Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
– Рязань падет – не вся земля Русская сгинет! А вот ежели мурза Бегич и присные его сокрушат полки наши здесь, тогда ни Переяславу-Рязанскому, ни Москве белокаменной, ни иным градам и весям русским не быть. Все прахом пойдет! – Помолчал хмуро и приказал грозно: – Поспешай со словом моим и меньше за князей думай! Не то... – предостерег он посланника холодным взором.
Гонец ускакал.
Главный предводитель русского войска повелел установить шатер и собрать всех воевод и подколенных князей – командующих полками и отдельными отрядами – на военный совет.
Глава семнадцатая
Где битву вершить?
– Тут надобно мурзу встретить! Место для битвы доброе: слева – Ока, справа – засека могутная, за ней – топи да хляби! В засеку лучников посадим. Здесь ворогу нас не обойти! – настаивал князь Владимир Андреевич Серпуховский.
– Это верно. Бия нас в лоб, скольких воев положит тут Бегич, – вроде бы соглашался с ним Дмитрий Иванович. – Но... не достигнув успеха, ордынцы отойдут безнаказанно, как не раз бывало уже. Нам же сего допустить никак не можно. Ворога лютого поголовно истребить надобно, чтобы впредь не ходил на Русь гостем кровавым!
– Но где взять столько сил? – не сдавался Владимир Андреевич, и он был отнюдь не в меньшинстве: воевода Лев Морозов поддержал его первым. – У нас и половины ратников не наберется супротив конницы Бегичевой!
– Зато каких ратников! В броню закованных и с добрым оружием в руках. Один пяти стоит! Да и не токмо числом ворога побеждают, а и измышлением ратным... Федор, – обратился князь к боярину Свибло, – как разбит был хакан Козарии предком нашим, великим князем Святославом Киевским?
– Святослав-князь после малой битвы отошел за Еруслан-реку. Хакан следом кинулся и... оказался в ловушке. Ибо при главном сражении на берегу той реки стрежень ее перекрыл лодиями воевода Свенельд[154]154
Свенéльд – в Х веке сподвижник киевских великих князей Игоря, Святослава и Ярополка; участник всех боевых походов и сражений во время правления названных властителей Киевской Руси; варяг по происхождению.
[Закрыть] с дружиной. Козары были разбиты наголову, никто не ушел. И сам хакан сложил свою буйну голову в той битве. Так поведал нам летописец.
– Слыхали? – остро глянул на сподвижников своих Дмитрий Иванович. – Окружил и уничтожил рать козарскую, числом воев в пять раз превосходящую. В пять раз! А ордынцев перед нами только вдвое или втрое больше.
– Да как-то непривычно так битву вершить, – смутился воевода Назар Кусков. – Испокон века отбиваться от ордынцев привыкли, а тут окружить и...
– Побеждать непривычно? – сухо рассмеялся Великий Князь Московский и Владимирский. – Отбиваться привычнее, как на Пьяне-реке прошлым летом? А ведь каждый из вас на медведя хаживал. А ну, вспомните-ка, ежели от косолапого только отбиваться, тогда что? Заломает! Не отбиваться от ордынцев, а бить их надобно! Святослав Игоревич, великий предок наш, вызов супостату слал: «Иду на Вы!» Тем и славен был, что ни от кого не отбивался. А только бил и не считал при том, сколько перед ним супротивников. Князь-витязь Земли Русской могутное царство Козарское покорил и, сокрушая всех врагов, соколом пролетел по землям болгарским и греческим. И самого властителя Царьграда заставил дань платить Руси Светлой! Гордитесь и перенимайте дела и славу его!
– Что предлагаешь, брат? – притих Владимир Андреевич.
– Мурза Бегич хорошо знает, что мы его именно тут ждать будем или за рекой Вожей. И первую свадьбу смертную мы с ним сыграем здесь. – Князь притопнул ногой. – Ты, воевода Морозов, тотчас с половиной большого полка отойдешь за реку. На месте, где я тебе вчера указал, отроешь длинный обкоп[155]155
Обкóп – траншея, окоп.
[Закрыть]. Землю из него валом назад отсыпай и уплотняй, чтоб на вал тот могли самострельщики лечь – позади обкопных стрелков. А на пятьдесят – семьдесят саженей впереди поставь заслон из рогаток[156]156
Рогáтка – длинное бревно с набитыми на него мощными копьями-рогатинами, самое эффективное средство обороны против конницы кочевников.
[Закрыть]. И нас там жди. Только скрытно все делай, следи за окрестностями, чтоб ордынцы о войске твоем ранее срока не прознали. На все даю тебе три дня. А мы после первых стычек с татарами тоже станем отходить за Вожу-реку. Бегич за нами увяжется. Ну а там все свершится по воле божьей...
– Однако ж у нас лодей не как у Святослава-князя на Еруслан-реке. Маловато, – заметил воевода Бренк.
– Будут и лодии и ратники при них! – ответил Дмитрий Иванович. – Завтра воевода Боброк приплывает в устье реки Вожи с лодейной дружиной своей. А нынче князь Даниил Пронский с рязанскими полками к нам пристанет. Он тоже водой идет. Жду его к вечеру.
– Так ордынцы ж лодии Боброка и Даниила Пронского увидят и остерегутся за нами через Вожу-реку идти, – высказал сомнение Дмитрий Монастырев, начальник передового полка.
– Верно, остерегутся. Но мы придумаем хитрость какую нето. К примеру, спалим лодии рязанские на виду Бегича, как время к тому приспеет. Боброку же велено ночью плыть с осторожкой. Может, и Тимофей Вельяминов в лодиях дружину свою привезет. Про то мне покамест неведомо. Но он, скорее всего, комонников приведет. Все! Воевода,– строго глянул князь на Льва Морозова,– спеши дело исполнять. Времени у нас мало. Мыслю, татары вот-вот тут будут!
Словно в воду глядел Дмитрий Иванович: еще совет не закончился, как в шатер влетел возбужденный Семен Мелик.
– Бегич с силой великой в трех верстах от стана твоего, княже!– выпалил он.
– К бою!– приказал Великий Князь, надел позолоченный островерхий шлем и шагнул к выходу.
Полки русские хоть и вольно, но расположились так, чтобы быстро сплотить ряды и встретить врага во всеоружии...
Военачальники на конях что есть духу летели к своим полкам, уже поднятым по тревоге.
Лев Морозов не замедлил увести три тысячи пеших ратников в тыл, а потом за реку Вожу– на целых четыре версты от ее берегов. Весь обоз с самострелами и снаряжением для них воевода увел с собой. По замыслу Дмитрия Ивановича, мурза Бегич и приспешники его до последнего мгновения не должны были знать об этом грозном стрелковом оружии, да еще в таком количестве. При нем самом для первых стычек с ордынцами полки русские были вооружены обычными, правда очень мощными, луками...
Татары появились внезапно и, как это всегда бывало, сразу же устремили коней на русские копья. Но в начале ратного поля не развернуться было: плотная масса всадников на низкорослых гривастых лошадях протискивалась на открытое пространство перед руссами сквозь теснину между рекой и засекой, словно бы протекая через горло гигантского кувшина. Руссы первыми открыли организованную стрельбу из богатырских луков. И ни одна из тысяч стрел не минула цели– так тесно шла конница. Первые ряды татар замешкались, но задние напирали на передних, и те теперь уже вынужденно скакали вперед, визжа от возбуждения и страха...
Надо было не упустить благоприятного момента, и Дмитрий Иванович не проглядел его. Команда. Трубы громыхнули басом, тонко пропели рожки. Руссы колыхнули длинные копья вперед. Сначала медленно, потом все ускоряя шаг, закованная в железо, укрытая огромными красными щитами пехота пошла навстречу неосторожному противнику.
Перед ударом ратники перешли на бег, и... сомкнутая щетина тяжелых четырехгранных стальных жал мгновенно повергла наземь передних ордынских наездников. Руссы неумолимо продвигались вперед, работая уже мечами и топорами. Неистовый грохот катился по окрестностям, истошно вопили поражаемые бранной сталью кочевые воины, визжали в предсмертном страхе их боевые кони.
Продвинувшись шагов на пятьдесят, пехота русская, по сигналу, организованно отошла на прежние позиции.
Москвичи и рязанцы в этой всесокрушающей контратаке не потеряли ни одного ратника.
А перед глазами у них лежали недвижимо в прахе или вопили истошно ранеными более тысячи ордынцев.
Могучий отпор отрезвил самонадеянных степняков. Мурза Бегич наверняка сурово наказал бы легкомысленного темника, увлекшего за собой безудержных батыров в гибельную атаку. Наказал, если бы... руссов не всколыхнула еще одна радостная весть: отходя, начальник тысячи тяжелых ратников Родион Ослябя прихватил с собой какого-то знатного татарина в богатом боевом наряде. Богатырь бросил почетный трофей к ногам великокняжеского коня, перевернул лицом вверх.
– Мурза Кара-Буляк!– ахнул Дмитрий Иванович.– Да ведаешь ли ты, Ослябя, кого поверг?! Тож брат самого Магомет-салтана!
– Вольно ж ему было впереди всех скакать,– равнодушно ответил на это мужественный воин.
– Ха-ха-ха-ха! Вольно ж?!– расхохотался Князь.– Эй, отроки! Разнесите весть отрадную по всем полкам! Слава богатырю русскому Родиону Ослябе!
– Слава-а!– прогремело по рядам русского войска, и эхо разнесло возглас этот по всей округе.
Многие позавидовали подвигу московского богатыря. Но больше всех– его соперник по силе и ловкости, боярин из брянского захудалого рода, лихой удалец и поединщик Александр Пересвет.
– Клянусь, добуду самого мурзу Бегича!– воскликнул он в молодой горячности.
– Смотри, штаны от натуги лопнут! – смеялись на его похвальбу товарищи.
– Ну, вы!– возмутился Пересвет их неверию.– Когда я врал-то? Сказал, добуду!
Дружинники продолжали зубоскалить...
Следующий вражеский напор последовал часа через три. По-видимому, дозоры ордынские пытались нащупать обходные пути. Но их не оказалось: с одной стороны– обрывистый берег глубоководной Оки, которую стерегли десяток ладей; с другой – мощная засека, наполненная меткими русскими лучниками; за лесным завалом– непроходимые топи.
И мурза Бегич теперь уже сам послал своих батыров опять через горловину, в лоб. Руссы впервые в жизни увидели перед собой нечто неожиданное: на них шли спешенные татары! Их было много. Продвигались степняки медленно, все время сбиваясь в толпы. Строй у них никак не получался...
Ордынский полководец полагал, видимо, что пешие батыры, минув узину, смогут закрепиться на открытом пространстве перед врагом и тем откроют дорогу всесокрушающим конным туменам. Ибо, пока это не произошло, все преимущество татар в числе сводилось на нет.
Узрев наступающих пешком кочевников, русские воины развеселились:
– Глянь, идут, будто утицы переваливаются!
– А копья-то больно коротки супротив наших!
– И щиты только груди закрывают!
– Ну, мы их сейчас научим пешими бегать!..
Дмитрий Иванович на этот раз поступил по-иному. Он дал противнику минуть горловину. А когда враг построился и решился на атаку, из-за засечного леса вылетела вдруг тяжелая русская конница и могуче ударила в левое крыло спешенных ордынцев. Татары пытались перестроиться, но не успели. Как только панцирные конники врубились во вражеский фланг, с места стронулись и пешие русские полки...
Мурза Бегич выл от бешенства, озирая поле брани с вершины высокого дуба. Он ничем не мог помочь избиваемым соплеменникам.
Его воины дрались яростно. Однако, окруженные со всех сторон, отбиваться могли только батыры внешнего ряда. Остальные, сбитые в плотную массу, даже луками воспользоваться не могли от густой тесноты. А их расстреливали с трех сторон совершенно безнаказанно.
После второй стычки с татарами великий князь приказал подсчитать потери. Полки его лишились двухсот тридцати двух ратников убитыми, и около шестисот воинов были ранены и непригодны к дальнейшим боям. Всех, павших и раненых, Дмитрий Иванович распорядился отправить за реку Вожу, в стан воеводы Льва Морозова...
Бегич, так неосторожно пославший целый тумен воинов в ловушку, едва досчитался в нем одной тысячи батыров, бежавших с поля битвы. Остальные сгинули. Это был ошеломляющий удар не только по ордынскому войску, но и по самолюбию самого мурзы, возомнившему себя непобедимым полководцем после победы над Араб-Шахом.
– Так нам коназа Митьку не сломить,– вкрадчиво говорил начальнику темник Ковер-гюй.– Мы слишком торопимся. Надо прорубить проходы сквозь засеку...
– Глупость говоришь!– прервал советчика Бегич.– Нам недели не хватит, чтобы прорубиться сквозь крепкие, подобные железу, мертвые дубовые деревья!
– Но они сухие. Засеку поджечь можно...
– Дуб и сухой плохо горит! Ты что, забыл, у Пронска три дня засека горела и все равно непроходимой осталась?
– Надо смолой обливать. У нас есть она. Из Укека еще привезти можно. Надо жечь! – настаивал Ковергюй.
– А пока мы здесь стоим и дожидаемся помощи огня, к коназу Митьке со всех сторон подмога приходить будет. Как нам на Мушкаф тогда пробиться, а?!
– Батыров и у нас прибывает изо дня в день,– подал голос немногословный темник Кострюк.
– Да, это верно. К нам с туменом своим идет Кудеяр-бей,– сразу подхватил Ковергюй.– Туменбаши сообщает, что за ним еще много кайсаков скачут грабить урусскую землю!
Бегич поморщился. Он был приближенным Мамая-беклербека. А Кудеяр-бей у стремени Султана Мухаммед-Буляка кормился. Неискренний и хитрый Кудеяр-бей один раз изменил Али-ан-Насиру и людям его: к Токтамышу ушел. От него к Мамаю перебежал. Потом против Мамая с Араб-Шахом задружил и его предал в самый грозный момент– во время битвы. Теперь опять к нам переметнулся. И все ему сходит с рук! Бегич не верил предателям: от них всего можно было ожидать. И удара в спину тоже.
Но полководец не высказал своих мыслей вслух, заговорил о делах неотложных:
– Ну хорошо, допустим, мы подожжем засеку. И пока мы ждем здесь в бездействии, коназ Митька сам на нас нападет. Он ждать не будет, он очень смелый и искусный воитель и показал нам это сегодня.
– Нет! Коназ-баши Митька первым на нас не нападет. Он на месте стоять будет или за реку Вожу уйдет. Если же мы пробьемся сквозь засеку и вырвемся на простор, тогда урусам не устоять. А стоит Митьке уйти с этого укрепленного места, мы сразу же разметаем всех его неповоротливых батыров-лапотников! – уверял Ко-вергюй.
Кострюк в такт его словам согласно кивал головой.
– Вы всегда наудачу зовете. Наобум,– все еще не соглашался победитель Араб-Шаха.– Кара-Буляк еще нетерпеливей вас был. А где он теперь?
– Голову потерял, наверное,– равнодушно заметил Ковергюй.– А мы тебя, наоборот, от поспешности остерегаем.
– Да, остерегаем,– снова подал голос Кострюк.
– Думать надо...
К мурзам подскакал гонец на разномастной приземистой лошади, прервал их спор сообщением:
– От Рязани уруссие большие лодки плывут. С воинами!
– Ага!– обрадовался Бегич. – Значит, Рязань пала?
– Нет еще,– покачал головой гонец.– Верхний город держится. Там, в детинце, заперся Прошка-бей с тысячью урус-батыров и отбивает наш натиск.
– Та-ак. Значит, коназ Митька опять сильнее стал. – Бегич глянул на гонца: – Скачи в Рязань и скажи темнику Казибеку: пусть сюда идет. Удара в спину нам теперь опасаться нечего. Тысяча лапотников Прошки– тьфу, нет ничего! Пусть урус-бей в крепости сидит, если ему там нравится. Стоит ли возле него держать целый тумен отборных воинов! Пусть Казибек быстро сюда идет!– повторил Бегич свой приказ.
– Слушаю и повинуюсь!– прокричал гонец, вскочил на своего разномастного коня и исчез из глаз.
– Вы меня убедили,– вдруг согласился со своими сподвижниками главный начальник ордынского войска.– Ковергюй, жги засеку! А ты, Кострюк, бери всех урусских невольников, и пусть они топорами прорубают завалы в другом месте. Пленных не жалей, пускай день и ночь работают!
– Топоров нет,– хмуро ответил молчаливый темник.
– Пошли воинов по заброшенным урус-ским селениям. Ищите пилы и топоры. К вечеру чтобы каждый пленный урус имел все необходимое для рубки леса!
– А если...
– Охрану крепкую приставь с луками,– понял его Бегич.– На ноги всем невольникам цепи надень. Что, учить надо?
– Нет. Все понял. Разреши нам удалиться.
– Разрешаю. И поспешите оба!
Темники ушли довольные, что наконец-то им удалось сломить упрямство своего начальника.
А мурза-бей расстегнул халат, снял с груди огромную золотую пайцзу с изображением льва, поднес к глазам и зашептал:
– О-о дух Славного и Могучего Джучи-хана, помоги мне сокрушить коназа Митьку и стать хозяином над всей Урусией! Я обещаю утешить прах твой, о великий хан, жизнями ста тысяч урусских данников. О-о Джучи-хан!..
Еще два дня стояли враги лицом к лицу, и ни те, ни другие не стремились к битве.
Но как только дым из засеки застил небо и обозначились пути прорыва ордынцев, Великий Князь Московский и Владимирский распорядился:
– Ночью уведем полки к Воже-реке. В покинутом боевом стане костры оставим, чтобы обмануть татар. Отход наш прикроют воевода Семен Мелик и князь Володимир Серпуховский с конными дружинами. Да мыслится мне, Бегич еще долго не сунет теперь голову свою на поле недавней брани, опасаясь западни. Пуганая ворона и куста боится!
Глава восемнадцатая
День беды ордынской
Двое суток стояли татары на правом берегу реки Вожи, не решаясь атаковать броды. Ковергюй, Кострюк и Казибек побуждали Бегича к решительному действию. Но тот медлил, предчувствуя беду, молился подолгу – черных языческих шаманов призывал, и те нашептывали ему волю древних кипчакских богов. Страх удерживал мурзу на месте, остерегали и недавние жестокие удары руссов на засечной линии. Бей пригласил к себе звездочета Сандуллу-факиха...
Тумены волновались.
– Зачем Бегич привел нас сюда?– вопили воины.– Или мы, как овцы при виде волков, будем дрожать перед собственными данниками?!
Иные нетерпеливые сотники со своими батырами, взбурлив броды, пересекали Вожу и схватывались с передовыми русскими дозорами. Неистово рубили врага, теряли своих десятками, но не получали подмоги и возвращались назад злые и возбужденные недавней схваткой.
– Урусы недалеко стоят, – сообщали лихие разведчики мурзам.– На пять полетов стрелы от берега всего.
– Коназ Митька освободил нам место для переправы,– докладывали темники Бегичу.
– Это меня и настораживает,– отвечал сподвижникам полководец, спрятавшись от войска в большой войлочной юрте.– Коназ Митька наверняка приготовил для нас ловушку. Звездочет Сандулла-факих сказал мне сегодня о неблагополучном расположении планет и светил небесных. Звезды предрекают нам неудачу или даже саму смерть. Разве вы хотите смерти?
– Смерти мы не хотим, и со звездами шутить не стоит,– говорил самый словоречивый темник Ковергюй.– Однако светила движутся по небу и должны же когда-нибудь повернуться на удачу нам. Когда это произойдет?
– Скоро,– утешил его Сандулла-факих.– Только подождать надо, ибо на все воля Аллаха Всемогущего и Всемилостивейшего! – Ученый астролог молитвенно сложил ладони и устремил кроткий взор свой в бездонное жаркое небо.
Звездочет совсем не разбирался в военном деле, но и его пугало грозное русское войско за рекой, а живой ум подсказывал: раз урусы не ушли и ждут, значит, «коназбаши Димитро» уверен в своей победе. Потому-то звезды «говорили и сходились» сообразно желанию осторожного мурзы Бегича. О-о, Сандулла-факих тонко разбирался в людях и умел безошибочно угадывать их желания...
– Жаль, погиб Кара-Буляк,– сетовали темники.– Только он мог побудить мурзу-бея к действию. Бегич боялся брата самого султана Мухаммед-Буляка Гияс-ад-Дина.
– Потому и погиб славный туменбаши, что подобно юнцу кинулся с арканом на урусского медведя Осляб-бея,– возражал им осторожный тысячник Абдуллай...
Руссам тоже надоело стоять в бездействии и квасить тела под кольчугами на жгучем августовском солнце. Воеводы Лев Морозов и Тимофей Вельяминов, который только что прорвался с конной дружиной к главным силам, говорили Дмитрию Ивановичу:
– Надобно первыми ударить по ордынцам. Не велика беда, коль собьют нас. Позади скрытно три полка стоят! Наведем на них воинство Бегичево – под самострелы. Сами же с боков ударим. И победа!
– А какой кровию? – насмешливо спросил их Великий Князь.
– Да, крови русской при сем мы больше прольем, – горячился Лев Морозов, – зато...
– Мы – это не только ты один! – нахмурил брови Дмитрий Иванович. – Не слишком ли легко научились мы бросать жизни людские на острые копья да кровь братскую лить понапрасну?
– Мне и своей крови не жалко! – обиделся воевода.
– А мне вот жалко. И твоей крови, и крови последнего смерда. Жизнь человеку Бог дает, а такие, как ты, отнять норовят. Божье-то!
– Да я...
– Помолчи! Вот что я вам скажу, ратники боговы. Это только дураки умирать на битву идут, а умные победить стремятся и живыми быть. Побеждать надобно малой кровию. Хватит с нас прошлогоднего позора на Пьяне-реке... А потом, что за лиха беда для нас, ежели татарин за рекой мается? Вам-то что до этого? Пускай о том у Бегича голова болит. А нам и тут хорошо, поджидаючи. Еды и квасу вдосталь. Со всех сторон к нам подмога идет. Ордынцам, чай, хуже на чужой-то земле. Сила их тает, ибо из-под каждого куста сторонники рязанские бьют их стрелами и секут мечами. Бегичу от того скоро уж и жрать нечего будет. Соображайте!
– Так ордынцы же жгут землю Рязанскую. Я сам это видел, – гневно сказал Тимофей Вельяминов. – И скот у смердов режут для удовольствия утробы своей!
– Нет, дядя. Не гуляют нынче ордынцы по земле Рязанской. Все они тут, перед нами. Боятся мурзы воев от себя отпускать: а вдруг мы ударим по ним нежданно-негаданно, а?.. Вот ежели татары нас посекут, тогда саранчой разлетятся не только по земле Рязанской, но и по всей Руси Светлой. Вот когда беда-то придет! Дозоры дальние доносят мне: нынче даже малые шайки ордынские бегом к Бегичу стекаются. Страшатся татары наших полков безмерно. А ты-ы – «жгу-ут»!
– Что ж делать, княже?
– Ждать! Ждать и побуждать Бегича к наступлению. Он не напрасно нашей лодейной дружины страшится. Надобно как-то спалить рязанские струги. Но так, чтобы татар еще более не насторожить. Тут все до мелочей промыслить надобно. О дружине Боброка ордынцы не ведают покамест. Сумел все же хитрый воевода обмануть дозоры татарские, тайно по Оке проплыл.
Умное предложение все-таки внес сам Боброк, явившийся в стан утром следующего дня:
– Раз Бегич стягивает сейчас все свои силы ратные сюда, надобно придать ему смелости, пусть первым идет на нас. А сотворить это следует таким деянием. Пусть нынче ночью в Вожу-реку войдут все рязанские лодии и перекроют стрежень. В струги же поболе чучел замест воев надобно посадить. А под стлани смолы горючей налить.
– Узрев лодии боевые на реке, ордынцы совсем испужаются и... – начал было спор Лев Морозов, но Боброк сердитым взором заставил его замолчать.
– Нет, не испужаются. Наоборот, струги те будут для них что красная тряпка для быка. Ог-неносных стрел у ордынцев испокон века не сосчитать. Ночи сейчас светлые, ворог узрит караван сразу же. И что он сотворит?
– Конечно же, стрелять почнет немилосердно, – сказал Тимофей Вельяминов.
– Вот именно. Тогда гребцы прилепятся к своему берегу и присоединятся к нам. А лодии гореть будут на потеху татарам и мурзам их. Не мы, а они сожгут наши струги. А сие побудит Бегича к наступлению. Завтра поутру, я уверен, степняки перейдут Вожу-реку и попрут на нас!
– Золотая голова! – обрадовался Великий Князь. – Так и сотворим. Где Володимир Ондреевич? А, тут. Тебе поручаю дело сие опасное!..
Все сотворили воеводы русские по плану Дмитрия Боброка. Боевые суда рязанские вошли в реку сразу после полуночи. Вошли тихо, уключины весел были обмотаны войлоком. Но дозор ордынский увидел их. Сполошная тревога подняла на ноги боевой стан Бегича. Туча огня обрушилась на русские ладьи. Караван отнесло течением к левому, русскому, берегу. Струги вспыхивали один за другим. Веселый огонь высветил противоположный от татар берег. И увидели ордынцы связь русских окольчуженных богатырей.
Кочевники придвинулись к реке и яростно осыпали стрелами так внезапно явившегося врага. Руссы, прикрывшись большими щитами, ответили залпом: стреляли из арбалетов, но стрелами от луков, чтобы не выдать раньше времени грозное оружие. Стрелковый удар получился ошеломляющим – что для самострела какие-то сто метров, если тяжелый железный болт из него летит за километровую черту. Многих ордынских всадников чуть ли не смело с берега. Пронзительно заржали раненые кони, возопили поверженные воины. Степняки отхлынули в ночь и даже костры погасили. Темники, тысячники, сотники построили батыров для немедленного отражения русской атаки. Но ее так и не последовало...
Тревожной случилась эта ночь для татар. Никто не спал. Однако все радовались тому, что удалось спалить русский ладейный флот.
Заря подожгла вершины дальних деревьев за рекой. Русский берег просматривался теперь далеко. Татары увидели в километре от Вожи конные полки врага. И они, по-видимому, наступать не собирались. На отмелях левого берега торчали черные остовы сгоревших русских кораблей. Бегич сосчитал их:
– Пятьдесят четыре. В каждую такую лодку садится по сто двадцать урусских батыров. Значит...
– В них было шесть тысяч четыреста воинов, – подсказал звездочет Сандулла-факих.
– Верно! Кто первый заметил лодки? – спросил мурза-бей окружавших его военачальников.
– Сарымсок-батыр, – сообщил тысячник Абдуллай.
– Позовите его!
Герой был неподалеку, ибо тысячник знал, что он может понадобиться Бегичу – мурза-бей любил лично отмечать наградами простых воинов! Поэтому и явился батыр тотчас, на колени встал и голову опустил перед столь могущественным начальником.
– Твой зоркий глаз уберег батыров Дешт-и Кыпчака от страшной беды, – торжественно изрек Бегич. – Ты достоин большой награды. Ты заслужил вот этот меч. – Мурза-бей отстегнул от своего боевого пояса кривой дамасский клинок и, возбудив зависть в глазах даже у темников, протянул его герою.
Сарымсок-батыр почтительно принял награду двумя руками, поцеловал лезвие у эфеса и хриплым от волнения голосом прокричал здравицу главнокомандующему ордынскими войсками.
Бегич благосклонно покивал головой и отпустил возвеличенного воина восвояси, сказав на прощание несколько высокопарных напутственных слов. И быстрокрылая весть о щедрости мурзы-бея мгновенно разлетелась среди татарского войска.
С появлением солнца над Вожей-рекой заклубился туман. Ковергюй опять потребовал решительного наступления. Теперь, спалив русский флот, Бегич уже не боялся удара в спину, когда конница его перейдет реку. На этот раз мурза-бей согласился с требованием нетерпеливого темника. Но решил все же:
– Подождем, пока туман сойдет. Не следует нам уподобляться слепым котятам...
Туман сошел лишь к десяти часам утра. За это время татары успели отдохнуть от ночного бдения, плотно позавтракать и приготовиться к сокрушительному наступлению.
В двенадцатом часу дня 11 августа 1378 года тумен Ковергюя перешел реку Вожу и первым ринулся на руссов. Дмитрий Иванович ждал этого момента и ударил по ордынцам двумя тяжеловооруженными конными полками. Татары сбили атаку и заставили руссов отступить. Некоторые сотни увлеклись было погоней, но Ковергюй получил строгий приказ Бегича – не зарываться – и приказал удальцам отойти к тумену. Темник всей душой был со смельчаками, зубами скрипел от возмущения, однако ослушаться мурзы-бея не посмел.
Стали подходить на рысях другие татарские тысячи.
Дмитрий Иванович наблюдал с холма, как в версте от русских полков стал скапливаться мощный конный кулак из стремительных степных наездников. Покамест все шло по задуманному им плану.
Кострюк с туменом встал у обрывистого берега Оки, образовав правое крыло войск Бегича. Разведчики его обшарили прибрежные заросли и не обнаружили ничего подозрительного.
Казибек, наступая слева, так же внимательно обыскал дубраву и болота за ней на пять верст в округе. И тоже доложил Бегичу:
– Там нет ни одного уруса.
И тогда мурза-бей – куда и подевалась его нерешительность! – приказал твердо:
– Ковергюй! Ты первым обрушишь мощь клинков твоего тумена на урусов! Кострюк ударит по ним справа, а Казибек – слева! Вперед!
– Внимание и повиновение! – весело рявкнул Ковергюй и, взмахнув мечом, полетел впереди своих батыров на маячивших вдали русских конников.
Татары мощно ударили по тяжелым московским конным полкам. Но те на этот раз не дрогнули, ринулись навстречу и отразили натиск азартного темника.
Тогда Бегич послал ему на подмогу тумен Казибека. Руссы, не ломая строя, медленно попятились.
– Вперед, батыры! Ал-ла-а-а! Бе-ей! – ревел нетерпеливый Ковергюй, ловко работая то луком, то копьем, то саблей. – Ур-р-ра-а-гх! Еще немного, и мы прорвем ряды ур-русов!
Воспользовавшись тем, что Казибек оставил без присмотра болото за дубравой, князь Даниил Пронский повел туда по заранее разведанным тропам два конных рязанских полка. И только после того, как он вышел на ударную позицию и дал знать об этом, князь Владимир Серпуховский, воеводы Семен Мелик, Назар Кусков и Дмитрий Монастырев, беспрерывно атакуемые татарами, стали отводить своих тяжелых всадников к засаде – к самострелам.
Ордынцы завопили от радости:
– Они бегут! Ал-ла-а-а! Ур-р-рагх! Вперед, Дешт-и Кыпчак!
Именно в этот момент мурза Бегич бросил вперед всадников Кострюка. И теперь руссы, уже на галопе, стали стремительно отступать.
– Робята! – кричал трубачам Семен Мелик. – Не прозевайте черты, у которой трубить надобно!
– Не прозеваем, воевода! – отвечали сигнальщики.
Трубачей тщательно охраняли товарищи, мечи которых давно уже были вынуты из ножен и гуляли неистово по головам, щитам и плечам наиболее назойливых степняков.
С русской стороны пало уже не менее тысячи ратников: легко ли сдерживать столь плотный вал искусных в боевом деле ордынских воинов?
Хоть и организованное, но бегство руссов увидели все, и всех татар вдохновил на подвиг наметившийся призрак победы.
– О Ковергюй! Ты смелый туменбаши! Мы идем за тобой! Вперед, батыры! Р-руби урусских собак!
Темник ликовал и кричал в ответ:
– Батыры! Смотрите, сколько перед вами сильных и выносливых невольников! Сколько добрых коней, доспехов и оружия! Все это ваше, батыры! Берите же, пока урусы не разбежались по лесам!
И ордынцы с новой силой гнали своих низкорослых неутомимых коней в атаку...
– Ур-русы бегут! – доложил Бегичу возбужденный гонец от Ковергюя.
Только после этого сообщения мурза-бей перешел реку и двинул свои пять тысяч отборных нукеров следом за атакующими туменами...
– Робята-а! Тру-уби-и! – подал команду Семен Мелик.
Медные рожки звонко пропели. Конница русская расступилась вдруг, полки подались вправо и влево. Часть татарских тысяч устремилась за ними. Но основная масса продолжала лететь вперед.
И тут Ковергюй внезапно увидел прямо перед собой бесчисленный строй пеших русских ратников. Они стояли за земляным валом, сверкая доспехами и поднятыми покамест жалами длинных копий.
Конь темника скакал во весь дух прямо и первым напоролся на рогатку. Лихой мурза еще летел по воздуху через голову поверженной лошади, когда сразу три железных арбалетных стрелы разорвали его грудь. По земле Ковергюй катился уже мертвым.
Атакующие кочевники не сразу сообразили, что произошло. На полном скаку спотыкались их кони, батыров срывала с седел какая-то страшная неведомая сила...
Боем русских арбалетчиков руководили воеводы Лев Морозов и Родион Ослябя. Тяжелые оперенные спицы залпами летели из окопа, с бруствера позади него, из стоящих рядов стальной пехоты. С двухсот метров железные стрелы прошибали легких татарских всадников насквозь. Русская конница исчезла куда-то, а кочевников всюду встречал сметающий вихрь смерти. В несколько мгновений от трех туменов, еще недавно так лихо атаковавших врага, едва две трети осталось...
