Текст книги "Вид из окна"

Автор книги: Сергей Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

7

– Вроде, этого нет в сценарии? – услышал за спиной голос Уайт, вздрогнул и вспотел одновременно.

Он отринул от оптического прицела, в котором ещё секунду назад была голова Справедливого.

– В оптику лучше видно? Это что, они разбрасываются боевым оружием? – за спиной Уайта стоял черногорский милиционер.

– Кто они? – замер Уайт, ощущая в кармане брюк тяжесть спасительной «беретты».

– Да – вон!

После этих слов на пляже, где лежали тела Павла и Веры началось невообразимое. Один за другим подняли мелкую гальку взрывы, с дороги по склону скользили разношерстно одетые вооруженные люди, за ними – та самая толпа немецких автоматчиков. На самом пляже началась жестокая рукопашная, и число «мёртвых» тел там стремительно росло. Партизаны отчаянно сражались, потому как отступать им было некуда. Сверху на Павла и Веру упал какой-то толстый «немец». С моря всю эту баталию снимал появившийся невесть откуда вертолёт. Справедливого на позиции уже не было…

– Хотите посмотреть поближе? Надо отдать этим разгильдяям винтовку. Вчера выпили весь бар, сегодня оружие бросают.

– Нет, я тороплюсь, – вернул себе маску железного спокойствия Уайт. – Вы им сами отдайте.

– Вот идиоты! – милиционер рассматривал винтовку. – Это же «эсвэдэ», тогда таких ещё не было. Если б увидели в фильме, засмеяли бы. О! – он передёрнул затвор, – и патроны оставили. Хотите пострелять?

– Нет, я не умею, – решительно отказался Уайт.

– Ну, как хотите, – милиционер начал спускаться по тропе в сторону битвы. – Сейчас закончат.

– Ага, – кивнул Уайт, направляясь в другую сторону.

На противоположном склоне Владимир Среда вытер пот со лба, откладывая в сторону карабин. Увидев удаляющегося британца, он мог вздохнуть спокойно. Убивать никого не пришлось. А в ушах ещё стояли последние напутствия Андрея: «Слышь, Среда, ни дай Бог твой выстрел будет посредственным, тогда я точно до четверга не доживу…».

– Снято! – с улыбкой крикнул Кустурица, которого Уайт уже не видел. – Можно подгонять «скорую помощь» за трупами!

На окраине посёлка Уайт снова напоролся на злополучный цыганский оркестр. Завидев щедрого постояльца, музыканты тут же схватили свою медь и начали выдувать знакомую тему из фильма «Миссия невыполнима». При этом фальшивили на свой балканский манер. Уайт брезгливо поморщился, этот фильм ему очень нравился, напоминая о бурной молодости. А вот Лука на своём кабриолете оказался как нельзя кстати.

– В Тиват! – крикнул ему британец.

Уже на тракте в кармане зазвонил мобильный телефон. Голос Истмена поинтересовался:

– Что это было, Колин?

– Кино. Я же говорил.

– Работа сделана?

– Да. Я видел.

– А Справедливый?

– Ушел под эту заварушку.

– Гениально! Я так и знал, что он что-нибудь придумает. Теперь, главное, нам самим не попасть на его мушку. Искать его бесполезно…

– Ты мне это говоришь, Джордж?

8

Вечером в киношном посёлке Хромов и Кустурица закатили большой и шумный праздник, на котором играл знаменитый “No smoking orchestra”, так не понравившийся Колину Уайту… Павел и Вера в это время читали черногорскую желтую газету о смерти двух российских туристов в результате разборок криминальных структур. И о том, что из-за этого были сорваны съемки исторического бестселлера о народно-освободительной армии Югославии. Полиция ведёт расследование. Эту же газету будет чуть позже читать Джордж Истмен. Проскочит ещё какая-то информация во всемирной паутине. Телевидение данное событие вниманием не удостоит, или Истмен просто не углядит её в пёстрых и быстрых блоках подобных новостей.

– Я тут услышал одну удивительно точную пословицу, – сказал Павел, – из одного дерева икона и лопата бывает.

– Интересно, – признала Вера.

– Это не о дереве. О человеке. Это человек может сделать из себя лопату, загребающую, скажем деньги, или – ещё какой-нибудь инструмент, доску разделочную, скажем, а может стать иконой, согласно того, что он есть образ и подобие Божие.

– Действительно, – согласилась Вера.

– Думаю, так и целые народы.

– А почему Кустурица называет себя югославом?

– А почему я считаю себя гражданином Российской Империи?

– А я?

– А вас я прошу быть моей женой!

– По старому паспорту или по новому?

– Мы повенчаемся, а для Бога паспорт не важен…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ: ЭПИЛОГ

1

Пашка неуверенно постучал в дверь, указанную на листочке, который он держал в руках.

– Кто вы? – услышал он и понял, что его рассматривают в глазок.

– Я от Веры Сергеевны. Варавара Семёновна – это вы?

Дверь открылась. Пожилая женщина ещё раз внимательно осмотрела его с ног до головы, затем отступила в сторону:

– Входите.

– У меня к вам письмо от Веры, – он протянул запечатанный конверт.

Варвара Семёновна торопливо вскрыла его, развернула лист, на котором была всего одна фраза.

– Тут сказано, что вы всё расскажете, всё объясните.

– Да! Пока не забыл, – Паша достал из кармана ещё один конверт. – Это тоже вам. Здесь текст эпитафии на памятник. Павел Словцов придумал.

– Какой памятник?

– Если вы угостите меня чаем… И если у вас в доме есть коньяк… Ну, а если нет, то у меня он есть с собой… Я всё вам подробненько расскажу.

2

– Витя, я не верю, – причитала Лена Солянова, вытирая слёзы и сопли с распухшего лица.

– Не верь. Имеешь полное право, – сухо отвечал муж, наливая в рюмки водку. – Помянём?

– Да отстань ты! Почему их хоронили в закрытых гробах? Варвара Семёновна даже не попросила открыть!?

– Потому что она, в отличие от тебя, женщина трезвая и разумная. Сказали же, там были взрывы…

– Но почему тогда Веру похоронили рядом с Зарайским?

– Варвара Семёновна так решила.

– Хлюпик этот – Пашка – всё так решил. Вертится вокруг неё… Заботливый… А что значит эта надпись на памятнике: «Любовь того стоила»? Кому она?

– Кому надо, тот и прочитает, – резонно рассудил Виктор.

– Это я, дура, всё устроила. С этим дурацким объявлением.

– Пуля – дура, а ты, просто женщина.

– Издеваешься?

– Сама ты над собой издеваешься.

– Но ты мне объясни, почему она почти всё оставила Лизе? Кому?! Ли-зе! Я в ум взять не могу.

– Не бери.

– Тьфу на тебя, Солянов, наливай…

3

– Вероника, тебе прислали из Европы бутылку вина, – растерянный Дэвид вошёл в комнату.

– От кого?

– Обратного адресата нет. Будем открывать?

– Бутылку? Бутылку… – как завороженная повторила Вероника.

– Красное вино… То ли македонское, то ли черногорское…

– Будем открывать… Неси штопор.

– Ты собираешься пить напиток, который неизвестно кто послал?

– Нет, я собираюсь найти там письмо.

– Письмо? Кому?

– Будущему…

4

– Клавдия Васильевна, принесите, пожалуйста, кофе и попросите Среду ждать в приёмной, – скомандовала Лиза в селектор.

В кресле госпожи Зарайской она чувствовала себя весьма уверенно. Более того, в отличие от плавной Веры, она крутилась в нём на все триста шестьдесят градусов с завидной резкостью. Портрет самой Веры Сергеевны, перетянутый черной лентой, нисколько её при этом не смущал.

– Вы принесли с собой тот чудный рыбный соус? – с усмешкой спрашивала она Уайта, который сидел напротив неё. – Или у вас есть что-нибудь позабористей?

– Перестаньте, Елизавета, вы же носите имя британской королевы.

– Это она носит моё имя, а я могу позвать Астахова.

– Не горячитесь, мы знаем, что он уволился и отбыл в неизвестном направлении. Что поделать, не справился с работой.

– Тогда я могу позвать нового начальника безопасности – Среду. Он, знаете, комару на лету яйца отстреливает, – Лиза выразительно посмотрела Уайту на причинное место.

– Я же не воевать сюда приехал, – озадаченно вздохнул Уайт.

– Ага, кто-то там вспомнил, что у него есть сын и подумал, что можно на мне жениться. Щас я побегу, понесу все свои капиталы на блюдечке с голубой каёмочкой. А потом он и меня, как Веру Сергеевну, взорвёт. Ему же не я, наследник нужен.

– Елизавета Алексеевна, с Верой Сергеевной произошёл несчастный случай. Вы же знаете, чем кончилось расследование. А вы, я полагаю, всегда мечтали выйти замуж за приличного человека.

– А кто вам сказал, милейший господин Уайт, что я не выйду? Я знаю, как это делается. О! – она взяла со стола газету, развернула и прочитала вслух одно из объявлений: «Куплю одинокого мужчину для достойного использования. Требования: средних лет, высшее образование, начитанность, любовь к искусству, путешествиям, отсутствие вредных привычек…» Классика! – оценила Лиза. – И если кто-нибудь ещё раз напомнит мне об анализе ДНК, то я через этот анализ гарантирую пожизненное пребывание на Колыме, ясно? Так и передайте своему… Как там его?

В это время голос Клавдии Васильевны из селектора сообщил:

– Елизавета Алексеевна, Юрий Максимович звонит, срочно.

Не извиняясь, Лиза сняла трубку.

– Алло! Юра! Как я рада тебя слышать. Нет, замуж ещё не вышла, жду от тебя предложений. Жорик? Нормально Жорик. Да, пришлось его из Москвы увезти. Потом объясню. Какое дело?.. Кино снимать?.. Сопродюсером?.. А сопродюсеров показывают?.. Нет?.. Сделают исключение?.. Кто будет снимать? Сколько надо – я в деле! Хорошо, увидимся.

Нежно устроив трубку на её место, Лиза ехидно воззрилась на Уайта:

– У вас ещё есть вопросы? Видите, мне некогда, я тут кино собираюсь снимать.

– Кино, – вздохнул Уайт, – у вас… и у этих сербов… не жизнь, а сплошное кино.

– Ага, нам так веселее. Ну всё, адью. Привет королеве. – Нажала кнопку на селекторе: – Володя, проводи джентльмена… до аэропорта. Посади в самолёт и проследи, чтобы он с него не спрыгнул! – снова повернулась к Уайту и метнула в него ядовитый взгляд: – У нас город маленький, хоть и столица. Ещё раз явитесь, заблудитесь в тайге. А там – медведи!..

– У вас в России – везде медведи… Даже в партии…

5

А тайга за окном просыпалась утренней вознёй птиц и разговаривала с ветром низким хриплым голосом вековых стволов. Верхушки кедров уже не дотягивались до неба, которое весной становилось выше и прозрачнее. Разбитый вездеходами просёлок бурой лентой Мёбиуса тянулся вдоль опушки и сворачивал к околице.

Но самым удивительным временем была ночь. Белёсая, светящаяся сама собой изнутри, она не позволяла небольшому посёлку погружаться во мрак, а будто бы купала его в туманной дымке.

– Белая ночь! – любовался в окно Павел. – Я думал такое только в Питере.

– Здесь даже интересней, – соглашалась Вера.

– Сколько мы здесь будем жить?

– Пока не надоест или пока не состаримся.

– А если наступит новый ледниковый период?

– Дров во дворе – море! Ну и, в конце концов, у нас есть маленький домик в Черногории.

– Ты же отдала его Вишне?

– Я попросила её там жить и присматривать за ним. Мама туда поедет отдыхать.

– Ты не боишься, что мы когда-нибудь с ним встретимся вновь? Столько людей знает! Если он догадается?

– Пусть. Вера Зарайская почивает рядом с ним на кладбище. Даже если что, он ничего не рискнёт предпринять, потому что никто не знает, где Справедливый. И ещё я кое-что отправила Ерышову. Так, на всякий случай. Но главное – никто не знает, где Справедливый.

– М-да… Такие, как Андрей Вадимович, на пенсию не выходят…

– У нас вчера кончились деньги.

– В смысле?

– Здесь нет банкоматов! Я об этом не подумала!

– Позвони, Диме, пусть исправит ситуацию, – улыбнулся Павел. – откроет отделение банка в этой глуши.

– Сам позвони, у меня на мобильном тоже ноль.

– Значит, будем жить в деревне. Тут, кстати, в сельскую школу требуются учителя…

– Ты забыл, год учебный заканчивается, кто нас сейчас возьмёт?

– Значит, заведём корову, и будем продавать молоко. В конце концов, даже Кустурица живёт в деревне. А я, вопреки всему, буду читать деревенским детишкам стихи. Ей-богу буду…

– Ну, и на что тебя вдохновляет здешний вид из окна?

– Вчера за окном мельтешил пьяный Пашка. И это вдохновляло меня наладить ему пинка. Он, похоже, передумал умирать. Заспиртовал свои больные мозги. Будет тут местным колдуном, погоду предсказывать.

– А если серьёзно? – Вера тоже подошла к окну, прислонившись к Павлу.

– Знаешь, я всё время видел из окна город. Поэтому, честно говоря, не знаю. Но… Выйди-ка на улицу?

– Зачем?

– Ну, выйди, трудно что ли?

– Да нет, но что ты придумал?

– Ну выйди. Встанешь вот там, – Павел показал ей на одинокую сосну у дороги, – и смотри на меня.

– Ладно.

Через пару минут Вера смотрела на него, прислонившись плечом и головой к сосне.

– Ну что? Вдохновляет?! – крикнула она ему.

Павел открыл окно и выпрыгнул на улицу. Подбежал к ней, подхватил на руки.

– Вдохновляет! Жить так хочется, что умереть не жаль! Лишь бы вот так прижимать тебя к себе…

– Тебе ещё не надоело умирать? Ты не хочешь дописать свой роман сам?

– Нет, я хочу, чтобы он длился… – Павел ещё крепче прижал Веру к себе.

Она положила ему голову на плечо:

– И чтоб в конце: и жили они долго и счастливо, и умерли в один день.

– Да, но про это читать не любят. Не любят читать про счастливую любовь. Им конфликт подавай, чтобы плакать или смеяться, чтоб нервы щекотало. Это я тебе как филолог говорю.

– А у нас конфликтов не будет.

– Значит, и писать не о чем. Только завидовать.

– Тебе не жалко поэта Словцова?

– Знаешь, когда-то Василий Розанов написал в «Опавших листьях»: «Судьба бережет тех, кого она лишает славы». Так что будем жить… Без славы…

ЭПИЛОГ ЭПИЛОГА

Эту историю рассказал мне Дмитрий Мизгулин, когда вернулся из Праги. Он же привёз начало романа Словцова на дискете и предложил его продолжить, обещая стать редактором и суля всяческую творческую помощь. Самому ему на масштабную прозу времени пока не хватает. У меня как раз вид из окна в это время был никудышный, отчего предпочтительнее было смотреть на белый лист бумаги или монитор компьютера, и я подумал: любовь того стоит…

И если кто-то скажет, что таких счастливых историй не бывает, и любовь такой силы невозможна, смею возразить: всё бывает и не всё проходит. У меня такая была и есть. Но это уже, как принято говорить, другая история.

И ещё: кто-то скажет, зачем в этом романе столько стихов? Кто-то их пропустил, кто-то прочитал вскользь… А я просто боюсь… Боюсь, что когда-нибудь кто-нибудь прочитает строфы Владимира Соколова, стихотворением которого я начал роман,

 
Как я хочу, чтоб строчки эти
Забыли, что они слова
А стали: небо, крыши, ветер,
Сырых бульваров дерева!
 
 
Чтоб из распахнутой страницы,
Как из открытого окна,
Раздался свет, запели птицы,
Дохнула жизни глубина.
 

И не поймёт – зачем они…

В конце концов,

 
Поэзия, одна не знаешь ты,
В чем цель твоя конечная… Иначе
Ты проявила б все свои черты
Давным-давно. И ни одной не пряча.
Тебе твердит угрюмо: "Ты не та, —
Большой знаток. – Идешь не в ногу с веком!"
А ты молчишь, задумавшись спроста:
Что происходит с этим человеком?