Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
За все сто сорок лет победоносных татаро-монгольских походов никто и никогда не громил ордынцев так безнаказанно. И они, сообразив наконец, в чем дело, поворотили коней и погнали их прочь, назад к Воже-реке.
Тогда на ошеломленных, потерявших веру в себя воинов, обрушились из дубравы конные полки князя Даниила Пронского. И еще множество татар было изрублено, прежде чем сам Бегич вмешался и восстановил в своем войске относительный порядок. Рязанцев с трудом оттеснили назад, в дубраву. Мурза-бей, прикрывшись остатками корпуса Казибека, стал отступать к бродам.
Но... – о ужас! – на стрежне ленивой реки, словно из пепла возрожденный, стоял русский флот! И ратники в ладьях, прикрытые большими красными щитами, разразились тоже тучей арбалетных стрел.
Телохранители не успели закрыть своего повелителя. Бегич почувствовал сильный удар в грудь. Рука непроизвольно схватилась за холодное железное древко. Мгновенная, все заполняющая боль погасила сознание, и мурза-бей опрокинулся навзничь. Тургауды кинулись было к нему, но вскоре и они легли мертвыми рядом с властелином. Войско ордынское осталось без головы!
Зря, выходит, похвалялся богатырь Пересвет: не достался ему мурза. Но вряд ли он потом жалел об этом.
Казибек упал вообще неведомо от чего. По крайней мере, так говорили его телохранители. Маленькая дырка в кольчуге, как раз напротив сердца, и... даже крови почти нет!
Сразил знатного ордынского военачальника кузнец Иван Гвоздила. В руках его громыхнула первая русская рушница, и первый же выстрел из нее нашел достойную цель. Сюда, на реку Вожу, Иван привел отряд из двадцати огнебойных стрелков. Выполнил умелец наказ Великого Князя Московского и Владимирского, открыл мастерскую в Звенигороде и успел отковать покамест два десятка рушниц. Зелье для них прислал из Ростова пушечных дел мастер Джованни Мариотти...
Теперь в живых у татар остался только один темник – Кострюк. Воинов у него было еще достаточно, во всяком случае, больше, чем у противника. Он быстро оценил обстановку и на растерянный вопрос Абдуллая: «Что делать?» – решил:
– Туда пойдем! —и указал плетью на окоп. Не все поняли, почему надо идти на самые неприступные русские укрепления. Кострюк же соображал так: в любом другом месте их всех поголовно ждет гибель. Ибо справа текла многоводная Ока, позади – запертая ладьями Вожа, слева – дубрава, а за ней – непроходимые топи! Только необычное решение может спасти их. Отчаяние придает смелости, и воины согласились на безумный шаг.
Кострюк приказал:
– Абдуллай, я назначаю тебя начальником тумена Казибека! Ты спешишь своих батыров, и пусть они ползком подберутся к урусским рогаткам. Их надо поломать!
Вновь назначенный туменбаши лишь хмуро кивнул в ответ.
– Тенгиз! Ты возьми остатки тумена Ковергюя и прикрой воинов Абдуллая стрелами!
И этот, так же молча, склонил голову.
– Батман-бей, ты бери оставшихся батыров Бегича и прикрой нас слева. Сдерживай урус-ских конников, не давай им высунуть носа из-за деревьев...
«О-о, если бы подоспел на подмогу Кудеяр-бей, – мрачно размышлял Кострюк. – Тогда я разметал бы урусов по оврагам и лесам. Нет, я не совершил бы ошибок Бегича. Тот всего боялся, а надо быть твердым! О Аллах, помоги мне сокрушить коназа Митьку и встать сапогом на горло Уруссии... А пока держаться буду до последнего воина. Кудеяр-бей рядом уже: утром гонец от него был».
В это время со стороны русской пешей рати показались три всадника. У среднего на конце поднятого копья колыхался белый значок.
– Ой-я, туменбаши! Посол коназа Митьки к нам едет,– доложил кто-то из свиты темника.
Тот присмотрелся, помолчал, распорядился ворчливо:
– Хорошо, пропустите его!
Увидев русских парламентеров, к Кострюку вернулись Абдуллай и Тенгиз. Мурза покосился на них отнюдь не ласково, но промолчал. Отметил про себя, что Батман-бея нет с ними.
Спешенные татары вновь сели на коней.
Глава девятнадцатая
Слава реки Вожи
Урус с копьем в руке с виду был похож на татарина. Он и заговорил первым по-кипчакски:
– Я посол Великого Князя Московского и Владимирского, боярин Семен Мелик.
– Слушаю тебя, – проворчал Кострюк недоброжелательно, в то время как почти вся его свита смотрела на руссов с какой-то затаенной надеждой.
– Великий Князь Димитрий Иоаннович, – твердо продолжил посол, – предлагает тебе сложить оружие и сдаться на его милость!
– Как может мне предлагать что-то мой собственный данник? – презрительно пожал плечами мурза. – Лучше пусть коназ Митька падет к ногам моего коня, поцелует прах у его ног и поставит передо мной безоружными всех урусских лапотников... Тогда, может быть, я прощу его непослушание. Иначе батыры мои в огне вас сожгут или на деревьях развесят на корм воронам.
Кострюк произнес, наверное, самую длинную речь в своей жизни, и татарские военачальники, окружавшие его, решили, что далеко не самую умную.
Семен Мелик, уловив настроение беев, пожал плечами и ответил просто:
– Тогда вы все до единого убиты будете. – И добавил усмешливо: – Нам тоже землю унавоживать надобно, чтоб будущим летом собрать урожай поболее нынешнего. Вы ж вытоптали и спалили поля наши житные... Ну что ж, добро! Я передам твои слова грозному воителю Димитрию Иоанновичу – Великому Князю Московскому и Владимирскому!
– Передай, – отвернулся Кострюк. Руссы уже поворотили коней, когда за спиной у них громко звякнуло что-то.
Семен Мелик и его товарищи обернулись мгновенно и вырвали из ножен мечи. Любопытное зрелище открылось перед ними: с пятнистого высокого коня валился Кострюк, закрыв лицо ладонями. Сквозь скрюченные пальцы густо сочилась кровь!
Одновременно посол увидел высокого смуглого всадника с обнаженной саблей в руке.
Семен и понять-то ничего не успел, как прямо у него на глазах среди знатных татар случилась скоротечная рубка. Еще несколько тел свалились наземь. И все так же скоро утихомирились.
– Эй, урус-килича, подожди! – подъехал к парламентерам тот самый смуглый всадник. – Я туменбаши Абдуллай. А это мои друзья. – Он махнул рукой назад. – Скажи коназу Ди-митро: мы сдаемся. Но, – он помедлил, – только с тем условием, если он отпустит нас в наши степи!
– Великий Князь Димитрий Иоаннович согласен! – сказал русский посол. – Но... – он тоже помедлил, – только за выкуп.
На протестующие жесты ордынских военачальников Семен Мелик сообщил:
– Выкуп небольшой. Всего лишь по динару за человека и по полдинара за коня. Оружие тут оставьте.
– Пропусти нас к обозу,– попросил Тенгиз. – Там наши динары и дирхемы.
– Теперь они наши, – возразил посол. – Воевода Боброк и рязанский болярин Прошкин побили ваших обозников и захватили все добро. И... оковы железные тоже, – скептически усмехнулся русс.
– Это плохо, – огорчился Абдуллай. – Теперь надо за новым серебром гонцов в Орду слать.
– Шлите.
– Хорошо. Где сложить оружие?
– Тут и кидайте. – Семен Мелик ткнул пальцем под ноги Абдуллая. – А там, – он указал на берег Оки, – вы безоружными встанете.
– Мы хотели бы похоронить своих павших батыров.
– Это потом. Петро, – обернулся воевода к одному из своих спутников, – скачи к Великому Князю и скажи ему, что Орда склоняет перед ним свои стяги...
Но не все ордынцы согласились сложить оружие. Те, кто стоял напротив дубравы, в отчаянии ринулись к бродам и ударили по ладейной дружине Боброка. Завязался отчаянный бой. Руссы, умело лавируя на стрежне реки, почти безнаказанно расстреливали обезумевшего от страха и бешенства врага. Многие татары в реке утонули. И неведомо, удалось ли бы кочевникам прорваться на другой берег, но, видимо, бог татарский помог им: на правом берегу Вожи они увидели густые толпы соотечественников. Это «подоспел» к битве Кудеяр-бей во главе почти двух туменов. Руссы на реке сражались мужественно, но вынуждены были расступиться. И часть обреченных батыров вместе с Батман-беем прорвалась к своим...
Туменбаши Абдуллай к этому времени уже сложил оружие вместе с десятком тысяч своих подчиненных. Так же поступил и Тенгиз. Они, может быть, и последовали бы за Батман-беем, но конница русская успела отрезать их от Вожи. Впрочем, оба новоявленных темника прекрасно понимали, что в Орде их, кроме мучительной казни, ничего не ждет: Мамай свирепо преследовал изменников.
Смелый и решительный Кудеяр-бей хотел было с ходу перейти реку и вмешаться в события. Но паника среди спасшихся воинов Бегича перекинулась и на его стан. Молодой полководец потратил немало сил и энергии, чтобы восстановить порядок.
А на стрежень вновь вернулся флот воеводы Боброка. Огненосные стрелы почему-то не смогли поджечь его. Железные же болты арбалетные заставили татар отхлынуть от берега. К тому же на противоположной стороне Вожи выстроилась железная пехота руссов. Кудеяр-бей в бешенстве скрипнул зубами и приказал ставить юрты.
Огромное красное солнце садилось за горизонт. А вскоре день посерел и угас.
Дмитрий Иванович, верхом на коне, смотрел через реку. Там тысячи ярких точек запятнали тьму. Там пылали татарские костры. Кудеяр-бей, как и ожидал Великий Князь, не ушел. А это значило: наутро грядет новая битва!
Руссы, уставшие в изнурительном сражении, ночь провели без сна. Почти никто не притронулся к еде. Специально выделенные отряды и доброхоты ходили по полю недавней брани, подбирали раненых и сносили их к берегу Оки, где при свете костров суетились лекари. Подбирали не только своих, но и татар тоже. Тех сносили в стан пленных. Ордынцы удивлялись великодушию руссов и не ведали, что не по-русски это – убивать беспомощного врага.
Абдуллай предлагал Льву Морозову помощь, но тот остерегся ночью выпускать на волю пленных.
Павших покамест не трогали, и лежали они, где их застала смерть...
К утру дождик поморосил, но перестал скоро.
– Богоматерь поплакала над душами православных, – отметили русские воины.
– Аллах пролил слезы очищения на правоверных, павших в бою, – говорили татары. – Теперь все они в рай попадут.
Русские военачальники стояли рядом с великим князем у кромки берега. Мучительно долго тянулась ночь. Костры на той стороне мигали зловеще, и, казалось, собралось там неисчислимое множество голодных волков, готовых броситься на все живое и растерзать в клочья...
А когда светло стало, увидели руссы, что противоположный берег пуст.
Бежали ордынцы! Не решились на битву! Все! Победа!
– По-обе-е-е-да-а! – громом прокатилось над рекой, над равниной, над бескрайними русскими лесами.
– Победа, – прошептал Дмитрий Иванович и стукнул кулаком по луке седла.
Слезы радости окропили суровые лица многих тысяч людей на берегу славной реки Вожи. Славной отныне и присно и во веки веков, ибо впервые Русь так могуче и сокрушающе побила Золотую Орду. Впервые!..
– Семен, Даниил, Тимофей! – первым пришел в себя Великий Князь. – Берите всю конницу и не дайте уйти находникам к юрту[157]157
Юрт – владение рода.
[Закрыть] своему!
И, броды взбурлив, ринулись русские витязи в угон за татарами...
А солнце уже светило вовсю. Руссы объезжали поле кровавой брани, собирали трофеи, свозили мертвых к опушке леса.
– Где же сам Бегич? – спрашивал Великий Князь следовавшего за ним Абдуллая.
– Он где-то ближе к берегу должен быть, – отвечал пленный туменбаши. – Вон там я его видел в последний раз, – указал он на одиноко стоявший дуб.
Подъехали.
– Вот он, мурза Бегич, – указал темник на труп в пластинчатом позолоченном панцире.
Дмитрий Иванович спешился. Подошел. Долго молча разглядывал мертвое лицо очередного «покорителя» Руси. Правая рука мурзы-бея была засунута за отворот синего шелкового плаща. Князь наклонился, откинул ткань. На груди поверженного золото полыхнуло желто-красным огнем. Дмитрий Иванович попытался взять пластину. Но мертвая рука не отпускала ее.
– Ну-ка, Пересвет, достань мне пайцзу сию. Кажись, где-то я видел ее ранее?
Могучий витязь с трудом разжал пальцы мертвеца, рванул цепочку и подал тяжелую овальную пластину Великому Князю.
– Она! – воскликнул Дмитрий Иванович. – Пайцза Джучиева! Гляди, Боброк! И этот в салтаны полез!
– Вижу! А ведь это знамение божье нам, княже. Будем мы володеть землей ордынской!
– Нам вряд ли володеть, – возразил Великий Князь Московский и Владимирский. – А вот правнуки наши, верю, до конца сломают Золотую Орду и позовут народы Великой степи для мирного труда и дружбы! И не поверят летописям далекие потомки наши, сколь крови пролила Русь Святая для утверждения мира на этой земле!
А над полем русской славы в бездонном синь-небе солнце сияло. И только на юге, у самого горизонта, стелились зловещие черные тучи.
Тольятти, 1986—1989—1994 гг.