Текст книги "Последний орк"

Автор книги: Сильвана Де Мари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

Глава третья

Розальба вышла из Малого тронного зала.

В дверях ее покоев стоял на страже комендант королевского дворца; увидев Роби, он поклонился. Эрброу все еще спала и не проснулась, даже когда мать наклонилась над ней, чтобы поцеловать.

Королева-ведьма вернулась на городскую стену, но сначала прошла через подземелье и быстро подсчитала, сколько флаконов с духами, с этой волшебной водой, рождающей огонь, было аккуратно расставлено на полках. Почти две сотни. Где-то в уголках памяти ее Король все еще был рядом с ней. О том, чтобы вложить меч в ножны, не стоило и думать – это было слишком трудно, к тому же очень непросто было потом вытаскивать его. Роби решила держать меч в руках обнаженным. Взгляд ее заскользил по бескрайним полчищам орков. За ее спиной неподвижно стояли каменные короли.

Постепенно собирались солдаты и добровольцы, испуганные, сомневавшиеся, но, несмотря ни на что, с оружием в руках. Все взгляды устремились на нее – высокую, полную достоинства, закутанную в великолепный плащ, напоминавший море в лунном свете. Над ее спокойным строгим лицом сверкала корона, древняя, как сам город.

Далигар находился в смертельной опасности, но у него был король. Корона сверкала в неровном свете одинокого факела, вуаль развевалась на ветру, словно знамя, единственное, которое было у них в эту ночь, и сама ночь могла стать для них последней. Золотая вышивка и жемчуг на плаще переливались и мягко мерцали. Меч излучал свой собственный свет в этой безлунной ночи.

Король был женщиной, и это казалось почти немыслимым, но в древнейшие времена тоже существовали короли-женщины – их называли королевами. Некоторые из них были королевами-ведьмами.

У Далигара была королева-ведьма.

Королева была замужем за эльфом – значит, она была королевой-ведьмой.

Может, еще не все было потеряно.

Роби не любила Далигар. Точнее, она ненавидела его всей душой. Это был город, который безразлично смотрел на казнь ее родителей, город, который при других обстоятельствах праздновал бы сейчас смерть Йорша. Сейчас народ смотрел на нее с таким благоговением, словно она была одним из богов, сошедшим с небес, чтобы купить себе пару фунтов фасоли на их нищенском рынке. Роби отдавала себе отчет, что те же самые люди с таким же благоговением приветствовали бы ее повешение, если бы бегство Судьи-администратора не оставило их город на растерзание оркам.

Из всех мест, за которые она хотела бы сражаться и погибнуть, Далигар был последним. Из всех людей, за которых она хотела бы сражаться и умереть, эти были последними.

«Я сражаюсь тем, что есть», – сказал когда-то Ардуин. Она должна была сражаться плечом к плечу с жителями Далигара, с этими глупыми и ничтожными людьми, которых она ненавидела так же, как и их город.

Роби смотрела с крепостной стены. Последняя горсть облаков исчезла с небосклона, усыпанного несмело мерцавшими звездами. Луны не было, но костры орков ярко освещали холмы и равнину, которые расстилались перед ней огромной картой, усеянной огнями.

Где-то сбоку от Роби стоял Джастрин и разъяснял ей различия между племенами орков, не скупясь на подробности при описании их привычек, традиций и истории.

Так, на северо-западе, футах в сорока от малого подъемного моста через северный рукав Догона, сразу же за рощей плакучих ив, расположилась группа огромных орков с южных равнин. В настоящий момент они были мертвецки пьяны от ячменного пива, смешанного с медом и козьими экскрементами, что считалось у них настоящим лакомством. Мед ускорял опьянение, а козий помет за счет содержавшейся в нем соли усиливал жажду – таким образом, они напивались все больше и больше. Закусывали они сильно размягченным козьим мясом, – откровенно говоря, просто гнилым: присутствие червей повышало для орков гастрономическую изысканность блюда, объяснил Джастрин. Чтобы не остаться без еды и питья, они брали с собой в походы стада небольших коз. Их держали в загонах и кормили сеном, которое оркам приходилось таскать за собой, навьючив на лошадей. Сейчас оно было сложено тюками рядом с изгородью загона.

Взгляд Роби надолго задержался на тюках. Сено, если его поджечь, отлично горит.

На полмили южнее расположились горные орки – поменьше ростом, победнее, погрязнее, если это вообще возможно. Их бивак находился между рекой, которую, увы, нельзя было поджечь, и отмелью, покрытой мелкой галькой, тоже не горевшей. Зато сразу после гальки начиналась высохшая желтая трава, которая загоралась замечательно. Горные орки также утопили разум в гадком пиве и утолили свою жажду крови вином, ее ближайшим заменителем. Пьяные плохо сражаются и плохо соображают во время внезапного пожара. Стоило лишь поджечь сено, а об остальном позаботился бы резкий северный ветер. Орки оказались бы зажатыми между огнем и рекой, и единственным их советчиком было бы пиво, булькавшее у них в животах.

Чем дольше Роби смотрела, тем больше возрождалась в ней надежда, мелькая и танцуя в ее мыслях, словно искра в пламени костра.

На том же берегу реки, немного севернее, засела в тростнике бесчисленная армия орков с южных болот. Их кожаные кирасы были полинявшими и зеленоватыми, а маски и шлемы увешаны мелкими острыми зубами каких-то водных хищников. Неподалеку от лагеря лежали небольшие легкие лодки, сделанные из кожи и прутьев. Именно на них болотные орки собирались переправиться через ров и с рассветом напасть на город. Без лодок нечего было и думать об атаке.

Низкорослые болотные орки были отличными пловцами, говорил Джастрин. Они пользовались легкими доспехами и в случае пожара могли запросто спастись в водах Догона. Но орков было не счесть, а река в этом месте была бурной и глубокой – далеко не всем из них удалось бы спастись. Большая часть оружия потерялась бы в суматохе. Но самое главное – уничтожить лодки: без них у Далигара было больше шансов выстоять.

Прямо перед Роби, на южном берегу, брезгливо держась подальше от отбросов орочьего общества, стояла лагерем кавалерия орков. Она одна наводила больше ужаса, чем все остальные части их армии, вместе взятые. Орки кавалерии не были пьяны и поедали добытое ими на охоте – вероятно, мясо диких кабанов – с заметной умеренностью. Недалеко от них возвышались катапульты – несомненные шедевры военной техники, которые уже завтра должны были поджечь Далигар. Кавалерия стояла на неподходящем, с точки зрения Роби, берегу: ветер дул с севера, и поджечь это место можно было лишь со стороны реки. Кому-то или чему-то пришлось бы спуститься с городских стен к оркам. «Взрыв – это пламя, которое разлетается во все стороны с грохотом, подобным грому», – сказал церемониймейстер. Не так уж и трудно быть полководцем. Нужно лишь иметь подходящее оружие и не забывать просчитывать положение врага относительно ветра. Под ней в темноте развевались знамена города. Только сейчас Роби заметила, какими они были легкими и длинными.

Командир стражников подошел к ней с докладом об имевшихся в их распоряжении силах. В городе осталось лишь несколько вооруженных солдат: человек пятьдесят пехотинцев и полдюжины всадников. Они принадлежали к новой, скороспелой аристократии, которую не пригласили сопровождать Судью в его последнем походе по одной простой причине: от них всего-навсего желали избавиться. Так что, считая Энстриила, в городе было семь лошадей.

Розальба отдала приказ сколотить небольшие плоты и нагрузить их склянками с духами, по дюжине на каждый, чтобы поджечь биваки орков на южном берегу Догона. Одновременно она раздала оставшиеся флаконы с духами всем шестерым всадникам; седьмой была она сама. У каждого из них должно было быть около десятка склянок, факел и длинное знамя, пропитанное воспламеняющейся жидкостью. План был прост: устроить вылазку через малый подъемный мост и с помощью духов, знамен, факелов и ветра поджечь все, до чего они могли добраться, но самое главное – лодки орков. Потом они должны были уничтожить деревянный мост, чтобы прекратить сообщение между двумя берегами Догона – вернее, между находившимися на них отрядами орков, отрезав их друг от друга. Тем временем нагруженные склянками с духами и подожженные плоты должны были достичь противоположного берега, подгоняемые ветром к зарослям тростника, и, если повезет, зажечь их. На плоты решили погрузить пропитанные духами вязанки дров и в центре поместить полные флаконы, сняв с них затычки из сургуча.

Роби объяснила, что у них нет другого выбора. Атаковать нужно этой ночью.

Завтра город падет. Они не смогут противостоять катапультам.

Они не смогут остановить десятки лодок. Не смогут задержать орков, когда те начнут взбираться на городские стены.

Завтра город падет, если они не атакуют этой ночью. Они могут выжить. Они выживут, если ее план удастся.

Они победят – ради Далигара. Ради детей, которые заснули этой ночью с мыслью, что завтра у них будет новый день.

Они победят, сражаясь вместо тех, кто бросил город, как старую тряпку. Они победят. Город выстоит и будет жить. И они будут жить вместе с ним.

Все лица были обращены в ее сторону: не только всадники, но и остальные горожане, стражники и даже церемониймейстер не отрывали от нее взгляда. Роби поняла, что нужно продолжать говорить. Сначала она повторила все, что говорили победоносные воины в их спектаклях на берегу моря. Что в грядущие времена всякий раз, как какая-нибудь земля будет окружена армией неслыханной силы и невиданного зверства, люди будут вспоминать о них, собравшись вокруг костров, и мужество будет вновь возрождаться от рассказов о защитниках Далигара, мчавшихся сквозь эту ветреную ночь.

Они победят.

Пусть каждый помнит, что вера с ними. Или в них? Нет, лучше, что вера с ними. Пусть не слишком ясно, зато хорошо звучит. Уж если на их стороне вообще никого нет, то пусть хоть вера примкнет к их рядам. Розальба задумалась, стоит ли пояснять, в кого или во что должна быть эта вера, но решила, что, о чем бы она ни говорила, лучше не вдаваться в подробности и не останавливаться на каких-то, быть может, спорных деталях.

Потом она перестала повторять заученные наизусть фразы и сама нашла нужные слова. Когда на них нахлынет страх, а он обязательно нахлынет, пусть каждый вспомнит лица дорогих ему людей, тех, за кого он сражается.

Сама Роби ни на мгновение не переставала думать о своей дочери.

Задолго до рассвета они уже были готовы. Перед тем как сесть на коня, Роби захотелось еще раз пойти поцеловать Эрброу. Это мог быть последний поцелуй. Она долго размышляла, но потом все же отказалась от этой идеи. Слишком велик был риск, что она потеряет мужество. Она вновь повторила себе, что ее дети будут жить. И она, и Эрброу переживут эту кошмарную ночь, и у них еще будет достаточно времени на объятия – вся жизнь.

Роби задалась вопросом, не повредит ли ей сейчас скачка галопом, и осознала, что у нее под сердцем был не кто иной, как ребенок Йорша. Словно последний из эльфов все еще был рядом с ней. Она – наследница Ардуина, во чреве которой был наследник эльфов, – она не могла не победить. «Я сражаюсь, чтобы побеждать» – так вот что значили эти слова! Кто уверен в победе, тот сражается без страха, а кто сражается без страха, непременно побеждает. Видение, четкое и ясное, снова возникло у нее перед глазами. Король улыбнулся ей.

Роби вскочила на коня, и из груди ее вырвался яростный крик:

– Я сражаюсь тем, что есть, и только для того, чтобы побеждать!

Омраченные лица ее убогой армии просветлели.

Никто не рассмеялся.

Роби попыталась вспомнить, что еще говорили древние королевы из придуманных Йоршем пьес и что могло бы звучать получше, чем: «Я сражаюсь тем, что есть, и только для того, чтобы побеждать».

– Я не более чем хрупкая женщина… – с трудом вспомнила она; никогда это не звучало так правдиво, как теперь. – Но у меня… но я… – Черт побери, что же там было Дальше? – Но у меня желудок короля…

Нет, все-таки не желудок. Что же они говорили? Она не слишком разбиралась в том, что касалось внутренностей, это Йорш был экспертом в анатомии, как, впрочем, и во всем остальном. Что же это был за орган, в котором, по мнению менестрелей, находилось мужество?

Ее слова понравились людям, хоть были и не совсем подходящими. Королева осмеливалась шутить. Это поразило всех, словно внезапный звук рога, и воодушевило даже лучше, чем девиз Ардуина.

– Я не более чем хрупкая женщина, но у меня легкие короля… – сделала она еще одну попытку.

– Да-а-а-а-а! – заорала толпа.

Это тоже было не то, но звучало отлично. Если для нее внутренности не слишком отличались друг от друга, то народ Далигара, видимо, совсем в них не разбирался.

– Я не более чем хрупкая женщина, но у меня печень короля.

Это было уже ближе. Толпа заревела с силой урагана. Вот оно, нужное слово. Хотя нет, ей пришло в голову еще кое-что.

– Я не более чем хрупкая женщина, но у меня сердце короля! – заорала Розальба, королева Далигара. – В моей груди бьется сердце Ардуина! Я одержу победу! Ради моих детей, ради вас! Мы победим!

И слова ее перестали быть просто словами. Они стали реальностью. Страх исчез. Вокруг бурлили возгласы толпы, наполняя Роби силой. В ней билось сердце Ардуина. Как и он, Розальба одержит победу.

В это мгновение, вероятно разбуженный голодом, Ангкеель вылетел из окна королевских покоев, где спала Эрброу. Он величественно опустился Роби на плечо; его появление было встречено всеобщими радостными криками. Королева-ведьма, наследница Ардуина, вооруженная эльфийским мечом, с орлом на плече и с короной, сиявшей в темноте собственным светом, – по крайней мере, все символы были на их стороне. Может, и вера тоже, что бы это ни значило. Они сражались, чтобы победить.

Горящие плоты были спущены на воду, и одновременно опустился малый подъемный мост. В отличие от южного моста, огромного, опускавшегося медленно и со скрипом, этот был небольшим, бесшумным и легким в управлении. В придачу он находился в тени и не был освещен ни факелами на городских стенах, ни огнями биваков.

Орки заметили всадников лишь тогда, когда те пересекали подъемный мост. У стражников было достаточно времени, чтобы поднять его обратно задолго до того, как первый из орков смог бы приблизиться и коснуться его ногой. Розальба услышала, как мост захлопнулся за ее спиной, и с ужасом осознала, что оказалась среди врагов, в ловушке. Перед ее глазами снова возник Король и улыбнулся. Она успокоилась. Все должно было получиться. Она сражалась, чтобы побеждать.

Розальба продолжала скакать вперед. Как и у других всадников, у нее в мешке было пропитанное горючей жидкостью знамя и с десяток флаконов с духами. Роби бросила один из них в изгородь загона с козами, но промахнулась, и склянка упала, не разбившись, на мягкую землю. Вторая попытка – склянка выпала у нее из рук. У Роби вырвалось проклятие. Несмотря на хмель, орки начали просыпаться и хвататься за оружие, чтобы остановить нападавших. Следующий флакон со звоном разбился о деревянную изгородь; скакавший следом за Роби всадник поджег загон факелом. В то же мгновение с южного берега донесся оглушительный грохот: один из плотов выполнил свое назначение и взорвался. Перепуганные козы прыгали через изгородь в дым и темноту и разбегались во все стороны, добавляя к грохоту и воплям, раздававшимся среди орков, свое испуганное блеяние.

Главной проблемой оставался огонь. Не только орки, но и сами атакующие могли оказаться в ловушке, окруженные пламенем.

Роби увидела, как трое ее всадников подожгли лодки орков.

Залитые духами, легкие челноки из выделанной кожи загорались, словно сухие листья. Избавившись от лодок, на которых орки могли пересечь воды Догона, город увеличивал свои шансы на спасение. Один из всадников пал, пронзенный тучей стрел, но двое других смогли скрыться под покровом дыма.

Розальба узнала убитого кавалериста – высокого и молчаливого юношу, которого она уже видела раньше. Она вспомнила его темные глаза и осознала, что больше они ничего не увидят. До этого момента он был всего лишь пешкой на шахматной доске, одним из всадников, с которыми она должна была идти в атаку. Но когда она увидела, как он упал, пешка вновь стала человеком: тем самым, высоким, с веснушками и темными глазами. Наверняка в Далигаре его ждали мать и отец, возможно, жена или невеста, может, даже дети, к которым он уже никогда не вернется. Снова в ней родился страх. Всем своим сердцем Роби пожелала быть как можно дальше отсюда, вместе с дочерью, в безопасности за городскими стенами, но само воспоминание об Эрброу придало ей силы: ее страх превратился в ярость. Те, кто ждал погибшего юного кавалериста, должны были узнать, что он пошел на смерть во имя любви к ним.

Роби вспомнила Йорша и вновь поклялась, что его дети будут жить, даже если для этого ей придется до конца своих дней вести за собой войска. Душа ее затвердела.

Она должна была рассчитывать на пятерых оставшихся всадников, а они имели право на командира, который верил в победу. «Я сражаюсь тем, что есть, и только для того, чтобы побеждать». Чем чаще она повторяла эти слова, тем реальнее они становились.

Из лагеря орков раздавались вопли. Огонь, который она решила использовать в качестве оружия в своей умозрительной стратегии, взрывался сейчас повсюду настоящим пламенем, по-настоящему сжигая и уничтожая все на своем пути. Кое-кто из орков не смог спастись от огня. Розальба задумалась, права ли была народная молва, утверждавшая, будто орки появились на свет из грязи, или все-таки они рождались от своих матерей, и ужас от осознания того, что она делала, завладел ею. Потом Роби вспомнила лицо своей дочери, и вновь желание быть матерью двух своих детей и видеть их живыми взяло верх над всем остальным. Если бы ей пришлось сжечь всех орков на своем пути, чтобы защитить Эрброу, она пошла бы и на это.

Розальба продолжала свою бешеную скачку. Энстриил летел быстрее ветра. Среди орков на северном берегу не было всадников – никто не мог за ней угнаться. Роби и пятеро кавалеристов, скакавших вслед за ней на запад, поравнялись с деревянным мостом в миле от города. Они со всей силой бросили свои мешки в деревянные перила, обливая мост воспламеняющейся жидкостью. Розальба обернулась и увидела плоды организованной ею вылазки: подхлестываемые ветром языки пламени уничтожали лагерь орков на северном берегу и пожирали все, что попадалось на пути.

Роби и пятерым ее кавалеристам ни за что не удалось бы вернуться обратно через охваченный огнем лагерь орков. Им оставалось лишь скакать вперед по подожженному мосту и пытаться войти в город с юга. На том берегу их ждала кавалерия орков. Это были воины, внушавшие ужас, к тому же у них были лошади. Но времени на размышления не оставалось. Роби поскакала по уже загоревшемуся мосту, и кавалеристы, мчавшиеся за ней, развернули и подожгли факелами знамена; ветер мгновенно превратил их в длинные языки пламени. На освещенном, будто днем, мосту их глазам предстали во всей своей красе расписные барельефы, изображающие победы сира Ардуина: раненых, мертвых или бегущих в страхе орков; матерей, вновь обнимающих своих сыновей; зеленеющие поля. Нигде не было изображения самого Ардуина. Жаль, подумала Роби: ей было бы приятно увидеть знакомое лицо Короля, хотя и без этого ее видение вновь встало у нее перед глазами.

На южном берегу господствовали огонь и хаос. Королева оставила позади горящий мост, за ней последовали и ее воины. С минуты на минуту из пламени могла показаться кавалерия орков. Словно подчиняясь безмолвному приказу, всадники Далигара подняли высоко над головами свои горящие знамена, развеваемые северным ветром, и стали подобны ангелам смерти, готовым напасть на любого, кто осмелится им перечить.

Внезапно перед Розальбой выросли из дыма огромные, похожие на чудовищ вражеские катапульты. Они были сделаны из прочного дерева и уже заряжены связками дров, чтобы, словно чумой, заразить Далигар пламенем. У Роби не осталось больше флаконов с горючей жидкостью, но они были у ее всадников. Не успела она рассмотреть гигантские катапульты, как увидела тех же гигантов, но уже объятых пламенем, в то время как быстрые копыта Энстриила уносили ее прочь. Роби смотрела, как мириады мелких искр кружились на ветру, подсвечивая его, и рассеивались в ночи. Она двумя руками выхватила меч – меч с плющом на эфесе, принадлежавший когда-то Йоршу. Клинок засиял в ночи серебристым светом, более ярким, чем отблески пожаров.

Энстриил уверенно скакал среди дыма и общей неразберихи. Неожиданно перед Роби возник из темноты загон с лошадьми орков, и она немного замедлила бег коня, чтобы рассмотреть их получше. Все лошади противника были одинаковые: темной масти, очень красивые, с блестящей шерстью и с гривами, заплетенными особым образом и скрепленными заколками из чеканного железа. Загон был устроен наскоро, за несколько часов до наступления ночи, когда кавалерия орков подъехала к городу: изгородью служила толстая веревка, сплетенная из конопли и бычьих жил и намотанная на воткнутые в землю жерди. Роби спешилась и занесла меч: ей хватило одного удара, чтобы перерубить веревку. Кони, обезумевшие от огня, бросились в темную ночь. Вражеская кавалерия осталась без лошадей, но для этого Роби пришлось остановиться и вылезти из седла. Перед ней тут же вырос огромный орк и схватил ее коня под уздцы.

Розальба обеими руками сжала золотой эфес, увитый голубым плющом. Клинок старинного эльфийского меча блеснул под луной и обрушился на шею орка.

Лезвие меча вонзилось в его тело. Роби почувствовала, как кровь орка брызнула ей на руки и на лицо, на плащ и на то, что осталось от ее волос. На мгновение ее охватил ужас от того, что она делала, но она смогла отогнать это чувство: если бы ей пришлось обезглавить всех орков между Далигаром и Черными горами, она не задумываясь пошла бы на это ради того, чтобы ее ребенок смог родиться. Если бы ей пришлось нагромождать трупы горами, достигающими верхушек деревьев, чтобы девочка с глазами последнего эльфа продолжала дышать, она сделала бы и это. Она не превратилась бы в фурию, не стала бы блуждающим духом, разрываемым на части болью за своих нерожденных или умерших детей. Она была бы матерью двоих детей и видела бы их живыми.

Орки приближались один за другим. Пятеро кавалеристов Далигара немедленно сомкнулись вокруг Роби кольцом. Королева-ведьма вытерла кровь с лица, высоко подняла в темноте свой меч и принялась вновь и вновь обрушивать его на врагов. Каждый ее удар сопровождался яростными, почти дикими криками, в которых она с изумлением узнала собственный голос.

Роби умела сражаться. Не только потому, что они с Йоршем часто устраивали шуточные дуэли, используя тростинки вместо мечей, но и потому, что она, так же как на охоте, мгновением раньше знала, где окажется враг. Кровь орка на ее лице смылась потом. Плечи ныли, словно по ним били палками. От усталости прерывалось дыхание. Ей не хватало воздуха.

Роби взглянула на последнего орка, стоявшего перед ней, и поняла, что не сможет поднять меч еще один раз.

Она подумала о своих детях.

Об отце.

О матери и о ее сушеных яблоках.

Подумала о Йорше.

Ее плечи как будто налились свинцом. Меч был тяжелым, словно в нем сосредоточилась вся боль мира. Рука ее упала.

Над ней возвышались два орка.

Роби осознала, что это конец.

Два орка, один за другим, рухнули на землю.

Две стрелы, обгоняя одна другую, поразили их в узкую щель между кирасой и латным нашейником. Прекрасные стрелы с наконечниками из тончайшей стали или, может, из серебра, сбалансированные бело-красным оперением. Опираясь на меч в попытке подняться на ноги, Роби обернулась, ища взглядом своего спасителя. Лучник оказался верхом на пепельно-сером коне, красоту которого не могла скрыть даже темнота: под лоснящейся шерстью выступали превосходные мускулы, тело его казалось высеченным из ветра. Меткость стрелка превосходила все мыслимые пределы, сравнимая разве что с меткостью Йорша.

Роби узнала прекрасного скакуна Судьи-администратора.

В течение одного бесконечного мгновения она верила, надеялась, мечтала об абсурдной возможности, что это Йорш поднялся со своего погребального костра и пришел ей на помощь, после того как в насмешку украл у Судьи коня.

Неистовое пламя пожаров и дым не давали ей рассмотреть лучника; а может, причина была в том, что наши глаза часто отказываются видеть невероятное и верить в неправдоподобное. Как бы то ни было, Роби узнала своего спасителя, лишь когда он приблизился к ней. Стрелок был без шлема, и его светлые волосы сияли в свете огня, собранные под изысканные серебряные сеточки с небольшими жемчужинами. Воротничок из светлого шелка волнами ложился на бархат куртки.

Вне всякого сомнения, это была Аврора, дочь Судьи-администратора.

Из всех людей на свете она была последней, кого Роби ожидала увидеть на поле боя и от кого желала получить помощь.

Принцесса Далигара всегда отличалась совершенной, завораживающей красотой. Легкая серебряная вышивка на ее темном, как ночь, бархатном платье сочеталась с нитями серебра в ее волосах. Под платьем виднелись штаны из такого же бархата и темные сапоги, так что открытыми оставались лишь руки и лицо.

Роби резко почувствовала холод ночи и ветра на своей неровно обритой голове, на грязных голых ногах и на худых ободранных коленях, которые выглядывали из-под перепачканного кровью и грязью платья, когда она ехала верхом.

Принцесса Аврора остановила своего прекрасного пепельного коня. Она спешилась, подошла к двум убитым ею оркам и закрыла обоим глаза, застыв ненадолго в скорбном молчании, словно они принадлежали к кругу ее любимых и родных. Это показалось Роби еще более абсурдным, чем все остальное. Аврора коротко кивнула ей и вновь вскочила в седло.

Их увидели с городской стены: огромный тяжелый подъемный мост опустился с шумом и скрежетом железных цепей. Розальба и пятеро ее кавалеристов, шестеро вместе с Авророй, галопом пересекли его и наконец оказались на большой площади перед колодцем. Тяжелая решетка упала за их спиной, и южный мост стал подниматься. Четверо орков-кавалеристов, гнавшихся за всадниками по пятам, успели влететь в город вместе с ними до того, как опустилась решетка, в последнюю минуту остановившая преследовавших их пеших орков. Стараясь удержать равновесие на поднимавшемся мосту, враги зарядили свои арбалеты и начали стрелять. Розальба быстро спешилась, чтобы не быть для них легкой мишенью, но запуталась в плаще и упала на колени. Предназначенная ей стрела ранила ее в правое плечо, открылось небольшое кровотечение. Розальба сняла с головы вуаль и попыталась остановить ею кровь, мгновенно въедавшуюся в белую ткань алыми пятнами. Жаль, подумала она, хорошая была ткань, но под рукой у нее не было ничего другого. Вместе с вуалью она сняла и корону и положила ее себе на колени.

Рядом с ней лежал меч с увитым голубым плющом эфесом и с перепачканным кровью клинком.

Услышав за плечами грохот железа и звон цепей, Роби почувствовала себя в безопасности. Преследовавшие их орки были убиты или сброшены в воды Догона поднимавшимся мостом. Враг остался за стенами города – на эту ночь, на следующую и на последующую тоже.

Кто-то встал прямо над ней. Аврора.

Дочь Судьи тоже спешилась, но в грязи были выпачканы лишь ее сапоги, а не голые ноги или колени, а это совсем не одно и то же. Роби не могла не думать о том, что легкостью своих движений принцесса каким-то образом напоминала ей Йорша. Она поднялась на ноги и осталась стоять с мечом в одной руке и с короной и окровавленной вуалью в другой.

Принцесса Далигара смотрела на нее с любопытством. Для Роби ее взгляд был подобен укусам пчелиного роя. Она желала сбросить его с себя. Та, другая, была дочерью человека, который убил Йорша. По приказу которого были повешены ее отец и мать.

Роби возненавидела ее всей душой, но потом вспомнила, что та, другая, только что спасла ей жизнь.

Аврора была так же красива, как Йорш, и для Роби это была еще одна причина, чтобы ненавидеть ее, даже сейчас, когда Йорш умер и ревность стала бессмысленной. И снова она напомнила себе, что Аврора только что спасла жизнь ей, а следовательно, и ее дочери, и ее еще не рожденному ребенку.

Розальба попыталась взять себя в руки. Она смертельно устала. Чтобы не упасть, ей пришлось опереться одной рукой на Энстриила, другой на меч, пользуясь им как тростью. Ее ноги погрузились в грязь, но хотя бы колени были прикрыты платьем. Роби вспомнила о темно-голубом бархатном плаще, расшитом золотом, – куда он подевался? Она огляделась и увидела его на земле, недалеко от копыт Энстриила.

Вокруг них собиралась толпа. Их встречали все: воины, женщины, дети, горожане, беженцы и, конечно же, церемониймейстер. Не хватало лишь коменданта, который, видимо, не посмел оставить свой пост у кровати Эрброу, даже заслышав крики победы.

Принцесса графства все еще разглядывала ее. Она казалась растерянной. Роби вновь подумала, что должна поблагодарить девушку за то, что та спасла ей жизнь, но ненависть к дочери Судьи была сильнее. Наконец глаза Авроры просветлели.

– Роби! Розальба. Роза Альба? – тихо произнесла она с радостью и триумфом человека, только что разгадавшего сложную загадку.

Роби кивнула, и в тот момент произошло второе невероятное происшествие этого вечера. Точнее, третье, если считать их победу, которую по праву можно было назвать невероятной.

Принцесса Далигара преклонила голову и опустилась перед Роби на колени, пачкая в грязи свое бархатное платье и штаны.

– Моя госпожа, – громко произнесла она, поднимая голову, – Роза Альба, наследница Ардуина, та, в чьем имени звучит свет нового дня и надежда, которая рождается каждое утро для Мира Людей, правительница Далигара, которая пришла сражаться за свой город и за его жителей.

Розальба так и осталась стоять неподвижно, бесконечно уставшая и не менее удивленная. Она не знала, что делать, и у нее ни на что не было сил. Ей удалось кивнуть. Она выжила. Окружение орков было прорвано. Ее дочь была жива, и, быть может, Роби смогла бы спасти ее будущее. У нее появилась союзница, не самая желанная, это так, но наделенная безошибочной меткостью, только что спасшей ей жизнь.

Аврора поднялась, подобрала голубой плащ с золотой вышивкой и с легким поклоном подала его Розальбе.

Правительница Далигара набросила плащ на плечи. Почувствовала его мягкое тепло. Встретившись взглядом с всадниками, последовавшими за ней этой ночью, она заметила, что в них что-то изменилось. Они пошли за ней от отчаяния, как уличные мальчишки слушаются самозваного главаря, – теперь они смотрели на нее так, как смотрят на королеву. Тот же взгляд был и у остальных людей на площади. Многие становились на колени.