Текст книги "Быль о полях бранных"
Автор книги: Станислав Пономарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– О-о! Тогда все верно... Гляди, о Великий! За рекой из-за курганов показались всадники! Их много! О-о, горе нам! Разреши мне встретить их копьями?! Иначе будет поздно, о-о!
– Стой на месте и молчи! – резко приказал Али-ан-Насир. – Смотри, что будет! – И уже тише отметил: – Прав был урус-мурза. Вот только не опоздал бы.
Руссы словно услышали его. Берег реки на пути кок-ордынской засады и в тылу основной рати Токтамыша задымился вдруг и вспыхнул. Пламя быстро растекалось широкой полосой на огромном пространстве. С кургана увидели, как по льду реки в их сторону бежали люди.
– Кто это? – спросил Кудеяр-бей.
– Урусы. Это они подожгли тугай.
– Ты мудр, о Великий. Засадные тысячи врага остановились!
Воины Сагадей-нойона, увидев позади войск Токтамыша стену огня, потрясли округу громом боевого клича и ускорили движение. Удар их оказался настолько мощным, что вражеская дуга мгновенно была рассечена пополам. В то же время выметнулась засада. Кок-ордынцы заметались и подались было к реке. Но огонь вернул их к месту избиения.
Токтамышу ничего не оставалось, как биться в окружении, хотя бы пока прогорит камыш. Его бесстрашные туркменские, узбекские и киргизские всадники падали один за другим...
– Попался, вонючий сурок! – рассмеялся Али-ан-Насир. – Кудеяр, пошли гонца сказать: пусть ублюдка Токтамыша сразу сюда волокут. Да не забудь, чтобы изменников Карабалу и Усмана не убивали. Я сам придумаю для них казнь!
– Слушаю и повинуюсь!..
Однако желанию султана не суждено было сбыться. Токтамыш с горсткой своих тургаудов и нукеров успел вырваться из смертельного кольца. Стремительная погоня пошла за ним. Но разве догонишь ахалтекинских скакунов[46]46
Ахалтекинские скакуны – верховая порода лошадей, выведенная в древней Туркмении.
[Закрыть].
И засадные кок-ордынские тысячи почти все были истреблены: успел ловкий туменбаши Сагадей-нойон перехватить их.
Победа была полной!
И все же радость Али-ан-Насира была омрачена бегством Токтамыша. Правда, в утешение второе желание султана исполнилось: изменники Карабала-бей и Усман-нойон попали в плен.
– Разорвать конями! – приказал властелин.
Опьяненные победой нукеры, не слушая жалостливой мольбы приговоренных, тут же исполнили повеление...
Сотники и десятники, уведшие своих батыров к врагу, были казнены мечами. Простых воинов, оставшихся в живых, отстегали плетями и повязали, чтобы продать генуэзским купцам-работорговцам. Раненых предателей добили.
Всю добычу, доставшуюся победителям, султан приказал отдать простым воинам. А досталось немало: только коней хватило почти каждому. А сабли, щиты, копья, кольчуги? В то время, чтобы вооружить одного тяжелого всадника, надо было отдать купцам восемнадцать коров или шесть сильных невольников!
В руки победителей попала вся казна Токтамыша.
– Раздать тысячникам и сотникам! – распорядился Али-ан Насир. – А вас, мои храбрые мурзы, – сказал он своему ближайшему окружению, – я награжу из своей казны. За верность вы достойны золота!
– Велик наш султан! – громко вещали военачальники, нукеры и простые пастухи-воины. – Нет щедрее его и милостивее!
И то дело неслыханное – раздать всю военную добычу: так еще ни один полководец не делал!
– Туменбаши Сагадей-нойон, – торжественно объявил правитель Золотой Орды, – отныне тебя будут величать Сагадей-Арслан. Ты подобен льву, ты стоек и сокрушающ и по праву заслужил это высокое звание!
Туменбаши, кряхтя, встал на колени, и, обычно немногословный, он возвеличил султана самыми лестными возгласами, обещал крови не пожалеть во славу великого и мудрого...
– Где урус-мурза? – спросил Али-ан-Насир своих соратников, объезжая поле брани.
К нему подвели Семена Мелика.
– Я награждаю тебя тысячей динаров. А твои хитрые и ловкие воины получат по сто монет. Я приглашаю тебя на той[47]47
Той – праздничный пир, большое застолье.
[Закрыть], который будет завтра на главной базарной площади Сарая ал-Джедида. А через три дня я позову тебя, мужественный урус-ский килича, к своему трону, чтобы ты передал мне слова твоего коназа Димитро[48]48
Димитро – так в Орде называли Великого Князя Московского и Владимирского Дмитрия Ивановича (1350—1389), прозванного впоследствии за победу на Куликовом поле Донским.
[Закрыть].
– Живи сто лет, Великий Царь! – обрадовался Семен Мелик последнему обещанию: в обычное время, чтобы попасть во дворец султана, надо было выждать не менее двух месяцев...
– А мы думали, не загорится камыш татарский, – говорили между собой русские витязи, возвращаясь в город. – Но Семка наш хитер: верно подметил, что камыш тут от летнего зноя так высох – никаким снегом не пропитаешь. Да и снега-то тут нету почти.
– И то сказать, он ведь, Семка-то, из козарского рода табунщиков, кои издавна на Русь пришли. По-козарски «Мелик» – значит «князь». До татар и половцев тут, на Волге, они кочевали.
– Кровь козарская, а Руси служит?
– Так Руси множество языков служат. Сытно им у нас. И татарские князья на Москве хлеб из рук Димитрия Иоанновича, осударя нашего, вкушают и верно ему служат...
– Тише ты, балда! Чай, не на московском подворье горланишь. Услышит кто – беда...
Отлегло от сердца султана Али-ан-Насира. Разбит враг, рассеян по степи. Не скоро Токтамыш оправится от такого сокрушительного поражения. И даже тревога от присутствия во дворце раненого Араб-Шаха ушла куда-то.
«Может, отплатит добром за жизнь свою страшный и вероломный хан? – думал Али-ан-Насир. – Если бы он согласился стать моим бакаулом, тогда я взнуздал бы вольность всех эмиров Дешт-и Кыпчака. И... Мамая тоже!»
Но, увы, не все события в этом противоречивом мире подчинялись воле султана Али.
Глава седьмая
Противодействие
Первая часть плана заговорщиков удалась как нельзя лучше. Когда Али-ан-Насир вел своих воинов к победе, Асат-кятиб выкрал пайцзу Джучи-хана у старого мурзы Латыпа и передал ее резчику печатей Хасану. Тот, предупрежденный родственником своим Кудеяр-беем, за ночь изготовил точную копию овальной золотой пластины с изображением головы льва и нужной надписью.
Соглядатая Мамаева в столице Золотой Орды не было. Он по приказу султана возглавил погоню за Токтамышем и очень сожалел, что не было с ним этой самой пайцзы.
Поскольку Кудеяр-бей, в отличие от Али-ан-Насира, не хотел пленять кок-ордынского чингисида, он дал Токтамышу почти спокойно уйти от возмездия...
И вторая часть хитроумного плана стала неожиданно легко сбываться. Этому способствовал пир по случаю победы Али-ан-Насира над Кок-Ордой. Как ни остерегался бдительный начальник охраны дворца Саллах-Олыб, Асат ухитрился всыпать зелье в плов любимого дяди.
К вечеру неусыпный страж правителя Высочайшей Орды почувствовал недомогание, его вырвало желчью, и Саллах-Олыб потерял сознание. Анвар-табиб промыл ему желудок и дал лекарство. Начальника стражи увезли домой с одним из учеников лекаря.
Бахар-мурза потирал руки от удовольствия: все складывалось хорошо. В дворцовых покоях сановника прятались наемные убийцы, которые должны были свершить задуманное уже сегодня ночью. Приближенный султана не интересовался их именами: это были доверенные люди Кудеяр-бея, а Бахар-мурза безоговорочно доверял своему сообщнику.
План был прост. Ночью, при смене караула, помощник начальника дворцовой стражи Ялым-бинбаши проведет убийц к дверям покоев, где лежал раненый Араб-Шах.
– Всех, кто там будет, – сказал сановник Ялыму, – надо отправить к Аллаху.
Значит, и судьба старого Анвар-табиба была заранее предопределена: ведь лекарь постоянно находился при высокородном раненом.
Но... Анвар-табиб был искушенным врачом. Ему не стоило большого труда определить, отчего занемог начальник дворцовой стражи. И вывод его был точен: готовилось злодеяние, которому мог помешать неподкупный Саллах-Олыб. Однако старик не показал вида и тоже в свою очередь проявил хитрость и осторожность.
– Кто распознает врагов и друзей в этом гнезде скорпионов и кобр? – размышлял вслух старый лекарь. – До Али-султана сегодня не добраться, а жизнь Араб-Шаха будет стоить головы не только мне, но и моим луно-подобным сыновьям. Я позвал бы их на помощь, если бы они были воинами. Как быть? Ах, если бы очнулся славный и могучий Араб-Шах-Муззафар! Ты воин и лучше меня знаешь, что делать...
– Разум уже давно вернулся ко мне, о мудрый Анвар-табиб, – внезапно услышал лекарь четкий голос раненого хана.
– Когда? – ошарашенно спросил табиб.
– Еще вчера. Но я окружен врагами, и пришлось притворяться. Прости меня, мой исцелитель.
– О Аллах, ты услышал мои молитвы! – простер руки к востоку милосердный старик.
– Расскажи мне все, что произошло. И мы вместе подумаем, как быть.
Анвар-табиб кратко поведал о событиях последних дней и с тревогой поделился с военачальником своими опасениями:
– Здесь, кроме самого султана и его начальника стражи Саллах-Олыба, никому нельзя верить. Но самого Саллах-Олыба отравили, а султан Али-ан-Насир пирует, и к нему не добраться. Что могу сделать я, слабый старик? Разве я в силах противостоять убийцам, если они придут сюда? А они могут прийти сегодня ночью.
– Скажи, мудрый целитель ран, есть ли среди тургаудов дворца кто-нибудь новый, только что возвышенный самим султаном за доблесть? – спросил Араб-Шах.
– Я не знаю их имен. Но один столь хитрый, что султан назначил его десятником личной стражи. А другой могуч телом и простодушен.
– Хитрого нам не надо, – решил хан. – Хитрый будет искать свою выгоду. Найди того, сильного телом и простого душой.
– Хорошо.
– Меня надо перенести вон туда, за занавеску. А на это место чучело положи. И еще, принеси мне меч и пяток ханджаров[49]49
Ханджáр —кинжал.
[Закрыть]. В занавеси широкую щель оставь, чтоб я мог все видеть и защищаться.
– Зачем тебе оружие? Что ты можешь сделать с такой раной? Ты очень слаб, хан.
– Рана в левом боку. Правая рука чувствует силу и сделает нужное дело. А сила моя быстро вернется, если ты принесешь чего-нибудь попить и поесть.
– Да-да. Я сейчас...
– Но сначала приведи ко мне того пехлевана. Но только... – Хан выразительно посмотрел в глаза лекаря.
– Понял. Этот пехлеван придет якобы для того, чтобы скатать этот большой ковер для чистки.
– Ты умный старик...
Ялым-бинбаши, оставшийся во дворце начальником стражи вместо Саллах-Олыба, все рассчитал верно. За полночь, когда пропели первые петухи, он повел сменный караул на посты. Около заветной двери тысячник поставил трех злоумышленников.
– Внутри у Анвар-табиба свой телохранитель теперь есть, – шепнул он убийцам. – Нашего человека мне там поставить не удалось, а этот меня не послушается, если я вызову его сюда. Но впустить впустит. Я усыплю бдительность дурака Маруллы-батыра и прикончу его. Тогда вы ворветесь в покои и быстро перебьете всех. Но главное... – Ялым погрозил пальцем, – вы должны заколоть раненого. За это вам будет главная награда.
Злоумышленники беззвучно обнажили зубы в ответ.
Бинбаши спрятал в рукав короткий кинжал и открыл заветную дверь.
– Стой! Зарублю! – раздалось из полумрака.
– Это я – Ялым-бей.
– Входи!
Начальник охраны вошел, быстро оглядел тускло освещенное помещение.
– А где Анвар-табиб? – спросил тысячник.
– Спит. Зачем он тебе?
– Брат заболел, – соврал Ялым. – Объелся, наверное. Хочу у Анвар-табиба лекарство взять. – И шагнул к великану.
Бросок злоумышленника был стремителен. Сверкнула булатная сталь. Но... Марулла-батыр увальнем был только с виду. Бинбаши понял это, когда хрустнула кость его руки, а сам он взметнулся высоко в воздух и даже при своей изумительной ловкости не смог при падении встать на ноги. От удара головой о каменный пол тысячник потерял сознание.
Услыхав шум, трое вломились в комнату, полагая найти охранника убитым.
Первого могучим ударом меча Марулла-батыр развалил пополам.
Другой, тоже человек высокого роста и исполинской силы, отразил меч батыра и вступил с ним в поединок.
Третий ринулся к ложу и дважды опустил острие меча во что-то мягкое. Он поднял оружие в третий раз и вдруг, захрипев, повалился навзничь: в спине его торчала рукоять кинжала.
Марулла никак не мог справиться с ловким и сильным противником. Но и тот не мог отступить: батыр заслонил ему дверь.
Араб-Шах не решался метнуть второй кинжал, боясь поразить своего защитника.
– Марулла, зови подмогу! – хрипел раненый хан.
Но батыр молчал, ибо никого и никогда в жизни не звал на помощь и вообще он был молчун: больше действовал, чем говорил.
Голос подал очнувшийся от внезапного нападения Анвар-табиб, который стоял за занавеской возле раненого.
– Ой-е-е!!! Турга-а-а-уды-и-и! – возопил старик таким дискантом, что его, наверное, услышали во всех уголках огромного царского дворца. – Ой-е-е-е!!! Кува-арза-а-а! Сюда-а-а-а!
Марулла наконец ранил своего противника. Тот шагнул в сторону и тут же рухнул, сраженный прилетевшим кинжалом в шею: могучая рука Араб-Шаха не промахнулась и на сей раз!
Послышался грохот бегущих ног и звон оружия. Дверь широко распахнулась.
– Стой! Зар-рублю! – преградил путь тургаудам несокрушимый Марулла-батыр.
– Это я – Куварза-онбаши[50]50
Онбаши – десятник в войске ордынцев.
[Закрыть].
– Проходи! Но только один. Иначе зарублю!
Куварза вошел, окинул поле брани быстрыми глазами, подошел к поверженным.
– Эта рожа мне незнакома, – сказал десятник, взглянув в лицо разрубленного пополам злоумышленника.
– Этого тоже не знаю, – перевернул он на спину самого стойкого из противников Ма-руллы-батыра.
– И этот не из дворцовой стражи, – посмотрел Куварза на свалившегося около ложа убийцу.
– А это кто? – подошел он к последнему. – А-а, что-о-о?! – отшатнулся десятник. – Бинбаши Ялым-бей?! Кто его так? Он что, убит?
– Не знаю, – ответил невозмутимый Марулла. – Я просто бросил его на пол. Дай-ка голову ему срублю, изменнику султана, – шагнул вперед батыр.
– Стой! Стой! Султану не мертвец нужен, а живой язык изменника, – встал на его пути Куварза-онбаши.
– Ха? – усомнился Марулла. – Мне кажется, голова его, как орех, раскололась. От такого падения жив не будешь.
Куварза склонился над своим начальником, приложил ухо к груди, прислушался. Но сказать ничего не успел.
– Внимание и повиновение! – раздалось снаружи, и в комнату вошел мурза Бахар. – Что здесь случилось?! – резко спросил сановник.
– Убийцы зарезали Араб-Шаха, – не дал никому раскрыть рта Анвар-табиб. – О-о-о! Горе мне! – запричитал он. – Что теперь повелит мой властелин Али-ан-Насир?!
Бахар хотел подойти к ложу, но Марулла-батыр заступил ему дорогу.
– Прочь, презренный! – возмутился мурза. – Эй, тургауды!
– Стой, Бахар! – встал рядом с батыром старый лекарь. – Тут распоряжается только Великий Хан Али-ан-Насир!
Сановник чуть было не лопнул от злости. Он постоял, сопя, и ушел, бросив на ходу:
– Хорошо, я позову Ослепительного.
Сам того не ведая, Бахар-мурза избежал смерти. Еще мгновение, и разящий кинжал Араб-Шаха пронзил бы его сердце. Но высокому сановнику повезло. Пока повезло...
Глава восьмая
Суд Али-ан-Насира
Султан Высочайшей Орды, пьяный от радости победы над Токтамышем, от выпитого фряжского[51]51
Фряжский – итальянский.
[Закрыть] вина, от жарких ласк любимой жены, спал сном праведника.
Воздушная гурия сидела у его изголовья и молча, при неверном свете колеблющегося пламени свечи смотрела дивными очами на своего господина. Строгое, красивое, обрамленное черной бородкой лицо молодого султана было безмятежным. Иногда улыбка пробегала по пунцовым губам, и грозный властелин Дешт-и Кыпча-ка становился похожим на ребенка. Таким простым и доступным Великого не видел никто и никогда. Только она, дочь эмира Мамая-беклербека, созерцала тайное.
Зейнаб едва исполнилось шестнадцать лет, но передалось ей что-то от могущественного отца: хатын[52]52
Xатын – царица, султанша, ханша; старшая из четырех жен султана Золотой Орды.
[Закрыть] отличалась светлым умом и решительным характером. И любимой женой султана стала она не из-за исключительного положения своего грозного отца, а потому, что по-настоящему полюбила своего решительного и строптивого супруга. И еще, что тоже немаловажно: в отличие от своего могучего родителя, простого смертного, в жилах Зейнаб текла древняя кровь чингисидов, ибо мать ее была дочерью хана Бердибека.
Положением своим при султане хатын была довольна. Предаваясь утехам, молодой властелин намного чаще проводил время с ней, хотя в гареме его скучали еще три жены и более ста наложниц, одна прекраснее другой. А уж если Али-ан-Насир хотел ночевать в гареме, то оставался только у Зейнаб. Ибо только ей доверял султан свою жизнь и был уверен, что она никогда не предаст его и не убьет, даже по приказу своего вероломного отца...
Зейнаб смотрела на лицо возлюбленного, не решаясь обеспокоить спящего даже легким прикосновением. Она, как и ее господин, радовалась победе над Токтамышем, тревожилась за судьбу своего Али, когда во дворце оказался раненый Араб-Шах. И пока все еще в недоумении гадали, что делать, хатын отправила гонца к своей мудрой матери. Не к отцу, потому что была уверена: подозрительный эмир-беклербек прикажет просто-напросто зарезать так некстати оказавшегося в Сарае ал-Джедиде еще одного претендента на престол Дешт-и Кыпчака. Мать – а Зейнаб надеялась на это – сумеет убедить свирепого отца быть милосердным к раненому...
Али забормотал что-то во сне. Зейнаб прислушалась.
– Тумены, вперед... м... м... Взять Токтамыша... Взя...
Женщина положила тонкую ладонь на лоб повелителя. Тот улыбнулся и затих.
– Спи, о Властелин сердца моего, – прошептала она. – Я буду верным стражем твоим всю ночь.
В дверь осторожно стукнули два раза. Зей-наб вскочила, тенью скользнула к выходу, выпорхнула за штору. Перед ней стоял склоненный пополам главный евнух гарема.
– О-о, госпожа, – шепнул он испуганно. – Буди Великого. Беда. Араб-Шаха зарезали.
Другая женщина на месте Зейнаб разбудила бы весь гарем криком, но эта повела себя иначе. Она оставалась невозмутимой и даже равнодушной с виду. Правда, первый ее вопрос был задан несколько поспешно:
– Кто на страже у наших дверей?
– Верные тургауды-евнухи.
– Кто весть принес?
– Карача Бахар-мурза.
«Ворон над падалью,– подумала Зейнаб.– И тут он первый спешит сообщить о беде».
Вчера, когда Али рассказал ей о предательстве Тагир-бея, молодая женщина стала горячо убеждать возлюбленного схватить Бахара и допросить с пристрастием. Хатын была уверена: без козней хитрого сановника тут не обошлось.
Но Али был пьян, весел, добродушен.
«У страха глаза даже на макушке есть! Бахар-мурза предан мне. И-и... лучше его никто не знает о происках моих врагов и врагов твоего отца», – заявил он и запретил говорить о надоевшем...
– А как стража могла допустить убийц к ложу Араб-Шаха? – спросила Зейнаб евнуха.
– Не знаю, о...
– Ладно, я разбужу Великого...
Али-ан-Насир не так хладнокровно воспринял весть о злоумышлении во дворце.
– Убийцы могут проникнуть даже сюда, – торопливо одевался правитель Золотой Орды, не выпуская из рук кинжала. – Где моя сабля?
– Вот она, господин.
Зейнаб позвонила в колокольчик. Вбежал евнух.
– Где Саллах-Олыб? – спросил султан резко.
– Говорят, его отравили, о Вели...
– Что-о?! – остолбенел властелин.
– Я ничего не знаю, – уткнулся головой в ковер главный евнух гарема.
– Кто сторожит двери моих покоев?!
– Начальник твоих личных тургаудов Калкан-бей.
– Скажи ему, пусть позовет во дворец Сагадей-нойона с тремя сотнями самых верных мне нукеров!
Скопец ползком подался к выходу...
– Остерегайся Бахара, – шепнула Зейнаб, когда Али-ан-Насир покидал гарем.
Куварза-онбаши, как только ушел Бахар-мурза, плотно притворил дверь и сказал тихо:
– Анвар-табиб, изменник Ялым-бей жив. Его надо привести в чувство.
Лекарь подошел к злоумышленнику, наклонился, но Куварза отстранил его:
– Подожди, табиб. Я свяжу ему руки и ноги. Скорпиону нечего терять: он даже сам себя ужалить может. А султану Али-ан-Насиру он живой нужен.
Вскоре бесчувственный помощник начальника стражи дворца был связан. Анвар-табиб заставил заговорщика прийти в себя. Тот сидел прислоненный к стене, зло поводил налитыми кровью глазами и молчал. Впрочем, Куварза и задал-то преступнику всего один вопрос:
– Кто эти люди? – и указал на трупы.
Ялым-бей даже головы не повернул в его сторону.
Анвар-табиб ушел за занавеску: Араб-Шаху стало плохо, кровь горлом пошла. Лекарь не скоро остановил ее...
– Ой-е! Внимание! Идет Великий и Ослепительный Али-ан-Насир, да будет он благословен вечно! – раздался громкий голос стражника, и на порог ступил тот, кого он назвал.
Властелина сопровождал высокий ростом Калкан-бей и еще четверо могучих тургаудов личной охраны.
Все находившиеся в покоях пали ниц. Из-за полога вышел и склонился Анвар-табиб.
– Ты ранен, мой мудрый учитель? – спросил султан, увидев пятна крови на халате лекаря.
– Нет, о Великий. Это не моя кровь.
– Где Араб-Шах-Муззафар? Что с ним?
– Он там, – показал старик на занавеску и заметил, как за спиной султана сразу отступил в тень Бахар-мурза.
Связанный Ялым-бей застонал от бессильной злобы. Султан подошел к нему: .
– А-а, это ты. Где же твоя клятва перед Аллахом?
Преступник молча отвернулся.
– Если ты хочешь пощады...
– Я не хочу пощады! – прервал властелина Ялым-бей.
– Хорошо. Тогда я прикажу раздеть тебя и живым бросить в загон к голодным свиньям. Это сделают безбожники абды[53]53
Абды – рабы-негры.
[Закрыть], которые выращивают нечистых животных и едят их.
Изменник съежился, непередаваемый ужас отразился на его окровавленном лице: правоверному мусульманину даже видеть проклятое Аллахом животное – грех, а уж быть растерзанным голодными свиньями...
– А может быть, и сами абды съедят тебя. Мне недавно новых рабов привезли из африканского племени людоедов. Но... – прищурился султан, – я могу предать тебя почетной смерти, если ты назовешь имя главного моего врага, который послал тебя на это черное дело.
– Если ты прикажешь зарубить меня саблей, тогда я умру воином и попаду в рай. За такую смерть ты будешь знать имя этого человека, пусть его покарает Аллах.
– Обещаю!
– Это Бахар-мурза.
– Ты врешь! – воскликнул Али-ан-Насир и сразу вспомнил предостережение Зейнаб.
– К чему мне врать перед лицом смерти? Разве я могу нести ложь на суд Аллаха?
– Схватить изменника! – зловещим голосом приказал властитель Дешт-и Кыпчака.
Но... главный преступник исчез. Вся стража дворца всполошилась. Смятение перекинулось в город...
Али-ан-Насир подошел к Анвар-табибу, крепко прижал его к груди:
– Ты мой самый верный нукер! Ты – услада моего сердца! – Он снял с безымянного пальца левой руки массивный перстень и собственноручно надел его на палец лекаря. – Я мог бы одарить тебя и большим. Но это кольцо самого Сулеймана-ибн-Дауда[54]54
Сулеймáн-ибн-Дауд – Соломон, царь Израильско-Иудейского государства в 965—928 годах до н. э., сын Давида. Согласно библейской легенде, Соломон славился необычайной мудростью, могуществом в магии и волшебстве.
[Закрыть]. Этот талисман защитит тебя от любой беды.
Анвар-табиб хотел встать на колени. Султан не дал.
– Покажи мне спасенного тобой брата моего, славного потомка Потрясателя Вселенной Араб-Шаха-Муззафара.
Старик отдернул занавес. На ложе из кое-как скатанного ковра лежал раненый хан, и улыбка освещала его суровое, бледное от потери крови лицо.
Али-ан-Насир подошел, склонился:
– Я рад твоему избавлению от двух смертей, брат. Пусть боль твоя перейдет в мое тело.
– Аллах отблагодарит тебя, о Великий и Милосердный Султан Дешт-и Кыпчака, – тихо ответил грозный военачальник. – Если ты будешь называть меня своим младшим братом, тогда я буду мечом и охраной твоей.
– Ты брат мой по древней крови! – воскликнул Али-ан-Насир. – Мы оба потомки могучего Джучи-хана, да будет он вечно пребывать у престола Аллаха! Поправляйся, любимый брат мой, и тогда мы поговорим о важном. А сейчас прости, неотложные дела торопят меня. Нет ли у тебя каких-либо желаний?
– Одно желание ты выполнил, достойно наградив мудрого Анвар-табиба. Награди же по достоинству и вон того огромного батыра, – указал Араб-Шах на Маруллу.
– Отныне он джагун моих личных стражей! – провозгласил султан.
Вновь испеченный сотник только лбом стукнулся о пол в знак благодарности, но рта своего и на этот раз так и не раскрыл: молчун! Что еще скажешь о таком?
– Джагуну самого властелина Дешт-и Кыпчака полагается добрый меч, который бы верно разил врагов брата моего ослепительного Али-ан-Насира, – сказал Араб-Шах. – Я дарю тебе, Марулла, свой клинок, перед которым склонял голову даже непобедимый воитель Тамерлан!
В ответ снова только гулкий стук лбом о пол, и больше ни звука...
Бахар-мурзу обнаружили в женской половине дома его сообщника Асат-кятиба. Кто-то видел, как преступник вбежал в жилище писаря, и сказал о том нукерам султана. Схватили обоих.
Под пытками злоумышленники выдали Кудеяр-бея. Но тот, предупрежденный друзьями, бежал в Кок-Орду, а потом к Мамаю.
Али-ан-Насир, человек, в общем-то, не злой, вспомнил вдруг древнюю казнь, к которой часто прибегал свирепый завоеватель полумира Чингисхан. Клятвопреступников живыми бросили в котел с кипящей смолой.
Ялым-бею, как обещал султан, срубили голову саблей.
И еще несколько сот родственников и друзей казненных сложили головы, от чего значительно пополнилась казна правителя Высочайшей Орды.
Наблюдая за казнями, Али-ан-Насир сказал вещие слова:
– А ведь перед этим ужасом не дрогнут другие. Не знаю, может быть, сегодня я приобрел еще больше врагов, чем было их у меня вчера...
Удивительным оказалось другое: перед изощренной казнью оба главных заговорщика ни разу не упомянули о пайцзе Джучи-хана. Наверное, потому, что преступников об этом никто не спросил.
