Текст книги "Звезды и стрелы (СИ)"
Автор книги: Стас Бородин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Стас Бородин
Звезды и стрелы
Часть 1
Глава 1
Тюрьма в форте Блад показалась мне настоящим раем на земле. Со мной наверняка согласился бы любой, кому довелось побывать в печально известном конфедератском Андерсонвилле, или в одной из федеральных тюрем-барж, гниющих у берегов Миссисипи. По воле судьбы я и сам провел в одной из таких плавучих темниц почти полгода, так что можете поверить, мне было с чем сравнивать.
Под ногами, наконец, не скрипела и не раскачивалась осклизлая палуба, не слышался неумолчный плеск волн, а вместо темных тесных трюмов, насквозь пропахших мочой и нечистотами, над головой был чистенький беленый потолок.
Одного этого было достаточно, чтобы возблагодарить Вакан-Танку за заботу и покровительство. Возможно, что именно по воле богов я и попал в плен в июне шестьдесят четвертого, и мои останки не остались лежать непогребенными на каком-нибудь безымянном поле боя.
Первые полгода плена были самыми тяжелыми. Меня, с другими заключенными, постоянно перевозили с места на место, в зависимости от военных успехов или неудач федералов.
После насквозь гнилой баржи, которая носила звучное имя Джордж Вашингтон, я успел побывать и в форте Доннели, и в форте Хелл-Гейтс и даже в форте Линкольн, прошагав на своих двоих не одну сотню миль.
Зачастую нам приходилось спать на голой земле, иногда в сырых казематах, иногда в снегу. Пленники сбивались в кучу, пытаясь согреться теплом своих тел, однако поутру все равно приходилось копать могилы.
Кормили нас на марше очень плохо, а в форте Хелл-Гейтс от голода окочурилось даже больше народу, чем в первой битве за Булл Ран.
На мое счастье форт Блад оказался последней остановкой в этом страшном путешествии. Часть пленников погнали дальше, а для меня западный Теннеси стал домом на ближайшие два года.
Камера у нас была тесная, но чистая и теплая. Здесь даже крыс не было, так что мне больше не приходилось просыпаться ночью в холодном поту, ощупывая лицо и проверяя – целы ли нос и уши.
Кормили нас янки неплохо, грех жаловаться, да и относились они к «джонни» вполне по-человечески. За последний год я даже прилично прибавил в весе, и больше не походил на злого скелета измученного дизентерией, голодом и недосыпанием.
Если говорить по правде, то в армии Юга кормили куда хуже, чем в федеральной тюрьме, там даже боеприпасы подвозили гораздо исправней, чем сухари и солонину.
Времена, когда единственной едой были лепешки из кукурузного теста, запеченные на ружейных шомполах, вспоминались теперь как кошмарный сон.
Сидя за столом, с куском хлеба с салом в одной руке и горячей кружкой кофе в другой, я вновь ощущал себя человеком. Ну, или почти человеком…
Комендант форта полковник Фергюсон оказался вполне нормальным мужиком, который прибегал к телесным наказаниям только в исключительных случаях, и не мордовал зазря заключенных непосильной работой.
В нашей камере, само собой, не обошлось и без недовольных. Это были в основном не нюхавшие пороха новобранцы, которые угодили в плен в первом же сражении. Они жаловались на пересоленную кашу, на недосоленное мясо, на холодный кофе и на черствый хлеб.
Я только посмеивался, глядя на «бунтарей», которые шушукались по ночам, планируя побег или еще какую глупость. Сам бежать я не собирался. За четыре года войны я пролил достаточно крови и от души нанюхался порохового дыма. Я устал от войны, устал от снов, в которых меня преследовала кавалерия янки и ряды крестов в чистом поле.
Так что, сами понимаете, вновь возвращаться в холодные окопы я не горел желанием.
Кроме меня в форте Блад оказалось еще с полсотни таких же усталых ветеранов, которых мучили те же кошмары.
Мы ждали окончания войны, и нам было уже все равно кто в ней победит. За четыре года боев наш боевой задор совсем уж истончился, оставив от нас лишь пустые оболочки. Оболочки, которые как сброшенная змеиная кожа, трепещут на ветру, зацепившись за колючий куст.
В тюрьме было хорошо. В тюрьме было тепло и сытно. В тюрьме не нужно было ни о чем думать, и нас, ветеранов, это вполне устраивало.
Вместе с другими пленниками я работал на разгрузке и починке пароходов ходивших по Миссисипи. Работа была тяжелая, но никто не жаловался.
Зимой шестьдесят пятого несколько молоденьких офицеров организовали побег. Не знаю, на что они рассчитывали, да только война в апреле закончилась, и всех пленных освободили. Освободили всех, кроме меня.
Прошел год, однако меня все так же продолжали держать под замком, вместе с простыми бандитами, ворами и мошенниками.
Прознав, что я один из сыновей Черной Рубахи, янки тщетно пытались обменять меня на полковника Дугласа, которого шайены держали в плену.
Переговоры затягивались, а тем временем началась новая Индейская война.
Война, которая разорвала страну на части.
Все новости со свободы приходили в основном с новыми заключенными.
Рассказы сокамерников редко заслуживали доверия, слишком уж много в них было выдумок и домыслов. Гораздо больше я больше доверял тому, что писали в газетах. Вернее тому, что там не писали. Тому, что при желании можно было прочесть между строк.
Иногда я вытаскивал у сокамерников из башмаков куски «Нью-Йорк Геральд» или «Ричмонд Энквайер», которые они подкладывали туда вместо стелек, и изучал их при тусклом свете фонаря. Иногда, если везло, мне удавалось украсть свежую газету у охранников, либо на работе у портовых служащих.
Я изучал расплывчатые фотографии, карикатуры, и объявления. Я читал сводки, доклады, статьи и от того, что я узнал – волосы вставали на голове дыбом.
Мир за стенами форта Блад изменился навсегда, да только упрямые янки, казалось, ни за что не хотели этого признавать.
После победы в войне армия федералов рассыпалась как карточный домик. Добровольческие бригады разбежались по домам, оставив от полутора миллионного войска лишь жалкие остатки.
Как только янки, засучив рукава, взялись за восстановление разрушенных городов, мостов, и дорог, им на головы свалилась новая напасть.
Союз команчей, чероки, кайова, апачей и сиу вышвырнул обескровленных в боях южан из Техаса, Оклахомы, Канзаса, Арканзаса и Миссури.
Границы индейских территорий раздвинулись до Миссисипи, и граничили теперь с Теннеси и Алабамой.
Южане все еще держали Луизиану, а на границе с Мексикой между Пекосом и Рио-Гранде техасские рейнджеры основали крошечный Новый Техас, окруженный со всех сторон враждебными индейскими племенами.
Попытки экспедиционного корпуса навязать союзу команчей решающую битву, которая прекратит войну, ни к чему не привели.
Войска, собранные из лучших подразделений янки и джонни, прошли через весь континент, от Миссисипи до реки Колорадо в Аризоне, но так и не встретили ни одного индейца.
Вместо того, чтобы сражаться с регулярными войсками, индейцы решили заняться белыми поселенцами.
Города и фермы опустели, и стояли теперь заброшенные. Беженцы хлынули в Луизиану, Теннеси, Виржинию и Нью-Йорк, заражая города паникой, и принося с собой самые невероятные слухи.
Вскоре я даже стал натыкаться на заметки, в которых очевидцы рассказывали об индейцах, от которых отскакивали пули.
Один из солдат, оставшийся в живых после атаки отряда сиу на форт Данкан, что у Рио-Гранде, своими глазами видел как пуля, выпущенная из Спрингфилда, расплющилась о лоб индейца, не причинив ему не малейшего вреда!
Над солдатом, конечно, посмеялись, обвинили его в трусости, и поставили перед трибуналом.
Прошел всего через месяц, и мне на глаза попалась первая заметка об умертвиях. Поначалу я думал, что это какая-то шутка, но вскоре первые умертвия появились и возле форта Блад.
Однажды, вовремя разгрузки очередного парохода, кто-то из заключенных заметил в воде мертвого медведя.
Чудовище лежало задними лапами в реке, а его огромная голова запуталась в водорослях и плавуне прибитых к берегу.
Собаки, унюхавшие медведя, заскулили и бросились наутек, поджав хвосты.
Наш бригадир, впрочем, оказался парнем не робкого десятка. Он без колебания подошел к воде и даже попробовал выдернуть стрелу, торчащую у мертвого животного из плеча.
– Даю руку на отсечение, – крикнул он. – Это команчи его прикончили!
Мы сгрудились на причале, вглядываясь в желтую мутную воду, в которой как змеи извивались длинные полотнища водорослей.
– Это не команчи, – сказал я в полголоса. – Это вообще не индейская стрела!
Но бригадир меня слушать не стал, он обхватил стрелу обеими руками и потянул изо всех сил.
Огромная медвежья лапа тут же вынырнула из песка, мелькнули желтые изогнутые когти, и вода сразу побурела от крови.
Бригадир стоял на берегу и с удивлением цеплялся за собственные внутренности, которые скользили у него между пальцев, вываливаясь из распоротого брюха.
Солдаты со Спенсерами бросились на помощь, но было уже слишком поздно.
Медведь поднялся на задние лапы. Его огромное тело тряслось и дрожало, голова безвольно болталась из стороны в сторону, а из разинутой красной пасти свисал синий язык.
Чудовище подмяло под себя бригадира, и принялось остервенело раздирать его на части.
Солдаты стреляли как сумасшедшие, а медведь лишь глухо рычал, не обращая на пули, вонзавшиеся в его тело, никакого внимания. Он поднял окровавленную морду к небесам и страшно заревел.
Арестанты попятились прочь, оставив меня на краю причала одного.
– Прости нас, дедушка медведь, – закричал я, приложив руки рупором к губам. – Уходи прочь по добру по здорову!
Один из надсмотрщиков фыркнул.
– Что ты там лопочешь? – в его побелевших пальцах был зажат флотский кольт. – Он все равно ни по-вашему, ни по-нашему не понимает!
Я не обратил на глупца никакого внимания.
Медведь повернул свою огромную мокрую голову в мою сторону и вновь заревел.
Выстрелы грохотали не переставая. По доскам причала звенели стреляные гильзы, а вода вокруг животного почернела от крови.
Осмотревшись по сторонам, зверюга взяла свою добычу в зубы, и, оттолкнувшись от берега, не спеша поплыла в сторону индейских территорий…
Как потом рассказывал один из солдат, который пересчитал стреляные гильзы, валявшиеся на причале, в медведя было выпущено восемьдесят пять зарядов, которые так и не смогли его прикончить.
– Я слышал, – солдат сделал круглые глаза. – Что подобный случай произошел у Порт Хадсон. Там огромный гризли напал на отряд кавалерии! Говорят, что его не смогли завалить даже из пулемета Гатлинга, выпустив в него целую обойму!
– Целую обойму? – другой солдат присвистнул. – Это же сто патронов! Они должны были превратить его в фарш!
– Ан нет! – первый солдат хмыкнул. – Говорят, что у зверюги вспыхнула шерсть, и только после этого он дал деру!
В последние несколько месяцев моего заточения мне пришлось услышать немало даже более удивительных рассказов. Что из них было правдой, а что выдумкой, я не знаю. Однако, после того, что я увидел собственными глазами, я уже был готов поверить в любую небылицу.
* * *
Половник Роберт Фергюсон принял меня в своем кабинете. Конвойный закрыл за мной дверь, а сам остался снаружи.
– Я подписываю приказ о вашем освобождении, – сказал полковник. Он сидел за столом, держа в руке перо.
Я уставился на лежащую перед ним бумагу, не зная что сказать.
– С сегодняшнего дня вы свободный человек, мистер Блэйк! – улыбнулся он, откладывая перо в сторону. – Ничего не хотите сказать по этому поводу?
Если полковник ожидал, что я начну прыгать от радости, его ждало жестокое разочарование.
Я посмотрел на его седые волосы, уложенные аккуратными волнами, на щегольские усики, на гладко выбритый подбородок и на очки в золотой оправе. Мой взгляд соскользнул на его ухоженные руки, с аккуратными ногтями, на белые манжеты рубашки, с золотыми запонками, стилизованными под скрещенные сабли и остановился на серебряной чернильнице в виде пушки.
– И что мне теперь делать? – спросил я, переводя взгляд на носки своих стоптанных башмаков и на протертые до дыр брюки.
– Да что угодно! – полковник развел руками в стороны. – Для молодого человека вроде вас, все дороги теперь открыты!
– Вы и вправду так думаете? – спросил я и покачал головой.
Мистер Фергюсон встал из кресла и повернулся к окну, заложив руки за спину.
– Я вас понимаю, мистер Блэйк, – сказал он, глядя на свое отражение в стекле. – Нам всем приходится нелегко.
– Тут вы правы, – я усмехнулся. – Так что же дальше?
Полковник покачал головой.
– Не знаю, – сказал он. – С той секунды как я подписал приказ о вашем освобождении, я за вас больше не несу ответственности.
– А как же полковник Дуглас? – спросил я. – Неужели шайены его отпустили?
Послышался смешок. Полковник обернулся ко мне и покачал головой.
– Дуглас теперь сам по себе, – вздохнул он. – Переговоры прервались, и меня поставили перед выбором, либо вздернуть вас, либо отпустить.
– Спасибо, что выбрали второе, – сказал я.
– А какой толк от вашей смерти? – полковник пожал плечами. – Живым вы можете нам еще пригодиться.
Я насторожился. Выходит, и у моей свободы есть цена!
– Возьмите, – мистер Фергюсон протянул мне руку. – Здесь двадцать долларов. Этого хватит на первое время.
Я удивленно смотрел на деньги в руке и второй раз за сегодня не находил слов.
– Не нужно меня благодарить, – полковник устало опустился в кресло. На стене над его головой висел портрет Линкольна с черным бантом в верхнем правом углу.
– Спасибо, полковник, – сказал я, опуская деньги в карман. – Надеюсь, что смогу однажды отплатить вам за все.
– Вот как? – мистер Фергюсон усмехнулся, однако глаза у него оставались серьезными. – Надеюсь, что я не совершил ошибки, отпустив вас на свободу?
Я улыбнулся в ответ и покачал головой.
– Война окончилась, полковник, – сказал я. – Пусть все останется в прошлом.
У двери мистер Фергюсон меня все же остановил.
– Моему родственнику Даллану Конноли нужен проводник по индейским территориям, – сказал он. – Вам ведь нужна работа?
– Конечно, – ответил я. – Вы же сами знаете.
Полковник хмыкнул.
– Я знаю, что эта работа вам как раз по плечу.
– И где же можно найти вашего приятеля? – мне не терпелось поскорее покинуть душное помещение, насквозь пропахшее табачным дымом, выпивкой и одеколоном.
– На ярмарке. Ему принадлежит павильон с умертвием! – полковник вновь отвернулся к окну, его лицо, отразившееся в стекле, было усталым и мрачным.
* * *
У мистера Даллана была самая большая палатка на ярмарке, и у него действительно имелось собственное умертвие.
Огромный бизон меланхолично жевал опилки, покрывавшие деревянный пол загона, и громко всхрапывая, переступал с ноги на ногу. Время от времени, по его гигантской туше, в которой было не менее двух тысяч фунтов, пробегала какая-то дрожь, а из черных ноздрей, сквозь которые было продето металлическое кольцо, на пол шлепались сгустки отвратительной слизи.
Запах в палатке стоял омерзительный, так что дамочки, которые собрались, чтобы поглазеть на чудище, тщетно зажимали носы надушенными платками.
Шкура великана была сверху донизу испещрена пулевыми отверстиями, а над его огромной головой вилось жужжащее облако из насекомых.
– Всего доллар за выстрел! – громко вопил рыжий мальчишка-ирландец, потрясая над головой новеньким Генри.
Я нашарил в кармане доллар и протянул его пареньку.
– Всего один? – рыжие брови паренька удивленно изогнулись.
Я молча принял винтовку у него из рук.
Полированное дерево приклада было теплым, а пахло от ружья порохом и смазкой.
– Вы только по ногам не стреляйте, мистер, – мальчишка ухмыльнулся. – Это не по-джентельменски!
Последний раз я стрелял почти три года назад, однако навыки не должны были пропасть. Вскинув винтовку, я выстрелил не целясь.
Бизон слегка покачнулся и взмахнул хвостом. На мешки с песком, сложенные позади твари, брызнуло что-то черное и тягучее.
– Он что промахнулся? – взвизгнула дамочка слева от меня, привстав на цыпочки и цепляясь рукой за плечо кавалера.
– Прямо в яблочко! – хмыкнул мужчина, уважительно глядя на винтовку в моих руках. – Я же говорил тебе, дорогая, эта тварь уже мертва, ее нельзя убить еще раз!
– Тогда почему оно все еще жует? – дамочка не сдавалась. – Говорю тебе, он промахнулся!
Мальчишка забрал у меня винтовку и хитро подмигнул.
– Только сегодня освободились, мистер? – спросил он в полголоса, изучая мою залатанную серую униформу. – Мой Па тоже дрался с янки! Погодите, пока он вернется, он ведь наверняка захочет с вами пропустить стаканчик – другой!
Я ничего не имел против глотка виски. За годы, проведенные в тюрьме, я давно успел позабыть вкус спиртного.
– Меня к вам послал полковник Фергюсон, – сказал я, осматриваясь по сторонам. – Он сказал, что мистер Конноли ищет проводника по индейским территориям.
– Ага, – пацан осклабился. – Это мой па! А вы, значит, и есть тот самый проводник…
Вперед протиснулся невысокий толстяк с потухшей сигарой в зубах и в грязной мятой шляпе.
– Дай-ка мне патронов на пятерку! – мужичок протянул пареньку деньги. – Я давненько мечтал пострелять по такой твари!
Мальчишка протянул толстяку винтовку и тщательно пересчитал монеты.
– Не хватает четвертака! – удивился он, протягивая ладонь вперед.
Толстяк хитро ухмыльнулся.
– А ты не промах, как я погляжу!
Четвертак тут же материализовался между толстых как сосиски пальцев и со звоном упал на горку своих собратьев в протянутой ладошке.
– Ну-ка, посторонись! – мужичок сдвинул шляпу на затылок. – Я вам сейчас покажу, как стреляют бизонов! Можете поверить, уж кто-кто, а мистер Шеймус в этом толк знает!
Стрелял толстяк с поразительной скоростью и точностью. Стреляные гильзы зазвенели по доскам пола практически одновременно. Бизон хрюкнул и опрокинулся на бок, когда пять пуль одна за другой ударили его в мохнатый мясистый горб.
– Ну как?! – глаза толстяка блеснули. – Один в один!
Мальчишка уважительно присвистнул. Дамочки глядели на толстяка округлившимися глазами, все еще зажимая ладонями уши.
Тем временем, бизон, как ни в чем ни бывало, поднялся на ноги и вновь принялся подбирать с пола опилки.
– Я же говорил тебе, дорогая, эту тварь невозможно убить! – мужчина подхватил свою раскрасневшуюся спутницу под локоть, и потащил ее к выходу из палатки.
Умертвие проводило парочку взглядом своих скорбных черных глаз, и повернулось к зрителям спиной.
– Неприятное зрелище, правда? – хмыкнул Шеймус, возвращая винтовку мальчишке. – Меня от этого аж на изнанку выворачивает!
Толстяк вытащил из внутреннего кармана пиджака фляжку и сделал из нее приличный глоток.
– А когда-то, я стрелял их по двести штук за день, – его голос охрип, а глаза устремились куда-то вдаль. – Какие это славные были деньки!
Я кивнул, и приняв протянутую фляжку, сделал маленький глоток. Коньяк у толстяка был отвратительный.
– Дайка и мне стрельнуть, пацан! – мужчина в бархатном пиджаке и с золотой заколкой в лацкане, протянул мальчишке деньги. – Уж я-то точно уложу эту тварь на пол!
Вновь загремели выстрелы, и палатка наполнилась запахом пороха, который на мгновение даже заглушил смрад, идущий от умертвия.
Я смотрел, как несчастная тварь дергается, когда пули вгрызались ей в бок, и мне даже стало ее жаль. Бизон, между тем, продолжал меланхолично жевать опилки, которые тут же вновь сыпались на пол, через разорванную в клочья глотку.
– Долго он не протянет, бедняга, – рыжий мальчишка вздохнул. – Глядишь, скоро весь на части развалится!
Он взял в углу загона ведерко, с какой-то смолообразной субстанцией, и принялся ловко замазывать дыры от пуль.
Шеймус громко вздохнул, покачал головой и вновь приложился к фляжке. Глаза его блестели, а щеки раскраснелись.
– Для этого мистеру Конноли и нужен проводник? – спросил я, обводя взглядом палатку, в которую постоянно заходили все новые и новые люди. – Ему нужно новое умертвие?
Пострелять решались немногие, однако поглядеть всем было любопытно.
– Ага! – мальчишка отступил назад на шаг, любуясь проделанной работой. – Мы с па уже полгода ездим между Мемфисом и Нешвиллом. Это наше пятое умертвие!
Вновь загремели выстрелы, и палатка наполнилась восторженным женским визгом.
– Была бы у этой твари хоть капля мозгов, оно разнесло бы тут все в пух и прах! – Шеймус недобро усмехнулся. – Те бизоны, на которых я охотился, были опаснее медведя!
– Так и этот может! – мальчишка с гордостью уставился на своего питомца. – Если бы па не поил его настойкой Чертовой травы, он бы от этого форта не оставил камня на камне!
– Хорош болтать! – огромная ручища, покрытая рыжими волосами, вынырнула из-за моей спины и с легкостью оторвала пацана от земли. – Поди, лучше, приберись на конюшне!
Мальчишка тихонько пискнул, протянул отцу коробку с выручкой и тут же испарился.
– Мистер Конноли? Меня зовут Джон Блэйк, – я протянул рыжеволосому великану руку. – Меня послал полковник Фергюсон.
– И что? – глаза у здоровяка были бледно-голубые, почти белые. Он смотрел на меня, не мигая, слегка прищурившись и склонив голову на бок.
– Я хорошо знаю индейские территории, – ответил я, не опуская руки и не отводя взгляда.
Мои пальцы хрустнули в огромной ладони.
– Очень приятно, мистер Блэйк, – кивнул мистер Конноли. – Вы из команчей?
– Из шайенов, – ответил я. – Моя мать попала к ним в плен еще ребенком.
Мистер Конноли понимающе кивнул.
– Были скаутом на войне?
– При штабе генерала Ли, – ответил я.
– А я из ирландцев! Мои ма и па оба ирландцы! – Толстяк отпихнул меня в сторону, и протянул рыжему великану руку. – Вы тоже из Дублина, мистер Конноли?
– Из Белфаста, – здоровяк насупился. – К сожалению, проводники по Ирландии мне пока не нужны!
Толстяк весело расхохотался, хлопая себя по ляжкам.
– Зато вам могут пригодиться стрелки! – он важно поклонился. – Шеймус Рэдсток, троекратный чемпион Изумрудного острова!
– Даллан Конноли, – великан пожал руку коротышки. – Я слышал о вас.
– Надеюсь, только хорошее? – Шеймус попятился, но Даллан его не отпустил.
– Не только, – сказал он. – Но мне на это наплевать! Стрелок вашего уровня мне действительно может пригодиться.
Молодой мужчина в бежевом костюме и с золотой цепочкой от часов, болтающейся на брюхе, ухватил мистера Конноли за плечо.
– Мне пять патронов, будьте любезны!
Здоровяк кивнул нам с Шеймусом и ловко перепрыгнул через ограждение. Похлопав бизона по драному боку, он принялся заряжать Генри патронами, которые доставал из кармана брюк.
– Приходите вечером, господа, – крикнул он. – Обсудим все за бутылкой хорошего виски!
– Глядите, дамочки, как нужно стрелять! – важно объявил молодой франт, поднимая винтовку над головой.
У самого выхода из палатки нас встретила улыбающаяся физиономия сынишки мистера Конноли.
– Ну что, па вас нанял? – спросил мальчишка, салютуя ручкой метлы.
– Сказал придти вечером, – Шеймус пожал плечами. – У вас всегда так людно?
– Не, – мальчишка вздохнул. – Сегодня же воскресенье! Много солдат в увольнительной, да еще гражданских, что приехали на воскресную службу. В будний день у нас будет поспокойнее!
Мы с Шеймусом не спеша прошли мимо толпы собравшейся возле маленькой деревянной церквушки. В тени вековых платанов были расставлены длинные скамейки, на которых с аккуратными интервалами лежали библии в черных обложках с серебряным тиснением.
– Интересно, что бы сказал святой отец по поводу того, что его прихожане бегают поглядеть на умертвие? – усмехнулся Шеймус, прикладываясь к фляжке. – Наверняка наложил бы на них какую-нибудь епитимью!
– А вы не веруете, мистер Рэдсток? – спросил я.
– Я католик, – толстяк указал на собравшихся в тени платанов людей. – Для них я такой же еретик, как и вы, мой юный друг! Или еще хуже, потому как вас можно обратить на путь истинный, а меня, увы, уже нельзя!
Я лишь пожал плечами. Вопросы религии белых меня совершенно не волновали.
– Как вам понравилось общество полковника Фергюсона? – Шеймус внезапно сменил тему. – Похоже, вы с ним закадычные друзья!
– Я и видел-то его всего пару раз, – ответил я. – Нормальный, вроде мужик. Хоть и янки.
– Здесь больше нет янки и джонни, – Шеймус приложил руку к груди и поклонился. – Война закончилась, нравится это вам, или нет!
– Я пока еще не решил, как к этому отнестись, – ответил я. – Сегодня мой первый день на свободе.
Шеймус заулыбался и закивал.
– В этом нет ничего зазорного! – сказал он. – Знайте, в тюрьме должен побывать всякий уважающий себя мужчина! Я вот тоже не раз сталкивался с правосудием. Из-за этого мне даже пришлось бежать с Острова!
Теперь я взглянул на коротышку уже по-другому.
Шеймус хитро подмигнул, засунул большие пальцы рук в кармашки на жилете, и, гордо выпятив грудь, зашагал по направлению к гостинице.
День был теплый и солнечный. В воздухе пахло распускающимися цветами, а со стороны Миссисипи доносились протяжные гудки пароходов.
Я прошел мимо часового, изнывающего на солнцепеке. Одет он был в плотный синий мундир, и вооружен винтовкой Спенсера, висящей на плече. Пристальный взгляд караульного воткнулся мне в затылок, словно стальная спица, и буравил его до тех пор, пока я не достиг до конца улицы и не скрылся в дверях скобяной лавки.
Колокольчик над дверью мелодично звякнул, и из-за конторки с готовностью привстал пожилой мужчина в твидовом пиджаке.
– Заходите, господин конфедерат, – поприветствовал он меня с порога. – Готов поспорить, вы наверняка мечтаете избавиться от своего отвратительного мундира!
– Ваша правда, – согласился я, глядя на свое отражение в огромном мутном зеркале, возвышающемся у самой двери.
Серая форма, которую я носил, была заштопана в десятке мест, а на локтях и коленях протерлась практически до дыр.
– Сколько у вас денег? – хозяин магазинчика сразу взял быка за рога. – У нас в форте Блад нет своего портного, а готовое платье можно приобрести только у меня.
– Мне не нужен портной, – сказал я, залезая во внутренний карман куртки и раскладывая монеты перед продавцом на прилавке. – Подойдет что угодно, только не серого и не синего цвета.
Старик усмехнулся и поправил очки на тонком длинном носу.
– Сара! – крикнул он, обращаясь к кому-то в глубине лавки. – Подбери молодому джентльмену комплект приличной одежды.
Он пересчитал разложенные перед ним монеты.
– На десять долларов!
В дальнем конце лавки что-то загрохотало, и послышались торопливые шаги.
– Пойдемте со мной, мистер! – Сара оказалась красивой женщиной средних лет в клетчатом платье и кружевном чепце. – Думаю, что у нас есть именно то, что вам нужно!
Одежда, которую мне предложили, оказалась не новой, однако она была чистой и целой.
Я переоделся в добротные брюки, рубашку и куртку.
Сара вынесла мне пару почти новых сапог и хороший кожаный ремень.
– Это нашего сына, – пояснила она, подбирая с пола мое рванье. – Примерьте, вам должно подойти.
Я натянул сапоги и потопал по полу.
– Как влитые, мэм, – сказал я, придерживая штаны, настолько широкие в поясе, что в них мог бы запросто поместиться еще один индеец. – Спасибо, мэм!
Женщина улыбнулась и протянула мне ремень, со скрещенными саблями на латунной бляхе.
– Лукас служил в кавалерии, – глаза женщины задержались на пряжке. – Мы схоронили его в шестьдесят первом.
Я только кивнул в ответ и торопливо перепоясался ремнем. Говорить на эту тему мне совсем не хотелось.
Хозяин лавки одобрительно осмотрел меня с ног до головы.
– Вот теперь другое дело! – сказал он. – Хоть на человека стали похожи!
Я поглядел на свое отражение в зеркале и кивнул, приглаживая волосы ладонью. Вид у меня был теперь вполне презентабельный.
– А вы торговали с индейцами? – я указал на фотографию в рамке, висящую на стене. На ней был запечатлен хозяин лавки в компании парадно наряженных воинов чероки.
– Конечно! – старик кивнул. – До войны они частенько наведывались в форт Блад.
Он вытянул руку, снял с вешалки шляпу и протянул ее мне.
Я осторожно принял Стетсон, который был сделан из отличного фетра из меха бобра и норки. Одна шляпа стоила как минимум десятку! Мой палец нащупал дырку от пули и вылез через нее наружу.
– Это моя собственная шляпа, – кивнул старик. – И достанется она вам совершенно бесплатно!
Нахлобучив Стетсон на голову, я повернулся к зеркалу.
– В самый раз, – сказал старик кивая. Сара улыбнулась и взяла его под руку.
* * *
Стоило мне переодеться, как на меня тут же перестали пялиться на улице. Настроение у меня значительно улучшилось, а в желудке заурчало.
Аромат жарящегося мяса привел меня прямиком к палатке, в которой пожилой мексиканец продавал тако и буритос.
Заметив меня, торговец радостно заулыбался. Подхватив с противня лепешку, он ловко свернул из нее кулечек, наполнил его фаршем, фасолью и гуакамоле.
– Пожалуйста, господин! – мексиканец помахал рукой, отгоняя мух. – Приятного аппетита!
Я осторожно взял горячую лепешку и протянул торговцу пять центов.
– Спасибо, господин, – мексиканец поклонился.
Монетка тут же исчезла в расшитой бисером поясной сумке.
– Как дела в Нью-Мексико? – спросил я, глядя на узор украшающий куртку торговца.
Улыбку словно стерли с его лица, а мохнатые черные брови сошлись у переносицы. Мексиканец тяжело вздохнул.
– Очень плохо, господин, – сказал он. – Очень плохо…
Подошли новые покупатели, и лицо торговца вновь превратилось в радостную маску, которую он с готовностью демонстрировал всему миру.
– Пожалуйста, господа! – воскликнул он и мясо вновь зашкворчало на жаровне.
Облизывая соус, стекающий по пальцам, я уселся на скамье на самом солнцепеке, наслаждаясь первым днем свободы. Думать о плохом мне совершенно не хотелось.
