Текст книги "Сброшенный корсет"

Автор книги: Сюзан Кубелка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Я раскрыла веер и собралась с духом. Вперед! Будь решительна, как мужчина!

Я выдержу испытание!

И вдруг меня осенило, как это сделать.

ГЛАВА 21

На следующий день, около шести часов вечера, я тайком пробралась на кухню. Я не спала всю ночь, выглядела бледной, беспрерывно зевала: бал закончился только в девять часов утра. И кто был в центре всеобщего внимания? Моя персона.

Во второй раз я оказалась героиней Эннса. Меня чествовали, поздравляли и осыпали аплодисментами. Все офицеры вились вокруг меня. Я танцевала чардаш с Габором и генералом, но не только с ними. Моими партнерами были также Тибор, Геза, пять раз я танцевала с Аттилой и даже с графом Шандором.

Тетушка Юлиана, между тем, носилась по отелю и рассказывала всем, кто только мог ее услышать: «Моя племянница, будущая баронесса Бороши…»

Лишь в половине десятого я смогла пойти спать, но в двенадцать снова встала – в час начался торжественный банкет с участием городской знати, на котором присутствовал генерал, но уже без Габора. Меня представили владельцам замка Эннсэг и хозяину поместий в Рагузе, удвоившему свое состояние благодаря моей победе.

В половине пятого мы встали из-за стола, на котором сменилось двенадцать блюд, и сейчас я могла со спокойной совестью совершить свой послеобеденный сон, как, впрочем, поступили и тетя с Эрминой. На мое счастье, Лизи была на кухне, где глазировала своими ловкими руками три пуншевых торта.

После нашего похода на Бастайгассе мы с ней еще наедине не виделись.

А между тем произошли весьма примечательные события.

Я дважды поднималась вверх к ее двери, четырежды стучала – наш потайной знак, – но она мне не открыла.

А теперь, когда я оказалась с ней лицом к лицу, она не выказала никакой радости. Сделала лишь короткий кивок и продолжала глазировать свои торты, словно меня здесь не было.

Все было готово к приему: торты на высоких подставках, пироги и кулебяки, пирожные с кремом и флорентийские рулеты, миндальные колечки и «пьяные капуцины», черные парижские бисквиты, разноцветное печенье, компоты и засахаренные фрукты. Хотя я была сыта по горло, я с наслаждением вдыхала ароматы лимона, пунша и рома, которые исходили от Лизи, а вернее, от ее миски с розовой глазурью.

Лизи, в накрахмаленном белом фартуке, с убранными под чепчик волосами, стояла у длинного стола.

Она также выглядела уставшей и бледной, но по другой причине. Всю неделю у нее не было ни одного свободного часа. Как и остальной персонал гостиницы, она была почти постоянно занята, и я не хотела ей мешать. Но сейчас мне надо было с ней поговорить.

– Лизи, – начала я, помедлив, – у тебя есть для меня минута времени?

– Если это необходимо, – ответила она, не глядя на меня.

– Это ненадолго, – я быстро подошла к ней вплотную. – Ты должна мне помочь, я прошу тебя об этом. Генерал хочет на мне жениться, а Габор намерен увезти меня отсюда, но я до сих не знаю, что такое супружеский долг.

– Пардон?! – произнесла Лизи тоном, словно я оскорбила ее.

– Супружеский долг! Лизи, пожалуйста, скажи. Не строй из себя дурочку. А я тебе кое-что скажу, прямо сейчас. Я не уйду, пока ты мне не скажешь, даже если до смерти тебе надоем своим вопросом.

– Почему не спросите у гувернантки?

– Я уже спрашивала. Она не знает.

– А тетушка?

– Как только я начинаю спрашивать об этом, она сразу же меняет тему.

Лизи старательно намазывала розовую глазурь на свежее тесто, и когда второй торт был готов, коротким кивком показала в сторону открытого окна.

– Вот вам, пожалуйста. Жених и невеста. Видите тех двоих? Вот вам и супружеский долг.

Я наклонилась к подоконнику, но увидела только двух голубей.

– Смотрите внимательно, – сказала Лизи, – сейчас что-то будет.

Голубь распустил свои блестящие сизые крылья, нахохлился и раздулся до огромных размеров. С громким воркованием он кругами обхаживал белую голубку, жеманными движениями направлявшуюся в сторону городской площади. Он кокетливо поднял голову, потом опустил, повернулся вокруг своей оси. Движения его стали быстрыми. Вдруг он вскочил на спину голубки, и она замерла. В возбуждении он несколько раз взмахнул крыльями и соскочил с нее. Это продолжалось пару секунд, не больше. Голубка отряхнулась, провела клювом по своей спине. Затем оба склонились друг перед другом и разлетелись по разным сторонам, как будто между ними ничего не было.

– Все, как у людей, – прокомментировала Лизи, – только не на улице, а в супружеской постели.

Я уставилась на розовый торт. Неужели то, что я видела, и есть «это самое»? Никогда бы не могла поверить… И вдруг я представила себе Зольтана фон Бороши в его красной униформе, который кружил надо мной, как ястреб, расставив руки, как крылья, и, громко воркуя, склонился надо мной, потом повернул набок голову, прищурив глаз, и начал пожирать меня влюбленными глазами, потом сделал мощный прыжок в постель ко мне на спину – на этом мое воображение иссякло.

– У вас еще есть вопросы? – спросила Лизи, помешивая глазурь.

– Я пока ничего не поняла.

– Не поняли?

– Нет.

Лизи перестала помешивать:

– Хорошо. Сейчас все объясню. Но вы должны пообещать мне, что после всего, что я вам скажу, не рассердитесь.

– Обещаю.

– Помните, где у нас «райские кущи» – я вам когда-то говорила? А там, внизу, находится запечатанная дверца, ведущая к нам в тело…

– Которая заперта? А когда зарождается ребенок?

– Все правильно. У девственницы она прочно закупорена и закрыта тонкой кожицей, а во время брачной ночи мужчина делает толчок и разрывает эту кожицу…

– Это и есть супружеский долг? – в ужасе спросила я.

– Так точно.

– А чем он разрывает кожицу? Ножом?

Лизи покачала головой:

– Вы видели когда-нибудь, как маленький мальчик делает пи-пи?

– Конечно видела. Совершенно случайно, без ведома Эрмины. Это делал мой братец.

– Вы заметили, в чем различие между девочками и мальчиками?

Я кивнула:

– Конечно заметила.

– А когда мальчик вырастает, эта штучка у него становится большой. А в брачную ночь – длинной, как огурец, и такой же твердой…

Что?! Этого не может быть! И этим… мужчины протыкают тело женщины? Лизи определенно сошла с ума!

– Пожалуйста, не смотрите на меня, как теленок, которого вот-вот должны заколоть. Я знаю только одну женщину, которая не выдержала этого и умерла. Риск всегда есть. Вот, к примеру, принцесса Гизела ночью прибежала обратно к своим родителям, а графиня Мари-Пьер выскочила из брачной постели, бросилась бежать в парк по глубокому снегу, спряталась в оранжерее и чуть было не окоченела от холода. На следующий день ее нашел садовник. Совсем, бедняжка, замерзла, наревелась… Когда исполняют супружеский долг впервые, бывает очень больно…

Лизи снова отвернулась к столу, взяла миску с глазурью и, одним махом опрокинув ее на последний торт, подхватила льющуюся с боков глазурь лопаточкой и быстрым движением размазала по стенкам торта. Все! Творение Лизи было готово и блестело, как лакированное.

– Лизи, поклянись, что сказала всю правду!

– Клянусь своей жизнью.

Вот в чем, оказывается, состояло «это самое»! Открытие поразило меня, как гром. Немудрено, что эту тайну так тщательно от меня скрывали. Эрмина была права. «Зверство» – вот самое точное слово! Бедные женщины! Как они только выдерживают? И Валери, и леди Маргита, и наша императрица – все, у кого есть дети. А моя мать терпела это с тремя различными мужчинами! Да еще и выглядела хорошо. А Валери вообще всегда этим бравировала.

Может быть, к этому можно привыкнуть? Ведь к укусам комаров тоже привыкают.

– Неужели это бывает величиной с огурец? – спросила я, слыша собственный голос.

– С небольшой огурец.

– Как корнишон? – с надеждой переспросила я.

– Да побольше, – строго сказала Лизи. – У каждого мужчины по-разному. Но достаточно большой, чтобы напугаться.

– Лизи, откуда тебе все известно?

– Моя мать мне рассказала.

– Твоя мать? – я была ошеломлена. – О таких вещах в ваших краях говорят с матерью?

– Да.

– И не сгорают от стыда?

– Нет.

– Но послушай, Лизи, зачем она тебе… почему…

– Потому что, – твердо сказала Лизи, – у нас в Польше люди не такие дураки, как здесь.

– Ах вот как!

– Она просто хотела мне помочь справиться с этим страхом, а он бывает у всех женщин. Ее саму привели к брачной постели, как невинного агнца на заклание. Она ничего не знала и не понимала. Ее чуть удар не хватил – так она испугалась…

– А эта кожица потом снова зарастает? – спросила я немного погодя.

– Нет. Остается открытой. Во второй раз уже бывает не так больно, в третий – еще меньше, в четвертый – еще легче, но приятно не бывает никогда.

Я размышляла.

– А не скажешь ли, для чего, собственно говоря, мужчины делают все это? Кто их заставляет?

Лизи засмеялась.

– Ну, пожалуйста, Лизи. Я не понимаю.

– Они делают это, потому что им это совсем не больно. Потому они и называют это «райскими кущами», потому что им там страшно приятно. Женатые мужчины постоянно хотят этого…

– Постоянно? – в ужасе спросила я.

– Ночью – в постели, днем – на кушетке, в лесу – под деревом, в парке – в кустах, в конюшне – на соломе, в сарае – в стогу сена. Покоя нет нигде… пока женщина не попадет в положение… Генерал говорил, что хочет детей?

– Да, говорил.

– Не думаю, что вам понравится замужем.

– Да-да, ты права, я и сама побаиваюсь его.

– Кого? Генерала? – Лизи захихикала. – Нечего его бояться. Он кроткий, как голубь, если уметь с ним обращаться.

Лизи вдруг заговорила совсем другим, прямо-таки кокетливым тоном.

– Правильно обращаться? – я была озадачена ее словами.

– Да, правильно себя вести с ним.

– А ты знаешь, как?

– Когда спишь – знаешь. Если барышня решится выйти замуж за генерала, тут надо крепко подумать. Скажу честно, Зольтан фон Бороши – мужчина неверный.

Лизи отодвинула торты сушиться к стене, вынула дощечку, на которой лежала пластина из марципана, нарезала маленькие ровные кусочки и вылепила из них шарики. Я сосредоточенно наблюдала за ее движениями.

– Вы понимаете, что я имею в виду? – спросила она, взглянув мне прямо в лицо.

– Ты его любовница?

– Да, – не стесняясь, ответила Лизи. – Я знаю, что нравлюсь ему, он любит на меня смотреть.

– А что он хочет от тебя?

Лизи пожала плечами.

– Глупый вопрос. Конечно, он хочет этого самого.

– Лизи… а у тебя с ним это уже было? Да? И как это бывает?

– Громко сопит, крепко прижимает. У меня от него всегда синяки, но быстро проходят. Все это недолго продолжается: раз-два и кончено. А я ему страсти разыгрываю, говорю: еще, еще, больше, больше! Ничего, в жизни и пострашнее вещи бывают. Ко всему привыкаешь!

– И что же, у тебя будет ребенок?

– Пока Бог милует. Нет, не будет никого.

– А почему?

– Потому что мне везет. А еще у меня есть маленькая губка с медом. Я ее всегда засовываю туда перед свиданием. Но все равно риск есть. Хотя до сих пор Господь хранил.

Покончив с марципановыми шариками, Лизи обмакнула в роме изюминки, достала банку с вишней в сахаре и миску с тертым миндалем.

– Сейчас сделаю украшение для пуншевого торта. Генерал заказал, а для него я готова помучиться.

– Но, Лизи, ты же не замужем… Зачем… ты это делаешь? Ты влюблена в него?

– Маленько есть. Да, есть. А еще…

– Что еще?

Лизи вздохнула, отложив в сторону маленький острый ножик, которым она только что разрезала вишни на половинки.

– Хорошо, когда есть сильная рука, которая тебя защитит, и у знатного господина можно многому научиться – я имею в виду манеры людей из высшего общества. А генерал любит говорить в постели, он такой забавный, я с ним до смерти веселюсь. Я теперь знаю все интимные штучки.

– Вы разговариваете в постели? Как это? Ты называешь его «Ваше Превосходительство»?

Лизи громко рассмеялась:

– Нет уж. Говорю совсем другие слова: «Мой красный гусар, иди ко мне. Ты, мой дикий жеребец из Пусты! Ты, мой страстный гунн! А ну, покажи маленькой Лизи, на что ты способен!»

– И он тебе позволяет?

– Еще как! Он вечно в высшем обществе, надо все время соблюдать этикет. Он хоть и магнат по всем меркам, но для меня все равно маленький озорник. Поет и смеется, а иногда, когда выпьет, пристает и грубит. Но я всегда слежу, чтобы он не выпил лишнего. Когда начинает болтать по-латыни, значит, все хорошо. Тогда выполняет все мои желания и воркует, и ластится, как влюбленный голубок, а если я скажу что-нибудь неприличное, сделаю маленькое свинство, у него сразу повышается настроение, и через пару дней он приходит ко мне с хорошим подарочком. А то вдруг нахожу у себя в кармане шкатулочку, обитую красным шелком, а в ней золотое украшение. Ни о чем просить не надо – сам до всего додумается.

– А тот бриллиантовый крестик – это от него?

– Да. А на прошлой неделе он подарил еще и браслет. Я вам так скажу, милая барышня, есть ваш мир и есть наш мир. Я бы на свои заработки ни за что бы не смогла купить тот красный веер или гарнитур для волос – все из чистого серебра, или настоящие украшения. Если водишь знакомство с благородными господами и знаешь все их привычки и подлаживаешься под них, то кое-что и тебе перепадет, даже если ты из другого мира.

Я все поняла. В качестве любовницы можно не погрязнуть в нищете – более того, можно даже обогатиться.

– Ты, наверное, думала, что он женится на тебе?

– Да. У меня были большие планы. Но он мне сказал, что не может взять меня в жены, потому что я низкого происхождения.

– Но ведь я тоже, Лизи, не из высшего общества!

– Но вы почти ихняя. Вы образованная, у вас есть гувернантка. А я должна работать, чтобы не умереть с голоду. Мой отец ведь не дворянин, как ваш. Мой папаша прислуживает у одного польского графа вторым официантом. А я-то думала, выучусь верховой езде, французскому, стану образованной девушкой, но теперь знаю, ничего мне это не даст. Генерал мне сказал, что не сможет удачно женить своих сыновей, если их мачехой будет всего-навсего маленькая кухарка. Но и расставаться со мной он тоже не хочет, фройляйн Минка. Хочет, чтобы я вместе с вами после свадьбы переехала в его венгерский замок. И потому подарил мне этот браслет.

– Что?! Значит, он хочет иметь при себе нас обеих! Тебя и меня?

Лизи кивнула. Это было уже слишком! С другой стороны, что ему оставалось? Идеальной женщины, даже с осиной талией, не бывает. Поэтому нужны две: одну он будет грубо мять и тискать, а другую – осторожно обвивать руками за талию. Как это раньше не приходило мне в голову.

– Что же ты собираешься делать, Лизи? Ты поедешь с ним?

– Не знаю, но соблазн есть.

– И ты не боишься угодить в ад?

– Нет, не боюсь. В Библии сказано, что от покаявшихся грешников исходит больше радости, чем от сотни праведников. Так лучше уж я согрешу сейчас, а позже покаюсь и этим порадую Спасителя. Вот так мы и сочтемся – Отец Небесный и я.

– А если ты умрешь до покаяния?

– Он этого не допустит.

Вдруг дверь отворилась.

– Ах, вот где ты… – в страшном волнении закричала тетушка. – Мы повсюду тебя искали. Эрмина, иди сюда! Она здесь. Что ты вообще здесь делаешь?

– Барышня захотела попробовать свежий марципан. Я ей дала маленький кусочек.

– Хорошо, Лизи. Ты уже закончила с тортами?

– Должны еще немного подсохнуть.

Тетушка проверила произведение Лизи.

– Отлично получилось, молодец. Знаешь, что? У тебя всю неделю не было свободной минутки. Иди-ка к себе в комнату и отдохни. Если ты нам понадобишься, мы позовем.

Лизи сделала книксен, сняла свой белый фартук и вышла. Тетушка подошла ко мне.

– Минка. Есть кое-какие изменения. Прибыл епископ Вестпремский, он останется здесь до понедельника. Генерал спросил у него, не сможет ли он обвенчать вас в воскресенье. Тот сразу же согласился и был страшно рад этому, поздравил его, спросил, кто невеста, и генерал так хорошо говорил о тебе, какая ты милая и образованная и как фантастически ты музицируешь. Теперь ты понимаешь, что это все значит?

– Нет, пожалуйста, скажи мне!

– Это означает, что ты не должна его огорчать!

Я искала взглядом помощи у Эрмины. Но та опустила глаза.

– Это означает, что… я должна выйти за него замуж? В воскресенье? Но я боюсь!

– Чего ты боишься?

– Боюсь супружеского долга, – выпалила я.

Со зловещим видом тетушка обратилась к Эрмине:

– Откуда она знает такие слова?

– От меня, – коротко отрезала Эрмина.

– Пресвятая Мария! Сейчас меня хватит удар. Если бы перед свадьбой девушкам говорили всю правду, ни одна из них никогда бы не вышла замуж.

– Я не собиралась просвещать Минку, я просто предупредила ее, что в каждом браке есть моменты, которые претят любой порядочной женщине.

– Это ты могла бы приберечь для себя. А сейчас что случилось, то случилось.

Она взяла марципановый шарик и положила его в рот.

– Минка, а теперь слушай меня внимательно. Такие дела не скоро делаются. У тебя еще есть время. Не ломай голову. Умная женщина всегда найдет выход из положения. Знаешь, что я тебе посоветую? Надо потянуть время, насколько возможно. А потом постараться, чтобы все прошло как можно скорее. И ты будешь ценить, когда тебя оставят в покое. Это совет замужней женщины. Но, собственно говоря, зачем мы тебя искали? Генерал пригласил нас к себе в номер, прямо сейчас. Ты должна примерить диадему, а Валери пришлет к нам Стани. Она знает, как пришпилить ее к волосам, Цилли и Штефи не умеют. Мы устроим репетицию перед воскресеньем и выпьем шампанского.

– А кто еще придет?

– К генералу? Только мы и Стани. Кто же еще должен прийти?

– Она хочет знать, придет ли Габор, – буркнула Эрмина.

Тетушка глубоко вздохнула:

– Габор не придет. Генерал отослал его в Венгрию, чтобы тот привез леди Фогоши. У нее закончился отдых.

– Он уехал, просто уехал и не… – Для меня было непостижимо, как Габор мог уехать, не простившись. Не оставив записки, не объяснившись со мной. Значит, никаких похищений? Что же… теперь и я ничего уже не хотела.

– Габор хороший сын, – мягко пояснила Эрмина, – он никогда не пойдет против воли своего отца.

Мой взгляд упал на левую руку. Кольцо! Что мне с ним делать? Вернуть ему? Никогда. Я оставлю его себе на память.

– Дети мои, – нетерпеливо сказала тетушка, – нас ждут. Минка, Его Превосходительство выписал из Будапешта твой любимый шоколад и фрукты, и печенье, и конфеты. Его апартаменты выглядят, как кондитерская. А еще он заказал для тебя нечто необыкновенное – орхидеи! Чтобы они стояли в твоей комнате и все время напоминали тебе о нем. Их доставили сегодня утром. Я видела. Это что-то невероятное, ты себе не представляешь.

– У меня нет свадебного платья.

– Я заказала для тебя платье цвета увядшей розы с кремовыми кружевами. Цвет – просто прелесть. К нему так подходят красные рубины, смотрится великолепно. Все-таки у меня есть пророческий дар. Разве не я говорила с самого начала, что диадема лучше всего подходит темноволосой невесте? Минка, сейчас же надень платье, я пришлю к тебе Цилли, чтобы затянула тебя в корсет, и мы встретимся наверху. Мне еще надо достать где-то плевательницу для персидского министра, который живет в княжеских апартаментах.

– А в чем надо поклясться, когда выходишь замуж? – спросила я Эрмину, когда мы остались наедине.

– Ты клянешься, что будешь слушаться его. Он клянется, что будет тебе верен, и оба клянутся, что будут любить друг друга – в счастье и в горе, в болезни и здравии и т. д.

Ага! Генерал готов клясться в верности в воскресенье, перед алтарем, в присутствии епископа и всего города, а в то же время дарит Лизи браслет, чтобы она последовала за ним в Венгрию в его замок, где он будет заниматься с ней «этим» на верхнем этаже. Вот они мужчины, какими я их по-настоящему увидела на Бастайгассе 7 августа.

– Нам обязательно надо к нему?

– Избежать этого не удастся, дорогая!

– Хорошо. Я пойду, но замуж за него я не выйду.

– А что же ты собираешься делать?

– Я хочу в Вену, в Йозефштадт, в пансион.

– Генерал вряд ли одобрит такое решение.

– Но вы ведь так хорошо его знаете. Вы не можете переубедить его?

Эрмина надолго задумалась.

– Ты твердо решила? Ты не хочешь выходить замуж?

– Абсолютно твердо. И я пойду наверх в том, в чем я есть – в домашнем платье. Я больше никогда не надену корсет.

– Прекрасно, дорогая… вообще никогда?

– Нет. Но ведь вы только рады этому, не правда ли?

Эрмина неожиданно обняла меня:

– Да. Но относительно свадьбы… Как мы выйдем из этой ситуации без большого скандала – для меня загадка.

– Тогда я что-нибудь придумаю, – твердо заявила я.

Ночью я снова пробралась к Лизи, постучала в дверь, и она тотчас мне открыла. Она была в ночной сорочке, но сразу же включилась в разговор, вникая во все детали.

– Лизи, я приняла решение. Я уже больше не хочу, чтобы меня похищали. И замуж тоже не хочу, но мне нужен благовидный предлог, чтобы отказать генералу. Моя тетушка ни о чем не должна знать. Гувернантке ничего путного не приходит в голову. Нужно какое-то надежное, быстродействующее средство, и результат должен быть уже завтра! И чтобы не обидеть генерала!

– Да, – сказала Лизи после долгой паузы, – есть только одно средство.

– Какое, Лизи? Говори скорее!

– Причиной для отказа может быть только заразная болезнь.

– А где мы ее возьмем? И в такой спешке?

– Корь или оспа!

– Но послушай, ведь болезнь не сразу проявляется, должно пройти время, прежде чем увидишь на лице ее следы. Сейчас ни одна живая душа в Эннсе не болеет корью, а оспа… нет уж, я не сумасшедшая, чтобы портить себе лицо.

– Это будет не настоящая оспа, – сразу же успокоила меня Лизи.

Я облегченно вздохнула:

– Ты нарисуешь мне красные пятна на лице?

Лизи презрительно покачала белокурой головой:

– Я же не дилетантка какая-нибудь. Если я за что-то берусь, то делаю это как следует.

– А что же ты собираешься сделать, Лизи? Говори быстрее, у нас мало времени.

– Что я хочу сделать?.. Даже не знаю, как вам сказать. Тут нужен большой кураж, но зато я гарантирую сногсшибательный успех.

– Я на все согласна.

– Я сделаю вам маленькие ожоги.

– На лице?

– Совсем крошечные. Я раскалю на свечке иголку, у вас в комнате, и несколько раз легонько уколю вас в лицо… вот и все. Больно не будет, но зато на лице сразу появятся расчудесные оспинки.

– А потом останутся шрамы?

– Можете полоснуть меня ножом, вот тут, – она показала на свою полную белую шею, – если останется хотя бы один малейший шрам. Я же не идиотка. Я уже себе делала такое. Вы видите хоть один шрам?

Она подставила мне свою правую щеку. Кожа была безукоризненно чиста.

– Ничего нет. Но как тебе это удается?

– Я мажу ранки лавандовым маслом, и через пару дней ожоги проходят без следа.

– Лизи, откуда ты все это знаешь?

– Случайно так получилось, барышня. Однажды, когда пекла пироги, обожгла в печи три пальца, а потом смазала маслом лаванды, и сразу перестало болеть, зажило очень быстро. И ни единого следа, – она показала мне свои руки. – Я тогда взяла себе это на заметку, и сейчас, если обожгусь, то сразу знаю, что делать: намажу лавандовым маслом – все как рукой снимает.

Я задумалась на секунду. Ну что ж, племянница императрицы ничего не должна бояться.

– Хорошо, Лизи, пусть будет оспа. А когда займемся этим?

– Прямо сейчас. Гувернантка уже спит. Идите к себе, а я следом за вами.

Через полчаса все было позади. Лицо мое горело, будто я упала в муравейник, но когда Лизи намазала мне щеки лавандовым маслом, боль, как по мановению волшебной палочки, исчезла.

Проснувшись на следующее утро, я насчитала на лице двадцать семь красных пятнышек величиной с игольное ушко, а в центре каждого выступал небольшой струп. Глядя на меня, действительно можно было испугаться.

Увидев эту картину, Цилли выронила поднос и с криком выбежала из комнаты. Потом пришел доктор Кнайфер, бросил на меня короткий взгляд и вынул из саквояжа лупу.

– Пожалуйста, не дотрагивайтесь, – слабым голосом произнесла я.

– Это быстро, – он поднес лупу к моей щеке, молча кивнул и принялся внимательно рассматривать пятна.

– Ожоги, – наконец произнес он. – Любезная барышня, сейчас не время для свадьбы.

В этот момент, прижимая обе руки к сердцу, вошла тетушка. Она была страшно взволнована.

– Бедное дитя, что случилось? – еле дыша спросила она. – Дорогой доктор, это опасно?

– Да. Прямо надо сказать, даже очень, милостивая госпожа.

Тетушка Юлиана, побледнев, оперлась о стену.

– Редкая разновидность ветрянки.

– Оспа? – закричала тетя. – Она останется обезображенной?

– Нет, милостивая госпожа. Это редкая форма ветрянки, болезнь не заразная, все скоро пройдет, никаких шрамов не останется, но только если… – он сделал театральную паузу, – если дать больной полный покой…

– И сколько длится такая болезнь?

– Две-три недели.

– Так долго?! Бедная Минка! Доктор, вы позволите?..

– Разумеется. Можете подойти.

Тетушка Юлиана на цыпочках подошла ближе, посмотрела на мое лицо и в ужасе отпрянула:

– Пресвятая Мария! Что у нее за вид?! – Она достала флакончик с нюхательными каплями и долго вдыхала их. – Не смотрись в зеркало, Минка, иначе тебя хватит удар. Покажи-ка мне язык.

Я высунула язык. Тетушка Юлиана с интересом изучала его.

– Очень странно. Язык совершенно чистый.

– Язык в порядке, – заботливо сказал доктор Кнайфер, – и при данной разновидности ветрянки температуры нет. Вот почему болезнь не заразна.

Тетушка Юлиана схватила мою руку.

– Совсем не горячая, – сказала она и погладила мои пальцы. – Не делайте из меня дурочку. Тут дело нечисто. Так не бывает, чтобы человек в полном здравии ложился спать, а на утро встал бы с такой физиономией, причем без всякой температуры да еще с чудным розовым язычком. Что это ты натворила, душечка? Признавайся.

– Такая болезнь может случиться от страха.

– Что значит: от страха?

– А что, если ваша племянница еще не готова к замужеству?

– Но почему?

– Потому что слишком молода.

– Слишком молода? Для такой блестящей партии? Для такой завидной партии нельзя быть слишком молодой.

– Нет, можно, милостивая госпожа. Я бы свою дочь никогда не отдал замуж до двадцати пяти лет.

Тетушка Юлиана вздохнула.

– Минка, посмотри на меня. Ты не хочешь стать баронессой?

– Нет, не хочу.

– Ты хорошо все обдумала?

– Всю ночь думала об этом, дражайшая тетушка.

– Значит, план битвы меняется? Ну что же, пусть так. Дорогая моя Минка, не волнуйся, выздоравливай и ни о чем не думай: ни о генерале, ни о епископе, ни о том, что скажут люди. Я позабочусь обо всем.

– Очень благородно, – заметил доктор Кнайфер и с восхищением посмотрел ей в глаза. – Как вы хорошо сказали! Мои комплименты! Вы очень мудрая женщина.

– А что мне остается? Девочка унаследовала наше фамильное упрямство.

Она послала мне воздушный поцелуй и, судорожно обмахиваясь веером, вместе с доктором засеменила к двери.