Текст книги "Художник из 50х (СИ)"

Автор книги: Сим Симович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Отличное место, – оценил Гоги. – Света много, потолок высокий. Где будем рисовать небо?

– Думала на потолке и верхней части стен, – ответила Аня. – Чтобы дети, лежа на ковриках, могли смотреть вверх, как на настоящее небо.

– Умная мысль. Нужна стремянка.

– Заведующая обещала дать. Сейчас принесут.

Действительно, через несколько минут появились рабочие с лестницей-стремянкой и ведрами с водой.

– Ну что, начинаем? – Аня потерла руки в предвкушении.

– Сначала подготовка, – сказал Гоги, доставая материалы. – Потолок нужно протереть от пыли, наметить основные области.

Они принялись за работу. Аня забралась на стремянку с влажной тряпкой, Гоги руководил процессом снизу. Потолок оказался в хорошем состоянии – свежая побелка, без трещин и пятен.

– Теперь разметка, – объявил художник, поднимаясь наверх с карандашом.

Легкими штрихами наметил границы – где будет темное небо, где останется светлая кайма по краям. Млечный путь провел диагональю от одного угла к другому. Отметил места основных созвездий.

– Большая Медведица здесь, – показывал он Ане. – Полярная звезда тут. Кассиопея в противоположном углу.

– А Орион? – спросила девушка. – Дети его хорошо знают.

– Орион зимнее созвездие. Давайте покажем и летнее, и зимнее небо. На разных участках потолка.

– Отлично! Тогда еще Лебедь добавим – он летом хорошо виден.

Разметка заняла час. Гоги тщательно продумывал каждую деталь – созвездия должны были располагаться правильно, соответствовать реальному небу.

– Теперь фон, – объявил он, слезая со стремянки.

Развел синюю краску с небольшим добавлением черной. Получился глубокий, насыщенный цвет ночного неба. Взял широкую кисть, снова забрался наверх.

Первые мазки легли ровно, создавая плавные переходы тона. Аня подавала краску, меняла воду, подсказывала с земли, где нужно выровнять границы.

– Как красиво получается! – восхищалась она. – Уже чувствуется глубина.

– Это только начало, – ответил Гоги, не отрываясь от работы.

Фон писался быстро – широкими, уверенными мазками. К полудню основная площадь потолка была покрыта темно-синим цветом. Получилось действительно похоже на вечернее небо.

– Обед? – предложила Аня. – Я принесла бутерброды.

Спустились вниз, сели на подоконник. Аня достала из корзинки хлеб с колбасой, термос с чаем. Ели, любуясь результатом утренней работы.

– А знаешь, – сказала Аня задумчиво, – когда я была маленькой, мечтала стать художником. Рисовала постоянно – цветы, птиц, портреты кукол.

– И что помешало?

– Война началась, потом эвакуация. В эвакуации познакомилась с учительницей физики. Она так увлекательно рассказывала про звезды, планеты… Я поняла, что хочу изучать космос.

– Не жалеете?

– Нет. Но иногда думаю – а как бы сложилась жизнь, если бы выбрала искусство.

– По-другому, но не обязательно лучше, – философски заметил Гоги.

После обеда принялись за звезды. Это была самая кропотливая работа – каждую звезду нужно было поставить на свое место, придать правильный размер и яркость.

– Полярная звезда самая важная, – объяснял Гоги, смешивая белую краску с капелькой желтого. – Она должна быть заметной, но не слишком большой.

Тонкой кистью поставил яркую точку в нужном месте. Затем вокруг нее – звезды Малой Медведицы, поменьше и потусклее.

– А теперь Большая Медведица, – объявил он.

Семь звезд знаменитого ковша расположились на своих местах. Каждая со своим характером – Дубхе самая яркая, Мегрец потусклее остальных.

Аня снизу следила за точностью:

– Немного левее… Да, теперь правильно!

Работа увлекла обоих. Гоги творил на потолке, Аня консультировала по астрономии. Созвездие за созвездием оживало под кистью художника.

Кассиопея получилась особенно выразительной – пять звезд в форме буквы «W», яркие и четкие. Лебедь раскинул крылья через половину неба. Орион грозно поднял дубину.

– А вот здесь Млечный путь, – сказал Гоги, беря другую кисть.

Светлую полосу рисовал особой техникой – полусухой кистью, создавая эффект млечного тумана. Получалось загадочно и красиво.

К вечеру основная работа была закончена. Потолок превратился в настоящее звездное небо. Созвездия сияли на темном фоне, Млечный путь тянулся серебристой дорогой.

– Планеты добавим? – спросил Гоги.

– Обязательно! Юпитер вон там, Венеру сюда поставим.

Планеты рисовались не точками, а небольшими дисками. Юпитер – желтоватый, с намеком на полосы. Венера – яркая, белая с розовым оттенком. Марс – красноватый, воинственный.

– А комету можно? – попросила Аня. – Дети обожают кометы.

– Конечно можно.

В углу появилась яркая комета с длинным серебристым хвостом. Она летела по небу, создавая ощущение движения, динамики.

– Готово, – объявил Гоги, слезая со стремянки в последний раз.

Они отступили к противоположной стене, оценивая результат. Комната преобразилась полностью. Обычный потолок превратился в окно в космос. Звезды мерцали в лучах вечернего солнца, созвездия рассказывали свои древние истории.

– Потрясающе, – прошептала Аня. – Дети будут в восторге.

– Думаете, им понравится?

– Еще как! Представляю, как они будут лежать во время тихого часа и смотреть на наши звезды. Мечтать о полетах в космос.

Гоги почувствовал глубокое удовлетворение. Это была одна из лучших его работ – не по технике исполнения, а по вложенному смыслу. Искусство, служащее образованию. Красота, открывающая дорогу к знаниям.

– Спасибо тебе, Гоша, – сказала Аня, касаясь его руки. – Ты подарил детям целую вселенную.

– Это мы с тобой подарили, – поправил он. – Я только рисовал, а идея была твоя.

Убрали инструменты, вымыли кисти, привели комнату в порядок. Краска еще не высохла окончательно, но уже завтра дети смогут заниматься под звездным небом.

– До свидания, наша маленькая обсерватория, – помахала Аня потолку на прощание.

Выходя из детского сада, Гоги чувствовал особую радость. День прошел не зря. Где-то в этом городе появилось еще одно место, где дети могут мечтать о звездах и верить в чудеса.

А завтра начнется обычная рабочая неделя – артель, декорации, новые заказы. Но сегодняшний день останется в памяти надолго.

День, когда он вместе с Аней создал для детей кусочек настоящего волшебства.

Глава 25

Утренний воронок приехал точно в девять. Гоги уже привык к этому ритуалу и спокойно сел на заднее сиденье, не дожидаясь приглашения. За окнами проплывала знакомая Москва – широкие проспекты, строительные краны, памятники вождям. После работы в артели и детском саду казалось, что жизнь наконец-то обрела какую-то размеренность, но вызовы к Лаврентию Павловичу всегда нарушали это хрупкое равновесие.

В приёмной секретарша кивнула ему как старому знакомому и сразу провела в кабинет. Берия сидел за массивным столом, перебирая какие-то документы, но сегодня в его кабинете был ещё один человек.

Незнакомец стоял у окна спиной к двери, рассматривая московские крыши. Широкие плечи подчёркивал безупречно сидящий тёмно-синий костюм-тройка, а в руке он держал изящную трость с серебряным навершием, стилизованным под латинскую букву V. Когда он обернулся на звук шагов, Гоги невольно отметил его внешность – высокий, поджарый блондин с военной стрижкой андеркат и авиаторскими очками на американский манер. Холодные голубые глаза оценивающе скользнули по фигуре художника.

– А, товарищ Ван Гог прибыл, – улыбнулся Берия, поднимаясь из-за стола. – Как раз вовремя. Георгий Валерьевич, позвольте представить – Виктор Крид, глава отдела по ликвидации техногенных катастроф и их предотвращению при Совете Министров СССР.

Крид сделал несколько шагов навстречу, трость мягко постукивала по паркету. Рукопожатие оказалось крепким, почти болезненным.

– Очень приятно, – произнёс он низким, хорошо поставленным голосом с едва заметным акцентом, который Гоги не смог определить. – Лаврентий Павлович много о вас рассказывал. Ваши работы произвели на меня большое впечатление.

– Спасибо, товарищ Крид, – осторожно ответил Гоги. – Не знал, что у нас есть такой отдел.

– Ещё бы, – рассмеялся Берия. – Виктор курирует очень специфические вопросы. Аварии на заводах, пожары, взрывы, обрушения – всё, что может угрожать безопасности наших граждан. У него самые широкие полномочия в этой области.

Крид кивнул, снял очки и протер стёкла носовым платком. Без тёмных стёкол его лицо казалось моложе, но глаза оставались такими же холодными и проницательными.

– Понимаете, Георгий Валерьевич, – начал он, надевая очки обратно, – наша страна стремительно развивается. Новые заводы, электростанции, химические комбинаты. С прогрессом приходят и новые опасности. Люди должны знать, как себя вести в критических ситуациях.

– Это правильно, – согласился Гоги, всё ещё не понимая, зачем его сюда вызвали.

– Вот именно, – оживился Берия. – А знания лучше всего усваиваются через наглядные пособия. Виктор готовит специальный учебник по гражданской обороне и промышленной безопасности. Нужны иллюстрации – простые, понятные, запоминающиеся.

Крид подошёл к столу и взял папку с документами.

– Я лично курирую создание этого пособия, – сказал он, открывая папку. – Здесь и правила поведения при пожаре, и действия во время химических выбросов, и эвакуация из повреждённых зданий. Всё должно быть предельно ясно – от школьника до пенсионера.

Гоги заглянул в папку. На листах машинописного текста карандашом были сделаны пометки, схемы, наброски будущих иллюстраций.

– Работа серьёзная, – признал он. – Но почему именно я?

– А кто ещё? – усмехнулся Берия. – Ваши сказочные иллюстрации показали, что вы умеете делать сложные вещи простыми и понятными. А реалистичные работы к «Царевне-лягушке» продемонстрировали, что вы не боитесь серьёзных тем.

Крид закрыл папку и посмотрел на Гоги поверх очков.

– Кроме того, эта работа потребует полной концентрации. Я предлагаю вам перейти на работу в моё ведомство – Главное управление по предотвращению техногенных катастроф при Совете Министров СССР, Московское отделение. Официальное трудоустройство, хорошая зарплата, доступ к секретным материалам.

– Секретным? – удивился Гоги.

– Разумеется, – кивнул Крид. – Некоторые потенциальные угрозы засекречены. Не можем же мы рассказывать всем подряд о слабых местах наших оборонных предприятий. Вам придётся подписать соглашение о неразглашении.

Берия довольно потирал руки.

– Видите, Георгий Валерьевич, какие перспективы. Работа по специальности, стабильный заработок, польза для государства. И что особенно приятно – вы останетесь под моим общим покровительством, но формально будете подчиняться Виктору.

– А что с артелью? – спросил Гоги. – У меня там незавершённые проекты.

– Артель никуда не денется, – махнул рукой Берия. – При необходимости будете иногда подрабатывать. Но основная работа теперь здесь.

Крид подошёл к окну и постучал тростью по подоконнику.

– Учебник должен быть готов к концу лета, – сказал он, не оборачиваясь. – Это приоритетная задача. Работать будете в специально оборудованном кабинете, все материалы и инструменты предоставим. Помощники тоже будут, если понадобятся.

– Звучит заманчиво, – признал Гоги. – А какая именно зарплата?

– Пятьсот рублей в месяц плюс премиальные за качественную работу, – без колебаний назвал Крид. – Плюс спецпаёк и медицинское обслуживание.

Гоги присвистнул. Такие деньги он и представить не мог.

– И когда начинать?

– Завтра, – повернулся к нему Крид. – Документы оформим сегодня. Кабинет на Лубянке, второй корпус, четвёртый этаж. Ваш новый начальник – я.

Берия хлопнул в ладоши.

– Прекрасно! Вот и решили. Георгий Валерьевич, вы не пожалеете. Виктор – человек требовательный, но справедливый. И очень влиятельный, добавлю.

Крид снова подошёл к столу и взял ещё одну папку.

– Здесь предварительный список тем для иллюстраций, – сказал он, протягивая папку Гоги. – Ознакомьтесь дома, подумайте над визуальными решениями. Завтра обсудим детали.

Гоги взял папку, ощутив её неожиданную тяжесть.

– Работа масштабная, – заметил он.

– Безопасность народа – дело государственной важности, – серьёзно произнёс Крид. – Каждая ваша иллюстрация может спасти десятки, а то и сотни жизней.

– Тогда постараюсь не подвести, – кивнул Гоги.

Берия поднялся из-за стола и подошёл к ним.

– Ну что ж, господа… то есть товарищи, думаю, нам стоит отметить новое назначение. У меня есть отличный коньяк.

– Благодарю, Лаврентий Павлович, – вежливо отказался Крид, – но мне пора. Дел невпроворот.

Он повернулся к Гоги и протянул руку.

– До завтра, Георгий Валерьевич. Девять утра, не опаздывайте.

– Буду точно, – пообещал Гоги.

Крид направился к двери, но на пороге обернулся.

– И ещё одно. То, о чём мы сегодня говорили, остается между нами. Особенно детали о секретности некоторых материалов.

– Понял, – кивнул Гоги.

После того как за Кридом закрылась дверь, Берия присел на край стола.

– Интересный человек, не правда ли? – сказал он задумчиво. – Очень загадочный. Появился в Москве совсем недавно, но уже имеет такие полномочия, что иным министрам и не снилось.

– Откуда он? – поинтересовался Гоги.

– А вот это, друг мой, большой секрет, – усмехнулся Берия. – Говорят, из Ленинграда. Говорят, с Урала. А некоторые шепчутся, что вообще из-за границы. Но документы у него безупречные, и Иосиф Виссарионович ему доверяет. А этого достаточно.

Берия налил себе коньяк из хрустальной бутылки и предложил стакан Гоги.

– За новые горизонты, – произнёс он, поднимая стакан.

Гоги отхлебнул немного – коньяк оказался действительно превосходным, мягким и ароматным.

– Лаврентий Павлович, – начал он осторожно, – а что это за отдел такой? По ликвидации техногенных катастроф? Что-то я раньше не слышал о подобных структурах.

Берия усмехнулся и покачал головой.

– Георгий Валерьевич, вы удивительный человек. Художник, а мыслите как следователь. Всё замечаете, обо всём думаете.

– Просто любопытство, – пожал плечами Гоги.

– Опасная штука, любопытство, – задумчиво произнёс Берия, вращая стакан в руках. – Особенно в наше время. Хотя… иногда оно помогает создавать настоящие шедевры.

Он подошёл к окну и посмотрел на Москву.

– Знаете, что меня поразило в ваших работах? Особенно в тех, что вы делали к «Царевне-лягушке»? В них есть что-то… мистическое. Будто вы видите больше, чем обычный человек.

Гоги почувствовал лёгкую тревогу.

– Не понимаю, о чём вы.

– О том, что ваши иллюстрации живые, – повернулся к нему Берия. – В них есть душа. И не просто душа – в них есть предчувствие. Словно вы знаете, что будет дальше с героями, даже когда сказка уже закончилась.

– Это просто фантазия художника, – попытался отшутиться Гоги.

– Фантазия? – Берия рассмеялся. – Георгий Валерьевич, а вы знаете, что первую вашу работу, которая мне попалась на глаза, видел не только я?

Гоги замер со стаканом у губ.

– Кто ещё?

– Иосиф Виссарионович, – тихо произнёс Берия. – Я показал ему ваши эскизы к «Коньку-Горбунку». Долго рассматривал, очень внимательно. Особенно тот, где Иван смотрит на звёзды с Конька-Горбунка.

– И что он сказал?

Берия отвернулся к окну.

– Сказал: «Этот художник понимает русскую душу. В его работах есть та мистика, которой так не хватает нашему искусству». А потом добавил: «Жаль, что у меня так мало времени на прекрасное».

Гоги поставил стакан на стол. Руки слегка дрожали.

– Вождь интересуется живописью?

– Больше, чем многие думают, – кивнул Берия. – У него прекрасный вкус. И он очень ценит настоящий талант. Знаете, он как-то сказал мне интересную вещь.

Берия вернулся к столу и сел в кресло.

– Сказал, что в нашей стране много хороших художников, но мало великих. Хорошие рисуют то, что видят. Великие – то, что чувствуют. А гениальные… гениальные рисуют то, что должно быть.

– И к какой категории он отнёс меня? – с замиранием сердца спросил Гоги.

– Пока не решил, – улыбнулся Берия. – Но сказал, что будет следить за вашим творчеством. И даже… – он помолчал, словно размышляя, стоит ли продолжать.

– Что?

– Даже высказал пожелание когда-нибудь позировать вам для портрета, – тихо закончил Берия. – Когда появится время и подходящий повод.

Гоги почувствовал, как земля уходит из-под ног. Портрет Сталина! Это было выше всех его самых смелых мечтаний и одновременно страшнее всех кошмаров.

– Лаврентий Павлович, вы серьёзно?

– Абсолютно, – кивнул Берия. – Но, разумеется, это пока только намерение. Иосиф Виссарионович очень занят. Корейская война, внутренние дела, международная обстановка… Портреты не первостепенная задача.

– А если… когда это случится… как мне себя вести?

Берия рассмеялся.

– Как художник с большой буквы. Никакого раболепства, никакой суеты. Рисуйте то, что видите, но помните – вы будете рисовать не просто человека, а эпоху. Историю. Само время.

Гоги допил коньяк залпом. Алкоголь не помогал – мысли путались ещё больше.

– А что, если я не справлюсь? Что, если портрет не понравится?

– Георгий Валерьевич, – серьёзно произнёс Берия, – я видел ваши работы. Вы справитесь. У вас есть то редкое качество, которое нельзя выучить или приобрести – вы умеете видеть суть человека. В ваших персонажах живёт правда.

– Но сказочные герои – это одно, а портрет вождя…

– А вождь тоже человек, – перебил его Берия. – Великий человек, но всё же человек. Со своими думами, усталостью, надеждами. Покажите это на портрете, и он будет бессмертен.

Берия встал и подошёл к сейфу в углу кабинета.

– Хотите, покажу вам кое-что интересное? – спросил он, набирая комбинацию.

Из сейфа он достал небольшую фотографию и протянул Гоги.

– Это Иосиф Виссарионович в кругу семьи, лет десять назад. Посмотрите на его глаза.

Гоги взял фотографию. На ней Сталин сидел в кресле, рядом стояли его сыновья. Лицо вождя было спокойным, но в глазах читалась какая-то глубокая печаль.

– Вот это вам и нужно будет передать, – тихо сказал Берия. – Не только силу и мудрость, но и ту тяжесть, которую несёт на себе человек, отвечающий за судьбы миллионов.

– Когда это может произойти?

– Возможно, к его семидесятилетию, – задумчиво произнёс Берия. – В декабре будущего года. Или раньше, если обстоятельства сложатся удачно.

Гоги вернул фотографию.

– Спасибо за доверие, Лаврентий Павлович. Постараюсь его оправдать.

– Уверен, что оправдаете, – кивнул Берия, убирая снимок обратно в сейф. – А пока сосредоточьтесь на работе с Виктором. Это тоже важное дело. И кто знает, может быть, именно эта работа станет вашим пропуском к большому искусству.

– В чём смысл? – не понял Гоги.

– А в том, что спасение жизней – это тоже служение народу. И Иосиф Виссарионович это очень ценит. Художник, который не только красиво рисует, но и помогает людям выжить в опасных ситуациях – это настоящий советский художник.

Берия подошёл к двери, давая понять, что встреча окончена.

– Удачи вам, Георгий Валерьевич. И помните – тайна превыше всего. Особенно то, что касается… высоких материй.

– Понял, – кивнул Гоги, направляясь к выходу.

– И ещё одно, – остановил его Берия. – Не бойтесь мистики в своих работах. Иногда художественное предчувствие оказывается точнее политических прогнозов.

Воронок тихо покатил по знакомым московским улицам. Гоги откинулся на кожаное сиденье и закрыл глаза, пытаясь привести в порядок мысли. Папка с заданиями от Виктора Крида лежала на коленях, тяжёлая и многообещающая. Пятьсот рублей в месяц. Работа на самого загадочного человека, которого он когда-либо встречал. И возможный портрет самого Сталина.

За окном проплывали знакомые дома, но казалось, что он смотрит на них из какой-то параллельной реальности. Ещё утром он был просто художником из артели, подрабатывающим вывесками для магазинов. А теперь – сотрудник секретного ведомства с допуском к государственным тайнам.

Как же быстро всё изменилось. Одна встреча, один разговор – и жизнь повернулась совершенно в другую сторону. Гоги открыл глаза и посмотрел на папку. Интересно, что там внутри? Какие опасности подстерегают советских граждан, о которых нужно рассказать в картинках?

Водитель притормозил на перекрёстке, и в окно заглянуло лицо молодой женщины с ребёнком на руках. Обычная московская мать, спешащая по своим делам. А он теперь будет рисовать инструкции, которые, возможно, когда-нибудь спасут жизнь её малышу. Ответственность давила на плечи тяжёлым грузом.

Виктор Крид. Странный человек. Эти американские очки, безупречный костюм, серебряная трость с буквой V. И главное – эта холодная уверенность в каждом движении, в каждом слове. Откуда он взялся в советской системе? Берия говорил загадками, но было ясно, что новый начальник – фигура влиятельная и могущественная.

Гоги невольно вспомнил рукопожатие Крида. Крепкое, почти болезненное. Руки не чиновника и не кабинетного работника. Руки человека, привыкшего к физической работе. Или к физическому принуждению. В голове мелькнула неприятная мысль – а что, если этот отдел по ликвидации катастроф занимается не только их предотвращением, но и… созданием?

Машина свернула на его улицу, и Гоги увидел знакомые дворы, где ещё недавно играл с соседскими ребятишками в футбол. Простая, понятная жизнь. Работа в артели, вечерние прогулки, встречи с Аней по пятницам. А теперь всё это отходит на второй план.

Портрет Сталина. Господи, как подумать страшно. Что, если рука дрогнет? Что, если не получится передать то, что нужно? Берия говорил о мистике, о способности видеть душу человека. Но одно дело – сказочные персонажи, совсем другое – живой человек, от решений которого зависят судьбы миллионов.

И ещё этот странный намёк на то, что в его работах есть предчувствие. Что это значит? Неужели Берия что-то подозревает о его прошлой жизни? О том, что в голове у него знания из 2024 года? Или это просто фантазии всемогущего наркома, который во всём ищет скрытые смыслы?

Воронок остановился у подъезда. Шофёр молча кивнул, и Гоги вышел на тротуар с папкой под мышкой. Дверь машины захлопнулась, и чёрный автомобиль растворился в московском трафике, словно его и не было.

Поднимаясь по знакомой лестнице, Гоги думал о том, что теперь эти визиты воронков станут регулярными. Каждый день на Лубянку, в кабинет на четвёртом этаже, к человеку в тёмно-синем костюме с серебряной тростью. Новая жизнь, новые задачи, новые тайны.

Он достал ключи и открыл дверь квартиры. Тишина и покой привычного жилища резко контрастировали с напряжением последних часов. Гоги прошёл в комнату, положил папку на стол и сел в кресло.

А что, если это ловушка? Мысль пришла внезапно и засела в голове занозой. Слишком уж всё гладко получается. Вчера никому не известный художник, а сегодня – доверенное лицо секретного ведомства. Может быть, его проверяют? Испытывают лояльность? Или хотят использовать в каких-то своих тёмных делах?

Гоги встал и подошёл к окну. Во дворе играли дети, старики сидели на скамейках, женщины развешивали бельё. Обычная мирная жизнь советских граждан. А где-то в недрах государственного аппарата плетутся интриги, рождаются планы, принимаются решения, которые могут перевернуть всё с ног на голову.

Он вернулся к столу и открыл папку. Первый лист – машинописный текст с заголовком «Действия населения при химических выбросах на промышленных предприятиях». Второй – «Эвакуация из зданий при пожарах и обрушениях». Третий – «Первая помощь при радиационном поражении».

Радиационное поражение в 1950 году? Гоги нахмурился. Официально в СССР об атомном проекте не говорили, но здесь чёрным по белому написаны инструкции по действиям при радиационной аварии. Значит, руководство страны понимает реальные риски новых технологий.

Он перелистнул ещё несколько страниц. «Поведение при утечке боевых отравляющих веществ». «Действия при обнаружении неизвестных технических устройств». «Эвакуация населения при угрозе взрыва критически важных объектов».

Становилось ясно, что обычный учебник по технике безопасности это не совсем обычный учебник. Скорее руководство по выживанию в условиях техногенных катастроф, которые могут быть как случайными, так и намеренными. А может быть, и вовсе не техногенными.

Гоги закрыл папку и потёр виски. Голова раскалывалась от обилия информации и противоречивых чувств. С одной стороны – фантастические перспективы, деньги, влиятельные знакомства, возможность войти в историю как портретист вождя. С другой – ощущение, что он попал в очень опасную игру, правил которой не знает.

А что будет с его прежней жизнью? С артелью, где его ждали товарищи? С Аней, с которой они договорились встречаться по пятницам? С Ниной, которая и так страдает от его холодности? Как объяснить внезапное исчезновение на секретную работу?

За окном начинало темнеть. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда, послышались голоса соседей. Марья Кузьминишна что-то рассказывала Петру Семёновичу, слышался смех. Простые человеческие радости, которые теперь казались такими далёкими.

Гоги встал и прошёл к зеркалу. Его собственное лицо показалось ему незнакомым. Осунувшееся, с глубокими морщинами вокруг глаз, с печатью какой-то внутренней усталости.

Нет, он уже другой человек. Георгий Валерьевич Гогенцоллер, художник-фронтовик, будущий сотрудник секретного ведомства. Человек с тайнами, с особыми знаниями, с опасными связями. Человек, который завтра утром поедет в здание на Лубянке и начнёт новую главу своей и без того невероятной жизни.

К добру ли это? Гоги вернулся к креслу и снова взялся за папку. Пока он этого не знал. Но дороги назад уже не было.