Текст книги "Американская королева (ЛП)"
Автор книги: Сиерра Симон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 8
Настоящее
Когда подъезжает машина, я готова. Готова до дрожи. Не могу ждать ни секунды, так как одна часть меня хочет сбежать и спрятаться, а другая рвется к Белому дому. Я приняла душ, побрила ноги, нанесла макияж, смыла его, потому что он показался слишком ярким, а затем снова нанесла… И у меня еще осталось время, которое нужно было чем-то занять. Сменив три наряда, я останавливаюсь на коротком голубом платье из хлопка с расклешенной юбкой и короткими рукавами. Высокие каблуки в паре с короткой юбкой достаточно сексуально, и намекает о моих желаниях на этот вечер, а закрытое декольте и нежно-голубой цвет должны оттенить невинность, в том случае если я ошиблась, и Эштон не захочет меня.
Не захочет меня.
Я молюсь каждой частичкой своего тела, чтобы это было не так.
Но в тоже время надеюсь, что машина не приедет. В противном случае, я сяду внутрь, все будет кончено. Академик Грир Галлоуэй станет любовницей президента. «Белтвэй» прознают о моей личности и затянут меня в болото раз и навсегда (Примеч.: «Inside the Beltway» – это американская идиома, используемая для характеристики вопросов, которые важны, прежде всего, для чиновников федерального правительства США или для ее подрядчиков и лоббистов, а также для корпоративных СМИ).
Гостиную освещает свет фар. На мгновение мне хочется запереть дверь изнутри и остаться здесь. Отправить сообщение Эшу: «Прости, но я не могу быть частью твоего мира» и продолжить свою жизнь в одиночестве и исследованиях.
Но затем я осматриваю свою спальню – голые деревянные полы, заставленные книжные полки и прекрасный камин – десять лет жизни проносятся передо мной. Новая Грир, со шрамами и сдержанностью, жила одиноко и опустошенно, а старая Грир, девушка, которая писала солдату, служившему по всему миру, о своих порочных мыслях, тихо задыхается и медленно умирает под слоями пыли и курсовых работ.
Я выхожу к машине.
Агент секретной службы слабо улыбается и открывает мне дверь.
– Добрый вечер, мисс Галлоуэй.
– Добрый вечер, – взволнованно отвечаю я.
И на протяжении всего пути мы больше не разговариваем.
Я выросла как внучка Лео Галлоуэя, и меня не пугали агенты секретной службы, но сейчас волнуют его мысли, потому что происходящее сейчас очевидно. Но мужчина ведет себя так, будто нет ничего необыкновенного, что молодую блондинку вызвали ночью к президенту.
И затем у меня мелькает ужасная мысль, от которой скручивает живот. Что если в этом действительно нет ничего необычного? Что если я всего лишь одна из длинного списка женщин, которых прячут в резиденции, словно современных наложниц? Что если все слова Эша о том, что я должна стать его, что он хочет меня, – это лишь игра, чтобы затащить женщину в постель? После смерти Дженни он ни с кем публично не встречался, но это не значит, что у него не было женщин на стороне. Какова вероятность, что такой человек, как Эш, сексуальный и могущественный, будет соблюдать воздержание больше года?
Я не имею права расстраиваться, но… Трудно осознавать, что он был с Дженни, пока она была жива. Что она была рядом с ним, целовала его, слышала его шепот и стоны до поздней ночи. Но с тех пор у него могло быть сколько угодно женщин…
Внезапно почувствовав себя одиноко, я подтягиваю ноги под себя и утыкаюсь подбородком в колени, как раньше, когда мы с дедушкой Лео ездили туда-сюда по Манхэттену. Но как бы мне ни хотелось притвориться маленькой девочкой, находясь в безопасности с дедушкой, я не могу. Не с тем, к кому направляюсь. Даже город за окном напоминает, что я больше не ребенок, – утонченные улицы и величественные парки далеки от оживленного и запутанного капиталистического Манхэттена.
Прекрасный город. Меня успокаивают его золотые и красные кроны деревьев; фонарные столбы, скрытые туманом; строгие благородные здания, появляющиеся друг за другом, пока мы приближаемся к Пенсильвания-Авеню.
Машина проезжает через ворота, и, пройдя различные проверки безопасности, мы останавливаемся. Молчаливый агент помогает мне выбраться из машины и провожает к молодому латиноамериканцу в твидовом пиджаке с очками в роговой оправе, стоящему в дверях.
Что-то в этом живом и умном лице заставляет меня сразу ему довериться. Внутри меня все сжимается, даже несмотря на его доброжелательность, ум и сдержанность. Он думает, что я… кто? Любовница? Проститутка? Слабая одинокая женщина?
– Мисс Галлоуэй? – спрашивает он.
Единственное, что толкает меня вперед, – воспоминание о губах Эша.
– Здравствуйте, – говорю я. – Мило, что вы вышли меня встретить.
– Так или иначе, я все время здесь. – Он отмахивается от моих слов. – Это первое необычное поручение от президента.
Его слова в какой-то мере облегчают мне душу. Возможно, Эш и не трахает тайно череду девушек из Вашингтона.
– Я Райан Бельведер, но все зовут меня Бельведером, потому что в штате четыре Райана. – Он быстро выговаривает слова, протягивает руку, и я пожимаю ее. – Я помощник президента Колчестера. Он хотел лично поприветствовать вас, но встреча по внешней политике с его сотрудниками затянулась. Он просит прощения, но, думаю, это необходимо после встречи с послом.
«Карпаты. У него были серьезные новости о Карпатах от польского посла», – думаю я.
– Я знаю, – говорю я.
– А, я понял. Вы внучка Лео Галлоуэя, да? Каково это?
– А каково работать здесь?
Бельведер оглядывает неприметный вход, у которого мы стоим.
– Меньше гламура, чем в брошюрах.
– Таков и мой ответ.
Он смеется, зайдя внутрь и призывая меня последовать за ним.
– Не может быть, чтобы все было так плохо. Мы легко проверили твою биографию – у тебя было много проверок за эти годы.
– Я до сих пор не уверена, что меня не проверили еще до моего рождения, – говорю я, и Райан снова смеется. Кажется, он легкий человек… Понимаю, почему Эш выбрал его своим помощником.
Мы проходим по коридору, затем поднимаемся по лестницам, пройдя мимо вереницы дверей, входим в комнату с письменным столом в углу, освещенную мягким светом ламп и обставленную диванами, столиками и книжными полками. С тех пор, как я была здесь с дедушкой Лео, цвет стен и мебель изменились, но я точно понимаю, где нахожусь. Мой живот скручивает, и все сомнения возвращаются. Я точно хочу быть здесь, в резиденции? Практически отдаваясь на милость мерзавцев, вечно восхваляющих богов политической жизни?
– Президент Колчестер сказал, чтобы вы чувствовали себя как дома, – говорит Бельведер, прерывая мои мысли. – Я могу предложить вам гостиную или… его спальню, – его глаза мерцают. – Она за этими дверями.
Я не могу остановить прилив крови к щекам. Что я делаю? Нарываюсь на неприятности – неизбежный взрыв в интернете, как только выяснится, что я здесь.
– Прошу прощения, – говорит Бельведер, его глаза все еще сверкают. – Я не должен был вас дразнить. Просто мы все взволнованы.
– Взволнованы? – осторожно спрашиваю я.
– Что у президента сегодня свидание. Мы пытались расшевелить его уже несколько месяцев. Пришло время завести отношения, и, честно, ему нужно потрахаться.
Я в шоке смеюсь.
– Ты не можешь говорить такое о президенте.
– К черту, очень даже могу. Вы не видели его таким, каким видел я, и я говорю со всей своей мужской солидарностью – ему нужна женщина.
Ненавидя себя за этот вопрос, спрашиваю:
– Неужели ему нужно свидание, чтобы просто потрахаться? Чтобы быть с кем-то? – Пожалуйста, скажи мне то, что я хочу услышать, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Бельведер пожимает плечами и направляется по коридору к западному крылу.
– Может, и нет, но этого еще не случалось. По крайней мере, таковы мои сведения, а я все время рядом с ним.
– Так я… первая? После Дженни?
Бельведер останавливается и смотрит на меня. Улыбка на его лице теперь не столь радостная, сколь понимающая.
– Он не из того типа парней, которым нужен случайный секс, и это слишком рискованно в его положении. Добавьте к этому горе после смерти Дженни и стремление к работе… ну, мы все понимаем, почему он ждал. Но мы также рады, что ты здесь. Ему нужен кто-то, кто сможет быть тут лишь для него, и я очень надеюсь, что ты можешь быть этим кем-то. Даже если на одну ночь.
Его слова помогают мне, и под всеми своими сомнениями я нахожу истину.
– Я тоже надеюсь на это, – серьезно отвечаю я.
***
Через час Эш возвращается в резиденцию – час, который я потратила, лазя в своем телефоне и проверяя каждые десять минут прическу в ванной. Гостиная, декорированная изобилием бледно-кремовых и светло-зеленых оттенков, и антикварная мебель придают комнате очень традиционный вид, как с открытки Белого дома, заставляя меня думать, что дизайнер самостоятельно решал большинство вопросов по интерьеру.
Но когда я набираюсь храбрости, чтобы открыть дверь в спальню и заглянуть внутрь, замечаю, что Эш тут приложил руку. Много приглушенных оттенков серого и черного, небольшой набор элегантной мебели строгих геометрических форм. Все функционально, прочно и без излишеств. Комната солдата.
Когда мой взгляд попадает на большую кровать с балдахином, у меня перехватывает дыхание. Буду ли я лежать сегодня вечером на этой кровати? Проснусь ли здесь завтра утром? Или же меня выведут отсюда под покровом ночи, избегая прессы?
Меня беспокоит эта мысль. Я возвращаюсь в ванную, чтобы еще раз пригладить волосы и взглянуть на беспомощную женщину в отражении.
Тонкая шея и нежные губы, упругая и высокая грудь, узкая талия и стройные бедра. При приглушенном свете, исходящим из гостиной, ямочка на моем подбородке и родинка на щеке кажутся экзотическими и поразительными. Мои губы – полные и розовые, а ресницы – длинные и темные. Светлые волосы, меняющие оттенок в зависимости от времени года до золотистого цвета, сейчас были заколоты в гладкий пучок.
Знаешь, она завидует тебе
Вот что сказал мне Эш много лет назад. Я не знала, что он имел в виду, не могла представить себе область, в которой бы у меня было то, из-за чего Абилин могла бы завидовать мне. Потребовалось несколько лет, чтобы я, наконец, поняла, что увидели люди в вечер моего шестнадцатилетия. Мне пришлось признать, что я больше не тот гадкий утенок, коим себя считала. Может быть, я не такой чувственный буйный лебедь, какой остается Абилин, но у меня есть своя красота.
Чтобы убить время, я блуждаю из угла в угол в гостиной, поглядывая через темную лужайку на южный дворик. Вдалеке «Монумент Вашингтона» рассекает небосклон, а рядом находится приземистый элегантный купол «Мемориала Джефферсона». Я никогда не видела этот пейзаж ночью, и меня это действительно поражает. Находясь в Белом доме, в нескольких футах от двери президентской спальни, неизвестно, к чему, но я готова. Действительно готова.
Я отворачиваюсь от окна и прохожусь по периметру комнаты, чувствуя, как мои высокие каблуки утопают в толстом ковре. Останавливаюсь, глядя на большую фотографию в рамке на стене, детали которой поначалу трудно разглядеть в тусклом свете. Мой пульс ускоряется, когда я понимаю, кто на снимке.
Это Эш и Эмбри, где-то в глубине Карпат. Они устало держат свое армейское оружие, шлемы и снаряжение. Обнимая друг друга за плечи, они улыбаются в камеру, словно разделяют какую-то тайну. На фотографии столько дружбы, братства и доверия. Я помню, что именно Эмбри спас Эш в день засады, спасаясь, уничтожил целый отряд вражеских сил. Но, конечно, после этого было еще несколько сражений – четыре или пять, – где Эмбри и Эш стали героями. Эш – блестящий тактик, а Эмбри – безрассудный скандалист, который, невзирая ни на что, бросался под каждую бурю пуль. Перестав писать Эшу после семнадцати, я не прекратила следить за новостями о нем. Я также следила за успехами Эмбри. Мои сильные чувства к Эшу никогда не угасали, но к ним присоединились новые чувства к красивому нахальному лицу, которое мелькало рядом с ним в каждой новостной статье.
Какая девушка не влюбилась бы в них?
Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до стекла в рамке, будто могу одновременно коснуться обоих. Одна мысль об этом – коснуться Эмбри и Эша – заставила меня задуматься.
«Будь осторожна. Если ты переспишь с Эшем, не сможешь и избегать Эмбри. Ты играешь с огнем», – предупреждаю я себя.
– Это было после деревни Каледонии, – говорит Эш позади меня. – Эмбри ранили, и мне пришлось его нести.
Пытаясь не показывать испуг, я опускаю руку, все еще чувствуя прохладное стекло на кончиках пальцев.
– Вы дружили до этого?
– Да. Но после этого мы стали больше, чем просто друзьями. Словно братья.
Я поворачиваюсь в тот момент, когда ладони Эша скользят по моим обнаженным рукам – теплые, большие и слегка шероховатые.
– Я рад, что ты села в машину, – говорит он, наклонив голову, чтобы встретиться со мной взглядом. – Я немного волновался, что ты передумаешь.
– А я волновалась, что передумаешь ты, – говорю ему я. – Это все еще кажется нереальным.
– Что я хочу проводить время с тобой?
– Что ты вообще меня помнишь.
Он улыбается, его взгляд излучает невообразимое тепло и радость. Тут же вспоминается Эмбри. Может быть, эта парочка – лишь названные братья. Не биологические, но у них одна и та же ветреная озорная улыбка, которой достаточно, чтобы заставить меня согласиться на что угодно.
– Не двигайся, – говорит Эш и исчезает в своей спальне. Он возвращается, держа в руках небольшую деревянную коробку. – Сядь, – машет рукой, указывая на другой конец комнаты.
Подумав, что он имеет в виду диван у окна, я направляюсь к нему, но Эш останавливает меня, и его голос меняется. Он становится жестче, и это тут же действует на мое тело.
– Сядь на стол, лицом к стулу.
Это странная просьба удивляет меня. Но затем я вижу огонь в его зеленых глазах – тот самый, что я уже видела однажды. Когда призналась в том, что мне нравится, что он вытворял с моим телом.
Я понимаю. Этот тест я хотела пройти, желала выполнить. Слушаясь Эша, я чувствую себя естественно. И после нерешительного колебания я подхожу к столу и сажусь на него, стараясь следить, чтобы юбка не слишком задралась.
Не уверена, чего именно ожидаю от него, но, когда Эш подходит и садится на стул передо мной, это кажется правильным. Будто так и должно было быть.
– Спасибо, что послушалась меня, – говорит он, не отрывая взгляд от моего лица.
– Мне нравится слушаться, – шепчу я.
– Правда? – спрашивает он, положив коробку себе на колени и откинувшись назад. – Насколько?
– Сильно, – спокойно признаюсь я. – С тобой… это кажется естественным… с тобой.
– Я расскажу тебе один секрет: мне нравится, когда ты меня слушаешься. Для меня это тоже естественно, – улыбаясь, говорит он.
Я смотрю на коробку, гадая, что внутри. Она размером с пачку сигар, но Эш не казался мне курильщиком. Что еще? Что-то сексуальное? Презервативы или, может, смазка? Зажимы для сосков?
Эш замечает мой настороженный взгляд.
– Ничто, что находится там, не кусается, обещаю.
Значит, никаких зажимов для сосков.
– Помнишь, что было в церкви? – спрашивает он, меняя тему. – Когда я сказал тебе, что многого прошу от людей, о которых забочусь?
– Да.
– Я говорил о многих вещах. Я занят. Во-первых, у меня много поездок, и всегда в напряжении, и я… – Эш останавливается, подбирая нужные слова.
Я подталкиваю его колено ногой.
– Ты не испугаешь меня своей прямотой. Обещаю.
– Кто дает ответ, не выслушав, тот глуп, – цитирует Эш и вздыхает. (Примеч.: Цитата из Библии, Ветхий завет, глава 18.14). – Понадобилось много времени, чтобы мы, наконец, остались наедине. Часть меня думает, что я должен насладиться этим, пока все не испорчу.
– А другая часть?
Его глаза темнеют.
– Другая часть думает, что тебе стоит нервничать.
Я вздрагиваю. Эштон замечает это. Взглядом проходит от моей шеи, где колотится пульс, до гусиной кожи бедер. Он смотрит на деревянный ящик и затем, принимает решение.
– Мы поговорим сейчас, – говорит он. – И можем остановиться в любое время.
– Я не хочу останавливаться.
– Трудно останавливаться, – говорит Эш, проведя пальцами по краю ящика. – Еще труднее сказать нужное. Ты когда-нибудь использовала стоп-слово?
А у меня был секс? Я громко рассмеялась.
– Нет.
Он не кажется оскорбленным моей реакцией.
– Возможно, нам стоит подобрать его.
– Я не думаю, что мне нужно стоп-слово для беседы. Даже для разговора на особенную тему. И особенно не тогда, когда я с тобой.
– Тебе особенно нужно оно, когда ты со мной, – говорит Эш беспристрастно и спокойно.
И тогда я неожиданно верю ему.
Несмотря на искреннее прекрасное лицо; несмотря на историческое здание, элегантную антикварную мебель вокруг, я ему верю. Я не могу сказать почему, то ли от невозмутимого тона, то ли от вспышки в его глазах, а может от воспоминания того вечера, когда он назвал меня хорошей девочкой, после того как я выполнила его приказ…
– Все те разы, когда ты спрашивал, боюсь ли я тебя, ты говорил серьезно?
– На то была причина, – он наклоняется вперед. – Я не пытаюсь дразнить тебя или пугать без необходимости, но я строг с теми, кого люблю. Мне понадобилось много времени, чтобы понять это, и ты слишком важна для меня, чтобы я с легкостью относился к этому. Ты должна знать, что можешь остановить меня, мои слова или действия, в любое время. Ты должна знать, что можешь уйти в любое время.
Я не захочу уйти. Непрошеная мысль мелькает в голове, и я отталкиваю ее. Но труднее оттолкнуть слово «любовь», будто меня причислили к тем людям, которых он любит, потому что быть любимой Эшем… Я желала этого с шестнадцати лет.
– Если ничего не приходит на ум, можешь использовать мое имя, мое первое имя.
– Максен?
Он кивает.
– Если назовешь его, когда мы наедине, все прекратиться. Перерыв, если он тебе нужен, или полная остановка. Все, что тебе будет нужно.
Я на мгновение задумываюсь. Те виды порнографии, что я видела; книги, которые читала; ну, они определенно не казались мне странными. Фактически, некоторые аспекты интимного образа жизни и стали предметами моих фантазий. Но столкнувшись с таким в реальных отношениях, я смутилась. Не от страха, а из-за четкого осознания, насколько мало я знаю. О том, насколько скуден мой опыт с любыми видами романтики или сексуальности.
– Это все… Ты – человек, доминирующий над другими? – говорю дрожащим голосом.
Еще один кивок.
– Ты собираешься хлестать меня или что-то еще? – спрашиваю я, взволновавшись.
– Не все доминанты – садисты, Грир. Я не всегда желаю боли или унижений, но мне всегда нужен контроль.
– Но ты иногда хочешь боли и унижений?
Эш откидывается назад, на его лице появляется задумчивость,
– Я отношусь к этому по-другому. Ты должна простить меня… Прошло шесть лет с тех пор, как я в последний раз начинал отношения, и больше я этого не делал. В любом случае, – говорит он, потирая лоб большим пальцем, – я не знал достаточно о себе, чтобы предупредить Дженни.
Имя Дженни оживляет меня. Плохо желать воскрешения мертвой женщины, лишь бы доказать, что я столь же хороша, как она, но я верю, что не смогу все время бороться за контроль над собой.
– Покажи мне, – говорю я. – Покажи мне, что я должна знать.
ГЛАВА 9
Настоящее
– Покажи мне, – повторяю я.
Эш удивленно на меня смотрит.
– Ты сказал, что мы помимо прочего будем разговаривать, верно? Давай сделаем это. Я знаю, что сказать, чтобы ты остановился. Я доверяю тебе.
– Ты едва меня знаешь, – отмечает он.
– Ты – герой войны и президент Соединенных Штатов. Если я не могу доверять тебе, значит, доверять никому и не стоит.
Эш улыбается и говорит:
– Узнав, как президенты манипулируют людьми, добиваясь нужного, ты удивишься. Я позволю тебе, но хочу убедиться. – Он тянется вниз и снимает мою туфлю с одной ноги, потом с другой, и нежно растирает красную линию, оставшуюся чуть выше моих пальцев. – Для меня загадка, как ты боишься боли, если носишь подобную обувь.
Я смеюсь, а его лицо светится при звуке моего смеха. Бельведер, Эмбри, я… Президент, похоже, любит, когда другие смеются. Осознание пронизывает меня грустью. Сколько же в его сердце тьмы и одиночества, что ему нужные такие люди рядом?
Эш перемещает мою левую ногу на подлокотник своего кресла, и тянется к правой. Но как только я понимаю, что он хочет сделать, инстинктивно отдергиваю ее – так мои ноги будут слишком раздвинуты для такой короткой юбки. Эш не реагирует, но когда смотрит на меня, понимаю, что он ожидает услышать свое имя. Мое стоп-слово. Я прикусываю губу и заставляю себя расслабиться.
Я возвращаю ногу в его руку, и Эш ставит ее на другой подлокотник кресла. Только я радуюсь что из-за высоты стола его глаза находятся на уровне моей груди, а не ниже, Эш произносит:
– Оттяни свою юбку.
Трясущимися руками я подчиняюсь. Частично от волнения и частично от нервозности. Я не лгала, говоря, что подчиняться этому мужчине естественно, но я никогда не показывала себя столь откровенно, интимно и умышленно. Несмотря на бесстрастное лицо Эша, я вижу, что он очарован и одобряет мои действия. Это помогает мне.
– Я никогда не делала это прежде, – признаюсь я, задирая юбку. Прохладный воздух касается внутренней стороны бедер и кружев на моей киске.
– Что именно? – спрашивает Эш, не отрывая глаз от моих ног и кружева между ними.
– Слушалась кого-либо. Показывала себя. Я лишь однажды занималась сексом, – признаюсь я.
Его голова резко задирается.
– Лишь однажды?
Сглотнув, я киваю.
– Когда мне было двадцать.
Он простонал, уткнувшись мне лбом в колено.
– Ты хочешь сказать, что я буду вторым мужчиной, который был внутри тебя?
– Ты говоришь так уверенно, словно собираешься уложить меня в постель, – дразню я неожиданно севшим голосом.
Темная голова лежит у меня на бедре, ноги широко расставлены… да, должно быть, Эш уверен, что уложит меня в постель. Я сама туда залезу, если он этого не сделает.
– Моя работа требует быть уверенным в некоторых вопросах, Грир. – Почувствовав движения его губ на моей коже, мне стало трудно сидеть на месте. – Скажи мне, почему у тебя больше не было мужчин? Или женщин?
– Мне часто предлагали, – сказал я. – Мужчины, и да, несколько женщин. Но я отвечала «нет» всем.
– Кто-то в первый раз во время секса причинил тебе боль? Или было неприятно?
Я вспомнила о высоком мускулистом теле Эмбри, что двигалось надо мной, о сильных руках, удерживающих мои бедра.
– Было потрясающе. Но это был второй раз, когда после поцелуя, мне разбили сердце, поэтому я решила не повторять данный опыт.
– И поэтому ты больше ни с кем не целовалась. – Эш, недоуменно смотрит на меня. – Ты волнуешься, что если снова кого-то поцелуешь, он разобьет твое сердце?
– Да.
– Я не разобью твое сердце, – обещает Эш. – Снова. – Затем поднимает голову. – Оттяни свои трусики в сторону. Хочу увидеть твою киску.
– Хорошо, – шепчу я и следую приказу.
Немного пугающе, насколько легко мне далось что-то подобное, несвойственное мне – раздвигать ноги на столе перед человеком, которого едва знаю, но, черт возьми, мне хорошо. Мне от этого хорошо. Словно я – другая Грир; Грир, которую я усыпила и похоронила на задворках собственного ума, просыпается. Грир, которая писала Эшу письма, которая кусала Эмбри за плечо и оставляла царапины на спине, пока он двигался между ее окровавленных бедер. Она просыпается, прищурившись как кошка, после того как Эш глубоко вздыхает, увидев мокрую плоть киски.
Его руки скользят выше, грубая кожа щекочет колени, затем внутреннюю сторону бедра. Эш тянет меня на себя и расставляет шире мои ноги. Я чувствую, как раскрываюсь, ощущая жадный взгляд в месте, которое видел лишь один человек. Человек, который был ему лучшим другом. И вице-президентом Соединенных Штатов.
– Превосходно, – говорит Эш с благоговением в голосе. – Просто превосходно.
Я сильно прикусываю губу, ноги начитают дрожать, потому что прежняя Грир взволнована. А нынешнюю Грир я не могла успокоить. Выгляжу ли я слишком или недостаточно влажно, чувствует ли он мой запах, почувствует ли вкус, если попробует меня?
– Посмотри на потолок, вдыхай и выдыхай на счет четыре, – советует Эш. – Это поможет тебе успокоиться.
Я удивляюсь, что он так легко читает мое тело, когда даже я не могу делать этого. Он понимает смысл, скрытый за высокопоставленными лицами и словами политиков, куда уж женскому телу? Я откидываю голову назад и начинаю дышать.
Один, два, три, четыре…
Один, два, три, четыре…
Один, два, три, четыре…
– Некоторым доминантам не нравится находиться ниже их партнера, – говорит Эш, кончиками пальцев выводя круги на внутренней стороне моих бедер. – Потому что это унизительно. Но посмотри на нас сейчас. Кто подчиняется?
Я перевожу взгляд с потолка на зеркало, висящее над столом. В отражении молодая девушка с раскрасневшимися щеками и широко открытыми глазами, и силуэт Эша в кресле, его мощные плечи и сильная шея. Затем я смотрю на него сверху вниз – на закатанные рукава и галстук, прикрепленный к рубашке тонким серебряным зажимом.
– Я, – сказал я, сглотнув. – Я подчиняюсь.
– И как ты себя чувствуешь? – Его тон был повседневным, слегка любопытным, словно он спрашивал меня о книге, которую я читаю.
– Немного взволновано. И немного стыдно.
– Почему тебе стыдно?
Я закрываю глаза.
– Мне нравится это больше, чем должно.
– Не волнуйся ни о чем, пока ты со мной, – говорит Эш. – Ты будешь беспокоиться лишь о моих словах. Поняла?
– Да.
Его пальцы касаются меня между ног, и я снова закусываю губу.
– Теперь, – наклоняясь, говорит Эш, и прижимается губами к внутренней стороне моего бедра. – Было бы неплохо назвать меня «сэр».
– Да, сэр, – выдыхаю я.
– А так как я отвечаю за тебя, пока мы одни, я хочу, чтобы ты знала, тебе не нужно волноваться о моем удовлетворении. Может показаться, что тебе следует чему-то научиться, узнать что-то, но это не так. Я расскажу все, что тебе необходимо знать, и у тебя будет лишь две обязанности: отдаться мне и произнести мое имя вслух, когда тебе будет слишком больно продолжать физически или эмоционально. Ты поняла?
– Да, сэр, – повторяю я.
И кем я стала? Соглашаясь на что-то подобное с мужчиной, с которым оставалась один на один всего пару раз? Но мне все равно. Я хочу этого, я хочу, я хочу. И все равно, насколько безумным или унизительным это может оказаться. Сейчас это вызывает во мне лишь дрожь и чувство, что происходящее совершенно точно правильно.
– Хорошо, – говорит он с улыбкой. – Ты даже не представляешь, как мне приятно, что ты здесь. Я так долго фантазировал об этом моменте.
– Правда?
Эш выпрямляется и указывает на коробку.
– Вот. Открой.
Любопытство охватывает меня, и я притягиваю коробку ближе. Эш откидывается назад, пока я рассматриваю коробку.
– Там нет ничего опасного, – говорит он.
Тем не менее, я не спеша открываю коробку, задаваясь вопросом, что может быть настолько важным, что он хранил это у себя в спальне под рукой. Я понятия не имела чего ожидать – патронов, военных наград или сувениров его умершей жены, но я не угадала. Я полностью откидываю крышку и вынимаю стопку бумаг, сложенных вчетверо, грязных и слегка потрепанных от времени.
Я смущенно смотрю на Эша, и он безмолвно кивает головой. Он хотел, чтобы я их прочитала.
Я нерешительно разворачиваю бумагу. Когда-то бумага была белоснежной со свежими черными чернилами принтера. Но буквы поблекли и местами исчезли, бумага была испачкана маслом, грязью и кровью.
Дорогой Эш.
Сегодня мой семнадцатый день рожденья. Прошел ровно год со дня нашей встречи…
Я смотрю ему в глаза.
– Мои письма, – говорю удивленно. – Я думала ты их так и не получил.
– Я получил. Получил и перечитывал тысячу раз, потом распечатал, чтобы читать, где бы ни находился.
– Но ты никогда не отвечал, ни разу. И не просил меня прекратить.
– Тебе было семнадцать, Грир. Я должен был написать в ответ и сказать, что реально трахаю свой кулак, думая о тебе каждую ночь? Что каждый раз, читая твои письма, я начинаю дрочить; что мне становится плохо каждый раз, когда я вижу твое имя на экране? Я достаточно ненавидел себя за то, что испытывал к девушке такого возраста. Если бы я ответил, все стало бы еще хуже, – он печально улыбается. – Но я и не мог просить тебя остановиться. Чтобы ты перестала писать. боже, я так сильно желал тебя и лишь так мог получить хоть небольшой кусочек тебя. Поэтому продолжал читать. Продолжал фантазировать о том, как ты прикасаешься к себе, печатая мне письмо.
– Эш, – шокировано говорю я.
– Знаешь, я их выучил. Слово в слово. «Мне не хочется скучных и распространенных попыток стать плохой. Мне нужны события, пробирающие до костей, вызывающие сожаление от боли в коленях. Хочу быть настольно плохой, чтобы остаться выжатой с фиолетовыми следами укусов на моем теле. Я хочу оказаться на грани познания себя, чтобы кто-то взял меня, подержал за шею и заставил взглянуть на безрассудное царство возможностей. Тогда я хочу ползти к нему».
Мои щеки краснеют. Я так смущена и все же… Эш запомнил мои слова, касался себя, думая о них, брал мои письма с собой в поездки…
– Грир. – Руки Эша скользят по моим бедрам и крепко сжимают. – Я должен знать, имела ли ты в виду то, что писала. Прошло десять лет с тех пор, как ты отправила мне это письмо, и хотя я десять лет просил бога, чтобы ты стала моей, я знаю, что для тебя все могло измениться.
Все изменилось. Сильно. И все-таки ничто, потому что я была здесь, лишаясь дыхания от поцелуев, словно мне снова шестнадцать. Увлеченная и одержимая, словно снова пишу эти письма.
– Я хочу знать, могу ли быть тем мужчиной, который будет держать тебя за шею, – сказал он. – Мне нужно знать, что ты позволишь с собой сделать, как далеко ты меня допустишь, потому что ты единственная женщина, произносившая эти слова мне. Единственная женщина, желающая этого от меня.
Я киваю.
– Да. Да, пожалуйста.
Эш расслабляется, и его лицо освещает улыбка.
– Я так долго ждал этого момента. Хотел этого сильно, мучительно, а теперь… – он вздыхает. – Теперь ты здесь и говоришь, что на самом деле хочешь быть моей.
– Я хотела быть твоей, с тех пор как стала достаточно взрослой, чтобы желать этого.
Я чувствовала тепло его пальцев, их слабое движение, пока они медленно приближались к моему лону, и это вызывало во мне боль, с которой я не могу справиться. Я попытаюсь двинуть бедрами, чтобы Эш коснулся меня в нужном месте, но он просто прижимает ладони к моим бедрам, останавливая.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю я шепотом. – Позволь мне дать тебе это.
Эти слова скорее принадлежали человеку, жаждущему воды. Эш на мгновение прикрывает глаза.
– Не двигайся, – приказывает он, раскрывая мои ноги шире.
Я и так открыта для него. Его большие пальцы были в опасной близости к месту, где я пульсировала и нуждалась в нем.
– Да, сэр, – бормочу я.
И последовало первое касание. Большие пальцы поглаживают мои складки вверх и вниз, вверх и вниз, пока я борюсь с желанием, а затем раскрывают мою киску. Эш видит каждую мою складку, изгиб и линию. Он смотрит на мою киску, словно на товар, – вещь для его удовольствия и в его владения. Я не могу оставаться на месте. Я слегка дергаюсь.
