Текст книги "Пока смерть не заберет меня"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

ЧАСТЬ 4. Funeral Spring

Глава 1

Here I sit, and memories unfold

My feelings are hollow, I'm feeling so old

Illnath «Temporary Borders»

–

"…kiss the corpse, the blessed sigh, enter the garden of the night.

Shed a tear, suspended in fear… – Every soul is starving here…"

Sopor Aeternus «Sopor Fratrem Mortis Est»

Всю дорогу до родного города я проспал на верхней полке в купе, которое мы занимали втроем. Агни, из глаз которой не уходило вопросительное выражение, явно рвалась обсудить со мной что-то, но я не хотел сейчас разговаривать. И думать тоже ни о чем не хотел. Я попросил девушек забыть о моем существовании, пока поезд не прибудет на вокзал, и забрался на полку, где улегся носом в стену, горячо жалея о том, что не могу вставить в уши наушники и уснуть под жужжащие гитары – мой плеер остался в столичной квартире, в спешке мы забыли его взять.

Сон мой был беспокоен, впечатления от сегодняшней встречи с Аланом и последующей церемонии привязывания Авроры были слишком сильны. Меня мучили кошмары, о которых я не хочу говорить; но заставить себя проснуться, чтобы избавиться от них, я не мог, поскольку во сне не помнил, что сплю. Однако видения никак не давали о себе знать в реальном мире: я не метался и не стонал, поэтому мои спутницы понятия не имели, что я вижу дурные сны. Агни разбудила меня за двадцать минут до прибытия поезда на станцию. Я резко вскинулся и сначала не мог понять, где нахожусь. Агни смотрела на меня с тревогой.

– Тебе нехорошо?

– Просто плохой сон, – ответил я и внимательно оглядел ее и Аврору. Не знаю, чем они занимались, пока я спал, но вряд ли ругались: обе выглядели спокойными и дружелюбно настроенными и ко мне, и друг к другу, и ко всему миру в целом. Что ж, уже хорошо. Не хотелось бы разнимать их, если они вцепятся друг другу в волосы. Правда, Агни едва ли способна на подобное проявление агрессии, но вот Аврора – запросто.

– Мы уже подъезжаем?

– Да, минут через пятнадцать прибудем, – сказала Агни и добавила, как-то осторожно понизив голос: – Я позвонила папе, чтобы он нас встретил.

– Зачем?

Сейчас мне совсем не хотелось видеть Кристиана. Легко было предположить, что очередное изменение моего статуса, которое меня вовсе не радовало, не обрадует и его. Осуждать он меня не станет, но начнет жалеть, пусть даже никак не выразит это словами. С меня хватит и взглядов. А жалость – это последнее, что мне сейчас нужно.

– Ну как, – не слишком уверенно протянула Агни, не отрывая от меня тревожного вопросительного взгляда, – ты выглядел не совсем… здоровым, и я подумала, мало ли что… – она умолкла, не договорив.

Необычно молчаливая Аврора внимала ей. Я вдруг обнаружил, что мне достаточно небольшого внутреннего усилия, чтобы почувствовать ее – не каждую мысль и не каждое чувство в отдельности, а общее настроение и состояние духа. Сейчас ее переполнял детский восторг, и причин тому имелось несколько: во-первых, она была рядом со своим обожаемым, самым чудесным на свете хозяином (то есть со мной), с которым она могла никогда больше не разлучаться; во-вторых, ей предстояла встреча с господином Кристо, перед которым она заранее благоговела. Как бы мне не получить вторую Лорену, с опаской подумал я… Это было бы ужасно.

– Ладно, – сказал я. – Все равно мне нужно забрать у Криса ключи.

– Какие ключи? – спросила Агни.

– От дома.

Все десять лет, что я жил в столице, дом моего отца стоял запертым, а ключи хранились у Кристиана, поскольку он был моим опекуном. Достигнув совершеннолетия, я недолго размышлял, как поступить с доставшимся мне по наследству домом. Его можно было выгодно сдать и получать с жильцов доход, но мне не хотелось пускать туда чужих людей. И я оставил все как есть. Сначала я старался не думать о том, что пустующий дом ветшает и разрушается, а потом, после знакомства с Аланом, мне стало не до этого. Теперь же, раз уж я возвращался в родной город, я хотел жить в собственном, принадлежащем мне по закону, доме.

– А я думала, ты будешь жить у нас… – разочарованно сказала Агни.

Я покачал головой.

– Может быть, Аврора захочет пожить с вами, пока не подберет жилье себе по вкусу.

– Нет! – почти испуганно вскричала Аврора. – Я хочу жить с тобой, Илэр. Можно?

Честно говоря, ничего другого я и не ожидал. Мне очень хотелось остаться хоть ненадолго в одиночестве, но мечта эта, вероятно, после событий сегодняшнего дня перешла в разряд неосуществимых.

– Можно, – сказал я, подавив вздох.

Кристиан встречал нас не один. Когда я увидел рядом с ним знакомую хрупкую фигурку в светлом зимнем пальто, земля, кажется, провернулась у меня под ногами. Что здесь делает Мэвис? Как она тут оказалась? Когда успела приехать и, главное – зачем? Едва переставляя непослушные ноги, я подошел к ним и, кое-как совладав с собой, протянул Мэвис руку. Она слабо пожала ее; светлые глаза Мэвис беспокойно перебегали с моего лица на Агни и Аврору. Кристиан неподвижно стоял рядом с ней, глядя на меня и моих спутниц со странным выражением, которое я не сумел разгадать.

– Здравствуй, Илэр, – тихо проговорила Мэвис. – Очень хорошо, что мы увиделись. Я хотела попросить у тебя прощения за наш последний нелепый разговор. Я была несдержанна.

Я молча смотрел на нее, уже зная, что больше ничего между нами быть не может. Никогда. Я отпустил ее руку, она безвольно упала.

– Мэвис возвращается домой, – сказал Кристиан. – Через полчаса у нее поезд. Она хотела перед отъездом увидеться с тобой, Илэр.

– Да, – сказал я без выражения. Я чувствовал себя замороженным от усталости. – Кстати, Крис, познакомься с Авророй.

Они обменялись улыбками – вроде бы даже искренними, – и рукопожатиями. Аврора взирала на Кристиана снизу вверх с выражением ребенка, стоящего перед рождественской елкой с подарками. Хоть кто-то получает удовольствие от жизни.

– Отвезешь меня домой, Крис?

– Ты разве не к нам? – озадаченно нахмурился он.

– Нет, я хочу домой.

– Но там никого не было десять лет. Наверное, там черт знает что творится! Все заросло пылью…

– Мне все равно.

– Нет, Илэр, правда, поживи пока у меня, – Кристиан легко коснулся моего плеча. – Потребуется некоторое время, чтобы привести дом в порядок.

– У тебя слишком много народу: Валь, и Лу, и Лорена, и остальные, а я никого не хочу видеть. Пожалуйста, Крис, отвези меня домой.

– Ну хорошо, – сдался он. – Только… Подождешь немного?

– Я побуду с вами, – сказал я, верно угадав, что он хочет лично посадить Мэвис в поезд. Нет, не зря еще тогда, в тот день, когда я только познакомил с ней Кристиана, мне показалось, что они как-то по-особенному друг на друга смотрят. Они и теперь то и дело обменивались быстрыми, но весьма насыщенными эмоционально взглядами – будто перебрасывались короткими фразами, понимая друг друга с полуслова. Зачем же Мэвис все-таки приехала? Был ли то ее собственный порыв или Кристиан попросил ее? Впрочем, какая теперь разница. Нужно забыть все мечты о счастливой жизни вместе с Мэвис – этого никогда не будет. Я даже сомневался, могу ли продолжать считать ее просто другом после недавнего объяснения.

Но ее лицо, обращенное ко мне, светилось лаской и печалью – совсем как раньше. Вот только из глаз, вместе со всегдашним светом, мощным потоком била этакая вселенская жалость, и вынести это было невозможно. Этой жалостью, как тяжелым молотом, она буквально вбивала меня в землю. Гораздо легче мне было бы увидеть в глазах Мэвис презрение и ужас. Я подчеркнуто отвернулся и стал смотреть в сторону. Но Мэвис явно не намеревалась оставлять меня в покое и обратилась ко мне с виноватыми нотками в голосе:

– Можно сказать тебе пару слов, Илэр?

– Я слушаю.

Взяв меня под руку – я с трудом сдержал дрожь, вызванную ее прикосновением, – она увлекла меня в сторону.

– Ты простишь меня, Илэр?

Глубоко вздохнув, я ответил со всем возможным спокойствием, что мне нечего ей прощать.

– Я ударила тебя – этого не следовало делать, – не унималась Мэвис.

– Если ты полагаешь, что в этом твоя вина – забудь. И прекрати смотреть на меня так!

Она удивленно моргнула.

– Как?

– Как на котенка со сломанной лапой. Не нужна мне твоя жалость.

– Но ты нездоров – я не могу за тебя не тревожиться. Позволь все же найти для тебя хорошего врача. Или, если категорически не хочешь показываться врачу, обратись к священнику.

Я мрачно улыбнулся.

– И чем мне может помочь священник?

– Исповедуйся… крестись… да хотя бы просто поговори с ним, и тебе станет легче, – убежденно проговорила она.

– Любой священник выгонит меня взашей, едва узнает, кто я. Если вообще поверит… Ведь ты мне так и не поверила.

– Илэр…

– Не надо, Мэвис. Это пустой разговор. Давай вернемся, нас ждут.

– Но мне не хотелось бы оставлять тебя… так, – возразила она.

– Со мной Агни, и Аврора, и Крис, – сказал я. – Они помогут, если будет нужно.

Она посмотрела на меня пристально, подняла руку и вдруг сделала то, чего раньше никогда не делала: перекрестила меня. Движения ее показались мне поспешными и нервными, словно она боялась, что под крестным знамением я вспыхну серным пламенем или выкину еще какую-нибудь неприличную штуку. Когда ничего не случилось, она украдкой перевела дыхание.

* * *

– Если не хочешь пожить у меня, может быть, мне остаться с тобой на время? – предложил Кристиан, поднявшись вместе со мной по ступенькам на крыльцо.

Я отказался.

– Нехорошо тебе сейчас оставаться одному, – неуверенно проговорил он.

– Я не один, со мной будет Аврора. Да и что, ты думаешь, может теперь со мною случиться? Что вообще может случиться с носферату?

– Что угодно, – ответил он. – Мы так же подвержены мрачным мыслям, как и обычные люди, и так же впадаем в отчаяние.

– Уж с этим-то я справлюсь.

– Дай-то бог, – вздохнул Кристиан, пожал мне на прощанье руку, и оставил нас вдвоем с Авророй на ступенях дома, где я не был почти десять лет. В моей руке лежал ключ от двери; прежде чем вставить его в замочную скважину, я с минуту или две рассматривал его, так что Аврора потеряла терпение и подергала меня за пояс пальто:

– Мы идем или нет? Хотелось бы уже оказаться под крышей.

– Боюсь, под этой крышей тебе не очень понравится, – обрадовал я ее и взялся за дверную ручку.

И угадал. Аврора сморщила нос, едва переступив порог. В доме было холодно, сыро и пыльно. Очень пыльно. Десять или девять лет здесь не ступала нога человека. После полицейских, расследующих убийство моего отца, в доме бывали только Кристиан и я… и Лючио. Здесь мы впервые встретились.

В дверях гостиной я застыл в растерянности. Кристиан предупреждал, что в доме нас ожидает беспорядок, но я как-то совершенно забыл, что никто не занимался уборкой в комнатах, перевернутых вверх дном парнями Лючио. Многие вещи были поломаны, испорчены и разбросаны в беспорядке. Так они пролежали десять лет, и никто их не касался.

– Ф-фу, – Аврора выглянула из-за моего плеча. – Здесь по углам паутина в палец толщиной!

– А я предлагал тебе пожить у Криса, – рассеянно ответил я. – У него не дом, а целый дворец. И никаких пауков.

– Пауки и паутина – это, конечно, очень готично, – подхватила она. – Но жить среди этого не слишком приятно.

– Так что, позвонить Крису и сказать, что ты пока переедешь к ним?

– Я вообще-то имела в виду, что неплохо было бы тут убраться.

– Хочешь этим заняться?

– А ты не хочешь?

Не отвечая, я подошел к лестнице и остановился у первой ступеньки.

– Вот здесь убили моего отца.

– И ты видел это?

– Да. Они хотели убить и меня, но я убежал по лестнице в свою комнату и выпрыгнул в окно.

– Со второго этажа? – ужаснулась Аврора.

– Да. Я об этом как-то и не думал тогда.

Она вздохнула о чем-то и вдруг посмотрела на меня странным взглядом исподлобья.

– На твоем месте я продала бы этот дом, Илэр. Каждый день спускаться по этой лестнице и вспоминать, что здесь лежал мертвым твой отец…

– На моем месте ты много чего сделала бы. А еще больше – не сделала бы.

– Нет, Илэр, правда…

– Я не хочу ничего забывать! – сказал я резко. – И теперь не хочу сильнее, чем когда-либо. Отец предпочел бы, вероятно, убить меня, чем видеть таким, каким я стал теперь.

– Ну уж прямо и убил бы, – протянула Аврора с сомнением.

– Некогда я и сам предпочел бы смерть.

– Не поймешь тебя, Илэр. Разве ты сам не разыскивал кого-нибудь из нас, чтобы пройти превращение?

– Это была большая глупость.

– Глупость или нет, но теперь ты носферату, и никуда от этого не денешься, – напомнила она.

– Да. Наверное, ты права, и мне стоит подумать о том, как с наибольшей пользой провести следующие пятьсот-шестьсот лет.

– На твоем месте… – начала было Аврора, осеклась и фыркнула в ладошку. Я тоже не мог не улыбнуться.

Мы прошли по дому, заглядывая во все комнаты. Везде было одно и то же: запустение и беспорядок. Аврора сокрушенно вздыхала за моей спиной, но помалкивала. Лишь когда мы завершили обход, она заявила, что своими силами тут ни за что не управиться, и нужно будет нанять целый отряд горничных. Я ответил, что она может нанимать кого угодно и устраивать все в доме как считает нужным. Аврора посмотрела на меня круглыми от изумления глазами:

– Ты серьезно?

Я уверил ее, что говорю абсолютно серьезно.

– А если я начну двигать и менять мебель?

– На здоровье.

– Неужели тебе все равно? – слегка обиделась она.

– Нет, но… просто сейчас я не в состоянии заниматься всем этим.

– Значит, даешь мне карт-бланш? Я могу хозяйничать в доме как пожелаю?

– Как пожелаешь, – подтвердил я и тут же уловил мощную вспышку восторга, испытанного Авророй при мысли, что впервые в жизни она сможет почувствовать себя хозяйкой в доме: в своей квартире Алан строго-настрого запретил ей менять что-либо.

Ночевать в пыли и сырости Авроре не хотелось, и она не медля взяла инициативу в свои руки и, как могла, вычистила одну из спален – раньше эта комната, предназначенная для гостей, почти всегда пустовала. Пострадала она меньше, чем другие комнаты, а Авроре приглянулась, вероятно, помимо этого еще и наличием в ней широкой кровати. Подразумевалось, что спать мы будем вместе. Сегодня я решил не возражать, хотя в будущем вовсе не намеревался еженощно делить с Авророй постель.

Я очень устал, но она сумела меня завести. Я обнаружил, что благодаря тому, что теперь я отчасти разделял ее ощущения, в нашей близости появился новый оттенок: она стала еще слаще, еще острее – во всяком случае, для меня. На это, пожалуй, можно было подсесть, как на наркотик. А когда Аврора дала мне еще немного своей крови, я почувствовал, что душа моя улетает куда-то в небеса – настолько сильным было наслаждение. Теперь я, кажется, начинал понимать, почему все старшие носферату помешаны на сексе… Ничего подобного я в жизни никогда не испытывал.

Аврора была неистова и неистощима, а я, опьяненный кровью и вдвойне возбужденный ее сладострастием, не отставал, позабыв про усталость и печаль; вероятно, отцовский дом еще не слышал подобных криков, а я еще не переживал подобной ночи.

И главное – в нашей постели не было Алана.

И в середине ночи я подумал: пусть все катится к черту, буду носферату, раз уж так выпало.

* * *

Но наутро на меня вновь накатило мрачное настроение. Наливая мне кофе, Аврора заметила, что ночью я нравился ей гораздо больше.

– Сегодня мы будем спать в разных комнатах, – ответил я на это. У Авроры вытянулось лицо.

– Тебе не понравилось? мне показалось, что…

– Мэвис сказала бы, что я гублю свою душу… – пробормотал я, уставясь в чашку.

– Какая тебе разница, что она сказала бы? – тут же зло ощетинилась Аврора.

– Ты слышала меня? Мне нужна отдельная комната, и точка, – я не собирался обсуждать свои решения.

– С удовольствием расцарапала бы физиономию этой лицемерной дуре, – зашипела Аврора, с грохотом поставил кофейник на стол и выскочила из кухни.

Но уже через полчаса, когда я одевался, она подошла ко мне и кротко спросила, куда я собираюсь и нельзя ли ей пойти вместе со мной. Я ответил, что еду на кладбище – хочу побывать на могиле отца; и ехать со мной совершенно необязательно. Насчет кладбища я решил еще вчера, так как после десятилетия разлуки ощущал острую потребность хотя бы коснуться камня надгробия; тащить же с собой Аврору мне не хотелось. Но она очень жалобно попросила разрешения сопровождать меня, и я уступил.

На кладбище уже несколько лет никого не хоронили; новых могил не было, а за старыми еще заботливо ухаживали родственники. Как и раньше, это место больше напоминало парк, нежели место упокоения мертвых и скорби живущих. У ворот стояли две пожилые женщины с корзинами замерзших цветов; раньше их здесь было гораздо больше. У одной из них я купил цветы – не знаю, как они называются; лепестки их были ярко-алые, как кровь.

Ступив на аллею, я вздрогнул от нахлынувших воспоминаний и невольно замедлил шаг. Цеплявшаяся за мой локоть Аврора подняла ко мне удивленное лицо:

– Что с тобой?

– Здесь я прятался от Эрика – это один из людей Лючио, который искал меня по его приказу, – (кстати, подумал я, надо будет спросить у Кристиана, где Эрик теперь; смешно, если он по-прежнему живет в городе и остается в клане). – Вот за тем ангелом, видишь? – я указал на огромную скорбную фигуру каменного ангела с мечом в руке. – Это было в ноябре, но тогда шел снег. Я был замерзшим, испуганным и совершенно не понимал, что происходит.

– Тебе было… сколько?

– Неполные шестнадцать. Не знаю, как я не умер тут же – от страха и отчаяния.

Аврора молча погладила меня по рукаву пальто.

На могиле отца лежали цветы – судя по виду, их положили сюда совсем недавно, вчера или даже сегодня утром. Я положил свои цветы рядом и присел на каменный бордюр, разделяющий ряды могил. Не раз я слышал, будто посещая могилу близкого человека, можно ощутить его присутствие рядом. Ничего подобного я не ощущал. То ли душа моего отца была слишком далеко, чтобы интересоваться тем, что происходит поблизости от его бренных останков, то ли… не существовало вообще никакой бессмертной души. Мне хотелось надеяться на первое.

– А твоя мать жива? – спросила Аврора, нарушая мои размышления.

– Жива. Я тебя с ней познакомлю. Только… боюсь, вы друг другу не понравитесь, – усмехнулся я.

– Почему?

– Вы слишком похожи.

– Говорят, что мужчину всегда тянет к женщинам, которые похожи на его мать, – глубокомысленно заметила Аврора.

– Чушь. Тогда женщину должно тянуть к мужчинам, которые похожи на ее отца. Я похож на твоего отца?

Она вдруг смешалась.

– Не знаю, я своего отца не помню.

– Твои родители тоже не жили вместе?

– Нет. Мой отец – он, наверное, был вамп, потому что мама точно была совершенно обычной женщиной. Она ничего о нем не рассказывала никогда.

– Наверное, – задумчиво сказал я, – вряд ли у кого-то из нас имелся в детстве полный комплект родителей. Хотя позже, когда я вырос, у меня обнаружился даже перебор в этом плане.

– То есть – как? – захлопала глазами Аврора.

– На этом же кладбище, – я встал, – похоронен человек, которого некоторые – например, Алан, – тоже прочат мне в отцы.

– Лючио?

– Да. Пойдем, прогуляемся, поищем его могилу.

Сам не знаю, с чего это вдруг взбрело мне в голову…

Искать следовало в той же части кладбища, где был похоронен и мой отец: между его гибелью и самоубийством Лючио прошло всего лишь несколько недель. Но даже притом, что примерный район поисков был известен, задача представлялась нелегкой: слишком много было могил. Мы с Авророй разделились и медленно побрели вдоль аллеи, вглядываясь в надписи на надгробиях. Можно было отыскать кладбищенского сторожа и обратиться к нему за помощью, но мне не хотелось нарушать особенную, присущую только этому месту тишину.

– Илэр! – позвала меня Аврора, останавливаясь. – Иди сюда, Илэр. Кажется, я нашла.

Я подошел. Аврора стояла и смотрела на небольшое надгробие, серое и скучное – такое неподходящее к тому блистательному при жизни существу, чьи останки, вероятно, уже превратились в прах. Надпись на камне меня удивила: всего два короткие строки – имя и дата смерти. Ни фамилии, ни даты рождения… Но еще сильнее меня удивили цветы, которые я увидел на этом камне. Они были точь-в-точь такие же, как те, что лежали на могиле моего отца.

Глава 2

And then it happened, you were in my arms

your lips on my throat– your hands on my, on my…

two bodies together the intimate sin

the pain and the pleasure could do mortals in

how could you know what I'm thinking of

to me lust can be as beautiful as love

here tonight, your pure heart and soul

untainted passion should have no control

London After Midnight «Your Best Nightmare»

Неделю я провел в родном городе и все еще никак не мог осознать себя свободным, ни от кого не зависящим человеком, жизнью которого никто не распоряжался. Так непривычно было прожить целый день и ни разу не наткнуться взглядом на темное резкое лицо Алана, которое в течение пяти лет я видел чаще, чем собственное отражение в зеркале. Я настолько привык к его присутствию рядом, что уже воспринимал его как часть себя. Или, правильнее было бы сказать, я считал себя частью Алана – так крепко он приучил меня к себе. Временами было очень нелегко; к свободе приходилось привыкать заново. Бывало, я ни с того, ни с сего вздрагивал и оборачивался, охваченный чувством, будто знакомые черные блестящие глаза сверлят мне спину; оборачивался и, разумеется, никого не видел. По ночам, во сне, я ощущал властное прикосновение руки Алана к своему телу – его шершавая жесткая ладонь скользила по моим плечам, по груди, вдоль бедер; а я снова был беспомощным и не мог пошевелить даже пальцем; я дрожал, покрывался холодным потом и просыпался, хватая ртом воздух – словно вырвавшись из лап ночного кошмара. Ничего приятного в этом, разумеется, не было. Алан, его личность, засел во мне, как заноза, и с каждым днем, казалось, проникал все глубже в плоть. Как от любой занозы, от него невыносимо хотелось избавиться, но я не знал – как. Единственный, кто мог бы помочь советом, был Кристиан, но идти к нему за помощью в подобном деле было немыслимо. Впрочем, он и так, без всяких слов и объяснений, видел, что со мной творится, но молчал и не пытался вмещаться. И правильно делал: непрошенную помощь я, пожалуй, и не принял бы. Нынешнее мое состояние было закономерным результатом цепочки действий, совершенных мною по собственной воле в течение нескольких лет, и справиться я должен был сам, иначе погиб бы. Не в физическом плане, конечно, но как личность.

Однако я не удержался и спросил у Авроры, не скучает ли она по Алану. Она ничуть не удивилась вопросу, но отвечать не спешила и как бы задумалась. А после минутного молчания призналась, что Алана, пожалуй, ей иногда не хватает.

– В хорошем или плохом смысле? – спросил я. Аврора уставилась на меня с вопросительным выражением. Я, как мог, описал ей свои ощущения – перед ней я ничего не стыдился; она и без того знала обо мне больше, чем кто бы то ни было из моих знакомых, за исключением Алана. Она знала даже, что он некогда со мной сделал – а об этом я не решился рассказать даже Кристиану.

– Не знаю, что тебе сказать, – проговорила она с искренним огорчением. – Может быть, это отдача от разрыва связи. А может быть, и нет.

– Если это отдача, то и ты должна испытывать что-то подобное, – предположил я.

– У меня есть ты, – возразила Аврора. – А ты предоставлен самому себе. Тебе не к кому прицепиться. А может быть, носфератские штучки тут вообще ни при чем, и у тебя просто паранойя.

– Спасибо, утешила, – пробормотал я.

– Да забудь ты о нем уже! Забудь. Ты больше ему не подчиняешься. Вас больше ничто не связывает.

Но в этом она ошибалась. Нас с Аланом связывали пять лет жизни в буквальном смысле бок о бок, и от этого было не отмахнуться так просто. Вероятно, нечто подобное моему нынешнему состоянию испытывал некогда Кристиан, разойдясь с Лючио. Только между ними была дружба, а между мной и Аланом, разумеется, никакой дружбы не было. Поэтому я был избавлен хотя бы от тоски по нему. Если бы избавиться еще и от воспоминаний! – мечтал я. Но, вероятно, Алан был прав, когда говорил, что носферату ничего не забывают.

Но странное дело: ни одной минуты из моего вновь обретенного, полностью принадлежащего мне времени, я не потратил на обдумывание способа отомстить Алану за все унижения, через которые он заставил меня пройти. Это дурацкое свойство моей ничтожной натуры – я неспособен на месть, неспособен на сколько-нибудь решительные действия. Наверное, я просто не умею ненавидеть, как должно. Даже Лючио, который по сути был убийцей моего отца, хотя сам, лично, и не убивал его – даже ему я не сумел отомстить. Хуже того, я начал его жалеть… И в этом Алан был тоже прав: мне следовало бы родиться девчонкой. Подобная слабость характера более простительна женщине. А я… я просто ничтожество.

Но довольно соплей.

Целыми днями я бездельничал, часами шатаясь по городу, по знакомым с детства улицам. Во время этих прогулок снова всплывали воспоминания, но совсем иного рода. Они были приятны… хотя некоторые все же отдавали грустью. Здесь, по этим улицам, я мальчишкой гулял с отцом и Кристианом, здесь бегал беззаботным школьником с приятелями. Все это было давно… десять, пятнадцать лет прошло. Многих моих одноклассников, вероятно, и в городе уже не было – окончив школу, разлетелись по всей стране, а кто и заграницу уехал. Наверняка я, впрочем, знал только про Хозе: – незадолго до замужества Агни он подался в какую-то из южных провинций, и поступил в медицинский колледж. Там, на юге, видимо и остался после окончания курса.

Об этом мне рассказала Агни, которая навещала меня ежедневно. Мне было очень приятно ее видеть, и я встречал ее с радостью. А вот Аврора каждый раз куксилась и дулась при ее появлении. Теперь я уже точно знал, что она ревнует – но не делал ничего, чтобы погасить ее ревность. Мне нравилось быть рядом с Агни, разговаривать с ней, и я не намеревался лишать себя этого удовольствия. Аврора дулась, темнела лицом, но молчала, и скандалов больше не закатывала. Она вообще заметно присмирела с тех пор, как перешла под мое «покровительство». И это было понятно: одно дело – препираться с таким же, как ты сам, младшим по положению, подчиняющимся тому же хозяину; и совсем другое – спорить со старшим носферату, к которому ты к тому же привязан. Я еще не знал, какая Аврора мне нравится больше – прежняя или теперешняя. С одной стороны, хорошо, что она больше не устраивает истерик и чувствительных сцен, стараясь этим привлечь к себе мое внимание; с другой стороны, мне было не очень-то приятно ощущать себя деспотом вроде Алана, который не допускал среди подчиненных никакой собственной инициативы и никакого выражения собственного «я». Это было противно.

Но несмотря на то, что Агни явно мешала Авроре насладиться в полной мере моим обществом, несчастной она себя вроде не чувствовала. Для нее нашлось дело, отнимавшее много сил и времени и требующее проявления недюжинной фантазии. Аврора взялась вычищать и обустраивать дом, причем занималась этим с энтузиазмом молодой супруги… то есть я никогда не был женат и не знал точно, как ведут себя только что обзаведшиеся собственным семейным гнездышком женщины, но мне казалось, что примерно так. Воспользовавшись моим разрешением, Аврора в рекордные сроки разыскала где-то двух горничных и устроила в доме глобальную чистку. Я не мешал ей, только попросил, в случае если ей вздумается отправить на помойку какие-нибудь мои или отцовские личные вещи, сначала обратиться ко мне. Она с охотой согласилась.

Как я и обещал, я познакомил ее с Лореной. И тут произошла заминка… Впервые увидев меня после возвращения, Лорена отнеслась ко мне как-то странно: она даже не попыталась обнять меня (чего я втайне ждал), а в глазах ее появилось какое-то робкое, едва ли не затравленное выражение. Впрочем, дав себе труд поразмыслить над этим, я понял, в чем дело: она учуяла во мне старшего носферату, по рангу гораздо выше ее самоё; а почтительность к старшим и страх перед ними жили в ней на уровне рефлекса. Это было гадко, но я ничего не мог сделать. Не приказывать же ей было относиться ко мне, как раньше! Да и прикажи я, вряд ли это помогло… В общем, обретение мною независимости мало способствовало нашему с Лореной сближению. Знакомство ее с Авророй еще усугубило и без того неприятную (мягко говоря) ситуацию. Впрочем, я неверно говорю «знакомство». Выяснилось, что Лорена и Аврора знакомы давно и друг друга недолюбливают. Мне трудно было разобраться, в чем заключалась причина их неприязни. От Авроры я, во всяком случае, добром ничего не добился, а силу применять мне не хотелось. Ей явно было что сказать про Лорену, но она сдерживалась, опасаясь разозлить (или обидеть?) меня. Все-таки Лорена была моей матерью. Что до последней, приставать с расспросами к ней было и вовсе бессмысленно. Я знал, что дело кончится слезами и, возможно, истерикой с ползаньем на коленях. Этого мне очень не хотелось. Я спросил у Кристиана, но он ничего не знал. С Авророй он раньше не сталкивался… или же сталкивался, но не запомнил ее. Пришлось подавить на время свое любопытство.

* * *

Я ни с кем не общался, кроме очень ограниченного круга людей: Кристиан, Агни, Аврора, Лорена и Валь. С большой охотой я вовсе остался бы на время в одиночестве, но это было невозможно – Кристиан внимательно за мной присматривал и не допустил бы никакого уединения, считая его вредным для моего и без того угнетенного духа. Это я ясно читал в его глазах. Напротив, он радовался, что со мной живет Аврора, и что Агни навещает меня. С ним самим мы, впрочем, виделись нечасто. При встречах я вглядывался в его лицо: мне показалось, что на нем как-то вдруг и сразу проступила печать сильной усталости и печали. Раньше Кристиан часто выглядел и уставшим, и печальным, но никогда – настолько. Как будто тень легла на его лицо. Губы его еще улыбались, но неохотно и как бы через силу, но в глазах появилось странное выражение: он смотрел, допустим, на меня, но в то же время и словно сквозь меня – так смотрит человек, погруженный глубоко в свои мысли и забывший о материальном мире вокруг. Вроде бы он был прежним: со мной держался, как и раньше, очень мягко; с Авророй был ласков, как с ребенком; с Лореной – терпелив, как ангел; Агни окружал отеческой заботой. Но что-то ушло… нет, еще не ушло, но уходило с каждым днем. Какая-то внутренняя сила, поддерживающая в нем огонь, который согревал каждого, кто находился рядом, – эта сила медленно, по чуть-чуть, буквально по капле, вытекала. Бог знает, что творилось в его душе; она оставалась для меня закрытой. Но я не слишком-то и стремился проникнуть в нее. Это звучит эгоистично, знаю, но мне хватало и собственных печалей. Не думаю, что я мог бы помочь Кристиану преодолеть то, что его тревожило. Я, этакая самолюбивая сволочь, даже не расспрашивал его. То есть я знал, что спросить нужно, но все откладывал. Мне было бы тяжело начать этот разговор.