Текст книги "Американская королева (ЛП)"
Автор книги: Сиерра Симон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
ГЛАВА 21
Мы возвращаемся в домик. Эмбри нигде не видно. И после того, как мы сбрасываем пальто и раскручиваем шарфы, Эш прикладывает палец к моим губам. Я киваю, чтобы показать, что я понимаю, и Эш берет меня за руку и ведет в нашу спальню. Мне казалось, что мы, прокрадываясь украдкой, каким-то образом обманываем Эмбри, хотя непонятно, почему я так себя чувствую. Мы с Эшем имели полное право идти спать вместе, и, возможно, то, что мы скрывали это от Эмбри, было самым добрым делом… учитывая обстоятельства.
О боже.
Обстоятельства.
Теперь я должна рассказать Эшу о нас с Эмбри. После его признания относительно Морган, после его упорной настойчивости относительно того, что мы будем двигаться вперед без секретов, с моей стороны было бы постыдно и нечестно утаивать это от него. Но если быть правдивой с самой собой, то я понимала, чего боялась. Боялась того, что Эш будет злиться и, возможно того, что он будет… недостаточно зол. Боялась того, что Эмбри будет чувствовать себя преданным из-за того, что я рассказала наш секрет, не спрашивая его. Я боялась того, что, если я признаю то, что произошло в Чикаго – Эш заподозрит то, что у меня все еще остались чувства к Эмбри, и это будет концом любому истинному доверию между нами. Ведь, действительно, как мы трое когда-либо сможем друг другу доверять после того, как раскроется правда?
«Доверие без правды – это на самом деле не доверие», – напоминаю я себе. И если, и было лучшее время, чтобы это исправить, то прямо сейчас. С кольцом на моем пальце и с признаниями Эша, все еще эхом раздающимися в моих мыслях.
Но когда Эш закрывает за нами дверь спальни, он снова прижимает палец к моим губам.
– Я хотел это сделать с тех пор, как мы впервые встретились, – произносит он, приближаясь ко мне. Его эрекция упиралась в мой живот. – Я фантазировал об этом в течение десяти лет.
Я быстро и сдавленно вздыхаю под его пальцем. Это о чем я думаю?
Он находит мою руку и лениво играет с подаренным им же кольцом на моем пальце.
– Это будет нелегко – быть моей женой. Будет так много внимательных взглядов и нужно будет многое принести в жертву, и я беспрестанно буду тебя просить встать между публичными и частными ролями, иногда без перевоплощения и без предупреждения. Но прямо сейчас… прямо сейчас, есть только мы. Сейчас до этого еще далеко. И прямо сейчас, я собираюсь сделать тебя полностью моей.
Я смотрю ему в глаза снизу-вверх.
– Это значит… мы… – Я просто не могу дышать.
Эш улыбается, глядя на меня сверху вниз.
– Да, мой нетерпеливый ангел. Я больше не собираюсь мучить нас обоих.
Я опускаюсь на колени. Не потому, что Эш собирался меня трахнуть (хотя и это тоже повлияло), а потому что я так сильно его люблю. Потому что я так сильно благодарна. Потому что он – Эш, и я – Грир, и когда мы были одни, я обычно стояла на коленях.
Это было так просто и так сложно.
Эш гладит мои волосы, спутанные и в беспорядке из-за шляпки, которую я одевала на улице, и позволяет мне потереться щекой о его бедро.
– Мой прекрасный ангел, – бормочет он мне. – Моя маленькая принцесса. Как я прожил так долго без тебя?
Я не знала, боже, я не знала, но теперь, когда мы были вместе, я тоже не знала, как долго так прожила. Я выживала, да. Но жить… как это вообще происходило до того, как я оказалась у ног Эша?
Я неохотно отступаю, склоняю голову и кладу ладони на свои ноги. Эш делает глубокий вдох, и его руки покидают мои волосы. А затем он опускается передо мной на колени, кладет руки поверх моих и опускает голову, чтобы встретиться со мной глазами.
– Грир, я хочу дать тебе то, что ты хочешь. В этот первый раз, я хочу, чтобы ты позволила мне служить тебе, и я хочу, чтобы ты позволила мне позаботиться о тебе. Не нужно, чтобы в наш первый раз мы… ну… Ты знаешь.
Я качаю головой до того, как он заканчивает. Это так чертовски по-рыцарски. Так чертовски осмотрительно с его стороны. Это сразу и похвально, и болезненно несносно (особенно сейчас, когда мои соски стали напряженными, ноющими от боли бусинками, а моя киска уже набухла от мысли о том, что Эш будет внутри меня). Часть меня отдаленно признавала, что для него это было тоже впервые: он был женат, и он доминировал в клубе, но это был первый раз, когда Эш смешивал любовь с извращенностью, и он хотел убедиться в том, что я получаю и то и другое в равной степени.
Но все же.
– Я хочу того же, что и ты. Ты ведь понимаешь, что не принуждаешь меня, да? Ты ведь знаешь, что я не просто играю? Я выбираю это. Я выбираю тебя. Каждый раз, когда я встаю на колени, я знаю, что могу подняться, и каждый раз, когда ты подталкиваешь меня к чему-либо, я знаю, что могу произнести твое имя, и это все закончится. И когда ты делаешь со мной разные вещи, я обладаю такой же властью над происходящим, как если бы делала все это сама, потому что я могу остановить тебя в любое время. Я выбираю то, что хочу, и я хочу тебя, такого, какой ты есть.
Сейчас, когда Эшн вглядывается мне в глаза, я надеюсь на то, что он, как и всегда, сможет увидеть в них правду. Через меня проходит крошечный поток гнева, и я позволяю ему вылиться в моих словах.
– Хочешь знать, чего еще я хочу? Я хочу того, о чем мечтала десять лет назад. Я хочу, чтобы меня притащили на грань стыда, страха и тьмы, я не хочу узнавать себя, и хочу, чтобы ты был великолепным требовательным зверем, которым и являешься. Хочешь позаботиться обо мне? Тогда, черт возьми, обладай мной. Погуби меня. Разорви меня и снова соедини меня так, как можешь только ты.
Губы Эша обрушиваются на мои, его поцелуй не предназначен для того, чтобы передать любовь, – он воплощает в себе какую-то глубокую благодарность, своего рода страстную радость.
– Ты прекрасна, – хрипло произносит он, его голос приобретает другой тон, тот, который терзал меня в моих самых сладких мечтах. – Ты невообразимо совершенна.
И с легкостью и благодатью, которая приходит вместе с силой, он поднимается на ноги.
– Сними мои туфли.
Облегчение, счастье, правильность – все это сплеталось вокруг возбуждения, делая его более резким и ярким.
Я делаю то, о чем он просит, и тяну за шнурки, пытаясь скрыть свою счастливую улыбку за завесой волос, но он все равно видит улыбку.
– Ты счастлива, ангел? – спрашивает он. – Счастлива прислуживать мне?
– Да, мистер президент.
– Я счастлив, когда ты мне прислуживаешь. Мне приятно видеть тебя на коленях.
Эш лениво ласкает мои волосы, пока я снимаю ботинки. После того, как заканчиваю, он приказывает мне встать и начинает раздевать. Горячие пальцы скользят между тканью и кожей, и задерживаются там на некоторое время. Глаза Эша загораются, по мере стягивания с меня одежды. Он снимает ее так, как снимают старые обои или выцветший ковер, чтобы добраться до античной поверхности под ними, прагматично и нетерпеливо, презрительно и почтительно. И вскоре я полностью голая и дрожащая застыла в холодной комнате.
Пальцы потерли мои соски, и я что-то пищу, мое тело жаждет настоящей стимуляции.
Эш хихикает.
– Нетерпеливая, да?
Я не смела ответить. Каждый раз, когда я играла в эту игру с Эшем, это было как в первый раз, словно я скидывала новый слой с самой себя с каждым унижением, которое терпела, разоблачая пылкую и чувствительную женщину с розовой кожей, находящуюся под всеми слоями.
– Руки на изножье кровати. Ноги расставь.
Я, сглатывая, подчиняюсь. Я знаю, что будет дальше, и, конечно же, чувствую большую руку между лопатками. Эш нежно, почти исследовательски, продвигает руку вниз по позвоночнику, а затем делает круговые движения по заднице и по бокам.
– Дыши, ангел.
Шлепок.
Первый шлепок никогда не бывает очень сильным. Нет, первый шлепок – в некоторой степени предвкушение – чем-то похож на боязнь дома с привидениями или на прыжок в холодный бассейн в жаркий день. Потрясающий, бодрящий, посылающий искры вниз по ногам.
Шлепок.
Шлепок.
Шлепок.
– Дыши, – повторяет мой хозяин.
Я делаю вздох.
Шлепок, шлепок, шлепок.
Я выдыхаю.
– Еще раз.
Я снова вдыхаю.
Эш преднамеренно нарушает ритм шлепков, сначала убеждаясь, что я расслабилась, а потом снова ударяет, или быстро наносит несколько ударов подряд, чтобы у моего тела не осталось выбора, кроме как уступить его господству. Боль мерцает позади моей грудины, словно живое существо, вцепившиеся за мои легкие и живот, и я дрожащими руками, пытаюсь сжать изножье. Все мое тело трясется, а в глазах горит. Скоро заплачу. Очень скоро.
Мои ноги подгибаются, и царапаются о пол, пока Эш продолжает свое нападение, одна нога невольно поднимается в попытке прикрыть стопой задницу. Эш отталкивает ее назад с шумным звуком, который можно описать только словами «злой восторг», и все сильнее меня шлепает из-за моего сопротивления. «Шлеп» раздается под его рукой, и я слышу, как Эш тяжело дышит, и вот она боль, поселяется в моей груди, словно знакомый гость. Я начинаю копаться в моих чувствах, как в кладовой, выкидываю страх, гнев и унижение, и оставляю лежать глубокую беззаботность, которая ощущается почти как блаженство. Остается только боль и Эш, а все остальное сжалось до точки и исчезло.
Шлепок, шлепок, шлепок.
И когда Эш накрывает меня своим телом – его джинсы болезненно царапают мою ноющую от шлепков задницу – его толстый член твердый словно сталь. Он сжимает в кулак мои волосы и дергает за них, откидывая назад мою голову, и целует щеки.
Нет… так он целует слезы на моих щеках. Видимое и неоспоримое доказательство моего подчинения.
Через мучительное мгновение он отстраняется, и я тихо стону от этой потери. А затем стону громко, когда чувствую его рот в самом необходимом месте.
Все начинается с поцелуя на моей киске, почти целомудренного, если такое вообще возможно. Затем переходит во влажные теплые ласки. Язык проделывает путь от клитора до входа, такой твердый, а в следующее мгновение становится плоским и широким. Боль в том месте где меня шлепали, вспыхивает вокруг горячей точки его рта, как корона солнца, как нимб вокруг святого.
Эш проводит рукой по моей спине, ласкает бедра, словно я лошадь, которая нуждается в приручении, и, помоги мне боже, мне это нравится. Я взбрыкиваю под его прикосновениями, и практически мурлыкаю, когда он проводит теплыми руками по моей ноющей от боли плоти, а время от времени я слышу, как он хихикает себе под нос, когда я становлюсь особенно нетерпеливой. Боль утихает, но блаженство остается, и все это пощипывание, облизывание и посасывание, возбуждает скручивающееся давление в колыбели моего таза. Я вот-вот кончу, меня поглотит восхитительный оргазм, который бывает только после боли и вызванных болью эндорфинов, но произхододит кое-что неожиданное. Руки Эша ложатся на мою задницу и медленно, так медленно, раздвигают мои ягодицы. У меня больше не остается от него секретов. Я полностью выставлена напоказ.
Скручивающееся давление замирает, дискомфорт и смущение начинают выдавливать собой блаженство.
– Эш, я никогда…
Я замолкаю, когда он меня лижет там. От одного касания его языка, скользнувшего по моей самой темной тайне. Ощущение непохоже ни на что, что я когда-либо ощущала, – слишком поверхностное, слишком ловкое, слишком грязное, все слишком – и я отчаянно извиваюсь, чтобы отстраниться. Сотня «что, если» проносится в моей голове только для того, чтобы быть изгнанной кончиком пальца и суровым голосом Эша.
– Это мое, маленькая принцесса. Моя дырочка. Да?
Кончик пальца исследует. Надавливает. Постепенно и почти лениво пробивает мой самый фундаментальный барьер.
Его другая рука двигается вверх и шлепает меня по заднице, прямо поверх участков, все еще нывших после порки. Моя нога дергается вверх, и Эш нетерпеливо отталкивает ее.
– Я задал тебе вопрос. Она моя?
Ох, посягательство. Это, должно быть, казалось очень незначительным, и, тем не менее, ощущения были очень значительными.
– Да, сэр, – отвечаю я, и мой голос ломается на последнем слове.
– Правильно, – высокомерно произносит он. – Вот эта и вот эта, – палец вошел в мою киску, – и твой рот. Все эти дырочки принадлежат мне, правда?
– Да-да, сэр.
Палец наконец проходит туннель мимо первого кольца мышц, протолкнувшись до сустава. Я шиплю, часто и тяжело дышу, брыкаюсь ногами, и все, что получаю за свою боль – это еще больше боли.
– И эта задница моя, чтобы кусать или шлепать. И эта дырочка моя, чтобы ее лизать. Моя, чтобы с ней играть. Моя, чтобы ее трахать. Разве не так?
– Так и есть, – задыхаясь, произношу я.
– Моя, чтобы хвастаться, моя, чтобы выставлять напоказ. Я мог бы приказать тебе выставить себя напоказ посреди Овального кабинета, мог бы сдернуть с тебя любую красивую юбку-карандаш, которая была бы на тебе надета, и наклонить тебя для осмотра, как призовое животное на шоу. Тебе бы это понравилось?
Эта мысль настолько унизительна, настолько ужасна, что, конечно же, вызывает во мне волну покорной похоти.
– Тебе не обязательно отвечать, Грир. Твоя киска только что мне ответила.
Я прижимаюсь лицом к кровати, униженная, трясущаяся, на грани оргазма. Палец исчезает, его место снова занимает язык, но на этот раз лижет не переставая. Неожиданно кончик языка начинает проталкиваться в сморщенный бутон, посылая непристойные электрические импульсы к моему клитору.
Удовольствие неоспоримое и мгновенное, но таким же был и стыд, – рефлексивным сопротивлением. Мои руки двинулись назад, чтобы оттолкнуть, ноги попытались сдвинуться, и это вызвало у меня сердитое рычание. Эш с трудом отшвырнул мои запястья и рывком снова развел ноги.
– Я мог бы трахнуть тебя вот так, – шипит он. – Удерживая тебя вот так. Ты этого хочешь?
Мой отвечающий на вопрос стон заполнил комнату.
Его рука обхватывает мою талию, словно железный брус, а затем мое тело поднимают и бросают на кровать, словно я вешу не больше пакета с мукой.
– На живот. Покажи мне свое лицо.
Мне требуется приложить необычайное усилие, чтобы переместить свои конечности. Словно отложенный оргазм внутри моего тела тянул меня вниз, но я справляюсь, и наступает момент неприкрытой нежности. Эш мягко убирает волосы с моего лба, поднимая их вверх, чтобы они не щекотали мое лицо. Затем невесомо целует меня в подбородок.
– Все в порядке?
– Будет лучше, если ты меня трахнешь.
Он смеется.
– Люблю, когда ты становишься отчаянной. Какое твое стоп-слово?
– Максен.
– Не забывай его. Мы сейчас попробуем кое-что новое.
Он выпрямляется, и, с моей удобной позиции я вижу, как сильные и умелые пальцы расстегивают ремень и вынимают его из петель. Я сглатываю, наблюдая за тем, как Эш складывает его вдвое и проводит им по своей ладони.
Мои губы раскрываются, слова протеста поднимаются к губам. Меня никогда раньше не били ремнем, никогда не использовали ничего значительнее расчески, но прежде чем у меня получилось обдумать варианты действий, прежде чем у меня получилось дать этому рациональное объяснение, попросить Эша остановиться или сделать паузу, он взмахивает рукой, и о верхнюю часть моих бедер ударяется полоска кожи, а меня пронзает боль.
Это мучительно больно. Это невыносимо. Дыхание покинуло мое тело, я выгнулась назад, а мой рассудок помутился. Не осталось ничего, кроме боли, ничего, лишь ее статический разряд, и, когда я, наконец-то, делаю вдох, она приходит и отступает, как и сдавленные рыдания.
Максен.
В первый раз в жизни мое стоп-слово было на моем языке, готовое к тому, чтобы его произносили.
– Это уже слишком? – спрашивает Эш, и тут выстрел эндорфинов попадает в кровоток, и импульс поднимающегося возбуждения поражает мое влагалище.
– Не смей останавливаться.
Ремень снова взлетает, со свистом пробивая воздух. На этот раз он приземляется выше моих бедер, на складку между ногами и задницей. Я издаю настоящий всхлип, самый настоящий крик, начинаю корчиться от боли, зарывшись лицом в кровать.
– Ангел.
Я скорее чувствую, а не вижу, как твердая рука откидывается назад, и я знаю (я просто знаю), что этот удар придется на мою задницу, на то место, которое уже и так воспалено и саднит. Момент зависает в воздухе, как и ремень, и когда я делаю еще один дрожащий вдох, то осознаю, что это был мой шанс произнести его имя. Мой шанс закончить.
Но я его не произношу.
Я сильнее сжимаю губы, всхлипывая и сдавленно вдыхая через рот. Ремень падает, и мои губы раскрываются в крике.
Вся моя попка пылает огнем, а не только то место, по которому попал ремень, огонь везде, словно моя кожа загорелась под полоской кожи ремня, и пламя мгновенно распространилось повсюду. Мой крик превратился в рыдающий стон, одеяло под моим лицом стало мокрым от слез, и я вытираю свое лицо, даже не подозревая о такой реакции.
Слышу, как ремень упал на пол.
– О, Грир.
Голос Эша был таким же сломленным, как и мои ощущения, а мне казалось, что с меня содрали кожу.
– Моя маленькая принцесса, – бормочет он, заползая ко мне на кровать. Его рука скользит между моим животом и кроватью, а затем меня нежно, словно ребенка, переворачивают на спину. – Такой хороший ангел. Такая милая послушная принцесса.
Через пелену слез я вижу его глаза, в темноте они похожи на зеленые огни.
– Эш, – сдавленно произношу я.
Его голова склоняется к моей киске, и он начинает поедать меня, как одержимый. Дико, с шумными звуками, исходящими из его горла, со страстью поклонения. И каким-то образом, волшебным образом, наступает оргазм. Он был в десять тысяч раз сильнее всей боли, словно все нервные окончания, ноющие от боли под моей кожей, теперь соединились воедино, чтобы петь от удовольствия.
Мои стоны боли превращаются в стоны наслаждения, которые в свою очередь превращаются во всхлипывания, и я слышу, как Эш произносит, не убирая губ с моего клитора:
– Ну же, ангел, давай, прими это. Прими это от меня.
Его палец скользит в мое влагалище, а затем еще один, а третий начинает исследовать тугую дырочку, находящуюся снизу. Я взрываюсь. Я превращаюсь в торнадо из страдания, стыда, боли и ощущений, в бурю блаженства и удовольствия, такую дикую и неистовую, что мое лоно пронзает сильная судорога. Думаю, что снова кричала, и, определенно, плакала, пока оргазм прорывался сквозь меня, пробивал во мне дыру, как молоток, пробивающий гипсокартон. Я едва видела, едва слышала, остались лишь ощущения, ощущения, ощущения. Я кончала, а моя кожа была объята пламенем, мускулы шипели от боли.
В этот момент Эш зависает надо мной, одной рукой расстегивая ширинку. Он не утруждает себя, чтобы полностью раздеться, просто стянул штаны достаточно, чтобы выставить напоказ свой член, а затем надавил головкой на мой вход. Я была такой мокрой, что у него получилось проникнуть внутрь без каких-либо усилий. Он с рыком толкнулся в мою распухшую киску, из-за чего у меня подогнулись пальцы на ногах.
Или, может быть, они подогнулись из-за его гигантского члена. Трудно сказать.
Эш отстраняется и снова проникает в меня (входит и выходит с большим трудом), и я начинаю хныкать из-за чувства растяжения, когда он проникает до самого основания.
– Черт, я слишком твердый, – задыхаясь, произносит он. – Почувствуй, какой я твердый. Почувствуй, какой большой.
О, да, я это чувствовала. Меня проткнула его громадина, пронзили его двадцать пульсирующих сантиметров, я снова ощутила себя девственницей. Это был тот же самый совершенный дискомфорт, который я ощущала с Эмбри. Боль, которая, казалось, вычеркивала сильный-пресильный зуд внутри моего тела, такая боль, которая почти против моей воли тянула меня к удовольствию, потому что она была такой очень, очень правильной.
Эш все еще был в свитере, надетом поверх рубашки, и ткань терлась о мои напряженные соски каждый раз, когда он толкался и двигался на мне, напоминая о том, что я голая, а он – нет, что я была уязвимой и он контролировал ситуацию. Секс с Эмбри был как лесной пожар, словно неконтролируемая похоть, словно два штормовых фронта, которые сталкиваются и производят электричество и шум. Но секс с Эшем был другим: сложнее и глубже, более интенсивным и более контролируемым, более духовным, все было «более», и казалось, что Эш был повсюду – и внутри меня, и поверх меня. Его твердое тело покрывало меня, его следы обжигали мою задницу и бедра, его рот был горячим. Он прикусывал мою шею, подбородок и грудь, в то время как его член обладал мной изнутри.
– Я больше, чем он? – отрывисто произносит он мне на ухо. – Я ведь заставляю тебя кончить сильнее, чем делал это он?
На мгновение я забыла, что Эш не знает, что это был Эмбри. Это для моего Господина, для него, это был просто загадочный мужской силуэт из моего прошлого, и я киваю. Я, задыхаясь, произношу «Да». Да, да, это было правдой, потому что в этот момент не было мужчины больше или тверже, чем Эш. Не было другого мужчины, был только Эш, и он заставлял меня чувствовать, что не было другой женщины, словно вся его жизнь и цель заключалась в том, чтобы удерживать меня под собой и вытрахивать из меня жизнь.
Эш продолжал говорить – рассказывал, какая я красивая, какая ценная, как хорошо ему во мне. Какая тугая моя сладкая киска, как она сжимает его, как сильно ему нравятся движения моих сисек при каждом ударе его бедер, что он собирается наполнить меня до такой степени, что я буду истекать спермой еще в течение нескольких дней.
Я тяну к нему руки – его свитеру или к бедрам, – но их закидывают за мою голову. Эта поза освобождает в нем что-то темное: какое-то животное, которое намерено опустошать и помечать, разбудило монстра, который так быстро и жестко проникал, и выходил из меня, словно распиливал пополам. Из моего рта выливался поток бессмысленных слов, смешанных с неконтролируемыми охами и кряхтением, с «да» и «нет», с «о-о-о» и с «пожалуйста, больше, пожалуйста, сэр, пожалуйста, пожалуйста».
В меня вколачивались, я была полностью во власти Эша, и он был таким большим, что это причиняло боль, это причиняло боль. Я не могу сказать, был ли скулеж, срывающийся с моих губ из-за боли или из-за удовольствия. Эш меняет угол движения, и весь мир переворачивается. Это было внезапно, как в предыдущие разы, но еще сильнее; боль объединила силы с нарастающим оргазмом, делая меня бесчувственной. Безмолвной. Я была ничем, я была всем, я была светом и тьмой, воздухом и пустотой. Мощная сила, слабая сила, сила тяжести, электричество, земное притяжение – из-за всего этого я была «на лопатках» под этим жестоким печальным солдатом. Он буквально вытрахивал из меня каждый вздох, и, когда я видела звезды, и, когда я извивалась в отчаянном удовольствии, я знала, что все это истина. Теория струн, магия, многократные жизни, чудеса, Бог, параллельные вселенные – все это истина, и все это было настоящим, и все это происходило внутри меня прямо сейчас, в этот самый момент, когда оргазм взрывается внутри меня, словно умирающая звезда.
Этот оргазм был не наслаждением, а проповедью. Благой вестью. Он был откровением и апокалипсисом. Радостью, приговором и ответом на каждый вопрос, который я когда-либо задавала. Все в моей жизни вело именно к этому мгновению, именно к этому обмену, именно к этому чувству, к моему неудержимо дрожащему телу под Эшем.
– Возьми, – произносит он мне на ухо. – Прими свое удовольствие. Прими меня.
И я это делаю: я принимаю свое удовольствие, я принимаю его и принимаю себя, а затем наступает самая нежная смерть. Эш притягивает к себе и замирает, он извергается внутри меня, словно приносит самую подходящую жертву. Одна его рука обхватывает мою голову, а другая удерживает мое бедро, рот зависает над моим ртом, так что каждый мягкий рык и учащенное дыхание обдувает теплом мои губы. Я чувствую каждую его пульсацию и каждую горячую струю, которых было так много, что его семя выплескивалось из меня.
Эш, не выходя из меня полностью, встает на колени, медленно поглаживает себя, не вынимая головку, словно доит себя до последней капли.
Это действие было таким биологическим, таким притягательным, что мое влагалище непроизвольно сжимается, готовое снова кончить. Эш хмыкает над этим, выходит из меня и наклоняется. Благоговейно целует мою киску, а затем сходит с кровати.
А потом… я не уверена в том, что это было. Эш включает свет и каким-то образом оказывается раздетым в кровати, обнимает меня и начинает тихонечко напевать, поглаживая мои руки, волосы и спину. А еще он бормочет слова благодарности и удовольствия (он был мной доволен, я думаю, что где-то глубоко внутри меня эта мысль делала счастливой). Но я не могу говорить. Я слышала нечетко, словно через наушники, и у меня не было мыслей. Словно я плавала, пустая и разгоряченная, только тело трепетало, дрожало, как лист на ветру.
Понемногу, слой за слоем, я подплываю к осознанию.
– Тебя, – бормочу я Эшу. Это должно было прозвучать, как я тебя люблю, но слова были такими мимолетными, и было так трудно их сформировать.
– Тебя, – произносит он в ответ голосом, настолько наполненным любовью, что я чувствую боль. Эш еще крепче меня обнимает всем телом и закутывает нас в одеяло. Моя дрожь очень-очень медленно сходит на нет, но я осознаю, что подушка подо мной мокрая, а щеки холодные, я осознаю, что плакала.
Эш держал меня, пока у меня сочились слезы, как медленно капающий дождь.
– Я тебя люблю, – шептал он снова и снова. – Я тебя люблю.
В конце концов, через несколько минут или несколько часов, мои слезы прекращаются, и я снова чувствую тепло. Я переворачиваюсь так, чтобы прижаться к Эшу, и он издает удовлетворенный рык, словно его сделало счастливым то, что я обратилась к нему за утешением.
– Моя принцесса, – произносит он, крепко обнимая меня. Вот он – мой мир. Эш – мой мир. – Мой ангел.
Я утыкаюсь лицом в его грудь.
– Пообнимаешь меня?
Он целует мои волосы.
– Столько, сколько хочешь. Я мог бы обнимать тебя всю оставшуюся жизнь. – Он тихо смеется. – И вообще, я никогда раньше не видел, чтобы кто-то так глубоко и так сильно выпадал в сабспейс. Я не спущу тебя с глаз, пока снова не окажешься двумя ногами на планете Земля.
Сабспейс. Несколько раз такое случалось после того, как у нас с Эшем были сцены в Резиденции, но никогда не происходило так, как в этот раз. Никогда это не было похоже на беспамятство наяву, никогда не доходило то того, чтобы я плакала или дрожала, или ничего не чувствовала.
Но по мере того, как мой разум возвращался в мое тело, возвращались и опасения, которые я испытывала ранее.
А именно в отношении Эмбри.
Я должна была рассказать Эшу, когда он делал предложение, до того, как мы занялись сексом. Я должна была рассказать ему шесть недель назад. Я должна была рассказать ему в тот день, в церкви Святого Томаса Беккета. Я должна была рассказать ему прямо сейчас.
– Эш, – произношу я. – Мне нужно кое-что тебе рассказать.
– Да?
– Тебе это не понравится.
– Испытай меня!
У меня не было выбора. Это нужно сделать.
– Ты помнишь о мужчине, с которым я спала раньше? О моем первом?
Он напрягся вокруг меня.
– Да.
– Это был Эмбри.
Казалось, что мир замер, лишь секунды тикали, пока все находилось в безмолвии. А затем Эш произносит безжизненным тоном:
– Я знаю.
Он знал.
Он знал.
Дерьмо.
Блядь.
Он отпихивает одеяло со своих ног и поднимается с кровати. Я чувствую, как меня покидает его тепло, смотрю на его обнаженное тело, когда он побрел в ванную комнату и щелкнул по выключателю, чтобы включить свет. Я слышу, как в раковину полилась вода.
Паника сжимает мое горло, как садист, перекрывающий воздух, но удерживающий в достаточно сознательном состоянии, чтобы засвидетельствовать почти неизбежный конец моих отношений с Эшем.
Эш возвращается из ванной комнаты со стаканом холодной воды и протягивает его мне.
– Выпей.
Несмотря на то, что у нас только что был самый грязный, самый грубый секс, который только можно вообразить, я все же прикрываю свое тело простыней, когда сажусь. Я пила, а Эш сидел на кровати, наблюдая за мной «глазами президента», теми, которые ничего не пропускали. Своими «глазами военного». Я не могу прочитать выражение его лица.
Я заканчиваю пить и хочу поставить стакан на журнальный столик, но Эш протягивает руку и забирает его. Мгновение он смотрит на отпечаток моих губ на ободке стакана, и на его челюсти дергается мускул.
– Ты знал? – наконец спрашиваю я, мои пальцы сжимают простынь.
– Я догадывался, – тихо отвечает Эш.
– Как?
Он втягивает в рот свою нижнюю губу, а затем отпускает ее.
– Давай начнем с самого начала и дойдем до этого. Когда?
– В Чикаго, – отвечаю я.
Он кивает, словно это было подтверждением того, что он уже знал. Может быть, так и было. Возможно, Эмбри рассказывал Эшу о нас, а я просто об этом не знала. Он вертит стакан в своих руках, а затем ставит его на стол.
– Это ничего не значит, – начинаю я, но Эш поднимает руку.
– Не лги мне. Пожалуйста.
Его тон был сдержанным, но была в его словах какая-то решительная незащищенность. Словно он хотел меня о чем-то умолять, но не знал, как и о чем, или даже зачем ему это было нужно.
Я делаю глубокий вздох и начинаю сначала.
– Это кое-что значило для меня. Как могло быть иначе? Это был мой первый раз, и все прошло так хорошо… – Я останавливаюсь и поворачиваюсь, понимая, что Эш, вероятно, не хочет слышать о том, насколько хорошей была та ночь. – Но Эш, он даже не позвонил мне после. Я оставила свой номер и все такое, и я ничего не слышала от него в течение многих лет, пока ты не отправил его ко мне. Должно быть, это было худший секс в его жизни, – пытаюсь я пошутить.
Шутка не производит впечатления, потому что Эш хмурится.
– Это не так.
– Ну, любезно с твоей стороны так говорить…
– Я не проявляю любезность, – закричал он. – Я знаю это наверняка.
Я смотрю на него.
– Откуда?
Он проводит рукой по своим черным волосам.
– Эмбри позвонил мне тем утром, хотел взять кофе по дороге. Он хотел мне все рассказать о… ангеле… в его постели. Он подумал, что влюбился, хотя провел с ней только одну ночь. Если бы я знал, что его ангел мой ангелом, что это ты, то бросился бы под поезд.
– Но ты не узнал об этом?
Горькая улыбка.
– Прежде чем он рассказал мне о своей ночи, я рассказал ему о моей. О том, как та девушка, которую я встретил четыре года назад, снова появилась в моей жизни. О том, каким трусом я был, что не смог сразу рассказать ей о Дженни, а затем она обнаружила это самым наихудшим образом. Я рассказал Эмбри, что это та девушка с электронными письмами, что те письма, которые я держал в нагрудном кармане все эти годы в Карпатии, были от нее. Он постоянно заставал меня за чтением тех писем. Я сказал ему имя этой девушки.
Колесики в моей голове завертелись. Эмбри также знал мое имя. Это означало…
– И после того, как я закончил рассказ и попытался быть хорошим другом и расспросить его о его ангеле, он сменил тему. И он больше никогда не упоминал о той ночи.
