Текст книги "Вид из окна"
Автор книги: Сергей Козлов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
6
Вера в эти дни крутилась, как белка в колесе. Деньги и работа словно чувствовали, что она собирается подобно Словцову выброситься с парашютом из этого обреченного лайнера, и сыпали мелкими проблемами и большими контрактами под ноги. Несколько раз приходила Солянова и всё пыталась выяснить, что же произошло у неё с Павлом и чего ждать. Но разговора как-то не получалось. Вера никак не могла решить – стоит ли рассказать подруге о задуманном? А однажды просто спросила:
– Лен, а если бы Зарайский был жив?
– Что за некрофилия! – испугалась Солянова. – Ты что, Верунь, если снится – молебен закажи. Ты хоть никому не говори такого, так и до больнички недалеко…
И Вера решила никому не говорить, в том числе и подруге.
Пытаясь растянуть суету в дороге, она совершила поездки по всем предприятиям. Ездила в Нефтеюганск, Сургут, Пойковский, Советский… Возвращаясь вечером из Нягани через новый мост, любовалась куполами Храма Воскресения в свете прожекторов. Вот уж где архитекторов сам Бог вёл – Храм стал лучшим символом города. Когда машина перевалила Самаровскую гору, Вера попросила водителя повернуть на стоянку к храму.
Служба уже закончилась, и тишину в храме нарушало только потрескивание свечей и лёгкое шарканье старушечьих ног – бабульки вели нехитрую приборку: гасили огарки, протирали пол и то, что, по их мнению, требовало блеска, и по мере движения успевали приложиться к иконам. Немногих поздних посетителей они не тревожили.
Церковная лавка предусмотрительно размещалась в подвальном помещении, что позволяло избегать лишнего шума на службах и длинных очередей. Вера купила там несколько свечей. В правом приделе поставила свечи за упокой душ отца, раба Божиего Михаила и с ужасом остановила свою руку, когда поняла, что по выработанной годами привычке ставит свечу за Георгия. Какое-то время постояла в растерянности, но потом встретилась взглядом с глазами Спасителя на алтарных вратах.
– Господи, – прошептала она, – что же я не то сделала? Неужели нужно было и с того света ждать? Не было ничего…. Никого… И теперь сразу двое? Если один от Тебя, то от кого второй?
Вернувшись в офис, хотела вызвать к себе Астахова, но он сам уже ждал в приёмной вместе с Хромовым. Как только они вошли в кабинет, он с порога доложил:
– Справедливый приехал. А играем мы практически против «Ми Шесть».
– Вертолёт что ли? – не понял Хромов.
– Да, почти, – усмехнулся Астахов, – вертят, как хотят, всю планету.
– Ладно вам, – понял, что опростоволосился, но не понял по какому поводу Юрий Максимович, – у нас с Павлом тут тоже кое-какие идеи. Точнее, у меня. Я тут на кинофестиваль в Москве ходил, как спонсор типа, отвалить, кстати немало пришлось, кино, блин, дорогое, а тусовка у них – вообще космос!
– Ты? На кинофестивале? – искренне удивилась Вера.
– Ну… Вер, я ж не совсем… дубовый… Я, между прочим и на балет денег давал, вот не ходил, правда. А кино – это мне понятнее.
– Не уснул там?
– Не! Зато познакомился кое с кем. Чудной мужик, все во фраках, а он класть на это хотел, в толстовке и джинсах. Да ещё в берцах! Но мастер своего дела.
– Кто? Не тяни, Юра?
– Эмир Кустурица! – торжествующе объявил Хромов, наблюдая за реакцией собеседников.
– И ты думаешь, он кинется нам помогать? – улыбнулась его наивности Вера.
– Вам не кинется, а мне – в лёгкую!
– И как ты с ним познакомился?
– Я тоже без костюма пришёл. Ну, знаешь, как я люблю по грязной весне: в кожанах, в куртёхе такой – короче, не солидный человек, а байкер.
– И этого хватило для дружбы с мировой известностью?
– Да он нормальный мужик! Простой, как газета «Пионерская правда»! Никаких тебе закидонов! Ему Сергеич костюм дал.
– Какой Сергеич? – с интересом включился Астахов.
– Никита… Сергеич…
– А тебе? – не верила Вера.
– Да я тут же в ближайшем бутике купил. Но пока мы с ним тусовались, поговорить успели.
– И только поэтому он согласится тебе помочь?
– Уже согласился… Не знаю, может, я ему понравился чем-то.
– Согласился? – вскинул брови Астахов.
– И что ты ему сказал? – не верила Вера.
– Я позвонил, мы ж мобилами обменялись, он меня в свою деревню, которую сам построил, приглашал погостить. Я ему честно признался, что бухаю от безысходности, что достало всё, что смотреть не могу ни на капитализм, ни на социализм… Ну, короче, описал ситуацию. Он говорит: приезжай на похороны…
– Чьи? – буркнул с ухмылкой Астахов.
– Они всей деревней голливудские фильмы хоронить будут. А про вас я сказал: надо помочь одной богатой женщине, которая купила себе мужчину…
Вера смутилась. Хромов продолжал:
– А он сказал: богатым я не помогаю. Ну, тогда я сказал, что она хочет стать бедной, а этот мужчина поэт. Он спросил: это сказка? Я ответил: получается, сказка. Он сказал: сказки я люблю, приезжай, расскажешь мне свою историю, вдруг по ней надо снять фильм…
– Нет, ты шутишь, – не понимала Вера.
– Да в рот компот! – обиделся не на шутку Юрий Максимович. – Я для них таких людей беспокою! Даже автографа для себя не попросил! Декорации, разумеется, мы сами оплатим.
– А почему нет? – усомнился в своих сомнениях Астахов. – Это же Кустурица, а не голливудские болванчики.
– У меня в коллекции всего несколько фильмов: фильмы с Черкасовым, «Летят журавли», «Москва слезам не верит», ещё несколько отечественных шедевров и все фильмы Кустурицы… – вспомнила Вера.
– Значит, вам будет, о чём поговорить, – подытожил Хромов.
– А меня приглашают в Прагу, – сообщила Вера с недосказанным вопросом к Астахову.
– Я знаю, – ответил Астахов. – Чудо воскрешения в старой доброй Праге. Думаю, в Россию он больше не поедет.
– Значит, всё-таки он? – попыталась разогнать последние сомнения Вера.
– Фотографию показать?
– Не надо.
7
В последний день перед вылетом Павел позвонил Веронике.
– Здравствуй, Ника!
– Папочка, привет! Ой, тебе звонить дорого, давай я!
– Ну, слава Богу, я еще могу оплачивать свои телефонные разговоры. Не дожил ещё до того, чтобы дочь меня содержала, хотя, кто знает? Я тебя не разбудил?
– Да какая разница! Я так рада, что ты позвонил. Правда, у меня для тебя, наверное, грустная новость…
– Что случилось? – испугался Словцов.
– Со мной – ничего! Успокойся. Просто мама выходит замуж.
– Замуж? – Павел помолчал, переваривая информацию, Вероника ему не мешала. – А знаешь, это, пожалуй, даже хорошо. Так лучше. В конце концов, она заслужила тихий семейный покой.
– Ты хочешь знать, кто он?
– Наверное, нет, – заколебался Павел, – нет, точно нет. Всё, что осталось между нами – это ты. Главное, чтобы она была счастлива, я искренне этого желаю. Как там у тебя?
– Ты же не поверишь, что в Америке может быть хорошо.
– Другое, дочь, я не могу поверить, что Америка может быть хорошей, а многим там – не кисло, я это знаю, очень не кисло. Есенину там не понравилось, ему плохо там было, а его мнение дорогого стоит.
– Па-ап, ты для этого мне позвонил?
– Да нет, конечно, доченька, прости. Просто соскучился. Ну и ещё кое-что. Хотел тебе сказать…
– Вы с Верой Сергеевной женитесь! – опередила Вероника.
– Ну-у… Почти… Понимаешь, всего я по телефону рассказать не могу. Помнишь, я тебе рассказывал про то, как в детстве отправлял письма в будущее?
– Помню. Смешно и наивно.
– Да, смешно и наивно. Но ты, пожалуйста, об этом помни. Если со мной что-то случится, помни об этом обязательно и не расстраивайся.
– Пап, ты о чём? – насторожилась Вероника.
– Так надо дочь. Это очень важно. Да, и вот ещё что, телефон не меняй. Симку, в смысле.
– Хорошо, не буду. Что ты задумал, пап?
– Ничего. Просто я очень по тебе скучаю.
– Я тоже, пап. Не поверишь, но мне не хватает твоего кухонного бухтения. Твоего недовольства современным миром, твоей ругани на телеканал «Культура» и на мои журналы.
– Ну, – улыбнулся Словцов, – это дело поправимое. Лет через тридцать и ты забухтишь. А как твой Дэвид?
– Хорошо. Учимся. Он меня оберегает.
– Я до сих пор не могу во всё это поверить! Америка, жених – американец…
– Он очень хороший!..
– Я тоже был хороший, когда делал предложение твоей маме. Главное, чтобы он стихов не писал.
– Он не пишет, пап. У него мозг устроен экономически.
– Почему-то меня это не удивляет.
– Ты опять начинаешь?
– Да не, дочь, ты же жаловалась, что тебе не хватает моего бухтения?
– Подловил!
– Ага! Ну ладно, милая, помни, что ты мне обещала.
– Помню.
– Я тебя когда-нибудь обманывал?
– Вот этого точно не было.
– Значит, верь мне.
– Верю.
– И это…
– Что ещё, пап?
– Встретишь Буша, Збигнева Бжезинского и Билла Клинтона, передай им, что все они козлы!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Они прилетели в Прагу разными рейсами. И если Вера была занята встречами, Павел, пользуясь случаем, бесцельно бродил по городу, наматывая километры и впечатления, останавливаясь в пивницах и ресторанах, для того, чтобы передохнуть, хлебнуть хвалёного чешского пива и отведать омлета с сыром, полёвку, чеснечку и другие вкусности многочисленных ресторанчиков. От чешского вина отказался почти сразу. Хлебнув там-сям три-четыре разных сорта, понял, что вино в Чехии куда хуже среднего кубанского, а до подвалов Массандры, австралийского шираза или юарского каберне им, как кефиру. Пиво, кстати, тоже оказалось не везде похожим на то, чего он ожидал. В одной пивнице официант объяснил ему, что многие заводы уже скупил, скажем, “Miller” и в процессе глокализации, в русле глобализации традиционное чешское пиво было доведено до уровня общечеловеческой цивилизации. Павел только ухмыльнулся: выходит, сначала в страну заползает пивная пена, а потом подтягиваются радары и ракеты.
У Веры, напротив, всё шло по графику. Правда, взятую на прокат «Шкоду» пришлось бросить на одной из улиц из-за отсутствия опыта вождения по узким улочкам и отсутствия соблюдения правил движения на таких улочках. Нет, конечно, правила действовали, но какие-то неписаные, известные только чехам. После того, как один из местных водителей, напомнил ей, что русские умеют ездить по Праге только на танках, Вера сдалась. Далее перемещалась на метро и трамваях. Так – на «девятке» доехала до Национального театра, построенного в девятнадцатом веке на народные деньги. Потому и написано было на нём золотыми буквами: «Народ – себе». На скольких зданиях в России можно было бы разместить такие надписи? Рядом высился бетонно-стеклянный куб современного театра, построенного к столетию данного рода искусства в Праге. Совсем рядом – несла свои мутные воды Влтава… Вниз по течению она впадала в Лабу, именуемую от границы с Германией Эльбой, на которой жили когда-то полабские славяне.
Напротив тетра находилось культовое кафе «Славия». Там была назначена первая встреча, к которой Вера специально не готовилась, но, тем не менее, была нимало удивлена, увидев за одним из столиков Мизгулина с огромной кружкой пива в руке.
– Дима! Ты?!
Дмитрий Александрович с улыбкой поднялся из-за стола и галантно поцеловал Веру в щеку.
– Я же обещал, что лично проконтролирую результат. Ну, и дела у меня здесь, в филиале… Здесь всё, что ты просила, – протянул конверт.
Вера распечатала его и начала внимательно просматривать бумаги, метнула на стол пластиковые карты. От этого занятия её отвлёк услужливый официант, для которого она ограничилась одним словом «кофе», после чего он удалился с немного разочарованной, но тренированной улыбкой.
– Это даже больше, чем я ожидала… – немного растерянно оценила содержимое конверта Вера.
– Если будут вопросы, ты знаешь, куда и к кому обращаться. Могу я чем-то ещё помочь?
– Спасибо! Этого вполне достаточно. Не ожидала. Особенно – увидеть тебя собственной персоной. А действительно, что ты делаешь в Праге?
– Ну видишь же. Пью пиво. Говорят, почки прочищает.
– Кроме шуток, как ты всё успеваешь?
– В смысле, всё выпивать? Наливаю чаще.
– Ну ты же понял: я имею в виду кучу обязанностей, которые ты тянешь: бизнес, депутатство… И ещё стихи… Как ты всё успеваешь?
– А я всё не успеваю, Вера, – немного грустно, но честно ответил Дмитрий Александрович.
– Я тут… Короче, я прочитала твою книгу стихов. Насколько хватает моего вкуса в поэзии – мне очень понравилось. Ты много пишешь о Боге. И о человеке, который к Нему идёт… Я хотела спросить… – Вера немного замялась, пытаясь совладать с внутренними противоречиями и страхом, которые её вдруг охватили. – Мне сейчас предстоит нелёгкая и очень непростая встреча с прошлым… Нет, я не об этом… Правда ли, что Господь может простить даже убийство? Достаточно искренне покаяться?.. Как-то получается легко и просто…
– Вера, а ты живи легко и просто, – ответил поэт и с удовольствием отхлебнул большой глоток пива.
Минуту они молчали. Затем Вера вдруг вспомнила:
– Знаешь, Павел начал писать роман обо всём, что с нами произошло, но сказал, что продолжать не будет. Жалко, если его наброски пропадут. Есть дискета…
– Передай мне. Думаю, у меня есть один друг, который смог бы что-нибудь сделать.
– Имена изменишь?
– Все, кроме своего, – с улыбкой ответил Дмитрий Александрович.
2
Главная встреча этого дня предстояла Вере на Карловой площади. Вера пришла туда на полчаса раньше, чтобы внимательно осмотреться и максимально избежать любых непредвиденных ситуаций. От грядущей встречи её немного знобило, приходилось то и дело унимать лёгкий мандраж в руках. Даже захотелось закурить.
Площадь больше походила на луг. Вера вспомнила ещё покрытые талым снегом и настом улицы сибирских городов, глядя на светло-зелёную, ровную, прямо-таки цивилизованную траву на аккуратных газонах. Ярко представила, как летом на этих газонах валяются беспечные пражане, читая газеты, играя с детьми, слушая музыку, да просто спят. В центре площади находился фонтан, к коему сходились пешеходные дорожки. Дойдя до фонтана, она осмотрелась: Новоместская ратуша, построенная ещё при Карле IV, церковь Святого Игнатия Лойолы и самый чудной – розовый дом доктора Фауста, овеянный городскими легендами и преданиями. Где там дыра в крыше, через которую Мефистофель забрал доктора Фауста по истечении их договора?
– Вера? – окликнувший её голос был и знакомым и неожиданным, заставившим вздрогнуть всем телом.
Она оглянулась. Всё-таки ему удалось подойти незамеченным. Ещё бы: за столько лет он уже научился быть тенью. Вера стояла в нерешительности, внимательно рассматривая Георгия Зарайского или Джорджа Истмена.
– Я так понимаю, ты не испытываешь желания броситься мужу в объятья? – он говорил с заметным акцентом, что ещё больше настораживало, добавляло напряжения.
– Своего мужа я похоронила почти восемь лет назад, – твёрдо и сразу ответила Вера, стараясь сохранить спокойствие и ничем не выдать волнения, от которого кружилась голова.
– Я не мог по-другому…
– Ты даже говоришь с акцентом.
– Все эти годы я принципиально не разговаривал на родном языке, и теперь сам не знаю, какой мне роднее.
– А ещё чего ты не знаешь? Не знаешь, к примеру, что пережили все твои близкие?.. На что ты заставил меня пойти?..
– Вера, ты думаешь, мне было легко?
– Вот в этом-то и вся загвоздка: ты только и знаешь, как тяжело было тебе. Остальные – не в счет. И теперь ты воскрес, чтобы вернуть себе утраченное прошлое.
– Я вернулся, чтобы создать заслуженное будущее. Ты права, я совершил немало ошибок, но через всё я пронёс главное – любовь к тебе, чего ты, похоже, сделать не смогла или не захотела.
– Имеешь ли ты право говорить об этом?
– Хорошо… пусть не имею. Но я не оставил тебя ни с чем! Я ни о ком не забывал все эти годы! Любая малейшая опасность в сторону моих близких пресекалась… Сразу и неотвратимо! Я был счастлив, когда мой отец и твоя мать… нашли друг друга… Думаешь, только благодаря твоим мужественным действиям конкуренты оставили в покое твою, или мою (?), московскую собственность?
Вера смутилась. Георгий, похоже, пристально следил за каждым их шагом, каждым днём жизни.
– Я понимаю, что Георгия Зарайского не вернуть. Но гражданин Великобритании Джордж Истмен делает вам предложение, Вера Сергеевна… Несмотря на то, что вы увлекаетесь… филологическими и бесперспективными бомжами…
«Не смей», – хотела сказать Вера, но не смогла вставить слово, напор Георгия продолжался:
– Соединив наши капиталы, мы теперь можем начать совершенно новую жизнь, Вера. То, из-за чего мы так долго страдали, то, за что боролись, теперь достигнуто.
– Я пожалела, – наконец заговорила Вера, – что потратила лучшую часть своей жизни на зарабатывание денег и… создание образа честной вдовы!
– Ты никак не можешь оставить в покое могилы! Посмотри – вот – я перед тобой, живой и полный сил! Ты прямо, как отец…
– Что?! – вскинулись брови Веры, и привычная плавная речь превратилась в секущее лезвие: – И здесь ты?! Михал Иваныч – твоя вина?! Инфаркт – потому что увидеть наяву погибшего сына?.. – и снова поплыла, но уже в равнодушной безысходности: – Господи… А мама гадала, почему его железный организм вдруг дал сбой?.. Видишь, Георгий, живой ты приносишь больше страданий и боли…
– Мне – что – покончить с собой?! Откуда мне было знать, что вы все так мне рады? Знаешь, о чем сказал отец в последние секунды своей жизни?! Он сожалел, что у него не хватает духу быть Тарасом Бульбой, потому что его сын трус и предатель! – на протяжении всего разговора это был единственный момент, когда Джордж Истмен позволил себе повысить голос.
– Скажи мне ещё одну вещь, – задумчиво попросила Вера, – а кто умер тогда, вместо тебя?..
– Это важно? И это важно? Nobody! – сорвался он, путая языки! Настоящий никто!
– Ты сказал, что ты добился цели, ты можешь повелевать обстоятельствами и событиями… Я – тоже часть твоей цели?
– Ты всегда была моей, и я ни разу не дал тебе повода усомниться в своей любви. Или теперь и это требует доказательств?
– Теперь ничего не требует доказательств. Георгий Зарайский, которого я любила, погиб. Я столько лет заказывала молебны за упокой его души, и, видимо, он действительно чувствовал себя покойно. А ещё я все эти годы заботилась о его сыне, который моим сыном не был…
– О! Я так и думал! У кого не бывает грехов молодости? Честно говоря, когда ты дала соглашение на встречу, я почувствовал надежду. Ведь ты догадывалась? Скажи, догадывалась?
– Догадывалась.
– Но между нами встал человек с улицы! Менестрель! Мейстерзингер! Вагант!
– Георгий, раньше ты проявлял больше сдержанности, – заметила Вера. – И чего ты тратишь свои драгоценные джентльменские нервы на жалкого сочинителя? Ведь ты уже растоптал его морально?
– Настоящие мужчины не ломаются под ударами судьбы, их детскими присыпками в постель к бабе не затащишь.
– О! Как по-русски ты заговорил.
Всё это время Вера слушала не только Георгия, но и себя. Она действительно пыталась понять, что значит для неё этот человек. И в течение этого странного разговора память вдруг возвращала ей чувство защищенности и заботы, которые дарил ей Георгий. Нет, при всём желании она не могла просто перечеркнуть его черной кладбищенской лентой. Не могла ответить холодным презрением. Не могла даже в ответ попрекнуть Лизой, потому что сама же простила эту измену. Заставила себя простить. Простила, правда, мёртвому Зарайскому. Но, в тоже время, не могла и не хотела с истошными бабскими рыданиями броситься ему на шею, подражая героиням сериалов и мыльных опер. Ей просто хотелось уйти. Поскорее. Подальше. Навсегда.
– Если тебя интересуют твои деньги, то я готова предоставить всю наличность с процентами по первому требованию вместе с недвижимостью. При этом я не буду требовать эксгумации и экспертизы дэ-эн-ка, определять причастность мистера, как вас там, к выстрелам в Словцова и Хромова, хотя вынуждена буду напомнить о Георгии Георгиевиче и причитающейся ему доле, – жестко и взвешенно поставила точку Вера.
Ещё ей хотелось сказать, что она прекрасно понимает, что Зарайский не оставит её в покое, прекрасно представляет, что можно ожидать от его прагматичного и упрямого стремления к вожделенной цели, но вовремя вспомнила, как наставлял её к этому разговору Астахов. Как заставлял её практически наизусть заучить последнюю фразу вплоть до интонации:
– Но, если этого не сделаю я, нет гарантии, что расследованием не займутся другие.
– Угроза? – усмехнулся Джордж Истмен.
– Что тебе угрозы? Ты просто умрёшь ещё один раз, родишься где-нибудь в Австралии, тебе не впервой… И ещё, – решила-таки добавить от себя: – там где ты живёшь, какой у тебя вид из окна?
Истмен несколько растерялся от такого вопроса: с подвохом он или нет? Но всё же ответил:
– У меня квартира на Кенсингтон Пэлес Гарденс с окнами на Кенсингтонский дворец, где жила принцесса Диана. Там же квартира у Березовского… Правда, у него еще особняк за городом, а у меня еще есть недвижимость в районе Беркли-сквер. Вид из окна? Честно говоря, если я и смотрел в окно, это было в первые дни. А так – мне некогда. Что там? Туман?
– Ясно, – чему-то грустно улыбнулась Вера. – Мне пора.
– Вера, я вынужден был ждать столько лет, и я буду ждать ещё, – твёрдо сказал он ей вслед.