Текст книги "Династия"
Автор книги: Синтия Харрод-Иглз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
– Ваш визит осчастливил меня, ваша светлость, – ответила Элеонора, и эти слова были не просто проявлением вежливости – она говорила искренне.
– Прошу вас, давайте обойдемся без церемоний, госпожа Элеонора. Я чувствую себя так, как будто знаю вас всю свою жизнь, хотя, возможно, мои ощущения оправданны.
– Милорд, если вы настаиваете на том, чтобы мы обходились без церемоний, тогда я повторю, что ваш приезд явился для меня большой честью. Лорд-констебль Англии, управитель северных провинций – кто бы не почувствовал себя польщенным вниманием такого именитого человека?
– О, я полагаю, что истинное удовольствие от знакомства не зависит от званий человека, особенно если он их недостоин.
– Это не о вас, потому что вы их по праву заслуживаете. Вы так похожи на своего отца…
– Я хочу поблагодарить вас за добрые слова, госпожа Элеонора. Всем сердцем надеюсь и в будущем не потерять этого сходства. Я мечтаю быть достойным его имени. Давайте отставим в сторону комплименты, которые заставляют меня краснеть, поскольку я прежде всего воин, как и мой отец, и не привык к придворным манерам обхождения.
Элеонора рассмеялась.
– При дворе, как я слышала, любой комплимент сопровождается последующей просьбой об одолжении.
Ричард улыбнулся ей в ответ.
– Что же вы собираетесь попросить у меня?
– Прошу вас поверить мне, милорд, что я не расточала вам комплиментов, а лишь говорила правду.
– Это замечательно, потому что для меня нет ничего милее правды. Поэтому настаиваю, чтобы вы сказали мне, могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
Они взглянули друг на друга, и в их глазах было взаимопонимание.
– Мой внук Нэд, – сказала Элеонора.
Ричард кивнул.
– Прекрасный мальчик, крепкий и смышленый.
– Его наставник вложил в него много сил, чтобы он преуспели в учебе, и в музыке, и в играх. Он получил много знаний о том, как правильно вести дела, поэтому однажды станет богатым человеком. Но больше всего мне хотелось бы, чтобы он научился вращаться в высшем обществе. Я была бы вам более чем благодарна, если бы вы рекомендовали его…
– Для службы при дворе? – спросил Ричард.
– Так высоко мои надежды не поднимались, – проговорила Элеонора.
– Если бы он стал личным пажом короля, то, несомненно, прошел бы хорошую светскую школу, – сказал Ричард. – Придворная служба имеет еще одно преимущество: человек усваивает знания очень быстро. Мне он показался мальчиком с сильным характером, поэтому я не вижу опасности в том, чтобы ввести его в свет.
– Милорд, я не знаю, как благодарить вас.
– Так и поступим. Мне, как представителю своего брата в северных провинциях, хотелось бы сделать вам приятное.
Через час после наступления рассвета гости уже покинули дом. Они уехали, закутавшись в меха, поскольку на дворе стояла ветреная мартовская погода. Анна прекрасно держалась в седле, чем снова напомнила Элеоноре ее Изабеллу. Когда они обменялись привычными в таких случаях словами прощания, Элеонора, поддавшись порыву, обняла молодую жену Ричарда, и та ответила ей такими же теплыми объятиями.
– Да благословит вас Бог, – сказала Элеонора, и слезы выступили на ее глазах. – Вы обязательно будете счастливы вместе, потому что вы, как никто, этого заслуживаете.
– О, благодарю вас, – ответила Анна, а затем обратилась шепотом к Элеоноре: – Я так сильно его люблю.
Через мгновение они уже выехали со двора, держа путь на север, а Морланды поспешили внутрь, в тепло своего дома, чтобы вернуться к обычному течению жизни.
Лорд Ричард был человеком слова – уже в апреле, вскоре после известия о том, что королева счастливо разрешилась от бремени еще одной дочерью, Нэд отправился в Лондон, чтобы поступить на службу к королю. Ему еще не исполнилось и тринадцати, хотя он был хорошо развитым для своего возраста мальчиком, и было бы неудивительно увидеть в его глазах слезы при прощании с родным домом, который, возможно, ему не придется увидеть многие годы. Однако Нэд был настолько возбужден открывавшимися перспективами, что едва сдерживал свою радость. Сесилия же пролила немало горьких слез, думая о том, что ее мальчик уезжает от нее далеко и надолго.
Маленькая Сесиль тоже неожиданно дала волю слезам, а затем убежала в сад, где нарыдалась вдоволь. Крошка Эдмунд немедленно последовал за ней, желая утешить кузину. Когда Элеонора несколько позже наткнулась на нее, уже беззаботно играющую, то не выдержала и спросила, почему Сесиль расплакалась. Элеонора предположила, что она плакала от разлуки с любимым братом.
– О да, бабушка, мне было жаль, что Нэд покидает нас, – уклончиво ответила Сесиль.
– Но я вижу, что ты плакала не из-за этого. Рассказывай же, дитя мое! Чем были вызваны твои слезы?
– Мне тоже хотелось в Лондон, – неохотно призналась Сесиль. – Я думаю, что такая поездка – это самое замечательное событие в жизни. Мне было жаль, что я не родилась мальчиком. Так несправедливо, что именно им достается в жизни все самое интересное.
Элеонора отвернулась, чтобы скрыть улыбку, но внутренне содрогнулась при мысли, что Сесиль уже так сильно напоминает свою мятежную тетю Изабеллу.
Глава девятнадцатая
Элеонора закончила читать письмо и подняла взгляд на сидевших вокруг нее членов семьи.
– Ну, что же, – сказала она. – Что вы об этом думаете?
– Война с Францией, – задумчиво произнес Эдуард, и в его голосе были слышны нотки сомнения. – Я не знаю.
– Почему нет? – удивилась Хелен. – Почему мы не можем вернуть земли, которые испокон веков были нашими?
– Все не так просто, – проговорил Эдуард. – Я думал о торговле, о том, как война отразится на ней. Не стоит забывать, что мы полностью зависим от вывоза нашей ткани…
– О, ткань? Кого это сейчас волнует?! – порывисто выкрикнула Сесиль. – Какое это имеет значение, если мы должны думать о славе Англии, о солдатах, которые отправляются в поход, навстречу опасностям…
– Достаточно, – резко оборвала дочь Сесилия. – Не забывай, что солдаты могут быть убиты. Твой брат Нэд тоже там.
– Не стоит говорить о смерти, это плохая примета, – сказала Хелен, ее рука невольно коснулась плеча Эдмунда, словно она хотела удостовериться, что он слишком мал, чтобы отправиться на войну.
– Но все, что я говорю, правда, – воскликнула Сесилия. – Помните… – Однако она не стала произносить имена Томаса и Гарри вслух.
– Уж меня-то не убили бы, – сказал Том, подпрыгивая на месте от охватившего его возбуждения. – Я был бы очень-очень умным. Я бы держал меч вот так…
– Никуда ты не пойдешь, – презрительно бросила Сесиль. – Ты слишком мал.
– Ему уже почти девять, – защитила брата Маргарет, но Том не нуждался в чужом покровительстве, потому что и сам был в состоянии постоять за себя.
– Я подрасту и все равно отправлюсь в поход, – заявил он. – А ты навсегда останешься девчонкой, так что никуда не пойдешь.
– О, как я ненавижу быть девочкой! – выкрикнула Сесиль. – Это так несправедливо! Я хочу отправиться в поход вместе с Нэдом, я хочу сражаться на стороне короля, но не могу ничего такого сделать только потому, что я девочка.
– Ты сможешь внести свой вклад, – примиряющим тоном сказала Сесилия. – Когда ты выйдешь замуж, то подаришь своему мужу прекрасных сыновей. Это и будет твоя посильная помощь нашему делу.
– Я хочу выйти замуж за воина, – быстро ответила Сесиль.
– Ты выйдешь замуж за того, кого тебе найдет семья, – резко произнесла Элеонора.
Элеонора уже имела на примете жениха для Сесиль, которая в четырнадцать была настолько развита физически, что вполне была готова к обручению с перспективой сыграть свадьбу в следующем году. У Элеоноры установились хорошие деловые отношения с текстильщиком по имени Дженкин Баттс, у которого было не только два чудесных сына, но и порядочно золота в придачу. Старшего из них Элеонора выбрала мужем для Сесили. Дженкин Баттс был из йоменов, но женился на дочери джентльмена и добился обращения «господин» благодаря своим собственным заслугам. Возможно, сходство его жизненной истории с историей Роберта позволило Элеоноре быстро найти с ним общий язык, а мысль о том, что между их семьями могут возникнуть родственные отношения, вызывала у нее только положительные эмоции.
– Мне не нравится, что слово «хочу» не сходит у тебя с языка, – заметила она Сесиль, но та смело выдержала ее взгляд, ничуть не смущаясь. – Ты должна быть готова выполнить свои обязательства перед семьей. При этом тебе следует помнить, что некоторые вещи происходят независимо от того, хочешь ты этого или нет.
– Бабушка, но я не могу не хотеть. Я уверена, что ты желала того же самого, когда была в моем возрасте.
– Замолчи и придержи язык! – сердито отозвалась Элеонора. Сесилия неодобрительно покачала головой и сурово посмотрела на дочь:
– Сесиль, ты не должна так себя вести. Иди-ка лучше в классную комнату и почитай, что наш Господь говорил о покорности и послушании. Оставайся там, пока не образумишься.
Сесиль вышла из комнаты с мрачным выражением лица. Когда она исчезла из виду, Элеонора сказала:
– Этот ребенок становится неуправляемым.
– В последнее время я много размышлял, – произнес Эдуард неуверенно, – не подумать ли нам о новой гувернантке для нее. У меня такое чувство, что Ани не справляется с ней, и в ее возрасте это простительно.
– Ерунда, – отрезала Элеонора. – Ани моложе меня.
– Матушка, вы у нас особый случай, – Эдуард улыбнулся, глядя на мать. – Даже бедняга Джо не поспевает за вами. У меня уже немало седых волос, а вы… – он с восхищением посмотрел на Элеонору.
Ей уже было почти пятьдесят девять, но она сохранила такую же прямую осанку. Она по-прежнему была стройной, а ее черные волосы отдавали все таким же блеском, как и раньше, не тронутые ни сединой, ни временем. Если Элеонора и знала секрет сохранения этого насыщенного черного цвета, то об этом было известно только ее горничной. Ее яркие глаза поражали все тем же сапфировым оттенком. Самое главное, что она была все так же неутомима. Ани располнела с годами так, что, бегая за девочками, задыхалась. Джо, бывало, жаловался на боль в суставах, особенно если погода на дворе стояла сырая. Одну Элеонору время словно обошло стороной, не коснувшись своей жестокой рукой.
– А вы не становитесь старше, – сказал Эдуард, подходя к ней, чтобы поцеловать мать в щеку. – Нет ничего удивительного в том, что заяц считается колдовским животным.
– Прекрати, дитя мое, не говори неподобающих вещей, – пристыдила его Элеонора, но ее улыбка говорила, что она довольна услышанным. – Теперь, когда нас некому прерывать, мы можем вернуться к вопросу о войне. Наш державный монарх Эдуард нуждается в денежной поддержке. Он просит нас дать ему золота на благотворительные цели. Я понимаю, что «благотворительные цели» могут сравниться с налогом, который требуют от нас в очень мягкой форме, но вопрос о том, платить или нет, даже не стоит. Речь идет о сумме.
– Я считаю, что нам не стоит скупиться. Не нужно забывать, что Нэд связан со двором. На нем не самым лучшим образом отразится скромность нашего вклада. Раз он на службе у короля, мы не можем допустить, чтобы мальчик почувствовал хоть какую-то неловкость.
– Мне нравится ход твоих рассуждений, – заметила Элеонора, – ибо, какой бы глупой ни казалась мне эта война, раз король отправится на нее, то и Нэд будет его сопровождать.
– Есть еще одно обстоятельство, матушка, – произнес молодой Ричард, который до этого, по своей привычке, хранил полное молчание. После шестилетнего пребывания среди священников он окончательно утвердился в роли слушателя и наблюдателя. Теперь он снова был с семьей, потому что после учебы хотел окончательно определить свой дальнейший жизненный путь. Он еще не решил, хочет ли стать священником в приходе, уйти в монастырь или остаться в миру. Ему исполнилось шестнадцать лет. Он был приятной наружности, с мягкой линией рта и серьезным проницательным взглядом, в глазах его иногда плясали искорки смеха. Больше он не витал в облаках. Проведенные в затворничестве годы скорее приблизили юношу к внешнему миру повседневности, чем увели от него.
– Да, сын мой, – вопросительно произнесла Элеонора. Она с неизменным одобрением слушала замечания Ричарда.
– Эта кампания может свести на нет те волнения, которые наверняка привели бы к гражданской войне. Может быть, наш король надеется на то, что добьется мира внутри страны, если мобилизует всех на борьбу с внешним врагом.
В январе пришел призыв от Ричарда Глостера собраться под его знамена. Он должен был повести людей во Францию. Ричард, а не Кларенс, пообещал королю, что наберет сто двадцать вооруженных человек, включая себя, и тысячу лучников. Когда известие о призыве пришло в Морланд-Плэйс, Элеонора была готова отправить троих вооруженных воинов и двадцать лучников. Пока она была занята подготовкой ответа, Ричард нашел ее и спросил, может ли он отправиться с милордом во Францию.
– Ты, Ричард? – спросила изумленная Элеонора, которая не ожидала, что ее младший, такой мягкий сын решил принять участие в войне. Она считала его почти священником, полностью отданным в руки Господа. – Почему ты хочешь пойти на войну?
– Я чувствую, что это мой долг.
– Но, дитя мое, я подумала, что ты решил посвятить свою жизнь служению Господу. Я даже полагала, что ты готов отправиться служить в приход.
Ричард подошел к окну и взглянул на зеленые холмы, тянувшиеся на юге.
– Я очень много размышлял о своей жизни, пока был в колледже, – сказал он. – Чем больше я думал об этом, тем сильнее чувствовал, что избран Богом не для того, чтобы жить затворником. Я понял, что Бог хочет призвать меня нести Слово Божье в мир, который полон несправедливости и соблазнов. Именно в миру идет постоянная борьба добра и зла за души человеческие. Я хочу быть странствующим проповедником, как преподобный Томас. Только так я принесу больше всего пользы. Если я призван помочь людям, то обязан знать природу вещей и набраться опыта. Поэтому я должен отправиться во Францию. Вы меня понимаете, матушка?
Последний вопрос прозвучал почти жалобно, как будто он боялся, что мать может поднять его на смех. Но когда он обернулся, чтобы взглянуть на нее, ее глаза сияли любовью и восхищением.
– Я понимаю, сын мой. Я сообщу милорду Глостеру, что ты готов служить под его началом. О Ричард, как я рада! Ты младший из моих сыновей. Хотя я не стала бы противиться тому, чтобы ты выбрал для себя стезю священника, я очень довольна, что Бог распорядился так, чтобы ты оставался в миру.
Ричарду Глостеру был отправлен ответ, в котором Элеонора обещала милорду четверых вооруженных всадников, включая самого господина Ричарда Морланда, и двадцать лучников. В конце января 1475 года один из командующих вооруженными силами Глостера Бланк Синклер Персевен посетил Морланд-Плэйс, чтобы заранее выдать жалованье воинам и обсудить вопрос, касающийся обмундирования. Все воины, независимо от места назначения, должны были носить символ Глостера – изображение белого вепря.
– Господин должен прибыть двадцать шестого мая в Бархем-Доун, поблизости от Кентербери, – сообщили Морландам. – Милорд отправится по дороге через Йорк, поэтому вы можете присоединиться к нему там.
– Милорд собрал нужное число людей? – спросил Эдуард из интереса.
Глашатай довольно улыбнулся.
– Белый вепрь так храбр и решителен в сражении, что воины готовы немедленно стать под его знамена, – сказал он. – Милорд собрал на три сотни людей больше, чем планировал.
Стоял яркий майский день, когда все обитатели дома собрались во дворе, чтобы попрощаться с воинами, которые должны были присоединиться к славному войску герцога Глостера. Элеонора прошла с благословением сквозь ряды, останавливаясь перед каждым с добрым напутственным словом. Ее память неизменно возвращалась к тому утру четырнадцать лет назад, когда она отправляла на войну своих сыновей, чтобы никогда уже не увидеть их снова. Элеонора не могла поверить, что прошло так много лет с тех пор. Хелен тоже должна была помнить своего любимого мужа, который уезжал в тот же день. В ее глазах были слезы, когда она стояла с Эдмундом, которого теперь считала своим сыном, на ступеньках дома, наблюдая за происходящим. Форма воинов была яркого цвета, их голоса звучали бодро и весело. На одежде у каждого из них красовалось изображение белого вепря. Все как один мечтали отправиться в славный поход, предвкушая почести и богатые трофеи.
Последний, к кому подошла Элеонора, был ее сын, сидевший верхом на Лиарде, десятилетнем своенравном скакуне Изабеллы.
– Ричард, – сказал Элеонора, касаясь сына. Он улыбнулся ей, глядя сверху вниз. Ричард больше напоминал ей друга, а не сына. Ее младший ребенок, дитя, которого не суждено было увидеть Роберту.
– Твой отец гордился бы тобой. Исполняй свой военный долг достойно, верно служи милорду, как это делали твои братья. Пусть Бог будет настолько милостив к тебе и позволит вернуться домой целым и невредимым. Я не смогу обойтись без тебя, сынок.
– Я вернусь и выполню все, что вы мне велели, – твердо ответил Ричард, как будто действительно мог обозреть собственное будущее.
– Ты можешь встретить Нэда, я надеюсь, что так и будет. Передай ему, что мы его любим. Скажи, что мы ждем его после окончания кампании домой. А теперь тебе пора в дорогу. Да благословит тебя Господь.
– Пусть и вас хранит Бог, матушка.
Когда Элеонора отошла в сторону, он дал знак, и колонна двинулась вперед за ворота. Том и Маргарет приплясывали от возбуждения на месте. Все энергично махали солдатам, стоя на ступеньках, а когда те скрылись из виду, вошли в дом.
– Я надеюсь, что они с Нэдом окажутся вместе, – сказала Сесилия. – Он позаботится о нашем мальчике, ведь Ричард такой благоразумный. Никто и не подумает, что ему только шестнадцать.
Гарри тоже как раз исполнилось шестнадцать, когда он и его брат отправлялись на войну.
Согласно плану, войско Эдуарда – а это была самая мощная армия, которую когда-либо удавалось собрать королю для похода во Францию, она состояла из полутора тысяч вооруженных всадников и одиннадцати тысяч лучников, – должно было присоединиться к армии зятя короля, герцога Бургундского. Но еще до того, как английские солдаты пересекли Ла-Манш, стало известно, что Чарльз увел свое войско в другой поход и не встретит Эдуарда, как они договаривались. Когда герцог Бургундский все-таки приехал в лагерь англичан, то его сопровождала лишь небольшая группа стражников. Он высказал предположение, что армия Эдуарда достаточно сильна и без его поддержки. Как считал герцог, им легко будет нанести поражение французам. Возможно, сказал Чарльз, ему будет лучше присоединиться к Эдуарду у Рейма, когда кампания завершится и он сможет прибыть на церемонию коронации.
С этого момента судьба кампании, казалось, была предрешена. Когда новость о том, что на помощь рассчитывать не придется, дошла до солдат, их боевой дух упал. Некоторые полагали, что в создавшейся ситуации будет лучше отступить и немедленно вернуться домой. Были и такие, кто считал помощь герцога Бургундского ненужной и утверждали, что Эдуард справится с королем Луи и без него. Нэд и Ричард обсуждали эту тему особенно горячо. Они встречались довольно часто, потому что состояли на службе у родных братьев.
– Я очень надеюсь, что нам не придется отправляться домой, – сказал Нэд. – Я знаю, что король этого не хочет, хотя и не уверен в этом до конца.
– Милорд Глостер настаивает на сражении, – поддержал его Ричард.
– Да, если бы все наши военачальники были похожи на него, то у нас был бы неплохой шанс одержать победу, а пока… – Нэд лишь пожал плечами и одернул рукава своего жакета. Его манерность была результатом долгого пребывания среди придворных, его одежда была сшита по последней моде, и в этом Нэд превзошел даже своего отца, который всегда питал слабость к современным нарядам. Разница между Ричардом и Нэдом казалась огромной. Их отношения носили несколько странный характер: Ричард считался дядей Нэда, хотя фактически был на год старше его. С другой стороны, Нэд два года пробыл при дворе на королевской службе, и это позволяло ему чувствовать себя гораздо более искушенным во многих вопросах. Тем не менее они хорошо ладили, потому что испытывали друг к другу симпатию и были воспитаны как братья.
– Ну же, Нэд, – сказал Ричард, – не позволяй себе говорить лишнее.
– О Ричард, ты знаешь, что я прав, но я с тобой согласен. Человека украшают скромность и сдержанность.
– Почему ты так переживаешь, останемся ли мы здесь? Какая, в сущности, разница?
– Я хочу участвовать в сражениях. Ведь для этого я и прибыл сюда. Меня совершенно не привлекает возможность вернуться домой. Вернуться и признаться, что мы прошли так далеко лишь для того, чтобы от испуга передумать двигаться дальше. Да и, кроме всего прочего, жизнь при дворе такая скучная, ведь там всем заправляют дамы. Мадам королева… и все эти нежности…
– Мой господин находит придворный свет таким же, – мягко проговорил Ричард, убедившись, что их не подслушивают. – Мадам не испытывает к нему особой любви, как и он к ней, поэтому они предпочитают обмениваться любезными посланиями, оставаясь в разных концах королевства. Но однажды она заставит его приехать в Лондон, и – хлоп! – Ричард сделал движение, как будто поймал муху. – Она заманит его!
Нэд рассмеялся:
– Да ты знаешь не меньше меня, хотя и не бывал никогда при дворе. Что ж, мы на службе у милордов, поэтому должны действовать по их приказу. Но будь я королем, то дрался бы… И плевать мне на французов!
– Слова истинного англичанина, хотя и звучат не по-христиански, – засмеялся Ричард. – Пойдем и найдем немного эля в этом роскошном лагере. Давай споем несколько песен и представим, что мы в Морланд-Плэйсе, где нет места слабым мужчинам! Да, там нет диванных песиков, там каждый отвечает за свои поступки!
– Ты насмехаешься надо мной! – воскликнул Нэд, и, конечно, он был прав.
Если дела обстояли плохо, то это не значит, что они не могли бы обстоять еще хуже. К середине августа армия прошла много миль, разбила большое количество лагерей, произошли даже какие-то незначительные столкновения с разрозненными отрядами, но они до сих пор не видели ни одного солдата регулярной французской армии и не принимали участия ни в одном серьезном сражении. В стане англичан начала стремительно падать дисциплина. Кроме того, все труднее стало добывать провиант, потому что король Луи специально опустошил все поля, чтобы лишить противника пищи. Герцог Чарльз часто приезжал в английский лагерь, где сидел за столом короля, разделяя с ним еду и питье, однако его армия была от них так же далеко, как и армия Луи. По всем этим причинам двадцатого августа было принято решение передать королю Франции предложение о начале мирных переговоров. Депешу отправили с одним из освобожденных пленных.
Неожиданно быстро от Луи пришел ответ, в котором монарх с радостью принимал предложение о переговорах и намекал на очень выгодные условия при заключении мирного договора. Король сразу же созвал своих ближайших соратников на совещание. В нем принимали участие Глостер и Кларенс, Норфолк, Дорсет, Нотумберленд, Пемброк, Риверс, лорд Гастингс, Стэнли и Говард. Нэд, который был королевским сквайром, тоже присутствовал на этой памятной встрече. После ее окончания он немедленно поспешил к Ричарду поделиться новостями и своими впечатлениями.
– В письме король Луи фактически молит о мире и обещает, что щедро заплатит нам, если мы отправимся домой.
– Да уж, вряд ли ему доставляет радость видеть, как такая многочисленная армия бродит по его королевству, даже если она и не рвется в бой, – снисходительно заметил Ричард.
– Его королевство! Вы только послушайте! Он украл его у нас! – гневно произнес Нэд.
– А мы в свое время забрали его у французов, – уточнил Ричард. – Продолжай и не позволяй своим речам уводить тебя от сути. Садись вот здесь. С этого места тебе труднее будет вскакивать.
Он притоптал землю у костра. Нэд с брезгливой гримасой присел, Ричард устроился рядом, и они начали тихую беседу.
– Хорошо, – сказал Нэд. – Значит, мне можно продолжать? Как только король кончил читать письмо, все командиры заговорили в один голос. Из всего, что мне удалось услышать, я понял только, что они считают это замечательным предложением и целиком одобряют его. Милорд Дорсет прямо заявил, что лучше мирные договоренности, чем бродить по кругу еще один месяц, моря солдат голодом. «Почему нам следует бояться голода? – спросил милорд Говард. – Огромные запасы продовольствия находятся в городах. Нам остается только захватить их». – «Только захватить их… – произнес Гастингс. – Зачем рисковать и начинать сражение, если нам готовы заплатить, лишь бы мы отправились домой?» Затем выступил милорд Глостер и сказал: «У нас самая лучшая армия. Риск, на который мы решились бы, минимальный». А лорд Гастингс, после того как все замолчали, все-таки вставил: «Зачем нужно сражаться? Почему вас не устраивают деньги?» Глостер ему и ответил: «Потому что это не делает нам чести». Морланды обменялись многозначительными взглядами.
– Могу поспорить, что далеко не всем его ответ пришелся по душе, – заметил Ричард. – Подобными словами, да еще сказанными таким жестким тоном, легко нажить себе врагов.
– Ты прав. Наступила прямо-таки зловещая тишина. Все старались избегать встречаться с Глостером даже взглядом. Ты ведь знаешь, как он может посмотреть на человека…
– Еще бы! Мне ли не знать! – воскликнул Ричард. – Говорят, что его отец умел так же смотреть на людей, словно они из стекла. Всем казалось, что он насквозь видит душу человека.
– Да, всем это хорошо известно. Ну вот, а потом кто-то пробормотал: «Вам легко говорить, Глостер, у вас солдаты под контролем, а у нас половина армии неуправляема». А милорд им отвечает: «Это потому, что мои солдаты хотят сражаться. Они отправились в этот поход, чтобы добыть победу, и у них до сих пор боевое настроение». Но затем присоединился король и тихо сказал: «Я за мир, Дикон». Он говорил так, как будто предупреждал герцога, чтобы тот не перечил ему. Милорд же смело продолжил: «Я тоже, ваша светлость. Именно поэтому я говорю о том, что нам необходимо сражаться, чтобы завоевать мир, как подобает победителям, на тех условиях, которые мы будем вправе диктовать». Король послушал его и ответил: «Сражаться необязательно». После этого он отвернулся от милорда, словно давая понять, что обсуждение закончено.
– Но милорда это не остановило, – догадался Ричард.
– Ты прав. Он снова заговорил. Тишина стояла такая, что, упади иголка, было бы слышно. Первый раз в жизни он открыто пошел против короля. Очевидно, чувствовал, что правда на его стороне. Он сказал: «Народ Англии платит налоги и делает щедрые пожертвования, чтобы такая армия, как наша, могла появиться и отправиться покорять Францию. Воины пришли выполнить свой долг и сразиться. Просто получить золото и оставить французов в покое – значит подорвать престиж нашей короны». В этот момент кто-то из командиров тихо высказал свое одобрение, но было видно, что они не готовы выступить так же смело, как и милорд. Король мрачно взглянул на герцога, а затем покачал головой и слегка улыбнулся, сказав: «Хорошо, раз ты так настаиваешь, мы поставим этот вопрос на голосование».
– Можешь не продолжать, – Ричард решительно покачал головой. – Я уже догадываюсь. Лорд Ричард был единственным, кто выступил за боевые действия.
– Нет, не совсем. За него проголосовали милорд Норфолк и лорд Говард. Все остальные отдали свой голос за короля и мирные переговоры. Вот так дело и было улажено.
– Что ж, в конце концов, возможно, так будет лучше всего, – заключил Ричард. – Какая польза от того, чтобы умирали люди? Пусть уж лучше они вернутся домой, к женам и детям, возделывают свои земли двумя здоровыми руками и выращивают сыновей.
– Но это идет вразрез с понятием чести! – возмущенно произнес Нэд. – А если кому-то и была суждена гибель, то это была бы славная смерть за Англию и короля.
– Славную смерть суждено принимать только мученикам, – возразил Ричард с улыбкой. – Тебе не приходило в голову, что ты согласен с мнением моего господина, в то время как я разделяю позицию твоего? Приободрись, Нэд. Подумай, ведь ты отправишься домой без шрамов, а если они тебе так уж нужны, то ты легко можешь их получить от какого-нибудь разъяренного барана, когда приедем домой. Могу нарисовать тебе еще одну перспективу: можно утонуть, пересекая море. Так что – приободрись!
– Смейся сколько угодно, – сердито отозвался Нэд, – но я все равно жалею, что мы не будем сражаться.
– Об этом еще рано судить, – усмехнулся Ричард. – А если бы мы проиграли?
Условия, предложенные Луи, выглядели очень привлекательно, поэтому были немедленно приняты. Англичане обещали покинуть захваченные территории после подписания договора о перемирии на семь лет. Кроме того, предполагалось подписать и торговое соглашение. Луи должен был выплатить семьдесят пять тысяч крон, а Эдуарду полагалась ежегодная пенсия в размере пятидесяти тысяч крон. Французский монарх обещал женить дофина на старшей сестре короля Элизабет. Короли также подписали тайное взаимное соглашение на весь срок своего правления, по которому обещали оказывать помощь друг другу в случае мятежа своих подданных. Герцог Чарльз услышал о подписании договора и спешно приехал в лагерь Эдуарда, где начал упрекать его в совершении этого опрометчивого шага. Он отказался признавать мирные соглашения и снова присоединился к своим войскам, которые по-прежнему располагались на очень удаленном расстоянии. Чарльз долго питал надежду на то, что Эдуард разобьет Луи наголову, а его поставит своим наместником. Заключения союза между ними он не ожидал, поэтому такой исход событий стал для него неприятным сюрпризом.
Двадцать пятого августа две армии встретились и торжественным маршем прошли до Амьена, куда Луи выслал сто телег, нагруженных вином для англичан. В городе были накрыты столы, уставленные яствами из оленины и других деликатесных блюд. Воинам было разрешено развлекаться, пока Луи привечал Эдуарда. Ворота города были открыты, а солдаты получили бесплатную еду и бесплатное питье, горожанам же отдали приказ встречать англичан, как дорогих гостей.
Солдаты английской армии вошли в город в радостном праздничном настроении – им не дали сразиться, но им разрешали напиться! Только войско под предводительством Глостера сохраняло дисциплину. Его воины расположились чуть поодаль от остальных и были начеку, стражникам приказали наблюдать за обстановкой, а над натянутыми по всем правилам военной науки шатрами развевалось изображение белого вепря.
Нэд поискал Ричарда.
– Что же ты, не собираешься в город? – крикнул он ему.
