Текст книги "Сброшенный корсет"
Автор книги: Сюзан Кубелка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Слушайте! Слушайте! – обрадовалась Валери.
– Да, – пробасил генерал. – Таков наш план.
Габору захлопали, Эрмина снова села за стол, все смеялись и перебивали друг друга, а меня охватил ужас. Именно верховая езда. Да уж лучше фехтование. Или танцы на канате. Либо учиться глотать огонь…
– Я уже распределила деньги, – воскликнула принцесса. – Послушай, Эрмина, мы закажем зимние рукавицы для всех ребятишек и создадим фонд помощи. Это позволит нам отдать в школу детей из семей алкоголиков, и тогда в нашем Эннсе не останется неграмотных. Мы оплатим школьные взносы, шиферные доски и грифели, а если кто-то из детей проявит талант и захочет учиться дальше, мы оплатим ему университет.
– Правильно, – кивнула Эрмина. – А если таланты проявит девочка, то она будет обучаться у лучших мастеров.
– Либо сделать что-то совершенно безумное, – взял слово Аттила Надь, – и распределить все сразу, и тогда у бедняков раз в жизни появится куча денег.
– Среди пьяниц ничего нельзя распределять, – сказала Валери, – иначе все в момент разойдется. Каждый крейцер отправится в трактир, а детям ничего не останется.
– Идея с фондом помощи просто грандиозна, – граф Шандор оглядел собрание. – Так что если Габор действительно такой хороший учитель, как утверждает, и если наша прилежная Маргита еще раз захочет проявить свои способности, ради бедняков… то я даю на то свое благословение.
– Браво, Шандор! – воскликнул генерал, и все снова уставились на меня.
– Ну давай, давай! – обратилась ко мне Валери.
– Дорогая, что ты об этом думаешь? – Голос Эрмины звучал крайне взволнованно, и она лихорадочно обмахивалась веером, пытаясь скрыть свои чувства. – Тебя никто не принуждает. Хорошенько все обдумай и не торопись.
Передо мной стояла дилемма. Я панически боялась лошадей. Я любила, правда, других животных: собак, птиц, обезьян, кошек, жаб, лягушек – никого из них не боюсь и готова вызволить любое насекомое из беды… Но лошади казались мне такими громадными! Стоит к ним приблизиться, как они начинают скалить свои желтые зубы, вращать глазами и встают на дыбы, словно желают растоптать тебя своими копытами.
– А теперь послушай меня внимательно, – продолжила Эрмина. – Танцы для воспитанниц пансиона нежелательны. Но нигде не говорится, что нельзя брать уроки верховой езды. Поэтому не думаю, что у тебя тут возникнут какие-нибудь трудности.
– Об этом никто не узнает, – поддержала ее принцесса Валери, – и знаешь, дорогая Минка, я ведь тоже училась верховой езде. Это, видишь ли, входит в воспитание принцесс. Ах, какая то была мука. Но… я только дважды сломала руку, а один раз чуть не сломала шею, это было незадолго до моей свадьбы. Но настоящего вреда верховая езда мне не принесла.
– Моя дорогая принцесса! – воскликнул генерал. – Зачем об этом сейчас говорить? Шею вы повредили в ночной скачке, не так ли? А мы будем упражняться днем.
Аттила Надь засмеялся и снова стал похож на голодного волка.
– Сударыня станет героиней Эннса. – Он бросил на меня обжигающий взгляд. – Габор, жаль только, что уроки будешь давать ты. Может, передашь мне пари? Что ты за это хочешь?
Что? Уроки у этого чужака? Я тотчас вновь обрела голос и обратилась к генералу:
– Лошади такие большие, Ваше Превосходительство, и они меня не любят.
Генерал успокаивающе погладил мне руку.
– Чушь! Конечно же, они вас полюбят. Я привез три отличных экземпляра. Завтра вы выберите себе одну из них. И она вам обязательно понравится. И вы ей. Лошади вовсе не чудища, честное слово.
– Но я боюсь.
– Боитесь? Но не моей малышки Ады. Она вас полюбит, как сестра. Она приучена к дамскому седлу. Не лошадь, а картинка! Каштанового цвета. И маленькая.
– И самая добродушная в мире, – поспешно добавил Габор. – Ни разу никого не укусила и не лягнула. Дети крутятся вокруг нее, собаки. Она все терпит. И представьте себе – вчера одна кошка родила между ее подковами котенка. Вот такое доверие она вызывает к себе.
– Мою маленькую Аду, – задумчиво заключил генерал, – я привез для своей будущей невесты. Но мир так пуст и сиротлив, что я до сих пор не нашел себе невесты. Так пусть Ада поможет нашему золотку, нашему ангелочку одержать победу. Эта маленькая чертовка, Ада. У нее есть перец в крови. Лучших кровей девочка. Parva sed apta.
Опять латынь. Означает: мал да удал. Генерал бегло говорил на латыни. Латынь была официальным языком в Венгрии, до подъема национализма, и до сих пор широко употреблялась в образованных кругах. Но латынь в устах генерала – сигнал того, что самый лучший наездник уже не совсем трезв. Это мы знали от Габора.
– Carpe diem! – снова обратился ко мне генерал. – «Лови момент!» Ну что? Она решилась? Пора бы уже.
Я оглядела собравшихся.
Семь пар глаз выжидающе глядели на меня.
– Душенька, вы окружены. Вы – жертва заговора. Сдавайтесь!
– Но у меня нет сапог для верховой езды, – слабо возразила я.
– Прекрасно, – покровительственно улыбнулся генерал. – Завтра собираемся – и все наверх к Айбельсбергеру заказывать сапоги. А потом и к госпоже Цирмиллер.
– Заказывать амазонку? – взволнованно спросила Эрмина, потому что у Лилли Цирмиллер был в Эннсе дамский салон.
– Самую прекрасную из всего, что есть отсюда до Кронштадта. Мы хотим лучшие ткани, тончайшую подкладку, скупиться не будем. Как, Шандор-бачи? Если мы, гусары, что-нибудь делаем, то по-настоящему. От души.
– А что мы будем делать, пока исполняется заказ? – озабоченно спросила Эрмина. – Мы потеряем время.
Габор энергично кивнул.
– Нам необходимо приступить к занятиям завтра же. Вечером, в манеже. Не могли бы дамы раздобыть что-нибудь для Минки к вечеру?
– Знаешь что, Минка, я дам тебе сапоги своей племянницы Евгении, – воскликнула принцесса. – У вас, мне кажется, один размер. А платье для верховой езды найдется в театральной костюмерной, думаю, оно тебе подойдет. Это, правда, не совсем твой цвет, оно кофейное с розовой отделкой…
– Дамское седло уже готово, – Габор посмотрел на меня умоляюще, и голос его слегка дрогнул. – Доверьтесь мне, сударыня. Я буду беречь вас как зеницу ока. Если с вами хоть что-нибудь случится, слово чести – я застрелюсь.
Все громко засмеялись, я же была тронута до глубины души. Этот взгляд. И этот тон… Габор, казалось, был в отчаянии. Мне стало жаль его. Он сидел напротив, напряженно ожидая ответа и не сводя с меня своих прекрасных синих глаз. Сидящий возле него Аттила тоже смотрел на меня с обожанием.
– Ну что? – спросил граф Шандор. – Решение принято?
– Если фройляйн фон Фришенбах полагает, что я смогу, – сказала я как можно осторожней, – я постараюсь сделать все от меня зависящее.
– Я не ошибся в своих предположениях, – пробасил генерал. – У нашей душечки есть перец в крови.
И прежде чем я успела понять, что произошло, он положил руку мне на плечо, притянул к себе и, запрокинув мне голову, поцеловал в губы.
Он, правда, сразу же отпустил меня, но я покраснела и, отвернувшись, прикрылась веером. Тем не менее, я заметила, как замерла Эрмина. У Валери округлились глаза, а у Аттилы поползли вверх брови. Габор же побелел, как мел. Он судорожно схватил свою рюмку, чокнулся со мной со словами «Да здравствует фройляйн Минка!» и, залпом выпив, бросил рюмку об стену.
Аттила тотчас последовал его примеру. И капитан Шиллер, и граф Шандор, и генерал. Звон разбитого стекла потонул в музыке, потому что как раз в этот момент вернулись цыгане, наигрывая свои колдовские напевы, сладкие и дикие одновременно.
Генерал вскочил.
– Эрми-нени, ты позволишь?
– Но только чуть-чуть, – ответила она строго.
Генерал поклонился мне:
– Разрешите пригласить? Мы разучим настоящий чардаш. Это должен уметь каждый наездник. – И он повел меня на паркет. – Итак: положить руки мне на плечи. И хорошенько держаться! – Он положил руки мне на талию. – Теперь два шажка направо. И два шажка налево. Маленькие шажки.
Цыгане заиграли лихую песню «Милая, открой мне дверку», и мы начали танец.
Это было весело. Я чувствовала взгляд Габора на своей спине и старалась двигаться особенно грациозно. Два шажка направо, два шажка налево, это было нетрудно.
– Спина прямая! – воскликнул генерал. – Запомни: будто метлу проглотила. Грудь вперед. И самое главное: не вихляться. Это вам не турецкий танец живота. Поворачиваться всем корпусом. Вот так. Выше голову. Гордый взгляд. С огоньком, но без суеты.
Мы плясали, продвигаясь к зеркальной нише, юбки мои колыхались, мне было жарко и не хватало воздуха, но я впервые танцевала с мужчиной, как взрослая, а то, что Габор с Аттилой пожирали меня взглядами, придавало ситуации особую пикантность.
– Видите, – сказал генерал с нежностью, – я веду, но мы единое целое. Точно так и в верховой езде. Там тоже не важно, где хозяин, а где лошадь. Важно единение, что в танце, что в верховой езде.
Наш танец продолжался, пока не кончилась песня. И тут вдруг принцесса Валери поднялась и подошла к нам.
– Зольтан, а теперь со мной. Я не могу усидеть на месте. Музыка сводит меня с ума.
– С величайшим удовольствием, – воскликнул генерал, – только отведу на место барышню…
Но тут вскочил Габор:
– Папа́, вы позволите? Можно, мы еще поупражняемся?
Генерал великодушно кивнул. Цыгане играли «Я не люблю блондинок».
– Я тоже не люблю, – блаженно воскликнул Габор, – я люблю породистых брюнеток, – и он положил руки мне на талию.
Мир мгновенно изменился.
Во мне все словно запело, и эта музыка, достигая ушей, звучала внутри все громче. Я едва слышала, что играли цыгане. А когда я положила руки на широкие плечи Габора и ощутила силу его рук, этот звон заметно усилился, но отозвался… где-то в животе.
И мы начали танец. Два шажка направо, два шажка налево, а внутри у меня все вибрировало, как будто от головы до кончиков пальцев ног были натянуты толстые звенящие струны, а я сама была музыкальным инструментом – странное ощущение. А когда Габор прижал меня покрепче, то звенело уже не только в желудке, в мозгу, в груди, я вдруг почувствовала, как отделяюсь от пола и начинаю парить над паркетом.
Великий Боже! Что это было? Начинающаяся чахотка?
– Вы танцуете легко, как перышко, – сказал Габор, глядя на меня с восхищением. – Как настоящая венгерка, будто всегда это умели. Je vous aime, та cherie. Je vous aime [9]9
Я вас люблю, дорогая. Я вас люблю ( франц.).
[Закрыть].
И тут пелена спала с моих глаз. Это была не чахотка, это была любовь.
Такое чувство испытываешь, когда любишь!
Какая же это сила! Сродни сценической лихорадке на «Юной спасительнице» – вот хорошее сравнение.
Едва сознавая себя, я позволяла Габору вести меня в танце, мы парили вокруг круглого стола, а потом приблизились к нише, оказавшись рядом с генералом.
– «Huzd га czigany», – крикнул Габор цыганам.
– «Huzd га czigany», – басовито подхватил генерал.
Следующая песня была еще быстрее. Чудесно! Музыка звучала у меня в ушах, я отвечала Габору, будто мы танцевали вместе сто лет. Мы составляли единое целое, как сказал до того генерал, мир вокруг нас растворился, это было так прекрасно, так прекрасно!.. Хотелось кричать от счастья.
И вдруг передо мной вновь оказался генерал. Он глядел на меня своими татарскими глазами:
– Габор, ты танцуешь с принцессой! – И прежде чем я поняла, что произошло, он притянул меня к себе.
И тут же музыка внутри меня умолкла, я уже не парила. Я застыла на паркете, но ненадолго Зольтан фон Бороши прижал меня к своей груди и завертел в вихре танца, быстрее, еще быстрее, пока у меня не закружилась голова и я не потеряла опору под ногами.
Он рассмеялся, поднял меня и положил руки на талию.
– Вот это о-си-ная та-ли-я! Можно влюбиться… Вы только посмотрите! – Он поднимал меня все выше и выше над головой, раскачиваясь в танце и громко отбивая ритм сапогами.
Это все еще чардаш? Наверняка нет, но мне было не до размышлений. Цыгане сомкнули круг, подзадоривая громкими криками и играя так, будто хотели, чтобы вскипела преисподняя. Звуки цимбал вибрировали в ушах, бесчисленные свечи накаляли воздух, и все вокруг меня колыхалось.
Генерал снова поставил меня на пол и положил мои руки себе на плечи. Я вцепилась в него, чтобы не упасть. Он опять засмеялся, крепко ухватил меня за талию и завертелся, как волчок.
Затем пронзительно свистнул и подбросил меня в воздух. От испуга я вскрикнула, но он уже поймал меня.
– Минка! Минка! Красавица Минка! – напевал он басом.
– Прекратить! – раздался голос Эрмины. – Немедленно прекратить! Вы ее уморите! – Моя маленькая гувернантка протиснулась между цыганами и застыла прямо перед нами. Ее круглый подбородок дрожал от возмущения. Габор и Валери тоже перестали танцевать. Еле живая, я повисла на руках генерала, цыгане продолжали играть.
– Меня будут здесь слушать? – закричала Эрмина, побагровев от гнева. – Если она должна учиться верховой езде, то оставьте ее в покое! Либо вы слушаетесь меня, либо завтра же мы уезжаем из Эннса!
Это возымело действие. Генерал с улыбкой поклонился ей и отпустил меня. Эрмина обняла меня и повела обратно к столу. Я без сил опустилась на стул, разгоряченная, с трудом переводя дыхание.
Проклятый корсет. Мне понадобились все мои силы, чтобы не пыхтеть, как кузнечные мехи. Пыхтеть даме не подобает. Лихорадочно раскрыв веер, я дышала ртом, поверхностно и часто, как учила тетушка Юлиана. Воздух! Воздух! Воздух! Я задыхалась. Только бы Габор не заметил. Иначе он может меня разлюбить. Он и так весьма озабоченно смотрел на меня. Но судьба пришла мне на помощь.
Дверь красного салона распахнулась – и появилась Лизи с украшенным цветами сервировочным столиком, на котором красовались три дивных торта на серебряных подносах.
И тут же все взгляды обратились к ней. На Лизи было новое платье, бирюзовое, как ее глаза, с мелкими белыми крапинками, оно было подобрано с боков и такое узкое в талии. Она, должно быть, зашнуровалась до полусмерти, потому что была очень даже в теле.
Платье открывало и шею. А что это так весело переливается на этой мягкой белоснежной шейке? Дивный бриллиантовый крестик. От испуга у меня веер выпал из рук. У Лизи благородный поклонник. И она нам это теперь демонстрирует. Ни фартучка, ни полагающейся белой наколки на прическе не было. Великолепные золотистые волосы высоко подняты и искусно подколоты, сияющей короной обрамляя лицо. Она была так прелестна, что я разинула рот. Без форменного платья она походила на изящную даму. Но ей не полагалось появляться перед нами в таком виде. Она что, сошла с ума? Это давало повод для увольнения.
– Ты чудесно выглядишь, – сказала принцесса Валери своим глубоким голосом. Лизи сделала книксен, улыбка на ее красных губах выражала уверенность в себе.
– А вот и она! Наша фея – пирожница, – пробасил генерал. – Немедленно иди ко мне, прелестное создание. Ну, что ты там принесла для моих дорогих гостей? Чем ты их порадуешь?
– С вашего позволения: торты «эстергази», «захер» и «добош», – Лизи устремила на него сияющий взгляд и сделала глубокий книксен, – а также полоски с кремом, шалуны и фунтики со взбитыми сливками. Все самое свежее и восхитительно вкусное. Сегодня мне все удалось на славу.
– Это видно. – Превосходительство взял ее за подбородок. – Красивые люди пекут красивые вещи. Знаешь что, Лизи…
Больше я ничего не слышала, потому что я сделала страшное открытие: моя подвязка с левого чулка! Я ее потеряла. После того как генерал начал подбрасывать меня, она уже плохо держалась, когда я тайком попыталась нащупать ее под столом – подвязки на ноге не оказалось!
Великий Боже! Может, она валяется на самом виду на паркете? Я незаметно поднялась со стула. Ложная тревога! Ничего не видно. Значит, она все еще где-то на моем теле. Но где?
Я осторожно поводила правым башмаком под множеством юбок по левой ступне. Вот она. Повисла на щиколотке как кольцо. Когда же это случилось? Я не могла покинуть помещение в таком виде. При той длине платьев, как носят в Эннсе, подвязку сразу увидят. Аттила! Граф Шандор. А Габор сочтет меня смешной. Этого нельзя допустить.
Недолго думая, я ее сбросила. Так. Теперь она лежит под столом. Да… но как ее вернуть? Нагнуться я не могла, об этом я как-то не подумала. Это была особенная подвязка, не кожаная с пряжкой, нет – из драгоценной бразильской резинки, украшенной розовыми шелковыми листиками. И я вышила на ней мелким белым бисером свое имя.
Я взглянула на Габора, сидевшего напротив, и перехватила взгляд Аттилы. Он разглядывал Лизи с головы до ног и опять напомнил мне голодного волка. Ага, любит сладенькое.
– Чем обеспокоена наша голубка? – обратился ко мне генерал. – Надо кушать. Кушать! Тогда забудутся все заботы, – и на моей тарелке уже красовался разбухший от начинки шалун. – Вот! – и он протянул мне рюмку шнапса, – выпей! Это прочистит желудок. После чего можно запросто проглотить пять кусков торта.
Это был первый шнапс в моей жизни, он обжигал, как огонь. Но я не почувствовала себя голодной, я просто опьянела. В результате я позабыла о своей подвязке, то и дело кокетничала с Габором, прикрываясь веером, а завершение вечеринки помню весьма смутно. Неожиданно Лизи исчезла… Подали фрукты в хрустальных вазах. А потом, я уже не помню, который был час, вдруг появился Эрнё. Он был в короткой серой ночной рубахе, босой и удивленно глядел на нас своими карими глазами. Его торчащие уши были красными.
– Прошу прощения, не хотел мешать вашему ужину, но Чудо, извиняйте, разбушевался.
– Разбушевался? – повторил генерал с опасным спокойствием. – Почему?
– Не желает спать. Хочет докучать.
Сидевший возле меня хозяин праздника, который только что был доволен собой и миром, наморщил лоб. Черные брови сошлись в одну прямую линию.
– Докучать? – повторил он грозно. – Это как?
– Дак у него сердце, – обаятельно начал Эрнё, – как эмментальский сыр. Все в дырках, и из каждой дырочки выглядывает надоедливый чертенок и ухмыляется. Разодрал постель, испортил прекрасное новое одеяло. По всему ковру разбросаны дорогие лохмотья.
– Разорвал одеяло, – загремел генеральский бас. – Он делает это, только когда его привязывают. Силы небесные! Ты опять привязал бедную обезьянку? А потом дезертировал? Отправился прогуляться вниз к Пуке? Большая пьянка в конюшне?
– Маленькая, – благодушно поправил Эрнё.
– Маленькая что?
– Маленькая выпивка. Я и выпил-то одну маленькую…
– Негодяй! – бушевал генерал. – Ты обязан сидеть при Чуде, когда я ночью отсутствую. Я твердил тебе это сотни раз. А теперь исчезни. И приведи его.
Эрнё сосредоточенно разглядывал свои босые ноги:
– Он сегодня меня не любит, этот паршивец, – мягко сказал парень. – Кусается, коли поймает.
Габор вскочил:
– Если позволите, папа́, я улажу дело.
Генерал милостиво кивнул. Засим последовал короткий жест, и Эрнё был отпущен. Приветливо улыбаясь и низко кланяясь, он удалился. Эрмина успела сунуть ему свою тарелку, полную пирожных. Эрнё блаженно ухмыльнулся, генерал сделал вид, что ничего не замечает, а через несколько минут вернулся Габор с Чудом, который казался совсем не буйным, а заспанным. Габор держал его на руках, как ребенка, подойдя к нам, положил отцу на колени, легонько коснувшись при этом моей левой руки. Для меня это было равносильно удару молнии.
Все внутри снова запело, а вся моя сила, казалось, перетекала к Габору, не оставляя мне ни капли крови.
– Да, моя бедная зверюшка, – растроганно причитал генерал, – опять его унизили, только потому, что он животное, а не человек. Посадили на цепь, золотце мое. Но он храбро оборонялся. Разодрал постельку и прогнал этого Эрнё. Он больше никогда не будет так делать. Нет, нет, нет! Скажи-ка, – обратился он ко мне, – видела ли ты такую сердечную, бравую, хорошо воспитанную обезьянку?
– Никогда, Ваше Превосходительство! – тихо ответила я.
– Что случилось? Ты такая бледная!
– Она устала, – сказала Валери, которая все это время внимательно за мной наблюдала. – Ребенку пора в постель.
В этот момент Чудо обвил своими длинными лапами шею генерала – этот трогательный жест всех умилил. Потом он встал на задние лапы и хитро осмотрелся вокруг.
– Осторожно! – крикнул Габор.
Но было уже поздно. Единственный элегантный прыжок – и Чудо вмиг оказался на крыше из паприк. Урча от удовольствия, он занялся гимнастикой прямо над нашими головами. Посыпался дождь из красных, белых и зеленых стручков перца. Наконец он спрыгнул и, громко лопоча, принялся скакать вдоль стены, сбросил второпях вазу, стоявшую под обнаженной купальщицей, и, вереща от счастья, зарылся головой в кучу мокрых гвоздик.
– Ты что, сдурел? – рассвирепел генерал.
Габор и Аттила тотчас вскочили, и погоня началась. Визжа от переизбытка чувств, Чудо без устали скакал вверх-вниз, будто упругий мяч. Тогда капитан Шиллер преградил ему дорогу, и обезьяна под дикие проклятья скрылась под столом, там, где лежала моя розовая подвязка. Габор и Аттила бросились на колени и спешно поползли вслед за Чудом.
Я ничего не могла видеть, потому что скатерть доставала до самого пола. Но я моментально протрезвела. Цыгане прекратили игру, и внезапно наступила тишина, слышалось лишь сопение. Но что это? Кто-то коснулся… моей правой стопы! Чья-то рука обхватила мою лодыжку, скользнула под юбками выше, коснулась икры и поднялась почти до колена. Я сидела, как парализованная.
Скатерть пришла в движение. Аттила вынырнул из-под стола, пожирая меня взглядом. И этот чужой человек осмелился?.. За ним показался Габор с обезьяной на руках. Может, это Габор?
– Давай его сюда, эту бестию.
Генерал принял своего любимца, но тот снова ускользнул от него, сиганув в зеркальную нишу, он вырвал смычок у первой скрипки. Генерал принялся браниться и угрожать на латыни, все повскакали, и в наступившем хаосе я встретилась с глазами Габора. Он посмотрел на меня – это была всего лишь секунда, полная томления, любви и счастья. И тут же отвернулся.
И что же я обнаружила, когда он побежал к остальным? Из его правого рукава торчал розовый шелковый листок.
Это была моя подвязка!
Вот это удар! Теперь у Габора был мой любовный залог. Конечно же, он думал, что я намеренно уронила ее. Боже мой! За кого он меня принимает?
Я густо покраснела и спрятала лицо за веером.
Так закончился мой первый день – влюбленной красавицы. За ним последовали не менее бурные события.
