Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Иван протрезвел окончательно. Честолюбивые мысли заметались в голове: конечно, властителем всей Руси ему не стать – отец не даст, сам ярлык[85]85
Ярлык – льготная грамота султана Золотой Орды, выдававшаяся правителям подневольных народов; высочайший указ, приказание, утверждение.
[Закрыть] возьмет, а вот тогда на место отца...
– Чем докажешь, что не врешь? – не сразу все же поверил татарину княжич.
– Вот ярлык, – как фокусник, вынул из рукава свиток пергамента посол.
– Родион, прочитай гласно! – распорядился Иван.
Воевода взял у ордынца документ, разорвал шнурок с висячей печатью, развернул, прочитал вслух:
– «Я, Араб-Шах-Муззафар, Великий и Могучий Хан, предлагаю дружбу и военный союз коназу Ивану. Я не хочу обнажать меча против коназа Нижегородского, он ничего не сделал мне плохого. Я меч свой поднял на коназа Димитро из Мушкафа за то, что он обманом завладел наследственной пайцзой моего рода. Тебе же, коназ Иван, я предлагаю поход под моим бунчуком на Гюлистан и Сарай ал-Джедид. Как только я сгоню с трона ничтожного Мухаммед-Буляка, ты станешь единственным правителем всего урусского улуса... – Ослябя замолк, остро глянул на ордынца, пожевал губами и продолжил твердо: – Я знаю, в твоем стане есть тысяча батыров из Мушкафа. Я не хочу брать их с собой. Пусть к себе домой уходят. Только Осляб-бея повяжи и выдай на мой суд, ибо он много навредил Орде. Тогда мы навеки будем в дружбе».
Под текстом красовался оттиск с личного перстня Араб-Шаха.
– Ишь чего захотел! – рассмеялся московский воевода. – Я ему спонадобился, штоб шкуру мою на барабан натянуть. Не жирно ли будет?
– А чо? – вдруг трезво отозвался Симеон Михайлович Суздальский. – Пошто нам из-за тебя с Арапшей ссориться? Княже, выдай его, а москвичей прогони восвояси.
Иван загадочно молчал...
Ордынец быстро оценил обстановку и уже готов был позвать своих нукеров. Ослябя мгновенно понял все.
– Эй, стража! – гаркнул вдруг Васька Соломатин.
Родион прыгнул в сторону, взмахнул рукой. Татарин заверещал тонким голосом. Воевода исчез за пологом шатра. В груди ордынского посла торчала костяная рукоять медвежьего ножа. Снаружи раздалось бряцание мечей, в шатер спиной вперед с воем влетел окровавленный татарин, прогрохотали копыта скорого коня.
– Уш-шел, – прошипел Васька. – Што делать-то теперь, а? За посла своего Арапша по гроб жизни врагом нашим будет.
Посол ордынский скрючился на полу, уперев руки в живот, и уже не шевелился. Второй, тоже мертвый, лежал навзничь, разбросав руки в стороны. Иван посмотрел на упокоенных татар и вдруг взвыл:
– Ты-и-и это зачем стражу-у-у?! – Тяжелый кулак княжича хрястнул по лицу лучшего друга.
– Это ты меня-а?! – умылся кровавой юшкой Васька и въехал начальнику в зубы.
Они сцепились, тузя друг друга. Симеон Суздальский пытался разнять их, увещевая. Гаврила отполз в сторону.
Пиняс смеялся беззвучно...
Родион Ослябя удачно поменял своего коня на ордынского карабаира, присланного Араб-Шахом княжичу Ивану. Воевода успел при этом срубить голову одному из нукеров посла, а другому нанес страшную рану в грудь. Один из татар ранил его саблей в левое плечо, но неглубоко. Никто из руссов и не пытался ввязаться в этот мгновенный бой. Так что Родион беспрепятственно прискакал к своим.
Московская дружина из тысячи тяжеловооруженных пехотинцев стояла боевым станом отдельно от остальных полков. Здесь царили порядок и тишина, и дозоры не дремали. Нижегородцы подступились было с кувшинами дурманящей мордовской браги, но их прогнали. Так же безжалостно отвергли москвичи и доброхотные пожертвования Пиняса.
Сказать, что в московском стане одни трезвенники собрались, – кто же поверит? Но Родион Ослябя обещал повесить каждого, кто хоть каплю хмельного примет. А он слов на ветер не бросал и на расправу крут был, это знал всякий. А посему дружина московская в любое мгновение была готова к бою.
Родион Ослябя не больно-то обиделся на пьяного княжича и его безалаберного приятеля Ваську Соломатина: знал, по молодости это, да и вино в них колобродит. А вот Суздальский князь Симеон его удивил. Теперь дружину свою осторожный воевода твердо решил отвести за реку, чтобы не оказаться, в случае чего, в смертельной ловушке.
Московская рать тотчас двинулась к броду. Быстрая вода струилась меж крутых берегов. Реку эту всяк по-своему называл. Татары – Жея-су, что значит «Вода боевого лука». С высоты полета орла она и впрямь изгибом своим напоминала боевой лук. Руссы прозвали ее Веселой за озорной нрав и за то, что этот приток Суры разудалой петлей разлился. А в центре этой петли, несмотря на летний зной, буйствовала свежая, будто росой умытая, зелень: трава – в рост человека, деревья – под облака.
Веселая была глубокой рекой. Бродов на ней мало, удобных спусков к воде тоже. И не случайно по совету опытного Симеона Иван укрыл здесь свое войско, словно в крепость посадил. А по всему берегу с внешней стороны дозоры встали, и стоило хоть одному из них просигналить, как вся рать могла сосредоточиться в опасном месте. Поэтому столь беспечно вели себя руссы...
Стражники наконец услыхали вопли и брань в шатре, ввалились туда и растащили сцепившихся друзей.
Первым пришел в себя Иван.
– Вытащите отсюда этих татар! – приказал он стражникам.
Васька еще поглядывал сердито на дружка и вытирал кровь с лица рукавом порванной расшитой рубахи.
– Што делать-то теперь, дядя Симеон? – растерянно спросил главный воевода русского войска своего советника.
– А чо? – не дал ответить старому князю Васька Соломатин. – Давай я ответ твой Арапше-хану отвезу.
– Нет. Ты мне тут нужон.
– Поручи мне, – поспешно отозвался Пиняс. – Я отвезу!
– А он тебя не зарежет?
– Я скажу, что посол бузу с тобой пьет.
– Добро! – согласился Иван. – Езжай и скажи Арапше-хану: на дружбу я согласный. Но мне надобно отцову волю узнать. Пускай к нему посла шлет, чтоб договориться, когда мне выступать в подмогу Арапше. Я здесь с войском буду ждать слова великого князя Нижегородско-Суздальского. Все! Поспешай!
– Знак ему надо бы какой-нибудь, – подсказал Симеон Михайлович.
– Верно. Вот возьми, Пиняс, перстень мой. Покажешь его хану.
– Я все твои слова точно перескажу, – пообещал мордвин. – Араб-Шах-Муззафар рад будет. Но и ты не забудь моего усердия.
– Не забуду. Иди.
– Да недолго там будь, – напутствовал Пиняса Васька Соломатин. – Не позже как через шесть ден ждем тебя с добрыми вестями.
Глава семнадцатая
Ворон над полем брани
Мордовский князек в сопровождении трех русских всадников миновал дозор, скрытый на левом берегу реки Веселой. Скрыт он был до такой степени, что ни Пиняс, ни его охрана ничего не заметили. А их даже никто не окликнул. Это сильно встревожило руссов.
– Что ж они? – недоуменно спросил один наездник другого.
– Вон вишь копье торчит возле куста? – ответил его более зоркий товарищ.
– Чего ж они нас не окликнули?
– А бес их знает...
Дозор спал безмятежно под сенью густого орешника, будучи мертвецки пьяным. Один из всадников поворотил было коня к стороже, чтобы разбудить: не ночь, полдень на улице!
Пиняс обернулся зло:
– Не твоего ума дело! Мы торопиться должны... Да и кого бояться? Араб-Шах-Муззафар мир шлет коназу Ивану, а коназ меня с миром послал к татарам.
Отставший было русс догнал товарищей.
Реку переплыли, держась за гривы коней. На другом берегу они не стали даже выжимать промокшую одежду – так жарко пылало полуденное августовское солнце.
Сквозь густые перелески проглядывались островки степи...
Большой отряд татар внезапно вынырнул из-за деревьев. Пиняс и его телохранители остановились.
– Не бойтесь, – сказал по-русски, подъезжая к ним, молодой и веселый воин, видимо начальник отряда.
Руссы схватились за рукояти мечей, готовые отразить нападение.
– Чего вы? – обернулся к ним Пиняс. – Сказано же – мирные!
– Мирные-то, мирные, – прохрипел один из них, бледнея. – Только как они тут очутились?
– Может, охотятся. Тебе-то что?
И все-таки благодушный вид ордынцев и полное равнодушие к опасности Пиняса усыпили бдительность руссов... Арканы оплели богатырей внезапно. Двоих сразу пробили копьями. Третий успел перерубить волосяную вервь и, ловкими ударами меча прорубив себе дорогу, рванулся к реке, что есть мочи призывая своих к оружию. Но было далеко, и никто его не услышал. Не менее десятка татарских стрел догнали смельчака...
– Араб-Шах-Муззафар ждет тебя, коназ, – приложил руку к груди молодой веселый татарин. Он как будто и внимания не обратил на пятерых своих зарубленных батыров.
– Где великий хан?
– Тут недалеко. Поехали...
Араб-Шах в самом деле недалеко был: сразу за ближайшим перелеском.
– Говори, Пиняс, – встретил он мордвина, сидя верхом на высоком вороном коне.
– Все вышло, как я придумал, – похвастался князек. – Урусы пьяны и не способны к сражению.
– Все?
– Почти все. Остальные отдыхают, шурпу варят или рыбу ловят. Оружие в кучи свалено. Только Осляб-бей с небольшой дружиной в стороне стоит. Его воины трезвы и готовы к бою.
– Небольшая дружина?
– Ты знаешь. Всего тысяча батыров.
– Всего? Ты представляешь, что такое тысяча батыров, если они настоящие воины? Если на них броня, которую не берут стрелы и не пробивают копья? Знаешь, что это такое? Ты не исполнил моей воли!
– А что я мог сделать? – развел руками Пиняс. – Осляб-бей – настоящий полководец. Он даже повесить меня хотел. Наверное, в его стороне и дозоры не спят?
– Конечно, не спят, – подтвердил Араб-Шах. – У Осляб-бея ни один батыр не спит. А вот в других местах как?
– Пьяные все, – уверил мордвин.
– А что кричат пьяные урусы в своем стане?
– Кричат, что тебя шапками закидают.
– Как это?! – опешил Араб-Шах.
– Это значит, они тебя совсем не боятся и пренебрегают всей твоей силой.
– А где мой посол и его нукеры? Удалось ли склонить коназа Ивана на дружбу со мной?
– Посол и нукеры убиты. А на дружбу пьяный коназ Иван согласен. Меня прислал с тобой о согласии договариваться, – рассмеялся Пиняс, но кольца не показал, чтоб не отобрали нечаянную драгоценность.
Араб-Шах смеяться не стал, покачал головой в недоумении и сказал:
– Зачем мне дружба с дураком? Кудеяр-бей, пора окружать урусов.
– Слушаю и повинуюсь, о Муззафар! – прижал руку к груди статный молодой полководец в богатой боевой одежде, некогда принадлежавшей самому султану Али-ан-Насиру: он украл этот блистательный наряд, воспользовавшись случаем.
– Это хорошо, когда мне повинуются, – заметил Араб-Шах. – Прежде всего дозоры урусские сними.
Тот ускакал к своему тумену. Хан проводил его недобрым взглядом. Он презирал всякую блестящую мишуру, но осмелиться щеголять перед ним в наряде султана – это...
– Сагадей-нойон!
– Я тут, о Поражающий!
Араб-Шах подумал, не приказать ли преданному нойону поразить дерзкого, но быстро сообразил, что сейчас это не ко времени. Приказал другое:
– Ты нападешь с пятью тысячами батыров на дружину Осляб-бея. Где он сейчас, Осман? – спросил повелитель начальника одного из отрядов разведки.
– Осляб-бей поссорился с коназем Иваном и ушел, наверное, за реку, – сообщил Пиняс. – Это он киличу твоего зарезал и коня-карабаира угнал.
– Это хорошо, – по привычке отметил Араб-Шах. – Но где же все-таки сейчас Осляб-бей?
– Пиняс прав, – подтвердил Осман, – Осляб-бей с батырами ушел за реку. Но он остановился на виду всего войска коназа Ивана. Холм обрывистый занял. У каждого батыра из Мушкафа самострел есть. Очень далеко бьет – на две тысячи шагов!
– Да? – Араб-Шах подумал мгновение. – Значит, Осляб-бей не подпустит к себе и десять тысяч воинов, пока у него стрелы есть.
– Не подпустит, – согласился Осман. – И стрел у него очень много. Сто возов. Верно говорю, сам видел. Вот если бы урусов выманить с холма...
– Да надо бы. Но это потом. Ты, Сагадей-нойон, все же напади на батыров Осляб-бея и не давай ему прийти на помощь коназу Ивану.
– Я сделаю это! – твердо пообещал начальник тумена и умчался исполнять приказание.
Прискакал гонец от Кудеяр-бея.
– Путь за реку открыт! – прокричал он еще издали. – Все урусские дозоры вырезаны!
– Это хорошо. Батыры Дешт-и Кыпчака! – воззвал Араб-Шах. – Вперед!
Тысячники повторили призыв своего властелина, и неисчислимая масса конницы двинулась к реке...
Эх, если б руссы не были столь беспечны! Разве бы допустили они в защищенную пойму хоть одного татарского воина? Все тысячи Араб-Шаха потонули бы в быстрой воде. Но...
С пяти сторон ударили ордынцы по русскому боевому стану. Руссы сначала не поняли, что произошло. А когда поняли, то ничего не успели предпринять. Едва десятая часть всего воинства нижегородского, суздальского и ярославского успела схватиться за оружие. Их без труда побили стрелами. Кольчуги, щиты, мечи беспечных ратников лежали неразобранными в обозе или где попало. А копья и сулицы многих даже не были насажены на древки...
Визг татар и хриплая ругань атакуемых полубезоружных людей, Грохот многих тысяч копыт и звон бранной стали слились в единый могучий гул. Араб-Шах-Муззафар наблюдал за избиением руссов с вершины небольшого холма.
Хан был одет во все темное, сидел на вороном коне и был поразительно похож на черного ворона.
– Пусть пленных больше берут! – распорядился властелин. – Пусть рубят только тех, кто сопротивляется!
Гонцы с этим приказом ринулись очертя голову в гущу сражения.
– Э-э, это ведь шатер коназа Ивана и его советника... как его?
– Коназа Симеона, – подсказал Пиняс.
– Вот именно. Тулуг-бей, возьми тысячу батыров и захвати обоих. – Хан указал рукой в центр русского боевого стана, куда татары еще не успели пробиться.
Огромный тысячник прорычал обязательное о послушании и повиновении, поднял над головой обнаженный меч и повел свой отряд в битву...
Ордынцы безраздельно властвовали на поле боя. Теперь уже редко сверкала сталь отточенных сабель, больше арканы гуляли. Только кое-где возникали островки сопротивления и тотчас вокруг них образовывались кольца из всадников – тут и мечи взблескивали, и стрелы густо стелились. По сути, рукопашных схваток не было: к чему кочевнику без особой нужды свою грудь подставлять под удар копья или тяжелого топора?
Араб-Шах перевел взгляд на княжеский шатер. Там уже возникла свалка. Тулуг-бею не удалось сразу пробиться к ставке главного русского воеводы. Сотни три богатырей в тяжелой броне, построившись, сдержали первый натиск ордынской конницы. Иван был уже на коне, и сталь кольчуги искрила на нем, и меч блестел в поднятой руке. Симеон Суздальский был рядом. На конях была их личная охрана: успели очухаться от хмеля, как смерть в очи глянула. Князья пытались организовать сопротивление, но со всех сторон к ним стекались только татары, их кони, стрелы и кривые сабли. И Иван, бросив всех на произвол врага, поскакал к реке.
– Догнать и схватить! – взвизгнул Араб-Шах. – Марулла-джагун, вперед!
И еще две сотни отборных всадников ринулись на помощь тысячам ордынцев.
Казалось чудом, что столь огромная масса стремительных кочевых воинов так и не смогла совладать всего-то с горсткой богатырей, руководимых старым Симеоном Суздальским, оставшимся прикрывать бегство своего подопечного. Старик понимал: если погибнет княжич Иван, властитель Нижегородско-Суздальской земли казнит его обязательно. Умело обороняясь, воины Симеона стали медленно отходить к берегу...
Хану не было видно, что творится у реки: обзор закрывали несколько березок. Араб-Шах послал нукеров срубить их. Когда деревца рухнули, военачальник понял, в чем дело. За рекой, на обрыве, ровной стеной утвердилась длинная череда воинов в островерхих шлемах. И весь берег на этой стороне был усыпан трупами людей и лошадей.
«Осляб-бей из самострелов бьет, – сразу понял Араб-Шах. – Уйдет коназ Иван. Ох, уйдет!»
А Иван скакал именно в ту сторону, под защиту московского полка. Погони за ним не было, ибо все живое, что попадало в зону поражения железных арбалетных болтов, мгновенно слетало наземь.
– Что там Сагадей-нойон делает? – скрипнул зубами хан. – Куварза! Скачи к нойону и передай, что я недоволен им!
Новый гонец умчался сломя голову.
Властелин битвы опять стал смотреть на сопротивляющийся русский отряд. Богатыри со старым князем во главе еще некоторое время махали мечами, потом они потонули в массе татар...
А Иван и несколько сопровождавших его воинов исчезли где-то у воды.
– Уш-шел! – Хан стукнул кулаком по седельной луке.
Вороной жеребец его вздрогнул и шагнул вперед.
– С-стой, помело шайтана! – выругался полководец, стараясь угадать, в каком месте на противоположном берегу покажется главный русский воевода.
А тот все не появлялся, и на откосе уже показались татарские всадники. Первых наездников ратники Родиона Осляби буквально смели тяжелыми стрелами в реку. Другие отхлынули назад, соскочили с коней и, укрывшись за береговой кромкой, стали отвечать на стрельбу.
Но легкие ордынские стрелы не долетали до московской рати.
И все же, если бы теперь княжич Иван выбрался на противоположный берег, он неминуемо попал бы в руки Сагадей-нойона. Но бесшабашный и легкомысленный русский военачальник так и не появился нигде.
– О Муззафар! – возник перед ханом молодой воин, еще недавно встречавший Пиня-са. – Слава тебе, о Поражающий! Все урусы или в плен взяты, или порублены! Старый коназ, его железные батыры и много урусских беев убиты! Ты поистине велик и неодолим!
Араб-Шах весело осклабился, спросил:
– Как зовут тебя?
– Сармак-батыр. Я командую сотней в тумене Кудеяр-бея.
– Это хорошо. Теперь ты, Сармак-джагун, будешь командовать сотней нукеров в моей охранной тысяче.
Воин грохнулся с коня и пал на колени, безмолвно благодаря победоносного хана за возвышение.
– Встань! Скачи вон туда! – Араб-Шах указал на место, где исчез княжич Иван. – Посмотри, есть ли там кто-нибудь из урусов живой или мертвый.
Джагун кошкой прыгнул в седло и ускакал к реке.
Муззафар оглядел поле брани. Татары кое-где еще вязали русских пленников. Но резня прекратилась.
Прискакал Кудеяр-бей со своими телохранителями.
– Пять тысяч урусов повязали. Около двух тысяч убиты.
– Это плохо, – хмуро заметил Араб-Шах.
– Что было делать? – развел руками темник. – Они рубились насмерть.
– Сколько воинов потеряли мы?
– Немного. Не более пятисот. Большинство там полегли. – Начальник тумена показал на берег реки и пояснил: – От стрел мурзы Осляб-бея.
– Это хорошо! Это очень хорошо! – взорвался Араб-Шах. – Не надо было соваться туда!
– Что делать дальше? – не стал оправдываться Кудеяр-бей.
– Дальше? Да, дальше. Дальше мы пойдем на Нижний Новгород. Как раз там множество купцов собралось со всех урусских земель. У них там начался большой торг. Пиняс, как этот торг называется?
– Ярмарка.
– Вот именно. Ее нам и надо захватить! Подлетел Сармак-джагун, доложил:
– На берегу нет никого!
– Утонул коназ, наверное, – подумал Араб-Шах вслух.
– Какой коназ? – не понял темник.
– А, пустое, – отмахнулся хан и приказал: – Кудеяр-бей, выдели пятьсот воинов для охраны пленных. Остальным...
– На Осляб-бея! – подхватил начальник тумена.
– А зачем он нам нужен? Время только терять. Всем спешно идти на Нижний Новгород! Всем! С Осляб-беем пускай Сагадей-нойон управляется...
И, часа не медля, татары устремились на северо-запад.
Нижний Новгород не ждал нападения: как же, ведь его заслоняют полки княжича Ивана! Город был взят мгновенно. Вот уж поживились ордынцы! Такому богатству позавидовал бы сам Мамай-беклербек. И отсюда почти пять тысяч невольников побрели в Золотую Орду. Множество купеческих товаров канули в переметные сумы татарских всадников, и кони их шатались от такой тяжести. Часть добычи несли сами пленники.
Столица Нижегородско-Суздальской земли вспыхнула со всех концов. Ордынцы в тот же день покинули пылающий город.
Араб-Шах-Муззафар спешил. Дозоры донесли две важные вести: от Городца надвигается дружина смелого и грозного полководца – князя Бориса Константиновича; Родион Ослябя отбросил всадников Сагадей-нойона и тоже идет к Нижнему Новгороду, а у него теперь не менее четырех тысяч ратников.
– Откуда столько? – изумился Араб-Шах. – Всего одна тысяча была!
– Из лесов набежали...
Когда князь Борис Городецкий подошел к Нижнему Новгороду, над столицей смрадный дым клубился и вороны стаями слетались на посмертный пир. На улицах вперемешку с головнями лежали обгорелые трупы стариков, старух и малолетних детей: ордынцы зарубили их, чтоб не обременять себя в пути...
Не было для Руси более позорной битвы, чем брань с ордынцами на реке Веселой 2 августа 1377 года. Из-за беспечности княжича Ивана Дмитриевича, пьянства его ратников сгинула большая по тем временам русская армия.
Часто в то жестокое время плакала Русь Светлая по убиенным защитникам своим. Но от позора – никогда! А теперь и эта чаша ее не минула.
И стали с тех пор ту речку Веселую звать пьяной рекой. Такою она и в памяти народной осталась, так и на картах нынешних обозначена: река Пьяна!
Много молодых жизней в битве той поглотила белая вода несчастливой для руссов реки. Сгинул в ней и княжич Иван Дмитриевич Нижегородско-Суздальский.
И долго еще богатыри русские не могли смотреть в глаза друг другу от стыда великого!
Весть о разгроме руссов на реке Пьяне всколыхнула Золотую Орду. Огромный полон, золото, серебро, утварь, одежда будоражили воображение степняков: молва увеличивала награбленное во много раз.
К границам Руси ринулись бесчисленные шайки отважных кайсаков. Пограничные отряды Нижегородской и Переяслав-Рязанской земель не могли поспеть повсеместно. Ордынцы прорывались то тут, то там. В глубь Русской земли не осмеливались идти. Но приграничье пылало огнем и истекало кровью.
Нелегко дались эти лето и осень русским людям. Набеги прекратились только с первым снегом...
Весть о победе Араб-Шаха застала Мамая в походе: беклербек шел к Дербенту, осажденному Идиге-ханом.
По получении столь важного известия эмир остановил коня и призвал к себе мурзу Бегича – осторожного и опытного полководца. Спросил:
– Слышал о битве на реке Жея-су?
Неразговорчивый Бегич молча кивнул головой. Мамай глянул на него остро, заговорил напористо:
– Араб-Шах теперь к трону султана Высочайшей Орды потянется. Надо его остановить. Приказываю тебе, мурза, взять два тумена и закрыть дорогу кок-ордынскому разбойнику на Сарай ал-Джедид! Встанешь станом у крепости Мукши!
– Но... у Араб-Шаха теперь четыре или даже пять туменов, – заколебался темник. – Смогу ли я...
– Сможешь! – вспыхнул Мамай. – Сможешь. Скоро к тебе еще два тумена подойдут. Не медли, выступай тотчас. И не бойся, Араб-Шах не так уж страшен. Войско его разбежится от первой же неудачи, – тонко улыбнулся и добавил полушепотом: – А потом, в стане кок-ордынца, словно моль внутри ковра, тайно мой человек сидит. Иди, мурза, иди.
Бегич склонил голову, ударил коня камчой. Тот взвился на дыбы и рванул в сторону. Мамай угрюмо смотрел ему вслед.
