Текст книги "Сброшенный корсет"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Да, подумала я, прислуга так не живет. Но дама – тоже. Так кто же? Я не могла найти точного определения, но то, что увидела, привело меня в полный восторг.
У Лизи, оказывается, тоже был ковер. Точно такой же, как у меня. Только ее ковер не зеленый, как мой, а шоколадно-коричневый. С розовым бордюром. А на ковре лежала венская подушечка для ног, расшитая дорогим узором в мелкий горошек, какие увидишь разве что в спальнях знати.
Комната небольшая, но уютная и светлая, с окном, открывающимся наружу. А самое удивительное, что она элегантная, хотя и с налетом вульгарности. Такого я еще никогда не видела.
На шкафу были расставлены изображения святых вперемежку с дешевыми сувенирами, привезенными с курортов и разных поездок. В этих сувенирах было что-то пошловатое, но их полностью затмевал роскошный веер из страусиных перьев ярко-красного цвета, прикрепленный к стене. Я никак не могла прийти в себя от удивления: подобные вещицы можно было увидеть только в дорогих салонах. Даже у моей тетушки не было такого веера от Макарта. Лишь принцесса Валери держала в руках подобный веер – разумеется, с величайшим достоинством.
Ганс Макарт был знаменитым придворным художником, прибывшим в Вену шесть лет тому назад. Все, к чему ни прикасалась бы его рука, все его эскизы, его насыщенный колорит, его манера декорировать интерьеры, расшивать покрывала, драпировать гардины – все молниеносно становилось модным и, подобно пожару, распространялось по всей империи. Возьмем, к примеру, красный салон в нашем отеле. Но как такой веер оказался у кухарки Лизи?
Мебель в комнате принадлежала отелю – весьма солидная, резная, темного цвета. А на большом столе стоял роскошный серебряный русский самовар. Рядом с ним – желтая керамическая ваза, в которой красовался букет от Макарта, составленный из экзотических веток, пестрых перьев, цветов из искусственного шелка и сказочно переливающихся стеклянных шариков ручной работы. Все это принадлежало Лизи. Как, впрочем, и дивной красоты икона, висящая над ее кроватью и изображающая черную Мадонну из Ченстохова. Лизи уловила мой взгляд.
– Красиво, правда? – сказала она с гордостью. – Это польская королева. Моей страной правит Богородица. Она главная. И только потом – король. Вы не знали этого, фройляйн Минка? Нет? Тогда я вот что скажу вам: поскольку Мадонна и есть наша королева, польские мужчины почитают каждую женщину. Мужчины обращаются с нами лучше, чем австрийские мужья с женами. То, что здесь терпят дамы, польке не понять. А теперь идемте со мной. Я вам кое-что дам.
Вслед за Лизи я подошла к стене, где находилось окно. На огромном трюмо были расставлены бесчисленные флакончики, вазочки, стаканчики, колбочки, кувшинчики, блюдечки, тарелочки и одна фарфоровая ступка.
Поверх трюмо на шнурах были подвешены пышные связки засушенных цветов, перевязанных блестящими разноцветными лентами. От всех этих цветов и безделушек из экзотических пород дерева исходил пьянящий сладковатый аромат, который я ощутила сразу же, переступив порог комнаты.
На трюмо стоял также туалетный набор: две щетки, две расчески, зеркальце на ручке тончайшей работы, какие можно увидеть лишь в богатых домах, а рядом, на салфеточке из красной парчи… Что это? Белая шкатулочка. Как я ни старалась скрыть свое любопытство, я все же прочла слова «Счастливого путешествия» и «Линц», написанные золотыми буквами на крышке. Не исключено, что под ней мог находиться крестик с бриллиантами.
Я быстро отвела взгляд от шкатулки и заметила книгу. Боже мой! Книга! В комнате кухарки! Это что-то неслыханное! Тетя была права, Лизи действительно умела читать и, по всей вероятности, писать!
Но что это была за книга! Учебник! Французский язык для начинающих!
Тут я не удержалась.
– Лизи! Ты изучаешь французский?
– Да, – смутившись, сказала Лизи и провела руками по фартуку. – Учу. Но еще не очень умею.
– Сейчас проверим. Ле беф, бык, – начала я со слов, какими учат говорить маленьких детей.
– Ла ваш, корова, – быстро ответила Лизи.
– Fermé la porte!
– Закрой дверь.
– Лизи, все идет как по маслу.
Мы обе дружно рассмеялись.
– Parlez-vous Françaiz? – разошлась Лизи. – Домашняя лапша в соусе? – Потом она зажала себе нос: – Нэ… нэ… но… ну… вот произношение у меня не того. Носные звуки…
– Не носные, а носовые, – поправила я.
– Носовые, – повторила Лизи, – еще не получаются, как надо.
– Получатся. Наберись терпения. А зачем тебе все это? Для чего ты учишь французский? Ты можешь не отвечать, если не хочешь, если это твой секрет.
Лизи покраснела.
– Никакой это не секрет, – сказала она, – просто никогда не знаешь, что тебе понадобится в жизни. Только одно скажу вам, барышня: коли что знаешь, когда-нибудь сгодится. А сейчас взгляните-ка сюда. Знаете, что это?
Она взяла с трюмо фаянсовый горшочек, осторожно сняла салфетку, которая покрывала его, и протянула его мне.
– Пожалуйста, понюхайте. Хорошо пахнет?
– М-м-м. Какой аромат! Что это? – Я смотрела на желтую помаду, стараясь угадать, что это такое.
– Это календула. Мазь.
– Откуда она у тебя?
– Сама приготовила, – Лизи засмеялась. – Я все могу, барышня, не только торты печь. Моя мать – камеристка у одной польской графини. Многие рецепты я знаю от нее. Могу делать ароматную воду и крем для красоты. А ежели лицо сгорит от солнца, у меня есть мазь. От нее кожа снова становится белая и нежная. Я делаю все для красоты вашей тетушки. Могу готовить масло для ванны и мазь, которая делает губы красными. И другие мази – от них грубые руки будут белыми, нежными. Смотрите сюда, – она протянула мне свои маленькие красивые ручки. – Я кухарка. Все делаю руками. Но никто этого не скажет.
Действительно, ручки Лизи были мягкими и ухоженными, как у благородной дамы. Ногти, розовые и красивые, не сломаны, а обточены пилочкой и отполированы до блеска.
Лизи открыла ладони.
– Мозоли немного есть, – с сожалением сказала она, – часто приходится раскатывать тесто. Но, барышня, я всегда сплю в перчатках. Каждую ночь. Намажу с вечера руки своей помадой, а утром кожа совсем мягкая. Через два дня руки как у принцессы. Не отличишь.
– Все-то ты знаешь!..
– Стараюсь, – скромно заметила Лизи, – а сейчас, фройляйн Минка, подарок! – Она сунула мне в руки фаянсовую баночку, тяжелую и прохладную. – Все излечивает. Пожалуйста, втирайте везде, где больно, и ночью не будете мучаться.
– Спасибо, Лизи. Я твоя должница.
– Вам нужно только выиграть скачки. Больше ничего. Сегодня вы были такой грустной – милое личико и такое печальное. Потому я и осмелела, заговорила с вами. Там, на лестнице.
– Я так намучилась сегодня, – сказала я с горечью, – надо было кувыркаться в песке, падать с высокого ящика. Я думала, умру. И что же господин фон Бороши? Что он сделал, после того как закончилась моя пытка? А ведь его отец сейчас в Вельсе, и он может делать все, что ему вздумается.
– Что же? – спросила Лизи, ее бирюзовые глаза были полны сострадания.
– Ты думаешь, он меня утешил? Ничего подобного. Думаешь, он пригласил нас куда-нибудь? Угостил пирожными у Пумба или еще где-нибудь? Он даже отказался ужинать с нами. У него, видите ли, сегодня вечером мальчишник в офицерском казино. С русским князем и в теплой венгерской компании. А я… я… на меня можно наплевать, я могу идти ко всем чертям!
Лизи перекрестилась.
– Пардон, барышня, простите меня. Я не хотела… Поляк так бы не поступил, он остался бы с вами, – уверенно заявила Лизи.
– Но он не поляк.
– Чех тоже не оставил бы вас в такие минуты.
Я вздохнула и присела на мягкую банкетку у туалетного столика. Лизи с минуту помедлила, затем подсела ко мне.
– Да, этот венгр, – сказала она и сморщила свой маленький нежный носик, – он, конечно, очень, очень милый, но все они думают только об одном: о развлечениях.
– А ты не можешь мне сказать… ты не знаешь, чем они там занимаются, эти мужчины? Каждую ночь? Их же никогда не бывает дома.
– Догадываюсь, – призналась Лизи.
– А знаешь, что мне особенно обидно? В субботу у него день рождения, ему исполняется двадцать лет. Он готовит венгерскую вечеринку. И до сих пор я не получила от него приглашения. И Эрмина тоже.
– А вы хотели бы пойти?
– Конечно!
– Это не очень хорошая идея, – Лизи неодобрительно покачала головой, – такая вечеринка только для венгерских мужчин. Для барышни из Вены это неприлично. Но, если вы желаете пойти, я могу все устроить. Вечеринка будет в «Золотом быке», так я думаю. Давайте заключим союз. Мы вдвоем тайком проникнем туда темной ночью, когда гувернантка будет спать, поздравим господина фон Бороши с днем рождения, выпьем с ним и с его гостями по стаканчику токая и снова домой.
– Лизи, – рассеянно сказала я, – это исключено! Нет, ни за что! Приличные дамы не выходят из дома без сопровождения.
– А я выхожу.
– Что?!
– Да, я выхожу! Но прошу вас, пожалуйста, ни слова больше! Никто ничего не знает.
– Ты пойдешь? Одна?
– Да, пойду. И если желаете, возьму вас с собой.
– Лизи, мы вдвоем, совершенно одни, без приглашения, пойдем на вечеринку, в которой участвуют только мужчины? Если это откроется – конец моей репутации. На будущем можно будет ставить точку.
– Кто узнает? – с высокомерием спросила Лизи.
– Все. Все те, кто увидят нас там.
– Никто ничего не узнает! Слушайте меня хорошенько: мужчины все такие глупые. По сравнению с ними лошадь – Сократ. Даже фон Бороши не узнает нас. Мы переоденемся, барышня, устроим отличный маскарад и сами вдоволь потешимся.
Я смотрела на нее с ужасом. Что за бред она несет?
– Барышня боится за свою репутацию? Так? Тогда я вам скажу: вы меня спрашивали, чем занимаются хорошие господа ночи напролет? Вы, барышня, даже представления не имеете, что творится на белом свете, и все шито-крыто! Австрийские женщины совсем наивные. Все себе запрещают. Самое невинное кокетство для них уже великий грех. Самое маленькое рандеву в Айхберге, невинная прогулка с кавалером в рощице, и уже прощай, репутация! А что мужчины? Соблазняют женщин направо и налево, бросают без зазрения совести. И гуляют! И кутят! И играют в карты, проигрывают состояния! И пыряют друг друга саблями из-за малейшего оскорбления, стреляются на дуэлях, и никого это не волнует! И репутация в порядке. Все им позволено, мужчинам. Самый последний мерзавец считается джентльменом, пока платит карточные долги и покуда кайзер ничего не знает.
– Это правда? – спросила я, едва дыша.
– Еще какая правда!
– Но молодой фон Бороши не такой!
Лизи только пожала плечами.
Боже мой! Какая бездна только что открылась передо мной! Я не знала, что возразить Лизи, лишь неопределенно кивнула ей, вцепившись пальцами в баночку с кремом. Лизи не проронила больше ни слова. Я медленно поднялась и направилась к выходу. Тут на глаза мне попался синий сундук. Вначале я не обратила на него внимания. Он стоял в нише рядом с дверью. Это был сундук в деревенском стиле, разрисованный розами, листьями, короной и сердечком. На его плоской крышке лежала колода магических карт.
Лизи гадала на картах!
По спине у меня пробежали мурашки. Теперь я поняла, почему она держала дверь своей комнаты запертой. И, конечно, не из-за драгоценностей. Гадание на картах считалось языческим суеверием. В некоторых домах за это даже увольняли с работы. Дядя Луи был, правда, не таким уж строгим хозяином, но Лизи вдруг побледнела и как бы мимоходом спросила меня:
– Вы не выдадите меня, милая фройляйн Минка?
– Нет, конечно. Но откуда у тебя эти карты?
– Старуха Пини подарила их мне, за одну услугу. Вы наверняка видели ее – маленькая седая старушка, кривенькая такая. Она вашему дядюшке жизнь спасла, когда была война с Италией…
– Да, я знаю. Она была тогда маркитанткой.
– Да-да. А после этой резни под Сольферино господин наш домой вернулся в ее повозке. И раненый бургомистр тоже. Так они и выжили. Она то и дело ходит сюда в отель поесть. С ней обходятся, как с королевой. А карты – из Марселя. Очень дорогие. Только, барышня, прошу вас, никому ни слова.
– Не бойся, Лизи. Ты взрослая девушка. Ты можешь делать то, что считаешь нужным. Меня это не касается.
Лизи облегченно вздохнула.
– А что с картами? – спросила я, сгорая от любопытства. – Не врут они?
Лизи понизила голос.
– Никогда, – таинственно произнесла она. – Я разложила кельтский крест. И все, что показали карты, сбылось.
– А это трудно – гадать на картах?
– Совсем нет. Очень даже легко. Но нельзя задавать слишком много вопросов. Надо спросить о самом главном. А то карты разозлятся и вообще ничего не скажут.
– А ты можешь мне погадать?
– Если дело важное, то погадаю.
– Тогда спроси у карт, выиграю я 18 августа или нет. Если проиграю, то сразу поставлю точку. Сейчас же. Это я совершенно серьезно.
Лизи засмеялась:
– Я уже давно нагадала.
– И что же? Что сказали карты?
– Ничего дурного, – уклончиво ответила Лизи.
– Но и ничего хорошего?
– Будет маленькая неудача…
– Какая еще неудача? – растерянно спросила я.
– Совсем маленькая, крошечная, как блоха, – быстро сказала Лизи. – Вы легко с ней справитесь…
– А больше ничего не сказали карты? – разочарованно спросила я.
– Почему же. Еще кое-что. Но я скажу вам завтра или послезавтра. А сейчас мне пора делать глазурь и взбивать сливки для тортов. А еще готовить пышки из заварного теста. Надо спешить. Зато сегодня вы получите от меня ваше любимое лакомство – марципановые сердечки с зеленым миндальным кремом…
– Спасибо, Лизи. Но ты мне еще должна кое-что сказать про карты. Иначе я не засну сегодня ночью.
Лизи поправила свой белый фартук и как-то странно засмеялась.
– Еще сказать что-нибудь, да?
– Прошу тебя, Лизи.
– Очень важный вопрос зададут вам 18 августа.
– Какой вопрос?
– Важный вопрос, который может изменить всю жизнь.
– Кто мне задаст вопрос? Это тебе карты сказали?
– Нет. Но я догадываюсь, кто.
– Кто? Кто же? Лизи, скажи. Молчать нехорошо.
Лизи залилась жемчужным смехом, который звучал поистине заразительно, и мне не оставалось ничего иного, как рассмеяться вместе с нею.
– Скажу вам, когда не буду так торопиться. А насчет вечеринки в субботу мы с вами придумаем очень веселенький сюрприз. Сегодня воскресенье. Еще шесть дней в запасе. Я уже придумала, как мы попразднуем вместе с ними, мы вдвоем, и ни одна живая душа ничего не прознает.
– Особенно моя гувернантка… Лизи, только не она. Иначе будет катастрофа.
– Все поняла. Послушайте, делаю вам предложение: встретимся завтра снова в моей комнате. Жду вас перед сном. Разработаем план битвы и отличную стратегию. Вот и повеселимся, не все же мужчинам развлекаться…
– Лизи, ты действительно этого хочешь?
– Да!
– И ты не боишься?
– Немножко боязно, конечно.
– Зачем же тогда все это?
– Проверка на мужество, – гордо заявила Лизи. – Хочу доказать, что мы, бабы, не такие дуры, как о нас думают. Надо же иногда и шалить. Так, а теперь пора, – она открыла дверь, выпустила меня первой и бесшумно повернула ключ, – только не забыть сказать Цилли, чтобы как следует выбила ваше платье для верховой езды. А то везде пыль да песок. А еще надо, чтобы она сшила новые подмышники и хорошенько почистила вашу шляпу… и, барышня, никакой тоски-печали. Не будем брать пример с женщин, которые только и делают, что ждут, пока жизнь пройдет. Возьмем жизнь, как быка за рога. Так, как поступают все мужчины. Судьбе надо иногда давать пинка. Этому я еще ребенком научилась. Тогда она может преподнести нам подарок. Немного подтолкнуть телегу – и она покатится!
Лицо Лизи расплылось в улыбке. Она кивнула мне и удалилась.
ГЛАВА 15
Лизи оказалась права.
Эту ночь я проспала, не чувствуя боли. А Габору я еще покажу. Да, мысль о нашей авантюре взбудоражила меня. Конечно, я приняла приглашение и тайком навестила Лизи в ее комнате.
Спрашивается, куда подевалось мое хорошее воспитание? Что я себе позволяю: запретные поцелуи, общение с мужчиной на «ты», тайная помолвка и – в довершение ко всему – сговор с кухаркой?
Я задавала себе такие вопросы, но этим дело и ограничилось. Одно было бесспорно: я не могла устоять перед предложением Лизи.
Никогда еще я не встречала людей, похожих на нее: всегда в добром расположении духа, никогда ни перед кем не пресмыкается. Но больше всего меня восхищала окружавшая Лизи тайна. Мне часто казалось, что она принцесса, переодетая в кухарку; вот-вот чары спадут, и она снова станет той, кто есть на самом деле.
Кроме того, за одну неделю от Лизи я узнала то, что Эрмина скрывала от меня в течение пятнадцати лет. Это важное событие произошло 4 августа 1875 года, в день моего первого падения с лошади.
Да, верховая езда – дело нешуточное.
– Лошади не любят прыжков – объяснял мне Габор, – только человек принуждает их к этому. Природа создала их совсем другими. Лошадь всегда обходит препятствие, если ей позволяют это сделать. Поэтому наезднику надо постоянно помнить, что лошадь может не взять барьер. Нам повезло с Адой, которая не боится прыжков. Но вы всегда должны давать ей команду, в какой момент ей нужно прыгнуть. Если команда дана слишком рано или слишком поздно, лошадь может задеть препятствие и упасть. Тогда вы теряете ее доверие, что абсолютно недопустимо. Запомните это.
Прыжки были сложной задачей. Все должно быть точно выверено, движения согласованы, наездник сосредоточен. Вначале мы прыгали через лежащие на земле доски: одну, две или три подряд. Потом перекладины приподнимались на высоту сорока сантиметров, затем – шестидесяти и, наконец, семидесяти.
Да, Ада была храбрая лошадь.
Она понимала меня и, чтобы доставить мне приятное, прыгала только тогда, когда чувствовала мою полную внутреннюю готовность к прыжку. Если я хотя бы на долю секунды колебалась, она, как вкопанная, решительно останавливалась перед барьером.
Как я уже говорила, это произошло в среду. Стояла страшная жара. В манеже было душно, перекладину подняли до семидесяти сантиметров, и препятствие показалось мне высотой с дом. Я испугалась. Слишком долго не могла решиться. В результате Ада заупрямилась, я вылетела из седла и упала в песок.
Это был шок.
Тогда я поняла, почему многие начинающие наездники после первого же падения навсегда оставляют верховую езду. Слава Богу, я тренировалась и отрабатывала технику падения, но, тем не менее, испытала адскую боль. Казалось, прошла вечность, прежде чем я вновь открыла глаза. Первое, что я увидела, были бархатистые ноздри Ады, которыми она нежно обнюхивала сначала меня, потом сапоги Габора, потом – генерала. Мужчины быстрым шагом направились в мою сторону.
Я подняла голову. Лица обоих были белыми, как полотно. Еще никогда я не видела их такими. Они бережно помогли мне подняться, держа под руки. Габор походил на смерть. Генерал постанывал, в его слегка раскосых глазах застыл ужас.
– Боже милостивый, Минка! Чтобы это было в последний раз! Так напугать нас!
– С тобой… с вами все в порядке? – в голосе Габора была слышна паника. – Нашатырю! Быстро!
Я безмолвно покачала головой, говорить я не могла. Ни жива ни мертва, я стояла в окружении двух мужчин. У меня тряслись колени.
– Вам не трудно дышать? – спросил Зольтан фон Бороши.
– Мерси… могу… мне уже лучше… – прошептала я едва слышно.
– Где-нибудь болит? – спросил он немного погодя.
– Нет-нет. Ничего не болит, – мужественно ответила я, хотя никогда еще корсет не давил на меня с такой страшной силой. Мне казалось, что я была на волосок от смерти.
– Если вам дурно – я имею в виду желудок, – то это плохой признак, – сказал генерал, – как вы себя чувствуете?
– Не знаю…
Генерал извлек мой черный веер, раскрыл его и трогательно стал обмахивать меня.
– Так лучше? – спросил он. – Вы можете идти?
Он сделал осторожный шаг вперед, я следовала за ним, опираясь на его руку и руку Габора. Некоторое время мы молча шагали взад и вперед.
– Опасность миновала, – сказала я, когда перестали дрожать колени. – Мне совсем неплохо. Я просто испугалась.
Генерал возвратил мне веер.
– Ну как, заканчиваем с прыжками?
– Истинный наездник никогда не остановится на полпути – молниеносно парировала я.
– Хотите повторить прыжок? – удивленно спросил Габор.
– Браво! Конечно, она хочет, Габор. Ты что, оглох? Подействовала моя тактика, наша душенька помнит мои уроки. Она будет такой же наездницей, как императрица, которая перелетает все барьеры, как бабочка. Браво, Минка! – Он встал передо мной на колено, взял мою ногу и легко посадил меня на лошадь. – Еще раз все сначала. Семьдесят сантиметров – это совсем немного. Надо собрать все силы и доказать Аде, что ты хозяйка. Смелее – через преграды. А потом сразу дать ей сахару, погладить умницу. Она не хочет причинять тебе зла.
На этот раз прыжок удался на славу.
– Отлично! – пробасил генерал и послал мне воздушный поцелуй.
А Габор, который шел рядом со мной, взял Аду под уздцы и нежно погладил ее, словно держал в объятиях не лошадь, а меня.
– Представляю себе, – крикнул он довольно громко, – как вдова главного зодчего на юбилее императора разбегается перед полуметровым барьером, а потом выходит наша барышня и одним махом преодолевает барьер в метр двадцать… вот тут и конец Косанику. Лопнет от злости.
Я испугалась. Метр двадцать? Так высоко? Об этом не было ни слова. К тому же, если меня ждет неудача – прощай залог, имение в Рагузе и заработок Аттилы до 1885 года…
– Опять испугались? – гремел голос генерала, как будто он прочитал мои мысли. – Так не пойдет. Самое лучшее средство после падения – пара хороших прыжков. Предлагаю попробовать восемьдесят сантиметров. Смелее! Согласна?
Я согласилась.
Моя отважная Ада дважды перемахнула вместе со мной еще более высокий барьер с точностью часового механизма. Впервые в жизни я почувствовала, что мы с лошадью одно целое, одна кровь и плоть. Генерал сиял от счастья.
– Дитя мое, поздравляю! Ты продемонстрировала истинно венгерский дух наездника! Самое страшное позади! Я так горжусь тобой! – Эти же слова он сказал Эрмине, когда та пришла, чтобы забрать меня, и приказал мне соблюдать строгий постельный режим. Легкую пищу я должна была принимать лежа в постели, чтобы как следует оправиться от ушибов.
Постельный режим? Великолепно!
Едва я, закутанная в легкий плед, покончила с заботливо поданными овощными паштетами и суфле из сыра, едва Эрмина повернула ключ с обратной стороны, как я неслышно поднялась с кровати. Накинула свой розовый халатик «домино» и, подняв капюшон, открыла дверь запасным ключом, который раздобыла для меня Лизи, а потом, миновав безлюдный коридор, побежала вверх по черной лестнице в заветную комнату. Как мы условились, я четырежды коротко стукнула в дверь, и она сразу же открылась.
Лизи уже ждала меня. У нее выдался свободный вечер. На Лизи не было ни чепчика, ни фартука, она встретила меня в плиссированном дневном платье шафранного цвета. Ее роскошные волосы были заплетены в косу и уложены в виде короны. Она сияла, как солнце, и была так хороша собой, что я от удивления застыла на пороге.
– Лизи? Ты куда-то собралась?
– Нет, – сказала Лизи и пригласила меня войти, – но у меня сегодня небольшое рандеву.
– Что? Где? И с кем?
Лизи горделиво улыбнулась.
– Не могу сказать. Это тайна. Но есть кое-кто, кто по уши в меня влюблен. – Она подбоченилась, подчеркивая узко затянутую тонкую талию, и зашуршала юбками.
Я захихикала, Лизи тоже рассмеялась, и, хохоча, как две озорные девчонки, мы уселись за большой стол, на котором стояла ваза с изысканным букетом от Макарта. Лизи уже приготовила чай и поставила передо мной серебряное блюдо с изящными маленькими марципановыми сердечками: два зеленых, два красных, два небесно-голубых. Голубые сердечки были, к тому же, украшены фиалками из сахара. Я попробовала голубое сердечко, м-м-м, как вкусно! Острыми пальчиками Лизи схватила красное сердечко и стала жевать его своими мелкими белыми зубками. Я с восхищением наблюдала за нею.
– У тебя сегодня тайное свидание, правда?
– Тайное, – задумчиво произнесла Лизи.
– Это грех? Я имею в виду, это такое свидание, в котором потом надо покаяться?
– Может быть, – Лизи доела сердечко и жеманно отпила глоток чая. – Но давайте не будем говорить обо мне, милая барышня, поговорим лучше о вас. Сегодня все прошло хорошо? Как ваша езда? А генерал? Опять вел себя плохо? Опять ругался нехорошими словами?
В ожидании ответа она откинулась на стуле.
– Нет, сегодня – нет. Но, представь себе, сегодня я чуть было не сломала себе шею. Ты знаешь, что произошло?
– Нет, – затаив дыхание, произнесла Лизи.
– Я упала с лошади!
– Боже милостивый! И где больно?
– Везде! Болит правое плечо и вся правая рука. Вот, взгляни. – Я распахнула розовое «домино». Лизи наклонилась надо мной и покачала головой.
– Да, – сказала она, – боюсь, будет большой синяк. Но вы не беспокойтесь. Я что-нибудь придумаю. Попробуем полечить вас.
– А еще левая ступня, – я сняла свою белую тапочку, – большой палец. Вот, посмотри. Он весь красный. Я подаю лошади сигналы ногой, понимаешь? А сапоги для верховой езды жмут.
Лизи поднялась, ободряюще подмигнула и подошла к туалетному столику, отлила масла в маленькую баночку, добавила из трех разных бутылочек по две капли и вернулась ко мне.
– Сейчас увидим, милая барышня, что у нас получится, – сказала она, подбадривая меня. – Вы и вправду храбрая. Сейчас вам будет лучше. – Она бережно помазала мне плечо и руку своею смесью, от которой исходил приятный аромат, и действительно, боль вскоре утихла.
– Лизи, как хорошо. Только скажи мне, что это так приятно пахнет?
Я привыкла к тому, что все лекарства имеют отвратительный запах, что они горькие, жгут кожу или горло, особенно когда их приходится глотать. Мне с детства вбивали в голову, что если лекарство не горькое, оно не поможет. Но, как выясняется, это совсем не так.
– Хорошо пахнет, потому что это настоящие драгоценные масла из лаванды, розмарина и еловой хвои. Остаток я положу в маленькую бутылочку. Перед сном еще раз смажьте больные места. А для вашей бедной ножки у меня есть еще кое-что. – Она нежно прикоснулась к большому пальцу моей ноги. – Совсем горячий. Так я и думала.
– Боюсь, что завтра я не смогу сесть на лошадь. На мою ногу не налезет ни один сапог.
– Что вы! До завтра все будет в порядке. – Лизи опять направилась к туалетному столику и вернулась, держа в руках маленькую зеленую бутылочку. Она приподняла юбку, села на подушку с мелким узором, накапала десять капель на ладонь и бережно растерла мою левую ногу. Никогда еще я не испытывала такого удовольствия! Жидкость источала дивный аромат мяты, и жар в ноге сменился приятной прохладой, словно я опустила ее в сосуд с ледяной водой.
– А это что такое, Лизи? Боже мой, как приятно пахнет!
– Перечная мята, – с гордостью сказала Лизи. – Но слишком много намазывать нельзя и нельзя мыться, иначе можно умереть: все тело охладится и превратится в ледяную глыбу. Теперь разберемся с большим пальцем. Сначала надо втереть мяту, а потом всю ночь можете летать, как перышко. Никакого жжения, и ноги не потеют. Потом придет кавалер и захочет выпить шампанского из туфельки нашей барышни. Ах, как славно! Стесняться нечего, туфелька душистая!..
– Что ты сказала? Шампанского из туфельки?
Лизи засмеялась.
– Да! Так делают в Венгрии, в Чехии и у нас в Польше. Если благородный господин теряет голову, то может выпить даже воду, в которой купалась его возлюбленная…
Сейчас был мой черед рассмеяться.
– Лизи, что за фантазии!
– Нет! Это никакие не фантазии.
– Он выпьет воду, в которой кто-то искупался?
– Да, воду, – настойчиво повторила Лизи.
– Где же он возьмет эту воду?
– Подкупит служанку маленьким подарочком, она отольет ему воды в бутылочку, прежде чем выплеснуть ее. Ничего особенного тут нет.
– Лизи, это невероятно.
– Но это так. Эльза Хопф из солодовни каждое лето делает на этом гешефт. У нее и мою покупали воду. Я хоть и не важная госпожа, но поклонники тоже имеются…
– Но ведь вода мыльная. Фу!
– Когда влюблен, то и мыльная вода слаще ликера. – Лизи хихикнула.
– А то свидание, я хочу сказать, тот человек, с которым у тебя сегодня свидание… он тоже это пьет?
– Нет, этот не пьет.
– Этот не пьет? – воскликнула я в крайнем удивлении. – Так в тебя еще кто-то влюблен?
– Да целый рой таких! – небрежно сказала Лизи. – Вьются тут в Эннсе всякие одинокие драгуны…
– Лизи, а ты была когда-нибудь влюблена?
Лизи решительно помотала головой.
– А почему нет? Ведь это не запрещается.
– Я не такая дура, – разгорячилась Лизи. – Влюбляются всегда в подлецов… Уф, какая же сегодня выдалась жара. – Она вытерла пот со лба, надела тапочку на мою ногу и поднялась. – Сейчас обмозгуем наш план с переодеванием. – Она взяла стул и придвинулась поближе ко мне. – Так. Все должно быть в полном порядке. Сегодня нам надо еще раз убрать волосы, закрепить заколками, чтобы их не было видно. Вчера не совсем хорошо получилось. Вам надо как следует порепетировать перед зеркалом, чтобы парик не сдвинулся, чтобы сидел хорошо. Если парик сидит плохо, сразу выдаешь себя, как паршивый комедиант. Даже самому последнему дураку видно, что тут дело нечисто. А у вас такие запоминающиеся прекрасные волосы, прямо как у императрицы…
Она сунула мне в руки инкрустированное ручное зеркальце и заплела мои волосы в толстую косу.
– Сейчас то, что надо, – сказала она, подкалывая черными шпильками мои волосы прядь за прядью, – лучше всего запомнить все движения. Voila, вот как это должно быть. Ни один самый глупый драгун ничего не заметит.
Я посмотрела на себя со всех сторон.
– Спасибо, Лизи. Сейчас действительно все в порядке. И все-таки скажи мне, неужели ты одна из тех… из новомодных мужененавистниц или как это там называется?
– Я? – Лизи от удивления широко раскрыла свои бирюзовые глаза. – Да я обожаю мужчин. Я люблю их не меньше шоколада. А почему вы спрашиваете?
– Потому что ты всегда говоришь, что они дураки.
– А они и есть дураки, – коротко ответила Лизи и воткнула еще несколько шпилек в прядь за моим правым ухом. – Весь мир состоит из дураков, вы уж меня простите, барышня, и мужчины здесь не исключение.
– Но кто же создал все вокруг: корабли, железные дороги, дома? Все построили мужчины.
– Да. Но чтобы построить корабли, дома и железные дороги, нужно много учиться, милая барышня. А женщинам в университеты дорога закрыта.
– Но, Лизи. Мы и не можем посещать университеты. Там надо учить латынь. А ты же знаешь, что латынь иссушает женский мозг.
Лизи как-то странно посмотрела на меня.
– А французский – не иссушает?
– Французский – нет.
– А английский – тоже нет?
– Точно не знаю.
– Полная чушь! – Лизи взяла у меня из рук зеркальце. – А тот, кто верит в чушь, сам глупец.
– Но мой отец поклялся.
– Вот! – Лизи махнула рукой в сторону стола со множеством бутылочек. – Я знаю, как называется каждая мазь, каждое масло и растение. И все это по-латыни. Вот Citrus limonum, а это – Santalum Album, а это – Verbena officialis. И Unona odorantissima! И что же? Разве мои мозги иссохли?