Текст книги "Пока смерть не заберет меня"
Автор книги: Светлана Крушина
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
Глава 8
The Heaven opened above me
And down Gods tears came
Lashing away at my skin
My stinking, rotten frame
My Dying Bride «And I walk with them»
–
Врата небесные раскрылись предо мною
И божьи слезы пролились
Хлеща по коже и сдирая
Мою зловонную, гнилую плоть
Задолго до назначенного времени я сидел в кафе, смотрел на часы каждые две минуты и досадовал, что время тянется слишком медленно. К тому же я боялся, что Мэвис не придет. Да, она обещала, но у нее могли появиться другие дела… кто я такой, чтобы ради меня бросать все и менять планы? Она ведь даже имени моего не знает. Да, она спасла мне жизнь, но это вовсе не значит, что теперь она считает себя за меня ответственной.
Когда в зал вошла светловолосая девушка в длинной свободной юбке, сердце мое так и подпрыгнуло и издало что-то вроде радостного вопля. Я поспешно поднялся во весь рост и махнул рукой, привлекая внимание Мэвис.
– Добрый вечер, – улыбаясь, она села на подставленный мною стул. – Я так боялась, что вы не придете!
Поразительно – нас мучили одинаковые страхи! Может быть, это знак?..
– Я же обещал, что приду, – ответил я, подавив волнение.
– Разве вы всегда держите обещания?
– Всегда, – сказал я серьезно.
– Это, наверное, очень сложно – выполнять все, что обещано? – спросила Мэвис шутливо.
– Просто я не раздаю обещания кому попало.
К нам подошел официант; даже не полистав меню, Мэвис попросила принести стакан апельсинового сока: "Да, только сок, спасибо". Я запротестовал:
– Но я хочу угостить вас хотя бы мороженым! Пожалуйста, не отказывайтесь.
– Спасибо, – не стала ломаться она.
Я заказал два мороженых, апельсиновый сок для Мэвис и коктейль с мятным ликером для себя. Мэвис с интересом оглядывалась по сторонам.
– Какое симпатичное место, – заметила она. – Только здесь, наверное, все дорого? Все-таки самый центр.
– Нет, не очень. Мэвис… я ведь даже не представился. Меня зовут Илэр.
– Очень приятно, – она протянула через стол свою маленькую ручку для пожатия. – А мое имя вы, стало быть, помните?
– Такое поэтичное имя, как ваше, невозможно забыть.
– В том состоянии, в котором вы находились, можно забыть все, что угодно, – покачала головой Мэвис. – Так что же за беда у вас стряслась? Извините, что так настырно лезу в вашу жизнь, но когда человек доходит уже до этого края, обычно это значит, что ему требуется помощь.
– Может быть, вы профессиональный психолог?
– Нет. Но разве обязательно обращаться за помощью к дипломированному специалисту? Чаще всего нужна простая человеческая поддержка.
– А кто вы, Мэвис? Что вы делали на мосту так поздно ночью?
– Возвращалась с работы, – просто ответила она. – У меня, как бы это сказать, ненормированный рабочий день. Я – воспитатель в интернате для младших школьников. Может быть, вы знаете: «Янтарный», это на четвертой Летней улице.
– Да, что-то такое видел… Теперь понятно, почему вы бросаетесь на помощь всем несчастным и обиженным. У вас работа такая, да?
– Что в этом плохого?
– Ничего. Извините, – я потер переносицу. – У меня сейчас, видите ли, сложный период жизни, поэтому я бываю… неадекватен.
– Вот и я о том же, – Мэвис, поблагодарив, приняла у официанта вазочку с мороженым и стакан сока. Я молча забрал свой заказ. – М-м-м, какое вкусное мороженое! Пожалуй, надо заходить сюда почаще.
Я тянул через соломинку коктейль и во все глаза смотрел на Мэвис. Какое хорошенькое и свежее личико – из тех лиц, которые не нуждаются в косметике или сложной прическе, дабы подчеркнуть естественную красоту. Ее можно было сравнить с полевым цветком, тогда как, к примеру, Хэтери походила на цветок оранжерейный. Я уже знал, что готов на что угодно, лишь бы удержать Мэвис рядом с собой; и вместе с тем содрогался при мысли, что придется посвятить ее в подробности моего мрачного бытия. Впрочем, если даже я настолько потеряю голову, что решусь поведать ей причину моего недавнего суицидального порыва, она просто-напросто сочтет меня сумасшедшим.
– Ну а вы чем занимаетесь, Илэр?
– Учусь на журналистском, на последнем курсе, – слегка покривил душой я. Защита была назначена на конец ноября, но я взял очередной академический отпуск и вовсе не уверен был, что сумею получить диплом. Да и на кой мне этот диплом? О какой нормальной работе может идти речь, пока Алан без устали пытается снова и снова согнуть меня в бараний рог? Несколько раз Алан заводил речь о том, чтобы после окончания курса устроить меня в какой-нибудь глянцевый журнал из числа тех, в которые он продавал свои фотографии, но туда меня пришлось бы загонять батогами. Только работы по протекции Алана мне и не хватало!
Мэвис оживленно принялась расспрашивать меня: интересна ли выбранная мною профессия, сотрудничал ли я уже с какими-нибудь газетами и журналами, где можно ознакомиться с моими материалами, чем я вообще в жизни интересуюсь. Эта часть жизни не содержала ничего такого, что следовало бы скрывать, и я охотно рассказывал, тщательно обходя любые подробности другой, «темной» стороны жизни, обсуждать которую я не стал бы ни с кем – ни с человеком, ни с носферату. Слишком уж много там было грязи и гадостей: ночные клубы, стрип-бары, наркотики, – время от времени Алан все же принуждал меня принимать их, и под их действием я становился более сговорчивым и соглашался на поступки, которые после предпочел бы забыть, – девицы легкого поведения, выбирал которых в основном Алан, и он же приводил их в мою постель и сам присоединялся к развлечению, – правда, до меня уже больше не дотрагивался. И все в том же духе, все возможные пороки…
Задумка Мэвис была ясна – она хотела отвлечь меня от мрачных мыслей и заодно попытаться выведать причину моего подавленного настроения. Но она искала не там, где нужно. Лишь когда мы заговорили о родителях – мама и отец Мэвис жили в далеком маленьком городе, девушка видела их редко и скучала, – ей показалось, что она что-то нащупала. Я рассказал, что мать оставила нас, когда я был совсем крохой, а отец погиб восемь лет назад.
– Мне так жаль, – тихо сказала Мэвис, легко коснувшись моей руки. – Без родителей любому человеку плохо, даже взрослому. У нас в «Янтарном» очень много сирот, но еще больше детей, оставленных родителями. Я не понимаю, как можно уйти и бросить ребенка?
– Обстоятельства бывают разные, – ответил я, подумав о Лорене. – Я встречался после со своей матерью, она очень за меня переживала, но не могла вернуться к моему отцу. Она… была связана с другим человеком. А отец заботился обо мне, так что я не чувствовал себя ни брошенным, ни в малейшей мере ущербным.
– Вам повезло с отцом.
– Да, очень.
– И очень хорошо, что вы умеете прощать…
– Не всем и далеко не все.
– Конечно, некоторые вещи простить невозможно… Что с вами, Илэр? – встревожилась вдруг Мэвис.
– Нет… ничего… голова вдруг заболела.
Внутри головы возникло и постепенно нарастало знакомое давящее ощущение: Алан искал и звал меня. Как некстати! Несколько секунд я упирался, надеясь, что он сегодня не в настроении меряться волями, – хотя такого никогда еще не бывало – и отстанет. Но давление усиливалось. Господи, да что ему опять от меня надо! Я не собирался немедленно бежать к нему, но продолжать разговор с Мэвис становилось невозможным. Извинившись, я ушел в уборную, надеясь все-таки перебороть своего мучителя и выиграть сегодняшнюю ночь. Ничего не получалось, встречу нужно было сворачивать. Я вернулся в зал.
– Простите, Мэвис, но мне придется уйти.
– Вам плохо? – она вскинула на меня встревоженные глаза.
– Да… голова болит, – соврал я. – Это бывает. Понервничал, знаете…
– Хотите, я вас подвезу до дома?
– Нет, спасибо, я лучше пройдусь.
– Может, вас все-таки проводить?
Я выдавил из себя улыбку. Алан, чтоб тебе гореть в аду!
– Извините, но мне лучше остаться одному. Мэвис, пожалуйста, поверьте, я знаю что делать. Это уже не первый раз. Я потом объясню. Ведь мы еще увидимся?
– Конечно, – кивнула она, но тревога из ее глаз не уходила. Подумать только – она тревожилась за меня, и это после того, как несколько лет никому не было до меня дела!.. – У вас есть телефон? Дадите мне номер?
Мы обменялись номерами телефонов; меня хватило только на то, чтобы вместе с Мэвис выйти на улицу. Там я поспешно с ней попрощался и едва ли не убежал, свернув на первом же повороте, чтобы скрыться с ее глаз долой.
* * *
В квартире Алана оказалась только Аврора. Столкнувшись с ней у выхода из лифта, словно она специально кого-то ждала, я отшатнулся и спросил резко.
– Где Алан?
– Откуда мне знать! Илэр, я…
– Он звал меня, велел прийти сюда. Какого черта он сам куда-то девался?
– Говорю тебе – не знаю, я не видела его с утра! – раздраженно ответила Аврора.
– Ну ладно… – я прислушался к своим ощущениям. Давление в голове вроде бы ослабло, и это могло значить только, что я пришел туда, где Алан хотел меня видеть. Но сам-то он где? Не подстроил же он это встречу с Авророй, как заботливый папаша, желающий примирения своих неразумных детей? Это было бы не слишком умно с его стороны. Если уж он такой древний и мудрый – хотя, какая там, к черту, мудрость? иногда создавалось впечатление, что мозги его за несколько сотен лет, напротив, усохли, – то мог бы понять, что с Авророй у нас все кончено. Он может принудить меня к близости с ней, но и только.
– Раз Алана тут нет, то и я пойду.
– Нет, Илэр, погоди! – Аврора вцепилась в мой рукав. – Не уходи, пожалуйста! Это я, я попросила его позвать тебя.
– Зачем?
– Хотела с тобой поговорить.
– О чем? – я начинал раздражаться. Она вытащила меня со свидания с чудесной девушкой, да еще прибегнув к не слишком честному способу, только ради того, чтобы поговорить! Что она могла сказать такого, чего еще не сказала за два года нашего знакомства?
– О нас, – не отпуская мой рукав, Аврора настойчиво тащила меня вглубь квартиры. – Ты считаешь, что я веду себя нехорошо по отношению к тебе, но это не так. Я ни за что на свете не хотела бы причинить тебе зла.
– Да ну? – усмехнулся я. – А когда вы с Аланом едва не высосали меня до капли, это что такое было?
– Я же знала, что ты не умрешь.
– И это все? А что я чувствую внутри, тебя не интересовало? Как ты думаешь, каково мне было валяться там, пока вы…
– Господи, ну что я могла сделать? – вскричала она. – Алан приказал мне, и все.
– И ты не пыталась спорить? Аврора, к чему говорить на эту тему? Мы друг друга не поймем.
– Не поймем, потому что ты не хочешь понять! Алану я не могу воспротивиться, просто физически не могу, он намного сильнее. Что толку, если я и начну спорить? Он только прибегнет к силе, ты же сам сколько раз на себе испытывал!
– Да, испытывал. Но не оставляю надежды когда-нибудь послать его к чертям собачьим.
– Шансов у тебя маловато, – скептически заметила Аврора. – Последним, кому удалось сделать это, был Лючио…
Я посмотрел на нее с проснувшимся интересом.
– Вот как? Лючио был в подчинении у Алана?
– Насколько мне известно, да, – не очень охотно ответила Аврора. – Но подробностей не знаю: было это очень давно, я еще и на свет не появилась.
Интересно, подумал я, как это Алан и Лючио умудрились разойтись, не поубивав друг друга? У Лючио уже не спросишь, жаль… А Алан едва ли будет выдавать секреты подобного рода. Ха, мастер-класс по освобождению из-под власти хозяина-носферату! Такое мероприятие я, пожалуй, посетил бы с удовольствием.
– Шансов у тебя мало, – повторила Аврора и добавила неожиданно: – Но они есть. Ты, как и Алан, носферату, и со временем наберешь силу…
– Я – носферату? – мне показалось, что я ослышался. Помнится, Аврора говорила что-то насчет того, что носферату всегда знает, кто он такой. Значит, должен существовать какой-то барьер силы, преодоление которого возносит тебя над младшими вампирами… Но не припоминаю, чтобы происходило что-то подобное. – С чего ты взяла?
– Я вас чувствую, – просто ответила она. – Ты и Алан – вы иной природы, не такие, как, допустим, я…
Несколько минут потребовалось, чтобы как-то переварить ее сообщение. Значит, я – носферату. Высший кровопийца, почти бессмертный. Ну, здорово… И что мне с этим делать?
Воспользовавшись моей растерянностью, Аврора усадила меня на диван и сама пристроилась рядом, прижавшись.
– Пожалуйста, не злись на меня, Илэр, и не прогоняй. Это чудно, и может быть даже нелепо, но я люблю тебя.
Вот тоже новость, еще не легче. Она что, хочет окончательно добить меня?
– Аврора… – попытался отодвинуться я, но она тут же придвинулась и потерлась о мое плечо виском, словно кошка.
– Да, да, люблю. Я и позвала тебя, чтобы побыть наедине… вдвоем. Если бы я знала, как тебе неприятно присутствие Алана…
"Неприятно"? Так значит, все мои чувства сводятся к слову «неприятно»? Ну, ну. Я даже не стал снова заводить разговор о том, что должно бы последовать за "если бы я знала…" Не думаю, что Аврора заявила бы протест. Ведь ей нравилось быть с нами обоими сразу.
Оставаться с Авророй мне не хотелось, даже наедине. Что толку? Момент близости с ней был бы отравлен воспоминаниями. Поэтому я решительно отвел ее руки, когда она потянула кверху резинку моего свитера.
– Нет, Аврора. Ничего не получится, правда.
– Останься, – она льнула ко мне, такая мягкая, ласковая. – Ты привыкнешь, Илэр, ничего, привыкнешь. Ты просто еще очень юн… все привыкают… все будет хорошо…
Никогда не думал, что так трудно убежать от влюбленной женщины. Просто поразительно, какими цепкими бывают эти тонкие нежные пальчики.
* * *
Мэвис оказалась самым позитивным человеком из тех, кого я знал; иначе с ее работой было нельзя. Работе она отдавалась со всей душой, своих маленьких подопечных баловала, как родных детей. Перепадало немного ласки и мне. Однажды меня выручив, Мэвис сочла себя полностью ответственной за несостоявшегося самоубийцу. Хотя мы быстро сдружились, она всегда относилась ко мне чуточку свысока, как к младшему, нуждающемуся в защите. Не слишком-то мне это было приятно… а уж позже так и вовсе выводило из себя. Но я не подавал виду, что жду какого-то другого к себе отношения. Казалось бы, чего стоило сказать: «Посмотри, Мэвис, я же не ребенок, я люблю тебя»? Но черта с два я признался бы ей в своих чувствах! И дело было вот в чем. Однажды, когда мы уже вполне сошлись, в ответ на рассказы Мэвис об ее малышах, я заметил, что она будет прекрасной матерью. Засияв глазами, она тут же прочла целую проповедь на тему замужества и материнства, из которой я уяснил следующее: конечно, она выйдет замуж и станет матерью, если встретит в жизни единственного предназначенного ей мужчину – если на то будет воля Божья; если же этого не случится, она будет до последних своих дней смиренно исполнять возложенный на нее долг. Вот тут-то я понял, что ничего мне не светит… И не только потому, что с первого взгляда она не признала во мне предназначенного ей мужчину. Все было гораздо хуже. Этот бог, имя которого в устах Мэвис явственно звучало с большой буквы… Подразумевалось, что предназначенный высшей силой в мужья мужчина будет разделять ее веру и отличаться праведной жизнью. Ну если не совсем праведной, то максимально к тому приближенной. Мой же, черт знает какой образ жизни явно не вписывался в определенные христианской моралью личные поведенческие рамки Мэвис. Да он и в мои-то атеистические не вписывался… Но перед собой я оправдывался хотя бы тем, что многие поступки были совершенны под давлением чужой воли (жалкое оправдание); в глазах Мэвис это не извиняло меня нисколько хотя бы потому, что я не мог, просто не мог объяснить ей нюансы своих отношений с Аланом. Если бы я попытался, и, не дай бог, Мэвис поверила бы, мы тут же оказались бы во враждебных лагерях. Трудно объяснить, почему мне так казалось. Несмотря на живущий в душе свет, а может быть, именно поэтому, Мэвис была нетерпима ко всякому злу. А кто был я, если не воплощение зла, не только для искренне верующей Мэвис, но для всякого добропорядочного человека…
Но бывало, что злой дух начинал нашептывать мне в ухо: давай, Илэр, испытай, насколько она предана христианской идее всепрощения, откройся ей, прикинься заблудшей душой, сбившейся с пути истинного, и пусть она, как предписывает ее вера, наставляет тебя и направляет к добру и свету. В другое ухо шептал голос Алана: Илэр, бога для тебя нет и быть не может, ты – мерзость, ты – чудовище, ты – порождение дьявола, и даже если бог на самом деле существует, от тебя он навсегда отвернулся. Сколько раз наяву он повторял это, подтверждая каждым жестом, каждым взглядом внушаемую мне мысль: бога нет; во всяком случае, для тебя, Илэр. Почему-то Алан никак не мог забыть оброненной мною в одном из первых разговоров фразы, хотя вырвалась она почти случайно, под впечатлением от всего того странного, долгого, солнечного апрельского дня, похороненного уже в прошлом… Три года прошло. Всего-то три года, а мне казалось, что состарился я лет на десять, а то и на пятнадцать.
Может быть, вам может показаться, что я совсем уж отчаялся. Но нет, ничего подобного не случилось, даже напротив: в моей жизни стало гораздо больше света, и источником его была, конечно, Мэвис. Если бы не она, вряд ли у меня хватило бы сил сопротивляться давлению Алана еще год. Я или смирился бы и поплыл по течению, или предпринял бы попытку уйти из жизни, да не одну. Увы, я слаб, и не могу черпать силы в себе; мне нужно было знать, что есть на свете человек, которому я небезразличен. Да не просто любой человек, а такой, ради которого я сам готов был бы пойти на многое. Иначе поддержки Авроры хватило бы мне за глаза… Странная это, впрочем, была поддержка. Аврора пыталась угодить и нашим, и вашим, и против Алана не пойти, и моего расположения добиться, решительно не понимая, что подобная тактика никаких плодов не принесет: наши с Аланом взгляды, стремления и жизненные позиции были решительно несовместимы.
Благодаря Мэвис же я кое-как устроился и в жизни, занявшись наконец не бог весть каким, но делом. Рассудив, что диплом я все равно не получу, и расстраиваться по этому поводу бессмысленно, я стал искать работу, где не требовалась бы «корочка». И нашел, и долгое время оставался ею доволен: отвергнув все деловые предложения Алана, который не оставлял намерений пристроить меня к себе "под крылышко", я пришел внештатным сотрудником в нераскрученное молодежное издание средней руки, посвященное альтернативной музыке. Тематика была узконаправленная, и журнал не сулил больших денег; ребята работали почти на одном энтузиазме, но все же за статьи платили, хоть и не очень много. На жизнь хватало. Вообще-то, я спокойно мог жить и на проценты, капающие с отцовских денег, ничего не делая, но от безделья я точно распустился бы и раскис окончательно… Да и нравилась мне эта работа; нравилось общаться с музыкантами, за сценой это были совсем другие люди, нежели на сцене – без показной агрессии, без эпатажных выходок, без выкриков и визгов; многие, правда, и за сценой продолжали нести пафосную чушь в духе "аве Сатана" или вещать о возрождении старых богов, чуть ли не пробуждении Ктулху, но большинство говорили вполне разумные, и далеко небезынтересные вещи. Кроме того, мне было любопытно заглянуть на «изнанку» той культуры, с которой доныне я соприкасался лишь отчасти. А музыканты охотно болтали со мной, как с человеком, неравнодушным к музыке, которой они отдавали свое время. Частенько за мной увязывалась Аврора, но не только и не столько из искреннего интереса к андеграунду; нет, больше ее интересовали сами музыканты. Она была обаяшкой и умела быстро втереться в доверие, стоило ей только сделать круглые жалобные глаза и состроить гримаску, как мужчина готов был ради нее на любые безумства; Аврора бессовестно этим пользовалась. Не одна и не две закулисные встречи заканчивались тем, что она уходила под ручку с каким-нибудь длинноволосым парнем; нетрудно догадаться, что она намеревалась от него получить. Эти ее по-детски непосредственные измены уже не причиняли мне боли – у меня была Мэвис, – но и не забавляли; мне было противно.
Когда Алан проведал, чем я занимаюсь днем и на кого работаю, он долго потешался, но настаивать, чтобы я сменил работу, не стал. Это показалось мне хорошим признаком.
Время шло, а нас с Аланом никак мир не брал. С каждым днем я сопротивлялся все яростнее, и наше противостояние приобретало все более напряженный характер; все больше времени ему требовалось, чтобы привести меня к повиновению. Случалось, что невидимая миру схватка длилась всю ночь напролет, и когда наконец я сдавался, то оказывался настолько обессиленным, что толку от меня было немного. Алану ничего не оставалось, как только отступиться и оставить меня зализывать раны. Да и сам он заметно уставал. Это уже были победы, хотя и давались они дорогой ценой. После таких случаев я по несколько дней не показывался Мэвис – не хотел, чтобы мой бледный вид вызвал у нее вопросы, которых и без того накопилось слишком много.
Однажды – только однажды! – мне удалось заставить Алана отступить прежде, чем я лишился сил. Ясно чувствовалось, что он обескуражен. Я же возликовал и вообразил, что беды мои кончились. Несколько дней потребовались, чтобы собраться с духом, а после я победителем явился к Алану и заявил, что ухожу от него.
– Да ну? – ничуть не удивился он. – А кто тебя отпускал, мальчик?
– Попробуйте удержать, если хотите, – продолжал петушиться я, в упоении от недавней победы не заметив предостерегающих ноток в его голосе.
Алан засмеялся.
– Неужели ты думаешь, что не удержу? Что ты вообразил о себе, мальчишка?
И он, конечно, удержал, подавил все мои попытки освободиться и, в назидание, тут же устроил пиршество, высосав меня, как паук муху.
Позже я предпринял еще несколько попыток освободиться из-под его власти, но все они окончились ничем, а точнее – полным крахом. Но надежды я не терял; мне было, ради чего продолжать бороться – с именем Мэвис я засыпал, и с ним же просыпался, мечтая о том дне, когда перестану зависеть от Алана и, может быть, осмелюсь признаться Мэвис в своих чувствах. Может быть, когда я буду свободен, у нас что-нибудь получится…
Последний год перед тем, как я уехал к Кристиану, выдался удивительно тихим. Алан не дергал меня и не давил, если только я сам не нарывался с очередным требованием отпустить меня – тогда он жестоко подавлял бунт; однако чувствовалось, что дается ему это не без труда. Я уже понял, что силой ничего не добьюсь, по крайней мере, ближайшие годы. Но я-то мог ждать, отведенные мне годы исчислялись не десятками, но сотнями; но Мэвис… ради нее следовало поторопиться. Тогда я сел и все по возможности спокойно обдумал. Существовали три возможности освободиться от Алана: завоевать свободу в поединке, убить хозяина-носферату или… снова стать человеком. Странно, почему я не подумал раньше об этой последней возможности. Если отец нашел способ убить почти бессмертного носферату, почему бы ему не найти и рецепт превращения носферату в человека? Правда, я толком не знал, удалось ему это или нет. Но ведь есть отчеты! И хранятся они не где-нибудь, а у Кристиана. Неужели он не позволит мне почитать их? А может, он и сам изучил их, и что-нибудь подскажет.
Разумеется, я давно уже не держал на Кристиана зла, и понимал, как глупо было обижаться на него. Но зато я боялся, как он меня примет. Он ведь теперь настоящий носферату, хозяин, и кто знает, как отреагирует на удравшего из-под хозяйского надзора чужого вампира… Вдруг среди высших носферату существует негласная договоренность вылавливать беглецов и возвращать их «домой». Или убивать на месте, в назидание остальным. Правда, трудно было представить, чтобы Кристиан захотел меня убить… но откуда я знал, вдруг он сильно изменился за десять лет, пока мы не виделись и не имели друг от друга никаких известий.
И все-таки я решил рискнуть.
Предупредив об отъезде только Мэвис, рано утром я бежал из столицы, как вор, думая только об одном: как бы Алан не обнаружил сегодня же мое отсутствие и не призвал к себе. В последующие дни не раз приходило знакомое чувство, что он ищет меня, и злится, и требует вернуться немедленно, но мне кое-как удавалось справляться с его зовом. Да, впрочем, много времени и не потребовалось. Пробыв у Кристиана три дня, я собрался возвращаться и готовился уже в полной мере испытать на себе хозяйский гнев.