Текст книги "Последний орк"

Автор книги: Сильвана Де Мари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

– Вторая возможность – вы можете прикончить его!

Глаза девочки наполнились ужасом.

– Господин, – застонала она, – господин, как вы можете… только подумать… одна лишь мысль… Господин, простите меня, но вы не отдаете себе отчета в том, что говорите… Об этом нельзя даже думать.

– Нельзя даже думать? Точно? А жаль, – с яростью ответил капитан. Лицо девочки еще больше побледнело, но он не остановился: – Мужчина, который заставляет женщину выйти за него замуж, зная, что она не желает его, мужчина, который тянет руки к женщине, несмотря на то что она отказывает ему, заслуживает смерти. Не убивайте его, если это будет стоить вам вашей души, но знайте: этот мужчина, кем бы он ни был, заслуживает смерти.

– Господин, никто не заслуживает смерти.

– Тогда хоть покажите ему свое презрение! Ладно, остается лишь одна, третья возможность – побег.

Девочка вскинула руки, указывая на высокие стены, которые окружали сад.

– Бежать? Бежать? И как?

– Не так уж это и трудно. Сначала год за годом прикидывайтесь, что вы согласны, тогда никто ничего не заподозрит. Потом, незадолго до свадьбы, потребуйте особого свадебного дара, иначе вы не дадите своего согласия.

– Но если я прикидываюсь, что желаю этой свадьбы, то нелогично требовать подарка ради того, чего сама желаешь!

– Правильно, госпожа, никакой логики – это должно быть похоже на обычный каприз, но каприз исполнимый. Вы не выйдете замуж, если ваш суженый не докажет вам своими подарками, что он вас безумно любит.

– И что это должны быть за подарки?

– Сначала конь – быстрый, как ветер, крепкий, как злость. Самый быстрый конь в мире. Скорость коня можно измерить – следовательно, можно найти самого быстрого. Когда решаешь сбежать, быстрый конь всегда пригодится! Это не гарантия успеха, но все-таки хорошее подспорье.

– Да, это разумный совет. А дальше?

– Потребуйте самого абсурдного одеяния, какое только существует на свете. Нечто, на что уйдет уйма денег, времени и сил, и, пока все будут заняты его изготовлением, вы спокойно организуете свой побег.

Аврора задумчиво кивнула.

– Платье цвета тумана, или тьмы ночи, или дыма, платье одновременно и мужское, и женское… да, нечто необычайное, что позволит выиграть время и заодно поможет скрыться незамеченной во время побега.

Аврора улыбнулась и кивнула уже уверенней: это могло сработать.

– Знаете, господин, моя мать успела сказать мне несколько слов перед тем, как ее… перед тем, как она умерла. Она сказала, что вся ее любовь перейдет не только ко мне, но и к тому, кто сможет указать мне путь… кто поможет мне… кто…

Девочка прервалась в раздумье, но ее не покидала какая-то странная радость, чуть ли не эйфория. Потом ее снова охватило беспокойство. Аврора взглянула на Ранкстрайла.

– У меня к вам еще один вопрос, господин, на этот раз действительно последний. Занято ли ваше сердце образом какой-либо дамы?

– Только памятью о моей матери, – уверенно ответил Ранкстрайл.

Аврора рассмеялась. В этот раз она не прикрыла рот руками и не испугалась своего смеха.

Дождь едва моросил и вскоре совсем перестал, от него остался лишь звук падавших с мокрых веток капель. Голоса и шум по ту сторону стены становились все громче – верный признак, что толпа придворных возвращалась.

Ранкстрайл и Аврора поднялись, чтобы вернуться к веранде и качелям, и только сейчас заметили, что после дождя сарай был со всех сторон окружен лужами с жидкой грязью.

– Они не должны узнать, что я была здесь, – твердо сказала девочка.

Первой мыслью Ранкстрайла было взять ее на руки, как он поступил бы со Вспышкой, но он не осмелился. Сняв свою рубаху неопределенного коричневого цвета, он расстелил ее перед Авророй, чтобы она могла перейти по ней через грязь. Потом он натянул рубаху обратно, а поверх нее надел и кирасу. Когда Ранкстрайл вновь повернулся к Авроре, та прижимала руки ко рту и глаза ее были распахнуты от ужаса.

– Господин, что с вами сделали? – выдохнула она.

Ранкстрайл понял.

– Это ничего, – успокоил он девочку. – Когда я был ребенком и занимался браконьерством, однажды меня поймали с поличным и высекли. Это просто следы от плетки.

Он рассказал ей, что скрыл ото всех свое наказание и, не обращаясь к кому-либо за помощью, просто ждал, когда раны, к которым прилипала рубаха, заживут сами, потому что слишком стыдился рассказать о них даже Вспышке. Аврора первой видела эти шрамы и сочувствовала ему.

– Было не слишком больно, – солгал он, заметив слезы на глазах у девочки.

Голоса приближались.

Открылись ворота.

Ранкстрайл вспомнил о куске своего рукава, оставшемся в руках у Авроры, но она уже спрятала его.

Вновь окруженная придворными дамами, Аврора опять потонула в море комплиментов своей красоте и громких причитаний об ужасном виде своих одеяний. Видимо, несмотря на героические усилия обоих, капитан и принцесса все же не заметили некоторых следов прошедшего дня на драгоценных тканях ее платья – едва заметных следов, которые, однако, сразу же бросились в глаза неумолимым придворным.

Ранкстрайл незаметно удалился, спрятав остатки кролика глубоко в мешок, низко наклонив голову и испытывая какое-то непонятное ощущение, отличное от обычного неудобства, которое доставляла ему невыносимая, врезавшаяся в шею кираса. Он потерял свое состояние в размере трех монет и остался без хлеба на следующие полтора дня, но дело было не в этом. И не в соблазне нарушить данное слово и самому слопать остатки кролика, и не в усилиях воли, потребовавшихся на то, чтобы устоять перед этим соблазном.

Ему понадобилось время, чтобы понять, что это было за чувство, и наконец, когда он передавал охотничью добычу Авроры группе оборванных мальчишек, ответ пришел сам собой.

Он понял, что, несмотря ни на что, нарушает главное правило любого солдата.

Никогда не бросать товарища.

Никогда никого не оставлять позади.

Глава четырнадцатая

Празднества закончились через девять дней. Ничего особенного не случилось. Время тянулось. Каждый день прибывали беженцы из Бонавенто, с границ Изведанных земель. У людей уже не хватало слов, чтобы описать все ужасы, не хватало слез. Город Далигар никого не принимал.

Беженцами были женщины и дети. Мужчины остались, чтобы попытаться защитить свои фермы, свой скот, свои поля и огороды, которые из поколения в поколение орошались их потом и возделывались их трудом.

Мужчины остались – мужчины были убиты.

Теперь их жены и дети разбили лагерь под стенами города.

Сидя вокруг костра, женщины вставали по очереди, одна за другой, и одна за другой называли имена мужей и детей, которых потеряли, одна за другой вспоминали дома, которые имели, жизнь, которую вели, даже прозвища коров или кур, которых враги зарезали себе на обед или просто так, ведь для крестьян животные – это почти как члены семьи, последняя опора, когда голод, нищета и одиночество берут верх над всем остальным.

После женщин вставали дети, те, которые уже умели говорить. Один за другим они вспоминали отцов, дедов, братьев, даже щенков, с которыми вместе росли, даже игрушки, которые у них были, ведь у каждого ребенка есть игрушка, будь то хоть деревянная щепка или камешек, которым они придумали имя.

Потом кольцо боли вокруг огня замыкалось, и все начиналось сначала.

Ранкстрайл и Лизентрайль охотились. Это не было разрешено, точнее, было запрещено и наказывалось разнообразными мучениями, но всем уже был знаком колючий характер молодого капитана легкой пехоты, и никто не желал с ним спорить. По возвращении оба они оставляли почти всю добычу женщинам, иногда задерживаясь возле костра, чтобы послушать их рассказы – эти почти одинаковые рассказы о криках, огне и ударах в ночи.

Капитан поклялся, что остановит их.

Поклялся, что после того, как он их остановит, он будет преследовать их до самого края земли.

Он уничтожит их, всех до единого, и когда последний орк будет молить о пощаде, у Ранкстрайла он ее не найдет.

Вместе с остальными наемниками капитана вызвали ко двору, на площадь, примыкавшую ко дворцу Судьи-администратора. Все взводы легкой пехоты были в сборе – их насчитывалось примерно полдюжины, то есть более пяти сотен солдат. Взвод Ранкстрайла пополнили молодыми воинами, чтобы набрать положенные для взвода четыре отряда – сто человек. Все они, конечно, были наемниками, служившими за деньги, но многие из них происходили из семей беженцев и не желали ничего другого, кроме как идти сражаться с орками. Кто-то стоял, кто-то сидел на земле или на ступеньках двух узких, утопавших в плюще каменных лестниц, которые поднимались почти до самых балконов.

Здесь же находилась и группа кавалеристов на великолепных лошадях. У одного из них был черный, как вороново крыло, прекрасный жеребец. Ранкстрайл подумал, что если бы у него был конь, то он был бы именно таким. Он взглянул на кавалериста и, несмотря на шлем, закрывавший лицо воина, тотчас узнал его: это был тот человек, от которого он спас пять зубов Лизентрайля. Он вспомнил его имя – Арньоло. Наконец кавалерист взял слово и сообщил, что они отправляются дней через десять и что в эти десять дней он не желает, чтобы наемники пачкали улицы своим присутствием и воздух своим дыханием. Им следует сидеть в хлевах, которые им выделили, и первый же, кто покажется на улице, будет передан в руки палача для лучшего закрепления приказов в памяти и для их беспрекословного выполнения. Потом они отправятся к границам Изведанных земель. Дорога пролегает через Силарию, благословенную землю, где нимфы реки Догон встречаются с нимфами озера Силар, после чего солдаты будут удостоены чести пройти сквозь прекрасные Золотые леса и наконец прибудут к Расколотой горе, плоскогорью Малавенто и равнине Бонавенто. Там они смогут показать, чего они стоят, если они вообще хоть чего-то стоят.

Толпа солдат выслушала его без слов и без движения.

– Почему мы не отправимся сейчас? – голос молодого капитана прогремел четко и ясно, разрывая тишину, словно брошенный камень. – Если это правда – а это правда, – что с каждым днем растет число смертей и разрушений, то чего мы ждем?

Очевидно, кавалерист был в хорошем настроении, потому что он не разозлился, а рассмеялся:

– Потому что нет никого, кто сможет показать тебе дорогу, оборванец! Как ты собираешься найти Расколотую гору? Спросишь дорогу у орка?

По рядам кавалеристов пронеслись смешки.

Ранкстрайл вежливо и примирительно улыбнулся. Кавалерист не снял шлем, но по голосу его невозможно было спутать ни с кем другим – это точно был Арньоло. Очевидно, его тоже вызвали с Высокой скалы на войну с орками. Ранкстрайл был уверен, что Арньоло также узнал его, хоть и не желал этого показать.

– Если вы дадите нам карту, ваше превосходительство, или укажете, на какое созвездие нам ориентироваться, то, думаю, до Расколотой горы мы и сами дойдем, – предложил капитан.

– Для кого ты тут прикидываешься, будто умеешь читать карту, хам? Расскажи это своей матери или сестре, если они у тебя есть.

В этот раз среди кавалеристов раздались взрывы хохота.

– Ваше превосходительство, – все с большим уважением ответил Ранкстрайл, – видите ли, мы, легкая пехота, не чета вам – куда нам до вас, ваше превосходительство! Конечно, мы вам не чета, но дорогу мы найдем. Так что если вы дадите нам карту или скажете, на какое созвездие ориентироваться, то мы отправимся прямо сейчас!

Хорошее настроение Арньоло мгновенно исчезло.

– Куда ты так спешишь, подонок? – позеленев от злости, спросил он. – За тобой что, гонится ростовщик, или палач, или чей-то муж? Или ты боишься, что отстанешь и орки не смогут тебе первому выпустить кишки?

– Конечно, орки будут пострашнее разбойников, – подтвердил Ранкстрайл, – нечего и сравнивать, но, может быть, если нам хоть немного повезет, то до того, как они выпустят нам кишки, мы все-таки остановим кого-то из них. Я думаю, будет лучше, если мы отправимся сразу.

Капитан замолчал. Вежливая улыбка исчезла с его лица. Он выпрямился и поднял голову. Обращаясь к своим солдатам, он повернулся спиной к кавалерии.

– Мы идем сейчас! – его голос громом прокатился по всей площади. – СЕЙЧАС! Больше не будет сгоревших домов и обезглавленных мужчин! Больше не будет убитых детей! Выгляните за стены города. Слышите рыдания женщин, на глазах которых были убиты их дети, рыдания женщин, которые узнавали своих мужей, видя отрубленные головы, которыми орки украшали шесты и заборы? Прислушайтесь к этому плачу, потому что больше вы такого не услышите. Мы остановим их! Больше не будет слез и рыданий, потому что мы остановим орков! Сейчас!

Его слова были встречены глухим рокотом: один за другим сидевшие солдаты поднимались на ноги.

– Давайте же остановим их! – воскликнул капитан своим грозным голосом. – Пойдем прямо сейчас! Остановим их прямо сейчас! СЕЙЧАС!

И тут случилось нечто невероятное, чего никогда еще не происходило за всю историю легкой пехоты. Словно сговорившись, все солдаты вскочили на ноги, выпрямили спины, подняли головы и, глядя в глаза своему капитану, прокричали ему в ответ:

– Сейчас! СЕЙЧАС!

Их крики эхом проносились по двору, и с каждым разом голоса усиливались. К ним присоединились даже самые юные из кавалеристов и закричали вместе со всеми во всю глотку:

– СЕЙЧАС! СЕЙЧАС!

Взмах руки Ранкстрайла, и все мгновенно замолчали.

Молодой капитан повернулся к Арньоло:

– Ну что, есть у вас карта или нет?

– Рано или поздно я прикажу тебя высечь, – приподнимая забрало, чтобы посмотреть Ранкстрайлу в лицо, прошипел Арньоло, – я прикажу так выдрать твою спину, что ты в жизни не сможешь ни на что опереться. Может, после этого у тебя пройдет охота шутить.

– Конечно, ваше превосходительство, как изволите. Только, наверное, в следующей жизни. А в этой я, Ранкстрайл, являюсь капитаном легкой пехоты, и эти солдаты живут по моим приказам и по моим приказам умирают, поэтому, позволив кому бы то ни было проявить неуважение ко мне, я все равно что скажу моим солдатам, что они ничего не стоят.

Среди кавалеристов повисла мертвая тишина. Все узнали Ранкстрайла: может, они его никогда и не видели, но до всех без исключения дошли слухи о Медведе, молодом капитане легкой пехоты, который умел читать и ориентироваться по звездам и всегда защищал своих солдат. До всех дошли слухи о непобедимом воине, который выигрывал все сражения, включая битвы с демонами, и до которого пальцем нельзя было дотронуться, потому что его солдаты спустились бы ради него в царство мертвых и вернулись бы оттуда живыми.

Арньоло застыл в молчании – не только Ранкстрайл осмеливался смотреть ему прямо в глаза, но и вся банда грязных головорезов за его спиной.

В тот момент Ранкстрайл понял, что было нарушено первое правило войска наемников, которое предписывало держать их в голоде и в унижении, с низко опущенными головами. Он понял также, что это правило действительно существовало. До сих пор он думал, что их оставили без пропитания и обещанных денег просто так, вследствие идиотизма, равнодушия, небрежности.

Но нет, их действительно боялись. Отсутствие всего необходимого толкало их на кражу. Кража влекла за собой всеобщее презрение и раскаленные щипцы. Все наемники всегда должны были низко держать голову и опускать глаза. Так же как и с Авророй: голод, стыд и страх ломали людей. С помощью голода, стыда и страха их держали в кулаке и этим прикрывали свой страх перед ними.

– И потом, ваше превосходительство, – беспощадно продолжал Ранкстрайл, – если вы отправите меня к палачу, то тогда вам самим придется отправляться к оркам вести беседы о жизни и смерти, а ведь у вас наверняка есть дела поважнее. Так что лучше пойду я, мне не привыкать. А сейчас, – грозно и серьезно добавил он, – дайте мне эту карту, потому что каждый день, что мы сидим без дела, умирают люди, а мы могли бы это предотвратить.

Вновь воцарились молчание и неподвижность. Потом кто-то наконец зашевелился – пожилой седоволосый кавалерист, на груди которого виднелась кожаная перевязь с золотыми дикобразами на массивном гербе, что говорило о его высоком статусе выходца из старинной знатной семьи. Он пересек двор, остановился перед Ранкстрайлом и слез с коня, чтобы не говорить сверху вниз.

Вытащив из-под седла карту, кавалерист развернул ее и показал Ранкстрайлу, где находятся Расколотая гора, плоскогорье Малавенто и равнина Бонавенто, обозначил точки, в которых можно было ожидать нападения, и некоторые пока еще безопасные дороги. После чего он передал карту Ранкстрайлу, пообещал, что попытается как можно скорее выслать подкрепление, пожелал ему удачи и попрощался легким кивком головы. Ранкстрайл тоже кивнул в знак благодарности.

Несмотря на то что никто никогда не назначал его никаким командиром, с этого мгновения Ранкстрайл стал бесспорным капитаном не только своего взвода, но и всей легкой пехоты: под его командованием оказалось более пятисот солдат.

Они отправились на рассвете следующего дня. Каждый отряд вел с собой осла с запасом хлеба и воды.

Через три дня они имели честь прибыть в благословенную землю Силарию, где их встретило не прекрасное устье реки, а сплошное болото. Нимфы реки Догон, так же как и нимфы озера Силар, наверное, где-то запропастились: может, их сожрали пиявки или они сами утопились от отчаяния в этих проклятых бесконечных топях. Огромные свирепые комары дико кусали и днем и ночью, заставляя с нежностью вспоминать тучи безобидных крылатых обитателей Внешнего кольца. Пиявки оказались беспрерывным мучением: черные, толстые и набухшие от крови наемников, они впивались им в ноги, и каждые несколько миль приходилось останавливаться, снимать наголенники, закатывать штаны и пытаться их выдернуть. Если тянуть слишком сильно, то они разрывались, разбрызгивая кровь и оставляя свои челюсти гноиться в коже. Тракрайл знал от матери-знахарки, как правильно вытаскивать пиявок: сначала нужно было посыпать их солью, потом прижечь, чтобы вытащить целиком. Собрав всю имевшуюся у них соль и постоянно держа наготове огонь, он смог ускорить процесс выдирания, причем капрал Лизентрайль бережно собирал вытащенных за день пиявок и вечером зажаривал их на ужин, чтобы вернуть солдатам высосанную у них кровь и не позволить армии слишком ослабеть. Так как соли уже не осталось, капрал приправлял пиявок диким тмином, росшим у болот.

Вторым топонимическим сокровищем графства были Золотые леса, где золота не было и в помине, зато простирались бесконечные сосновые леса, полностью заросшие колючим кустарником с желтыми, даже в разгар лета, листьями. Троп не было. Приходилось прорубать дорогу топорами и мечами, но даже так колючки разодрали солдатам немногие уцелевшие после болотных комаров участки кожи.

Наконец сосны закончились, и показалось заросшее цветущими травами плоскогорье Малавенто, где десять дней из одиннадцати дули шквальные ветры.

Над плоскогорьем, чуть выше родников, из которых брал начало Догон, вертикально поднималась Расколотая гора около ста футов высотой. Закат окрашивал ее розовый гранит золотистым цветом. Вокруг росли столетние оливковые деревья – единственная растительность на всем плоскогорье. Древние, искривленные годами, они почитались как святые: согласно местным легендам, эти деревья видели великую битву, в которой боги сотворили мир, а демоны – ад. Свое название Расколотая гора получила от огромной, во всю высоту, трещины, в которой ветер, гулявший на высокогорье во всех направлениях и в любое время года, глухо завывал, словно кто-то дул в гигантский рог.

Плоскогорье застилал густой, усыпанный цветами ковер вереска, который обдували все ветра и поливали частые, но несильные дожди. В верещатнике паслись стада коз и овец и большие табуны лошадей – крупных, сильных и с хорошим характером.

Здесь было две деревни – Монтесиркио и Капула, в центре каждой – большая площадь, на которой продавали скот. Низкие дома стояли вразброс, окруженные загонами и конюшнями; куполообразные крыши, почти доходившие до земли, поросли травой и цветами – каминные трубы, казалось, были посеяны прямо в поле. В низких горизонтальных окнах виднелся свет очагов. Кое-где высокие каменные стены преграждали дорогу вересковым зарослям, защищая маленькие огороды.

За домами Капулы начинались медные рудники, где производили длинную тонкую проволоку, которой местные жители укрепляли крыши: внутри каждого дома, подняв голову, можно было увидеть длиннейшую медную спираль. На рудниках работали гомункулы, уже не одно десятилетие находившиеся в рабстве; надзирала за ними дюжина вооруженных воинов. Через несколько дней после прибытия капитана разнесся слух, что один из гомункулов, некий Нирдли, смог бежать. Нирдли был непривычно молод, что было редкостью для Народа Гномов, представители которого появлялись на свет еще реже, чем умирали, учитывая их необыкновенное долголетие.

Одним особенно ясным утром, когда северный ветер расчистил горизонт от облаков, выметя всё до последнего клочка, капитан поднялся на Расколотую гору вместе с Лизентрайлем и парой самых молодых алебардщиков. Подъем не занял много времени, и через полчаса они уже были на вершине. Их взгляду открылось все плоскогорье с его овцами и травяными домами, а на востоке, в низине, виднелось Бонавенто, находившееся в руках орков: большая широкая полоса земли в форме вытянутого треугольника. Капитан разглядел длинный ряд обгоревших развалин между каштановым лесом, заброшенными кукурузными полями и рядами почерневших подсолнухов – все, что осталось от пяти ферм, о которых говорили беженцы в Далигаре. «Лучшие гуси во всей области», – причитали обнищавшие женщины, сидя под стенами города и вспоминая своих птиц и колбасы, в которые они их превращали. Ручей, вытекавший из озера, очевидно, был Черной рекой, воды которой казались темными – столько в них было форели. Хозяева этой форели теперь ютились под стенами Далигара, а их улов ел кто-то другой.

Капитан быстро подсчитал в уме, сколько солдат понадобилось бы для воплощения в жизнь его мечты освободить эту землю, но число оказалось настолько огромным, что он перестал мечтать впустую. Все, что было в его силах, – защищать Малавенто.

Еще восточнее находились земли орков – невозделанные, покрытые непроходимыми лесами и изрезанные непреодолимыми крутыми оврагами. Там чередовались скалы и ущелья, каменистые завалы и болота – эта суровая земля не кормила своих детей и периодически изрыгала их в Мир Людей, словно изголодавшихся волков, разорявших и опустошавших все на своем пути.

В тот вечер звезды сияли, отделенные от земли порывами ледяного ветра, крупные и неровные, словно покрытые грубой кожурой. Наемники, разбившие лагерь у подножия Расколотой горы, неожиданно увидели, как маленькая фигурка выскочила из темноты и, хромая, приблизилась к их костру. Следом за ней показалось четверо воинов с двумя собаками.

Гном остановился. Посмотрел на наемников, потом на преследовавших его воинов и, отдавая себе отчет, что иного выхода не осталось, пожал плечами. У него было квадратное лицо и короткая каштановая борода. Нога и плечо истекали кровью – значит, он уже побывал в зубах у собак.

– Предпочитаю, чтобы меня прикончили вы, – задыхаясь, объяснил он. – Остановите собак.

Капитан лежал, разглядывая звезды, и даже не шевельнулся.

– Лизентрайль, – весело бросил он, – этот господин из Народа Гномов пришел завербоваться в наемники. Лет сто назад графством Далигар был издан указ, разрешавший добровольно поступать на военную службу взамен принудительного труда на рудниках. Объясни стражникам, которые его преследуют, что теперь он наемник, и попроси их убраться вместе со своими собаками – их лай меня раздражает.

– Эй, капитан, – вмешался Сиуил, – мы не берем гомункулов. Таких, как он, никто не любит.

– Лизентрайль, – повторил капитан, – мы только что завербовали господина гнома. Когда вытуришь стражников с собаками, поищи ему подходящую кирасу. Эй, ты, как тебя звать? – подняв наконец голову, спросил Ранкстрайл вновь прибывшего.

– Нирдли, – ответил гном.

– Ладно, Нирдли, я – твой капитан, а он – твой капрал.

Молодой гном кивнул и пару раз сглотнул, набирая воздух в легкие.

– Капитан, – произнес он в конце концов, – я всегда прикрою твою спину. Если нужно будет, я умру за тебя.

– Сынок, – с хмурым самодовольством ответил Лизентрайль, обходя его, чтобы задержать стражников, – мы все здесь, если нужно, пойдем за него на смерть, и все мы прикроем ему спину.

– Кто знает, – пробурчал гном себе под нос.