Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
По-видимому, именно на древность рода и на заступничество многочисленной и могущественной на Руси родни крепко надеялся преступник. Другие воры, все до единого, давно уже стояли на коленях и молили великого князя о помиловании, обещая троекратно возместить ущерб.
Дмитрий Иванович встал. Над площадью повисла тишина.
– Я сам, – раздался его зычный голос, – с дружинами своими кровию братской поливаю поля бранные! По крупицам Русь собираю! Из последнего добра своего людям русским отдаю, чтоб они на рубежах отчины нашей стеной от татарского зла встали! А вы-и?! – Великий Князь смолк на мгновение, как бы захлебнувшись последней фразой. – А вы-и! Мне-е! Нож в спину!.. Слово мое таково. Вору Фролке пятьдесят плетей принародно, потом руку корыстную – долой! Болярства его лишаю властью, Богом мне данной! А земли, села и весь скарб в казну беру на укреп Земли Святорусской! – Над полем Кучковым висела густая оглушающая тишина. А Князь продолжал: – По исполнении слова моего отправить вора Фролку в темницу монастырскую! Пусть грехи свои перед Богом замаливает!
– Смилуйся, осуда-а-арь! – наконец-то грохнулся на колени Фрол Лиса-Кошкин, только теперь сообразив, что «Митька» не испугался ни его сильных родственников, ни его самого.
Великий Князь Московский и Владимирский слушать вора не стал, закончил приговор словами:
– Остальным – по двадцать пять плетей! И все уворованное тотчас вернуть обездоленным! Поселянам же с добром на земли свои отбыть и стать там твердо! Податей им в казну мою не платить четыре лета!
Глава седьмая
Самострел – оружие грозное!
Как победить врага? Вопрос, который во все времена ставит перед собой полководец, если он не самовлюбленный тупица. Впрочем, перед лицом смерти и тупица иногда над этим задумывается. Да поздно уже – войско его разбито и повержено в прах, и собственная жизнь ему прощальной рукой машет!
Но как победить врага, землей твоей владеющего, – задача во сто крат труднее. К тому же если этот враг вот уже полтораста лет считается неодолимым.
Правда, Золотая Орда была уже не та, ее раздирали междоусобные распри. Да и Русь кое-чему научилась.
С середины XIV века Московское княжество стало самым густонаселенным, искусным в ремеслах и торговле, имело могучую армию, решительных и смелых полководцев. В 1361 году Москва впервые на Руси после татаро-монгольского нашествия отчеканила собственную серебряную монету – деньгу!
Впервые же в 1375 году Дмитрий Иванович Московский военной силой вернул себе ярлык на Великое Княжение Владимирское, отобрав его у Тверского князя Михаила Александровича. Тем властитель Москвы дерзко попрал волю самого Султана Золотой Орды!
Тогда почти вся Русь встала под стяг Дмитрия Ивановича, и Тверь увидела несметную рать у своих стен и пощады запросила. Именно в то время молодой Великий Князь понял силу своего авторитета в народе русском, понял и стал почти независим от Орды: дань давал, да не ту, какую издавна платили его предки!
– Иго иноземное начинает рушиться там, где хотя бы один невольник не побоится стать свободным человеком, когда он в лицо самой смерти без страха глянет и не отступит! – любил говорить Дмитрий Иванович, а он знал, что говорил.
Великий Князь Московский и Владимирский был разносторонне одаренным, постиг премудрость нескольких языков, читал греческие и латинские книги. Он многое знал о деяниях великих полководцев прошлого, старался применять их боевую науку на практике. Интерес его ко всему новому и позабытому старому не ослабевал никогда.
– Почему Святослав Киевский побеждал всех врагов? – спросил он однажды воеводу Боброка.
– Потому что пешая рать князя-витязя была хорошо оружна и ведала боевой строй. Потому что Святослав Игоревич держал позади переднего ряда щитоносцев лучников могутной силы, кои истребляли врага еще до подступа его к щитам русским. Потому что четыре ратника в глубине стены богатырской держали одно мощное копье, а четыре мужика легко опрокидывали даже тяжелого комонника. А ежели они вчетвером держат древко одной рогатины[116]116
Рогатина – длинное, до 8 метров, копье с мощным стальным наконечником; охотничье копье против крупного зверя.
[Закрыть], то воины сии должны уметь и ходить и бегать в ногу... И нам тому же пешцов своих научить надобно, тогда и мы любого врага одолеем. И еще, следует не только не подпускать степняков к стене ратной, но и не дозволять им поражать наших воинов стрелами. А этого можно достигнуть только тогда, когда дружины и ополчение защищены доспехами крепкими...
– Доспехов для всех накуем. И мастера и железо у нас для этого есть, – задумчиво сказал Дмитрий Иванович. – Но как поведал мне Родион Ослябя, в битве на реке Пьяне он самострелами так и не подпустил комонников Арапши-хана к щитам русским. И стрелы ордынские до ратников его ни разу не долетели.
Великий Князь подошел к стене, снял с деревянного гвоздя арбалет, дернул тетиву стального лука, и она зазвенела гусельной струной.
– Одно плохо, – продолжал он. – Так скоро, как из лука, из него не стрельнешь. Снаряжается долго.
– Поедем к Звенигороду, – предложил Боброк. – Я тебе покажу кое-что...
По дороге воевода напомнил Великому Князю, как семьдесят шесть лет назад на реке Лис английская пехота наголову разгромила рыцарское конное войско французов. И главную роль в той битве сыграли фламандские лучники и арбалетчики.
– Тогда, в лето шесть тысяч восемьсот десятое[117]117
В 1302 году.
[Закрыть], при граде Кортрейке те пешцы и пяти десятков смердов не потеряли, а князей франкских полегло от стрел видимо-невидимо.
– Слыхал, – ответил Дмитрий. – Знаю и то, как при граде Кресси[118]118
В 1346 году английские лучники и арбалетчики буквально расстреляли рыцарей французского короля Филиппа VI.
[Закрыть], тоже во Франкии, за четыре лета до моего рождения, пешцы аглицкие снова побили рыцарей. А потом около Пуатье все повторилось[119]119
В 1356 году при Пуатье французы снова были разбиты.
[Закрыть].
– Да, пехтура теперь по всей Европе рыцарей бьет. Больно уж обидно князьям Франкии и иных земель, когда их простые смерды и горожане с коней ссаживают стрелами железными.
– Это у них есть, обида-то! – рассмеялся Дмитрий Иванович. – Да и спеси – хоть взаймы бери. А вот ума, чтоб додуматься побеждать...
Кони вынесли военачальников на утоптанное поле перед небольшой крепостью. Тотчас заиграли рожки, громыхнули барабаны, и мгновенно на плацу выросла стена из больших миндалевидных червленых щитов, за которыми виднелись островерхие блестящие стальные шлемы и лес длинных копий.
Этому Дмитрий Иванович не очень изумился. А вот тому, что по особому сигналу впереди щитоносцев образовалось еще два ряда ратников, удивился несказанно. Удивился необычному строю. Передний ряд лежал с самострелами в руках, укрывшись позади воткнутых в землю коротких щитов. А каждый воин второго ряда стоял на одном колене с могучим луком, готовым к действию: щиты, за которыми они укрылись, были вдвое выше, чем у лежащих арбалетчиков, но намного короче, чем у щитоносцев позади них.
– Почему эти лежат? – спросил Князь. – А как же они тетивы натягивают?
– А ты глянь.
Дмитрий Иванович соскочил с коня, подошел к ратникам и увидел, что кольца самострелов, в которые воины обычно вставляют носок ноги при натяжении тугой тетивы, теперь зацеплены за колышки, вбитые в землю. Стало ясно, как лежащие стрелки снаряжают арбалеты.
Стоящие каждый на одном колене, как уже сказано, были лучниками. Но какие это лучники! Богатыри! Косая сажень в плечах и силищи неимоверной!.. А луки?! Простому ратнику нечего и пробовать осилить тетиву такого метательного оружия! Под стать лукам и стрелы – наконечники не менее трети фунта весом!
– Мудро! Молодцы! – воскликнул Князь. – А ну, пусть покажут мне, на что способны!
Боброк подозвал тысячника:
– Давай!
– Разом стрелять или?..
– Разом!
Командир вырвал из ножен меч, крутнул им над головой. Заиграли рожки особым образом, стремительно как-то, и живая стена ратников извергла из себя густое быстрое облако. Оно будто срезалось на деревянных щитах, которые сейчас служили целью. Покамест передний ряд, стоящий за большими щитами, наклонился одновременно, чтобы вставить носки сапог в кольца арбалетов и рвануть на себя тугие тетивы, мгновенно произвел залп второй ряд копьеносцев. А пока это происходило, лежащие ратники уже были готовы к стрельбе...
Лучники же сыпали тяжелыми длинными стрелами не останавливаясь...
Железные арбалетные болты и оперенные спицы со стальными наконечниками извергались из стены так плотно и без видимых перерывов, что Дмитрий Иванович аж присел от восхищения. Такая скорострельность его поразила. Да и точность стрельбы тоже. Деревянные мишени в трехстах саженях от ратной стены почернели от засевших в них метательных снарядов.
Стрельба продолжалась без перерыва минут десять. Великий Князь опытным умом полководца зримо представил себе, что происходило бы там, на месте мишеней, с ордынской конницей.
– Да чтоб степняку из лука своего просто наугад выстрелить, ему к цели на сотню саженей подъехать надобно. А разве этакие молодцы позволят? – ликовал он.
Боевое упражнение продолжалось бы еще долго – зарядов достаточно было, но Боброк приказал прекратить.
Дмитрий Иванович прикинул: за это время только триста арбалетчиков успели выпустить более двадцати трех тысяч прицельных железных болтов. Да сотня лучников, стреляя почти в четыре раза быстрее, то есть до тридцати выстрелов в минуту, успели поразить цель с такой же частотой.
Князь приказал ратникам оставаться в строю, а сам поспешил к мишеням.
Двухвершковые доски были просажены насквозь, а местами и вовсе измочалены от частых попаданий. В нескольких местах целью служили железные ордынские щиты. Все они оказались пробитыми.
– Да-а. А я ведь не поверил Родиону Ослябе, – покачал головой Дмитрий Иванович.
– Так Ослябя всего лишь двумя рядами самострелов отбивался, – заметил Боброк. – А ежели бы и он так-то. Пожалуй, с утра до полудня всю орду Арапши-хана положил бы на землю. Стрел бы только хватило.
– Да, наверное. Скажи, а как встретят ворога лежащие ратники, ежели он все же прорвется к стене? У них ведь щиты малые и, кроме мечей, более нет ничего. А ежели комонники рать такую со спины обойдут, тогда как?
– Сейчас глянем – как.
Они подошли к отряду. Воевода скомандовал:
– Орда позади!
Мгновенно каждый ратник развернулся на месте. И тыл сразу стал фронтом. И новый фронт образовался из таких же арбалетчиков и лучников. Уже без команды в соломенные чучела, там установленные по образу конных воинов, густо полетели стрелы. После трех залпов сплоченная стена богатырей враз опустила копья. Лежавшие до того стрелки вскочили, прикрылись короткими щитами и выставили вперед жала длинных мечей. Встали и лучники, тоже с обнаженными мечами в руках. По зычной команде тысячника ощетинившийся стальными наконечниками и клинками строй воинов ринулся вперед.
Великий Князь обратил внимание на то, что меченосцы с ног до головы были защищены железными доспехами: стрелой таких не возьмешь. Достигнув чучел, богатыри ловко заработали копьями и мечами.
– Меч не сабля. Им удобнее колоть, а не рубить, – пояснил воевода Боброк. – Так побеждали всех своих врагов еще легионеры Древнего Рима. На замах меча времени в пять раз более надобно, и удар лезвием слабее, чем острием. К тому же при замахе ратник открывает руку и часть груди, – значит, намного чаще подвержен ране. Рубить надобно или с коня, или когда враг от тебя побежит.
Дмитрий Иванович согласился с этим доводом. Между тем чучела мгновенно были опрокинуты копьями и мощным натиском живой стены. Конечно, чучело не одушевленный и деятельный противник, но Великий Князь опытным глазом военачальника сразу определил все достоинства нового вида боя.
«Ежели мне обучить этому двадцать – тридцать тысяч смердов, – думал он, – тогда я и стотысячную орду татарскую вмиг раскатаю по чисту полю. Вот и Святослав Киевский, наверное, так же разил врагов. – Потом спохватился: – Ведь самострелов-то у него не было!»[120]120
Есть сведения, что уже в X веке, на двести лет раньше, чем на Западе, на Руси самострелы уже были: части этого грозного оружия были найдены археологами при раскопках в Старой Ладоге.
[Закрыть]
Великий Князь остался доволен выучкой ратников, тем более воевода Боброк объяснил, что это простые ремесленники да земледельцы, а не княжеские дружинники.
Широкой рукой властитель Московский и Владимирский приказал выкатить для них несколько бочек медовухи.
Мужики радостными голосами прокричали Великому Князю славу и строем пошли в Звенигород, где для них приготовят обещанное угощение. А завтра они разойдутся по домам: смердам предстояла предвесенняя страда, а у ремесленников всегда дел невпроворот.
После воинской потехи Дмитрий Иванович осмотрел оружейные мастерские Звенигорода.
Приказал всех мастеров-лучников поставить делать самострелы. Прикрепил к ним лучших кузнецов и металлистов...
В Москве властитель вызвал в княж-терем бояр, ведавших торговыми делами государства, и приказал им тайно скупать в Неметчине арбалеты ручные и крепостные.
– Но больше, как можно больше легких самострелов берите для пешего строя, – напутствовал он бояр. – Злата, серебра и мехов для этого не жалейте. – Помолчал и, погрозив пальцем, добавил внушительно: – Но глядите у меня, чтоб без воровства! Не погляжу на чины, отделаю почище, чем Фролку Лис-Котофеича!
Бояре нахмурились, но промолчали.
Глава восьмая
Иноземный мастер
По первотраву, когда еще пойменные луга в половодье стояли, хозяин Московско-Владимирской Руси с воеводами Боброком, Ослябей и Семеном Меликом примчался в Ярославль.
Боевая новинка позвала его в этот отдаленный город, подальше от досужих вражеских глаз. Следом за военачальниками явилась конная дружина из трехсот всадников, и каждый из них вез, к седлу притороченными, по два самострела.
Высокого гостя с почетом встретил Роман Васильевич, князь Ярославский, ровесник Дмитрия Ивановича, его «молодший брат» и непоколебимый сторонник Москвы. Не единожды приводил князь Роман полки ярославские на помощь в трудный час: ходил на Тверь, помогал усмирять новгородскую вольницу, насмерть стоял под Смоленском, грудью встречая литовские дружины Ольгерда Гедиминовича. И нынче Роман Васильевич без единого слова согласился принять в доме своем князей со всей Московско-Владимирской Руси.
А они, сорванные с насиженных мест грозным приказом «брата старшого», спешили с малыми дружинами на место обусловленного сбора. Долго их ждать не пришлось, явились скоро и все. Уже на другой день после гостевого застолья, с рассветом, военачальники выехали в поле.
Тут воеводы Боброк и Ослябя перед всеми продемонстрировали борьбу пехоты с конницей. Причем ряды пехотного отряда составили те самые триста московских дружинников, а конницу – сборный полк тяжеловооруженных всадников, сопровождавших подколенных князей на этот необычный съезд. Конников оказалось в два раза больше, все они были профессиональными воинами, и в победе их над малоподвижной, одетой в тяжелую броню пехотой никто не сомневался.
– Посмотрим, – ответил военачальникам Дмитрий Михайлович Боброк хмуро и без тени улыбки на бородатом лице.
«Сражались» деревянными саблями, копьями и стрелами с тупыми наконечниками, обмотанными паклей. Паклю на концах арбалетных стрел обмакнули в охру, чтоб краска четко обозначила попадание в цель. Коннице предстояло разгромить идущую маршем пехоту. О месте встречи никто из командиров заранее не знал...
Командовавший всадниками Андрей Дмитриевич, князь Ростовский, опытный и осторожный полководец, дал Боброку и Ослябе вывести свою неповоротливую дружину из леса в поле и напал из засады, когда пешцы уже не могли вернуться под защиту деревьев.
Засада столь стремительно появилась перед московским полком, что казалось, тот просто не успеет изготовиться к бою и будет мгновенно смят и развеян.
Князь Андрей уже торжествовал победу. Но тут произошло доселе невиданное: полк, еще не построившись как следует, разразился тучей тяжелых стрел. Первым от могучего удара в панцирную грудь слетел с лошади сам князь, за ним стали падать и другие воины. Кони заржали от боли, шарахнулись в стороны, бежали, не слушая удил, становились на дыбы. Если бы применены были боевые арбалетные болты, многие из атакующих пали бы на землю тяжело раненными и мертвыми.
Второй залп был просто ошеломляющим. Всадники уже сами поворотили коней. Тем из дружинников, кто пал наземь или был помечен краской, приказали убраться с поля, как выбывшим из военной игры. Князь Андрей Ростовский ругался и не хотел уходить из боя. Его увели силой.
Командование кавалерией принял на себя Роман Васильевич – хозяин земли Ярославской.
Тем временем пешая московская дружина продолжала мерным шагом пересекать открытое пространство. Князь Роман повел оставшихся в строю конников в атаку на пехотинцев с трех сторон одновременно. И опять всадники отхлынули от железного четырехугольника так же скоро и со значительным ущербом. Тогда, подождав в низине, князь снова бросил конников на штурм живой крепости. Расстояние на сей раз было малым, не более семидесяти шагов, но пехотинцы все же успели дать сокрушительный залп из самострелов и встретили атакующего «врага» щетиной тяжелых копий. Чтобы усилить удар по назойливому противнику, дружина перед столкновением перешла на бег. Остатки конницы были мгновенно опрокинуты. Пехотинцы за все время сражения не «потеряли» ни одного ратника.
– Все! Довольно! – прекратил «битву» Великий Князь. – Комонники разбиты и повержены в прах! Прекратить!
Князь Роман Васильевич хоть и остался на коне, но командовать ему было некем. Хладнокровный и уравновешенный полководец, он, в отличие от правителя Ростовской земли, спорить не стал, молча подъехал к Дмитрию Ивановичу и выдохнул только:
– Вот это да-а!..
Потом свое искусство стрельбы из арбалета демонстрировали простые ремесленники и смерды. Результаты изумили военачальников.
– Стрельбе из лука надобно всю жизнь учиться, – пояснил Родион Ослябя. – А чтоб из того же лука далеко стрелу пустить, это какая ж сила надобна? Чать, вы не хуже моего о том ведаете. А тетиву самострела и не больно-таки могутный человече двумя руками рывком вмиг на храповик заведет. Да и стрелять с него сподручнее и метче. С самострела и неумеха не промахнется. Вот и вся наука! Снаряди его – и малец с тысячи шагов богатыря свалит.
– Ежели попадет, – заметил обиженный на всех и вся Ростовский князь Андрей Дмитриевич.
– По великой толпе ратников не промажет и малец. Правда, из самострела так скоро не стрельнешь, как из лука. Однако ж и это можно постигнуть, ежели хорошо организовывать бой. Чай, сами видели.
– Верно! – поддержал Ослябю Великий Князь. – Бой надобно организовать. А посему всем повелеваю: скоро обучить воев своих самострельному бою! Кроме того, пешцов научить ступать в ногу! Каждому полку иметь по шести сотен четырехсаженных копий и по стольку же самострелов. Чтоб мне к Петрову дню[121]121
Петрóв день – 29 июня.
[Закрыть] все это было! Проверю.
– Где ж их набраться, самострелов?! – чуть не возопил князь Ростовский. – Копья-то пересадим на новые ратовища[122]122
Рáтовище – древко копья или рогатины.
[Закрыть], слов нет, а...
– Я оставлю каждому из вас по три самострела, – прервал его Дмитрий Иванович. – По подобию их ваши лучных дел мастера вкупе с искусными кузнецами и металлистами сделают их, сколько для полков ваших надобно. – Помолчал и закончил: – Покупайте у Ганзы[123]123
Гáнза – торговый и политический союз северо-немецких городов в XIV—XVI веках во главе с Любеком, осуществлявший посредническую торговлю между Западной, Северной и Восточной Европой.
[Закрыть].
– Где денег взять? – опять прогундосил Андрей Дмитриевич Ростовский.
– В нынешнем году пришлете в Москву только половину дани. Остальное расходуйте на обучение ратников ваших, для покупки и изготовления оружия.
– Вот это другое дело, – повеселели «молодшие» князья.
– Но только чтоб сие тайно творить, – предостерег их Дмитрий Иванович. – Ворогу и доглядчикам его совсем ни к чему ведать про наши ратные дела.
– Знамо дело. Кто ж сам себе супротивник?
– К тебе ж у меня, – Великий Князь обернулся к Андрею Дмитриевичу, – иное дело будет.
– Какое?! —встрепенулся тот.
Скуповат и прижимист был хозяин Ростовской земли, однако для доброго дела серебра не жалел и если возражал сегодня своему начальнику, то скорее по складу своего неуживчивого характера. К тому же град Ростов Великий с древних времен славился умелыми кузнецами, оружейниками-металлистами и литейных дел мастерами. Мечи и кольчуги ростовские знали и высоко ценили на Руси и за ее пределами. А уж о колоколах разве что в сказке сказывать: до двух сотен пудов весом отливали, звона чистого и узора дивного. В отливке – ни единой раковинки.
– Завтра тебе одному про то поведаю, – усмехнулся его нетерпению Дмитрий Иванович. – А сейчас... Где князь Роман Васильевич? А-а, тут. Зови к трапезе, хозяин. Поснедаем наскоро да в путь. Дело не ждет...
На следующий день военачальники Московско-Владимирской Руси покинули Ярославль и разъехались по своим отчинам исполнять повеление Великого Князя.
Сам Дмитрий Иванович с дружиной, по дороге в стольный град свой, завернул в Ростов Великий. Любопытство светилось на лице Андрея Дмитриевича, и он еще в пути пытался выведать, какое такое важное дело к нему у Великого Князя. Но тот отшучивался, говорил о чем угодно, но только не о деле.
Уже в Ростове Дмитрий Иванович шепнул что-то на ухо расторопному Семену Мелику. Тот переоделся в простую одежду горожанина и исчез на некоторое время. Соглядатаи потом доложили хозяину Ростова: Семен-де встретился с богатым купцом сурожским и пробыл у него в доме недолго. О чем они говорили, проведать не удалось.
Впрочем, и сам Дмитрий Иванович не скрыл тайны, сказал «молодшему брату»:
– Вечером сюда гость сурожский Ондрей Фрязин придет с одним человеком. Ты прикажи своим, чтоб тайно купцов тех заморских ко мне привели. И сам будь при мне же. А придут иноземцы к той калитке, которая к реке ведет.
– Добро! – еще больше загорелся любопытством князь Ростовский. – Сам встречать пойду.
– Смотри, чтоб не подстрелили их дозорные твои.
– Не бойсь. Сказал же, сам встречу...
Вечером Андрей Дмитриевич привел в горницу двух человек, закутанных в широкие черные плащи, в широкополых шляпах, надвинутых на глаза.
Только увидев Дмитрия Ивановича, пришельцы открыли лица. Великий Князь Московский и Владимирский встал со скамьи, подошел, обнял одного из чужеземцев:
– Здрав буди, славный сторонник наш! – Потом обернулся к хозяину дома: – Люби и жалуй одноименника своего. Его тоже Ондреем кличут. Ондрей Фрязин – гость торговый сурожский. Верой и правдой служит он Руси Светлой. За то мной жалован не единожды.
Андрей Дмитриевич подошел, сжал ладонь купца обеими руками, сказал несколько приветственных слов.
Второй гость скромно стоял в стороне и с любопытством рассматривал знатных руссов.
– И кого ж ты к нам привел, Ондрей? – спросил Великий Князь, кинув взгляд на молчаливого иноземца.
Андрей Фрязин по-русски говорил чисто:
– Того, господин и кесарь Руси, кого ты давно ждешь.
– Неужто пушечных дел мастер?! – не сразу поверил Дмитрий Иванович. Потому не сразу поверил, ибо уже около пяти лет он старался щедрыми посулами привлечь в Москву хоть одного настоящего пушкаря.
– Да! Это Джованни Мариотти. Он славный мастер. Он знает секрет изготовления хорошего пороха, искусно управляет стрельбой и умеет делать сплавы для литья пушек!
Дмитрий Иванович подошел к мастеру, обнял, похлопал по плечу, сказал проникновенно:
– Спаси тебя Бог, Ваня. Славно, что ты приехал. Мне ты вот как нужен. – Князь провел ребром ладони по горлу.
Джованни не понял этого жеста, испуганно отшатнулся.
Андрей Фрязин быстро заговорил на родном языке, успокоил его. Потом обернулся к Дмитрию Ивановичу:
– Прости, кесарь. Он по-русски не понимает. Говори с ним лучше по-татарски, ему этот язык как родной.
– Тогда мы скорее договоримся на языке ворога-то! – довольно рассмеялся властелин.
Купец тоже улыбнулся, пояснил:
– Джованни не верил, что на Руси много умелых литейщиков. И пушку для них отлить – пустяк. Лишь бы знать как.
– То верно, – подтвердил Дмитрий Иванович. – Литейных дел искусников у нас немало. Особенно тут, в граде Ростове Великом. Да вот... – он смущенно развел руками, – ты правильно сказал, насчет пушек, они не того... Прошлой зимой вывезли мы одну татарскую пушку из Булгар-града. Только потопили ее воеводы мои, недоглядевши, в Волге-реке. Да и не литой то пугало было, а из полос железных сварено и обручами, ако бочка, схвачено. Видел я пушки татарские в деле: грохоту и копоти на всю округу, а наряд боевой недалеко летит. Так что надо бы нам литые пушки сделать, да вот искусников таких на Руси покамест нету.
– Почему? – удивился Джованни. – Ведь колокол, да еще узорный, труднее отлить. В Москве я слушал звоны. Я был поражен. Меня не обманешь. На звук качество отливки отменное!
– Это так, но... Тут у нас Петрушка Медников отлил было свою пушку. Зелье мы не ведаем, как делать. Однако нам один знакомый булгарский купец бочку его тайно продал: вес за вес серебром взял, сквалыга. Снарядили мы пушку ту как положено и бабахнули...
– Ну и что? – живо поинтересовался иноземный мастер. Ему показалось, что государь русский так и не договорит из-за какого-то непонятного итальянцу смущения.
– Что-то да что?! Рвануло – и ни пушки, ни Петрушки. В клочья все разнесло. И еще троих зело любопытных на одном кладбище похоронили.
– Значит, пороху много положили.
– Кто его знает? Может, и пороху. А может быть, сплав не тот. Но мы еще одну пушку отлили по Петрушкиному чертежу. Пороху вполовину меньше набили. И эту разорвало.
– Чертеж сохранился?
– Где он, князь Ондрей?
Хозяин дома подошел к поставцу, выдвинул ящик, достал из него свиток пергамента и положил на стол перед итальянским мастером.
Джованни только взгляд кинул и сразу указал на ошибку.
– Вот здесь, – итальянец достал из пенала на поясе чернильницу и перо, – где заряд кладется, толщина литья должна быть в два раза больше. – Джованни Мариотти точными линиями поправил чертеж. – И здесь, где вылетает ядро или другой снаряд, у конца ствола надо отливать валик. Иначе в этом месте металл может не выдержать.
– А ведь верно! – воскликнул Дмитрий Иванович и стукнул ладонью по столешнице. – Вторую пушку как раз тут и разорвало. Ну, Ваня, по всему видать, мастер ты отменный! А как зелье делать, ведаешь?
– Нужны селитра, сера и хорошо прожженный буковый или березовый уголь.
– Ну, этого добра у нас хватает... Теперь о деле. Как я обещал Ондрею Фрязину, стороннику нашему, в год даю тебе сто рублев серебра. Еда с княжецкого стола, бесплатно. Одежда болярская. Два коня выездных. Все сие в договорной грамоте запишем.
Иноземный мастер был поражен такой щедростью. Он прикинул быстрым умом, что за пять лет по договору заработает такой капитал, которого ему хватит, чтобы открыть приличный торговый дом в Генуе или даже в самой Венеции. И итальянец от полноты сердца протянул руку властителю Московской Руси. Дмитрий Иванович крепко пожал ее. И хотя пожатие было дружеским и сердечным, Джованни Мариотти не забыл предостережения Андрея Фрязина: на великокняжеской службе за плохую работу и леность часто приходится расплачиваться головой. Но итальянец был честным, умелым и добросовестным мастером и за голову свою не опасался.
Между тем Великий Князь сказал Андрею Дмитриевичу:
– Вот тебе и дело, брат. Дело великое и тайное. Тайное! – подчеркнул он. – Сведи Ваню на колокольный двор, отдели ему место, отгороди тыном от любопытных глаз, выдели десяток добрых мастеров, и пускай они пушки льют. И избу поставь для фряжского умельца от огня подалее, чтоб он мог зелье смешивать. Где нето, подальше от досужего ока, пускай испытывают пушки. Потом мы их на стены московские поставим для устрашения врагов Руси Светлой. Деньги для этого будут даны тебе из казны великокняжеской.
– Добро, осударь! – Глаза Андрея' Дмитриевича заблестели азартно, морщины расправились на высоком лбу, губы невольно расплылись в улыбке, ибо до страсти любил он все новое необычное. А поэтому и поручил ему Великий Князь Московский и Владимирский столь важное и тайное дело.
– Все, что мной велено, умельцу сему заморскому дать немедля. Потом рассчитаемся. А теперь позови своего дьяка, указ писать будем!
Вскоре пришел человек со всеми письменными принадлежностями, сел за стол, приготовил перо. Дмитрий Иванович предупредил его о строжайшем хранении тайны и ровным голосом, без повторов, четко продиктовал текст. Дьяк тут же перебелил запись. Великий Князь размашисто подписал документ и вручил его итальянскому мастеру со словами:
– Береги пуще ока своего, ибо, потеряв грамоту сию, можешь головы лишиться.
Джованни с поклоном принял пергаментный свиток, не сказав ни слова в ответ.
Великий Князь строго посмотрел на купца заморского, сказал:
– А ты со мной в стольный град Москву поедешь. Там награжу тебя по чести.
– Я весь в воле твоей, – ответил с поклоном же Андрей Фрязин по-татарски, потом поправился на русском языке: – Я слуга твой, кесарь Руси, слово твое – закон для меня!
– А теперь, хозяин, угощай гостей! – Дмитрий Иванович весело глянул на князя Андрея. – Что-то я проголодался нынче. Да и всем нам ужинать пора.
