Текст книги "Гарри Поттер и… просто Гарри"

Автор книги: Светлана Исайкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Глава Тридцать Седьмая, в которой слизеринцы показывают характер

Проснулся я на следующее утро в ужасном расположении духа, нервный и с гудящей головой. Давно заметил – если ложишься спать в подобном состоянии, то и встаёшь соответственно.

Одевшись, я пошёл на завтрак, сохраняя абсолютное равнодушие к преследовавшим меня взглядам. Была суббота, студенты не торопились на занятия. Со мной никто не заговаривал, да я особо и не расстроился. Наоборот, может и к лучшему – я ведь могу и нагрубить ненароком.

За гриффиндорским столом первым, что бросилось мне в глаза, были мои подруги. Лу и Джинни – одна по левую руку, другая по правую – явно наседали на Гермиону с каким-то вопросом. Та решительно отнекивалась, мотала головой в знак протеста и даже покрутила пальцем у виска.

– Гермиона, я же тебе говорила, что… – убеждала её Джинни, когда я подошёл к ним сзади.

– Здравствуйте, девушки! – поздоровался я более раздражённым тоном, чем собирался, – о чём такая активная дискуссия?

Судя по тому, как они синхронно подскочили и покраснели, активная дискуссия была, кажется, обо мне. Впрочем, развёрнутого ответа я от них и не ждал.

– Это была отличная речь, Гарри, – разом переменила тему Лу.

– Да, Черчилль со своим Фултоном отдыхает, – вяло усмехнулся я, – да вас же не было вчера.

– Мы были, – сказала Джинни, – к середине подошли. Ты просто нас не заметил, мы в сторонке стояли.

Я молча принялся за завтрак. Есть не хотелось – еда казалось безвкусной дрянью, хотя эльфы, я уверен, приготовили всё как всегда прекрасно. Нервы, нервы… Интересно, а нервные клетки волшебники восстанавливают?

– Гарри, мы хотели зайти к тебе после твоего ухода, – тихо произнесла Гермиона, – но Лу сказала, что ты в таком состоянии можешь послать нас куда подальше.

– Могу, – согласился я, проглатывая кусок запеканки. Потом повернулся к ней и сказал, – извини. Просто я устал от всей этой тупости.

Она собиралась мне что-то сказать, но в зал стали влетать совы с утренней почтой. «Пророк» выписывали не многие, но Гермиона была среди них, потому что любила быть в курсе событий. Я вернулся к еде – газета меня не интересовала сегодня тем более.

Я не сразу заметил напряжение, распространившееся по Залу. Кто-то за спиной сдавленно охнул, а четверокурсник, сидящий напротив меня и уткнувшийся в газету, вдруг выпучил глаза и, сильно толкнув соседа, сунул ему листок под нос.

– Гарри, – довольно высоким голосом произнесла Гермиона, и я понял, что это опять про меня. Но когда она дала мне газету, и я прочитал то, что там было написано, я понял, что ошибся.

«…Мы уже несколько месяцев периодически освещаем жизнь юного Гарри Поттера – надежду всего магического мира в случае возрождения Сами-Знаете-Кого, как считают некоторые оптимисты и идеалисты. Как помнят читатели, мы уже упоминали об особенностях характера Мальчика-Который-Выжил и его сомнительном поведении в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс, на которое смотрят сквозь пальцы как его официальный опекун, Сириус Блэк, так и директор Школы – Альбус Дамблдор, чья компетентность давно под вопросом. Сквозь пальцы смотрят и на явное увлечение юного героя тёмной магией – и мало того, из проверенного источника нам стало известно, что Гарри Поттер владеет парселтонгом – редким даром говорить со змеями, что издревле считалось верным признаком тёмного волшебника. Этой способностью обладал легендарный Салазар Слизерин, а также, по некоторым данным, и Сами-Знаете-Кто. Кого же мы получим в результате, задаём мы вопрос, не нового ли чёрного колдуна, мечтающего захватить власть в стране?

Конечно, многие могут сказать – как сын таких достойных родителей может пойти по кривой дорожке? Но давайте посмотрим, что за люди его окружают. Его крёстный отец – печально известный Сириус Блэк, о котором уже было сказано немало, последний представитель одной из самых родовитых фамилий, связанных с тёмной магией. Но есть ещё один человек, с которым юного Поттера связывает теснейшая дружба с раннего детства. Это Патрик Рэндом, ближайший друг и советчик во всех его делах. Фамилия это, конечно, не известна магической общественности, но быть может, многие вспомнят его мать – выдающуюся волшебницу Мишель Престон, сотрудницу Департамента Магического Правопорядка, убитую приспешниками Сами-знаете-кого, когда её сыну не было и года. Истории мальчиков похожи, не правда ли? За исключением одного момента – отцом этого молодого человека является небезызвестный многим Северус Снейп, профессор Зельеварения в Хогвартсе, который (как известно немногим) сам являлся Пожирателем Смерти, и не был осуждён и посажен в Азкабан только по причине заступничества того же Альбуса Дамблдора…»

– Сука! – слишком громко и как-то слишком хладнокровно констатировал я, сминая газетный листок в кулаке.

«Пророк» явно ходил по рукам. Про завтрак все забыли. Но Скиттер просчиталась в одном моменте – готов поклясться чем угодно, что заявление о родственной связи моего друга и Мастера Зелий абсолютно затмило моё якобы увлечение тёмной магией и способность говорить со змеями. Тихий изумлённый шёпот, перескакивающие взгляды от Пата к Снейпу, чьё-то довольно громкое утверждение за столом Равенкло – «я же говорил!», почему-то смущённые лица преподавателей. Каменное лицо Северуса Снейпа, которое не выдавало ни грамма эмоций.

– Как она узнала?! – едва слышно прошептала Гермиона.

– А Снейп молодец, – неожиданно для самого себя заметил я, обернувшись к ней, – я бы не смог такое непробиваемое лицо сделать на его месте.

Лу же смотрела только на Пата. Тот как раз читал злополучную газету. Его лицо одновременно мрачнело и бледнело в процессе прочтения. Да сейчас не только Лу, многие смотрели именно на него. Если бы Пат сейчас расхохотался, как тогда, в библиотеке, никто бы не поверил. Это стало бы сплетней, но не более. Не смотря на его явную схожесть со своим отцом, среднестатистический ученик Хогвартса не был в состоянии представить Снейпа в роли счастливого папочки. Представить, что у того была связь с женщиной, большинству просто не хватило бы воображения.

Но когда Пат дочитал статью, то отшвырнул от себя газету, порывисто вздохнул и почти отчаянным движением закрыл лицо ладонью. Это было равносильно официальному признанию.

* * *

– «Л.Э.», – прочитал я накарябанные на столбике кровати буквы, когда смахнул пыль, – «Л.Э., Л.Э.» и так ещё два раза.

– Что это может значить? – задумалась Лу, разглядывая потолок, покрытый паутиной.

– Боюсь, это история болезни, – грустно улыбнулся я.

В груди разлилась какая-то странная приятная печаль – доказательства того, что Джеймс Поттер когда-то топтал эту землю, обычно действовали на меня самым умиротворяющим образом.

– «Снивелли, вымой свои патлы!», – с непередаваемым сарказмом в голосе прочитал Пат с досок, коими были заколочены окна, – подпись – Мягколап. Смотрите – сколько лет прошло, а совет не теряет своей актуальности, – задумчиво добавил он.

– Как будто, он его когда-нибудь прочитает, – хмыкнул я.

– Здесь довольно хо…хо… апчхи! – громко чихнула Гермиона, – холодно. И пыльно.

– Гермиона, ты ведьма или кто? – удивилась Лу, – надо растопить камин.

– Точно, – смутилась та.

Ну, камином это было назвать сложно. Я бы сказал – очаг. Зачем он перевоплощающемуся оборотню – понять очень сложно. Но ещё сложнее понять, зачем ему же – огромная кровать с балдахином, стулья, стол…

– Чтобы было, что покрушить, – предполагает мой друг.

Когда Гермиона разжигает огонь в очаге, становится не в пример уютнее. Ну, если не уютнее, то уж теплее точно.

Мы находились в Визжащей Хижине, как можно было догадаться. Я понимаю – нормальные люди туда не полезут – все боятся привидений. Но мы-то знаем, что никаких привидений тут нет, и отродясь не было. Мы с Патом давно хотели сюда пробраться, но всё как-то руки (вернее, ноги) не доходили. А теперь появился замечательный повод – скрыться от навязчивого интереса всего Хогвартса.

Когда после появления статьи, которая действительно ошеломила студентов и половину преподавательского состава, мы подошли к моему другу, то первыми его словами были:

– Ничего не хочу слышать, – он выставил вперёд руку, будто предупреждая нас, – не сейчас. Завтра, послезавтра, когда-нибудь, но не сейчас. Пойдёмте отсюда куда-нибудь, а не то я буду вынужден просить у тебя мантию-невидимку, Гарри.

Идею насчёт Хижины лично я поддерживал. Хотелось выйти из школы хоть куда-нибудь, потому что я всем существом чувствовал это давление вопрошающих взглядов, которое, казалось, достанет даже в нашей любимой Комнате-По-Требованию.

Когда мы разошлись по гостиным за тёплыми мантиями, Гермиона спросила меня с крайне озабоченным видом:

– Но как она узнала, Гарри? Я никак не могу этого понять.

– Наверное, ей рассказал кто-то, кто знает, – пожала плечами Лу.

– А кто знает? – нахмурилась Гермиона, – и про Пата, и про парселтонг?

– Да мало ли, – буркнул я, – нам кажется, что всё в тайне, а на самом деле всегда кто-то мог что-то услышать.

– Да, – согласилась она, – но кому это надо? Если всем происходящим вертит Малфой-старший, то напрашивается один вариант…

– Отпадает, – мотнул головой я.

– Почему? – удивилась Лу.

– А вы видели его лицо, когда по Залу понеслась эта новость? – повернулся к ним я, – мне показалось, что он готов был за два стола отпрыгнуть от Пата!

– То есть, за наш? – уточнила Лу.

Я против воли засмеялся, живо представив Малфоя в два прыжка оказывающимся за гриффиндорским столом.

* * *

Так как на разговоры об утреннем происшествии Пат наложил вето, все втихомолку занялись своими делами, для которых не обязательно было идти в Визжащую Хижину. Мой друг достал тяжеленную томину с каким-то жутким названием «Неорганические соединения» и чего-то там ещё, и попытался уйти от мира по привычному маршруту – забравшись с головой в науку. Лу раскладывала пасьянс. Гермиона решила дописать домашнее задание по Нумерологии.

Я же, не найдя себе более достойного занятия, принялся слоняться по комнате, в надежде найти ещё какое-нибудь свидетельство деятельности Мародёров. Пока, кроме тех двух надписей, я нашёл только свидетельство пребывания оборотня в этой комнате – погрызенные ножки стульев, например…

– Что там у тебя? – поинтересовалась Лу, когда я полез под кровать.

Я вылез весь в пыли, но зато вместе с коробкой, затянутой паутиной.

– Да ничего особенного, – я засунул руку вовнутрь, – свечи, смотри.

Я порылся ещё, но там был в основном хлам – обрывки пергамента, давно пересохшие чернильницы… На самом дне обнаружилась потрёпанная книга и что-то, завёрнутое в тряпку. Когда я её размотал, то опять рассмеялся.

– Ты чего ржёшь? – поднял голову Пат.

– Заначка Мародёров, – объяснил ему я и продемонстрировал початую бутылку огневиски.

– Надеюсь, вы не собираетесь сейчас её распивать? – подняла брови Гермиона. Вид её говорил, что она не в шутку рассматривает возможность таких действий с нашей стороны.

– Зачем? – успокоил её я, – я Сириусу отдам. Или Рему. Им понравится.

– А ты уверен, что там виски? – подозрительно прищурился Пат.

Я откупорил бутылку и принюхался.

– Да вроде.

– А что же там может быть? – в притворном испуге прошептала Лу.

– Да мало ли что им могло стукнуть в голову туда налить, – пожал плечами Пат.

– Да ладно! – бесшабашно махнул рукой, и какой-то пробежавший мимо бес дёрнул меня так же бесшабашно сделать маленький глоток.

Из-за строенного «С ума сошёл!!!» я чуть не подавился.

– На твоих глазах чуть не умер Пат, а ты хлебаешь не пойми что! – закричала не в шутку разозлённая Гермиона, вскочив со стула, – если там яд или ещё какая-нибудь гадость, мы даже помочь тебе ничем не сможем!

– Да это же… – попытался объяснить я, что от Мародёров максимум можно ожидать какой-нибудь глупой шутки, – это же… да там нет же ничего!

Пат молча встал, подошёл ко мне и отобрал бутылку. Потом плеснул немного на стол и хмуро провёл над этой лужицей палочкой. Стояла мёртвая тишина.

– Яда здесь нет, – провозгласил мой друг.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Оттуда, – буркнул он, – экстримал хренов…

Лу пришла в себя быстрее всех.

– Да ладно, живой ведь… – кинула она таким бодрым голосом, отчего я тут же понял всю глупость такого поступка.

Гермиона с надувшимся видом уселась на стул и вернулась к работе. Я, чувствуя себя идиотом, посмотрел на книгу, которую оставил лежать на кровати. Она была старая, переплёт от постоянной сырости разошёлся, страницы пожелтели. Название невозможно было разобрать. Но когда я раскрыл содержание, то присвистнул.

– Что бы ты там ни нашёл, – проворчал Пат, – не пей, не ешь и не грызи. И не нюхай. И, на всякий случай, лучше не трогай.

– «Познай свою суть», – прочитал я, – универсальное пособие по анимагии. Такого мы ещё не читали.

– Правда? – тут же встрепенулся мой друг, – дай-ка глянуть.

Мы стали пролистывать потрёпанные временем страницы. Это был ещё один привет из прошлого – поля пестрели заметками, написанные четырьмя разными людьми. Почерки Сириуса и Рема хоть и претерпели изменения, но были узнаваемы. Третьим и четвёртым, несомненно, были мой незабвенный папаша и Петтигрю. «Он это сам пробовал?», «Бред какой-то», «Можно и проще», «Ну и загнул…», «Не хочу идти к МакГоноголл»… Эти местами расплывшиеся надписи было намного интереснее читать, чем саму книгу, которая действительно была довольно бредовой.

– Знаю!!! – вдруг заорала Гермиона.

Мы все подскочили. Я уронил книгу. Лу рассыпала карты.

– С ума сошла, – прошептал Пат, – орёшь, громче мамаши Сириуса!

Но наша староста нас даже и не заметила. Она улыбалась, глаза победоносно сверкали и вид у неё был настолько вдохновенный, будто она только что доказала теорему Ферма.

– Я знаю! – ликовала она, – знаю, как Скиттер проникает в школу!

– Она сама проникает в школу? – переспросил я.

Воображение услужливо подсунуло мне картинку крадущейся по ночным коридорам Хогвартса дебелой блондинки с бульдожьей челюстью, одетой в костюм ниндзя и боевой раскраской на лице.

– Да! – воскликнула Гермиона, будто только заметив наше присутствие, – никто ей не передаёт информацию! Она сама её достаёт! Вы что, не понимаете? Она – анимаг! Незарегистрированный анимаг!

* * *

– …или лучше, пусть он её съест! – закончил перечислять зверские способы расправы с Ритой Скиттер Пат. Перечислял он мне их в правое ухо, поэтому я постоянно сбивался.

Писали мы Сириусу. Писал собственно я, Пат злодейски сверкал глазами, Гермиона пребывала в нирване по поводу своего открытия, а Лу в нетерпении перетаптывалась на месте. Даже Хэдвиг радостно ухала – уловила всю важность момента.

– Думаете, Сириус её сдаст? – спросила Лу, когда мы отправили сову со своим важным донесением.

– Неее, – протянул я, – скорее, припугнёт. Такой компромат на дороге не валяется.

– А сколько дают за незаконную анимагию? – внезапно задался вопросом мой друг.

Мы все переглянулись. Действительно, получалось довольно интересно. Мы собирались шантажировать эту журналюгу тем самым проступком, который и сами собирались сделать.

– Глупо это, на самом деле, – продолжил рассуждения Пат, – почему это считается преступлением? Это ведь над собой эксперимент, а не над другими?

С такими рассуждениями мы вышли из совятни. К сожалению, тот факт, что Гермиона раскрыла секрет Скиттер, уменьшению разговоров не способствовал. Чего и следовало ожидать. Но всё что могла сделать эта стерва, она сделала.

Новость об отцовстве Снейпа была темой для разговоров для всего Хогвартса. Подозреваю, что даже учителя шушукались по углам, особенно те, кто застал времена Мародёров.

Самым острым моментом было то, что говорить об этом в полный голос не решался никто. Профессор Снейп лютовал по страшному, снимая баллы при одном лишь подозрении на обсуждение больной темы. Мне было его жалко – но намного больше сострадания вызывал у меня мой друг. За всю свою учёбы в Хогвартсе он не вызывал к своей персоне столько внимания. Но если на Снейпа пялились просто с изумлением, потому что от него никто не ожидал таких фокусов, то на Пата смотрели чаще со страхом. Видимо, исходили из принципа – не так страшен чёрт, как его малютка…

Весь этот день мы старательно прятались. Весь вечер просидели у Люпина. Приближалось полнолуние, и Рем был бледным и нервным, а из-за просыпавшейся во мне коняги по моей спине периодически бегали мурашки. Да и вообще я чувствовал себя довольно странно. Я бы сказал, немного перевозбуждёно. Я не мог спокойно сидеть на месте, хотелось что-то делать, куда-то идти, что-то искать… Чтоименно искать мне хотелось, я сначала и сам не понял.

– Хватит кидать на всех девушек подряд такой голодный взгляд, – посоветовал Пат, когда мы прошли по коридору.

– Чего? – не расслышал я, как-то слишком уж пристально уставившись на проходившую группку пятикурсниц с Равенкло. Оттуда послышалось хихиканье и перешёптывание.

– Ничего, – издевательски хмыкнул мой друг, – просто ты выглядишь, как молоденький сеттер, которого первый раз выпустили на охоту. Уши торчком, глаза горят…

– Ты чего несёшь? – возмутился я.

– Гормоны плохо действуют на твои мозги, – проинформировал меня Пат, – я, конечно, тебя понимаю, но учти, друг – на всех тебя не хватит.

* * *

…Но рано или поздно приходится идти в гриффиндорскую башню, не ночевать же в школьных коридорах. Пату было ещё тошнее спускаться в свои подземелья, тем более, у него не было охраны из двух воинствующе настроенных девчонок.

В гостиной было, конечно, полно народа и все сразу уставились на меня. Ох, как же мне надоело играть роль приглашённой звезды! Я не собирался это терпеть и пошёл в спальню, по пути совершенно нахальным образом подмигнув старой знакомой мисс Вейн, сидящей в окружении своих подружек. Голос разума пропищал – зачем, зачем ты это сделал? Вид у неё сразу сделался довольный.

– Поттер, это правда? – окликнул меня уже у входа на лестницу тот самый семикурсник, что вчера обвинял меня в оскорблении факультета.

– Что – правда? – каменным голосом спросил я.

– Про Снейпа, – уточнил чей-то незнакомый голос.

Я развернулся, окинув взглядом всех присутствующих. Дежа вю. Это уже было. Точно, было.

– Даже если и так, – равнодушно бросил я, – предложите сжечь моего друга за то, что ему не подфартило с папашей?

Я снова развернулся и отправился в спальню, чувствуя себя усталым и абсолютно разбитым. Я достал из сумки бутылку огневиски, подивился, что не отдал Люпину, сунул её в чемодан и благополучно о ней забыл на некоторое время.

Просмотрев ночью всю бурную коллекцию снов а-ля «мне шестнадцать, у меня пубертатный период», я проснулся с чувством лёгкого похмелья в голове. Вторая половина вчерашнего дня представлялась мне какой-то смазанной и нереальной. Повалявшись в постели и поразмышляв на тему не вполне нормального для меня вчерашнего поведения, я принял единственно верное решение – встать, принять холодный душ, поесть и сесть делать уроки, до которых вчера совсем не дошли руки.

Я подошёл на завтрак поздно, девчонок за столом не было. За едой я мужественно боролся, чтобы не рявкнуть в голос: «Чего пялитесь?» Рядом со мной никто не сидел. Видимо, к сегодняшнему утру вспомнилась и моя тёмная магия, и мой парселтонг, вкупе с дружбой с сыном-Снейпа-Пожирателем-Смерти. Который, кстати, плюхнулся рядом со мной на скамью и криво, вполне в духе своего папаши, улыбнулся на удивлённо-испуганные взгляды.

– Здорово, – поздоровался он.

– Привет. Ты как?

– О, чудно! – осклабился Пат, – если не считать, что половина школы смотрит на меня, как на антихриста, то жить можно.

– Просто почему-то все решили, – ухмыльнулся я в ответ, – что страшнее Снейпа может быть только его сын.

– Вот людям больше делать не фиг, как кости перемывать профессорам, – проворчал Пат, когда мы уже вышли из Большого Зала, – вот вся проблема школ-интернатов – замкнутость пространства. Варятся все тут в одном котле… тьфу ты!

Он помолчал несколько секунд, а потом добавил:

– В Слизерине сейчас такой дурдом творится. Скоро уже, наверное, начнётся стенка на стенку.

– Из-за тебя? – удивился я.

– Думаю, это последняя капля, – мрачно хмыкнул Пат, и продолжил злым голосом – я вчера когда пришёл, везде, естественно, шёпот, косые взгляды. Мне это терпеть как-то не очень хочется, поэтому я решил прервать всё на корню. Встал и говорю: «Да, это правда. Профессор Снейп – мой отец. Кто хочет узнать подробности, можете обратиться к нему самому!»

– И что?

– Что? Да ничего, добровольцев не нашлось. Зато челюсти поотвисали у многих. Они думали, что я отпираться буду. Малфой от меня шарахается, как чёрт от ладана. Меня, представляешь, – он округлил глаза и рассмеялся, – боятся!

– Интересно, что будет делать Снейп? – задался вопросом я.

– А что он должен делать? – нахмурился Пат.

– Ну, сам подумай, – немного смутился я, – в каком он сейчас дурацком положении. Есть сын, непризнанный и носит другую фамилию, и все об этом знают. Проигнорировать ситуацию глупо, и признать тебя сейчас, после этой статьи, тоже…

Пат задумался.

– Чёрт, а я ведь совсем об этом не подумал, – признался он, и почти испуганным голосом добавил, – а если он захочет меня признать? А моё мнение в таком случае учитывается?

– Ты – совершеннолетний, – хлопнул я друга по плечу, и торжественно произнёс, – ты теперь полноправный гражданин и никто не… Здравствуйте, профессор МакГоноголл!

Это мы произнесли уже хором прошедшему мимо декану. Она поздоровалась и пошла дальше, напомнив про завтрашнее сочинение.

– Видел, как она на меня посмотрела? – кисло поинтересовался мой друг, – на меня так половина профессорского состава так пялится – как на брошенного котёнка. Женская часть коллективно теперь, наверное, окончательно считает Снейпа монстром. Знаешь, только здесь я понял практически сакральный смысл своей фамилии [3]3
  Random (англ.) – случайный, шальной


[Закрыть]. Нет, не зря тётя с дядей решили мне её дать. Кстати, а где девчонки?

Они оказались в библиотеке. На вопрос, что они там делают с утра пораньше, они нам показали большой альбом в кожаном переплёте и с названием «Хогвартс. Выпуск 1978 г.».

– До нас его смотрели Лаванда и Парвати, – отстранённо прокомментировала Гермиона.

– Думаю, Снейп ещё никогда не становился объектом для подобного рода пересудов, – добавила Лу.

Мы подсели к ним за стол, и Пат молча развернул альбом на коллективном фото слизеринцев.

– Ну и чучело, – почти ласково произнёс он, глядя на своего семнадцатилетнего отца, который не старался лезть на передний план.

Нет, всё-таки не так уж они были и похожи. Да, те же острые черты лица, такое же сухощавое телосложение. Зато у Пата никогда не было такого затравленно-озлобленного выражения лица, и спину он всегда держит прямо. И он никогда бы не стал Пожирателем Смерти, добавило что-то внутри меня.

Пат перевернул страницу назад и с улыбкой посмотрел на фотографию Равенкло. Глядя на открыто улыбающуюся Мишель Престон невозможно было поверить в действительность. Белое и чёрное.

– Извини, Пат, но твой отец просто кретин, – высказала общую мысль Лу, – скажи, что ему не хватало?

Пат криво усмехнулся, но промолчал. История о тяжёлых и запутанных отношениях между нашими родителями так и осталась между нами. Я перевернул ещё одну страницу назад.

– О! – вздрогнула Гермиона и произнесла самую банальную фразу из всех услышанных мною за последние месяцы, – как ты похож на своего отца, Гарри.

Да, по крайней мере, не стоит сомневаться, чей я сын. Ошибиться невозможно. Эту физиономию, исключая мелкие детали, я вижу каждый день в зеркале. Рядом мама. Сириус, «красивый до неприличия», как выражалась одна моя знакомая. Ремус, уже тогда потрёпанного вида…

– Всё, баста, – резко захлопнул альбом я, – хватит нюни разводить, работать пора.

– Ты чего? – внимательно посмотрела на меня Лу.

– Нам завтра сочинение МакГоноголл сдавать, а у меня ни строчки, – заявил я.

Гермиона тут же подскочила и начала лихорадочно выкладывать из рюкзака пергамент и чернила.

– Точно, я совсем забыла! Надо просмотреть несколько книг…

Я поднялся, чтобы отнести альбом на место. Однажды я буквально запретил себе думать о родителях. А то в моей тогдашней ситуации можно было загнуться от жалости к самому себе. Мне было одиннадцать, и это было в ночь перед тем, как пойти в новую школу в Лондоне. Мне было страшно до тошноты, потому что мало того, что я должен был идти в разношенной одежде, дурацких очках и без единого пенни в кармане на карманные расходы, так ещё я считал себя жуткой деревенщиной в глазах жителей столицы. Вот тогда я и запретил себе жалеть самого себя, мечтая о том, что было бы, если бы мои родители были живы. А на следующий день я познакомился с Патом, и моя жизнь стала совсем другой.

И сейчас я должен положить чужое прошлое на полку. Потому что меня там нет, но чем больше туда лезешь, тем глубже увязаешь в нём, как в болоте. И тем больнее и труднее вылезать из него. Прошлое не вернётся. Мёртвые не воскреснут. Я сам заявлял Дамблдору, что не терзаюсь по поводу того, что было и могло бы быть. Так и незачем начинать.

* * *

Но в этот день произошло событие, которое заставило Хогвартс забыть про новоявленное отцовство Снейпа, про странные события в волшебном мире, про Гарри Поттера и про многое другое. Произошло то, что позже назовут Апрельским Слизеринским мятежом, и, не смотря на своё, по сути, пустяшное содержание эти события возымели большие последствия.

Но всё по порядку. Был разгар ужина. Большинство студентов – в Большом Зале. «Грозы» никто тогда не ожидал. По крайней мере те, кто не знал, что творится в слизеринских подземельях, а это вообще мало кто знал.

Но во время вечерней трапезы всё больше и больше студентов стали обращать внимание на стол факультета Слизерин. Там будто кто-то нарисовал разграничительную линию – между двумя враждующими фракциями была свободная буферная зона, и шло активное переругивание между обоими сторонами. Пат и Малфой сидели близко к «границе», и, судя по их злым лицам, разговор уже перешёл на личности. Собственно, все сторонники моего друга выглядели как люди, готовые штурмом взять Букингемский Дворец. Короче, доведённые до ручки Малфоем, дурацкими слизеринскими «традициями» и вообще всей школой.

Когда Драко Малфой совсем разошёлся и продекламировал, косясь на моего друга, что-то своим приятелям, из чего я услышал только «когда отец станет Министром…» (от Рона, сидящего невдалеке, послышалась «ну и урод»), Пат отбросил ложку и вскочил.

– Да мне тошно за одним столом с тобой сидеть, Малфой! – яростно и довольно громко кинул он, подхватил мантию, что лежала рядом с ним, и удалился из Зала.

На секунду повисло молчание и на это мгновение лицо сына будущего Министра засветилось триумфом. Но ненадолго.

– Вот уж точно, – гаркнул Джей МакНейр, и в наступившей тишине его слышали все.

И тот встал и ушёл вслед за моим другом. И дальше началось что-то невообразимое.

Дейдра в горделивом молчании поднялась и отправилась к выходу из Зала. И так один за другим, каждый, кто принял сторону Пата. Они вставали, и спокойно и деловито удалялись из Большого Зала. Каждый ученик, да и все профессора в немой растерянности смотрели на это поистине завораживающее действо. Только директор смотрел на это не так – его лицо выражало такое чувство, будто происходит что-то настолько хорошее, на что он не смел надеяться даже в самых смелых мечтах.

Это действительно было революцией. Не было криков, лозунгов и транспарантов. Не было диверсий и воинствующих толп. Всё происходило в самой красноречивой форме, в которой только можно было выразиться – в молчании. Молчаливый протест. Просто, тихо, и чертовски зрелищно. Половина слизеринского стола была пуста.