Текст книги "Гарри Поттер и… просто Гарри"

Автор книги: Светлана Исайкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

– А зачем тебе гиппогриф на огороде? – поинтересовался Пат.

– Да болеет он чего-то, – ответил Хагрид, – перья вон лезут. Я уж думаю, пусть поживёт чуток отдельно от своих-то.

Хм. А я-то думал, он ему грядки копает. Или ворон отпугивает. Или ест. Ворон, в смысле.

Хагрид хорошо знал моих родителей (а скажите, ради бога, кто их не знал?). Маму Пата он тоже помнил (по всей видимости, из-за её любви к саламандрам и вообще всякой огнеживущей живности). Правда, он сначала не признал в Пате представителя «змеиного» факультета. На распределении-то его не было.

– Тоже Гриффиндор? – спросил у него Хагрид, видимо, не разглядев его слизеринского галстука, – или, как мать, Равенкло?

– Нет, Слизерин, – отозвался помрачневший Пат, и одними губами добавил, – как папа.

Хагрид смутился.

– Ну, да… Слизерин… ну, бывает…

Пат бросил мне многозначительный взгляд.

– Хагрид, неужели ты тоже считаешь, что в Слизерине одни уроды? – возмутился я.

Он смутился ещё больше.

– Нет, конечно, но… без обид, да только ведь все, кто по плохой дорожке пошёл, оттуда…

– Все? – удивился я, – Петтигрю, кстати, был из Гриффиндора.

Хагрид замялся и, не найдя подходящего ответа, налил нам ещё чая.

– Знаете, это какой-то замкнутый круг, – задумчиво протянул Пат.

– О чём ты?

– А ты посмотри, – воодушевился мой друг, – ребёнок идёт себе спокойно в Хогвартс и, допустим, не знает обо всей этой ерунде. Ребёнок жаждет знаний и признания в магическом мире. И попадает в Слизерин. И что тут происходит? Какой-нибудь идиот с промытыми мозгами типа Малфоя говорит – тут факультет для избранных, то есть для чистокровных. Полукровки и грязнокровки – отстой магического общества, и им здесь не место. И попробуй что-нибудь сказать против. Потому что так было всегда, так завещал Салазар Слизерин, это традиция и прочая ерунда. Знали бы вы, сколько полукровок в Слизерине! Но это ведь ещё не всё! – распалился Пат и вскочил на ноги, – Ведь все вокруг начинают смотреть на тебя, как на прокажённого! Змея! Тоже мне… Змея, кстати, символ мудрости! А тебе: ты – слизеринец! Значит, автоматически становишься магглоненавистником и любителем тёмной магии. И, в конце концов, несчастный ребёнок сам начинает в это верить и становится таким, каким его хотят видеть окружающие!

– Это точно, – согласился я, – большая часть гриффиндорцев убеждены в том, что каждый слизеринец – потенциальный Волдеморт.

Хагрид вздрогнул при звуке этого имени.

– Это школа полна стереотипов! – констатировал я.

– И пришло время их ломать! – резко заявил Пат, – меня задолбало уже называть свой факультет таким же тоном, что и объявлять неизлечимый диагноз. Пришла пора менять традиции!

– Пат, ты прям как Оливер Кромвель! – восхищённо присвистнул я, – или нет, как святой Патрик. Только тот просвещал Ирландию, а ты – Хогвартс!

– Ну что, приятель, научим их, как революции делать? – воодушевлённо спросил у меня Пат.

Глава Пятнадцатая, в которой Снейп познаёт радость отцовства

– Гермиона, можно одолжить твой серебряный нож?

– Да, конечно, – отвлечённо пробормотала она.

Я попытался распилить ссохшийся стручок сопофоруса чтобы добыть хоть чуть-чуть сока. Хрен. Нету в нём ничего. Снейп косится с мерзкой усмешкой. Ну чего, скажите на милость, я ему сделал? Может, у него мой отец тысячу галеонов взаймы взял?.. Взял. И умер.

А если вот так?.. Вау! Сколько сока! Да тут на четверых хватит…

Пятничные Зелья проходили в обычном режиме.

Сегодня мы готовили Глоток Живой Смерти (название каково, а?). Гермиону трудно было различить из-за волос, которые спутывались в парах её котла. Малфой весь урок доканывал плоскими издёвками, пока я не пообещал напоить его тем, что у меня получиться. Он заткнулся, ведь ещё и Пат живо предложил помощь в этом деле (да и без своих друзей-амбалов он вовсе не такой крутой). Ну а Пат, внезапно без привычного омерзения к котлу, с глубоко задумчивым видом разглядывал своё багровое зелье. Так художник смотрит на почти готовую картину с видом – чего-то явно не хватает. Вдумчиво, никуда не торопясь. Будто у него не пятнадцать минут, а как минимум сутки.

Посмотрел и стал быстро увеличивать огонь. Остановился только тогда, когда языки пламени стали лизать стенки котла. Снейп с интересом следил за его манипуляциями. И через пару минут зелье Пата приобрело точно такой же бледно-розовый оттенок, о котором говорилось в учебнике.

– Как это у тебя получается? – с восхищением и завистью одновременно прошептала Гермиона.

Пат загадочно ей улыбнулся и подмигнул.

– Добавь огоньку, подруга.

– В учебнике этого не написано! – фыркнула Гермиона.

Моё зелье было пусть и не бледно, но всё же розовым, так что я решил, что этого хватит.

– С чего ты взял, что надо увеличить огонь? – допытывалась Гермиона у Пата по дороге из подземелий. Она находилась на грани между возмущением и восхищением. Наверное, ей и в голову не могло прийти, что учебники не могут подсказать кратчайший путь к искомому.

– Мы же добавляли туда порошок из панциря скарабея, – безмятежно заявил мой друг. Куда делся тот мизантроп, который почти три недели допекал меня критикой всего и вся? Таким счастливым я его видел только после особо интересных уроков химии. Ну, для Пата интересных, конечно.

– Ну и? – не поняла Гермиона.

Пат посмотрел на неё и, по-видимому, впервые усомнился в её интеллектуальных способностях.

– Это же кальций, – заявил мой друг, – с примесями, конечно… Кальций никогда не растворится полностью при низкой температуре! Это же химия.

Пат был счастлив. Правда, сто лет не видел его таким радостным.

– Ага! – вспомнил я, – твоя теория, что магия – это не магия.

– Что? – не поняла Гермиона.

– Да у Пата есть теория, что магия – это на самом деле не магия. Так?

– Так, – довольно согласился мой друг, – и только что я нашёл этому подтверждение.

– И какое же? – Гермиона смотрела на Пата так же, как на Луну Лавгуд, эксцентричную особу из Равенкло, когда та доказывала существование сладкорогих стеклопов.

– Законы одни и те же. Значит, наука вполне может доказать всё то волшебное, что нас окружает. Это лишь вопрос времени и уровня развития интеллекта. Кстати, мне пора на Чары. Увидимся.

– И часто он так? – с задумчивым видом спросила Гермиона, глядя ему вслед.

– Что? А… Это в нём проснулся химик-экспериментатор. Это надолго.

Мы пошли к теплицам на Травологию, где уже поджидала большая часть моих соплеменников. Ветер задувал холод за воротники и все ёжились. Такая вот гриффиндорская стая ворон.

– Пат так любит химию?

– Любит? – усмехнулся я, – химия – главная страсть в его жизни. Ему ещё три года назад химичка настоятельно советовала поступать в университет.

– А тебе? – заинтересованно спросила Гермиона, когда мы уже начали работать с ядовитым щупом. К нам присоединился Рон Уизли.

– Что мне? – приглядываясь к растению с жёлто-кислотными пятнами и размышляя, с какого бока ждать от него неприятностей, я уже забыл, о чём мы разговаривали.

– Тебе тоже нравится химия? Просто ты так стараешься на Зельях.

Что мне не нравилось в Гермионе, так это её любовь к вытягиванию подробностей, причём абсолютно, на мой взгляд, ей не нужных. Это иногда походило на допрос с пристрастием. В такие моменты, чтобы не потерять её дружбу, лучше тщательно ей на всё ответить. Тогда она сама отстанет.

– Я не люблю химию. Вернее – не понимаю. Наука – это не моё. Я – человек действия и всегда любил прикладные направления. Это Пат всегда мечтал стать учёным. Зелья мне тоже не слишком нравятся, хоть они в сто раз легче, чем химия. Здесь хоть не надо выстраивать эти жуткие цепочки превращений и через минуту сверяться с таблицей Менделеева или ещё с какой-нибудь ерундой.

– А тебе что-нибудь советовали? – продолжала допытываться Гермиона.

– В полицию идти советовали, – мрачно отозвался я, – Пат очень любит это вспоминать.

– Это маггловские авроры с углестрльным оружием? Круто, – восхитился Рон. Он не стесняясь, слушал наш разговор.

– Огнестрельным, – поправил его я.

– Кто это тебе советовал? – Гермиона ну никак не хотела слушать урок.

– Инспектор в Кэмп Хэмптоне, – уныло ответил я, – говорил, что у меня способности. Конечно, если я больше не буду вляпываться в дурацкие истории.

– Что-то ты не очень этому рад.

– Понимаешь, Гермиона, это только в фильмах детективы такие крутые. Я лично считаю, что в полиции одни придурки.

– А я считаю, что ты не прав. Мой дядя служит в полиции, и он не придурок, – слегка обиженно заявила Гермиона.

Я пожал плечами. Если бы мойдядя был копом, я бы иммигрировал из страны.

* * *

– И что за Кэмп Хэмптон? Столько раз о нём упоминали, – спросила Гермиона, кутаясь в мантию.

Мы шли к полю для квиддича смотреть на отбор в гриффиндорскую команду. Это Гермиона меня сюда потащила, я лично собирался пойти в библиотеку. На улице было мерзко, в квиддиче она разбиралась менее чем поверхностно – на фига это было ей надо?

Рядом с нами уныло брёл Рон. Он нёс с собой метлу и выглядел очень несчастным. Как я слышал, в прошлом году он играл за Кольцевого, и то ли плохо он играл, то ли были ещё какие-то проблемы… Короче, весь вид его говорил, что он не слишком надеется попасть в команду в этом году.

Отношения Рона и Гермионы часто напоминали мне отношения Пата и Лу. Те тоже ссорились и переругивались по состоявшейся традиции с тех пор, как мы втроём оказались в одном классе средней школы. Но тут была большая разница: Лу обладала уникальной способностью забывать о ссоре через пять минут после оной, а Пат всегда воспринимал подобное как неизбежность в отношениях с Лу и никогда не воспринимал их ругань всерьёз. Да и вообще, я давно подозреваю, что им это просто нравится. И, конечно, при затянувшейся разборке у меня всегда было исключительное право сказать, чтобы они оба заткнулись и напомнить, что мы, вообще-то, в одной лодке.

С Роном и Гермионой было сложнее. Они оба были жутко обидчивыми, упрямыми и не хотели признавать свою неправоту. Поэтому отношения их были цикличными – непримиримая вражда периодически сменялась нормальным сосуществованием. Как сейчас, например.

– Кэмп Хэмптон – это летний дисциплинарный лагерь для трудных подростков с преступными наклонностями. Это туда нас направили после «экспериментов» в химическом классе.

– Ооо…

– Не делай такое сострадальческое лицо, всё не так страшно, как звучит, – усмехнулся я, вспоминая весёлые денёчки в Хэмптоне и всех тех, с кем мы там познакомились.

– В каком смысле? – не поняла Гермиона.

– В таком. Скажем так – летний лагерь там был, трудных подростков и преступных наклонностей – выше крыши, а вот с дисциплиной подкачали. Если не считать дней, когда приезжал инспектор из полиции и проводил индивидуально-вразумительные беседы с каждым из нас… Короче, во всё остальное время там творился полный бедлам и все отрывались по полной программе. Я, наверное, перезнакомился с половиной беспризорного Лондона.

Рон даже вышел из своего уныло-расстроенного состояния.

– Толпа парней с преступными замашками в одном месте? – присвистнул он, – даже боюсь представить, что там творилось.

– Ну почему же только парней? – усмехнулся я.

– Но я думала… – изумлённо осмотрела на меня Гермиона, – О! Я представляю, какиетам были девушки.

Уж точно не из института благородных девиц.

– И твой друг тоже там был? – поинтересовался Рон.

– Ну да, я же говорил…

– Ой, Рон только не начинай! – возмутилась Гермиона, – Пат нормальный парень и многие на его факультете тоже очень даже неплохие!

– Гермиона, но это же СЛИЗЕРИН! – обратился к ней Рон с таким видом, будто хотел её вразумить.

Видимо, он хотел вразумить и меня, раз начал такой разговор в моём присутствии. Гермиона что-то ответила ему, но я их даже не слушал. Я устал объяснять всем подряд, что Пат – мой друг, что я знаю его пять лет, что ему плевать на родословную волшебников, и что, в конце концов, я доверил бы ему свою жизнь. Отношение к нему было в Гриффиндоре крайне противоречивым. Некоторые и правда считали, что его появление несёт в себе что-то новое, большинство находило его поведение настораживающим и странным, а некоторые, типа Симуса, вообще считали, что уж лучше знакомое зло (я имею в виду Малфоя), чем незнакомое и малопонятное. В конце концов, я вспылил и заявил, что мне плевать, что какая-то там драная шляпа отправила Пата в Слизерин, и не слишком вежливо заметил, что если ещё хоть кто-нибудь начнёт гнать на моего друга, то я больше не буду столь дипломатичным. При мне больше таких разговоров не велось.

Ведь с другой стороны, и ко мне отношение было крайне противоречивым…

– А в библиотеке сейчас тепло… – задумчиво и вслух заметил я.

– Что? – спросила Гермиона, отвлекаясь от спора.

– Гермиона, ты знаешь какой-нибудь способ магического копирования текстов?

Она задумалась на мгновение.

– Знаю.

И тут же опомнилась.

– Но если это для сочинений, то учителя сразу…

– Это не для сочинений, – уверил её я.

– Что ты вообще делаешь в библиотеке так часто? – крайне удивился Рон, – торчишь там больше, чем Гермиона!

Это было последней каплей. Гермиона фыркнула, бросила на него уничтожающий взгляд и удалилась на трибуны, даже не пожелав удачи. Светлая полоса их отношений явно подошла к концу.

– Зря ты так с ней, – заметил я Рону, пожелал ему удачи, и поплёлся за Гермионой.

Зрителей собралось достаточное количество. Половина глазели не на отбор, а на меня. Просто прелесть!

– А что делает Пат? – спросила Гермиона, всем видом давая понять, что не хочет говорить о произошедшей ссоре.

– Отбывает наказание у Флитвика.

Брови Гермионы подлетели вверх от удивления.

– Пат наложил Хохочары на Малфоя вчера на Чарах.

Она хихикнула.

– Но это же не порча.

– Зря смеёшься. Смех – великое оружие. Малфой ржал, не переставая, двадцать минут и его отпаивали успокоительным зельем у мадам Помпфри.

– Ну да, – засмеялась Гермиона, – у Малфоя всегда такой кислый вид, чуть-чуть веселья ему явно не повредит.

– Так Пат и ответил на вопрос, зачем он это сделал. Хотя, не думаю, что наказание будет страшным. Я сегодня утром лично слышал, как Флитвик убеждал МакГоноголл, что лучше это заклинание ещё никто не исполнял.

Дело в том, что профессор Флитвик, миниатюрный преподаватель по Чарам, души не чаял в Пате. Мишель Престон по праву считалась одной из лучших выпускниц его факультета, и Флитвик не упускал случая заметить, что Пат полностью унаследовал талант своей матери и место Пата определенно в Равенкло.

Меня он тоже бывало хвалил, но на факультет к себе не звал.

На поле тем времени начался отбор. Из разговоров я слышал, что Джинни придётся набирать большую часть команды. Я ей не завидовал. Желающих играть в квиддич было хоть палкой отгоняй.

– Джинни давно играет?

– Четвёртый год, – ответила Гермиона, – играет за Ловца, но, вообще-то, она хочет играть за Охотника. Просто лучше никого нет. Она наверняка сегодня будет смотреть претендентов на место Ловца.

– А ты не играешь?

Гермиона скривилась.

– Вообще-то я не очень уверенно себя на метле чувствую.

– Ведьма не дружит с метлой, – не очень удачно пошутил я.

Гермиона лишь неодобрительно фыркнула.

Я смотрел на поле. Начался отбор Кольцевых, с которыми Джинни решила разобраться в первую очередь.

Рон, на мой взгляд, играл неплохо. Видно нам, правда, не очень хорошо было, мы сидели прямо за его спиной. Но он отбил все пять мячей, и выглядел теперь очень довольным. Подошла очередь МакЛаггена. Первый мяч… второй… третий… четвёртый… Но за пятым, который подала сама Джинни, он ринулся прямо в противоположную сторону. Выглядело довольно смешно.

Я повернулся к Гермионе, чтобы как раз заметить, что она что-то торопливо запихивает во внутренний карман мантии. Кажется, палочку.

– Что это ты делаешь? – подозрительно уставился на неё я.

Или только что сделала?

– Я? – Гермиона продемонстрировала мне умение делать невинные глаза, – ничего.

– Точно? – ещё более подозрительным тоном спросил я.

– Что ты, Гарри! – сделала ещё более невинные глаза Гермиона, – а посмотри, что это там на поле происходит?

Это был явно отвлекающий маневр, и я решил не допытываться. Если ей захотелось навести чары на МакЛаггена – её дело. Хотя это было довольно забавно.

На поле и правда начались какие-то разборки с участием Джинни, МакЛаггена и Рона. Гермиона, видимо на правах старосты, решила пойти и разобраться. Меня, естественно, с собой прихватила.

Разборку устроил МакЛагген, видимо, недовольный результатами отбора. Вдоволь наоравшись с обоими Уизли, он, пыхтя, убрался с поля. Все вздохнули с облегчением, а Рон сиял так, будто только что выиграл величайшую битву в истории человечества.

– Гарри, а ты не хочешь попробовать? – на радостях предложил мне он.

Я даже не успел возразить, как Гермиона подхватила:

– Точно, Гарри. Ты же говорил, что твой отец играл за Ловца в своё время.

– Ну и что? – изумился я, – это же не группа крови, чтобы по наследству передаваться.

– Да ладно. Вдруг у тебя лучше получится, чем у меня? – с надеждой в голосе сказала Джинни. Видимо, ей очень хотелось играть за Охотника.

– У меня зрение плохое. Да и на метле я в жизни не сидел, – ещё пытался возражать я, – хотя нет, сидел. Мне был один год, и по легенде, я разбил вазу и чуть не убил кота.

Меня уговорили. Вернее, буквально заставили. Я, устав сопротивляться мнению большинства, сказал «ладно» и с чувством, что я сейчас опозорюсь перед кучей народа, залез на метлу.

И, о чудо! Вы не поверите – я полетел. И хорошо так полетел – мне понравилось. Видимо, и всем остальным тоже.

Так я попал в команду.

* * *

Прошёл отбор. Потом Джинни устроила пробную тренировку для разгона, я поймал несколько раз Снитч, и вся команда пришла в восторг. Летать и ловить золотой шарик с крылышками мне особых проблем не составляло, и я даже почувствовал себя как-то неудобно.

В командные игры я раньше не играл. В школьной футбольной команде играли только местные «звёзды», а при отборе в команду по регби стоило тренеру увидеть нас с Патом, то он заорал, что дистрофики ему на поле не нужны и отправил нас куда подальше. Впрочем, когда мы разглядели габариты ребят, что там играют, нам резко расхотелось играть на одном с ними поле.

Вся эта котовасия продлилась до вечера, библиотека накрылась медным тазом, и я устал, как собака. Когда мы уже уходили с поля, я заметил Пата, стоявшего с задумчивым видом около трибун. В темноте мерцал огонёк сигареты.

Когда я и вконец замёрзшая Гермиона подошли к нему, он спросил меня с отстранённым видом:

– Ты теперь в квиддич играть будешь?

– Ага, – согласился я, – типа того. А что?

– Много я видел экстремальных игр… – задумчиво протянул Пат, – не думай, что я сомневаюсь в твоих способностях, приятель, но хочу спросить. Так, для справки. Ты какой гроб предпочитаешь?

Я на секунду задумался.

– Простой. Без наворотов. Но со вкусом. И хоронить без очков. Без них я выгляжу симпатичней.

– Запомню, – серьёзно кивнул мой друг, – а насчёт похорон что-нибудь?

– Похорон? Пусть Лу обязательно оденет вуаль, черное ей к лицу. Никакого похоронного марша. Дурслям открытку черкните, пусть люди порадуются. Ну а на могильной плите надпись – «он знал, что этим всё и закончится».

Гермиона переводила ошарашенный взгляд с одного на другого и наконец воскликнула:

– Ну и шуточки у вас!

– Обычные плоские шуточки, – заметил я.

– Нормально, по-моему, – пожал плечами Пат.

Когда мы шли в спускавшихся сумерках к замку, я спросил у Пата:

– А сам играть не хочешь?

– Ну уж нет, – протянул мой друг, – я, приятель, жить люблю. А ты не волнуйся – я, если что, такие шикарные поминки тебе закачу…

* * *

Я не буду описывать, в какой восторг пришёл Сириус, когда я написал ему про квиддич и какую крутую метлу (от которой пришёл в восторг весь факультет) он мне прислал. Я не буду передавать все излияния Лу в очередном письме или описывать часы в библиотеке или усилия на дополнительных занятиях по Превращениям.

Хотя забавно заметить, что подарок нашей сумасбродки приобрёл дикую популярность, и мы с Патом дали моду на перьевые ручки. Но это всё не так интересно, как то, чему я стал невольным свидетелем после Чар спустя несколько дней.

После урока я задержался, чтобы проконсультироваться по одному вопросу насчёт невербальных заклинаний. Получив ответ, я уже собрался уходить, но тут случилась неприятность. Моя сумка зацепилась за какой-то гвоздь, порвалась, и всё содержимое вывалилось наружу.

– Гарри, надо быть более осторожным, – укорил меня Флитвик и хотел было помочь, но его отвлёк влетевший в класс профессор Снейп.

Мне стало так интересно, что он сейчас скажет Флитвику! Я тихо пробормотал «Репаро» и стал очень, ну очень медленно возвращать свои вещи на место.

Но Снейп заметил меня, скривил мерзкую рожу, и не сказал ничего интересного. И, думаю, он уже собирался уходить, когда спросил:

– Кстати, мистер Рэндом отбыл наказание?

– Да, конечно, ещё в субботу. Разве я не говорил? – пропищал Флитвик, как всегда пришедший в восторг при упоминании Пата, – и, я должен сказать, Северус, что это несправедливо.

– Несправедливо наказание? – без каких-либо эмоций спросил Снейп.

– Нет, я говорю о факультете. Я уверен, здесь Шляпа ошиблась. Такой талант, такой талант! Гарри, не думай, что я умаляю твои достижения, – вдруг обратился он ко мне, – вы оба так быстро всё догнали. Но, ей богу, у меня давно не было таких талантливых учеников. И, главное, с исследовательской жилкой – весь в Мишель!

Снейп моргнул. Казалось, что-то изменилось во всём его облике.

– Да, Пат всегда любил науку, – подтвердил я, уверенный, что что-то сейчас будет.

– Мишель? – тихо спросил Снейп.

– Ну да, Мишель, – заявил Флитвик, – Мишель Престон, мать Патрика. Северус, вы же должны её помнить, она училась с вами на одном курсе.

Профессор Снейп смертельно побледнел. О да! Он помнил. Судя по выражению его лица, ещё как помнил.

– Такая талантливая была девочка, – продолжал заливаться соловьём профессор, – одна из моих лучших учениц, надо сказать…

– Мишель Престон – мать Патрика Рэндома? – ещё тише спросил Снейп.

– Ну да, я же только что сказал, – заявил крошечный профессор и так хитро посмотрел на Снейпа, что мне в голову закралось подозрение, что кому надо, все уже догадались что к чему.

А человек, на которого, как снег на голову, обрушивалось нежданное отцовство, побледнел ещё больше и казалось, что в уме он что-то быстро подсчитывает. Могу поспорить, что…

– … пять Пожирателей понадобилось, чтобы её убить, – продолжал печальные воспоминания Флитвик, – она дала настоящий бой. Ужасная смерть, ужасная…

Снейп, видимо, произвёл все необходимые подсчёты, понял, что они означают, и побледнел до такой степени, что стал походить на приведение.

– Действительно, ужасно, – почти шёпотом согласился он с Флитвиком, – я, пожалуй, пойду.

Я думаю, никогда Мастер Зелий не был так близок к инфаркту.

– До свиданья, профессор Флитвик, – тут же попрощался я и выскочил вслед за Снейпом.

Как я и предполагал, главный зельевар меня даже не заметил. Думаю, ему сейчас было не до меня. Следует запомнить этот момент – наверное, никто и никогда не видел Северуса Снейпа в столь растерянном состоянии. Он постоял пару секунд на одном месте, потом развернулся, дошёл до развилки и повернул на право. Через пару шагов передумал и пошёл в другую сторону. Ох, и зацепило его…