Текст книги "Вне закона"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Эд Макбейн,Энн Перри,Джеффри Дивер,Лоуренс Блок,Дональд Эдвин Уэстлейк,Джойс Кэрол Оутс,Уолтер Мосли,Джон Фаррис,Шэрин Маккрамб
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 59 страниц)

12

До небоскреба «Теслы» мы добрались часа в два дня. Из здания выходили и в него заходили всякие люди делового вида. Пожилой белый охранник с пышными усами и сильно поседевшими волосами сидел перед настенным полотном с изображением Жанны д'Арк.

– Приветствую, мистер Орлеан! – возрадовался он. – Мистер Беззаконец ожидает вас и леди.

– В самом деле?

– Да, сэр.

Взглядом охранник, минуя меня, уткнулся в Лану, одетую в японские, похожие на рабочие штаны и грубого хлопка куртку. Линяло-зеленый цвет тем не менее подчеркивал ее красоту.

– Вас как зовут? – спросил я охранника.

– Энди.

– Мне показалось, Энди, что у Беззаконца неприятности из-за этого дома.

– Нет, сэр, мистер Орлеан. Вы это к чему говорите?

– Что-то там с платой за аренду…

– А! – воскликнул он. Улыбка на лице Энди расползлась шире усов. – Вы про то, что владельцы его недолюбливают? Может, это и правда, да только, знаете ли, мужикам в доме, из профсоюзов мужикам, мистер Беззаконец сильно по нраву. В профсоюзах о нем легенды слагают – во всем нашем городе и во всем мире. Причина, по которой им никак его не выкурить отсюда, в том, что ни один настоящий профсоюзник на него ключа не поднимет.

В кабине лифта Лана стояла вплотную ко мне. Когда дверь открылась, она сжала мою левую ладонь. Я коснулся ее руки. Она запечатлела легкий поцелуй у меня на губах и улыбнулась.

За те шесть секунд, что прошли между открытием двери и нашим выходом из лифта, эта женщина подняла во мне сердечное давление до смертельной высоты.

Арчибальд поджидал нас. Я еще постучать не успел, а он уже распахнул дверь и повлек нас к креслам во внутренних покоях.

Позже я узнал, что у себя в конторе Беззаконец не принимал никого, кроме самых доверенных людей.

– Мисс Дрексел! – приветствовал он, широко улыбаясь.

Робко склонясь ко мне на кушетке с твердой спинкой, она произнесла:

– Надеюсь, вы отнесетесь ко мне по-доброму.

– Я поступлю еще лучше, леди, – заверил Беззаконец. – Я буду честен с вами и справедлив.

Лану проняла дрожь. Я дотронулся до ее плеча. Арчибальд Беззаконец рассмеялся.

– Лана, давайте с самого начала кое-что уточним, – начал адвокат. – Феликс работает на меня. Любовная горячка ему не грозит, так что усаживайтесь, леди, прямо и побеседуйте со мной.

Лана и в самом деле выпрямилась. Снова превратилась в ту женщину, что встретила меня у розовой двери. Вернулись самообладание и отрешенность. Прямо европейская принцесса, которую в ожидании выкупа держат в лагере бедуинов.

– Чего вы хотите? – спросила она.

– Вы почему пришли? – поинтересовался он в ответ.

– Потому что ваш служащий сообщил, что Хэнк Лансман и Бенни Ламарр убиты.

Беззаконец улыбнулся. По-моему, Лана ему нравилась.

– Почему вас это обеспокоило?

– А вы не знаете?

Он покачал головой, потом пожал плечами.

– Кое-кто в правительстве пустился во все тяжкие, чтобы скрыть случайную смерть двух ваших приятелей. Вы владеете драгоценными камнями, прячете недвижимость, взрывчатку, охрану, сирену – и все это в кучу смешано, а потом обрушивается молот…

Лана стрельнула взглядом в меня, потом уставилась на безумца.

– Вам что задело? – буркнула она. «Хождение по кромке», – мысленно произнес я.

– Меня наняла страховая компания, поручив установить местонахождение некоей собственности, которая была… временно утеряна, – сообщил Беззаконец.

Я остолбенел. Все время этот тип строил из себя убежденного анархиста, человека народа. А теперь вдруг ни с того ни с сего оказывается, что он работает на Человека.

Лана откинулась на спинку кушетки. Ей, похоже, стало легче.

– Сколько они вам заплатят?

– Пять процентов в случае признания виновности. Восемь, если я все обделаю по-тихому.

– Четыре миллиона – приличная революция, – заметила она. – Зато пятьдесят способны нацию уничтожить.

– Вы беспокоитесь о выживании или о том, что остались в одиночестве? – поинтересовался у красавицы Арчибальд.

Теперь пришел ее черед загадочно улыбаться.

– Ведь вы же понимаете, – продолжал Беззаконец, – тот, кто убил Лансмана и Ламарра, непременно вскоре постучит в вашу дверь.

– Когда-нибудь я так и так умру. – Она слегка надулась. – Однако чтобы остаться в живых, приходится не сидеть на месте.

«Сколько же ей лет? – подумал я. – Старше меня на четыре года и на целый век».

– Я спрашиваю еще раз, – произнес Беззаконец, – вы почему сюда пришли?

– Никто не говорит «нет» мистеру Арчибальду Беззаконцу, – изрекла она. – Спросите хотя бы Энди внизу.

– Чего вы хотите? – спросил Лану Беззаконец.

– Сущий пустяк: двести пятьдесят тысяч мне хватит на билет, чтобы убраться из этого города. И разумеется, я рассчитываю на освобождение от ареста.

– Разумеется.

Лана потянулась, взглянула в его мрачные глаза, потому кивнула.

– На кого вы работали? – спросил он, выдержав приличествующую паузу.

– На Ламарра.

– Что должны были сделать?

– Пойти с ним на вечеринку в Хэмптоне, – отозвалась она скучающим тоном. – Познакомиться с человеком по имени Стрэнгман. Подружиться с его спальней.

– Удалось?

Ответом стал ее удивленный взгляд.

– И что потом? – спросил Арчибальд.

– Я встретилась с Лансманом, сообщила, где убежище, и получила гонорар.

– Это все?

– Я встречалась и с другими из вашего списка, – призналась Лана.

– Когда?

– Утром, после того как провела время со Стрэнгманом. Вот уж кто ничтожество!..

– Где вы встречались? – не унимался Беззаконец.

– В пустующем доме, который Вал продает. Им хотелось уточнить со мной планировку.

– А этот Стрэнгман, он занимался тем же бизнесом, что и Ламарр, я полагаю?

– Я полагаю, – эхом откликнулась она.

– И операция удалась?

– Деньги мне заплатили.

– Кем даны?

Мне захотелось подправить его грамматику, но я попридержал язык.

– Ламарр дал.

Лана задумалась. Бездонные ее глаза словно видели нечто такое…

– С Ламарром один парень был, – наконец подала она голос. – На вид обычный. Белый. За сорок.

– Волосы коротко острижены? – встрял я.

– Кажется, так.

– Слегка седоватые?

Она обернулась ко мне, закусила губу, потом покачала головой.

– Не помню. Особого впечатления он не произвел. Я подумала, наверное, на Ламарра работает. Вообще-то я в этом почти уверена.

– Итак, у нас есть Стрэнгман и белый мужчина в возрасте за сорок, который, возможно, работал на Ламарра, – подытожил Беззаконец.

– Еще Валери Локс и Кеннет Корнелл, – прибавил я.

Сыщик-экзистенциалист покачал головой:

– Нет. Корнелл вчера днем ошибся, работая с детонатором, и лишился половины черепа. Валери Локс пропала. Может, это хитрая уловка, только я и доллара не поставлю на то, что увижу ее живой и здоровой.

– А я как же? – вскинулась Лана Дрексел.

– А вы пока живы и здоровы.

– Что мне делать?

– Ничего из того, что делали прежде. Не ходите домой. Не пользуйтесь вашими кредитными карточками. Не звоните никому из тех, с кем хоть раз говорили по телефону за последние три года.

Молодая женщина скупо улыбнулась.

– Не могли бы вы посоветовать, куда мне податься?

– Непременно. Я до отказа набит советами. Только посидите здесь несколько минут, пока я дам указания своему сотруднику. Пойдем, Феликс, – обратился он ко мне. – Заглянем ко мне в кабинет на минуту-другую.

13

– Ее нужно спрятать в безопасном месте, – сказал мне Беззаконец, обратившись лицом к панораме Нью-Джерси.

– Где?

– В Куинсе есть одна часовенка, там служит лишенный сана священник, мой знакомец.

– Друг Красотки Вторник?

Повернувшись ко мне, анархист улыбнулся:

– Именно поэтому мы и сработаемся, малыш. Ты соображаешь, когда и как потешиться.

– Хотите, чтобы я ее туда отвез? – спросил я.

– Нет. Стоит мне позволить ей провести с тобой еще хотя бы час, как первым делом я узнаю о том, что ты лежишь с ножом в спине в каком-нибудь из портовых закоулков Картахены.

Его болотистые глаза пузырились смехом, но я понимал: Беззаконец верит тому, что сказал. Я-то верил! У меня, признаюсь, от души отлегло при известии, что мне не придется сопровождать Лану Дрексел в Куинс.

– Нет, – продолжил Беззаконец, – Лана сама может за себя постоять, а кроме того, возможно, у меня для нее найдется небольшая работенка.

– И какая же?

– Такая, какую тебе я не поручу.

– Что мне делать?

– Следуй тактике, какую я порекомендовал мисс Дрексел. Не делай ничего, что ты делал прежде.

– Как это у меня получится не делать ничего из того, что я делал? У меня при себе всего семь долларов. Да и не знаю я ничего, кроме того, в чем кручусь с утра до вечера.

Анархист улыбнулся:

– Назло всему вы живы, молодой человек, – вот ваш первый младенческий шажок из круга лжи.

– Мне от этого не легче.

– На Тридцать пятой, в восточном секторе, есть одна гостиница, – заговорил Беззаконец. – За парком. Называется «Владения барона». Поезжай туда, когда утомишься. Скажи Фредерику, что я велел тебе остаться там на ночь. Не считая этого, можешь делать все, что угодно. Что угодно, чего не делал раньше.

– Не дадите ли мне аванс, чтоб было на что поесть?

– Фредерик позаботится о твоем пропитании.

– А если мне захочется в кино пойти?

Беззаконец покачал головой. Я словно мысли его читал: «Вот ребенок! Ему все дозволяется, а он, кроме как в кино пойти, ничего и придумать не может».

– Или билеты в оперу купить, – прибавил я.

– Я сам больше десяти долларов наличными при себе не ношу, – заявил он.

– Так у меня-то нет кредитной карточки.

– У меня ее тоже нет. – Беззаконец благочестиво воздел ладони вверх.

– Как же вы выкручиваетесь с десяткой в кармане?

– Сложная задача, – назидательно произнес он. – А сложная задача складывает жизнь в песню.

Вид у меня, должно быть, сделался жалким, потому что анархист издал короткий смешок.

– У тебя в кабинете. Нижняя половина розового ящика. Восемнадцать восемнадцать девять.

С этими словами он встал и направился к двери.

– Когда мы опять увидимся?

– Я тебе позвоню, – пообещал он. – Будь в готовности.

Он быстро удалился из кабинета. Я слышал, как Беззаконец перебросился парой слов с Ланой Дрексел. Та засмеялась и что-то сказала. А потом они ушли.

Я чувствовал себя неловко в его кабинете. Слишком в нем было много личного. В закрытом лэптопе хранились его личные письма, по стенам стояли все эти диковины… Я пошел в кладовку, которую адвокат называл моим кабинетом, и уселся за длинный стол в кресло, сделанное, похоже, из обожженной глины. Оно, словно керамический горшок, блестело темно-красным лаком, а все детали его были изящны и тонки. Я бы не удивился, если бы оно рассыпалось на черепки под тяжестью такого гиганта, как Беззаконец.

Я пролистнул пару бюллетеней Красотки Вторник. Однако паранойя и меня зацепила, так что я отложил газеты.

Из памяти не выходили слова Беззаконца о том, что мы живем в клубке лжи. Как много из сказанного им коренилось в какой-нибудь большей истине… Он во многом походил на моего отца – уверенный и мощный, имеющий на все ответы.

Только Беззаконец был дик. Он не упускал шансы и пропустил немало тяжких ударов. Он жил, нося в себе жестокую душевную болезнь, и отмахивался от угроз, которые иных храбрецов обратили бы в хлипких медуз.

«Не делай ничего из того, что ты делал прежде», – сказал он мне. Я лелеял его слова в памяти как подарок.

Взяв телефонную трубку, я набрал номер с клочка бумаги, который вытащил из кармана.

– Алло, – ответила она. – Кто это?

В трубке слышался громкий шум в отдалении, людские голоса, грохот.

– Феликс.

– Кто?

– Парень, кому ты вчера за обедом телефон дала… Я лапшу с кунжутным соусом заказывал.

– А-а. Привет.

– Я тут подумал, вдруг ты захочешь со мной вечерок провести. После работы, я имею в виду.

– А-а… Не знаю. Я тут собиралась с ребятами в одно место… Но это не обязательно. А ты чем хочешь заняться?

– Я на многое готов. А есть что-то, чего бы тебе действительно хотелось?

– Ну-у…

– Что?

– В монастыре сегодня вечером концерт камерной музыки. Чудесно попасть туда, по-моему.

– Отличная мысль!

– Только билеты по семьдесят пять долларов… каждый.

– Подожди, – попросил я.

Я закинул телефонный провод за небольшой розовый ящичек для досье. Ящик был повернут к окну, и я развернул его. Он оказался куда тяжелее, чем я думал.

Я увидел, что нижняя его часть, по сути, сейф на замке с цифровой комбинацией.

– Эй, ты куда пропал? – донесся голос Шари.

– Я здесь. Слушай, Шари…

– Что?

– Могу я тебе перезвонить через минуту?

– Валяй.

Мне секунды хватило, чтобы вспомнить цифры – восемнадцать восемнадцать девять. Комбинация сработала с первого раза.

В маленьком ящичке денег оказалось больше, чем я когда-либо видел. Пачки стодолларовых банкнот, полусотенных, двадцаток. Английские фунты и кучки евро. Еще были песо и другие дензнаки в белых конвертах – из других, более экзотических уголков мира.

– Ого!

Я взял двести пятьдесят долларов, оставив расписку. И сразу нажал на телефоне кнопку повторного набора.

– Феликс? – раздалось в трубке.

– Ты когда с работы сваливаешь?

Шари изучала музыку в университете. По классу гобоя и флейты. В квартете играли гобой и скрипка, от которых у меня щемило сердце. После концерта мы бродили по темным дорожкам монастырского парка. Я целовал ее, прижав к замшелой каменной стене, а она запустила руки мне под свитер, царапая длинными ногтями по лопаткам.

Поймав такси, мы двинули во «Владения барона». Поначалу портье ни в какую не желал беспокоить Фредерика, но стоило мне упомянуть имя Беззаконца, как помчался за хозяином вприпрыжку.

Фредерик оказался высоким мужчиной, белым, от волос на голове до туфель на ногах. Он провел нас к маленькому лифту и доставил в номер, крошечный и милый. Весь в красном и пурпурном и почти весь – кровать.

Я, должно быть, больше часа покрывал поцелуями шею Шари, прежде чем попробовал снять с нее муслиновую блузку. Она потянула юбку за пояс, стаскивая ее через живот, и сказала:

– Не смотри на меня. Я толстая.

Тут-то я и пустился целовать ей живот вокруг пупка. Пупок у нее был укрытым и уходил очень глубоко. Всякий раз, когда я втискивал в него язык, у Шари перехватывало дыхание и она впивалась ногтями мне в плечи.

– Что ты со мной делаешь? – шептала она.

– Тебя что, раньше никто здесь не целовал? – спрашивал я. – Это ж возбуждает – сил нет. – И следом всовывал язык до самого донышка.

Всю ночь мы отыскивали друг на друге новые и новые места. Это была почти игра. И мы вели себя почти как дети. Даже в туалетную комнату поодиночке не ходили.

В пять утра я сделал заказ по телефону. Бутерброды с салями и кофе.

– Кто ты такой, Феликс Орлеан? – спросила она, когда мы сидели, глядя друг другу в глаза, за низеньким кофейным столиком, на котором стоял наш очень ранний завтрак.

– Всего лишь студент-журналист, – ответил я. – И с головы до пят точь-в-точь именно тот, кем выгляжу.

Шари натянула мой свитер – больше на ней ничего не было. Мне хотелось расцеловать ее живот, но она так уютно устроилась, что жалко было тормошить девушку.

– А у меня ухажер есть, – призналась она.

– Ну-у?..

– Ты псих?

– Какой же я псих? Ты ночью меня как раз тем и одарила, что мне было нужно. И ты такая красивая…

– Ну не очень-то я и хороша. – Она старалась представлять себя красивой и в то же время стыдилась обмана.

– По мне, красивая.

– Только я вот здесь, вся тобой пахну и в твоем свитере, а он в своей постели спит в Ист-Виллидже.

– Вот она ты, и вот он я. Каждый должен быть в каком-то месте.

Тут она подошла ко мне и принялась целовать меня в пупок. Зазвонил телефон. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас по телефону беседовать, но я понимал: надо взять трубку. Шари застонала от горя.

– Минуточку, радость моя, – успокоил я ее. – Это, наверное, по делу. Алло?

– Между Шестым и Седьмым на северной оконечности Сорок седьмой улицы, – произнес Арчибальд Беззаконец. – Ювелирный магазин «Делюкс». В девять тридцать. Буду ждать тебя у входа.

Когда я вешал трубку, Шари жарко шептала мне на ухо:

– Дай мне три дня – и я твоя.

Я хмыкнул и потянул ее за высиненные космы, так что губы наши сошлись. И еще долго я совсем не думал ни про большеглазых моделей, ни про анархию, ни про то, чем день может кончиться.

14

Я стоял на другой стороне улицы напротив ювелирного магазина в девять пятнадцать, потягивал кофе из бумажного стаканчика и тер воспаленные от недосыпа глаза. Когда я говорю: ювелирного магазина, – то должен пояснить. Там весь квартал – сплошь ювелиры. Что ни дверь – ювелир, что ни этаж, тоже ювелиры. Обитали в том квартале и арабы, и индусы из Индии, и евреи-ортодоксы, и белые, и азиаты, и люди всех других цветов кожи. Здоровенные негры-охранники шутили с похожими на живые мощи дельцами. Прохожие здесь, я сам слышал, бегло говорили по-французски, и по-испански, и на иврите, и на идише, на китайском и даже на скандинавских языках.

За час до этого я усадил Шари в такси. Она уверяла, что собирается немного поспать и что я должен позвонить ей сегодня же, только попозже. Сегодня же позвоню, уверил я ее, если только смогу, и она спросила, не попал ли я в беду.

– Почему ты об этом спросила?

– Папаша мой всегда в беду попадал, а ты мне его напомнил.

– Мне нравится, когда ты зовешь меня папашей, – успел сказать я, прежде чем поцеловать ее и захлопнуть дверцу желтого такси.

Ювелирный «Делюкс» представлял собой всего лишь стеклянную дверь с выведенным на ней золотом названием. За дверью на складном стульчике сидел пожилой чернокожий, голова которого формой напоминала ромб. Впечатление это усиливала сильно забравшаяся вверх линия редеющих волос. В квартале полным-полно было магазинов посолиднее, где в витринах красовались выложенные бархатом и атласом коробки с драгоценными каменьями, оправленными в платину и золото.

По моим прикидкам, люди, работавшие в «Делюксе», служили опорой для низкой арендной платы Беззаконца в этом мире нескончаемого богатства.

– Привет, малыш, – произнес Арчибальд Беззаконец.

Он уже стоял рядом, будто из воздуха нарисовался.

– Мистер Беззаконец!

– Являться вовремя есть добродетель в этом мире, – сказал он. Я так и не понял: похвалил он меня или укорил. – Пойдем?

Мы перешли улицу и двинули к скромному входу.

– Мистер Беззаконец, – радостно приветствовал охранник. – Вы Самми ищете?

– Думаю, сегодня мне понадобится Аппельбаум, Лэрри.

Охранник кивнул и повел рукой:

– Тогда проходите.

Помещеньице, где он сидел, было не более чем выложенным по полу черной плиткой вестибюлем, где, кроме его стульчика, находилась еще дверь лифта. Беззаконец нажал на единственную кнопку на панели, и дверь тут же открылась. Внутри кабины кнопок было двенадцать, и отличались они только цветом. Анархист выбрал оранжевую, и кабина стала опускаться.

Когда дверь открылась, мы оказались в еще одном тесном помещеньице. Правда, побольше, чем вестибюль Лэрри, зато совсем без мебели и с цементным полом.

Дверь нам открыла миниатюрная азиатка с жестким, как бразильский орех, лицом. Стоило женщине увидеть Беззаконца, как она улыбнулась и разразилась потоком слов на каком-то арабском диалекте. Арчибальд отвечал ей на том же языке, чуть помедленнее, но тем не менее бегло и свободно.

Следом за женщиной мы прошли по коридору. По обе стороны располагались комнаты с раскрытыми дверями. В одной сидел пожилой еврей и рассматривал обитую черным бархатом подставку. На темной ткани лежало по крайней мере с дюжину бриллиантов, каждый из которых был достаточно велик, чтобы застрять в горле у мелкой птахи.

В конце коридора имелся дверной проход без двери, через который я увидел убогую контору и непривлекательного человека.

Приветствуя нас, он встал и оказался немногим выше меня. Блондин с коричневой кожей и поразительными изумрудными глазами. Он был одновременно отвратителен и красив – качества, которые плохо уживаются в мужчинах.

– Арчи! – воскликнул он с акцентом, определить происхождение которого я не смог. – Сколько лет, сколько зим.

Они обменялись рукопожатиями.

– Вин, это Феликс. Он работает у меня, – представил Беззаконец.

– Очень рад познакомиться. – Ювелир пожал мне руку и заглянул в глаза.

Пересилив содрогание, я произнес:

– Я тоже.

Мы с Арчибальдом уселись на стульях, Вин Аппельбаум устроился за видавшим виды дубовым столом. Поскольку находились мы под землей, никаких окон не было. Контора, отнюдь не тесная, была выкрашена так давно, что о первоначальном цвете стен оставалось только гадать. На потолке горели светильники дневного света. На полу лежал персидский ковер, протертый на тех местах, по которым постоянно ступали.

Аппельбаум, на вид ему было за сорок, носил переливающийся серебристо-зеленый костюм. Отличный пошив, пиджак на трех пуговицах. Сорочка черная, расстегнутая у ворота.

Меня поразило, что он не носит драгоценностей. Ни кольца, ни цепочки, ни даже часов. Он походил на сводника-гомосексуалиста, занимающегося женщинами, или на мясника-вегетарианца.

– Стрэнгман, – произнес Беззаконец.

– Лайонел, – в тон ему добавил Вин.

– Вот именно. И что с ним?

– Какое-то время он был счастливейшим человеком на свете. Через инвестиционный синдикат сделал приобретение, от какого короли слюной изошли. Теперь он в большой беде.

– Его ограбили?

– Это слово даже близко не объясняет утрату двадцати трех почти красных бриллиантов.

– Красных? – переспросил Беззаконец. – Я считал, самое большее, что можно получить в алмазах, – это розовый или пурпурный.

Аппельбаум кивнул:

– Да. Можно сказать, эти камни (ни в одном из них нет меньше шести каратов) насыщенного темно-розового цвета. Но на взгляд видевшего их, они – красные.

– Красные на пятьдесят миллионов долларов?

– Это если удастся продать коллекцию целиком, – уточнил Аппельбаум, кивая. – Да. Только представьте, какое колье можно сделать всего из девяти этих драгоценностей.

– Мои весы склоняются к голодающим, гибнущим миллионам, – заявил Беззаконец.

– Добычей Стрэнгмана можно насытить народ маленькой страны.

– А что Ламарр? – спросил тогда Арчибальд Беззаконец.

Тут меня сомнение взяло, работал ли он в самом деле на страховую компанию. Я понимал, что даже если и есть у него клиент, то нужды их разнятся точно также, как интересы сошедшихся в манхэттенском подвале торговца драгоценностями и анархиста.

– Бенни? – переспросил Аппельбаум. – А что с ним?

– Он знал Стрэнгмана?

– Лайонела знает всякий. Он уже много лет толчется возле нашего бизнеса. Думаете, Бенни имеет отношение к краже?

– Бриллианты, значит, совершенно определенно были украдены? – уточнил Беззаконец.

– Определенно.

– И у кого они?

Аппельбаум покачал головой.

– Тогда кто их страховал? – спросил Беззаконец.

– «Аушлюс, Энтерби энд Гренелл». Какая-то австралийская компания. – Старый ювелир опять покачал головой.

– И что вам не нравится?

– Стрэнгман старомоден. Он любит носить камешки в кармане, – заметил уродливый бриллиантовый делец. – Многие из старой гвардии делают то же самое. Какие-то болваны говорят, что им всего-то для хорошей жизни и требуется пятьдесят тысяч долларов, так Стрэнгман вынимает из жилетного кармашка бриллиантов на двести тысяч, просто чтобы показать, насколько они на самом деле мелки. Глупости.

– Страховка не распространяется на личную доставку? – спросил я только для того, чтобы почувствовать, что еще не совсем слился с бесцветными стенами.

– Вот именно, – подтвердил Аппельбаум, радушно улыбаясь. – Кто-то заключил со Стрэнгманом сделку. Сделку такую сладенькую и такую надежную, что Стрэнгман принес камни домой и договорился о встрече с покупателем.

Глаза у Арчибальда Беззаконца были закрыты. Он стал покачивать головой, будто вслушиваясь в нежную мелодию. Музыку словно почти не было слышно, только он все же сумел разобрать ее.

– Кто ведет расследование? – спросил он, все еще смежив веки.

– Жюль Виале, – не колеблясь произнес Аппельбаум.

Анархист сразу открыл глаза:

– Как вам удалось так быстро узнать об этом?

– Атак, что он лучший сыщик в АЭГ и, несмотря на пункт в договоре, гласящий, что владелец не имеет права носить драгоценности без надлежащей охраны, у него все равно немало шансов притянуть их к суду.

– Так что Стрэнгман? – спросил Беззаконец. – Все еще где-то поблизости?

– В санатории Обермана на Шестьдесят восьмой.

– Не прикидывается?

– Сомневаюсь. У него никогда не было много денег, и много власти тоже. Те камни могли изменить его жизнь. Требовалось только держать коллекцию у себя в сейфе – и вся округа безмерно его уважала бы. Теперь, само собой, все пропало.

Чувствовалось, что деловая гибель Лайонела Стрэнгмана доставляет Аппельбауму несказанное удовольствие. У меня возникло ощущение, что жизнь в этом ювелирном квартале лишена дружелюбия и безопасности.