Текст книги "Американская королева (ЛП)"
Автор книги: Сиерра Симон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Просто потому, что ты хочешь забыть, кто ты такая, не означает, что остальные могут тебя забыть.
– Между мной и Эмбри ничего нет, – повторяю я, но мой ответ занимает слишком много времени, и мое лицо выдает слишком много. Я никогда не была хорошим лжецом.
Улыбка Абилин становится жесткой.
– Как скажешь, моя кузина. Просто будь осторожна. В этом городе полно волков, и они всегда голодны.
– Здесь им нечем поживиться, – отвечаю я снова. – Эмбри – не проблема.
Ее улыбка становится еще жестче.
– Думаю, что он все-таки является для тебя проблемой. И для президента тоже.
Я хмурюсь.
– Что это значит?
– Только то, Грир, что у таких людей, как они, есть секреты. Невозможно оказаться настолько могущественным в столь молодом возрасте, не имея больших скелетов в своем шкафу, и я тебе гарантирую, что президент и Мерлин Рис будут готовы сделать все что угодно, чтобы сохранить эти секреты. Все, что угодно.
– Чувствую, что ты знаешь то, чего не знаю я.
– Если будешь встречаться с президентом, то довольно скоро обо всем узнаешь, – говорит она, и что-то жестоко-радостное появляется в ее голосе. – И думаю, что некоторые женщины смогли бы жить с его прошлым, но ты к ним не относишься, дорогая.
Я возвращаюсь к своему журналу памяти, пытаясь бегло пересмотреть прошлое Эша в поисках любой сплетни, но терплю неудачу. Прежде чем мне удается сказать что-нибудь, Абилин отмахивается от моих слов.
– Не беспокойся об этом. Серьезно. Мне бы не хотелось спугнуть тебя, когда твой роман только что начался. У меня встреча примерно через пять минут. Можешь подождать здесь, пока я не вернусь, и тогда мы сможем сходить на ленч или?..
Смысл был ясен: «Пора бы тебе уйти».
Благодарная за стратегию отхода, я встаю.
– Мне нужно возвращаться на работу. Нужно проставить оценки целой пачке работ.
Абилин тоже встает и обходит свой стол. Она обнимает меня, делая это, как обычно, ни больше ни меньше. Но все-таки я понимаю, что между нами появляется что-то новое. Что-то уродливое. И в то время как одна половина этого – это ее ревность, другая половина – это новое сомнение, которое она посеяла в моем сознании, новый страх.
«Довольно скоро обо всем узнаешь».
Я дрожа, покидаю ее офис и выхожу на холодный ноябрьский воздух.
Да что это вообще значит?
И что, если я не хотела ничего узнавать?
ГЛАВА 16
Настоящее
Открыв дверь своего таунхауса, я настолько встревожена разговором с Абилин, что даже не замечаю высокого мужчину, стоявшего в гостиной. Бросаю сумочку на кресло и решаю направиться на кухню, чтобы выпить немного кофе (кофе с добавлением огромного количества бурбона), и испытываю настоящий шок, когда краем глаза вижу Мерлина Риса.
– Иисусе, – вскрикиваю я, делая шаг назад, и врезаюсь спиной в книжную полку.
Рис выходит из мрака, собравшегося в углах моей гостиной в ноябрьское послеобеденное время, и поднимает руки вверх, чтобы показать, что не имеет дурных намерений.
– Мисс Гэллоуэй. – Он наклоняет голову.
– Как, черт возьми, вы сюда попали? – говорю я (ну, на самом деле, почти гневно кричу), пытаясь скрыть вспышку адреналина грубым поведением.
– Я здесь когда-то жил, – спокойно отвечает Мерлин, вытаскивая из кармана ключ и кладя его на кофейный столик. – Много лет назад, когда я только переехал в Вашингтон, твой дедушка был достаточно добр и позволил мне остаться здесь, пока я не найду себе жилье. Я обещаю, что не вторгнусь сюда снова, но сейчас пришло время нам поговорить.
Облако накрывает солнце, и комната наполняется холодными тенями. Мерлин садится в кресло, скрестив ноги, и это движение изящное, но не чувственное; элегантное, но не женственное. В том, как он себя преподносил, было что-то бесполое, а резкие линии его лица казались неопределенного возраста.
Прошло пять лет, с тех пор как я последний раз с ним виделась, хотя невозможно избегать то, на что я постоянно натыкалась: его лицо мелькало в телевизоре, а имя звучало в новостях. Он был руководителем избирательной кампании Эша, а теперь стал старшим советником Эша (одна из тех должностей, которая кажется такой же вездесущей, как и таинственной), и я знаю, что время, выбранное для этой встречи, не случайно.
– Поговорить, – повторяю я. Во рту образовалась сухость, и я прочищаю горло. – Пять лет назад я пришла на вечеринку в честь вашего дня рождения, и вы сказали мне снова, чтобы я придержала свои поцелуи. Вы собираетесь сказать мне об этом и в третий раз? У меня проблемы?
И во мраке теней, человек, которого я боялась с семи лет, рассмеялся.
Он смеялся.
Это не зловещий смех, не жестокий. А счастливый смех. Дружелюбный. И сквозь тени и годы страха я увидела, что он – всего лишь мужчина. Не волшебник, не экстрасенс, не инспектор по поцелуям. Просто воспитанный проницательный человек, способный достаточно громко смеяться, чтобы этот звук смог заполнить комнату.
«Эш любит окружать себя смехом», – подумала я, отстраняясь от книжной полки, чтобы пойти и сесть напротив Мерлина.
– У тебя нет проблем, – наконец говорит он, и улыбка так и не исчезает с его лица. В его глазах тепло – настоящее тепло, хотя я замечаю ту же осторожность с наших прошлых встреч.
Но мне уже не семь, не шестнадцать и не двадцать лет. Тогда осторожность меня уже не расстраивала, как раньше.
– Тогда, о чем вы хотите поговорить?
– Я хочу рассказать тебе историю, – начинает он, складывая руки на коленях. – Это не займет много времени, и ты можешь так сильно об это не беспокоиться, но думаю, что важно, чтобы ты услышала эту историю.
Я минуту обдумываю. Я вполне могу потребовать, чтобы он ушел. Да и я сама могу уйти. Мне не нужно сидеть здесь и слушать человека, который вел себя грубо и запугивал меня при каждой нашей встрече с самого моего детства. Но я ничего не могу с собой поделать, ведь меня интригует сама идея о том, что Мерлин расскажет мне историю. Я преподавала литературу, в конце концов, истории – это то, с чем я имею дело, в чем я соображала.
– Ладно, – наконец уступаю я. – Рассказывайте. – Как по заказу, облака открывают солнце, и в комнате проясняется от слабого солнечного света.
– Когда-то давно… – медленно начинает Мерлин и иронично слегка кривится… – один мужчина влюбился в замужнюю женщину.
– Это немного отличается от обычного начала, – вмешиваюсь я.
– Это начало более распространенное, чем ты думаешь, – отвечает он. – Давид и Вирсавия? Тристан и Изольда? Артур Димсдэйл и Эстер Прин?
– Это не очень счастливые истории, – подчеркиваю я.
– Я никогда не говорил, что это будет счастливая история. Обычная история, – отвечает Мерлин, немного откидываясь на спинку кресла. – Теперь вернемся к нашим мужчине и женщине. Это обычная история, и поэтому этот мужчина испробовал все обычные способы, чтобы заставить эту женщину его заметить. Он флиртовал, он умолял, каждый день пытался произвести на нее впечатление. Понимаешь, они работали в одном месте, и поэтому он мог быть беспощадным, чтобы за ней ухаживать, так же как его собственная любовь к ней казалась ему безжалостно-настырной. Но она любила своего мужа, и кроме того, относилась к тем, кто верит в нерушимость брачных клятв.
– Тем лучше для нее.
– Согласен. Хотя, было трудно устоять перед этим человеком, тем более что это длилось годы. Он был красив и силен, и хотел ее, даже когда она была беременна от своего мужа. Уверен, тебе знакомо это лестное чувство, когда тебя желает президент Соединенных Штатов.
Я не могу скрыть свое удивление.
– Этот мужчина был президентом?
Мерлин смотрит мне прямо в лицо.
– Президент, которого очень хорошо знает твоя семья. Президент Пенли Лютер. Правящий друг твоего деда.
Все мое тело застывает в шоке. Дедушка всегда восторженно отзывался о президенте Лютере – в действительности, все о нем восторженно отзывались. Трудно представить себе героя американской экономики и международной дипломатии, добивающегося замужней женщины.
– Ты должна помнить, – говорит Мерлин, – что Лютер был тем еще плейбоем. И был разведен. Для него казалось естественным, что она его захочет, а Лютер никогда не отказывался от естественных желаний во имя нравственности, по крайней мере, в личной жизни.
– Итак, что случилось?
Мерлин смотрит на свои руки.
– То, что обычно происходит в таких случаях, хотя это произошло не обычным способом. Был экономический саммит, организованный Соединенным Королевством в уединенном поместье в Уэльсе. Лютер привез с собой эту женщину, так как она была его старшим советником, так же, как я сейчас для Максена. Саммит был недолгим, но насыщенным, и в последний вечер для собравшихся там людей была организована небольшая вечеринка. Много напитков. Теплый огонь в камине в холодный весенний вечер. Представляешь положение дел, – он делает паузу. – Настал поздний вечер, и все разошлись, но Лютер, который остался у камина в центральном зале, выпивал и смотрел на огонь. Он был настолько этим поглощен, что не заметил ни уборщика и его жену, собирающих пустые стаканы, ни их маленького сына, который им помогал. Наконец, маленький мальчик подошел к нему и коснулся его руки, со словами: «Хотите, я помогу вам вернуться в свою комнату?».
«Я действительно хочу отправиться в кровать, но не в свою собственную», – сказал Лютер. Он был слишком пьян, чтобы заботиться о том, что разговаривал с ребенком. Но этот ребенок был более наблюдательным, чем другие дети.
«Я могу отвезти вас в ее комнату», – тихо предложил мальчик. Мужчина не ответил, но было очевидно, что его сковывала некоторая нерешительность.
«Я могу провести вас наружу и через балконную дверь, – сказал мальчик. – Тогда вас никто не увидит». Лютер поднял глаза, его взгляд стал более осмысленным, а затем он встал и последовал за мальчиком.
Я обнаруживаю себя наклоненной вперед. Прилагая усилия, я сажусь прямо.
– И что же случилось потом? Он пошел в ее комнату? Она его выгнала?
– Нет. Она его пропустила и заперла за ним балконную дверь.
– Но она сопротивлялась ему годами! Зачем теперь сдаваться?
Мерлин пожимает плечами.
– Человеческое сердце – загадка. Возможно, она любила его так же горячо, как и он ее любил, и больше не могла сдерживаться. Возможно, все дело в алкоголе или уединении. Возможно, он ее утомил. Я знаю, что вскоре после этого она разошлась со своим мужем – возможно, к этому времени они уже решили расстаться, и она больше не считала себя замужней женщиной. Но определенно, что она и президент провели ночь вместе, и еще несколько ночей после этого. И в ту зиму она родила ребенка.
Я попыталась найти в памяти все истории о президенте Лютере, которые слышала от дедушки.
– И все же я не помню, чтобы у Лютера были дети.
– Не было признанных детей. – Я замечаю в глазах Мерлина печаль, но она исчезает также быстро, как и появилась. – Та женщина умерла во время родов. Это редкость в наши дни, но все же бывает. Амниотическая эмболия. В этот момент они с мужем были в разгаре бракоразводного процесса, и ее муж знал, что ребенок был не его. Лютер, несмотря на все публичные грешки, понимал, что политически рискованно признавать этого ребенка, учитывая тот факт, что само зачатие окутано облаком прелюбодеяния и непристойности. Таким образом, ребенка поглотила система и его отдали на усыновление. Ее муж заботился о своей маленькой дочери (она на тот момент была еще малышкой), а Лютер продолжил жить своей жизнью, хотя, я слышал, что после смерти той женщины он так и не стал прежним.
Я задумываюсь об этой женщине, умершей и так не подержавшей своего ребенка. Она была одна? Был ли с ней тот, кто помогал ей во время родов? Держал ли ее кто-нибудь за руку, пока она умирала?
– Это ужасно.
– Грир, ты знаешь хоть одного, кто был воспитан приемными родителями? Знаешь какого-нибудь известного сироту?
Потребовалась лишь секунда, чтобы его слова проникли в мой мозг и нашли именно то, что искали – то, что я уже знала.
– Вы не можете иметь в виду…
– Именно это я и имею в виду. Максен Колчестер – сын Пенли Лютера. Брошенный при рождении, выращенный незнакомыми людьми ради политической целесообразности.
Я вспоминаю фотографию в гардеробной Эша, на ней он обнимает Кей и свою приемную мать.
– Возможно, это было к лучшему, – медленно говорю я.
– То, что его вырастили Колчестеры? Что он вырос в счастливой и безопасной семье вместо того, чтобы расти перед глазами общественности? Да, думаю, это было к лучшему. Некоторые могут даже сказать, что этому суждено было произойти. Что это – его судьба.
Я поднимаю на него взгляд.
– Почему вы мне обо всем этом рассказываете?
Мерлин бросает на меня ответный взгляд, добрый и прямолинейный.
– Потому что ты заслуживаешь знать, откуда пришел Эш. Ты заслуживаешь знать его историю, потому что это скоро станет его будущим.
– Что это значит?
Мерлин вздыхает.
– Боюсь, это значит много всего, потому что похоть Лютера посеяла много семян, кто-то разузнал эту историю, по крайней мере, согласно моим источникам, которым я доверяю. До того, как об этом станет известно общественности, может пройти неделя или год, но когда эта новость обнародуется, она будет невероятно разрушительной. И теперь, когда ты с Максеном, ты должна ожидать, что тебя тоже могут разрушить.
Я не спрашиваю, как он узнал, что я с Эшем. Узнал ли он это от Эша или же знал, потому что он, кажется, знал все; я всегда в глубине души понимала, что Мерлин о нас узнает – и это неизбежно. Однако я задаю другой вопрос.
– Когда об этом узнал Эш?
В его глазах вспыхивает гнев, настоящий гнев, но я понимаю, что он был направлен не на меня.
– На похоронах Дженнифер. Из всех возможных мест…
боже. Представьте себе, что вы не знали ничего о своих родителях, пока вам не исполнилось тридцать пять. И прошло достаточно много времени после того, как вы перестали надеяться, что узнаете о своем происхождении. И обнаружили, что это происхождение грязное и жалкое. И узнали об этом посреди вашей личной трагедии…
– Кто ему сказал? – спросила я.
Гнев осваивается в темных глазах Мерлина, став жестким блеском.
– Его единоутробная сестра.
– Значит, она знала.
– О да. Ее отец об этом позаботился. Сделал все, чтобы она осознала, что их жизни были разрушены Лютером; что ее мать, по сути, была убита похотью Лютера. Ее отец взрастил в ней глубокую горечь, как выращивал тепличный цветок. С большой заботой и вниманием. Кто знает, когда она наконец-то нашла ребенка, который убил ее мать. Кто знает, как долго она выжидала, чтобы рассказать ему в лицо о грехах его отца. Но рассчитала она свой удар с убийственной точностью. Она не могла найти более уязвимое время, чтобы ему об этом рассказать.
Похороны Дженни были ближе к концу кампании, всего за месяц или два до выборов.
– Возможно, эта его сестра не хотела, чтобы он попал в Белый дом? – А потом у меня появляется еще одна мысль. – Это она собирается слить эту историю прессе?
– Да, я так считаю.
– О, – тяну я, садясь прямо. – Сегодня моя кузина Абилин кое-что мне сказала. «Невозможно быть настолько могущественным в столь молодом возрасте, не имея больших скелетов в своем шкафу…» Она сказала, что об Эше ходят слухи – слухи, с которыми я не смогу справиться. Вероятно, она от кого-то об этом услышала. Должно быть, именно это она имела в виду.
«И показала, насколько хорошо меня знает, – раздражительно подумала я, – если думает, что что-то вроде этого заставит меня по-другому относиться к Эшу».
Но Мерлин отводит взгляд, и тревожная дрожь бежит по моему позвоночнику.
– Мерлин?
– Есть… другие… вещи о Максене, которые, я уверен, станут очевидными, когда наступит подходящее время. – Голос Мерлина становится нечитаемым, а лицо похоже на обнесенный стеной сад секретности. – И да, полагаю, их будет трудно слышать.
– Например? Мне не нравится идея о том, что все, кроме меня, знают какие-то вещи о мужчине, которого я люблю.
При слове «любовь» лицо Мерлина смягчается.
– Я знаю. Мисс Гэллоуэй, я не пытаюсь умышленно уклоняться. Если бы я мог, то рассказал бы прямо сейчас, потому что я верю в то, что ты любишь Максена. Я считаю, что у тебя есть право знать. Но эти вещи… ну, это не мои секреты. Не я должен это тебе рассказывать.
Я провожу рукой по лицу. Из-за Абилин и Мерлина сегодня было слишком много информации, слишком много эмоций. Мне просто захотелось снова вернуться к Эшу, находиться под его телом или сидеть у его ног, где все кажется правильным.
Или быть с Эмбри… – пошептал голос в моей голове.
Я его проигнорировала.
– Еще одна вещь, прежде чем я уйду, – говорит Мерлин, вставая и разглаживая куртку. – Я задолжал тебе извинения.
Я встаю, чтобы проводить его к двери, но застываю.
– Я знаю, что есть моменты, когда я казался тебе жестоким или пренебрежительным. Времена, когда я был жестоким и пренебрежительным. Я плохо к тебе отнесся, и мне очень жаль. Просто для меня благополучие Максена было приоритетом, и я долгое время беспокоился о том, что ты причинишь ему боль.
На меня накатывает шок.
– Я причиню ему боль? – Я вспоминаю обо всех тех ночах, когда страстно его желала; о том, как в Чикаго разбилось мое сердце.
– Ты видишь себя и свой потенциал совершенно иначе, чем все остальные, уверяю тебя.
– Теперь вы говорите как Эмбри, – бормочу я, и, возможно, это было ошибкой, потому что рот Мерлина неодобрительно сжимается.
– Неужели?! Ну, не так уж иррационально полагать, что у тебя была сила, чтобы навредить Максену. Один взгляд на его лицо в ту ночью в Лондоне, и я понял, что он проиграл тебе. И именно поэтому я познакомил его с Дженнифер Гонсалес и сделал все возможное, чтобы они поженились.
– Вы подложили ему Дженни, чтобы удержать подальше от меня? – Я понятия не имела, что думать, хотя точно знала, как себя чувствовала. Медленно по моему телу расползался гнев. – Вы ужасно хотели, чтобы я держалась подальше от него, и поэтому заставили его жениться на другой?
– Я не заставлял его ничего делать, – мягко говорит Мерлин. – Я познакомил его с Дженнифер и поощрял их привязанность, но в конце концов он сам сделал выбор. Он выбрал ее.
Я понятия не имею, почему это все еще причиняло острую боль, но именно ее я и чувствовала. Я обхватываю себя руками.
– Я никогда не понимала, – бормочу я, – почему я вам так сильно не нравилась.
– Я сказал тебе, – проговорил он, направившись к двери, – я беспокоился, что ты навредишь Максену. Я все еще об этом беспокоюсь, но теперь это уже не в моих руках. Возможно, это – тоже судьба. Все это – наши судьбы.
– Я не причиню ему вреда, – говорю я, следуя за гостем к двери.
– Ты не собираешься этого делать. Не так, как ему хочет причинить боль его сестра. Но ты навредишь ему гораздо больше, чем она. Моя единственная надежда – это знание, что ты принесешь ему больше радости, чем боли.
– Вы не можете ничего об этом знать, – произношу я, ненавидя, каким раздражительным звучит мой голос. – На самом деле вы – не волшебник. – Затем добавляю ради семилетней Грир: – Не так ли?
Мерлин снова смеется, тем же смехом, заполняющим всю комнату, и, вопреки, мой гнев немного утихает.
– До свидания, мисс Гэллоуэй. Я уверен, что мы скоро увидимся.
Я придерживаю дверь, пока он выходит, и когда Мерлин встает на верхнюю ступеньку, со мной что-то происходит.
– Вы сказали, что не расскажете мне эти слухи об Эше, потому что не должны их рассказывать. Но тогда почему вы почувствовали, что можете рассказать мне о родителях Эша?
Мерлин поворачивается ко мне и улыбается. Похоже, его не пугает жестокий ноябрьский ветер.
– Разве ты еще не догадалась? Эта история – также и моя история.
До меня доходит. Не могу поверить, что раньше не догадалась.
– Вы были тем мальчиком, не так ли? Мальчиком из поместья, который провел Лютера в ее комнату?
– После того, как сестра Максена рассказала ему правду, он рассказал ее мне. Я понятия об этом не имел, пока не услышал историю полностью. Я никогда не забывал ту ночь, ту ночь, когда я встретил президента. Я никогда не забывал, каким грустным он выглядел, каким… опустошенным… был из-за любви к кому-то. Но после того как Максен рассказал мне эту историю, я сложил все части и понял, что задолго до этого должен был знать, что он – сын Лютера. Возможно из-за этого опустошенного взгляда? Максен ходил с ним годами, всякий раз, когда думал о тебе.
И с этими словами Мерлин ушел, а с ним ушел и мой гнев. Осталось замешательство, осталось неверие, но гнев исчез, оставив на своем месте дыру. Я смотрю, как он садился в ожидающую машину и уезжает, а затем закрываю дверь. Мое тело гудит из-за множества разных эмоций. Пришло время для кофе с бурбоном, которое я пообещала себе ранее, хотя, я все-таки откажусь от кофе и перейду прямо к бурбону.
И пока я наливала себе стакан «Блэнтонс», то поняла, что на самом деле Мерлин так и не ответил на мой вопрос о том, является ли он волшебником. Я откидываюсь на спинку кухонного стула и внимательно смотрю на виски, вспоминая, как первый раз встретила Мерлина. Вспоминая свой первый поцелуй с Эшем, свою ночь с Эмбри и все, что произошло с тех пор. Я думаю о сестре Эша и о странном блеске в глазах Абилин, о предстоящем ужине и о слухах, окружающих мужчину, которого я любила; о слухах настолько темных, что все боялись произнести их во всеуслышание.
Под конец я думаю об Эмбри, о том, что мое сердце все еще по нему тоскует. О том, что я все еще тайно хочу, чтобы его сердце тосковало по мне.
Я выпиваю виски за четыре больших глотка, не прерываясь, чтобы вздохнуть, а потом наливаю себе еще. Мы с Эшем собирались быть вместе, на этом история должна закончиться, у нашей сказки будет счастливый конец. Но почему-то у меня было такое чувство, что с этого все только начнется.
Я залпом выпиваю виски и наливаю себе третий стакан.
