Текст книги "Вид из окна"

Автор книги: Сергей Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

6

Ехали на огромном «Хаммере». Кроме Хромова и водителя в машине был ещё один мужичок, представленный как Коля. Коля, оказался охотником профессионалом, которого Хромов нанимал, чтобы сутками не гоняться за зверем. Судя по тому, что Коля, рассказывая об охоте, присып ал речь любезностями в отношении Хромова, от которых тот морщился, заплатили ему неплохо. Володя и Павел молчали.

– Лучше бы вертолётом, как в прошлый раз, Юрий Максимович, – тараторил Коля, – а эта зверюга, – кивнул он вдоль салона, – она только с виду мощная, ездил я на таких, но наш-то «уазик» на зимнике и проворнее, а уж по целику, у этого подвеска рассыпется. До засидки будем пешком идти пару километров. Иначе никак. Лось осторожный, башку по ветру держит. Их там три: лосиха, двухгодок и годовалый с ней. Петруха их три дня тропил, дурак, а у них там место жировки, они по кругу наяривают. У реки справно будет, он шумнёт, они по насту попрут, там низина и река, а мы с другого берега.

– Первый выстрел мой! – оборвал его Хромов. – Уж если не остановлю, тогда шмаляйте.

– Знаю-знаю, – быстро согласился Коля, – волокуши приготовили на три туши, ни одного не упустим, вы-то как всегда себе только заднюю ляжку возьмёте?

– Две, со мной, видишь, экскурсия.

– Да мне что, ваша лицензия, столько денег ввалили. Когда в засидке будем, вы рукавицы не снимайте, оно хоть нынче не холодно, а руки чувствительность потерять могут, особливо указательный палец беречь надо. С вашего-то «Тигра» стрелять одно удовольствие, оптика, вон какая! Мы-то в унтах, а экскурсантам вашим я валенки дам, как знал, запасные взял. А Петрухе, главное, водки, он пока не выпьет – не человек. Я уж ему вчера бутылку оставил, там от избы нашей километров пять будет, по сто грамм на километр. А то не дойдёт до жировки, а уж там должен быть, лоси со сранья пойдут. Нам бы успеть…

– Олег, наддай, – сказал Хромов водителю.

А Николай снова завёл басню об особенностях национальной охоты. Словцов, слушая его, невольно вспоминал известный фильм. Тем более что где-то сзади недвусмысленно позвякивали бутылки. Время и расстояние, наполненные торопливым говором Николая, потеряли смысл. Зато Словцов неплохо пополнил словарный запас охотничьими терминами, узнал как по нарыску выйти на волка, и как недавно Николай взял переярка «на штык». Пришлось переспросить. Оказалось, речь идёт о прямом выстреле, когда зверь идёт буквально в лобовую атаку на номер.

– И ведь умные нынче черти пошли, уходят из оклада через флажки, по фигу им красное знамя. Контрреволюционный волк нынче пошёл! А уж сколько собак в посёлках подрали! Охотников-то нынче мало, неприбыльно это, вот и блудят уже под порогом стаями. Это ладно, если дюжина, а мы тут с Петей напоролись – почти тридцать! Пришлось ещё водки брать и подмогу звать. Какой там обклад, там роту с автоматами надо, лес прочёсывать. Я районному начальству предлагал гранатами с вертолёта бросать. Не послушали. Так они в одной деревне детей на дерево загнали, замёрзли бы малые, если б не мы с Петрухой. А собаки что, собаки друг друга, ежели у разных хозяев, грызть будут, а против стаи объединиться стаей, у них такого закона нет…

Между тем Хромов повернулся к нему с переднего сиденья и вдруг весьма серьёзно заявил:

– Я, Павел Сергеевич, жениться на ней приехал, – и стал внимательно смотреть в глаза поэта, словно хотел увидеть душу.

Словцов выдержал этот неприятный едкий взгляд и ответил:

– А я что, могу возражать, Юрий Максимович?

– Нет, просто, как только мы с ней договоримся, ты уволен. Не переживай, без бабок не останешься, я тебе, как в старые времена отступного дам столько, сколько унести сможешь.

– Спасибо, у меня гонорар и так высокий, да ещё льготы и страховки разные.

– За вредность-то Лизкину доплачивают? – ухмыльнулся Хромов.

– И северные тоже.

– Ну-ну, в общем, Павел Сергеевич, ты меня понял. Вся Москва знает, что я сюда за её сердцем полетел.

– Для того чтобы сказать мне это, не обязательно было тащить меня на охоту, – пожал плечами Словцов.

– Да ты встряхнись, посмотри красотища какая!

И действительно, с того момента, как они свернули с трассы, пейзаж стал походить на сказочный. Да, за окном отменный повод для отдыха учителя русского языка: повесил фотографию такого пейзажа на доску и объявил детям тему сочинения: зимняя сказка. И пусть крутят извилинами, вспоминая штампы: о мохнатых лапах кедров и елей, снежных шапках, вереницах звериных и птичьих следов, даже если их там нет, притаившихся в чаще чудесах и диковинах, короче, развивают художественное воображение.

Зимник здесь тянулся через плотный кедрач, петляя и ныряя по пригоркам. Боевая машина пехоты США на самом деле здесь была неуклюжа и неуместна, по бортам то и дело били кусты, а днище цепляло кочкарь.

– Это вам не «буря в пустыне», – прокомментировал Коля, – сюда пусть приезжают, яйца морозить, как немцы под Москвой. А вот сейчас налево, да-да, по целику… И это, потише бы уже надо.

– Сядем, Юрий Максимович, – с кислой миной сообщил водитель, рассматривая впереди покрытые настом сугробы и торчащий из них кустарник.

– Ну врежь ещё, сколько можешь, а дальше ножками, – распорядился Хромов, – видишь, кто-то же до нас шёл.

– Ну это «Нива» вроде пролазила. Так и обратно уже след есть.

– Откуда «Нива»? – всполошился Николай. – Поди, нашего зверя кто-то просёк. Петруха-то бы не заспал! Ну, блин, кого нечистый принёс? Зачем-кого сюда несло?

– Ясно, что не за грибами, – ответил на его причитания Хромов. – Да вон уже, дальше следа нет. Тормози, Олег, от греха подальше. А то посадим машину на пузо, потом играй тут в пехоту, рой окопы до китайской пасхи.

Минуты через две встали. Володя и Павел переоделись в валенки, коих у Николая оказалось с собой четыре пары, так что по размеру, более-менее, подобрали. Хромов расчехлял оружие – три карабина, обмотанные бинтами. Видимо, маскировка, решил Словцов, и в подтверждение этому получил армейский маскхалат белого цвета.

– Сейчас уже говорить не будем, – предупредил Николай, – словно его самого можно было остановить, – пойдём вон там, – показал рукой, – низиной, там потом овражек и речка, выйдем на ту сторону. Лишь бы Петруха ничего не напутал, – в руках у него появилась вдруг шипящая эфиром рация, но говорить он в неё не стал, а только пару раз отжал тангенту. В ответ эфир ответил такими же, но тремя щелчками.

Николай кивнул рации, сунул её в карман комбинезона, выкрутив звук до минимума, а потом перевёл нехитрую морзянку остальным:

– Три зверя. Два быка и корова. Петя готов.

– В смысле готов? – испугался Хромов. – Напился уже?

– Да нет, Петя никогда не напивается, нет такой ёмкости, шумнуть готов.

– А-аа… Ну если всё удачно пройдёт, мы твоему Пете такую ёмкость выставим – утонет!

И потянулись гуськом, почти след в след по урману. Олег остался в машине. Впереди шёл Николай, за ним Хромов, за его широкой спиной – Павел, Володя замыкал. Словцов от всей этой экзотики чувствовал себя уныло, бессмысленность его присутствия здесь была настолько явной, что он невольно начал сочинять стихи. «Может быть, фрустрация не лечится шоковым выбросом в другой мир?», подумалось ему.

Прошло около получаса, когда они вышли на берег таёжной речушки, чтобы залечь в густом кустарнике на её берегу. Причём Николай предусмотрительно выдал каждому по куску брезента, с тем, чтобы одежда не промокла. Он всё время так и продолжал говорить, но теперь уже шёпотом. Сверившись с часами, он сообщил Хромову, что ждать осталось полчаса, не более.

– Я вчера всё точно просчитал, несколько кругов сделал, чтоб правильно обложить. Думаю, местовой зверь. Правда, лоси б ещё стояли, но Петро правильно пугнёт, ход им в одну сторону будет. Сюда – к нам на мушку.

Юрий Максимович, Володя и Николай залегли с карабинами, а Словцов с выданным ему биноклем. Хромов успевал периодически потягивать коньяк из фляжки. Николай, глядя на него, тоже добыл из-за пазухи чекушку, Володя от обоих видов спиртного отказался вслед за Словцовым.

Лоси вышли на другой берег, как и предполагал Николай, через полчаса. Их было трое. Пробиваться по насту им было неудобно, но, похоже, некий Петруха не оставил им другого пути. Выйдя на берег, они замерли, словно чувствуя скрытую опасность. Впереди шёл бычок с шикарной вилкой на голове. Безрогая лосиха, но с очень богатой «серьгой» на шее, шла в центре. Лось помоложе немного отстал. Словцов пожалел, что у него нет с собой фотоаппарата, хотя бы в мобильном. Мгновение, когда животные замерли, выбирая себе путь, было прекрасно. Но именно этот момент – самое подходящее для стрельбы время.

Хромов не промахнулся. После его залпа у быка подкосились передние ноги, но повалился он всё же чуть назад и набок. Следом пальнул Николай, также уложив лосиху. Разумеется, не промахнулся и Володя. Хромов хотел уже, было, подняться, как на лёд вылетел, словно обезумевший, волк. Так, во всяком случае, всем сначала показалось. Всем, кроме Словцова, который в бинокль узнал в животном хоть и крупную, но лайку. Возможно, волк у собаки был папой. Юрий Максимович, алчно цокнув языком, тут же прицелился, а Словцов совершил поступок, который сам не смог бы себе объяснить. Он вдруг вскочил, и бросился сверху на карабин Хромова:

– Это же псина!

В тот же миг раздался выстрел, но отнюдь не из карабина Хромова, а совсем с другой стороны. Совпадение с прыжком Павла было уникальное.

– Я ранен, – сообщил Словцов Хромову, – когда оказался с ним лицом к лицу. – Пуля в плече, больно дико…

– Какая сволочь стреляла, Коля!? – Закричал Юрий Максимович, но предпочёл не вставать до выяснения обстоятельств. – Там что, твой Петруха, совсем до синего напился? Он же в человека попал.

– Да не он это! – вступился за товарища Николай. – Кто-то другой! У Пети ружьё, а тут с нарезного кто-то пудельнул. И собака, наверно, этого человека.

– Не тайга, а Брайтон-Бич! – определил Хромов и длинно выругался. – Павел, ты как? – Хромов без обиняков перешёл на «ты». – Ты бы отполз, вдруг этот урод ещё стрелять надумает.

– Хреново, честно говоря, – признался Словцов. – Дышать больно, похоже ключице каюк. Так и чувствую, что она там сидит.

– Ты, похоже, мою башку только что спас. Твоё плечо как раз напротив моего лба будет. – Хромов от осознания этого сначала побледнел, потом покраснел и вытер лицо снегом, точно хотел погасить накал. – Коля! Давай свои волокуши быстро, и где у тебя аптечка, надо перевязать Павла.

– Я уйду в сторону, потом через реку, надо ж посмотреть, кто стрелял, – сказал Володя.

– Только недалеко и недолго! – предупредил Хромов. – Павла в больницу надо резче. Если случайник какой, так он вышел бы уже, а если кто дальше? Пуля ж три километра летит, а раз застряла, значит, издали шмальнули. Павел, а ты пока желание загадывай! В первый раз на охоте, в первый раз ранен… Э-э-э, парень, только не засыпай…

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

1

Павел медленно приходил в себя после анестезии. В голове набух то ли туманный сумбур, то ли сумбурный туман. Так или иначе, сознание нехотя пробивалось в реальность, определяя, что, вот, ещё миг назад был день Божий, а сейчас из недалёкого окна текут в комнату сумерки. Следующее ощущение – стянутое плечо, в котором изрядно поковырялись. Причём, казалось, что там до сих пор орудуют хирургическими инструментами. Когда он распознал у своей кровати лицо Веры, то, наконец, смог чётко сформулировать хоть какую-то мысль. «Первый рабочий день окончился больничным». Вера пришла с подругой, которую представила Еленой. Вот уж что меньше всего было сейчас уместно – так это смотрины. А то, что это смотрины, можно было прочитать в любопытных глазах Елены.

– Как самочувствие? Чего хочется? – выстрелила дуплетом Вера.

– Самочувствие никак, хочется пить, – в том же порядке проскрипел в ответ Павел.

– Вот, – спохватилась Вера, и тут же наплескала полный стакан холодного апельсинового сока.

Словцов хотел, было, отказаться пить с её рук, но принять сидячее положение пока не получилось. А пить пришлось два стакана подряд. «Главное, чтобы дело не дошло до утки», – представил и ужаснулся Павел.

– Ещё следователь придёт, – предупредила Вера.

– Хлопот-то из-за меня. Одноместная палата, как у ответственного работника, следователь… Чем там всё кончилось?

– Володя ничего не нашёл на другом берегу. Откуда стреляли. Зачем-то арестовали Петра, хотя он исходя, собственно, из своего полупьяного состояния стрелять не смог бы, да и Николай говорит – ружьё у него другое. Хромова тоже допрашивали.

– А он уже сделал тебе предложение?

– Какое?

– Обычное. Какое мужчины порой делают женщинам.

– В который раз? – улыбнулась Вера.

– А собака жива?

– Какая собака?

– Ну, вообще-то я из-за собаки пулю получил…

– Ах да, так не нашли потом никакой собаки, даже след брали! Ерунда какая-то, будто сквозь землю провалилась.

– Павел, а можно я с вами тоже буду «на ты»? – топором врубилась в разговор Лена.

– Можно, – ответил Павел и чуть не добавил: «оплачено». Вслух сказал другое: – Друг моего друга – мой друг.

– А почему твоих книг в Москве не видно? – приценилась подруга.

– А что вообще в Москве видно? Там из десяти миллионов девять миллионов слепых, а, судя по музыке, которую столица качает на всю страну, ещё и глухих. – Словцов немного обиделся. – Книги там мои, конечно, есть. Но я же не бразильские сериалы пишу, а так, стишки… Кому оно сейчас надо? Сейчас если на стодолларовой купюре строфу из Петрарки написать и подарить даме, она заметит только купюру.

– И обидится, что мало, – подыграла Вера.

– Сто долларов – час, нормально, они все так берут, – не поняла иронии Лена. – А стихи у вас о любви? – она, сама не замечая, перепрыгивала с «ты» на «вы» и обратно.

– Да, лирика была тоже. Потом не до лирики было. Так, боевая публицистика… Да я вообще не люблю о своих стихах говорить. А сейчас – особенно.

– А Лена пригласила меня сегодня в общество сознания Будды, – перевела тему на другие рельсы Вера, – она там йогой фигуру правит, а сегодня приехали какие-то индийские гуру, обещают дорожный набор чудес и просветительскую лекцию.

Но, Павел, похоже, от своего настроения не перестроился.

– Буддизм – очень древнее заблуждение, – категорично сказал он. – Хотя буддиста с поясом шахида представить невозможно.

– Есть разные пути к Богу, – тут же включилась Елена.

– Совершенно верно, – согласился Павел, – но кто сказал, что этот путь верный? Путь-то, может и есть, но если он ведёт в никуда?

– Нирвана – это не никуда! – Лена едва сдерживала раздражение.

– Ты так говоришь, как будто являешься специалистом по буддизму, – заметила Вера.

– Весьма поверхностно, но всё же я это уже ел, или, если будет угодно, проходил.

– Ну всё ясно, вы, Павел, православный ортодокс! – определила Лена.

– Хотел бы быть.

– Между прочим, есть утверждения, что Христос после воскрешения направился в Индию, да и вообще учился там! До тридцати лет.

– Слышал я эти утверждения, но почему-то с Сиддхартхой Гауатамой, он же Будда Шакьямуни, у Иисуса были разные цели. И разные пути их достижения.

– Разве не приблизить человека к Богу, к высокой духовности? – вопросила Солянова.

– Смотря, что подразумевать под этими словами. Начнем с того, что Сиддхартха – это человек, а Иисус – Богочеловек, Сиддхартха рождён во грехе, Иисус рождён от Святого Духа, он изначально безгрешен, Сиддхартха стремится к совершенству, чтобы впоследствии стать Буддой, Иисус совершенен сразу, Будда страдал, совершенствуя себя, Иисус страдал, взяв на себя грехи всего человечества. Будда определил, что вся жизнь – это страдание в разных его формах, бесконечный круговорот сансары, вырваться из которого можно, достигая нирваны, Иисус проповедовал покаяние и спасение во имя вечной жизни. Итак, мы видим, это не разные пути к одной точке. Это пути в разные стороны. Будда, кстати, так никому и не ответил, что такое нирвана. Для этого есть разные обоснования, мол, объяснить её невозможно, человеческих средств изъяснения и понимания просто не хватит. Но главное: Иисус шёл к людям, чтобы приблизить их к Богу-Отцу, посредством Святого Духа, Будда ушёл от людей, чтобы искать этот путь и открыл череду бесконечных перерождений. Сансара – вот этот круговорот, которого не может избежать даже мир духовный. Ортодоксальный буддизм, кстати, не признает слова реинкарнация. Это уже индуизм.

– Как жаль, что ты не можешь пойти с нами, – задумчиво сказала Вера.

Словцов открывался ей с другой стороны.

– Павел, но скажи, ты же понимаешь, что йога полезна? – не унималась Лена.

– Какая из шести её видов? Полезна, конечно, ведь ты, Лена, ищешь там совершенства форм тела и, возможно, при старании действительно добьёшься видимого результата. Тебе важно, как ты используешь прану, как трансформируешь сансарическое дыхание организма…

– Чего? – изумилась Солянова, для которой йога была не больше, чем набор упражнений.

– Вот-вот, что немцу хорошо, то русскому смерть, – ответил на её вопрос Павел. – Ни рисом единым… И уж что хорошо индусу или китайцу, нас вряд ли приведёт к ожидаемой ими трансцендентальной мудрости. Мы-то, сирые, всю жизнь боремся за спасение души, а буддизм эту самую душу не признает. Для него нет личности, а есть только набор психофизических элементов расположенных в данное время в данном месте в данной конфигурации. Так что, Лена, с помощью йоги вы, возможно, и сможете изменить эту самую конфигурацию, но спасти душу… Вряд ли. Вы будете очень заняты собой, в то время, когда Христос говорил о помощи ближним. Кстати, Вера, тут есть один интересный момент, связанный с твоей фамилией, фамилией твоего мужа. Помнишь, ты сказала, что он переместился за рай?.. Так вот, буддисты признают под землёй целых десять адов! Самый нижний и самый страшный из них называется «нирая»! Абсолютно по-русски звучит: ни-рая! Ни – абсолютно отрицательная частица. Нет, Лена, когда я узнал, что в основе сансарического существования лежат четыре основных характеристики: во-первых, всё непостоянно, и с этим нельзя не согласиться, если не брать в зачёт Господа Бога, а они его и не берут, во-вторых, всё есть страдание, в-третьих, все лишено самости, то есть всё не имеет сущности, в-четвёртых, всё нечисто… Нет, в нашей грязной и суетливой сансаре, пусть и нельзя подобно Фаусту остановить мгновение, но есть то, что свято, есть то, что нельзя замарать даже с помощью высоких технологий восточной философии. Например, любовь…

– Между прочим, наш учитель так любит всё и вся, что даже комара не убьёт! – это был последний аргумент Лены.

– Тут как раз всё просто, у буддистов в сознании существует чёткая система причинно-следственных связей. Они, между прочим, не считают, подобно Вернадскому, что человек создаёт и меняет окружающую среду, а наоборот, окружающий мир создаёт человека, в котором он – только его элемент. Поэтому, убив комара, можно нарушить кучу причинно-следственных связей и в итоге – убить самого себя. Теперь скажите – это любовь или четко рассчитанное поведение? Комар мне брат, но истина дороже…

– У меня заболела голова, – призналась Лена. – Павел, предупреди сразу, в чём ещё ты сведущ, и я сразу зарублю себе на носу: не начинать об этом разговор! Я признаю: я просто хотела улучшить свою фигуру, чтобы не завидовать Вере!

– Да я вовсе не противник буддизма, просто я не его последователь. Буддисты, только настоящие, а не наши доморощенные, очень импонируют мне своей уравновешенностью, сдержанностью, ну а смирения у них не меньше, чем у настоящих христиан. Так что, Лена, прошу прощения, за то, что я тут открыл прения по данному вопросу. Просто у меня дочь чуть не попала в игры кришнаитов. Это которые про харю поют…

– Дочь? Очень интересно, – брызнула из-под длинных ресниц любопытством Солянова.

– Лен, там уже следователь ждёт, ты дай нам, пожалуйста, пару минут побыть наедине.

– Ну разумеется! – подчёркнуто-радостно согласилась Елена. В глазах её так и было написано: «да хоть интимом займитесь».

Когда она вышла в коридор, Вера заговорила вполголоса:

– Павел, следователь будет спрашивать, как мы с тобой познакомились. Если ты скажешь…

– Что мы познакомились по объявлению в единственном экземпляре газеты, по роковому стечению обстоятельств оказавшейся у меня в руках, то люди твоего круга могут подумать…

– Да плевать мне на людей моего круга. Кто его чертил – этот круг? Нет, но у следователя точно возникнет ещё больше вопросов.

– Ну, тогда приехал собирать местный фольклор. Скажем, тосты. Это можно?

– Можно, но птичку жалко, – улыбнулась Вера.

– Ты интересуешься литературой, читала мои стихи… Читала?

– Читала…

– Ну вот, решила помочь бедному писателю.

– И потому сразу пустила к себе домой? – высказала сомнение Вера.

– Но я же был знаком с твоим покойным супругом?

– Об этом я не подумала.

– Потом я могу сказать, что ты собираешься мне помочь издать очередную книгу. Вообще, красная книжица, которая лежит у меня в нагрудном кармане куртки по инерции ещё производит впечатление.

– Что за книжица?

– Удостоверение Союза писателей России.

– Ну, тогда я могу считать, что нашу общую версию мы согласовали.

– А тебя ещё не допрашивали?

– Нет.

– Зачем всё это? Ясно же, что выстрел был случайный. Тот, кто стрелял, скорее всего, даже не знает, где осела выпущенная им пуля.

– Теперь уже в руках у хирурга.