Текст книги "Династия"
Автор книги: Синтия Харрод-Иглз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Эдуард последовал за ней, сохраняя на лице выражение обеспокоенности. Когда все заняли свои места за столом, Джо разлил вино и эль, и немедленно начался разговор, посвященный недавнему гостю.
– Разве он не ужасный коротышка? – звонко прозвучал голос Маргаритки. – Я не могла вынести, когда он начал ковыряться в зубах ножом.
– Не будь такой строгой, – холодно отозвалась Элеонора. Маргаритка немного удивилась, потому что обычно Элеонора была очень строга к тому, что касалось хороших манер человека.
Однако Изабелла, не очень чувствительная к подтексту, продолжила беседу в том же духе, что и ее невестка.
– Что мне особенно не понравилось, так это его отношение к лошади, он нещадно стегал ее кнутом. Так вести себя с животным нельзя. А вы обратили внимание на его пса?! Уверена, что он бьет и его.
Эдуард посмотрел на Элеонору, и в его глазах явственно читался вопрос: «Разве я вас не предупреждал?» Элеонора барабанила пальцами по столу с раздражением.
– Хватит, Изабелла, достаточно. Никому не интересно твое мнение.
– Да что я сказала?..
– Замолчи!
– Но даже Маргаритка заметила…
– Замолчи!
– Матушка! – начал Эдуард.
Джо, обходя стол, вопросительно посмотрел на свою госпожу. Элеонора холодно глянула на него и затем обратилась к присутствующим за столом:
– Раз уж все намерены обсуждать нашего гостя в такой бесцеремонной манере, мне лучше сказать первой. Мистер Брэйзен попросил руки Изабеллы.
За столом установилась мертвая тишина. Изабелла побелела как мел.
Затем Маргаритка нерешительно спросила:
– Вы, конечно, ему отказали, матушка?
Элеонора смерила ее ледяным взглядом.
– Я не отказала, но и не приняла его предложения. Пока… Я намерена ответить ему согласием, если мы договоримся об условиях.
– Матушка, нет! Вы не можете так поступить! – воскликнула Маргаритка. – Он же ужасный. Он некрасивый. Он простолюдин. Как он может претендовать на Изабеллу Морланд, одну из самых богатых девушек…
– Ты забываешь, что она больше не девушка, – произнесла Элеонора тихо. – Эта партия представляется мне очень хорошей. Он богат, и у него нет детей. Именно Изабелла или ее дети, если их ей пошлет Господь, унаследуют все.
Изабелла уронила вилку и невидящим взором уставилась на свою мать, не в силах вымолвить ни звука. Но при слове «дети» она вскочила с громким криком, как раненый олень, и бросилась вон из комнаты. Убегая, она не заметила, как опрокинула чашку, и ее содержимое разлилось по белой скатерти, оставив след, похожий на кровавый.
Когда разговор на эту тему продолжился позже, Элеоноре удалось склонить каждого на свою сторону. Маргаритка не могла не согласиться с тем, что это вполне сносная партия, коль скоро речь идет о хорошем статусе в обществе, особенно в сравнении с перспективой оказаться в монастыре. Эдуард нехотя признал, что мужчина и не должен обладать потрясающей внешностью, а манеры Эзры ничуть не хуже манер некоторых знатных господ в городе, с которыми ему приходилось иметь дело. Тринадцатилетний Джон вообще не мог понять, отчего поднята вся эта суета, ведь жить в городе намного интереснее и веселее, чем в удаленном поместье.
Единственный, кто подумал о чувствах будущей невесты, был Джо, посвятивший много времени разговорам с ней. На следующий день он застал Элеонору одну и решил поговорить с ней без свидетелей. Каждый день ранним утром Элеонора проводила полчаса в часовне, поминая в своих молитвах мужа и сыновей. К этому времени уже был установлен прекрасный мраморный мемориал. Он изображал юного воина и посвящался обоим ее сыновьям. На памятнике были указаны имена и годы жизни, а лицо воина являлось копией лица ее любимого Томаса.
Как только Элеонора увидела Джо, она сразу поняла, что он пришел умолять ее не принимать никаких решений. Она невольно сжала губы.
– Мадам…
– Нет, Джо. Я знаю заранее все, что ты хочешь сказать. Можешь не тратить понапрасну сил. Однажды тебе уже удалось переубедить меня, но на этот раз моя решимость сильнее твоих доводов.
– Она не хочет за него замуж, госпожа, – начал Джо. Элеонора не могла скрыть своего возмущения:
– Что? Какое она имеет отношение к тому, что я решила? Она обязана сделать, как велит дочерний долг. Все это потому, что ей всегда слишком многое позволялось. Ее отец испортил ее, а ты довершил это тем, что убедил меня быть более снисходительной к ней. Да что же такое есть в нашей госпоже Изабелле, что все вокруг должны потакать ее капризам?! Она всегда была эгоистичным, непокорным ребенком. Я не вижу ни одной причины, по которой всему дому надо подстраиваться под нее с ее бесконечными претензиями!
– Все не так…
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она разговаривала со мной…
– Я догадалась.
– Она не будет счастливой…
– Чепуха. Послушай, Джо, мой дорогой друг, ты ведь знаешь, что альтернативой замужеству станет монастырь. Там она будет еще более несчастной. Нет, на этот раз я приняла окончательное решение, ибо это может быть последним шансом устроить ее судьбу.
Джо красноречиво посмотрел на нее, но не вымолвил ни слова. Элеонора накрыла его руку своей и сказала:
– Что? Что такого есть в Изабелле, что могло заставить тебя вести со мной этот разговор? Она всегда ходила в твоих любимицах, так?
Джо подумал, что он должен использовать последний шанс спасти Изабеллу и, хотя страшился последствий, все же отважился:
– Да, мадам. Вы правы. Она настолько любима мною, что я не могу не спросить вас, как бы вы отнеслись к моей просьбе выдать Изабеллу замуж за меня?
– За тебя? – Элеонора, казалось, не до конца понимала смысл услышанного.
– Да, мадам. Я никогда не говорил с вами об этом, но если бы вы дали свое согласие…
– Это она тебя надоумила? – резко спросила Элеонора.
– Клянусь, что она не знает о том, что я сейчас веду с вами этот разговор.
Элеонора отдернула руку, словно ее ужалили.
– Ты серьезно?
– Более чем.
Она прищурила глаза и произнесла ледяным тоном:
– Тогда ты, наверное, сошел с ума! Жениться на Изабелле? Ты ведь мой слуга, мой слуга, и я советую тебе никогда об этом не забывать. Никогда больше не заговаривай со мной на эту тему.
С этими словами она стремительно покинула часовню, даже не удостоив его взглядом. Джо не мог сдвинуться с места, его била мелкая дрожь – он знал, какой серьезный проступок совершил. Он боялся, что потерял ее доверие навсегда. В ужасном настроении он отправился к Изабелле и рассказал ей обо всем.
– Я не смогу больше говорить с ней об этом. Я не смогу больше тебе ничем помочь. Может быть, я даже ухудшил твое положение этим разговором.
– Мне не в чем винить тебя, – произнесла Изабелла трагическим голосом.
Ее широко открытые глаза наполнились слезами. А затем ее внезапно охватил гнев, и она удивительно напомнила в эту минуту собственную мать. Изабелла злобно выпалила:
– Но ей не удастся сломить меня. Я этого не сделаю. Ты можешь передать ей, чтобы она даже не надеялась на этот брак, потому что я не выйду за него замуж ни при каких обстоятельствах!
Сначала Элеонора старалась урезонить дочь по-хорошему.
– Это же для твоего блага, – говорила она. – У тебя появится собственный дом. О тебе будут заботиться. Иначе нам придется подумать о монастыре.
Затем она пыталась представить ей иные заманчивые перспективы этого союза:
– Он старик. Может, он не задержится долго на этом свете. В любом случае, он даст тебе больше свободы, чем ты имеешь здесь. А когда он умрет, ты станешь богатой наследницей.
Элеонора нашла еще одно преимущество, которое должно было понравиться Изабелле:
– Ты будешь жить в пяти минутах от Хелен и Джона. Ты сможешь навещать их, часто видеться с сестрой и быть в курсе всех новостей.
Наконец запас терпения Элеоноры иссяк.
– Изабелла, бесполезно спорить со мной по этому поводу. Ты выйдешь за него замуж, потому что я приняла такое решение, – отрезала она. – Ты просто испорченная и неблагодарная девчонка, которая не принесла нашей семье ничего, кроме позора. Ты паршивая овца в стаде Господнем… Ты выйдешь за него. Ты станешь его женой. Точка.
– Вы не можете принудить меня сделать это, – вымолвила Изабелла. – Вы же не можете насильно привести меня в церковь. И ты не можете заставить меня произнести клятву, что я беру его в мужья. А если я не скажу этого, то брак не будет считаться законным.
– Это правда, – задумчиво произнесла Элеонора. – Пойдем со мной, дитя мое.
Они разговаривали в рабочей комнате Элеоноры, и Изабелла последовала за ней.
– Куда мы идем? – спросила она.
– Увидишь, – ответила ей Элеонора приятным голосом.
– Что вы собираетесь сделать?
На этот раз Элеонора не потрудилась ответить. Она вела свою дочь по переходам дома туда, где располагались кладовые комнаты. Она заглянула в одну из них, затем в другую, а потом шагнула в сторону от двери и приказала Изабелле войти внутрь.
– Что здесь? – спросила Изабелла, перешагнув порог. Комната была пуста, в ней стоял только какой-то древний деревянный комод. Было темно, и только из крошечного окна высоко под потолком просачивался слабый свет и в лоскутке неба открывался вид на дымоходы.
– Я не могу заставить тебя выйти замуж за Эзру Брэйзена, это так, – сказала Элеонора все тем же приятным тоном, пока искала ключ среди висевшей у нее на поясе связки, – но я могу тебя заставить захотеть этого. Я сейчас запру тебя здесь, и ты останешься в этой комнате до тех пор, пока не изъявишь желания согласиться на предложенный тебе брак.
– Нет! Вы не можете так поступить со мной! – закричала Изабелла, бросаясь вперед, но Элеонора успела быстро отойти и закрыть дверь. Пока она запирала ее на ключ, придерживая одной рукой, Изабелла яростно колотила в дверь руками и ногами.
– Выпустите меня! Выпустите меня! Вы не можете держать меня взаперти!
– Могу и буду! – заявила Элеонора и ушла. Спустившись вниз, она рассказала обо всем Эдуарду.
– Но, матушка, не слишком ли это сурово по отношению к бедной Белле? – засомневался ее старший сын.
– Бедная Белла стала большой упрямицей, к тому же своенравной и несговорчивой. Если бы я вбила в нее здравый смысл с самого начала, не поддаваясь ничьим влияниям, то сейчас не должна была бы прибегать к таким крайним мерам. Но как случилось, так случилось. Она выйдет замуж за Эзру Брэйзена, и это мое последнее слово. К счастью, погода стоит хорошая, так что она не пропадет. В комнате есть какие-то подстилки – на них она может спать. Через окно ей не убежать – оно слишком мало. Она образумится, потому что очень скоро поймет, каково это обходиться без хорошей еды и прогулок верхом. А чтобы не затягивать время наказания, я намерена немного поморить ее голодом.
– Матушка!
– Тише, молодой человек! Изабелле это не повредит. Ей будут приносить хлеб и воду, так что придется пока обходиться без любимых соусов. Я хочу, чтобы она проявила покорность, как и положено хорошей дочери. Пусть думает о том, что, будь она замужем, ела бы все, что ей заблагорассудится.
Неделю Изабелла просидела взаперти. Каждый день ей приносили кувшин с водой и кусок хлеба. Иногда она впадала в ярость, кричала и пыталась выломать дверь. Временами мерила шагами комнату, захлебываясь слезами. Но большую часть времени она сидела на комоде с мрачным и упрямым выражением лица и размышляла. Все продолжали заниматься своими делами, прекрасно зная о присутствии в доме узницы, но никто не посмел вмешаться и хотя бы тайно передать Изабелле еду. Элеонора продолжала сердиться на Джо. Она была настроена так решительно, что никто не осмелился перечить ее воле.
В конце второй недели Изабелла сильно похудела, побледнела, под глазами появились черные круги. Но она все равно продолжала проявлять упорство.
– Мне плевать, если я здесь умру, – заявила она. – Для меня смерть гораздо привлекательнее, чем это замужество.
Эзра снова наведался к Элеоноре, и она обговорила с ним все условия, но сказала, что не готова еще назначить день свадьбы. Брэйзен заподозрил что-то неладное и сразу начал выставлять той требования, но Элеонора решительно охладила его пыл.
– Если уж я оказываю вам честь, разрешив жениться на моей дочери, вы должны быть терпеливы и подождать, пока я сама сообщу вам дату свадебной церемонии. Вам не придется долго ждать.
После его ухода Элеонора погрузилась в раздумье. В конце концов она позвала свою горничную и приказала:
– Пойди к господину Дженни. Скажи, чтобы он дал тебе розги и принеси их мне в рабочую комнату.
Когда горничная выполнила распоряжение, Элеонора отпустила ее, а затем спустилась в комнату, где сидела в заточении ее дочь. С расстроенным видом она посмотрела на розги, которыми иногда учитель наказывал Томаса и Гарри за непослушание – другие мальчики росли спокойными и послушными. Она смотрела на это орудие наказания, словно представляя его силу. Лицо Элеоноры было печальным, но она считала, что должна выполнить свой долг, даже если это не принесет ей ничего, кроме горечи. Она провела рукой по лицу, а затем выпрямилась, словно приняла окончательное решение, и, достав ключ, вставила его в замочную скважину.
Изабелла обвенчалась в церкви Святой Троицы на следующий день после праздника урожая.
День выдался пасмурный, но теплый. Целый день накрапывал мелкий дождь. Изабелла проплакала все время, словно соперничая с погодой. От слез у нее опухли и покраснели глаза, изможденная и уставшая, она выглядела гораздо старше своих лет. Эзра Брэйзен явно с колебанием ответил согласием во время произнесения традиционных обетов. Изабелла же, напротив, отвечала хотя и тихо, но не колеблясь. За неделю она поняла, что готова умереть, чтобы не выйти замуж, однако не готова терпеть ежедневные побои, и лучше уж выйти замуж. Ее страшила не столько боль, сколько унижение, которое она испытывала. Больше всего ее сломило ожидание неминуемого наказания. Теперь она совершенно точно знала, какие испытания ей не под силу.
Еще она совершенно точно знала, что никогда и ни при каких обстоятельствах не простит свою мать. Во время свадьбы и пира, который состоялся после церемонии, она часто останавливала свой взгляд на Элеоноре. В ее глазах была неприкрытая ненависть. Элеонора видела это, но решила не придавать значения настроению своей дочери. Она считала, что теперь, когда дочь устроена в жизни, она поймет, что все было сделано для ее же блага и для пользы семьи. А если и не поймет этого, то какая, в сущности, разница? Изабелла замужем, и ничто не изменит положения дел. Эзра неуклюже танцевал со своей невестой, на свадьбу он надел туфли на высоких каблуках, чтобы не казаться ниже Изабеллы. Перехватывая ее взгляд, что, впрочем, случалось не очень часто, Эзра многозначительно улыбался и кивал ей головой. Она не отвечала ему, ибо с ужасом представляла себе грядущее испытание. Больше всего ей не нравилась его манера облизывать губы.
В первый раз за многие годы перед ней возникло лицо ее давно покинувшего этот мир возлюбленного. Он улыбался ей через годы, которые их разделяли. Люк был ей особенно дорог и мил теперь, и никогда прежде она так ощутимо не осознавала, что он потерян для нее, потерян навеки. «О Люк, почему смерти было угодно разлучить нас? Боже мой, что я сделала, чтобы заслужить такие страдания?» – плакало ее сердце.
Глава шестнадцатая
Изабелла лежала в кровати, со страхом ожидая своего мужа. До нее доносились шаги поднимающегося по лестнице Эзры. Прошло всего два месяца со дня свадьбы, но ей казалось, что они тянулись дольше всей ее прежней жизни. Их новая кровать была из резного бука, а покрывало сшито из небесно-голубого шелка, но это были единственные красивые вещи во всем доме. В остальных комнатах стоял неприятный удушливый запах затхлости. Изабелла всегда не очень жаловала городскую жизнь, потому что не любила шума и неизменного зловония. Она предпочитала свежий, рвущийся в лицо ветер, ей нравилось уединение загорода. А этот дом пах так, словно город с его отвратительными запахами проникал сюда сквозь стены.
Слуги здесь были старыми. Пожилая супружеская пара находилась в услужении у Эзры уже много лет. Они делали свою ежедневную работу по дому в полной тишине, стараясь не поднимать глаз. Третьим слугой оказался их сын, психически неполноценный мальчик, у которого рот был постоянно растянут в идиотской улыбке. От слуг тоже исходил отвратительный запах. Эзра мылся только в том случае, если отправлялся по очень важным делам. Слуги не мылись совсем, так что «аромат», который они источали, вызывал у Изабеллы слезы.
Семья вполне примирилась с этим браком. В присутствии кого-нибудь из членов семьи Эзра вел себя просто безупречно. Он старался следить за своими манерами за столом и обращался с Изабеллой исключительно галантно. В такие минуты ей хотелось кричать от несправедливости.
Эдуард, напротив, принимал все за чистую монету и даже пробормотал Маргаритке что-то похожее на похвалу, отметив, что парень, дескать, оказался вполне скромным и порядочным. Изабелле не на что было пожаловаться, потому что Эзра заботился о соблюдении внешних приличий. И никому не дано было узнать, через какие муки ей приходится проходить каждую ночь.
С наступлением темноты она каждый раз напряженно ожидала его появления в своей спальне. Это напоминало ей то унизительное ожидание, когда ее мать появлялась в кладовой комнате с розгами в руках. Нет, Эзра не избивал ее, он просто умел причинять боль по-другому. В первую ночь он был слишком пьян, чтобы заметить подпорченную девственность Изабеллы. Он мучил ее так долго, что она невольно начала кричать. В ответ на это он сказал, что так и должно быть и святая обязанность женщины мириться с болью.
Только тогда Изабелла поняла, почему она наказана судьбой. Ее наказывали Господь и Святая Дева за то, что она согрешила с Люком. Если бы она не нарушила предписанных правил, то и не узнала бы, какова настоящая любовь и какие чувства должна вызывать близость любящих друг друга мужчины и женщины. Если бы ей не довелось узнать все это, то выносить издевательства Эзры оказалось бы намного легче. Она научилась не кричать, потому что чем больше она кричала, тем сильнее он ее мучил. Изабелла не понимала, какова природа получаемого им удовольствия, но безошибочно поняла, как это можно остановить. Однако он стал еще изощренней в своих пытках, у него в запасе была сотня способов причинить ей боль и заставить физически страдать. В довершение ко всему он ставил свечу у изголовья кровати, чтобы улавливать малейшие изменения в выражении ее лица, когда мучил Изабеллу.
– Так и должно быть, цыпленочек, – шептал он ей, и она чувствовала несвежесть его дыхания. – Такова женская доля, знаешь ли. Придется терпеть, так уж заведено природой.
Как только она издавала хоть малейший звук, он начинал смеяться, щипать и больно сжимать ее снова.
Иногда Изабелла думала о том, знает ли он, что у нее был любовник. Может, поэтому он настойчиво терзал ее, чтобы вынудить признаться в этом? Она лежала, сжав зубы, и, чтобы заставить себя молчать, кусала кончик языка так, что он начинал кровоточить. Она не хотела доставить ему удовольствие увидеть ее плачущей. Изабелла смахнула слезы и глубоко вдохнула, когда услышала звуки приближающихся тяжелых шагов. Мурашки невольно побежали у нее по коже от плохих предчувствий, а ладони внезапно вспотели. «О Матерь Божья, о Боже милостивый, дай же мне сил вынести это. Пусть это закончится как можно быстрее, если уж такова воля Твоя», – вне себя от страха, шептала Изабелла.
Дверь с тихим скрипом отворилась, и тени от свечей резко запрыгали по комнате. Она отчетливо услышала его дыхание в тишине комнаты. «Боже милостивый, Пресвятая Богородица…» Внезапно ей пришел на ум вопрос: отчего умерла его первая жена?
– Ты не спишь, цыпленочек? – тихо хихикая, произнес он.
Семья собралась на Рождество, и все пребывали в приподнятом настроении, потому что и Сесилия, и Изабелла одновременно o6ъявили о беременности. Известие Изабеллы было встречено с удивлением и удовольствием, поскольку мало кто верил в плодовитость их брака с Эзрой. Вообще-то Эзра не выглядел таким довольным, как ожидалось. Только тот, кто знал особенности их отношений, смог бы заподозрить всю правду: беременность означала прекращение всяких сексуальных контактов между мужем и женой до самого рождения ребенка, что было спасением для Изабеллы.
– Я так за тебя рада, – произнесла Маргаритка, поглаживая руку своей любимицы Изабеллы, – ведь ты, должно быть, счастлива.
– Да, можно сказать и так, – вяло ответила Изабелла.
– И все? Но ты же так любишь малышей. Моих, во всяком случае, ты обожала.
– Твоих мне не приходилось рожать, – заметила Изабелла. Хелен выглядела несчастной и грустной. Она держала свою маленькую племянницу Сесиль на коленях.
– Некоторые готовы выдержать все ради счастья иметь детей. О, если бы только Бог благословил нас с Джоном…
– Бедняжка Хелен, – у Маргаритки было доброе сердце, и она всегда была готова проявить сочувствие. – Но ты и так получила благословение. Подумай, ведь Джона могли убить на войне, как Томаса и Гарри. Ты должна быть благодарна за то, что он вернулся целым и невредимым.
– Да, это правда. Но еще большую благодарность я бы испытала, если бы имела и его, и двух детишек, как ты. – Затем она обернулась к Изабелле: – Белла, ты выглядишь очень уставшей. И ты сильно похудела. Ты не больна?
– Нет, наверное, это просто так влияет на меня беременность, – резко ответила Изабелла, чтобы предупредить следующие вопросы.
Она оглянулась вокруг, стараясь не встретиться взглядом с сестрой, и увидела своего мужа, занятого разговором с Элеонорой, конечно же, о делах.
– Мне приятно быть дома. Интересно, позволит ли мне матушка рожать здесь, а не в городе?
– Думаю, что да. Если твой муж не будет возражать, – ответила Маргаритка веселым тоном. – Ведь нам следует ожидать рождения детей в одно время? Хотя, может, дома тебе было бы удобнее?
Изабеллу передернуло.
– Дом для меня здесь.
Изабелла говорила очень напряженным тоном, и Сесилия, не желая бередить старые раны, оборвала разговор.
В то лето, пока герцог Уорвик вел переговоры во Франции по поводу женитьбы короля, сам король был в Уэльсе, где усмирял волнения. Элеонора в это время занималась расширением своего производства, используя для этого поля возле полученной от Эзры мельницы. Приобретение мельницы означало, что она может весь процесс изготовления ткани организовать силами своих работников. Овечью шерсть развозили по коттеджам на лошадях. Там работали прядильщицы, которые в конце недели передавали выполненную работу ткачихам.
Вытканную ткань затем отправляли на мельницу, там ее пропускали через барабаны, которые постоянно крутились под давлением воды. После этого ткань расстилали на огромные деревянные помосты, чтобы она высохла и выгорела на солнце. Вскоре они уже производили такое количество материи, что все бескрайнее поле вокруг представляло собой сплошное белое полотно. Высушенную ткань снова выкладывали на деревянные козлы и обрабатывали вручную: видимые недостатки исправляли с помощью специальных пинцетов.
Затем уже другая группа работников занималась покраской ткани в огромных бочках. Некоторое количество ткани уходило на продажу специально непрокрашенной. После покраски ткань вычесывали и нарезали. Ее сворачивали и, наконец, отправляли на склад, где сортировали, проставляли штампы и грузили на лошадей для последующей отправки торговыми баржами вниз по реке. В конце пути следования партию товара обычно уже ожидали крупные торговцы.
Большим спросом пользовалась грубая крепкая материя. Работники Элеоноры производили также и тонкую ткань, но в малом количестве. Она отличалась красивым рисунком, изысканностью отделки и была очень дорогой. На рынке эта ткань была известна под названием «Морланд». Элеонора была неутомима, когда дело касалось торговли и производства. С таким числом работников приходилось быть особенно внимательной, чтобы контролировать качество, наказывать нерадивых. Каждого работника она знала по имени, была осведомлена о его семейном положении, поэтому, совершая обход, часто останавливалась поговорить с ними, узнать, что им нужно, предложить помощь, если она требовалась. Установив с работниками такие отношения, Элеонора могла рассчитывать на их честность.
Она выезжала почти каждый день, и частенько ее не было дома уже на заре. Возвращалась она обычно не раньше, чем начинало смеркаться. Кроме того, она сама занималась ведением всей отчетной документации, понимая, что Эдуард не очень силен в цифрах. Хотя Элеонора и могла передать ведение домашнего хозяйства Маргаритке, она предпочитала все контролировать сама. Эдуард помогал ей тем, что занимался управлением нескольких поместий и следил за делами на ферме. Но даже здесь Элеонора позволяла себе вмешиваться и время от времени выезжала на ферму, прихватив с собой малыша Джона, для того чтобы он набирался опыта. Посещение одних только особняков на территории поместья могло занять весь день, но Элеонора все равно успевала всюду.
Ее энергии можно было только позавидовать. Даже Изабелла, которая в августе вернулась в Морланд-Плэйс для подготовки к родам, с неохотой вынуждена была признать, как много сделала ее матушка. Маргаритка иногда позволяла себе мягкие намеки на то, что Элеоноре не стоит так сильно себя нагружать, что Эдуард и она могли бы со всем успешно справиться. И только Джо было понятно, что Элеоноре требуется эта кипучая деятельность, чтобы заглушить голос одиночества в своем сердце. Иногда, когда пришло лето и долгие летние вечера радовали своим теплом, Джо выходил в сад, который они вместе разбивали и выращивали. Он сидел у ног своей любимой госпожи, играя ей на гитаре, пока та отдыхала, вдыхая свежий чистый воздух, и смотрела в небо.
Бывало, она закрывала глаза, и тогда он всматривался в ее лицо, отмеченное морщинками печали. Она была женщиной, которой требовалась любовь, а с уходом мужа и того, другого мужчины, который был смыслом ее жизни, в ее сердце поселилась пустота. Она потеряла сына, которого боготворила и выделяла среди других детей, и это тоже изранило ее душу. Но проходило время, она открывала глаза и встречала взгляд Джо. Элеонора улыбалась ему и обнимала за плечи, молча выражая свою благодарность за поддержку. «Спасибо за понимание», – говорил ее взгляд. Она очень тепло относилась к нему за то, что он неизменно был рядом.
Изабелла однажды увидела их из окна и подумала, что теперь у нее должны отпасть всякие сомнения. Как никогда раньше, она была уверена, что они любовники. Она вообразила, что ревность заставила ее мать с таким упорством желать замужества дочери. Горечь и разочарование Изабеллы от этих размышлений только усилились.
Жарким августовским днем у Изабеллы начались схватки. Они дали о себе знать ранним утром, и ее мгновенно охватила паника. Ясное осознание того, что ей предстоит испытать, приводило ее в ужас. Больше всего Изабеллу страшило то, что эта боль неизбежна.
– Роды не начнутся в ближайшие несколько часов, – голосом умудренной опытом женщины наставляла ее Маргаритка.
Она сама была сейчас большой и неповоротливой, так как ожидала скорого рождения ребенка, но все равно ни за что не хотела покидать свою Изабеллу. Она выполняла все ее желания, которые у той возникали то и дело.
– Как ты думаешь, смогла бы ты немного походить? Это облегчило бы твое состояние.
Но Изабелла покачала головой и застонала.
– Я знаю, что умру. Мне уже ничего не поможет.
С наступлением темноты она впала в забытье. Она совершенно потеряла ощущение времени, не в силах выносить непрекращающуюся боль. Изабелла переводила взгляд с одного лица на другое, но, казалось, никого не узнавала. Она жалобно стонала и вслух произносила молитвы с просьбой поскорее прекратить ее мучения. Элеонора и Ани, которые обладали большим самообладанием, чем Маргаритка, подняли ее на ноги и заставили ходить. Собственно говоря, они просто поддерживали ее, потому что Изабелла не шла, а волочила ноги. Все было бесполезно.
– Изабелла, возьми себя в руки, – резким тоном произнесла Элеонора. – Ты должна ходить, иначе как ребенок сможет родиться?
Но Изабелла только стонала, предрекая себе скорую смерть. В два часа ночи Элеонора послала за повивальной бабкой.
– Она не справится сама, – сказала Элеонора. Акушерка осмотрела свою пациентку и поцокала языком:
– Ребенок очень большой, а она маленькая. Это первые роды? Она ходила? Нет? Это плохо. Давайте посмотрим, что можно сделать.
На рассвете Изабелла кричала, не помня себя от боли. Для нее уже ничего не имело значения: ни где она, ни что с ней происходит. Единственное, что она еще ощущала, это боль, которая была везде. Ей казалось, что кто-то намеренно подвергает ее пыткам. Она представляла, что умерла и попала в ад, а черти тычут в нее своими раскаленными длинными вилами, наказывая за грехи. Подручные дьявола говорили страшными голосами, эти звуки набухали в ее голове, а затем громко взрывались. Они были все словно на одно лицо – порочные, злые, безжалостные. Они хотели растерзать ее и смеялись над ней. Она кричала:
– Матерь Пресвятая Богородица! Помоги мне! Я не согрешила. Прости меня. Я не буду больше. Хватит.
У одного из чертей было лицо ее мужа, и он особенно старательно мучил ее.
– Она слишком маленькая, – сказал дьявол женским голосом. – Нам придется вытягивать его.
Кто-то попытался разорвать ее изнутри.
– Нам придется вытягивать его, – произнесла акушерка. – Она может умереть. Мне понадобится ваша помощь.
– Ребенок выживет? – спросила Элеонора.
– Не могу сказать точно, – ответила акушерка. – Наша задача спасти роженицу. Останется ли в живых ребенок, я не знаю.
– Постарайся быть храброй, любимая моя, – проговорила Элеонора, отирая пот со лба дочери.
Она не могла не видеть, что лицо Изабеллы искажено судорогой постоянной боли.
Изабелла снова закричала. Ее крик звучал пронзительно, словно принадлежал не человеку, а животному.
Элеонора задрожала от плохих предчувствий.
– Поторопитесь! Она страдает.
Сесилию отослали из комнаты, потому что она была на грани обморока. Элеонора и Ани остались с акушеркой. На дверях поставили горничных на случай, если понадобится их помощь. Сесилия спустилась вниз, где ее принялся утешать Эдуард. Джо сидел у окна, глядя на утренний свет. Его лицо было искажено гримасой страдания и боли. Изабелла всегда была предметом его особых переживаний.
Крик превратился в однотонный высокий звук. На самом пике он вдруг оборвался. Казалось, человеческое ухо не могло бы выдержать знака такого невыносимого страдания. В воцарившейся на минуту тишине вдруг послышался слабый плач ребенка. Маргаритка крепче прижалась к мужу и разразилась слезами.
