Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава девятая
По пути в столицу
На деревьях почки лопнули. Терпко запахло весной. Птицы слетались на летовище, к лесам и озерам. Солнце светило ярко, но ветры согреть еще не могло, и они были промозглы – эти оставшиеся часовые зимы. Но все же пробуждалась природа. А в сердце людском нежность росла ко всему сущему...
На равнинах, промеж перелесков, земля парила под сохой пахаря. По берегам небольших речушек уселись слободы в три – пять изб с хозяйственными постройками. Исчезли клубы зимнего дыма из-под соломенных крыш: теперь хозяйки варили незамысловатый обед во дворах, прямо под открытым небом.
В отличие от южных областей Руси, здесь было покойно. И это ощущалось во всем. Пахарь гоняет рало по кругу и головы не поднимет, завидев вооруженный отряд: кто ж тут, кроме своих, ездить-то будет? Здесь и собаки задорнее лают, без боязни. Тут селения не прячутся в глухих поймах рек или в дремотности непроходимых боров. И крепостей сторожевых не видно. Ибо не припомнят здешние жители уже более сотни лет свиста татарской стрелы, не видят жестоких раскосых глаз, не взирают с ужасом на сверкание кривой смертоносной сабли. Отголоском прилетают в эти края унылые невольничьи песни да горькие весточки об убиенных супостатами родственниках с дальних пределов Руси. Тут земля Московская! Тут, за широкой спиной Великого Князя Дмитрия Ивановича, вольготно живется. Дружина его сильна, и царя ордынского хозяин Московско-Владимирской Руси, сказывают, не больно-таки страшится. Правда, черный сбор[124]124
Чёрный сбор – единовременная подать в случае войны или стихийного бедствия.
[Закрыть] часто платить приходится и самим копье, меч и щит в руки брать, чтоб помочь воям отбить находников от границ Отечества. Так к этому давно привыкли и жизни иной не ведали. Память народная хранит и более страшные времена, когда баскаки[125]125
Баскаки – золотоордынские сборщики дани с подневольных народов. С начала XIV века на Руси баскаков уже не было. Дань для выхода в Орду собирали с народа удельные князья и передавали ее великому князю Владимирскому, который сам расплачивался с султаном.
[Закрыть] ордынские чуть ли не по всем селищам сидели и обирали до нитки и сирого и ражего[126]126
Рáжий – дородный, сильный, богатый.
[Закрыть], а то и самого с арканом на шее волокли в неволю жестокую. Но ныне не та Русь! Попробуй сунься без спросу...
Важным всадникам в бранной одежде кланяются смерды. Не из страха, а по воле, ибо во все времена народ русский высоко чтил воинов-богатырей – защитников своих!
Дмитрий Иванович вместе со всеми радовался весне, и на какое-то время покинула его тревога за рубежи отчизны своей. А граница со степью именно сейчас чаще всего была подвержена ордынским набегам.
– Дух-то какой от землицы! – говорил он Семену Мелику. – Ты глянь, голова бедовая, гуси летят. А утицы, что твои камни из пращи, так в речку и бухаются. Рыба в озерах разыгралась, нерестится – весна-а на дворе! То-то чудо великое. А небо-о!..
– Тесно тут, – отозвался потомок хазарской крови. – Леса, буреломы да овраги. Реки холодны и глубоки. То ли дело – степь! Без конца и краю! О-о, княже, знал бы ты, как там хорошо и привольно весной!
– Нет! Здесь лучше, – не соглашался исконный русс. – Глянь-ка, красота-то какая! Лес листвой одевается. Вон стадо пастух на первотравье вывел. Слышь, рожок заливается? А во-он, смотри, волчара к буераку помчался! У-лю-лю-лю-лю! Ох, шельмец, только его и видели!
Семен Мелик привстал на стременах, черные глаза вспыхнули азартным блеском. Он готов был сорвать коня в галоп и лететь в угон за ловким и хитрым зверем.
– Стой! – осадил его князь. – Горячая голова. Его теперь и со сворой собак не отыскать.
А Семен с досадой вырвал из саадака лук – стрела со свистом порхнула в небо навстречу утиной стае. Не успела эта стрела скрыться из виду, как следом устремились две другие. Стая шарахнулась в сторону, и чуть ли не к ногам всадников упали три серые тушки, просаженные насквозь.
Из отряда только Андрей Фрязин позавидовал ловкому стрелку. Дружинники же знали лихого разведчика давно и искусству его ратному не удивились. Да и среди них было немало таких, кои с пятидесяти шагов попадали стрелой в подвешенное на нитке кольцо.
Семен, ловко свесившись с седла, подобрал добычу, вырвал и сложил стрелы в колчан, заметил:
– Испечем на привале.
Уже из Ростова Великого Дмитрий Иванович отослал основную дружину с воеводой Боброком вперед, при себе же оставил только десяток воинов. Съестных припасов у них с собой было немного, а три утки, еще жиру не нагулявших, в прибыток на дюжину здоровых и сильных мужиков – тоже не велика добыча.
– Да тут кошке на един прикус, – проворчал поэтому громадный Родион Ослябя.
– Ежели та кошка с тебя величиной! – рассмеялся Великий Князь.
Богатыри тоже смеялись, подтрунивая над любившим плотно поесть воеводой.
– Чо ржете! – обернулся Родион Ослябя. – Разве то яство, три тощих цыпленка?
– И то, – согласился Дмитрий Иванович и приказал: – Семен, скачи вперед. Вон за перелеском озерцо должно быть. Подстрели для котла братчинного три-четыре... цыпленка. Можно и гусенка, ежели попадется.
Тот гикнул, дал шпоры, и сухопарый вороной жеребец его ринулся наперегонки с ветром.
– Только не увлекайся! – вслед ему крикнул Князь. – Не то я знаю тебя, покамест все живое вокруг не изведешь, не успокоишься!..
Когда отряд достиг упомянутого озерца, Семен Мелик встретил товарищей победителем. К седлу было приторочено уже с десяток подбитых уток и два крупных гуся. Внял, значит, совету начальника.
– Тут бы и станом стать, – посоветовал проголодавшийся Родион Ослябя.
– Нет! – решил Дмитрий Иванович. – От воды, чуешь, холодком тянет. Знобко тут, просквозит. Поедем дальше. Я тут один ручеек знаю...
Отряд выехал на холм. Взору открылось селение.
Князь постоял в раздумье и поворотил коня в сторону. Богатыри, тоже молча, последовали за ним. Но минуть селение им было не суждено.
– Стой, княже! – раздался бас Осляби. – Подкову потерял скакун твой.
Дмитрий Иванович обернулся. Родион свесился с седла, подобрал в траве сгибок блестящего металла.
– Ну что ж, поворачиваем в слободу. Там кузня должна быть, как мне кажется...
Селение на первый взгляд показалось пустым. Само собой – на дворе весенняя страда!
Отряд проехал вдоль приземистых изб к реке, в низинку. Здесь и впрямь дымила кузница, слышалось уханье кувалды и перезвон молотка.
Князь спешился первым.
Кузнец, по-видимому, услыхал, когда подъехали конники. Широкой грудью, прикрытой кожаным передником, заслонил проем двери. Тотчас узнал Великого Князя Московского и Владимирского, степенно поклонился.
Дмитрий Иванович залюбовался им.
«Ослябе в могутстве не уступит, – подумал. – Только черен больно. Чистый арап».
Князь любил запах окалины, малиновый свет разогретого железа. Сам иногда стучал кувалдой, искусных мастеров уважал.
– Здрав буди, – ответил Великий Князь на поклон и протянул кузнецу руку.
Тот пожал ее осторожно, словно боялся раздавить.
– Как звать-величать тебя?
– Ивашкой, а соседи еще Гвоздилой прозвали, – ответил кузнец хриплым от волнения голосом: не смерд-побратим спрашивает, а сам набольший хозяин Земли Святорусской.
– Услужи работой, брат Иван, – попросил мастера Князь. – Видишь, подкову потерял конек мой.
– Эт-то мы мигом. Эй, Спиридон! Петька!
Сначала из кузницы, как из катапульты, вылетел мальчишка лет восьми в длинной рубахе и без штанов. Он был так чумаз, что богатыри сначала отшатнулись от него, как от черта, – кое-кто уж и двуперстие ко лбу поднес. Потом все дружно расхохотались. То, как можно было догадаться, был свет-Петька...
Спиридон, рыжий, сухолядый и сутулый мужик с бельмом в левом глазу, вышел из кузницы неторопливо и молча поклонился нежданным гостям.
– Петька, ты к матери беги. Пущай угощение готовит, – распорядился кузнец.
Тот бесом сорвался с места – на коне не догонишь.
– Постой! – окликнул его Семен Мелик. Петька словно бы в воздухе поворотил и столь же стремительно вернулся. Встал перед Семеном, а грязный палец ноздрю сверлит.
– Чаво тебе? – спросил с любопытством.
– Это тебе «чаво», – весело передразнил мальца воевода. – А по мне, возьми вот дичину и отнеси маманьке своей. Пускай испечет аль поджарит.
Связка птиц тяжеленька была, и Петька аж согнулся под ней. Князь посмотрел на Семена совсем не ласково.
– Ничего, он у меня сильный, – перехватил его взгляд отец.
А Петька уже приплясывал от великого желания бежать.
– Погоди, малец, – подошел к нему Родион Ослябя. – Я помогу тебе. Кстати, у кого припас съестной? Надо бы маслица да...
– Не обижай, болярин, – нахмурился кузнец. – Чай, мы не последнее съели. Все, што надобно для трапезы, сыщется в сусеках наших. Ну, дичина еще куда ни шло. Не обижай!
Ослябя отошел пристыженный.
– Ну тогда беги, Петька-редька! – весело скомандовал мальцу Князь.
Тот, хоть и шатаясь из стороны в сторону, двинулся вперед довольно резво. На коне его теперь догнать было можно. Богатыри, улыбаясь, смотрели ему вслед.
Тем временем Спиридон расседлал княжеского скакуна и завел его в станок. Иван Гвоздила с презрением повертел в руках поданную ему Родионом Ослябей подкову, сломал легко, словно крендель, и бросил в темноту кузницы. Воины великокняжеские, сами не малосилки, многозначительно переглянулись.
– Ну ты и силен! – не удержался от похвалы Семен Мелик.
– Не жалуюсь, – добродушно ответил мастер. Потом подошел к коню, поднял копыто, оглядел, буркнул недовольно: – Подпилить надобно.
Спиридон подал ему рашпиль.
Дмитрий Иванович с любопытством наблюдал за ловкой работой мастера.
А Петька уже тут был вместе с сестрой, девчонкой лет двенадцати. Они принесли бадейку с медовым квасом: два деревянных ковша висели снаружи.
– Маманя поклон шлет, – сказала девочка тонким голоском. – Откушайте с дороги, – по-взрослому чинно поклонилась в пояс, коснувшись правой рукой земли.
Петька в точности повторил это движение сестры.
– Спаси вас Бог, – без тени улыбки ответил Великий Князь. – Квасок ко времени, давно не пивши едем. – Обернулся к своим: – Отведай русского питья, Ондрей Фрязин. И вы подходите, браты.
Сам первый зачерпнул из бадейки, пил долго, наслаждаясь. Потом отринул ковш, вытер ладонью усы и бороду, похвалил:
– Ну и хорош квасок. Ядрен, аж до нутра прошиб.
– На душице настоян, – прозвенел голосом Петька, явно польщенный. – А душицу я собирал, – похвалился.
– Молодец! – потрепал его за вихры Князь. – Раз ты такой парень-добро – вот тебе серебро! – и подал мальцу блестящую деньгу.
Петька положил монетку на ладонь и стал жадно разглядывать изображение на ней. Деньга была новой, и рисунок просматривался четко.
– Глянь-ка ты-и... Егорий Храбрый с копием!
А Князь еще раз сунул руку в кошель, задорно глядя на Петькину сестру.
– Тебе ж, красавица, две деньги полагается! – пошутил он и вложил в ладонь девочке две монетки.
– Не баловал бы ты их, осударь, – недовольно проворчал отец, не отрываясь от дела.
– Больше не буду, – поднял руки Дмитрий Иванович.
Богатыри поочередно подходили к бадейке, пили сладкий, бодрящий напиток, смачно крякали, шумно хвалили. Дети смотрели на них с удовольствием. Потом девочка поклонилась Князю и пропищала:
– Спасибо за поминок, осударь наш добрый. Теперь я пойду маменьке помогать трапезу готовить, – и, зажав в кулачке монетки, убежала.
Кузнец с подмастерьем ушли ковать подкову. Дружинники же спустились к реке напоить коней: благо те остыли от похода и теперь уже не могли застудиться. Петька бесом крутился среди них и задавал множество вопросов про войну и оружие. Богатыри посмеивались, отвечали.
Князь и сурожский купец присели на колоду, завели разговор о делах торговых и тайных. Андрей Фрязин помимо всего прочего привозил Дмитрию Ивановичу такие сведения из Орды, что и цены-то не имели...
Глава десятая
Рушница огнебойная
Дом кузнеца был просторен для того времени – два этажа. Нижний – зименка с просторной круглой печью в левом от входа углу. Под потолком первого этажа, в правой стене, – оконца волоковые для выхода дыма наружу: печка топилась по-черному. Теплая комната для спанья располагалась на втором этаже, прямо над печью. Крутая лестница вела на второй этаж в летнюю горницу, точь-в-точь повторяющую по размерам и расположению нижнюю хоромину, только окна здесь были пошире и переплеты узких рам заделаны полупрозрачной слюдой. Над входной дверью – полати[127]127
Полáти – деревянный настил, нары для спанья.
[Закрыть].
Площадь дома составляла десять на двадцать шагов. К весне хозяйка с двумя дочерьми уже успела отмыть бревенчатые стены от сажи и зимней копоти. В нижней хоромине, где посредине стоял огромный стол, было просторно, пахло прошлогодней полынью, и еще множество запахов витало тут от развешанных повсюду связок лечебных трав, засушенных цветов и других растений, ведомых только сельским жителям.
По тем временам строение такое считалось собственностью весьма состоятельного хозяина. Да и не мудрено: кузнец на селе – первый человек. А Иван Гвоздила был к тому же отменным оружейником и славился мастерством по всей округе. Правда, он не ковал доспехов для великокняжеской дружины, но к тому времени на Руси главное место в бою все чаще стала занимать закованная в железо пешая рать, и такому кузнецу на нехватку работы жаловаться было бы грех.
Спиридон Кривой – его подмастерье – жил бобылем. Десять лет тому назад семью его увели в плен литовцы, когда он сам с ратью Великого Князя Московского и Владимирского отбивал натиск очередного ордынского султана на Муром – южный рубеж Руси. Спиридон жил теперь в семье своего хозяина и всем был доволен. А бельмо в глазу образовалось от отскочившего под ударом молота кусочка горячей окалины в кузнице...
Иван, подковав княжеского коня, позвал всех в дом. Там уже и стол накрытый стоял, и с самой хозяйкой суетились две старухи – матери хозяина и его жены, – а также обе дочери: давешняя, что квас с Петькой приносила, и старшая – остроглазая гибкая красавица лет шестнадцати.
Утятина с гусятиной тушились еще в огромном казане на временной печи во дворе. А стол покамест заставлен был деревянными блюдами с холодной говядиной, свининой, копченой рыбой. Тут же горками лежали соленые огурцы, половинки квашеной капусты. Рядом с хозяйским местом покоилась пузатая братина с медовухой. По обычаю того времени, хозяин застолья сам должен был пускать огромный расписной ковш с хмельным напитком по кругу.
– Угощенье княжецкое, – заметил Родион Ослябя, переступив порог и перекрестившись на иконы в углу.
– Милости просим, – кланялась в пояс хозяйка, женщина маленького роста, сухощавая, с огромными черными глазами на скуластом лице. И хоть одета она была по-русски, гости сразу угадали в ней татарку и не ошиблись. Двадцать с небольшим лет тому Иван Гвоздила, молодой еще тогда и бравый богатырь, взял ее в полон при разгроме ордынского становища, неподалеку от нижегородских рубежей. Полюбилась вот. Живут в согласии. Детей трое. Да еще мать ее добровольно приехала сюда и не жалуется... Звали тогда будущую жену Ивана по-татарски – Мариям. Так что кузнецу недолго было привыкать к этому имени, распространенному у многих народов. Он только последнюю букву сократил и соответственно на один знак передвинул ударение...
Великого Князя посадили в красный угол, под божницу, на хозяйское место. Слева – сам хозяин дома. Справа – гость заморский. Затем расселись богатыри: по чину, возрасту и боевым заслугам. Всем гостям женщины подали расшитые узорами полотенца.
Гости, вслед за Князем, перекрестились стоя. Дмитрий Иванович взял братину двумя руками, провозгласил здравицу хозяевам дома, отпил хмельного, передал ковш Андрею Фрязину. Тот, отпив добрую порцию, передал чашу Ослябе, и пошла она по кругу. Последние капли выпил из нее хозяин. Гости проголодались с дороги, но закусывали чинно, не торопясь. Застолье продолжалось долго, в молчании, и только после второй братины гости воздали хвалу хозяйке дома за отменные яства. Сразу стало веселее. Завязалась непринужденная беседа. Богатыри вспоминали дела бранные, вслух думали о грядущем.
Великий Князь спрашивал мастера, где он берет железо, сколько за него платит, трудно ли нынче прокормить семью простому смерду, какие виды на будущий урожай.
– Железо купцы привозят, – отвечал хозяин, – все больше из булгарской стороны. Но вот уже года три и наши торговые гости стали от Каменных гор[128]128
Кáменные гóры – Уральский хребет.
[Закрыть] добрую руду привозить, железо сразу вдвое подешевело.
Кузнец оживился, обсуждая знакомую тему.
– Из той руды я потом добрые крицы[129]129
Крица – железо, выплавленное из болотной или горной руды; слиток.
[Закрыть] вывариваю. Домница[130]130
Дóмница – древняя плавильная печь.
[Закрыть] у меня за огородом.
– Вот теперь договаривайся с ним. – Князь кивнул на иноземного гостя. – Он тебе уже вываренное железо присылать станет. Я ему, за подмогу Руси в делах торговых, все наши пермские земли на откуп отдаю. Он там, прямо на месте, домницы свои поставит. У Каменных гор рудознатцы Ондрея Фрязина уже и медь, и серебро, и олово, и железо нашли. Там и плавить будут.
Сурожский купец впервые услыхал о таком подарке. Да, он просил о промысле на пермской земле, но чтоб ему, по сути, во владение все там отдали... Понял наконец, что именно этим властитель Московско-Владимирской Руси решил отблагодарить его за все. Понял и обрадовался так, что голова закружилась в предвиденье великих дел и столь же великих прибылей...
О возможном урожае в этом году Иван сказал так:
– Старики поведали: на Евдокию[131]131
Евдокия – 1 марта.
[Закрыть] снег идет – к доброму урожаю! А тогда снег шел, я помню.
– Так то ж два с половиной месяца как было! Может, иная примета ту перебила? – не поверил Князь.
– Наши старики не ошибаются. Да вот хотя бы нынче судить по пословице: «Май холодный – год хлебородный!»
– Да-а, май нынче студеный, хоть и солнце ярко светит. Скоро уж месяц за половину завалит, а теплых денечков – кот наплакал...
Принесли дымящуюся дичину. Горница наполнилась пряным мясным духом. Опять братина прошла по кругу. Богатыри отдали должное мастерству хозяйки...
Когда снова потекла беседа, кузнец попытался как-то отвлечь внимание Князя, но открыто сделать это не решался. Властитель понял, что мастер опасается постороннего – сурожско-го купца. Заявил решительно:
– Сказывай при нем. Ему я верю как себе!
– Ну тогда... В общем, смастерил я тут одну вещицу. Хотел тебе показать.
– Кажи, что за вещица.
– Да она у меня в амбаре спрятана. Вот трапезу закончим...
Но иногда Дмитрий Иванович был нетерпелив. В словах кузнеца, в том, как он их сказал, князь угадал нечто важное и ждать не хотел.
– Ну что ж, пошли, – встал из-за стола хозяин дома.
Дмитрий Иванович приказал дружинникам и иноземному гостю продолжать застолье, обещал скоро вернуться и вышел вслед за кузнецом.. .
Иван попросил всевластного гостя подождать на солнышке. Сам нырнул в кладовой дом и через малое время вынес оттуда длинный, почти в сажень, сверток.
– Что это?
– Сейчас.– Кузнец ловко размотал ткань, и взору Дм итрия Ивановича явился необычный предмет – рушница[132]132
Рушница – средневековое гладкоствольное ружье, заряжавшееся со ствола.
[Закрыть] с непомерно длинным стволом.
– Ого! – Князь взял в руки невиданное им доселе оружие. – Сказывай, как сделал и почему аркебуза[133]133
Аркебýза – первое ручное огнестрельное оружие, изобретенное в Испании в 1361 году.
[Закрыть] твоя такая длинная? Я видел рушницу гишпанскую, дак там труба совсем короткая – пяди[134]134
Пядь – древнерусская мера длины: 19 сантиметров.
[Закрыть] три-четыре, не более.
– Подожди, княже. – Кузнец снова исчез в амбаре.
Вернулся с ржавым испанским ружьем в руках:
– Она, что ли?
– Где взял?!
– А помнишь, когда под Тверью стояли, а Ольгерд на выручку к Михайле-князю шел? Я тогда был в той дружине, которая встречь литвинам пошла. Ольгерд на битву тогда не решился, стал уходить в пределы свои. Но чело[135]135
Челó – лоб; в данном случае – передовой отряд, авангард.
[Закрыть] войска его мы тогда побили. Кое-кто из литвинов ушел все же. У одного ратника ихнего я и заприметил в руках диковину сию. – Кузнец похлопал ладонью по ржавому стволу аркебузы. – Бабахнул ворог из нее и свалил побратима моего Акима Рогова...
– Добрый был богатырь, – прервал рассказ Великий Князь. – Помню его. Литвинского воеводу Якима в полон взял. Жаль, погиб. Вечная ему память... Продолжай.
– Так вот, я со злости по ворогу тому из лука саданул, прямо в грудь угодил. А он как раз бродом шел. Вот и потоп литвин тот зловредный с рушницей своей. Сумку его я отыскал на нашем берегу: бросил он ее, видать, удирая. В суме – весь припас огненный для стрельбы. А вот рушницу тогда же достать из воды не смог. Обстреливать нас из луков да самострелов стали, и мы к войску твоему в Тверь воротились. Потом не до той рушницы стало: битвы да погони, помнишь, на Оку ходили татар встречать? А как по домам воротились, так я каждое лето с тех пор к броду тому наведывался, все рушницу ту заморскую искал. А нашел только в прошлом году. Вишь, как ее ржа поела. Стрельнуть из нее побоялся, разорвет еще. Решил по подобию сей новую диковину смастерить. В точности повторил.
– Стрелял?
– Стрельнул. Только тут такое дело открылось. Рушница заморская больше для страху – огонь, гром, дым смрадный! Зелья ужасть сколько уходит. А проку – пшик! Меткости никакой. И домыслил я, княже, трубу ту огнебойную в два раза тоньше сделать и длиньше чуток. Мыслил, для пробы покамест и такая сойдет: больно уж зелья жалко было. Стрельнул, и оказалось...
– Что ж оказалось?
– Лучше давай попробуем. Правда, зелья у меня всего на три заряда осталось.
– Ничего. Для пробы хватит, – утешил его Дмитрий Иванович. – Только давай уж всех гостей твоих позовем смотреть потеху огнебойную. Они люди ратные, им про все новое ведать сам Бог велел.
– Добро. Давай позовем.
Но кузнец, шагнувший к дому, сам просто-напросто не успел сделать это. Вездесущий Петька уже вопил в горнице звонким дискантом:
– Великий Князь и батянька мой всех на двор кличут!
– Ловок постреленок, – отметил Дмитрий Иванович, в то время как воины один за другим вылетали из двери. Иные с обнаженными саблями в руках.
– Как он витязей твоих напужал, княже! – грохотнул смехом Иван Гвоздила.
– Уймитесь! – успокоил телохранителей Князь. – Никакого сполоха[136]136
Спóлох – тревога, смятение.
[Закрыть] нет. Сейчас смотреть будем новую потеху ратную. Давай, Иван!
Дружинники успокоились, подошли ближе. Кузнец тем временем насыпал порцию пороха в ствол длинной рушницы, забил деревянным шомполом пыж из овчины, потом туда же вкатил блестящую круглую пулю.
– Из чего заряд? – спросил Князь.
– Из олова.
– И железо прошибет?!
– Еще как.
– Ну-ну.
Снарядив длинную рушницу, Иван вынес из амбара другую – точную копию ржавой аркебузы. Когда кузнец заряжал ее, богатыри заметили, что ствол этого оружия значительно шире и шарик канул в него более массивный.
– Такая штуковина как даст по башке – и дух вон! – заметил кто-то из дружинников.
Остальные, завороженные действиями кузнеца, молчали.
Наконец оба ружья были заряжены. Иван попросил Родиона Ослябю:
– Брат, у тебя шаг широкой. Отмерь длину вон до той изгороди, где щит дощатый прислонен. – Он указал на дальний конец подворья.
Воевода исполнил просьбу. Вернулся, сказал.
– Сто двадцать три шага.
– Добро. Я сейчас.
Кузнец прислонил оружие к стене амбара, зашел в него и вынес старую кольчугу. Неторопливо перешел двор и повесил боевой доспех на деревянный щит. Вернулся. Глянул на Князя вопросительно.
– Давай, Иван. Не тяни, – распорядился Дмитрий Иванович.
Кузнец взял аркебузу, положил ствол ее на перекрестье двухлезвийных вил, прицелился и поднес к запальному отверстию дымящийся фитиль. Петька зажал уши ладошками и зажмурился. Дружинники стояли вольно, только любопытство светилось в их глазах.
Грянул гром. Из широкого ствола вылетел сноп огня, потом дым пошел. Стрелок опустил аркебузу.,
– Пойдем, княже, глянем. Все гурьбой пошли к цели.
Андрей Фрязин ничему не удивился. Уверен был иноземец, что Великий Князь Московский и Владимирский устроил всю эту потеху для него, что такого оружия на Руси найдется немало, коль уж простой сельский кузнец его делает...
Взрослые еще и пяти шагов не прошли, а Петькин звонкий голос уже возвестил:
– По-о-о-па-а-ал!
Малец наклонился к земле, подобрал что-то, бросил и заверещал, отчаянно тряся ладонью.
– Видать, шарик схватил, – догадался отец. – А он из пищали[137]137
Пищáль – здесь: огневое орудие.
[Закрыть] той вылетает горячий, спасу нет.
Кузнец не ошибся. Когда воины подошли к цели, увидели на земле аркебузную пулю, чуть сплющенную. Князь первым осмотрел след попадания снаряда.
– А кольчуга-то не пробита, – заметил он, хотя по отскочившему шарику, который неосторожно схватил Петька, и так все было ясно. – А ты говорил...
– Так и железный заряд из того гишпанского оружья тоже не просадил бы кольчугу.
– Однако ежели тот шар и не пробив ударит так-то в кольчужную грудь, любого богатыря-могута можно закапывать, – громко сказал Родион Ослябя, оправдывая стрелка.
Дмитрий Иванович на защиту такую не обратил внимания, обернулся к кузнецу:
– И ты сказываешь, что малый шарик из длинной рушницы сильнее бьет.
– Пойдем попробуем, княже, – не ответил на прямой вопрос Иван Гвоздила.
Все вернулись на исходную позицию.
Кузнец с той же тщательностью прицелился из длинноствольной рушницы и поднес к полке фитиль. Выстрел получился не такой громкий, как из широкоствольной аркебузы, а гулкий и раскатистый.
Все опять поспешили к мишени. На этот раз опамятовавшийся от ожога Петька так вопил, как будто с него с живого сдирали кожу:
– На-аскро-о-озь просади-и-и-ил! Наскро-о-озь!
– Вот это да-а! – покачал головой Князь, осматривая пробоину в кольчуге. – Не увидев, не поверишь. А шарик где? Небось в доске застрял?
Иван снял кольчугу, поднял щит и показал его на просвет.
В центре его зияла дырка. Двухвершковая доска была просажена насквозь.
Этому даже иноземный гость не сразу поверил. А для Андрея Фрязина огнестрельное оружие было отнюдь не в диковинку. Правда, такой длинной «аркебузы» он никогда доселе не видывал.
«Хитер кесарь Руси, – думал сурожский купец, изумясь. – Надо же такое сотворить. А сам мастеров испанских, немецких да итальянских на службу зовет. Первая аркебуза была сделана в городе Пистойе семнадцать лет назад, а тут она уже есть. Да еще такой сокрушительной силы! Вот только запал усовершенствовать надо. На Западе фитильные курки придумали...» И он не замедлил подсказать это русскому мастеру.
Иван мгновенно ухватил суть новшества и обещал завтра же приспособить его к рушнице.
Но как бы там ни было, Андрей Фрязин ошибался в своих домыслах. Великий Князь Московский и Владимирский был изумлен не меньше его и уж не так часто, как итальянец, наблюдал огненную потеху. На Руси огнестрельного оружия еще не было, тем более ручного. Сегодня стреляла первая русская ручная пищаль – прародительница многих победоносных ружей и винтовок!
И тут Дмитрий Иванович не захотел вдруг посвящать в тайны свои иноземного гостя.
«Свой-то свой, да языку накажи: «Постой!» – решил он.
– Идите, все в трапезную! – строго приказал Князь дружинникам и Андрею Фрязину. – А ты, хозяин, побудь со мной!
Когда воины вместе с иноземным купцом ушли доедать да допивать, властитель и на любопытного Петьку цыкнул, сделав страшные глаза:
– А ну, кш-ш! Уши надеру!
Мальца словно ветром сдуло. И только после этого Дмитрий Иванович заперся с мастером в амбаре и без обиняков заявил:
– Тут тебе делать нечего! Езжай в Звенигород. Там повелением моим получишь дом и хозяйство, почище этого. Пятьдесят рублев в год жалованья тебе кладу. Коня для выезда дам. Сотским над оружейных дел мастерами ставлю тебя. Ну, чего молчишь?!
– Земля тут отецкая, прадедами моими пахана да сеяна. Скотина... – начал было кузнец по давней крестьянской привычке.
– «Земля-я! Скотина-а»! – гневно передразнил его Князь. – Твоя земля отныне, как и моя> – вся Русь Светлая! Понял?! О ней нам думать надобно денно и нощно! А на расходы по первости на вот. – Дмитрий Иванович отвязал от пояса объемистый кошель и бросил его на колени кузнеца.
Иван по весу определил, что в кошеле не менее пяти рублей.
«Ого! – прикинул он. – Да на сие серебро полсела купить можно!»
– Ну что? – снова спросил Князь.
– А что? Едем, – просто ответил мастер. – Раз всей Руси надобно, отчего ж не порадеть за ради нее. А серебро возьми, княже. И пятьдесят рублев в год больно уж много. Не надобно мне столько-то. Что я, болярин какой аль купец?
– Бери и эти деньги, и от тех не отказывайся. Слову моему не перечь! – жестко сказал Великий Князь Московский и Владимирский. – Считай, не тебе дадено. На укреп Руси Святой. Ибо умение твое, ум великомудрый и руки искусные целого полка ратного стоят! А может быть, и более...
