселись на плоские камни под старыми ивами, Габор галантно помог мне, потом, положив хлыст в траву, взял меня за правую руку.
– Я сразу приступлю к сути дела, – начал он, и голос его звучал очень мягко. – Пожалуйста, не пугайтесь. Но я предполагаю… Вы наверняка слышали… что я ожидаю визит. Вам говорили об этом?
– Да, говорили, – я уставилась на белый камень.
– Пожалуйста, взгляните на меня. Вам сказали, что речь идет о моей нареченной?
– Именно так.
– Все это неправда, – решительно заявил он. – Не верьте, пожалуйста, ни одному слову. Позвольте, я все объясню. Фогоши – моя соседка. Наши родители в хороших отношениях друг с другом. Детьми мы часто виделись. Родители ходили друг к другу в гости, встречались весной и осенью. Но, во-первых, мы еще не обручены.
А во-вторых, и это самое главное: я не хочу Эльвири, и Эльвири не хочет меня. Никогда я не возьму ее в жены. И она не хочет меня в мужья, – Габор сжал мне руку. – Что вы на это скажете?
Я ничего не ответила. Но сразу повеселела, и надо же, скованность моя исчезла.
– Вы должны мне верить, – настойчиво продолжал Габор. – Или вы думаете, я лгу?
– Нет, конечно. А какая она?
– Кто?
– Эта Фогоши.
– Ах, Фогоши. Ну, какая… Я как-то даже и не задумывался об этом, она… абсолютно нормальная.
– Красивая?
– Красивая? Мой старик сказал бы, слишком толста и слишком худа, но так говорит он о каждой. Видите ли, мы знаем друг друга с детства, Эльвири просто всегда была, я видел и не видел ее одновременно, в отличие от вас. Я закрываю глаза и вижу ваш образ. Совершенно отчетливо. Я мог бы описать вас любому художнику, и он сделал бы точный портрет. Я помню, как вы выглядели в первый раз, на вас было прелестное светло-голубое платье. В феврале этого года… но вы тогда были ребенком…
– Ага.
– А теперь уже нет, – быстро добавил Габор, – вы выросли.
– Благодаря тренировкам в манеже.
– Боже мой, конечно, – сказал он, чувствуя за собой вину. – У нас, венгров, в ходу крепкие выражения, а кавалерийский жаргон тоже не поэзия, папенька же мой верит в суровую школу…
– Да, развлечением это не назовешь.
– Мне тоже это не по душе. Я страдал вместе с вами. Меня бросало в пот. Но вы были великолепны. Я горжусь вами. И все это было не напрасно. Знаете, что сказал мой отец? Когда ему пришла идея с этим казарменным тоном? Он сказал: «Теперь мы подвергнем ее испытанию. И если она его выдержит, то станет одной из нас».
– А что это значит?
– Это может значить только… это как обещание. Что он даст нам свое благословение… в случае, если мы… вы и я… если мы… захотим заключить союз. Знаете, я слышал – то есть, мне сказала ваша тетушка, – это было щекотливое дело, что у вас нет залога. А я тоже не имею состояния, к сожалению. Вот в чем проблема. И тогда мне пришла идея со второй наездницей.
– Это ваша идея?
– Ну да. Я подумал, должно что-то произойти. Я посоветовался с Аттилой. А тот рассказал мне о Косанике, одну ужасную историю за другой. Так что теперь мы убьем двух зайцев одним ударом. Папа́ тут же воодушевился и теперь взвинчивает ставки в пари, для этого есть лишь одна причина… – он поднес мою руку к своим губам и почтительно поцеловал кончики пальцев, один за другим, не спуская с меня глаз, – это имеет… только один… смысл: залог.
– Но как…
– Если дело пойдет так дальше, то составится приличная сумма.
– И что тогда?
– Когда?
– Если мы выиграем, и ваш папа́ выиграет залог?
– Что случится тогда? Моя дорогая Минка, – Габор счастливо засмеялся, – тогда мы получим отцовское благословение, подадим прошение императору и объявим о нашей помолвке. Вы откажетесь от пансиона, останетесь в Эннсе и будете ждать меня. То есть… – Он поколебался. – Я давно хотел спросить вас… Я вам нравлюсь?
– Очень!
Габор покачал головой:
– Глупый вопрос. Конечно, я вам нравлюсь. Но скажите, только честно, вы относитесь ко мне по-особенному?
– Да, – ответила я без колебаний.
А во-вторых, и это самое главное: я не хочу Эльвири, и Эльвири не хочет меня. Никогда я не возьму ее в жены. И она не хочет меня в мужья, – Габор сжал мне руку. – Что вы на это скажете?
Я ничего не ответила. Но сразу повеселела, и надо же, скованность моя исчезла.
– Вы должны мне верить, – настойчиво продолжал Габор. – Или вы думаете, я лгу?
– Нет, конечно. А какая она?
– Кто?
– Эта Фогоши.
– Ах, Фогоши. Ну, какая… Я как-то даже и не задумывался об этом, она… абсолютно нормальная.
– Красивая?
– Красивая? Мой старик сказал бы, слишком толста и слишком худа, но так говорит он о каждой. Видите ли, мы знаем друг друга с детства, Эльвири просто всегда была, я видел и не видел ее одновременно, в отличие от вас. Я закрываю глаза и вижу ваш образ. Совершенно отчетливо. Я мог бы описать вас любому художнику, и он сделал бы точный портрет. Я помню, как вы выглядели в первый раз, на вас было прелестное светло-голубое платье. В феврале этого года… но вы тогда были ребенком…
– Ага.
– А теперь уже нет, – быстро добавил Габор, – вы выросли.
– Благодаря тренировкам в манеже.
– Боже мой, конечно, – сказал он, чувствуя за собой вину. – У нас, венгров, в ходу крепкие выражения, а кавалерийский жаргон тоже не поэзия, папенька же мой верит в суровую школу…
– Да, развлечением это не назовешь.
– Мне тоже это не по душе. Я страдал вместе с вами. Меня бросало в пот. Но вы были великолепны. Я горжусь вами. И все это было не напрасно. Знаете, что сказал мой отец? Когда ему пришла идея с этим казарменным тоном? Он сказал: «Теперь мы подвергаем ее испытанию. И если она его выдержит, то станет одной из нас».
– А что это значит?
– Это может значить только… это как обещание. Что он даст нам свое благословение… в случае, если мы… вы и я… если мы… захотим заключить союз. Знаете, я слышал – то есть, мне сказала ваша тетушка, – это было щекотливое дело, что у вас нет залога. А я тоже не имею состояния, к сожалению. Вот в чем проблема. И тогда мне пришла идея со второй наездницей.
– Это ваша идея?
– Ну да. Я подумал, должно что-то произойти. Я посоветовался с Аттилой. А тот рассказал мне о Косанике, одну ужасную историю за другой. Так что теперь мы убьем двух зайцев одним ударом. Папа́ тут же воодушевился и теперь взвинчивает ставки в пари, для этого есть лишь одна причина… – он поднес мою руку к своим губам и почтительно поцеловал кончики пальцев, один за другим, не спуская с меня глаз, – это имеет… только один… смысл: залог.
– Но как…
– Если дело пойдет так дальше, то составится приличная сумма.
– И что тогда?
– Когда?
– Если мы выиграем, и ваш папа́ выиграет залог?
– Что случится тогда? Моя дорогая Минка, – Габор счастливо засмеялся, – тогда мы получим отцовское благословение, подадим прошение императору и объявим о нашей помолвке. Вы откажетесь от пансиона, останетесь в Эннсе и будете ждать меня. То есть… – Он поколебался. – Я давно хотел спросить вас… Я вам нравлюсь?
– Очень!
Габор покачал головой:
– Глупый вопрос. Конечно, я вам нравлюсь. Но скажите, только честно, вы относитесь ко мне по-особенному?
– Да, – ответила я без колебаний.
– Я догадывался, – блаженно воскликнул Габор. – Ваш щедрый подарок за венгерским ужином – такой просто так не делают. И это не расточительство. Это мой талисман. Каждую ночь я храню ее под подушкой.
– А если кто-нибудь найдет ее днем? – спросила я, ужаснувшись.
– Это невозможно, – радостно заявил Габор.
– Почему же?
– Угадайте!
– Не знаю.
Он наклонился ко мне.
– Днем я ношу ее на теле.
– Где? – спросила я, чуть не задохнувшись от ужаса.
– Где ей и подобает быть. У самого сердца. Она и сейчас там.
– О!
– И мне безумно завидуют!
– Бога ради! Вы ведь не демонстрировали ее пред всеми.
– Не бойтесь. Конечно, нет.
– А кто же тогда завидует?
– Ваш второй пламенный поклонник. Аттила Надь. Но он не проболтается.
– Мне очень жаль, – сказала я сконфуженно, – но дело в том, что я обронила ее нечаянно. Мне никогда не пришла бы в голову подобная мысль.
– Никогда? – разочарованно воскликнул Габор.
– Разумеется, нет. За кого вы меня принимаете? Я не… не какая-нибудь… я давно уже хотела просить вас… вернуть мне ее.
– Нет, – сказал Габор и засмеялся.
– Пардон?
– Моя дорогая Минка! Я не отдам ее обратно. Но если вы непременно настаиваете, то, пожалуйста. Берите. – И он положил правую руку на сердце.
Как? Средь бела дня? Я, благовоспитанная барышня, должна расстегнуть мундир молодого человека? А если кто увидит? Это была шутка. Мне оставалось лишь громко рассмеяться. Габор смеялся вместе со мной.
– Вы прекрасно знаете, что это невозможно.
– Почему же?
– Вы просто садист.
– Предложение остается в силе еще десять секунд. Раз, два, три! Если до десяти вы ее не возьмете, я делаю вывод, что вы в том не заинтересованы… нет, серьезно, Минка, дорогая. У меня нет от вас ничего, даже письма. У вас есть хоть капля сострадания? Немилосердное создание.
– Шантажист.
– У меня к вам предложение. Я оставляю себе ваш невольный подарок, а вы принимаете мой добровольный.
– Но мне не разрешают принимать подарки.
– Погодите, вы его еще не видели.
– Нет! Я хочу свой. Сейчас, немедленно.
Габор засмеялся:
– Ну ладно. Но сперва я только покажу вам свой подарок – и сразу выброшу его в ручей.
Стянув перчатку с правой руки, он снял с мизинца кольцо и протянул его мне:
– Соблаговолите, сударыня, бросить беглый взгляд на этот предмет, прежде чем я отправлю его рыбам… хотя мне очень жаль это делать. Я носил его, не снимая, день и ночь все последнее время.
– И в манеже тоже?
– Все время… И представлял себе, как изящно оно будет смотреться на вашей маленькой ручке. Минутку. Только примерьте! Дайте-ка мне вашу руку, – Габор стянул с моей правой руки перчатку, вернее перчатки, потому что я носила сразу три пары, одну поверх другой, как наша прекрасная императрица, и надел кольцо на средний палец. – Впору! – воскликнул он и быстро поцеловал мне большой палец со словами: – Да, выглядит и впрямь прелестно. А теперь отдавайте кольцо обратно, и покончим с этим.
– Что за спешка… Я даже не успела по-настоящему оценить его.
– Какая в том необходимость?
– Ну все-таки! – Я отвернулась и с восхищением рассматривала кольцо. До чего же красиво! Оно стоило сотни подвязок. Три виноградные грозди на золотом ободке – красная из мелких рубинов, белая из крохотных переливчатых жемчужин и зеленая из круглых шлифованных изумрудов. А между ними филигранной работы листья винограда с тончайшими усиками.
– А внутри гравировка, – вскользь заметил Габор, – всего три слова. Но большими буквами: OMNIA VINCIT AMOR. Но вам это тоже не интересно, как мне кажется.
– Ни в малейшей степени, – ответила я, вытянув руку на солнце.
– У вас, вероятно, сотни подобных колец от несчастных поклонников, и вы не знаете, куда их девать.
– Миллионы…
– Что я говорил! Вы кружите голову всему мужскому миру.
– Именно так. Со всей языческой страстью, других дел у меня нет, – и я улыбнулась ему.
– Ну хватит, – сказал Габор неожиданно серьезно и стянул перчатку со своей левой руки.
– Что хватит?
– Минка, дорогая, не смотрите на меня так, у вас глаза, как вишни, перед ними невозможно устоять.
– А если я буду?
– Тогда, – сказал Габор, наклонился ко мне и, сжав ладонями мое лицо, поцеловал. Он целовал меня в губы, с закрытым ртом, тихо постанывая, и поцелуй был долгим и нежным. Внезапно мы очутились в объятиях друг друга, легонько покачиваясь из стороны в сторону. И опять происходило нечто удивительное.
– Вы моя большая любовь, – прошептал Габор.
Едва эти слова прозвучали в моих ушах, я почувствовала, как они взлетели и рассыпались снопом белых искр по моим плечам и рукам, и заструились к талии, и, взорвавшись у солнечного сплетения, сладостной истомой навалились на все мои члены, переполнив все мое естество, а я потонула в Габоровых объятиях, не в силах пошевелиться.
Что это было? Паралич?
Ерунда! То была любовь.
Габор и я. Я ощущала гладкое сукно его мундира на своей щеке. Слышала быстрое неровное биение его сердца и прерывистое дыхание. Мы долго-долго не выпускали друг друга из объятий.
– Минка! – Его мягкие губы снова покрывали поцелуями мой лоб, виски. – Я желал этого целую вечность. Знаете что? Давайте отважимся на… давайте наедине говорить друг другу «ты». – И он поцеловал меня в ушко. – Мы будем говорить друг другу «ты». Это так интимно. Хочешь?
