Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава девятая
Семен Мелик
Сказать, что послы подневольных татарам народов чувствовали себя в Золотой Орде спокойно и вольготно, – значит сильно погрешить против истины. Поэтому к престолу султана приезжали мужественные люди, наделенные умом и хитростью, – сочетание весьма и весьма редкое, ибо хитрый, как правило, не отмечен умом, а умному хитрить ни к чему – он и так свое возьмет.
Но эти два противоречивых свойства вполне уживались в характере Семена Мелика, потомка хазарской кочевой знати. Еще при нашествии татаро-монголов в 1237 году предок Семена Гарун-Мелик бежал на Русь. Бежал, потому что Бату-хан безжалостно и планомерно истреблял всю половецкую и остатки хазарской знати, подданные которой издавна кочевали в прикаспийских и причерноморских степях. Русские дремучие леса укрыли беглецов. Гарун-Мелик погиб на реке Сити[55]55
Сить – река, приток Мологи. Здесь 3 марта 1238 года татаро-монголы разгромили войско великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича и тем положили конец сопротивлению князей Северо-Восточной Руси.
[Закрыть], защищая свою новую родину. После страшного погрома не скоро восстал из пепла стольный град Северо-Восточной Руси – Владимир-на-Клязьме. А незаметная ранее Москва выдвинулась в число главных городов полоненной многострадальной Руси. И прижился здесь род Гаруна-Мелика: сыновья его, внуки и правнуки женились на русских боярышнях. Но жгучая хазарская кровь продолжала бурлить в потомках. Были они горбоносыми, с черными пронзительными глазами, сухими статью и скорыми на ногу. Мужчины любили быстрых, неукротимых коней, женщины – беспредельную волю. Семен Мелик унаследовал все эти качества предков и, будучи верным сыном Руси, страстно и мужественно сражался за нее. Мало того, лихой наездник и хитроумный воевода почти не жил в Москве около жены и детей, а с отрядом таких же сорвиголов охранял южные пределы растущего Московского государства.
Дважды Семен Мелик бывал в Сарае ал-Джедиде. Один раз начальником охраны посла Василия Вельяминова; во второй – при боярине Акинфии Федоровиче Шубе. И вот теперь он сам боярин и посол великого князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича.
Ежегодную дань от Руси привез Семен Мелик властителю царства татарского...
Сейчас русский посол был в гостях у епископа христианской православной епархии[56]56
Епáрхия – область, подвластная в духовном отношении епископу, третьему лицу в церковной иерархии после патриарха и митрополита.
[Закрыть] в Золотой Орде архиерея Иоанна. Богатое подворье благочинного владыки раскинулось в западной части татарской столицы, возле соборного храма Христа Спасителя.
Много русских невольников в поте лица и полном бесправии работали на Орду. Все же если раб в большинстве случаев был ограничен свободой, то молиться ему по вере своей никто не мешал. Мало того, все правители степной империи, начиная с Бату-хана, всячески поощряли деятельность Русской православной церкви, которая даже подати не платила захватчикам. Единственное условие ставили они: все молитвы русских священнослужителей должны были начинаться с просьбы к Богу о даровании здоровья, могущества и «многие лета» главному насильнику – султану золотоордынскому и его кровавым подручным. Церковь, гибкая в своей политике непротивления злу, легко пошла на это условие. Этим она очень помогла татаро-монголам множество лет держать русский народ в ордынской кабале... Наряду с мечетями во всех крупных татарских городах стояли православные храмы – духовная утеха несчастных русских невольников...
Престарелый епископ с жадностью расспрашивал Семена Мелика о далекой родине, где не был он вот уже без малого двадцать лет.
– Поведай, сын мой, крепко ли стоит Москва наша – опора православия?
– Непоколебимо! – ответил посол. – Почитай, уж десять лет, как Кремль стеной белокаменной обнесен. Сам Ольгерд[57]57
Ольгерд (Альгирдас) – великий князь Литовский (1345—1377), сын Гедимина. На Москву ходил в 1368, 1370 и 1372 годах. Безрезультатно.
[Закрыть] трижды зубы об него обломал.
– Помню, как злобой кипел тогдашний царь татарский Булатка[58]58
Булáт-Темир – правитель Золотой Орды в 1367 году.
[Закрыть]. Грозился за ту стену каменную, кою без его ведома построили, всю Русь попалить огнем. С ратью великой на Москву двинулся. Да не дошел – побили его православные русичи возле Нижнего Новгорода. А Булатка в Сарай уж не вернулся: Мамайка его где-то устерег и голову отрезал. Потом уж смирились татары с московской вольностью. Да и не до стены им нашей было. Свара: цари в то время тут так часто сменялись, что и имен-то я их всех не припомню. Иной раз неделя пройдет, а на престоле уж новый царь татарский уселся.
– А нынешний как? – спросил Семен.
– Алим-царь по тутошним временам давно правит: больше года. Норовом не злой, худого о нем не скажу. Коней добрых любит. Да ведь ты виделся с ним?
– Виделся. Одарил меня царь татарский Алим тысячью серебряных монет за доблесть на поле брани. Только на что они мне? Возьми их, владыка, на откуп русских невольников. Прибавь к тем деньгам[59]59
Деньгá – московская серебряная монета; начала чеканиться при Дмитрии Ивановиче Донском с 1361 года.
[Закрыть], кои князь Димитрий Иоаннович да купцы-доброхоты дали.
– Всевышний не забудет твоих деяний, – перекрестил посла епископ. – Выкуплю, сколько смогу, людей русских у бусурман. Только... – Иоанн вздохнул тяжело, – дорого нынче полонянник стоит. Татарва теперь с Русской земли их мало берет: князья соболями да серебром откупаются.
– Сколько же за невольника просят?
– За триста денег крепкого мужика сторговать можно.
– М-да-а! А кони?
– Добрый конь агарянский дорог, цены не сложишь.
– А все же?
– Бывает, и тысячу ихними дирхемами[60]60
Дирхéм – серебряная золотоордынская монета весом 1,36 грамма; имела хождение вместе с динаром.
[Закрыть] отваливают.
– А ежели простая лошадь, для пахоты?
– Таких тут немного. Татары, даже нищие, землю не пашут. Этим руссы-невольники занимаются да булгары камские, хлебушек растят для притеснителей своих... Однако ж пятьдесят дирхемов тягло стоит.
– Две лошади за невольника?! Ого! – быстро подсчитал Семен Мелик.
– Истинно так, – подтвердил епископ. – Скажи, сын мой, а что ты царю татарскому дарить будешь помимо дани московской? Что прислал с тобой великий князь наш Димитрий Иоаннович?
– Ты сказывал, владыка, царь Алим коней любит. Жаль, нет у меня коня доброго.
– О скакуне потом поговорим...
– Прислал великий князь царю Алиму кафтан из царьградской парчи, подбитой собольими хвостами...
– Добрый подарок, – отметил Иоанн. – А что женкам царским?
– Кольца да серьги, ожерелья да браслеты – поделки немецких и русских умельцев.
– Всем одинаково?
– Великий князь не велел различать. Всем Сенькам по серьгам, – пошутил Семен.
– Великий князь Димитрий Иоаннович далече. Ему из Москвы не видать, что тут творится.
– Потому он и велел советов твоих слушаться.
– То-то... Есть у царя Алима женка любимая. Зейнаб зовут. Не проста умом, ох не проста. Она дочь Мамая...
– Того самого?
– Да, того самого Мамая, коего вся Орда страшится. А Зейнаб слушает сам царь Алим. Так что...
– Тогда... – Семен развел руками. – Надо бы ей что-нибудь такое... А где взять?
– Я промыслил о том. Тут, в соседней горнице, купец агарянский дожидается.
– Так зови его, владыка!
Епископ позвонил в серебряный колокольчик. Вошел служка. Иоанн распорядился.
Араб, кланяясь, вошел и остановился у двери.
– Подойди ближе, Асхат, – пригласил Иоанн. – Кажи товар свой.
Торговец оглянулся, шепнул что-то и вошел в горницу. За ним следовал рослый раб в рваном чапане[61]61
Чапáн – стеганый длиннополый халат.
[Закрыть] и с бронзовой серьгой в левом ухе.
«Чистый цыган, – подумал о нем Семен Мелик. – Конокрад, наверное...»
* Чапáн – стеганый длиннополый халат.
Невольник держал в руках большой кожаный мешок.
– Развяжи! – приказал купец.
Асхат долго, со знанием дела раскладывал перед знатными покупателями свой товар. Были тут восточные поделки из драгоценных камней, сверкающая китайская ткань, кривые арабские сабли, кинжалы в ножнах, усыпанных алмазами, бирюзой и иной самоцветной зернью.
Взыграла в Семене Мелике древняя хазарская кровь, черные глаза вспыхнули огнем, руки дрогнули: любил он драгоценное оружие и никогда не был к нему равнодушен. Схватил саблю, вытянул из ножен наполовину: черная с золотистыми искрами дамасская сталь заворожила взор.
– Сколько просишь?! – воскликнул нетерпеливо.
– Подожди, сын мой, – остановил его порыв Иоанн. – Аль мы затем купца позвали? Асхат, покажи ларец.
Купец осторожно, как нечто хрупкое и невесомое, вынул из-за пазухи миниатюрную шкатулку дивной работы. Семен взял ее в руки. Тонкий, словно изморось, узор, прочерченный кое-где еле уловимыми золотыми прожилками, казался созданием чародея, но не человека.
Русс долго любовался драгоценностью, и на сей раз только глаза выдавали его волнение.
– Что внутри? – спросил он. – И как открыть?
– Надави вот здесь.
Семен осторожно коснулся пальцем центра аквамаринового узора. Крышка откинулась. Внутри на синем атласе покоился почерневший от времени серебряный браслет.
– Что эт-то?! – отшатнулся Семен Ме-лик: грубая поделка так не вязалась с великолепием футляра.
– Это то, ради чего царицы Востока побуждают султанов к кровопролитным войнам, – невозмутимо ответил араб.
Русс недоуменно уставился на него.
– Это браслет Хадиджи, первой и любимой жены пророка Мухаммеда, да пробудет он вечно защитником нашим перед Аллахом! – провел купец ладонями по лицу и бороде.
Раб пал на колени и, глядя на религиозное чудо, усердно шептал молитву. В его голове никак не укладывалось, как можно продавать то, что только мечети может принадлежать. Но...
– Это то, что нам надобно, сын мой, – решил епископ.
– Да? – очнулся от оцепенения Семен. – А сколько ты просишь за браслет сей? – растерянно спросил он купца.
– Немного, о мудрейший килича великого царя русиев, – простодушно сказал араб. – Всего лишь один год беспошлинной торговли в самом Мушкафе.
– Это не я решаю, а великий князь Московский! – ответил посол, и сразу же великолепие шкатулки померкло в его глазах. – Деньги бери. Скажи, сколько?
Асхат недоуменно уставился на епископа – Дескать, договорились же – и потянулся к ларцу.
– Мы покупаем браслет, – решительно сказал Иоанн. – Сын мой, – обратился он к служке, – принеси красную коробочку. На столе сбоку стоит.
Служка, поклонившись, ушел.
Семен, ничего не понимая, только глазами хлопал.
– Великий князь Московский Димитрий Иоаннович прислал мне охранный лист, который просит за браслет жены пророка купец агарянский, – пояснил архиерей по-русски. – Я волен распорядиться сим листом, как того пожелаю. Только имя вписать. Так что один добрый поминок мы с тобой отыскали.
– Спасибо, владыка, от всей земли Русской!
– Пустое, – отмахнулся старик и обратился к купцу по-татарски: – Ты еще коня обещал, Асхат.
– Коня я передал твоим конюхам.
– Тот самый конь?
– Тот. Акбар зовут.
– Что за конь? – встрепенулся Семен Мелик.
– Это наши расчеты, – ответил ему Иоанн по-русски. – Вызволил я однажды купца этого из смертельной беды, вот он и отдаривается. Купец совестливый, ему верить можно.
Тем временем служка принес пенал красного дерева, подал хозяину. Епископ открыл его, вынул пергаментный свиток и развернул.
Служка подал Иоанну гусиное перо. Старик, подслеповато щурясь, обмакнул перо в чернила и четким красивым почерком вписал в документ имя арабского купца. Служка проворно посыпал свежую надпись специальным песком, взял лист за оба конца, подержал немного на весу, сдул песчаную пыль.
Иоанн взял у него свиток, проверил висячую серебряную печать, на которой с одной стороны был отчеканен крылатый воин с мечом, а с другой оттиснуто: «Великий князь Московский и Владимирский Димитрий Иоаннович».
– Вот тебе договорная плата за браслет жены пророка Магомета, Асхат. – И протянул грамоту купцу.
– О-о, это хорошая плата, мулла[62]62
Муллá – мусульманский священнослужитель; ученый богослов.
[Закрыть] Иван! – Араб обеими руками принял свиток. – Больше ничего не хочешь купить? – спросил он у Семена Мелика.
– Нет. Может, потом когда. – Про саблю он уже позабыл.
– Тогда позвольте мне удалиться, – поднялся Асхат. – Пусть Аллах всемилостивейший поможет вам в ваших трудных делах. О-о, нелегко предугадать свою судьбу перед троном султана Дешт-и Кыпчака! Но Али-ан-Насир милостив, а дары ваши смягчат его сердце.
– Спасибо тебе, Асхат, – поблагодарил Семен Мелик.
– Приходи, если что, – напутствовал араба Иоанн. – Я всегда готов помочь тебе.
Они славословили друг друга, покамест слуга проворно складывал товары в мешок.
Епископ не предлагал гостю каких-либо яств, знал: правоверный мусульманин не будет есть в доме христианского священнослужителя, хоть четвертуй его. Что же касается браслета Хадиджи, то Асхат искренне верил тому, что если на этом серебре хоть раз остановился взор пророка Мухаммеда, то любой прикоснувшийся к святому украшению обратится в истинную веру. Так наставлял его имам[63]63
Имáм – глава мусульман в государстве.
[Закрыть] Сафар-Алла – настоятель соборной мечети Сарая ал-Джедида. К тому же не сегодня, так завтра священный браслет будет принадлежать Зейнаб-хатын – любимой жене Али-ан-Насира. А он – Опора Ислама в Высочайшей Орде.
Семен Мелик спросил на прощание:
– Где найти тебя, если я захочу купить твои товары?
– На большом базаре. Мою лавку тебе всякий покажет, – ответил Асхат и, поклонившись в пояс, покинул горницу.
Как только купец и его раб ушли, служка сказал:
– Невольник хотел поговорить с тобой, болярин Семен.
– Эт-то еще зачем? – удивился посол. – И на кой ляд он мне сдался, невольник?
– Не отказывайся, – посоветовал ему Иоанн. – Тут иной раз от раба такое услышишь, что и сотня доглядчиков не выведает.
– Где я его увижу? – хмуро глянул на служку Семен.
– Он сюда придет, как только хозяина проводит.
– Добро, я подожду.
– А покамест пойдем, коня поглядим, – предложил Иоанн.
– Пошли, поглядеть не грех...
Во дворе возле конюшни толпились работники и о чем-то шумно спорили. Увидев хозяина со знатным гостем, все враз замолчали, стали неспешно расходиться. Возле конюшни остались трое.
– Что за свара? – спросил епископ одного из них.
– Дак дивного коня глядеть столпились. Все ж татарва. Кумысом не пои, дай на чужого скакуна поглазеть. Теперь ночи не спи, поглядывай. Не то умыкнут, – ответил коренастый рыжий мужик. – Да и то сказать: царский жеребец. Я и не видывал никогда такого.
– Выведи-ка его во двор, Антипка! – распорядился епископ. – Вот болярин Семен хочет глянуть на зверя агарянского. Теперь это его конь.
– Счастлив ты, болярин честной, – позавидовал Антипка и тут же посоветовал: – Только продай ты энтого лешего кому нето. Татары тебе проходу не дадут. Да и сам царь Алим, коль ему донесут, голову с тебя сымет, чтоб завладеть этаким скакуном...
– Ну ты, умник, – оборвал его Иоанн.– Не твоего ума дело. Пошевеливайся!
– Я што, я ничего, – оробел Антипка и шагнул в конюшню в сопровождении двух помощников.
Появились они вновь, повиснув на удилах высокого белого коня. Жеребец, выйдя на свет, пытался встать на дыбы, стряхнуть назойливую ношу. Казалось, еще миг – ив небеса улетит красавец арабской крови.
Семен Мелик аж присел от восхищения. И забыл лихой наездник, где он и зачем прислал его сюда великий князь Московский. Удалец прыгнул с крыльца, встал перед конем.
И зверь степной словно споткнулся о невидимую преграду. Почуял, видать, сын вольного ветра родственную душу и мужество человека, стоявшего перед ним.
– Да он в тебе хозяина признал! – изумился проницательный Антипка. – Гляди ты, бес сивый. До сей поры никого не слушался, и на тебе! Счастлив ты, болярин, ей-богу.
– Что ты сказал? – будто от сна, очнулся Семен Мелик. – А-а. Меня все кони слушаются. – Потом скривился, словно от зубной боли, крикнул с надрывом: – Чего встали?! Отведите его в конюшню, неча душу травить! Эх-х-ма! Кабы мне его, а то... – И, безнадежно махнув рукой, ушел в дом...
Раб купца Асхата пришел скоро. Служка привел его в трапезную, где обедали епископ и посол московский.
– Говори, зачем я тебе нужен? – неласково встретил его Семен Мелик.
– Только тебе скажу, – быстро протараторил раб.
– От владыки у меня тайн нету, – нахмурил густые брови боярин.
– Тогда я уйду, – сверкнул глазами невольник.
– Иди, – равнодушно отвернулся Семен. – Эй там, дайте этому оборванцу по шее, чтоб скорее на улице очутился!
– Зачем по шее? – возразил пришелец. – Я вам обоим тайное скажу. Я вам обоим верю.
– Ишь ты, – расхохотался посол московский. – Слышь, владыка. Он нам верит.
Архиерей улыбнулся... – Можно к вам подойти? – спросил оборванец.
– Подойди, – разрешил Семен насмешливо.
Невольник подошел к столу, оглянулся воровато и распахнул на груди рваный чапан. Грудь раба полыхнула золотом.
– Ну и что это? Ты хочешь сказать, что ты хан тайный или темник? – скептически заметил боярин. – Кто ты? По роже твоей видно за версту – вор! Или я не так сказал?
– Ха! Конечно, я не туменбаши и не хан. Но я владею пайцзой великого Чингисова рода Джучи-хана. Тайно владею, и тайна эта в моих руках.
– Как ты сказал? – не поверил епископ. – Пайцза Джучи-царя в Синей Орде у Махмет-Руса, Токтамыша или еще у кого из монгольских царевичей. Как она тут оказалась? Да еще у тебя?
– Ее с раненого Араб-Шаха сняли, – сообщил раб.
– Та-ак! – сообразил Семен Мелик. – Значит, весь сыр-бор на поле бранном из-за этой пайцзы разгорелся да из-за Арапши-царевича?
– Истину молвил великий урус-боха-дур, – подтвердил оборванец.
– А как она у тебя оказалась?
– Все скажу. Когда Асат-кятиба казнили и все его богатства забрал султан Али-ан-Насир, слуга Асата Талгат успел припрятать пайцзу..
– А как она у писаря оказалась?
– Это покрыто завесой мрака, – ответил проворный раб. – Тайна теперь умерла вместе с несчастным Асат-кятибом. О Аллах, дай ему место в райских садах...
– Ты аллаха оставь, – грубо оборвал его Семен Мелик. – Говори дальше.
– Хорошо, урус-бохадур. Талгат долго думал, что делать с такой находкой. Потом мне передал со словами: «Осман, найди достойного покупателя». Я подумал и нашел тебя.
– Меня-а?! – громыхнул голосом русс. – Да знаешь ли ты, что я сейчас же кликну стражников салтана! Ты нарочно принес сюда этот кусок царского золота, чтобы погубить нас с владыкой Иоанном! Чтоб Русь загубить?! Эй, кто там...
– Погоди, – остановил его Иоанн.
А раб уже стоял на коленях ни живой ни мертвый от ужаса и только шептал:
– Погоди... погоди... погоди...
Из-под чапана по дощатому полу пополз к двери тонкий ручеек.
– Погоди, Семен, – глянул на пол владыка. – Надобно подумать. Я сейчас.
Старик легко встал со скамьи, подошел к двери, набросил крючок, вернулся.
– Дай-ка сюда пайцзу эту, – властно приказал он рабу.
Тот поспешно распахнул чапан, снял с шеи золотую цепочку с массивной пластиной.
– Не менее трех фунтов будет, – взвесил пайцзу на руке Иоанн. И он почти не ошибся.
Семен Мелик молчал, сдвинув густые брови. Он поверил невольнику, что тот не соглядатай султана. И только тогда поверил, когда увидел ручеек на полу, который был для многоопытного воеводы значительнее всяких клятв.
Иоанн внимательно исследовал знак ханской власти в Золотой Орде. Потом подошел к шкафу, вынул из него толстую книгу в кожаном переплете, перелистал, нашел нужный рисунок, сличил. Потом из того же шкафа достал весы, взвесил золото, снова сличил с записями в книге и побелел от страха.
– Это она, – прошептал архиерей посиневшими губами.
Раб от ужаса стал подвывать щенячьим голосом. По-видимому, он не ожидал такого поведения от возможных покупателей его опасного товара. Не сообразил глупый воровской ум, что не все можно купить безнаказанно. Что не одну только его голову тащит на плаху этот блестящий и такой безобидный с виду полукруг-золота. Этой покупкой нигде и ни перед кем не похвастаешься, как драгоценным конем, например. И на краю света не спрячешься с такой пайцзой, если станет известен ее нынешний владелец.
– Что будем делать, владыка? – хриплым голосом спросил Семен Мелик.
– Не ведаю, сын мой...
Но в этой грозной ситуации вдруг решительно проявился воинский дух бывалого разведчика и воеводы. Мозг его сработал мгновенно.
– Чего ты хочешь за пайцзу? – теперь уже спокойно спросил раба боярин.
– М... мы... ма...
– Не дрожи! Говори твердо! – прикрикнул Семен Мелик и сразу привел злоумышленника в более или менее нормальное состояние.
– Мы хотели, чтобы ты, могучий бохадур, выкупил нас из плена и дал немного серебра на дорогу до наших очагов.
– А где эти очаги?
– Далеко. В Турции.
– Ну что ж, свободу я вам обещаю и серебра на дорогу дам, – обнадежил невольника русс и спросил: – Ты знаешь, где мое подворье?
– Да, мой господин.
– Сейчас возьми назад эту пайцзу...
– Пусть она у тебя останется, о боха...
– Нет! – резко возразил Семен. – Сейчас возьми ее назад, а вечером приходи со своим другом ко мне. Там все и решим.
– Хор-рошо, мой господин, – вскочил вор. – Мы придем, как только стемнеет.
Когда раб, забрав свое опасное сокровище, ушел, Семен Мелик попросил епископа:
– Пошли за ним, владыка, трех-четырех проворных доглядчиков. Чтоб шустрый ворюга сей аж до дома моего глаз наш тайный носил. А к вечеру пускай дозор твой проверит, не приведут ли невольники за собой еще кого-нибудь лишнего. Кто ж их знает, может, они все же доглядчики царя татарского, а этот оборванец за нашими головами приходил.
– Добро...
Пока епископ распоряжался, Семен Мелик обдумал все до мелочей. На предостережение Иоанна: «К подворью твоему царевы слуги и не по следу невольников прийти могут, ежели у них все заранее оговорено» – сказал:
– Мы тоже не лыком шиты и не ослами повиты. Рабов этих, Османа да Талгата, еще по дороге соколы мои перехватят и в другой дом сведут...
Долго еще потом разговаривали с глазу на глаз Семен Мелик и епископ Иоанн, обсуждали необычное происшествие.
– Надо же, как иной раз судьбина поворачивает, – говорил архиерей. – От какого-то презренного раба зависеть может судьба целых народов и всевластных царей. Ведь эта пайцза в умных руках все в Золотой Орде перевернуть может.
– У князя нашего Димитрия Иоанновича и голова и руки умные.
– Поистине. А ведь среди татар поверье такое: кто владеет пайцзой Джучи-царя, тот всей степью обладать будет.
– Пошто ж тогда Арапша замест власти вселенской смертельную рану нашел себе? – усмехнулся Семен Мелик.
– Мож, не в те руки попала.
– Может быть.
