Текст книги "Сброшенный корсет"

Автор книги: Сюзан Кубелка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Конечно!

– Ну, молодец! А сейчас представь себе, я совершаю путешествие, совсем как феодалы в старину. Бургомистр откомандировал мне своего лучшего кучера, Польта. Мне дали двухместную французскую пролетку, новенькую, только что из мастерской, и представляешь, ослепительно-синего цвета! И двух великолепных вороных. Как говорит кучер, бегут, словно заведенные. Воображаю, у Фрица глаза на лоб полезут, когда увидит меня, такую элегантную… Ну, а теперь, дитя мое, пора! Ты проводишь меня до ворот попрощаться?

– Я от всей души благодарю вас, вы так много хлопочете обо мне!

– Это мой долг, – сказала Эрмина и поцеловала меня в лоб. Мы поднялись и, взявшись за руки, вышли за ворота. Сердце у меня колотилось от волнения. Я помахала рукой вслед удалявшейся синей коляске, в которой Эрмина – с двумя чемоданами, коробками для платьев и шляп – отправлялась в замок своего брата в Нижней Австрии.

Моей наставницей стала тетушка Юлиана. Она не была навязчивой.

– Видишь, как пошло дело, – сказал она радостно. – Я ее довела… до самой точки, сейчас ее наконец проняло, и она стала действовать.

Затем она отклонила предложение принцессы поселиться в моей комнате.

– Боюсь, что у меня начинается грипп, – извинилась она, – не хочу рисковать. Тогда Минка, не дай Бог, заболеет, не сможет тренироваться и проиграет 18 августа. Да что может случиться? Комнату я на ночь запру, как обычно, а днем буду следить, чтобы ничего не произошло.

Она отправилась вместе со мной в манеж, внимательно наблюдала за моими прыжками, очень хвалила меня, а потом мы вернулись домой.

– Одного не могу понять, – сказала она, когда мы вошли в гостиницу. – Ты совсем не смотрела на Габора. Вы что, поссорились?

– Немного.

– А почему? Вы же так ладили друг с другом… Прости. Если хочешь, не отвечай, а сейчас иди переоденься, душа моя. Увидимся позже.

Моя тетя была права. Я чувствовала себя уязвленной.

До самого последнего момента я надеялась, что Габор подойдет ко мне и скажет, что с удовольствием откажется от своих венгров и отпразднует день рождения со мной.

Но он этого не сказал.

Впрочем, в присутствии генерала ему было бы нелегко это сделать. Однако и в своих письмах он ничего не написал. Как обычно, они меня ждали, спрятанные под пальмой, но о дне рождения – ни слова! Впервые в жизни я испытывала муки любви.

Я узнала, что это такое – оборотная сторона страсти. Когда все хорошо, день и ночь ты пребываешь в эйфории. Но если что-нибудь не так, силы покидают тебя. Как загипнотизированный, смотришь в одну точку, мысленно разговариваешь сам с собой – ужасное состояние, близкое к помешательству.

Но я испытывала и гордость. Не вечно же мне страдать: ведь я состою в родстве с императрицей.

Кроме того, Габор покажет свою необузданность на венгерской пирушке. И на этом все будет кончено. Он получит назад свое кольцо, и я снова свободна! Но для чего мне эта свобода? Для жизни в пансионате? Какое уж тут веселье?

Раздираемая самыми противоречивыми мыслями, я пошла на кухню и попросила стакан лимонада. Выпив его, я заметила догонявшего меня в вестибюле посыльного, паренька по имени Карл. В руках у него была охапка зеленых веток, которые почти скрывали лицо.

– Добрый день, милостивая госпожа, – громко крикнул он и молодецкой походкой двинулся по направлению к особым апартаментам под номером 3.

– Здравствуй, Карл, что это ты тащишь на себе? – спросила я с любопытством.

– Это дубовые ветки: украшение для сегодняшнего вечера. Молодому господину фон Бороши исполняется двадцать лет.

– Знаю… Мы уже поздравили его в манеже. А разве вечер… не в «Золотом быке»?

– Да нет, не там, – ухмыльнулся Карл. – Хозяин отказался – слишком много посуды побили в прошлый раз. Вечер будет здесь – на верхнем этаже, под черной лестницей. А кстати, барышня, вы не слышали последний анекдот про подобную вечеринку?

– Нет! Давай, выкладывай!

– Один граф устраивает для гусарской компании вечеринку в своем замке. На следующий день он жалуется другу: «То, что они опустошили мой погребок, еще ничего. То, что стреляли в зеркала и окна, тоже ничего. Но то, что они свернули шею моей канарейке и вставили ей в клюв записку: „Это сделал кот“ – вот это уже настоящее свинство!»

Посыльный громко захохотал. Мне же шутка показалась отвратительной, однако я ничего не ответила, поскольку в этот момент к нам подошел хозяин отеля.

Дядя Луи как раз только что поднялся из погребка.

– Послушай, Карл, – приказал он, – чтобы не забыть. Ты сегодня работаешь всю ночь. С молодым господином фон Бороши мы договорились, что битой посуды не будет. Никакой поломанной мебели, никаких выстрелов в потолок или из окна. В общем, никаких безобразий, а прежде всего – никаких дам. Кто нарушит уговор, будет немедленно выдворен. Понял, парень? Сегодня ночью ты самая главная персона. Надень ливрею. Чтобы все было по форме! Чисто побрейся! Алоис будет обслуживать в зале, и если заметишь, что кто-то вынул пистолет, сразу же хватай его за руку! Знаешь, как вести себя с благородными господами, которых надо выпроводить?

– Так точно, ваше благородие! – радостно выкрикнул Карл.

– Вежливо, но решительно. Заруби себе на носу!

– Так точно, ваше благородие! Зарубил!

– Хочу, чтобы ты повторил. Так как надо вести себя?!

– Вежливо, но решительно! – прорычал Карл.

– Прекрасно! Каждый забияка будет выдворен тобой или Алоисом, но мягко и решительно! Понял? И еще: мороженое у нас на исходе. Завтра пойдешь к мороженщику за новой партией.

– Так точно, сударь, – лицо Карла снова скрылось за ворохом дубовых веток. – Адье, барышня, – сказал он на прощание и скрылся в коридоре.

Я стояла как громом пораженная, словно очнувшись ото сна.

Все сорвалось. Никаких авантюр, никаких мальчишников. И не удастся мне проникнуть в этот таинственный мир, в котором живут мужчины.

Никогда не думала, что этот мир такой дикий и необузданный. Неужели это все нравилось Габору? По-видимому, да. Получается, что мужчины ведут двойную жизнь. Дамам они показывают себя с лучшей стороны, а дикая необузданность проявляется, когда они общаются между собой. И эта сторона была мне совершенно неизвестна.

Где сейчас Лизи? В это время она обычно находилась на кухне, готовила торт. Там ее не оказалось. Боже мой, что случилось? Эрмина уехала, и сейчас…

Немного поискав Лизи, я обнаружила ее в комнате, где хранились пряности, в маленькой, притягивающей к себе, как магнит, каморке, сверху донизу занятой полками, на которых стояли коробочки, шкатулочки, баночки, фарфоровые флакончики. Здесь так чудесно благоухало ванилью, корицей, гвоздикой, апельсиновой эссенцией, миндальным маслом! Здесь-то в этот момент и находилась Лизи, обвязанная белым фартуком, в чепце на белокурых волосах, и что-то искала в красной коробке. Она стояла спиной к двери и не слышала меня.

– Лизи!

Она вздрогнула и обернулась.

– Как вы меня напугали! – Она приложила палец к губам. – Ну, что вы скажете о моих картах? Они напророчили чудо, и – раз, два, три – гувернантка исчезла!

– Лизи! Все пропало!

– Тсс! Не так громко. Что пропало?

– Вечеринка будет в отеле!

Лизи потупилась.

– Вот что я вам скажу. Здесь, где нас каждая собака знает, мы не можем бегать в переодетом виде.

– Вот именно.

– Дамам вход строго воспрещен. Посыльный Карл всю ночь будет стоять в дверях и следить, чтобы не проник кто-нибудь чужой. Даже если он нас и не узнает, все равно не пустит!

– И поэтому барышня сникла, как бальзамин?

– Что такое бальзамин?

– Бальзамин, или «недотрога», – это такой красивый цветок, из которого делают чудесный бальзам от ран. А про то, что дамам вход запрещен, я давно знаю. Теперь послушайте, сейчас скажу вам что-то новенькое. Поскольку вечеринка без дам, она разрешается только до половины двенадцатого. Потом наши драгуны двинутся дальше, и я знаю, куда именно. Далеко они не уйдут. И если мы с вами наберемся куражу, то двинем прямо туда и собственными глазами увидим, что они вытворяют, эти благородные господа.

– Куда же они двинутся? – подозрительно спросила я.

Лизи поправила свой белый чепчик, который скрывал ее золотистые волосы.

– На Бастайгассе, – произнесла она многозначительно и внимательно посмотрела на меня. – Чтобы пойти туда, нам надо набраться большого мужества. Но вы храбрая барышня и ничего не боитесь.

Я вздохнула и прислонилась к одной из полок.

Бастайгассе! Уже одно это слово вызывало испуг: Габор и его компания посещали Бастайгассе! Я даже представить себе этого не могла.

Весь мир пороков ассоциировался у меня с этим адресом. Бастайгассе: как часто и настоятельно в своих «историях на сон грядущий» предостерегала меня моя пансионная мамаша от этого места.

На этой улице находился дом свиданий, населенный дамами с сомнительными добродетелями. Вместилище пороков. Притон чувственности. Иными словами: на Бастайгассе был бордель.

Что там творилось, с точностью никто не мог бы описать. Я знала только одно: оттуда – прямая дорога в ад. Позорное пятно Эннса. И мой Габор собирался туда!

Лизи прислонилась к оконной раме и замолкла.

– Надо хорошенько подумать, прежде чем решиться, – заключила она, – и это я предоставляю вам.

Я подняла голову:

– Лизи, если мы пойдем туда… это будет смертный грех.

– Ничего подобного, – обезоружила меня Лизи. – Совсем нет. Помните про десять заповедей? Там ничего не сказано про бордель!

– Но там и не написано, что можно ходить в… этот… ну, ты знаешь, что я имею в виду!

– Секундочку, дорогая барышня, Библию надо читать совсем иначе, если ты не дура. Все, что не запрещено, то, стало быть, разрешено!

Наступила тишина.

– Лизи, ведь Бастайгассе – это только для солдат? Или не так?

– Правильно. Если там застукают офицера, то сразу же отдадут под арест.

– Но ведь Габор… Я имею в виду – его друзья, они ведь все офицеры. Ты уверена, что они пойдут туда?

– Уверена!

– Почему ты так уверена?

– Потому что знаю.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что, – медленно проговорила Лизи, – потому что они уже бывали там.

Боже! Мой Габор был в борделе! Нет, этого не может быть! Я, наверное, ослышалась!

– Повтори еще раз!

– Они уже были в борделе! – терпеливо повторила Лизи.

– Когда?

– Надо подумать, барышня… Во всяком случае, им там здорово понравилось. Никто их не застукал… Вспомнила, когда это было: в последнее воскресенье, как раз перед возвращением его папа́ из Вельса, со стипль-чеза. Я имею в виду Его Высокоблагородие генерала Зольтана, барона Бороши.

Я даже прикусила губы.

– Вы тогда еще в первый раз, днем, пришли ко мне в комнату.

Все правильно. Это был первый день после моих месячных, когда русский князь потащил Габора в казино, где собиралась мужская компания вместе с бравыми мадьярами.

И тут я отчетливо вспомнила, какой вид был у Габора на следующий день, в понедельник, когда мы тренировались в манеже. Он выглядел так, будто только что возвратился с поля битвы – весь помятый и истрепанный, голос хриплый, словно всю ночь он командовал полком. Его красивые глаза были красными и опухшими.

Но самым примечательным было длинное красное пятно на шее, под левым ухом, над форменным воротничком.

Я старалась не показывать своего любопытства. Но с первого взгляда было ясно, что это синяк от укуса. Я очень испугалась – синяк от укуса? С каких это пор люди стали кусаться? Да еще офицеры на мужской вечеринке? В казино?

– Вы думаете, я вас обманываю? – мягко спросила Лизи.

– Нет. Ты, наверное, права.

– Не надо так строго судить, барышня, – успокоила меня Лизи, – это ведь благородные господа, хорошо воспитанные, они вращаются в высших кругах, где обычно страшно скучно. Вот они и хотят немного позабавиться. Ничего, мир от этого не рухнет!

Вот как! Но мой мир рухнет точно! Днем он целует меня в Сен-Флориане, а после этого бегает в бордель и дает себя кусать какой-то падшей женщине с сомнительными добродетелями. И сегодня он снова собирается идти туда!

Я должна помешать этому!

– Лизи, – решительно сказала я, – мы идем!

– Вы серьезно?

– Совершенно серьезно.

– А почему вдруг?

– Если господину Бороши можно в бордель, то и нам можно!

– Браво! Я прямо сгораю от любопытства посмотреть, что же там будет вытворять наш славный Габор с этой бандой дикарей!

– Я тоже.

– Сегодня ночью многое узнаем! Экскурсия в другой мир! И какой хороший случай подвернулся, когда наш ангелочек, наша гувернанточка укатила прочь! Другого такого шанца, может быть, и не подвернется!

– Чего-чего?

– Шанца.

– Шанса, Лизи, шанса!

– Хорошо, шанса!

– Только… – я чуть помедлила с вопросом, – как же мы проникнем в бор… в этот бордель?

– Я знаю хозяйку, – радостно ответила Лизи, – она очень славная полька. Уже двадцать лет живет здесь, по-немецки говорит без всякого акцента.

– И ты уверена, что нас никто не узнает, когда мы пойдем по улице?

– Да нет, никто не узнает! Тут нам опять крупно повезло: сегодня костюмированный бал в гостинице «Пивной источник». Мы оттуда и двинемся, от трактира, быстрехонько свернем два раза направо и вынырнем на темной улочке Бастайгассе. Если кто-нибудь и увидит нас, то, раз мы в масках, подумает, что мы идем на маскарад.

– Твоими бы устами да мед пить.

– Так и будет. А теперь я побегу к своим тортам. Я уж и так сильно задержалась.

– Ты мне еще не сказала, какая на тебе будет маска.

– Не скажу пока. Пусть будет сюрприз. И клянусь жизнью, ни за что меня не узнаете. Ну, фройляйн Минка, я побежала! Нас не должны видеть вместе. Подождите несколько минут и потом идите. За ужином не подавайте виду. Нормально кушайте, чтобы дядя и тетушка ничего не заподозрили. Ровно в половине одиннадцатого встречаемся в моей комнате, нам ведь надо прийти в веселый дом пораньше. Найдем укромное местечко, спрячемся до прихода молодцов. Что там будет!

За ужином я была в таком возбуждении, что у меня начались колики. Я не могла проглотить ни кусочка, однако никто этого не заметил: я была в полном одиночестве. Тетушка Юлиана, правда, на короткое время подсела ко мне, но лишь для того, чтобы сообщить: надвигается летний грипп. Дядя Луи, как всегда, был страшно занят. Во всяком случае, в девять часов вечера я уже сидела одна в своей комнате.

Йозефа проводила меня, и на лестнице я заметила, что вечеринка уже началась.

Слышались причудливая цыганская музыка, позвякивание тарелок, мужские голоса, шум, смех, но ни грохота разбитой посуды, ни единого выстрела не было. Посыльный Карл, одетый в элегантную темную ливрею портье, стоял со свирепым взором в дверях апартаментов, скрестив руки и желая всем доброй ночи.

Затем все пошло так, как было задумано. Около половины одиннадцатого, закутавшись в розовое «домино» и заколов волосы, я прошмыгнула к комнате Лизи, четырежды постучала в дверь и в нетерпеливом ожидании отступила от нее.

Несколько секунд царила полная тишина, потом дверь бесшумно открылась. Я на цыпочках вошла в комнату и быстро повернула ключ. Что меня ожидало здесь? Я могла представить себе все что угодно, но того, что увидела, ну никак не ожидала. В комнате был полумрак. Горели лишь керосиновая лампа и пять свечей на туалетном столике. Окно было заперто и плотно зашторено зелеными портьерами. Передо мной стояла черноволосая незнакомка, явная испанка, узко затянутая в талии, в ослепительно-красном платье с оборками, большим кринолином и черной оторочкой.

Ее голову и плечи покрывала роскошная черная кружевная мантилья. Дама казалась стройнее Лизи и значительно выше ростом. Лица за вуалью не было видно. На шее сверкал бриллиантовый крестик, в руке она держала красный веер от Макарта. Передо мной стояла великолепная, изысканная дама. Неужели это Лизи?

Какое-то мгновение я, онемев, рассматривала ее. Затем услышала хорошо знакомое мне хихиканье. Незнакомка откинула вуаль, и я увидела совершенно незнакомое лицо.

– Ну, что я вам говорила? Не узнаете меня? – Это был веселый голос Лизи. – Могу околдовать любого, не хуже актрисы из Хофбургского театра в Вене, – она, улыбаясь, повернулась ко мне, сделав танцевальное па.

– Но, Лизи, как тебе удалось вдруг стать выше ростом?

Незнакомка приподняла полу своего красного платья, и я увидела пару черных зашнурованных сапожек.

– Это особые сапожки, их специально шьют для оперных певиц небольшого роста. У них двойная подошва, и на сцене они позволяют выглядеть намного выше. Я заказала себе тройную подошву. Посмотрите! И при этом сапожки легкие, как перышки. Могу в них даже танцевать!

– Танцевать? Это выглядит, как будто… как будто ты стоишь на платформе.

– Все равно можно танцевать! А волосы? Я их высоко зачесала, а поверх надела парик из длинных черных волос. Мантилья держится на высоком гребне. Если надеть высокий парик с высоким гребнем, выглядишь еще выше. А сапоги делают меня длиннее снизу. Я на целую голову выше, чем ваша маленькая Лизи, которую все знают. А сейчас я даже выше вас.

– Ты гений!

– Стараюсь, – скромно заметила Лизи. – Я и средь бела дня могу пройти по Главной площади Эннса, все будут смотреть мне вслед, и никто не узнает, кто я на самом деле. Даже почтенная фрау Танцер не узнала бы меня в таком виде. Я ради шутки уже пробовала. – Она раскрыла свой роскошный веер, подбоченилась, упершись левой рукой о талию, и зашагала взад и вперед по комнате, двигаясь совершенно по-новому. Такой я никогда ее не видела: она действительно производила полное впечатление испанки. Такого фантастического превращения я еще никогда в своей жизни не наблюдала.

Лизи засмеялась:

– Неплохо, а?

– Господи, где ты научилась всему этому?

– Когда жизнь такая короткая, всему быстро учишься, если, конечно, есть голова на плечах.

– А кто помог тебе так зашнуроваться?

– Никто. Сама умею.

– Но как тебе удалось?

– Это мой секрет. Я пошила корсет, который зашнуровывается спереди. Это моя выдумка, и я очень горжусь ею!

– Ты и шить умеешь?

– Должна уметь, фройляйн Минка. У меня ведь нету денег на дорогих портних.

– А как тебе удалось изменить лицо?

Лизи улыбнулась, польщенная моим вопросом.

– У меня есть театральный грим, как у настоящей комедиантки. Добавила немножечко теней слева и справа от носа, увеличила рот красной помадой, зачернила светлые брови и наклеила мушку пластырем на щеку. Черные волосы с парика распустила по ушам – лицо сделалось длиннее, видите? И цвет лица другой – как у настоящей испанской доньи. Оле! – Она подняла руки над головой, щелкнув пальцами, как делают танцовщицы фламенко. – А сейчас, – сказала она, снимая черные кружевные перчатки, – подойдите ко мне. Я тут все приготовила для вас. Видите, на кровати – это ваш костюм. Сейчас мы из прелестной барышни сделаем бравого солдата, ефрейтора-сердцееда. Все дамы с Бастайгассе будут у ваших ног. Какую конкуренцию составит барышня господам на вечеринке! Ох, что будет! Я прямо сгораю от нетерпения. Вот уж повеселимся всласть.

Она ловко помогла мне переодеться. Впервые в жизни я радовалась своим неразвитым формам. У меня и без корсета была прямая стройная фигура. Первая же униформа, взятая тайком в театральной костюмерной, которую я примерила, прекрасно подошла мне, только сапоги оказались великоваты, но Лизи набила их носками, так что я спокойно могла в них ходить. Это была форменная одежда уланов – с широкими плечами, что меня совершенно не смущало. Мои волосы, правда, были слишком густыми, и, когда я заколола и подняла их наверх, как приказала Лизи, голова моя под светлым париком выглядела чересчур большой. Лизи восторженно оглядела меня со всех сторон.

– Да-а-а, – протянула она, – ну что же, вот у нас и получился маленький ефрейтор с огромной головой. Ну ничего. Нахлобучим побольше шапку и наклеим усы поменьше. Сейчас уже лучше. Вот так! С таким молодцем можно и на людях показаться!

Я сидела перед зеркалом у туалетного столика Лизи и внимательно рассматривала себя при свете свечи. В таком мундире, с париком и светлыми усами я действительно была похожа на молодого человека. Даже чересчур молодого – можно сказать, на желторотого юнца. Пройдет ли этот номер?

Лизи неодобрительно покачала головой:

– Сосунок какой-то получился, надо что-то придумать. Сейчас все подправим.

Она взяла грифель, подрисовала мне темные круги под глазами, аккуратно растушевала их большим пальцем так, что остались только темные тени. Что-то похожее она нанесла и на щеки. И вправду, я сразу же повзрослела.

– Лучше не бывает! – воскликнула Лизи, критически оглядев меня, – можно было еще подрисовать шрам на подбородке или на лбу, но уж больно не подходит к вашему типу лица. Вы – славный паренек, душка, маленький амурчик при гордой испанке. Интересная из нас парочка получилась.

Затем Лизи задула свечи и, перед тем как загасить керосиновую лампу, вдруг схватила мою руку и поцеловала ее.

– До самого последнего момента я боялась, барышня, что вы откажетесь, не пойдете со мной нынче ночью. Боялась, что кураж пройдет. Но вы молодец, у вас прямо мужская храбрость. Вы далеко пойдете. Мне и карты из Марселя сказали то же самое. – Она слегка коснулась моей щеки своим красным веером. – Вперед, прекрасный кавалер! Идемте, мой сеньор!

Мы бесшумно спустились по мрачной черной лестнице и, незаметно проскользнув через двор мимо конюшен, покинули гостиницу с черного хода. Все это время я чуть дышала, но не от страха, а от мучивших меня угрызений совести. «Теперь нет мне спасения», – думала я. Никогда больше Эрмина не оставит меня одну и никогда уже не отлучится, чтобы не подпортить моего будущего. А я вот тайно пробираюсь в бордель вместе с кухаркой, вслед за своим женихом!

– Да хранит нас святая Мадонна, – прошептала Лизи, когда мы оказались на улице, и осенила крестом меня и себя.

Затем я приняла позу, как учила меня Лизи перед зеркалом: с высоко поднятой головой, распрямив плечи, выпятив грудь вперед и втянув живот. Господи, как же хорошо было потянуться, не будучи затянутой в корсет!

Сделав небольшой поклон, я протянула Лизи свою руку. Она ответила мне книксеном.

Мы улыбнулись друг другу, подбадривая себя перед приключением, и шагнули в теплую тревожную ночь.