Текст книги "Последний орк"

Автор книги: Сильвана Де Мари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 48 страниц)

Глава девятнадцатая

Аврора казалась неуверенной и смущенной, но не отступалась и продолжала свой рассказ:

– Позвольте мне рассказать вам о жизни Ардуина от начала и до конца. Думаю, я единственная, кто что-то о нем знает. Моя мать научила меня эльфийскому языку, а с помощью коменданта королевского дворца я выучила и другие древние языки. Перед смертью Ардуин приказал выбить на каменной стене свое предсказание и собственноручно написал историю своей жизни. Он писал лишь на языке эльфов. Этот рассказ был хитро спрятан среди других манускриптов, и каждую скупую строку приходилось искать, как ответ на неразрешимую загадку. Я не знаю, спрятал ли сам Ардуин эти строки, дабы спасти их от уничтожения, или это работа его преемников, которые нашли таким образом компромисс между своим желанием скрыть его принадлежность к Народу Орков и обязанностью сохранить память о великом короле. Принцессу звали Джада, и она была младшей из двадцати девяти братьев и сестер, детей короля от четырех его жен, умерших одна за другой, и шести наложниц, утешавших вдовца в промежутках между браками. Этим королем был Дардрайл Четвертый, прозванный Жестоким за свирепость, с которой он управлял своей землей, строгость, с которой повелевал своей семьей, и зверство, с которым воевал против орков.

Но сколько бы он ни уничтожал их, рано или поздно приходили другие. Как люди ни защищали свои границы, возводя смотровые башни, копая рвы и расставляя вооруженных солдат через каждые пятьдесят шагов, все равно кто-то засыпал на посту, кто-то смотрел не в ту сторону, и снова горели фермы. Дардрайл Жестокий дал приказ вторгнуться в земли орков и перебить их всех, включая детей. Но вмешалась принцесса, и приказ остался невыполненным. Рассказывали, что она молнией прилетела на своем коне и, обнажив меч, встала между солдатами отца и одним из детей орков, уже обезображенным огнем. Она кричала, что нельзя убивать детей, никогда, что лучше умереть самим. Тот, кто поднимает руку на ребенка, сам является орком. Если орков можно победить, лишь самим превращаясь в орков, то лучше уж умереть, лучше потерпеть поражение. Похоже, она была не слишком опытным воином, но никто из солдат не посмел пролить королевскую кровь, выступив против нее. Она освободила ребенка и увела его прочь от солдат. Она отдала ему коня, чтобы он смог догнать своих, и повесила ему на шею свою подвеску, чтобы никто из солдат не осмелился остановить его. Это была королевская печать – небольшой нефритовый шарик с изображением восходящего солнца. Ребенка звали Ардуином. В некотором смысле, принцесса спасла всех детей орков.

Странно, но стоит всего лишь одному человеку воспротивиться жестокости, как вдруг все остальные, даже те, кто старательно исполнял жестокие приказы, даже те, кто эти приказы отдавал, начинают понимать, как они ошибались. Джада была любимицей отца – король не только не наказал ее, но и отменил свой приказ убивать детей орков. И вовремя: многие солдаты дезертировали, лишь бы не участвовать в этой жестокости. После смерти Дардрайла Жестокого на престол взошел его сын Бальруин Юный, не отличавшийся ничем особенным, кроме того, что он был сыном старого короля. Правил он средне, не заслужив особых похвал и не совершив особых подлостей, и лишь до того момента, пока город и окрестности оставались спокойными. Когда же горизонт потемнел от полчищ орков, шедших тысячами с восточных равнин, ему в голову не пришло ничего лучше, чем приказать поднять подъемный мост Далигара, чтобы город хоть какое-то время мог противостоять осаде, а самому сбежать раньше, чем осада начнется. Нужно отдать ему должное: он, в отличие от моего отца, хотя бы оставил армию в городе. Пока орки уничтожали его солдат и украшали свои катапульты головами его генералов и их же кишками, король укрылся в Алиле, неприступной крепости в Северных горах, где сейчас прячется мой отец с тем, что осталось от его двора и нашей армии. Лишь на подходе к Северным горам Бальруин обнаружил, что с ними не было Джады, самой младшей из дочерей Дардрайла, единственной, не вышедшей еще замуж. Принцесса осталась защищать детей из Домов сирот, которые существовали уже тогда, но были намного… приличнее, чем в годы правления моего отца. Орки не нуждались в чьих бы то ни было приказах, чтобы убивать беззащитных детей, и уж наверняка не дезертировали, стараясь этого избежать. Поля полыхали огнем. Принцесса собрала всех сирот вместе и попыталась увести их в безопасность, в Северные горы, как вдруг их окружила банда орков. Она выхватила свой меч, с которым не умела обращаться, но тут один из орков встал между ней и остальными. На шее у него висела нефритовая подвеска. Он посмотрел на нее и сказал: «Нельзя убивать детей, никогда». Он плохо говорил на нашем языке, но принцесса поняла его. После чего он повернулся к ней спиной, сорвал с лица свою ужасную боевую маску и сразился с остальными орками, стерев их с лица земли. Вскоре он взял на себя командование людьми, собрал то, что осталось от регулярной армии, вооружил крестьян вилами и научил их сражаться, повел свое войско в контратаку и освободил Далигар. Первым делом он установил на стенах Далигара наклонные колья, над каждым из которых горел в ночи яркий факел, разогревая смолу, лившуюся на головы атакующих. Город, похожий на дикобраза, стал неприступным. Огонь факелов был далеко виден в ночи, придавая мужество тем, кто в нем нуждался. Один из городов людей был освобожден и продолжал сражаться! Вслед за ним освободились и другие…

– За это его и прозвали Владыкой света? – спросил капитан.

– Да, за это, но не только. Я думаю, была еще одна причина, более тонкая, более глубокая, но не менее важная. Он был словно луч света во тьме – орк, который сражался за человеческих детей, вместо того чтобы убивать их. Это значило, что в этом мире возможно все, что наши судьбы не предопределены. Что надежда не умирает. Это значило, что быть орком – всего лишь личный выбор, а не судьба. Моего отца тоже можно назвать орком в каком-то смысле, несмотря на то что у него тонкие ухоженные руки и гладкие, как шелк, волосы. Ардуин решил, что не будет больше орком, и перестал им быть. Я думаю, его настоящее имя – Ардуинк. В самых древних летописях его называли именно так.

– Но почему он был непобедимым? Потому что был орком? Но ведь и другие, все они тоже были орками, все до единого…

– Орки – это нелюбимые и нежеланные дети, их ненавидят с рождения, они появляются на свет лишь затем, чтобы стать воинами и громить и разрушать ненавистный им мир. В мире орков мать – это всего лишь средство, используемое солдатами для увеличения своих рядов. В этом мире не существует нежности. Не существует милости. Каждый орк испытывает чувство радости, лишь находясь вместе с остальными. Они сражаются вместе, едят вместе, напиваются вместе. Вам доводилось видеть парады орков? Это нечто неописуемое. Они двигаются совершенно синхронно, все как один. Идеальные солдаты для любого, даже самого глупого командира. Они не думают, ибо мысль рождается лишь в том, кто любит жизнь, а тот, кто не познал любви, не может ничего полюбить. Разлученный с остальными орк теряется. Если никто не отдает ему приказы, он не знает, что делать. Войну можно выиграть лишь милосердием и силой мысли; тот, у кого нет ни того, ни другого, может лишь проиграть войну, даже если он побеждает на первых порах и оказывается в выигрыше. Но если ребенком орк познал милосердие, то он перестает быть частичкой войска и становится непобедимым воином. Он, как и другие, не ведает страха, но может чувствовать опасность, и способность предвидения обостряется так, что порой ему удается пересечь века своим взглядом. Ему никогда не будет знакома милость к врагам, павшим от его меча, но он будет сражаться за справедливость и не остановится, пока не одержит победу. Орки были созданы в то же время, что и люди с эльфами, тем же Вездесущим Духом Вселенной, который наделил их всех особыми дарами. И если эльфам была дарована власть над духом и материей, то оркам достался не меньший дар – отсутствие страха, способность переносить боль и возможность иногда видеть то, что готовит нам будущее. Но случилось так, что вмешалось Зло, и орки были обольщены жестокими и глупыми богами. Страдание изуродовало их, и ненависть к собственному жалкому существованию подточила их души. Они превратились в низких существ, кровожадных и жалких, губящих мир своей звериной жестокостью. Они прячут свои лица под масками войны, которые наклеивают на собственную кожу. Это вынуждает их никогда не менять выражение лица и еще больше снижает способность думать. Но когда-то они были таким же великим народом, как и эльфы. На древнем языке слова «орк» и «эльф» произносились по-разному, но писались одинаково.

– А люди, что получили в дар люди, кроме клопов и вшей? – спросила Роби.

– Можно сказать, это и было их даром, – Аврора позволила себе легкую улыбку.

– Вши?

– Видите ли, госпожа, – продолжила Аврора, – по мнению тех, кто описал историю начала мира, единственным даром для людей было отсутствие даров. Люди не могут властвовать над материей, имеют мало влияния на дух, они никогда не смогли бы летать на драконе, они страдают от боли намного больше, чем орки, и от холода – намного больше, чем эльфы. Привыкшие к собственной незначительности, поставленные на колени реальностью, которой они не понимали и которой ни в коей мере не были способны управлять, люди были вынуждены научиться мужеству. Не безрассудной самоубийственной смелости орков, которая заливает мир кровью, а настоящему мужеству, которое позволяет людям каждый раз подниматься на ноги: что бы ни случилось, они способны каждый раз начинать все сначала. Единственное, на что способны люди, – это подчинить себе материю, познав ее сущность. Быть может, когда-нибудь люди тоже смогут зажигать огонь одним лишь жестом, избавлять от боли и строить крылья, которые поднимут их в небо, как птиц или драконов. Дар, который получили люди, – это способность никогда не отступать и каждый раз начинать все заново. Существует древняя легенда о начале мира, в которой говорится о волшебном саде, где росло дерево с запретными плодами. Великая Праматерь Эльфов не удостоила его даже взглядом, Праматерь Орков долго держала плод в руке, наслаждаясь его необыкновенным ароматом. А Праматерь Людей съела его и познала вкус запретных плодов, за что ее потомки были прокляты и обречены не иметь никакого волшебного дара и своими силами сражаться с холодом и болью.

– Впечатляюще, – бесстрастно проговорила Розальба.

– Знаете, – продолжила Аврора, – существует интересное объяснение этого мифа. Абсолютное послушание эльфов было награждено бессмертием, которое в конце концов уничтожило их, частичное послушание орков – нечувствительностью к боли, которая превратила их мужество в зверство. Правильным выбором оказалось любопытство людей, их вызов, желание ничему не подчиняться слепо, путь познания. Именно этого желал Дух Вселенной. Не правда ли, это воодушевляет?

– Я задыхаюсь от восхищения, – сухо заверила ее Розальба. – Вернемся же к истории Ардуина, если вы не против?

Розальба понадеялась, что у Духа Вселенной было чувство юмора. Она хотела бы кое-что объяснить ему при встрече, если ей суждено было когда-нибудь с ним встретиться.

– Принцесса Джада, которая была на несколько лет старше Ардуина, согласилась стать его супругой, – продолжила свой рассказ Аврора.

– Она выбрала его по своей воле или это была плата за то, что он сражался на ее стороне? – перебил ее капитан.

– Я… я не знаю… Об этом нигде не говорится… Может быть, если не сказано ничего иного, это значит, что она… Я думаю, она желала стать его супругой… – неуверенно ответила Аврора.

– Может, вернемся к самому рассказу, если это вас не слишком затруднит? – вмешалась Розальба с неприятным чувством, что лишь она одна в этой комнате не потеряла здравого смысла.

Аврора поспешила закончить свой рассказ. Народ безгранично любил Ардуина и так же безгранично стыдился его. По той же причине Мир Людей погряз в трусости и варварстве, когда отрекся от эльфов, возненавидел и стал уничтожать их: люди не смогли простить эльфам, бывшим когда-то их великими королями, что те не защитили их от орков. Точно так же люди покрыли себя позором, стыдясь сира Ардуина и его происхождения.

– Но почему пали эльфийские королевства? – не успокаивался капитан. – Как это возможно? Ведь у них были необыкновенные волшебные силы!

На этот раз капитану ответила Розальба:

– Потому что их способность слышать чужую боль стала почти абсолютной, и это погубило их. Мне объяснил это мой супруг. В мирные времена они были отличными королями, хоть и далекими от Мира Людей, далекими и непонятными, погруженными в свои наблюдения за движением светил или в изучение игры на лютне. Когда нагрянули орки, эльфы оказались не в состоянии сражаться с ними. Моему супругу пришлось однажды убить человека, знаете, когда он пришел, чтобы освободить меня из лап Судьи-администратора. С тех пор не проходило и дня, чтобы он не вспоминал об убитом. Когда нагрянули орки, эльфийские короли оказались не в состоянии сражаться с ними, потому что чувствовали каждый удар, каждое ранение, словно нанесенные им самим, и это было принято людьми за потворство врагу и нежелание сражаться. Раненых орков добивали на месте, и если кто-то желал выместить на них свою злобу и отчаяние, то долго не раздумывал. А желающих было немало. Эльфийские короли приказали брать раненых в плен. Но тот, кто потерял в набегах орков жену и детей, не слишком рад был снабжать едой и водой палачей своих родных, поэтому и этот приказ был расценен как содействие оркам.

Королева немного помолчала, потом вновь обратилась к Авроре:

– Итак, вы говорили?..

Аврора продолжила рассказ:

– Сын Ардуина взошел на престол, но не смог найти себе супругу. Он умер, не оставив потомства. Сын орка – никто не желал, чтобы в жилах собственных детей текла кровь орков. Старый Ардуин велел своим дочерям затеряться среди простых людей: так ни одна из них не была бы приговорена к одиночеству. Принцесса Джада умерла вскоре после рождения своей последней дочери, пронзенная последней стрелой последнего лучника последней банды орков, спасавшихся бегством. Ярость Ардуина была неописуема. Король, который знал, что такое справедливость, но не ведал милости, очистил от орков все земли людей, укрепил границы, сделал Изведанные земли неприступными. Он остался единственным орком, ходившим по земле людей, последним. После смерти Джады и после окончательной победы над орками Ардуину осталось лишь отчаяние и одиночество: он удалился в королевские библиотеки. Кто-то научил его письму и древним языкам, в том числе и эльфийскому. Его сын был единогласно избран королем, его прозвали Мудрым, но Ардуину пришлось познать еще одну боль потери: жизнь его сына, совсем еще молодого, унесла какая-то странная лихорадка, которую никто не смог вылечить. Не исключено, что он был отравлен…

– То есть я – потомок одной из дочерей Ардуина? – прервала ее Розальба. – Я победила, потому что в венах моих течет кровь орка, не говоря уж о крови короля, которого запомнили как Кого-то Там Жестокого?

Наступило молчание. Казалось, Аврора собирается с мыслями, подбирает слова.

– Моя госпожа, – наконец сказала она, – без сомнения, в ваших жилах течет кровь Ардуина Справедливого и Джады, но вы победили не из-за этого. Вы победили, потому что вы – это вы. Да, вы потомок Ардуина, но не вы одна. Ни ваши родители, ни их предки не были единственными детьми в семьях, и у вас наверняка имеется множество кузенов, кузин и других дальних родственников, которые могут похвастаться тем же происхождением. Но никто из них не привел нас к победе, лишь вы. Вы научились военной стратегии, сопровождая вашего отца на охоте, любовь вашей матери подарила вам веру, ваш супруг одарил вас способностью зажигать сердца, ваши дети и необходимость спасти их дали вам мужество и ярость, которые ничем не остановишь.

Взгляд зеленых глаз Авроры оторвался от лица Розальбы и ненадолго задержался на непроницаемом лице капитана Ранкстрайла. Потом устремился вдаль, к вершинам Черных гор, нависших над горизонтом.

– Мы – это не только кровь, которая течет в наших венах, – добавила она. – Так было раньше. Порядочные люди рождали порядочных людей, подонки – подонков. Начиная с короля и заканчивая предателем, не исключая героев и демонов, все рождались с предначертанной золотом или грязью судьбой, и им оставалось лишь следовать ей. Если терялась честь, то безвозвратно: позор становился приговором, который не отменялся даже после смерти, падая на головы всех потомков приговоренного. Бесчестие становилось замкнутым кругом из огня и железа, и выхода из него не было. Добро и зло разделялись раскаленными докрасна границами. Честью считалось сражаться с орками и демонами, которых изрыгала преисподняя и злоба которых, как и существование Небес, не ставилась ни под какое сомнение. Этот мир исчез, как исчезли эльфы, драконы и эринии. Мы – это мы. Мы – это то, что мы выбираем, а не кровь, которая течет в наших венах. Каждый из нас должен искать свой путь через тернии к звездам, не зная до конца, где добро и где зло, и определяя это самостоятельно из раза в раз, иногда ошибаясь и начиная все сначала. Каждый из нас будет сам выбирать между честью и бесчестьем: путь, ведущий к свету, может быть затерян среди болот и грязи, и придется иной раз ползти, чтобы добраться до цели. Все мы должны будем научиться подниматься после падений, ибо герои, которые никогда не падали, сошли один за другим в царство смерти, и остались только мы. Каждый день, на закате, мы будем взвешивать наше мужество и нашу трусость, и если мужество перевесит, то, значит, день был хорошим. Вы не представляете себе, госпожа, что значит стыдиться крови, которая течет в твоих жилах. Ваши родители были казнены, и слова «несправедливость» недостаточно, чтобы описать их казнь, но они умерли, любя друг друга и держась за руки. Вы гордитесь ими, так же как ваш супруг гордился своими родителями: мне неизвестно, знал ли он их, но, без сомнения, не переставал гордиться ими. Боль, которую несет с собой смерть родителей, – чистая боль, в ней нет стыда. Мне повезло меньше, чем вам. В течение всей моей жизни я не переставала разрываться надвое. В некотором смысле, я дочь орка. Мой отец без всякого промедления убил бы вас, когда вы были ребенком, как убил бы и вашу двухлетнюю дочь, а, как говорила Джада, тот, кто убивает детей, сам становится орком. Освободив нашу землю от орков, мы должны будем помнить, что остался еще один, последний, укрывшийся в Алиле, среди Северных гор. Я знаю все преступления моего отца, но, несмотря на это, где-то в уголке моей памяти осталась его улыбка, сиявшая на его лице, когда он играл со мной в детстве. Долгое время я верила, что мой удел – одиночество, ибо я не желала, чтобы в венах моих потомков текла кровь монстра, но теперь я не так в этом уверена. Несколько часов, проведенных в обществе вашей дочери, открыли мне мою душу лучше, чем я могла себе представить. Я верю, что каждый из нас – это те поступки, которые он совершает, а не кровь, которая течет в его венах. Это относилось к сиру Ардуину. Так же как… и ко мне. К любому из нас. Наверное, часть нашей души остается неизменной, что бы мы ни делали, и эта неиспорченная часть передается потом нашим детям. Поэтому, даже если необъятен наш стыд за родителей, мы имеем право не стыдиться самих себя, хоть и являемся их детьми и потомками.

Аврора прервалась. Ее взгляд скользил за окном, но не вдалеке, по вершинам гор, а вблизи, по черепам орков, насаженным на колья. Ее лицо посерело от этой картины, глаза помутнели, словно море в те часы, когда исчезает солнце и горизонт застилают огромные черные тучи.

– Вам следует бороться на два фронта: побеждать орков, орду за ордой, зная, что на место убитых придут новые, и ни на мгновение не терять вашу душу, не забывать, что такое милосердие, не превращаться в одну из них.

– Тот, кто желает смерти моим детям, будет убит, – спокойно ответила ей Розальба. – И голова его попадет на эти алебарды над сточными канавами у болот.

– Нет, даже головы тех, кто хочет убить ваших детей, не должны торчать за вашими окнами! Вы не знаете… Простите меня, госпожа, но вы не можете понять… Есть нечто ужасное в обезглавливании: вся человеческая сущность разбивается…

– Именно поэтому я так и делаю, – перебила ее Розальба. – Орки не боятся смерти. Единственное, что пугает их, – это возможность блуждать по царству смерти без головы, в то время как остальные мертвецы будут покатываться со смеху.

– Орки до ужаса боятся смерти, как и все те, кто во всю глотку кричит, что любит смерть и что в любой момент готов принести в жертву собственную жизнь, только бы разрушить чужую. Лишь сея смерть и желая смерти, они верят, что могут властвовать над ней. Чего они не выносят, так это ожидания собственной смерти, которая наступит неизвестно когда; они не могут просто жить, как все, кто не является ни самоубийцей, ни убийцей. Когда орк умирает и тем более когда ему мертвому отрубают голову, вся боль мира распространяется вокруг него, словно бездонная пропасть, – как вы можете не чувствовать этого! Неужели вы еще не заметили, что ваша дочь шагает с опущенным в землю взглядом, чтобы не видеть… этого!

Аврора указала на отрубленные головы, видимые в отблесках огня.

– Эрброу не смотрит на орков, потому что боится их: орки напугали ее до смерти…

– Ваша дочь не смотрит на них, потому что слышит боль их смерти и ужас их обезглавливания. Не допустите, чтобы ваши дети и все остальные дети Далигара росли там, где во время полдника на хлеб с медом садятся те же мухи, что только что пировали в пустых глазницах гниющего черепа. Прошу прощения, госпожа, – вся трясясь, продолжала Аврора, – но ваш супруг никогда бы этого не позволил. Отсутствие сострадания было бы для него настоящим мучением, подобным открытой ране. Мы должны лечить раненых: и наших, и орков. Пленные должны жить!

– Где? – раздраженно спросила Розальба.

– В подземелье!

– Что? В городе? И на что? Кормить и поить их, отнимая пищу и воду у осажденных? Охранять их, отнимая у войска солдат, которых и так не хватает?

В лице Авроры не было ни кровинки. Ее сотрясала мелкая дрожь. Розальба начала что-то подозревать, но Ранкстрайл опередил ее:

– Вы… – начал он. – Я хочу сказать, вы…

– Да, господа, я – то, что называют полуэльфом. Моя мать принадлежала к Народу Эльфов.

– Но ваш отец ненавидел эльфов! Он потратил полжизни на то, чтобы уничтожить их!

Розальба потеряла всякое терпение. Совершенно вышла из себя. Разговор снова становился бессмысленным, нелепым, непонятным. Она не желала признавать, не могла допустить, что у Йорша и Авроры было что-то общее. Все это было так глупо и абсурдно! Все это было… неприлично… В ее жилах текла кровь орка, а Аврора с каждой минутой претендовала на все большее и большее сходство с Йоршем…

Может, за всей этой историей и тем, как Аврора ее рассказывала, не раз заставляя Роби выглядеть полной идиоткой, были и другие причины, но, честно говоря, сейчас они ее не интересовали.

– Итак, – заключила королева, – подведем итог: во мне течет кровь орков, вы – полуэльф. Не хватает всего лишь курицы.

Аврора надолго задумалась, перед тем как ответить.

– Я думаю, мой отец потерял рассудок, – медленно произнесла она.

Девушка присела на основание статуи какого-то короля, может быть Эрика Лысого.

– Он ненавидит эльфов, – продолжала Аврора, – но в то же время он очарован ими. Я думаю, он ненавидит их, потому что ему не дано быть таким, как они. Он заставил мою мать согласиться на их брак, пообещав спасти ее народ… Когда она поняла, что он не собирался сдержать слово… и задумала бежать… – Аврора не договорила. – Не все эльфы были убиты, госпожа. Как, к сожалению, открыл для себя мой отец, боль уничтожает волшебные силы. «Стоит убить всего лишь одного из них, – говорил, посмеиваясь, мой отец, – и все его соседи станут послушными овцами на скотобойне!» Эльфы чувствуют боль умирающего насильственной смертью, и это лишает их воли к любому сопротивлению. Боль унижений и преследований, которым они подвергались веками, лишила их волшебных сил. Они остались одни, изгнанные отовсюду, и погибли, но не все. Многие из них скрывались среди людей, найдя приют у их очагов, вдали от зверств моего отца. Люди прятали их в кухнях, на кукурузных полях. Не только ваши родители пожалели и спасли кого-то из Народа Эльфов, и не только вы одна соединили с эльфийской свою кровь. В мире полно полуэльфов. Того, у кого в жилах течет хоть капля эльфийской крови, можно узнать по волосам, независимо от их цвета: на закате или на рассвете, когда косые лучи солнца скользят по их волосам, они блестят как-то по-особенному. Девочки легче наследуют волшебные силы, и, когда это становится явным, их называют ведьмами: часто у них обнаруживаются необыкновенные способности к лечению больных. Мальчики редко наследуют эльфийские силы, а если это и случается, то дело ограничивается лишь некоторыми способностями: отличной меткостью, особой сообразительностью и большой любовью ко всему написанному. Мой отец не смог понять одного: полуэльфы не теряют свои волшебные силы, никогда, даже в самом бездонном страдании. Не только из жестокости он заставил вашу дочь присутствовать при убийстве ее отца, а меня при казни… – Аврора вновь прервалась. – Он сделал это, чтобы обезоружить нас, лишив волшебных сил, но он забыл, что полуэльфы унаследовали и мужество людей, мужество никогда не сдаваться. Как и люди, мы не опускаем оружия, как и люди, мы никогда не сдаемся.

– Вы – ведьма? – спросил капитан.

– Если бы стало известно, кто моя мать, то меня называли бы именно так.

– А как можно отличить детей орков? – снова спросил ее капитан.

Аврора не ответила. Она помолчала, потом неопределенно мотнула рукой и, резко повернувшись, удалилась.

Луна скрылась.

Громоздкую тьму рассекал лишь свет последнего горевшего факела.

Где-то вдалеке послышалось уханье филина и отчаянный крик какой-то пташки, которую ему, очевидно, удалось схватить.

Розальба остолбенело молчала.

Слова Авроры вихрем кружились у нее в голове.

Она слишком устала. Она подумает над этим завтра. Или послезавтра. Или еще позже.

Ее усталость дошла до предела. Все, что оставалось еще у нее в мыслях, – это жалость к Авроре. Наверное, это ужасно – стыдиться собственного отца.

– Это все ложь, – упрямо проговорила она. – Это абсурдно. Ардуин не мог быть орком. Ни у меня, ни у моих детей не течет в жилах кровь орка. Это просто слухи, и Аврора… она поверила им… потому что ей отчаянно нужно во что-то верить… Наверное, это невыносимое страдание: знать, что твой отец – гнусный подонок, знать, что в твоих детях будет течь его кровь; стыдиться собственных рук, потому что кто-то, чьи руки были точно такой же формы, совершил ими жестокие преступления, – вполголоса произнесла она.

Розальба взглянула на Ранкстрайла и резко замолчала.

Капитан Варила был неподвижен, как статуи за его спиной, и лицо его было так же непроницаемо. Королева уставилась на него, словно видела впервые в жизни, потом поспешно кивнула в знак прощания и удалилась в свои покои.

Эрброу и малыши сладко спали. Розальба отпустила Парцию и проследила из окна, что та без помех дошла до своего дома. Перед тем как лечь в постель, Роби подперла дверь всем, что попалось ей под руку, и лишь после этого заснула неспокойным сном, обнимая своих детей и держа меч Йорша возле кровати и меч Ардуина под подушкой.