Текст книги "Сброшенный корсет"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Нет, вовсе нет, – успокоила я ее.
– Вот именно. Мозги у меня в полном порядке.
– Я никогда в этом не сомневалась.
– А возьмем высшее венгерское общество. Все говорят по-латыни. Господа, дамы, их дочери – все владеют латынью. И с мозгами у них все в порядке. Все они умны, дальше некуда. А великая императрица Мария-Тереза! Она вела переписку со своими подданными именно на латыни, а была умнее своего мужа и всех своих сыновей, вместе взятых. Простите покорно мою дерзость, фройляйн Минка, но… большей глупости я… в жизни своей не слыхала!
Я слушала ее с восхищением.
По Эннсу действительно нельзя было судить об остальном мире.
С тех пор как я только начала что-то соображать, мой отец внушал мне мысль о превосходстве мужчин. Мужчины обладают разумом, учил он меня, а женщины – инстинктом. Мужчины мыслят большими категориями, женщины – малыми. Самая большая ценность – это ум, который присущ лишь мужчинам. И самым сильным аргументом был следующий: голова у мужчин больше, чем у женщин, стало быть, они умнее.
– У мужчин голова больше! – громко выпалила я.
– У носорога череп еще больше, – возмущенно парировала Лизи, – но, тем не менее, он глупее самого глупого человека. И еще скажу вам: так думают только самые тупые идиоты в самой глухой провинции.
– Нет! Во всем мире так думают. Женщина, которая хочет учиться, выглядит так же смешно, как собака, которая стоит на задних лапах.
– Что?!
– Да, это так!
– Это кто вам так сказал?
– Это написано в моем учебнике английского языка!
Лизи искренне расхохоталась.
– И что еще написано в этой сногсшибательно умной книге?
– О мужчинах и женщинах?
– Да, будьте любезны!
– Вчера мы переводили такое предложение: природа одарила женщину столькими преимуществами, что хоть закон должен в чем-то ее ущемить.
– Так и написано? – не веря своим ушам, воскликнула Лизи.
– Да, черным по белому.
– Чудовищно интересно, – раскачиваясь на цыпочках, заметила Лизи.
– Лизи, не говори «чудовищно» – это глупое модное словечко…
– А кто, скажите на милость, выдумал весь этот бред?
– Один англичанин.
– Ну, конечно, кто же еще! Француз никогда бы не сказал такого. А как его зовут, этого англичанина?
– Сэмюэль Джонсон. Ты что-нибудь слышала о нем?
Лизи протестующе замахала правой рукой.
– Боже упаси! Ничего не понимаю! И эдакое придумать в Англии, где живет великая королева Виктория, которая правит половиной земного шара. Весь мир преклоняет перед ней колени, а этот Сэмюэль говорит о женщинах всякие глупости…
– Постой, Лизи. Когда он жил, королевы Виктории еще не было на свете…
– Когда же он жил?
– Сто лет назад.
– Так! Сто лет назад, говорите! Если бы он был образованным человеком, то должен был бы знать, что в Англии жила когда-то великая королева Елизавета, дочь кровавого короля Генриха Восьмого. Она была самым умным человеком, который когда-либо правил Англией. Она создала мощную морскую державу. Ее корабли ходили до Индии!..
Я застыла от удивления.
– Лизи! Откуда ты так много знаешь об Англии?
– Книжки читаю, – гордо ответила Лизи. – Хочу все знать, как благородная дама. А сейчас я доверю вам одну тайну. – Она понизила голос: – Поклянитесь, что никому не скажете ни слова! Очень вас прошу, держите язык за зубами!
Я подняла правую руку, скрестив указательный и средний пальцы:
– Клянусь!
Лизи наклонилась ко мне.
– Я не собираюсь всю жизнь быть только кухаркой! У меня большие планы! И Дева Мария поможет мне в этом!
– Какие планы? – сгорая от любопытства, спросила я Лизи.
– Не могу сказать. А вы поможете мне?
– Хоть сейчас! Но как?
– Не могли бы вы меня немного поправлять, если я буду делать ошибки во французском?
– И это все, Лизи? Я помогу тебе во всем!
– Спасибо. Мне и карты из Марселя так сказали, что я во всем могу положиться на барышню: она добрая и не бросает друзей в беде.
– И поэтому ты изучаешь историю, – шепотом спросила я, – чтобы осуществить свои большие планы?
– Да, и для этого тоже. А теперь мы можем говорить громче… Об Англии мне все рассказала леди Маргита.
– О!
– Она была замужем за английским лордом, везде побывала, на всем белом свете, а когда овдовела, приехала к нам в Эннс. Чудесная была госпожа. Очень образованная. И красивая. Всегда с ленточкой на лбу. Мы все ее очень любили.
– Она что, умерла? – затаив дыхание, спросила я.
– Да. Мы все сильно плакали по ней.
– Она умерла в Эннсе?
– Нет. Она совершила еще одно кругосветное путешествие вместе с принцессой Валери. Была ее компаньонкой. И больше не вернулась…
– Ее гроб привезли домой?
– Нет. Никто гроба ее не видел. И тела покойной тоже, – Лизи испытующе посмотрела на меня. – Говорили, что ее загрыз тигр, в Бенгалии это было, в джунглях. Но поговаривали также, что она осталась там с каким-то магараджой. Красавцем писаным! И там… – Лизи прижала палец к губам и прошептала мне прямо в ухо, – стала его наложницей!
– Кем-кем? – шепотом переспросила я ее.
– Наложницей, – тихо повторила Лизи, – знаете, что это такое? Любовница!
– О Боже! – в ужасе воскликнула я. – Любовница! В трущобах?
– В трущобах? – растерянно переспросила Лизи. – С чего вы это взяли?
– Потому что любовницы живут в бедности и нищете, или не так?
– Но не леди Маргита. Она живет в роскошном дворце из мрамора, носит бархат и парчу, целыми днями лежит на золотом диване, ест восточные сладости и пьет чай, а на каждом пальце у нее по драгоценному кольцу! И не только на руках! Вы и представить себе не можете: на пальцах ног тоже кольца!
– На пальцах ног по кольцу? Как же она тогда ходит?
– А ей и не надо ходить. Вокруг нее сотня служанок. Стоит только поднять руку, и ее умащивают ароматическими мазями. Поднимет ногу – и ее в золотом паланкине отнесут в райский сад с орхидеями.
– Наложницу?
Все это было непостижимо для меня, расходилось вразрез с тем, чему учила меня Эрмина.
– Лизи! Откуда ты это знаешь?
– Это мне рассказала Стани, горничная принцессы Валери. Она случайно подслушала разговор принцессы с ее матушкой, когда та была здесь в последний раз.
– И что же?
– Принцесса получила письмо из Индии. Там все было написано. Она читала его вслух, а Стани случайно услышала из-за двери. Каждое слово, и про кольца на пальцах ног тоже. Написано было, что Маргита очень скучает, что хочет основать школу для девочек в каком-то в маленьком дворике при дворце. Письмо это пришло не по почте. Индийский посланник лично передал его. А еще в то письмо были вложены для принцессы дорогие подарки: золотая заколка, огромный изумруд и чудный бриллиант…
– И кто же писал то письмо?
– Леди Маргита. Ее почерком написано было.
– Значит, она жива?
– Как мы с вами. Она слишком умна, чтобы отдать себя на растерзание диким зверям! Я страшно обрадовалась, что она жива. Но официально этого знать не положено. Официально она умерла. Все это делается из приличия.
– Какая нелепость!
– О нет! Тут дело тонкое. Она же состоит в родстве с баварцами.
– Кто?
– Леди Маргита.
– С какими баварцами?
– С баварскими королями. Она приходится родней и принцессе Валери через два колена.
Я прямо-таки подпрыгнула от этой новости.
– Леди Маргита и принцесса – родственницы?
Лизи, кивнув, наклонилась, чтобы взять серебряное блюдо с марципанами, и протянула его мне. На этот раз я выбрала красное сердечко.
– Да, родственницы, и очень любят друг друга, да и всегда любили, – продолжала Лизи, откусив от зеленого марципанового сердечка, – леди Маргита была свободная и авантюрная женщина, потому они вместе с принцессой Валери и путешествовали подолгу. Как нам ее не хватает! Она была такая веселая. У нее было столько поклонников в Эннсе. Стольких женихов она отвергла! «Лизи, – как-то сказала она мне, – я слишком долго была замужем. Есть на свете вещи и поинтереснее. У меня собственное состояние, и я никому не позволю запереть себя в клетке. Хочу наслаждаться жизнью и делать только то, что мне хочется».
Лизи поставила блюдо обратно на стол рядом с букетом Макарта.
– А как тебе удалось так близко познакомиться с ней, что она рассказала тебе все это? – с любопытством спросила я.
– Я часто готовила для нее кремы и масла для ванн, наряжала ее, когда она собиралась на бал или в театр. Делала из нее куколку. У нее кожа белая, как алебастр, ни одной морщинки, она каждый раз звала меня к себе, перед каждым выходом в свет. А потом много рассказывала о великих женщинах в истории и о том, что они совершили в древние времена. Страшно интересно!
– Она была образованная женщина?
– Еще какая!
– И что же она тебе рассказывала?
– Многое.
– И ты все это записывала?
– Зачем записывать? Я все запоминала, наматывала себе на ус. Вот бы она посмеялась над этими бреднями из английской книги. Она говорила мне: «Лизи, никакой ложной скромности! Что касается техники, да – все это дело рук мужчин. Но, скажи на милость, кто создал самих мужчин? Женщины создали мужчин! Женщины произвели их на свет! И в благодарность за это пусть они строят дома, мостят улицы, делают красивую мебель и балуют нас, женщин, своих жен, возлюбленных, матерей и бабушек, за то, что мы дали им жизнь! Это их долг, их обязанность! Конечно, приходится потрудиться, но должна же быть справедливость на свете!..» – Лизи умолкла, увидев выражение моего лица. Я смотрела на нее как завороженная.
– Лизи, – сказала я, – что это значит: мужчин создали женщины?
Лизи приложила палец ко рту.
– О, простите! Я, кажется, снова заболталась. Извините меня, милая барышня, я совсем не хотела вас смущать. Забудьте, что я тут наговорила! И никогда больше не вспоминайте об этом.
Однако ее слова не возымели никакого действия.
– Но я и не собираюсь забывать об этом. И если ты хочешь, чтобы я помогла тебе в твоих больших планах, скажи мне четко и ясно, как взрослому человеку, почему женщины создали мужчин?
Лизи поправила шафранового цвета юбки и вздохнула.
– Объясни, почему? Почему? И с каких пор? – настаивала я.
– Так было всегда.
– Как это, Лизи? Объясни!
Лизи приложила свой указательный палец к моим губам.
– Если я вам расскажу, все останется между нами?
– Все, до единого слова. Клянусь Богом!
– Да, тогда… я должна сказать вам одну важную вещь. Детей приносит не аист.
– Я это давным-давно сама знаю.
– Да? Вы знаете? Вы знаете, наверное, что мальчиков находят в капусте, а девочек – в розовых кустах? Так, наверное, пишут в вашей английской книжке?
– Лизи! Фройляйн Фришенбах воспитывала меня в современном духе. Она сказала мне, что это все сказки, о чем ты говоришь. Детей приносит повивальная бабка, в своей большой сумке.
– Нет, – гробовым голосом сказала Лизи, – детей приносит не повивальная бабка.
– Нет? Но… кто же тогда?
– Никто их никуда не приносит. Ребеночек вырастает в животе у своей матери.
От ужаса я выронила марципан. Лизи подняла его, сдула пыль и протянула мне обратно.
– Повтори еще раз, что ты сказала.
– Ребеночек вырастает в материнском животе.
– А как он туда попадает, в живот к матери?
– Он туда не попадает. Он просто начинает там расти.
– Так просто? – недоверчиво переспросила я.
– Не так просто. Что-то надо еще сделать, чтобы он там начал расти.
– Что же для этого надо сделать, Лизи? Что?
Лизи энергично покачала головой.
– Не могу сказать. Вы еще слишком молоды для этого.
Вдруг меня осенила страшная догадка.
– Это… когда целуешься… тогда и начинает расти?
– Ну нет! Для этого еще кое-что надо сделать.
– Лизи, скажи, что? Прошу тебя!
Лизи вздохнула.
– Надо исполнить супружеские обязанности!
Ага! Вот в чем дело! Опять дело в проклятом «этом самом»!
– А в чем она состоит, эта супружеская обязанность?
Лизи пожала плечами.
– Прошу тебя, скажи мне все, Лизи!
– Нет, нет и нет! – решительно возразила Лизи. – Больше ни слова! А то ваша гувернантка прибьет меня. Скажу только одно: ребенок растет в животе у своей матери. Растет и растет, а через девять месяцев выходит на свет.
– Откуда?
– Просто выходит! – упрямо повторила Лизи.
– Но откуда? Из пупка?
– Пониже чуть-чуть.
– Откуда пониже?
Лизи избегала моего настойчивого взгляда.
– Через маленькую потайную дверь, фройляйн Минка. Она у вас еще наглухо заперта. Вы еще слишком молоды.
– А потом дверь увеличится до таких размеров, что через нее пройдет весь младенец? Не рассказывай мне сказки. Ты все это выдумала, чтобы напугать меня.
– Ничего я не выдумала.
– Если не выдумала, докажи.
– А то, что женщины во время родов помирают, не доказывает это? – громко и ясно выговорила Лизи.
Вот оно что! Я поежилась, запахнув потуже свой халатик. Так, значит, женщины умирают не от того, что радуются появлению ребенка, как я всегда думала, а от того, что не раскрылась эта проклятая дверца, где бы она там ни находилась.
– Это самая большая тайна на свете! – настоятельно продолжала Лизи. – Во время родов некоторые истекают кровью. Или ребенок не может выйти. Иногда это продолжается несколько дней, могут произойти страшные вещи, иногда ребенка приходится вынимать большими щипцами, и это все очень-очень больно! Поэтому в ваших кругах молодым девушкам перед свадьбой ничего не говорят, ни о чем не предупреждают, а то никто бы и замуж не выходил.
– А взрослые знают это?
Лизи утвердительно кивнула.
– Взрослые знают.
– А прислуга знает?
– Прислуга тоже знает.
– А моя тетушка Юлиана?
– Фрау Танцер? Еще как знает!
Я замолчала. Уважение к тетке выросло еще больше.
– А у леди Маргиты есть дети? – спросила я.
– Нет, у нее нет, – быстро ответила Лизи.
– У нее с английским лордом был платонический брак?
Лизи с удивлением посмотрела на меня.
– Откуда вы знаете такие вещи?
– Я давно это знала.
– Нет, у нее был совершенно нормальный брак. Но она никогда не хотела иметь большую семью, а лорду не хватало темперамента. Он был немножко не от мира сего…
– А махараджа?
– Он – от мира сего! Он наверняка не дает ей ни минуты покоя. Но в письме об индийском ребенке ничего не говорилось. Она, наверное, счастлива.
«Так, – подумала я про себя. – Значит, можно быть счастливой, и при этом не каждый раз в чреве начинает расти младенец».
Только теперь наконец я поняла, почему у некоторых женщин, чаще всего у бедных, так много детей – десять, двенадцать и даже шестнадцать. Я ломала себе голову над вопросом, зачем им так много детей? Теперь мне стало ясно как день: они не могут сами решать, сколько их будет.
Я надеялась, что теперь меня ждет самое страшное открытие о рождении ребенка. Ведь что может быть страшнее, чем тащить крупного младенца из чрева матери с помощью щипцов? Только «это самое». «Это самое» должно быть ужаснее всего на свете, иначе Лизи сказала бы мне.
Оставалась еще надежда, что все это вообще ложь и обман.
– Лизи, если ребенок вырастает в чреве матери… ведь это должно быть видно?
– Конечно, видно, дорогая барышня.
– Неправда, – триумфально воскликнула я, – когда появился мой брат…
– Простите, барышня, должна вас прервать, но это правда!
– Нет! Тебя же там не было!
– Да, когда ваша матушка носила вашего братца, меня не было. Но я тысячу раз видела у других женщин. Когда живот увеличивается, это значит, что малыш подрастает. Тогда пояс юбки натягивают все выше и выше, чтобы живот был не так заметен. А сейчас припомните, как ваша матушка выглядела перед тем, как ваш братик должен был вот-вот появиться на свет!
Я опустила глаза.
Лизи была права. Незадолго до появления на свет моего брата талия моей прекрасной матери поднялась почти до самой груди. Но тогда я не задумывалась над этим, и никто не сказал ни единого слова по этому поводу.
– Теперь поверили, что я говорю правду? Что я не лгу? Нет?
– Да, прости, Лизи. Мне очень жаль.
– Ничего, барышня, все хорошо. – Лизи показала на марципановое сердечко, которое я все это время держала в руке. – Скушайте, барышня, красное сердечко! Очень вкусно!
– Конечно, вкусно, – сказала я, хотя есть мне расхотелось. – Еще один вопрос. Ответь, пожалуйста, и я оставлю тебя в покое.
Лизи выпила свой чай и откинулась на спинку стула.
– Если женщина несколько месяцев носит в своем чреве ребенка, а во время родов может умереть, то в чем же ее преимущество?
– Но почему вы спрашиваете об этом?
– Потому что в моей английской книге, доктора Джонсона, так написано. Природа одарила женщину такими преимуществами, что закон должен в чем-то и ущемить ее… Ты понимаешь, что он имеет в виду?
– Отлично понимаю, – весело сказала Лизи, бросив на меня умный взгляд. – Преимущества женщин в том, что под юбкой у них сущий рай. Вот что имелось в виду.
– Что?!
– Рай, говорю! Под юбкой.
– Но, Лизи, – в ужасе закричала я, – у дамы нет ничего под юбкой. Только – воздух.
– Нет, барышня, есть еще что-то, – радостно возразила Лизи, – только об этом в обществе не говорят вслух. Но послушали бы вы, о чем болтают мужчины, когда собираются одни, без женщин. Вот, к примеру, в столовой для прислуги: мол, к бабенкам надо быть добрее, потому что у них там… райские кущи, ну, понимаете… скажу вам по-простому… там, между ног…
Лизи всплеснула руками и вся затряслась от смеха.
Мое лицо залилось краской смущения. Там, под юбкой? Сущий рай? Ведь там, насколько мне известно, только срамные места. И что же, для мужчины – это сущий рай?
– Ничего не понимаю, – громко заявила я.
– А вам ничего и не надо понимать, – отрезала Лизи, ставшая вдруг серьезной. – Вам еще рано об этом знать.
– И что же, все мужчины так думают или только… наши слуги?
– Все мужчины: и господин из замка, и кучер из конюшни – испытывают животные инстинкты, влечения…
– Животные – что? – переспросила я.
– Инстинкты.
– Что такое «инстинкт», Лизи? К чему их влечет?
– К женщинам, – хихикнула Лизи. – Подождем до субботы. А после вечеринки все поймете. Плечо еще болит?
– Нет, уже намного лучше. Спасибо тебе.
– А ножка побаливает?
– Нет, тоже лучше, – рассеянно ответила я.
– Нам надо еще подколоть волосы? Или не надо?
Лизи встала.
– Тогда не сердитесь на меня, если я вам скажу адье.
Я тут же поднялась.
– Мне еще надо немного подготовиться к свиданию, – она игриво натянула на мою голову капюшон от «домино». Лизи явно была в наилучшем расположении духа – в отличие от меня. – Не надо хмуриться, барышня, а то на лбу останутся морщины. Вот увидите, как славно мы послезавтра повеселимся в «Золотом быке».
– А если гувернантка спохватится и станет меня искать ночью?
– Зачем ей вас искать?
– Не знаю. А вдруг пожар где-нибудь?
– Пожар? У нас еще никогда пожара не было. И почему именно в тот момент должно что-то загореться? – Лизи ободряюще подмигнула мне. – Не волнуйтесь из-за гувернантки. Она нам не помеха.
– Как ты можешь быть такой уверенной. Ты ведь ее не знаешь, как знаю я.
– Карты из Марселя мне все сказали. Гувернантка нам не помешает, но должно произойти еще одно маленькое чудо, может быть, уже завтра. А если карты говорят, что будет так, то ты хоть тресни, так и будет, – с этими словами она крепко обняла меня, как делают только лучшие подруги.
Тут я задала себе самый главный из вопросов, мучивших меня после прибытия в Эннс. И дело было совсем не в том, как появляются на свет дети. Дело касалось лично меня. Это была моя тайна.
ГЛАВА 16
Целых два дня я ломала голову над предложением Лизи, и чем больше я думала, тем больше мысль об этом возбуждала меня. В субботу 7 августа возбуждение достигло высшей точки. Если признать, что все вокруг обманывают меня, то выходит, что мой отец совсем мне не отец, моя мать – не мать мне вовсе, а кузина в Вене и кузина Валери – мои родственницы. Вот тебе и на! Все остальное – Габор и его день рождения – сразу же отошло на второй план.
Вопрос, который я задала Лизи, был прост:
– Известно ли тебе точно, кто такая леди Маргита, кому и кем она приходится?
– Да, известно, – сказала Лизи и многозначительно посмотрела на меня, – я уже давно ждала, что вы спросите меня об этом. Итак, она любимая кузина генерала. Пардон, была любимой кузиной, до того как исчезнуть. Она также сводная сестра графа Шандора, но на тридцать четыре года моложе его. А ему… минуточку… восемьдесят девять. Стало быть, ей сейчас пятьдесят пять лет. Они все родственники: Маргита, баварцы, гувернантка, принцесса Валери, Бороши и командир полка, и все они крепко-накрепко держатся друг за друга… Вы разве не знали о этом?
– Нет. А откуда ты это все знаешь?
Лизи захихикала.
– Я все всегда знаю, любезная барышня. От слуг ничего не скроешь. То случайно услышишь что-нибудь из-за двери, то через открытое окно. А если прислуживаешь за столом, то и здесь можно уловить, о чем говорят господа. Иногда горничные случайно находят секретные записки и тут же рассказывают о них другим слугам. Так что все становится известно. Мы всегда в курсе всех событий.
Теперь и я была в курсе событий.
Неужели леди Маргита – сводная сестра графа Шандора? Я как две капли воды похожа на нее, и это можно объяснить только тем, что мы тоже родственницы. Разве я не догадывалась об этом? С самого начала? Мои корни – совсем не в Вене на фабрике фесок. Мое происхождение связано с Эрминой и с Бороши. С венскими родственниками у меня нет ни малейшего сходства, а с венграми – гораздо больше.
Итак, мы родственницы. Только вопрос, кто кем кому приходится?
Сначала я думала, что мой отец – генерал. Он познакомился с моей матерью в Венгрии, ну и так далее… Но если бы это было так, он не стал бы заранее ненавидеть меня, до того как в первый раз увидел меня своими глазами. Нет, нет, нет…
Была ли моей матерью леди Маргита? Это тоже исключено, она бездетная… И вдруг мне стало ясно как день: моя мать Эрмина.
Она всегда называла меня «дитя мое». С тех пор как я помню себя, она окружала меня любовью и заботой, ласкала меня, ухаживала за мной, защищала меня, как львица, воспитывала, прививала мне хорошие манеры, делала для меня все возможное. Она тоже была темноволосой и черноглазой, как я. Только звали меня Минкой, по имени ее горячо любимой крестной, чешки по национальности. Эрмина всю жизнь стояла рядом со мной, как скала.
Эрмина – моя мать.
Привыкнуть к этой мысли было нелегко, поскольку тогда оказывалось, что гордая непорочная девица из Фришенбаха была всего лишь падшей женщиной, которая, как самая простая горничная, без памяти влюбилась, и дело дошло до этого… Кто же был тот мужчина, перед которым нельзя было устоять?
Мсье Хюбш из Вены? Нет, вряд ли. Скорее всего, он высокий, породистый, элегантный мужчина, как дядя Луи… Дядя Луи!
А почему бы и нет?
У дяди Луи темные волосы и карие глаза, совсем как у меня. Мой «отец», фабрикант фесок, не любил меня, а вот между мной и дядей Луи сразу же возникла симпатия.
Да, дядя Луи мог быть моим отцом, вполне вероятно. И тетушка Юлиана знала об этом, и это совсем не смущало ее. Она поставила условием не спать с ним, отказывала ему, и он нашел другую. Бедняжке не повезло. А я уже подрастала в ее чреве, а потом всю эту историю замяли.
Наверное, кто-то выплатил моей белокурой матери большое приданое, причем золотом, чтобы она воспитала меня как законного ребенка и чтобы Эрмина и я могли быть вместе, не навлекая подозрений. Но кто это был?
Фришенбахи? Дядя Луи? Или тот и другой? Может быть, они поделили между собой расходы?
Стоп! Не так! Деньги дал граф Шандор. Но почему? Не потому ли, что я была похожа на его сестру? Но ведь сходство проявилось только теперь. А когда я была новорожденной? Нет. Не потому ли, что Эрмина была его самой любимой родственницей, а если он любил ее, то должен любить и ее дочь? Он был братом моего деда или кем там еще? Во всяком случае, в качестве эксперимента я очень дорого ему обходилась. Он ведь не знал, будет ли процветать эта фабрика фесок и каково мне будет там с чужими людьми. Именно из-за меня о прошлом Эрмины никогда не говорили. Ее предыдущая жизнь была величайшей тайной: мне строго-настрого запретили спрашивать ее об этом.
Теперь я поняла, почему. Да-да, загадки разгадывались одна за другой. Вот чем, кстати, объяснялось и могущество Эрмины в моем родительском доме. В течение многих лет я ломала себе голову над этим. Только теперь мне стало ясно, почему мой «белокурый отец» так заискивал перед нею. Ей он был обязан тем золотым дождем, который обрушился на него и благодаря которому он сделал фабрику процветающим предприятием.
Вот почему он называл меня «благородная барышня»: «Вам не кажется, что Вы созданы для лучшей жизни?»
Уже тогда я должна была бы сообразить, что к чему! Меня единственную воспитывали как благородную госпожу. Моего брата Альбрехта – совсем иначе. У него была кормилица, няня. Потом он пошел в школу. Частных учителей ему не нанимали.
На мне никогда не экономили: покупали самые дорогие краски и самую дорогую бумагу для рисования. У меня был собственный рояль! Насколько я себя помню, у меня никогда не было кормилицы или няньки. При мне всегда была Эрмина. С самого первого дня. С рождения. Теперь я понимала, в чем причина. Она не обслуживала меня. Она в муках произвела меня на свет, посвятила мне всю свою жизнь, моя славная, храбрая Эрмина.
Но одного я не могла понять.
Как искусно она могла лгать! С каким удовольствием говорила о своей невинности, о своем пожизненном безбрачии, о том, что эта сторона жизни благополучно ее миновала. И вновь меня мучили сомнения… почему она так хорошо говорит по-английски. Сам этот факт – не в ее пользу.
Я уже знала, как проделываются такие вещи. Лизи рассказала мне об этом: бедную девушку до того, как ей приходится поднимать повыше пояс, отсылают в Англию. Если она все выдержит, то возвращается назад через Ла-Манш и щеголяет своим прекрасным знанием английского. Официально целью такой поездки в Англию было изучение английского. А Эрмина без акцента говорила на оксфордском английском. И где, скажите на милость, она этому научилась?
Но леди Маргита тоже была в Англии. Иначе она бы не встретилась со своим лордом. Нет, все не так просто.
Помимо всего прочего… если Эрмина была моей матерью, тогда Габор и я приходимся друг другу двоюродными братом и сестрой, а это нежелательно. Но и такое бывает. Даже в самом добропорядочном обществе. Кстати, наш кайзер и его Сиси тоже двоюродные брат и сестра, то есть состоят в родстве первой степени: ведь их матери родные сестры… Кроме того, нельзя сказать, что мы с Эрминой как две капли воды похожи друг на друга. У нее лицо круглое, у меня – вытянутое сердечком, точь-в-точь, как у моей белокурой матери. У меня и ее руки, с тонкими пальчиками, и ее маленькие ноги, и ее красивые уши, и ее красивый голос, особенно, когда она поет своим высоким серебристым сопрано. А моя осиная талия – совсем как у тети Юлианы. Ни у Эрмины, ни у принцессы Валери такой талии нет. Кроме того, я люблю свою светловолосую мать, нет, она не может быть мне чужой!
И несмотря на все это, я состою в родственных отношениях с Бороши, но в каких именно, дело покажет. А если Бороши – мои родственники, то, стало быть, наша прекрасная императрица тоже моя родственница. Да, конечно! И даже если сие никто не знает – все равно это так! Нас связывают нити родства. И за это я сейчас хочу поднять бокал!
Я еще не рассказывала, но 7 августа, в день рождения Габора, я находилась внизу в гостиной, сидя на угловой скамейке за большим столом, и передо мной стоял второй завтрак, завтрак по-венгерски. Мне его специально подали, чтобы я могла прийти в себя. Минца, повар генерала, сам подал его мне: шкворчащая яичница из трех яиц с беконом и красной паприкой, кусок белого хлеба, обжаренного в сливочном масле, салями, соленые огурчики и в дополнение ко всему – бокал белого сладкого токайского вина. На часах было около одиннадцати, и я поглощала завтрак с величайшим аппетитом. Иными словами, я съела все, что было на тарелках, и лишь бокал с вином был еще полон. Я подняла бокал, выпила большой глоток за нашу императрицу, а затем – за ту смелую женщину, которая произвела меня на свет. Кем бы она ни была, я буду любить и почитать ее, и дай Бог ей доброго здоровья…
В этот момент свершилось чудо, которое предрекли карты из Марселя.
Открылась дверь, и в комнату, шелестя темно-синим дорожным платьем, вошла Эрмина. На голове у нее была шляпа с плотной, для защиты от дорожной пыли, вуалью, на ногах – дорожные туфли… Куда она собралась? В таком виде? В такое время?
– Дитя мое, – удивленно воскликнула она, – в честь кого ты сейчас пьешь?
– В честь нашей императрицы.
– Почему именно за нее? – спросила она в тревоге.
– Просто так.
– Ты еще никогда этого не делала.
– Нет.
– Нет – это не ответ. – Эрмина села рядом со мной на скамью. – Воспитанные люди отвечают целым предложением. Я ничего не понимаю. Ты три дня была со мной так мила, мне даже стало как-то не по себе, и вдруг – полная противоположность, ты становишься дерзкой.
Я моментально схватила ее руку и поцеловала.
– Нет, это никогда не повторится. Вы самый дорогой для меня человек на всем белом свете.
– Спасибо. Но послушай меня. Есть новость. Я покидаю тебя на несколько дней и уезжаю к своему брату Фрицу.
Она взяла меня за обе руки и торжественно произнесла:
– Я еду по твоему делу. А сейчас хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком. Ты помнишь, твоя тетушка написала письмо твоему отцу, не хочет ли он дать тебе хотя бы небольшое приданое? Вчера пришел ответ из конторы, что тебе не причитается ни одного крейцера, абсолютно ничего! И чем больше я думаю об этом деле, о залоге в Леопольдштадт, тем глубже осознаю, что твоя тетушка права. И я решилась, надо что-то делать… Даже если это не касается меня лично… Твои вечные расспросы о Маргите, о всяких там секретах… Ты не разбираешься в таких вопросах, и никто тебе ничего не скажет, и так будет продолжаться очень долго. Все это нелегко…
– Мне кажется, я кое о чем уже догадалась.
– Ну и отлично. Но держи это при себе. Когда я вернусь, то, может быть, сообщу тебе что-то очень важное – так, видно, угодно Богу, – она выпустила мои руки из своих и порылась в своем черном дорожном бауле. – Вчера я послала телеграмму моему брату, а сегодня утром уже получила ответ от него. Я прочту тебе: ТВОЕ ПРИСУТСТВИЕ КРАЙНЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО! ОЖИДАЮ ТЕБЯ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ. ВСЕ РАСХОДЫ БЕРУ НА СЕБЯ! ЦЕЛУЮ РУЧКИ! Ну, что ты думаешь по этому поводу, моя дорогая Минка? Как ты – справишься тут одна, без меня?
– Конечно. Но мы еще никогда не расставались.
– Да… Даже как-то не по себе становится. – Она схватила мой бокал с вином. – Ты позволишь? О! Какое сказочное вино! Совсем не кислое! Я выпью! – Что она и сделала. Затем бережно сложила телеграмму и положила ее назад. – Обещаешь, что будешь вести себя, как всегда? Отдыхать, учить английский, и не забудь: руки, ноги, локти, колени! Каждый день перед сном тщательно смазывай кремом. И утром тоже! Чтобы к моему возвращению кожа не была похожа на наждачную бумагу. У благородной дамы всегда должны быть гладкие локотки и колени. Но самое важное, Минка, вот что: не прыгай на лошади слишком высоко, не подвергай себя риску. Если устанешь, сразу же прекращай. Все сокровища Рагузы не стоят твоей жизни. Не изнуряй себя на тренировках. Ты обещаешь?
