Текст книги "Династия"
Автор книги: Синтия Харрод-Иглз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
– Бабушка передавала тебе сердечный привет и свои заверения в любви, – наконец удалось вставить слово Эдуарду. – Твоя матушка будет очень горда, когда узнает, что ты занимал почетное место в коронационной процессии.
– Том, садись и пригуби вина. Тебе придется многое наверстать, чтобы догнать нас, – смеясь, сказал Генри. – Расскажи нам о банкете. Наверное, вид был необыкновенный.
– Особенно для тех, кто лежал лицом вниз на полу. О, я шучу! Мэг, прошу тебя, убери эту собаку. Я уверен, она собирается схватить мою ногу, как какую-то старую кость.
– Без тебя Морланд-Плэйс стал тихим. Нам тебя очень не хватало.
– Благословенно тихим, я бы добавил, учитывая, что там нет ни меня, ни Маргарет, ведь мы донимали весь дом своими шалостями. Господин Дженни считал нас неисправимыми. О, наш добрый старый наставник… Как он?
– Немного поседел, немного постарел, – сказал Эдуард. – На уроках он иногда засыпает. Если бы Поль не был таким послушным ребенком, то бегал бы по диким просторам без присмотра, потому что господину Дженни все равно его не догнать. Но – да пребудет благословение на этом мальчике! – когда учитель просыпается, Поль все еще сидит и ждет его тихо, как мышка.
Том не мог сдержать смеха.
– Представьте себе, что я и Мэгги замерли в ожидании, когда же проснется наш господин Дженни! Да этот малыш, должно быть, ангел во плоти.
– Могу поспорить, что наш папа был таким же в его возрасте, – заметила Сесиль.
– Нас держали в гораздо большей строгости, – возразил Эдуард. – Нэда тоже. Но ваша бабушка, похоже, ослабила вожжи, когда дело дошло до младшеньких.
– Как я ей благодарен, – сказал Том. – Наверное, Нэд ее измотал.
– Я был сама добродетель. Правда, отец? – с негодованием отозвался Нэд.
В ответ послышался смех, прерванный громким стуком в дверь. Он был слышен даже в верхних комнатах.
– Да кто же это может быть? – воскликнула в недоумении Маргарет.
Генри подошел к окну и выглянул, но было темно, и тот, кто пришел, был скрыт тенью дома. Наступила тишина, прерываемая только спором, который доносился снизу, а затем появился слуга и обратился к Генри.
– Мужчина внизу, сэр, желает видеть вас.
– Что за мужчина? – весело отозвался Генри. – Кто бы это ни был, сегодня такой вечер, что мы обязаны пригласить его на бокал вина. Кто это, Мэтью?
– Странный тип, разбойник какой-то, но… – Мэтью остановился, а затем нерешительно продолжил: – Только он говорит, что он дядюшка мадам.
Услышав эти слова, Нэд вскочил на ноги.
– Ричард! – закричал он. – Должно быть, это Ричард. Немедленно приведите его. Генри, скажи ему, чтобы он провел его сюда. Я твердо уверен, что это брат моего отца Ричард.
– Проведи его, Мэтью, – кивнул Генри, и слуга вышел. – Что все это значит?
– Мой брат Ричард, – сказал им Эдуард. – Разве ты не помнишь его? Он был дома перед тем, как ты отправился в Лондон, а после этого стал странствующим проповедником. С тех пор он только один раз появлялся дома.
– Конечно, теперь я его вспомнил. Вы вместе были во Франции, да, Нэд?
– О да, я только молюсь, чтобы это был он…
В это мгновение появился Мэтью и провел к ним «разбойника».
Ричард был в той же самой хламиде из грубого полотна, подвязанной поясом, которая была на нем в прошлый раз. Его борода доставала ему до груди, волосы выгорели на солнце. За спиной у Ричарда был привязан простой мешок, а в руках он нес крошечного ребенка. Рядом с ним стоял еще один ребенок, облаченный в какие-то лохмотья. Малыш взирал на собравшихся темными, серьезными, как у обезьянки, глазами.
– Дикон! – закричал Нэд и побежал к ним, раскрыв объятия. – Это ты! Как замечательно, что ты приехал!
– Нэд, мой дорогой Нэд! – Ричард на миг как будто лишился дара речи. – Но что ты здесь делаешь? Эдуард, Сесиль, Том… Я и не предполагал встретить вас здесь.
– Ричард, проходи же, – пригласила его Маргарет. – Мэтью, принеси вина моему дядюшке. Позволь мне подержать ребенка.
– А где Констанция? – спросил Нэд, когда Маргарет освободила Ричарда от его ноши. Ричард в большом замешательстве переводил взгляд с одного лица на другое. Они увидели, как он бледен, от них не укрылось и то, как сильно он похудел, хотя борода и скрывала это на расстоянии.
– Дай же мне ребенка, – повторила Маргарет, протягивая руки.
Ричард встретился с ней глазами.
– Ребенок болен, как мне кажется. Именно это и заставило меня прийти. Ребенку нужен уход. Я не знаю, что с ним делать.
– Дикон, а где же Констанция? – снова обратился к нему с вопросом Нэд, явно взволнованный.
Ричард посмотрел на него затравленным взглядом.
– Она умерла. Констанции нет. Она умерла на дороге две недели назад. Она никак не могла прийти в себя после рождения Мики. Я думал, нам надо где-то остановиться, и направился сюда. Она не выдержала этого пути. Констанция умерла под Ридингом, и монахи похоронили ее.
– Но чем же ты кормил малютку? – спросила Сесиль, совершенно сбитая с толку.
В этот момент Маргарет не сдержала крика:
– Бог мой! Ребенок просто кожа и кости. Он, наверное, умирает с голоду!
Эдуард решил ненавязчиво взять инициативу в свои руки.
– Ричард, тебе лучше сесть, а Мэтью пусть принесет вина и еды, – тихо произнес он. – И для Элиджи тоже. Дитя мое, не бойся, подойди сюда. Здесь собрались твои друзья.
Маленький замухрышка еще крепче прижался к отцу. Он не проронил ни слова, настороженно глядя на незнакомцев.
– Маргарет, что-то надо сделать с малюткой, У тебя есть какая-нибудь надежная женщина?
– Дайте подумать… О да, самая подходящая – это Мэри, у нее есть собственные дети, – вспомнила Маргарет.
– Тогда решено. Мэтью, отнеси ребенка Мэри. Пусть она его накормит, вымоет и присмотрит за ним. Пусть скажет, болен малыш или просто голоден. Когда узнаешь, немедленно сообщи своей госпоже.
– Да, сэр, – сказал Мэтью.
Он взял в руки грязный сверток и вышел, пытаясь скрыть отвращение, которое вызвала у него такая неподобающая просьба. Вскоре он вернулся без ребенка, но с подносом, на котором нес хлеб и мясо для Ричарда и тарелку горячей каши для маленького мальчика. Слуга сообщил, что Мэри присматривает за крохой, а когда что-то станет ясно наверняка, то госпоже тут же доложат.
Ричард и его старший сын сели за стол. Было видно, что еда доставляет им истинное наслаждение, потому что до этого они пару дней почти ничего не ели. Остальные члены семейства собрались вокруг и молча, с состраданием глядели на них. Они не хотели торопить Ричарда с рассказом о том, что же все-таки произошло. Еда, похоже, вернула ему силы, и отрешенное выражение постепенно стерлось с его лица. Теперь он выглядел взволнованным и несчастным.
Том пытался немного поднять ему настроение, сказав:
– Представить себе не могу, как можно было остаться голодным, когда сегодня на всех улицах зажаривают целых быков.
– Правда? Кто? А почему? – удивился Ричард. – Я ничего не видел, потому что мы держались маленьких улочек. Но все равно даже там было много людей.
– Так, несколько человек вышли отметить коронацию нашего великого монарха Ричарда Третьего, – сказал Том.
– Она произошла сегодня? Я забыл об этом. Я потерял счет дням. Наверное, я не скажу даже, какой сейчас месяц. Все потеряло смысл с тех пор, как умерла Констанция.
– Дикон, расскажи, как это произошло, – мягко настаивал Нэд. – Сможешь ли ты поведать нам об этом несчастье? Бедняжка… Мне она так нравилась.
– Да, я помню, Нэд. Ты часто выезжал с ней на торфяники. Ты так хорошо к ней относился. Все было бы намного лучше, если бы я оставил ее в Морланд-Плэйсе. Может, она и сейчас каталась бы с тобой верхом. Там она была счастлива…
Он прервал свою речь, очевидно взволнованный собственными воспоминаниями. Малыш в оборванной одежде подвинулся к нему ближе и дернул за рукав. Ричард похлопал его по маленькой ладошке в ответ, принимая утешение сына.
– Что же произошло? – упорствовал Нэд.
Он и Ричард выросли вместе как братья. Никто не был так близок Ричарду, поэтому Нэд чувствовал себя вправе попытаться встряхнуть его и вывести из этого подавленного состояния.
– У нас должен был родиться еще один ребенок, – наконец вымолвил Ричард. – В прошлом году, зимой. Но он умер еще до того, как появился на свет. Он словно выскользнул из нее. Она была как испуганная овечка. Мы тогда находились в Уэльсе. Там так холодно зимовать. Мне кажется, что после этого Констанция так и не смогла согреться, как будто, потеряв ребенка, она приобрела вечный холод. Мы пошли на юг, потом на восток, чтобы оказаться ближе к теплым местам. Долгое время оставались в Котсволдсе – там я помогал ей на овцеферме. Затем мы снова снялись с места и двинулись в путь. В Солсбери Констанция сообщила мне о том, что беременна…
Он остановился, и Нэд вручил ему чашу с вином. Ричард отпил большой глоток, и ему как будто тут же стало легче. Он продолжил:
– Констанция всегда была сильной, тихой и спокойной. Она напоминала мне пони. У нее была легкая поступь, даже когда дитя находилось внутри нее, это не делало ее грузной. У нее были маленькие ножки. Ее словно вовсе не донимала пыль. Мы перезимовали возле Винчестера, а затем продолжили путь. Потом стали идти медленнее – Констанции становилось хуже, а возле Ридингса мы остановились. Здесь родился мальчик, в конце мая. Мы снова двинулись в путь, но она не чувствовала себя так, как раньше. Констанция жаловалась на боли. Ей трудно было ходить. Затем она подхватила лихорадку, а через два дня ее не стало.
Ричард потер рукой лицо, словно хотел стереть воспоминания о боли, которую испытывал. Его лицо было искажено горем.
– Женщина, акушерка… сказала…
– Что? – почти выкрикнул Нэд.
Ричард шумно вдохнул, как будто его давили рыдания.
– Она сказала, что я не имел права заставлять свою жену странствовать вместе с собой. Она сказала, что именно я… повинен в ее смерти.
– Но это не была твоя вина! – воскликнул Нэд. – Женщины ведь иногда умирают в родах.
Ричард не принял этих слов утешения. Он закрыл лицо. Его слова звучали приглушенно:
– Эта женщина сказала, что Констанция могла остаться жива, а умерла потому, что ей пришлось слишком быстро встать на ноги. Если бы ребенок родился в нормальных домашних условиях, то она бы не умерла.
В комнате воцарилась тишина. Слышались лишь прерывистые всхлипывания Ричарда. Элиджа тоже плакал, но беззвучно – только слезы катились по его щекам, оставляя мокрые бороздки на грязном личике.
Наконец Сесиль не выдержала и подошла к Ричарду. Обняв его, она сказала:
– Ты не знаешь наверняка. Она могла умереть, даже если бы ребенок родился дома. Женщины действительно умирают в родах, такова воля Божья. Так что успокойся, помолчи. Я думаю, что ты очень устал, ведь ты долго странствовал и ничего не ел. Почему бы тебе не пойти прилечь и отдохнуть? А малыш, Элиджа, ты пойдешь со мной? Я твоя кузина. Возьмешь меня за руку? Умница, хороший мальчик. Пойдем. Мы поднимемся наверх…
Так, мягкими уговорами, успокаивая их, она увела Ричарда и его сына, мальчика она держала за руку, а его отца поддерживала за талию. Остальные молча наблюдали, как они вышли из комнаты и тихо притворили за собой дверь. Ни у кого не было желания продолжать разговор. Сцена, свидетелями которой они стали, была слишком тяжелой.
– Бедняжка Констанция! – наконец вымолвил Нэд. – Да и Дикона мне так жаль! Но я уверен, что он со временем оправится от горя этой утраты, ведь все мы рано или поздно умираем. Давайте не будем омрачать сегодняшний праздник грустными мыслями. Будем надеяться на лучшее. Может, он вернется домой, и это доставит бабушке удовольствие.
– Нэд прав, – согласился Том. – Давайте приободримся. Это славный день для Англии.
Они просидели еще час, проведя его в приятной беседе. Потом они отошли ко сну, но каждый сохранил в своей памяти рассказ Ричарда, искренне сопереживая его беде.
В последующие несколько дней они все так или иначе возвращались к истории Ричарда. Отдых и еда восстановили его силы. Малютка, как оказалось, просто страдал от голода. Старший мальчик Ричарда в хороших домашних условиях чудесным образом превратился в очень приятного живого ребенка. Сесиль взяла на себя заботу о нем: она сожгла его лохмотья, искупала, одела в новое платье. Он оказался красивым малышом. Его волосы были не черными, как им показалось раньше, а темно-каштановыми, и Сесиль с большим удовольствием расчесывала и завивала его. Новые наряды Элидже подобрали тоже под цвет его волос. Мальчик был очень застенчивый и робкий. Он почти ни с кем не разговаривал, но постепенно под влиянием терпеливой Сесиль Элиджа стал чувствовать себя более непринужденно, хотя появление остальных членов семейства, похоже, по-прежнему словно накладывало на его уста печать молчания.
Все пытались выведать у Ричарда его дальнейшие планы, и выяснилось, что никаких планов у него нет, кроме того чтобы продолжать прежнюю скитальческую жизнь. Он ждал, когда ему подтвердят, что его ребенок вне опасности.
Сесиль не выдержала первой. Теряя терпение, она загнала его в угол и прямо заявила:
– Дети поедут со мной в Морланд-Плэйс.
Ричард казался удивленным.
– Я не собирался отправляться на Север так скоро. Я хотел двигаться дальше на восток. Думаю, что обитатели Восточной Англии очень отличаются от всех остальных.
– Ты можешь делать, что тебе заблагорассудится, Ричард, – раздраженно ответила ему Сесиль. – Хочешь, отправляйся на восток, хочешь, следуй по любому другому направлению стрелки компаса, но дети поедут со мной в Йорк.
Ричард покачал головой:
– Моя дорогая, ты не понимаешь. Мои дети отправятся со мной. Может, я и нанесу визит домой… в следующем году или через два года.
– Нет, это ты не понимаешь! – воскликнула Сесиль. – Ты не имеешь права брать таких маленьких детей в столь трудный путь. Как ты собираешься кормить малютку? Ты ведь почти уморил его голодом до смерти! Ты хочешь попытаться снова? А что ты намерен делать зимой? Тебе придется нести их сразу двоих, потому что Элиджа не может идти своими маленькими ножками по снегу.
Ричард задумался.
– Не буду скрывать, Мика вызывал у меня массу хлопот. Я мог бы доставать молоко, но только когда мы проходили бы по заселенной местности, но дети все время хотят есть, а я иногда попадаю в необитаемые места. Да, здесь я вижу трудности.
– Трудности! Так невозможно! Ребенок нуждается в еде и тепле, иначе он умрет. Такова правда, Ричард! Ты хочешь смерти своему ребенку?
– Нет, конечно нет. Наверное, ты права. Лучше, если вы заберете Мику с собой…
– И Мику, и Элиджу.
Ричард проявил упрямство:
– Нет, Элиджу я не отдам. Меня нельзя разлучать с ним. Он привык к странствиям еще с младенчества. Если вы заберете мальчика, я могу не увидеть его много лет. Он меня забудет…
– Тогда тебе лучше отправиться в Йорк вместе с нами, где и обосноваться с детьми.
– Нет, не могу. Я не могу бросить свое дело. Просто взять и забыть, зачем Бог призвал меня.
– Дядюшка Ричард, прошу вас посмотреть на этого ребенка, – сказала Сесиль. – Он растет. Ему требуются нормальный дом и хорошее воспитание. Ему нужны занятия, для того чтобы вырасти образованным джентльменом. А с тобой он станет диким, как звереныш! Он не сможет занять достойного места в обществе, если не получит хорошего образования.
– Почтенные мужи охотно разговаривают со мной, – с достоинством возразил Ричард.
– Потому что ты воспитывался в приличном доме, – уточнила Сесиль. – Потом ты сам выбрал себе путь. Имеешь ли ты право выбирать такую же судьбу для своих детей?
– Это лучшая из жизней, когда ты выполняешь заветы Бога. У меня есть обязательства…
– Возможно, – резко прервала его Сесиль. – Единственное, чего я не понимаю: как ты можешь чувствовать обязательства перед посторонними людьми и при этом совершенно забывать о своем долге перед родными?
Ричард посмотрел на нее широко открытыми от удивления глазами.
– Ты не веришь в мое призвание? Ты не веришь, что я иду на Божий зов?
Ясный взгляд голубых глаз Сесиль не замутился от смущения.
– Откровенно говоря, нет. Я думаю, что ты просто живешь так, потому что это доставляет тебе удовольствие. Однако это не меняет того неоспоримого факта, что раз уж у тебя есть дети, то они нуждаются в нормальном воспитании.
Ричард погрузился в раздумье.
– Я не могу перестать жить так, как живу, – наконец вымолвил он. – Я не могу жить в доме. Он меня душит. Нет, я не вернусь домой. Еще не время. Позволь мне забрать детей с собой. Хотя бы до конца лета. Затем я обещаю прийти в Йорк.
– Я сказала тебе: делай, как считаешь нужным, но дети поедут в Йорк со мной.
Он вздохнул.
– Чему быть, того не миновать. Но это тяжкое испытание, когда у мужчины отнимают его отпрысков.
– Ты можешь не расставаться с ними. Для этого тебе просто надо отправиться с нами.
– Еще нет! – в отчаянии выкрикнул он.
Он смотрел мимо нее, уставившись в окно, словно из темницы.
– Еще нет. Да, забери их. Может, я все же направлюсь на север, а не на восток. Если я пойму, что никак не проживу без детей, я вернусь. Позаботься о них, чтобы они не забыли меня. Я вернусь.
Он встал и пошел к двери.
– Куда же ты направляешься? – спросила Сесиль, одновременно и испуганная, и удивленная.
– Назад, – ответил он, словно не ожидал такого вопроса. – Назад в свою жизнь.
– Вот так? Прямо сейчас? Даже не попрощавшись?
– Нет причины оставаться дольше. А детям я лучше не буду говорить «До свидания». Тогда не будет слишком больно.
Он повернулся и вышел.
Сесиль подбежала к окну, а через секунду увидела, как он вышел на улицу, неся с собой свою нехитрую поклажу. Он не взял с собой ничего. Ричард осмотрелся по сторонам, а потом спешно двинулся на восток. Сесиль была поражена, наблюдая за ним, пока он не скрылся из виду. Она чувствовала, что ее обманули, ведь теперь ей придется объяснять всем, куда делся Ричард, не сказав никому ни слова, а Элидже сообщить, что отец покинул его.
– Почему я? – произнесла Сесиль сердито. – Ну почему все время я?!
Глава двадцать шестая
Элеонора была весьма удивлена, когда путешественники вернулись из Лондона в начале августа с двумя новыми детьми, которые должны были занять место в детской Морландов, под неусыпным оком ее гувернанток и горничных. К удивлению примешивалась и радость, поскольку Поль, как и его отец раньше, должен был отправиться на службу при королевском дворе. Теперь в доме опять будут привычно звучать детские голоса – на этот раз малышей Ричарда. Элеонора была вынуждена признать, что в последнее время ее дети и внуки не слишком радовали ее появлением наследников, и ниточка, которая тянулась в будущее клана Морландов, вдруг показалась ей очень тонкой. Она решила, что должна заняться поиском подходящих жен для Нэда и Эдмунда. По поводу достойной кандидатуры для Тома она намерена была переговорить с самим королем.
Однако до сих пор у нее почти не было свободного времени подумать об этом, поскольку Элеонора, как и многие другие видные граждане Йорка, была занята приготовлениями к приезду короля, который намечался на конец месяца. Почти сразу же после проведения коронации Ричард занялся текущими политическими делами. Он был хорошо известен северянам, поэтому решил посетить Йорк тридцатого числа. Йорк считался королевским городом. Его жители хотели, чтобы прием, который они окажут земляку, по теплоте и пышности превзошел прием в любом другом городе Англии.
Для Элеоноры этот визит имел особое значение, так как означал, что ей предстоит встреча с любимым внуком. Часто после возвращения своих родных из Лондона она заставляла их по нескольку раз пересказывать все подробности коронации, какие только они могли вспомнить. Ей нравилось слушать о том, что Том принимал непосредственное участие в торжественном шествии. Теперь же она предвкушала, как Том лично расскажет ей то, что, возможно, было скрыто от глаз обычных зрителей.
В субботу тридцатого августа король, королева и их сын принц Эдуард торжественно прибыли в город, войдя в него через ворота Микл Лит в сопровождении большой свиты, состоящей сплошь из великолепно одетых знатных вельмож, епископов и придворных. Принц был настолько маленьким и хрупким, что его носили повсюду под шатром. По обе стороны от него ехали его кузены: Уорвик, сын Кларенса, и Линкольн, сын сестры королевы, Элизабет. Мэр, олдермены [14]14
Олдермен – член муниципального совета в Англии.
[Закрыть], другие первые лица города и известные горожане ожидали приближение кавалькады за воротами.
Элеонора находилась среди тех, кто участвовал в торжественной встрече короля. Она была в темно-красном платье. Верхом на вороной лошади, да еще в таком ярком наряде, ее невозможно было не заметить, поэтому она первой после мэра и олдерменов приветствовала короля и королеву.
– Это самый счастливый день в моей жизни, – произнесла она со слезами на глазах.
Ричард искренне улыбнулся ей.
– Возможно, в нашей тоже, – сказал он. – Приезд в Йорк для нас равносилен приезду домой.
Том ехал сразу за королем в группе других оруженосцев, которыми управлял сэр Джеймс Тирелл, давний друг короля. Элеонора смогла лишь обменяться взглядом со своим внуком, потому что заговорить при таких обстоятельствах означало бы нарушить правила этикета. Кавалькада всадников двинулась дальше и вошла в город. Когда Элеонора въезжала в городские ворота, она подняла взгляд и внезапно вспомнила своего возлюбленного Ричарда, отрубленная голова которого была выставлена здесь на всеобщее обозрение, окровавленная и увенчанная шутовской соломенной короной.
«Вот и повернулось колесо истории», – подумала она. Он, только он должен был стать королем, но лучший из его сыновей занял трон, поэтому имя Йорка не ушло в небытие. Он для нее был король, самый замечательный король, которого только знала история Англии. «Покойся с миром, любимый. Все хорошо теперь. Все завершилось, как было задумано».
Сразу за воротами их ожидала огромная толпа ликующих горожан в праздничных нарядах. Люди держали в руках флаги с изображением солнечного светила, белых роз и белого вепря, который был личной эмблемой короля. Пока королевская чета ехала по городу, было показано несколько торжественных представлений. Улицы были украшены превосходными гобеленами, написанными на полотнищах ткани приветствиями и зелеными ветками. Когда они доехали до кафедрального собора, мэр произнес приветственную речь и продемонстрировал подарки, приготовленные горожанами для монарха и его супруги.
В ответ Ричард выразил благодарность за тот прием, который он получил от любимых земляков.
– Вы так тепло приветствовали нас, что нам хотелось бы по-особому чествовать этот город. Как вам известно, сын наш Эдуард – принц Уэльса и граф Честера. Мы намерены провести церемонию инвеституры [15]15
Инвеститура – формальное введение в должность или во владение.
[Закрыть]именно здесь, в Йорке, чтобы показать, как довольны этим славным городом и его славными людьми.
После слов Ричарда послышался громкий крик одобрения, так как это действительно была невиданная честь. Сразу же был определен день недели, подходящий для проведения торжеств, а господин Козине получил в Лондоне заказ на большое количество ткани и одежды для пошива церемониальных костюмов.
Следующие семь дней были посвящены официальным мероприятиям, официальным и частным обедам, ибо все в Йорке спешили засвидетельствовать свое почтение королю и королеве. Поскольку организация предстоящей инвеституры принца отнимала очень много времени, Том не смог вырваться домой, но Элеоноре удалось увидеться с ним, когда он прислуживал на королевском обеде, куда была приглашена и она. Они выкроили время для приятной беседы. Элеонора имела возможность поговорить и с королем тоже, причем непринужденная манера, в которой проходило их общение, не осталась незамеченной и вызвала сильную зависть у злопыхателей. Элеонора в шестьдесят семь могла позволить себе то, что другим смертным и не снилось, так как она обладала чувством собственного достоинства.
Ричард не скрывал своего восхищения этой женщиной и открыто говорил ей комплименты по поводу ее красоты. На ее лице по-прежнему прекрасно очерчивалась линия скул, а белый льняной головной убор придавал ее коже алебастровый оттенок. Глаза Элеоноры все еще ярко сияли, ослепляя синевой. В тот день она была одета в небесно-голубое бархатное платье, которое подчеркивало необычный цвет ее очей.
– Вам, наверное, довелось увидеть немало перемен, – сказал ей Ричард.
– Вы совершенно правы. Когда я еще была молоденькой девушкой, страна была погружена в хаос, творилось беззаконие, а фермы пустовали. Сейчас я наблюдаю мир и порядок. Страна процветает, торговля приносит доход, везде роскошествуют богачи, у нас хорошее и стабильно работающее правительство, а фермы благоустроены.
– Север по-прежнему дикий, – заметил Ричард, – но и его мы потихоньку приводим в норму. У меня большие планы: на северных территориях необходимо организовать деятельность отдельного Совета. Лондон слишком далеко. Совет северных провинций кажется мне хорошим решением проблемы. Я думаю, что во главе поставлю Линкольна. Он честный, серьезный парень, который предан интересам семьи, и он сможет контролировать Уорвика, оказывая на него облагораживающее влияние.
«Это то, о чем я всегда мечтала. Мои сыновья погибли в борьбе за наше дело, под знаменем вашего отца, но сегодняшнее появление короля доказывает, что мои сыновья сложили свои головы не напрасно», – так размышляла Элеонора. Этот суровый, по-военному строгий человек с открытым взглядом честных серых глаз стал достойной заменой своему отцу, Ричарду Йорку. Когда церемония инвеституры была завершена, Тому удалось на неделю приехать в отчий дом. Там активно обсуждали его будущее.
– Я хочу остаться на службе у короля, – сказал он отцу и матери, к полному восторгу Элеоноры. – Я теперь вхожу в число семи оруженосцев короля. Уверен, что король вскоре предложит мне пост при дворе, потому что он из тех людей, которые по достоинству ценят честность и преданность. Он как-то упомянул при мне, что хочет подыскать для меня подходящую партию, как только все утрясется.
– Но это же замечательно, Том. Твое будущее представляется мне обеспеченным, – ответила его матушка. – Единственное, что заставляет меня грустить, так это мысль о том, что ты будешь в Лондоне. Это так далеко. Мы едва ли сможем видеться с тобой.
– Но я могу находиться и не в Лондоне, – возразил ей Том. – Здесь будет делаться много назначений. Королева и принц вскоре вернутся в Мидлхем, и меня могут отправить вместе с ними. Как вам известно, король намерен собрать придворный штат для Уорвика и Линкольна. Говорят, что двух других принцев, сыновей покойного короля милорда Бастарда и милорда Йорка, отправят сюда. Возможно, я получу место при них, хотя надеюсь на лучшее. Конечно, я с сожалением думаю о разлуке с вами, но все же больше всего хочу быть со своим королем. Я верю, что получу место при дворе и останусь на службе у нашего монарха.
– Вот это настоящий Морланд, – зааплодировала Элеонора.
– О матушка, – вздохнула Сесилия.
– Не переживай так, Дейзи, ведь ты знаешь, что есть вещи, которые превыше семьи, – преданность королю и служба. Я рада, что Том это понимает. Обязательства Нэда я вижу совсем в другом – он должен жениться снова. У него должны появиться дети, и мы добьемся, чтобы он так и сделал. Он совсем, как ты, Том. Нэд очень любит расточать комплименты и уделять внимание дамам, на которых не собирается жениться.
Том широко улыбнулся в ответ.
– О бабушка, при дворе короля Ричарда такие вещи не поощряются, уверяю вас. у Нэда гораздо больше возможностей, чему меня, если говорить об этом.
В октябре идиллическая картина была грубо нарушена. Коварный конспиратор Мортон организовал еще один заговор, в который ему удалось втянуть тщеславного и легкомысленного Бекингема. Став правой рукой короля, лорд Бекингем испытал головокружение от успехов. Благодаря покровительству монарха и его искренней дружбе Бекингем сумел сколотить немалое богатство и узнать вкус славы. Теперь его обуяла жажда власти.
Он представлял себя новоявленным герцогом Уорвиком – «делателем королей», и, подобно героям прошлой истории, обнаружил в своем короле не так много достоинств, как ожидал. На самом деле Бекингем хотел бы видеть в короле более слабого правителя, на которого можно было бы легко оказывать влияние. Мортон, который опутал своей шпионской сетью и Англию, и Францию, подсказал Бекингему выход. Нет, страну не устроил бы прежний мальчик-король, так как незаконность его пребывания на троне была доказана, но другая кандидатура, чья родословная не вызывала бы таких нареканий, подошла бы для планов заговорщиков. Морланды обсуждали новости.
– Генрих Тидр? – изумилась потрясенная Элеонора.
– Теперь он величает себя Тюдором. Считает, что так его имя приобретает большую благозвучность, – сказал Эдуард.
– Но кто же он? – хотел непременно знать Нэд. – Каким образом он связан с троном?
– Он сын леди Стэнли, – ответил Эдуард. – Помнишь, я указал тебе на нее, когда она несла шлейф королевы на церемонии возведения на престол?
– Но Тидр не может претендовать на трон! – воскликнула разъяренная Элеонора.
– Он претендует на него, ссылаясь на родословную своей матери, – проговорила Сесиль ровным голосом. – Она последняя из рода Ланкастеров.
– Она дочь старшего сына из рода Бофоров, – пояснил Эдуард, – а поскольку в роду не осталось сыновей, то она автоматически становится наследницей, хотя что это значит?
– Именно, Эдуард, – поддержала сына Элеонора, – это ничего не значит. Ланкастеры – потомки Джона Гонта [16]16
Джон Гонт – герцог Ланкастерский (1340–1399).
[Закрыть], а Бофоры родились от его союза с любовницей. Такой союз не имеет права называться праведным или законным, поэтому они не могут претендовать на трон ни при каких условиях. Милорд Бастард имеет больше прав на трон, но даже он на него не претендует.
– Этот Генрих по обеим родительским линиям унаследовал грехи, так ведь? – спросил Нэд. – Не вы ли говорили, отец…
– Да, правда, – сказал Эдуард. – Его отец Эдмунд Тидр…
– …был незаконным сыном королевы Екатерины и ее валлийского любовника, – закончила за него Элеонора. – Должно быть, Бекингем сошел с ума. Страна никогда не примет такого претендента на престол, даже если им удастся сразиться с королевской армией.
– В стране осталось много сторонников Ланкастаров, – осторожно заметил Эдуард, не желая расстраивать Элеонору.
– Не хватит, чтобы одержать победу! – выкрикнула она в ответ.
– А еще надо помнить о Вудвиллах…
– Они-то с какой стати будут помогать Бекингему? – удивленно произнесла Элеонора.
– Мадам Элизабет знает, что ее сын не сможет стать королем, однако она не будет против того, чтобы трон заняла ее дочь, став королевой.
Элеонора сразу поняла замысел, и ее лицо исказилось гримасой отвращения.
– Выдать замуж принцессу Елизавету за Генриха Тидра? Хороша же будет королевская чета! Незаконнорожденная королева и такого же непонятного происхождения король, а правят всем Бекингем и Мортон при поддержке французских вояк! Боже милостивый, я удивляюсь только тому, что земля до сих пор не разверзлась и не поглотила их всех, ибо люди, в голове которых мог созреть такой план, не заслуживают снисхождения.
