Текст книги "Мартовскіе дни 1917 года"
Автор книги: Сергей Мельгунов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 56 страниц)
[124]
Были аресты, произведенные и по иниціативѣ самого Врем. Комитета – так «по приказу правительства» (т. е. Вр. Ком.), был арестован финл. ген.-губ. Зейн и его помощник Боровитинов.
[125]
Впрочем, условія, в которыя поставлена была графиня, находившаяся с 11 марта уже под домашним арестом, были довольно таки своеобразны в революціонной обстановкѣ. Как утверждает комендант Таврическаго дворца, Перетц, у нея была собственная комбинированная охрана, ею оплачиваемая: 8 человѣк «домашней охраны» и 15 солдат гвардейскаго экипажа. Гвардейцы получали двойную плату —по 2 руб. в .день.
[126]
Упоминавшійся уже французскій журналист Анэ, со слов одного присутствовавших членов Совѣта, говорит, что в Екатерининском залѣ с Сухомлиновым произошел такой инцидент. Какой-то солдат бросился на него со штыком на перевѣс. Не сплошавшій Сухомлинов погрозил солдату пальцем – и солдат отступил. Пусть это будет только ходячим анекдотом – он характеризует обстановку.
[127]
Жевахов все же был арестован. Когда его привезли в Таврическій дворец, «толпа ревѣла» и забрасывала камнями каміон. Но конвой покинул арестованнаго, и Жевахову пришлось итти самоарестовываться и самому отыскивать путь в «министерскій павильон».
[128]
По утвержденіям Керенскаго, это была в ночь на 3-е марта; по словам самих заключенных, в ночь на 2-ое. Послѣднюю дату сообщает и Зензинов, принимавшій непосредственное участіе в ночной операціи.
[129]
В первые два дня обстановка была, как cвидѣтельствуют воспоминанія того-же Жевахова, нѣсколько иной, несмотря на то, что арестованные были окружены «озвѣрѣвшей» толпой, желавшей «растерзать» бывших министров. Сохраним стиль б. тов. обер-прокурора Св. Синода: «Подлѣ арестованных суетились жидки, семинаристы, выпущенные на свободу политическіе преступники. Каждый из них старался быть отмѣнно и изысканно вѣжливым, внимательным и предупредительным. Обращаясь к арестованным, они говорили: „когда мы сидѣли в тюрьмѣ, то вы надѣвали на нас кандалы, а вот мы угощаем вас папиросами; и тут же появлялся огромный поднос с табаком и папиросами. Откуда-то явились и сестры милосердія или же переодѣтыя курсистки с уголовным прошлым, я не знаю“... Сестры разносили чай, одна из них „открыто возмущалась чинимым насильем, была посредницей в перепискѣ заключенных с родными“... Жевахов говорит, что появившійся в павильонѣ с „цѣлой свитой“ Керенскій произнес рѣчь на тему, что они арестованы только потому, что он хотѣл сохранить им жизнь, так как при народном гнѣвѣ против слуг прежняго режима каждый из них рисковал сдѣлаться „жертвой народной расправы“.
[130]
Ошибка – старшій Хвостов не был арестован, а младшій Алексѣй был арестован позже в процессѣ разcмотрѣнія его дѣла в Чр. Сл. Комиссіи.
[131]
Как будто это подтверждает болѣе правильное опредѣленіе часа, даннаго Курловым.
[132]
Керенскій перечисляет Сухомлинова среди тѣх 8 министров, которых он предупредил в ночь на; 3-е марта, но в спискѣ Керенскаго не оказалось Макарова и других, которых, в общем, по воспоминаніям Зензинова, было 12 человѣк.
[133]
Эпидемія арестов в большей или меньшей степени прошла по всей Россіи. (В минимальных размѣрах ее можно отмѣтить для Москвы). Со всѣх концов из провинціи повезли арестованных в центр. Значительное число их в первое время попадало в Думу, здѣсь они регистрировались, распредѣлялись и освобождались особой думской комиссіей по «принятію задержанных военных и высших гражданских чинов», получившей, в общежитіи наименованіе «комиссія по разгрузкѣ» Таврическаго дворца. Комиссія дѣйствовала в теченіе всего марта. Через мѣсяц в кордегардіи Тав. дворца, отошедшаго в вѣдѣніе Совѣта, так как правительство перешло в Маріинскій дворец, осталось 16 чел. (Р. В.). Однако, отвѣтственныя лица среди арестованных – «опасные для новаго режима» – зачислялись за министром юстиціи, от котораго и зависѣла их дальнѣйшая судьба.
[134]
И не только в сѣверной столицѣ, пережившей боевые дни. Старый революціонер, полк. Оберучев, прошедшій во время эмиграціи жизненную школу «свободных стран» – Швейцаріи и Соед. Штатов, в кіевских воспоминаніях говорит о том «вкусѣ» к предварительным арестам «в порядкѣ цѣлесообразности», который развился среди лиц, возглавлявших общественный организаціи. Толпа шла дальше и, подобно революціонерам «Петербургской стороны», требовала подчас арестов «инакомыслящих».
[135]
Накипь эту сгустило не только появленіе на авансценѣ освобожденнаго толпой из-под тюремных замков уголовнаго элемента, но и участіе в событіях дня добровольцев «стараго режима». Прис. пов. Кнатц (Катенев), сдѣлавщійся особым комиссаром «по охранѣ архива, разгромленнаго толпой департамента полиціи, разсказывает о своеобразной картинѣ, представившейся ему при посѣщеніи особняка мин. вн. д. Громили департамент какіе-то „вѣрноподданные“ революціонеры открывшіе несгораемые шкапы, заглянувшіе в департаментскія бумаги, но оставившіе совершенно не тронутыми всѣ царскіе портреты. К этим добровольцам стараго политическаго сыска могли присоединяться, конечно, и нѣмецкіе агенты. Надо ли говорить, что усиленно распространявшіеся тогда слухи, что революція освободила болѣе 300 нѣмецких шпіонов из Петропавловской крѣпости – сплошная фантазія любителей сенсацій, легко попадавших в дневники и письма иностранных наблюдателей смутной эпохи (напр., гр. Шамбрэн – секретарь французской миссіи).
[136]
Обыватель чувствовал себя на подмостках героической пьесы —скажет Троцкій.
[137]
Русскій человѣк, в представлены Оберучева, не мог сразу «выттряхнуть» из себя «жандармское нутро», которое было впитано им, благодаря «жизни при полицейском строѣ старой Россіи». Исторія послѣдних десятилѣтій с особой отчетливостью показала, однако, что дрожжи, на которых поднимается революціонное насиліе, отнюдь не вырабатываются только в лабораторіи традиціи стараго городка.
[138]
Обратим вниманіе —Милюков не счел нужным в этот момент упомянуть о Госуд. Думѣ.
[139]
Пет. Тел. Аг. в ночь на 3-ье марта была разослана соотвѣтствующая циркулярная телеграмма.
[140]
«Что такое революція», задавало вопрос «Новое Время» 12 марта и отвѣчало: «Революція не разрушеніе, а созиданіе, не смерть, а возстаніе к истинной жизни. И да будет еще и еще благословенна великая русская революція».
[141]
В воспоминаніях Шляпникова отмѣчается, что в большевицких кругах послѣ совѣтскаго пленума проявилась тенденція немедленной агитаціи за вооруженное выступленіе против временнаго правительства, но у послѣдняго «тогда оружія было куда больше, чѣм у нас». – «Соотношеніе сил не позволяло ставить вопрос в плоскость борьбы с оружіем в руках».
[142]
Таким образом Кишкин цѣликом примыкал к позиціи, к которой склонялись в Петербургѣ представители революціонной демократіи, отстаивавшіе первоначально непредрѣшенчество формы правленія. Характерно, что Кишкин еще 1-го марта с большим волненіем, (он даже расплакался) на первом собраніи Комитета общ. орг. говорил против сохраненія монархіи.
[143]
Настроенія «буржуазных» кругов вовсе не были так единодушны. Примѣром может служить Н. Новгород, гдѣ телеграмма правительству с противомонархической резолюціей была принята 3 марта 44 голосами против 30. Впослѣдствіи на Государственном Совѣщаніи Рябушинскій вспоминал, с каким «единодушіем» московскіе промышленники привѣтствовали «сверженіе презрѣнной царской власти». В Симбирскѣ торгово-промышленный союз высказался единогласно за республику.
[144]
В постановленіи Совѣта имѣлось еще требованіе включенія в программу временнаго правительства пункта о предоставленіи всѣм національностям права національнаго и культурнаго самоопредѣленія. Постановленіе это не отразилось на текстѣ согласительной программы.
[145]
Причины мы не знаем. Годнев занял весьма своеобразную позицію в революціонном правительствѣ. Позднѣе в Совѣщаніи членов Думы 18 іюля он заявил, напр., что согласился занять пост государственнаго контролера -при условіи, что не будет входить в состав Совѣта Министров (?!).
[146]
Ниже мы наглядно увидим, какую путаницу вызвала двойственная терминологія «временнаго правительства» в умах современников.
[147]
Это посильно сдѣлано на страницах первой части моей работы, посвященной «Легендѣ о сепаратном мирѣ».
[148]
«На этой почвѣ несомнѣнно, разовьются событія, сдержать которыя можно временно цѣною пролитія крови мирных граждан, но которыя при повтореніи сдержать будет невозможно».
[149]
В напечатанном Сторожевым текстѣ нѣт той заключительной фразы, которую приводит в воспоминаніях Родзянко (он передает эту телеграмму, хотя и берет в кавычках, очень сокращенно): «Молю Бога, чтобы в этот час отвѣтственность не пала на Вѣнценосца».
[150]
Дворцовый комендант Воейков в своих воспоминаніях говорит, что Царь не отвѣтил на первую телеграмму Родзянко по формальным причинам, – потому что она была от имени уже распущенной Думы. Придуманное мемуаристом объясненіе фактически невѣрно, так как телеграмма Родзянко была (получена в Ставкѣ значительно раньше сообщенія Голицына об отсрочкѣ засѣданій Думы. А главное Дума вовсе не была распущена, слѣдовательно, председатель ея не терял своего званія.
[151]
Я тогда же записал со слов ближайших сотрудников «Русских Вѣдомостей» в дневник эту поразившую меня характеристику.
[152]
Копія эта входит в серію документов, опубликованных Вильчковским
[153]
Военный министр отозвался в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи полным незнаніем по поводу телеграммы и утверждал, что он о ней «в первый раз» слышит.
[154]
Изслѣдователю, и в особенности эмигранту, пока приходится итти ощупью и (пользоваться разрозненными публикаціями документов: в сводкѣ Блока, у Сторожева, в «Красном Архивѣ» и т. д. В документах Ставки, опубликованных в «Красном Архивѣ», и по другой копіи в воспоминаніях Лукомскаго, личная телеграмма Николая II отсутствует, хотя по утвержденію Воейкова, она прошла через военно-походную канцелярію.
[155]
Нѣкоторое сомнѣніе возбуждает телеграмма Рузскаго. На подлинникѣ ея имѣется памѣтка: 2 час. 28-го. А на копіи, имѣющейся в том же дѣлѣ: «Представлено Его Вел. 27». Зная педантичность Алексѣева, трудно предположить ошибку в датированіи. Царь в 1 час ночи переѣхал уже в свой поѣзд, отправлявшійся на зарѣ из Могилева. Можно предположить, что помѣтка на оригиналѣ относится к моменту, когда оригинал был доставлен начальнику штаба. Телеграмма была адресована непосредственно Царю.
[156]
Вѣрнѣе, телеграмма была направлена в адрес главнокомандующаго Сѣверным фронтом, как ближайшим к столицѣ.
[157]
Телеграмма Бѣляева стояла в рѣзком противорѣчіи с тѣм, что сам Бѣляев телеграфировал перед тѣм, в 1 ч. 20 м., Алексѣеву. Там было сказано: «Начавшіяся с утра в нѣкоторых войсковых частях волненія твердо и энергично подавляются оставшимися вѣрными своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунт, но твердо увѣрен в скором наступленіи спокойствія, для достиженія коего принимаются безпощадныя мѣры. Власти сохраняют полное спокойствіе». Эта телеграмма, дѣйствительно, разительно противоречила существовавшей обстановкѣ.
[158]
Прямая ссылка Алексѣева в разговорѣ с Даниловым на телеграмму военнаго министра за № 107, в силу которой Император повелѣл назначить Иванова главнокомандующим Петербургскаго военнаго округа, упраздняет другія существующія версіи. Так Блок утверждал, что Иванов был назначен под вліяніем позднѣйшей телеграммы предсѣдателя Совѣта министров Голицына, настаивавшей на командированіи в столицу пользующегося популярностью в войсках боевого генерала, что, в свою очередь, отчасти могло подтверждать версію, которую устанавливал придворный исторіограф ген. Дубенскій. По его словам (в записях, цитируемых Блоком), он и лейб-хирург Федоров (иниціатива принадлежала Дубенскому) уговорили Иванова принять на себя миссію водворенія порядка в столицѣ. Иванов был посажен во время обѣда рядом с Царем и внушил послѣднему мысль о посылкѣ его в Петербург. Обѣд происходил в Ставкѣ в 7 1/2 ч. веч.; Иванов в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи совершенно опредѣленно заявил, что перед обѣдом Алексѣев объявил ему о его назначеніи, а сам Николай II женѣ телеграфировал в 7 час: «Выѣзжаю завтра 2.30. Конная гвардія получила приказаніе немедленно выступить из Новгорода) в город (т.е. Петербург). Бог даст, безпорядки в войсках скоро будут прекращены».
[159]
Днём Царю представлена была ночная телеграмма Голицына, говорившая о перерывѣ занятій законодательных палат.
[160]
«Великій Князь» – это Михаил Александрович, который, однако, говорил из Петербурга с Алексѣевым значительно позже момента полученія в Ставкѣ телеграммы Голицына. Лукомскій этот разговор отнес к 12 час. дня, а был он в 10 1/2 вечера.
[161]
Автор поясняет: «Дѣйствительно, у ген. Алексѣева температура была болѣе 39 градусов».
[162]
В воспоминаніях помощ. ген.-кварт, полк. Пронина, изданных послѣ воспоминаній Лукомскаго, как бы подтверждается разсказ послѣдняго. Достаточно освѣдомленный, как будто, автор говорит: «В теченіе второй половины дня ген. Алексѣев... нѣсколько раз был с докладом у Государя и упрашивал его.. .послѣдовать совѣтам кн. Голицына и Родзянко и дать отвѣтственное министерство... Вечером ген. А. вновь был у Государя и просил его даровать отвѣтственное министерство. „На колѣнях умолял Его Величество, – сказал он, грустно качая головой, возвратившись из дворца: – не согласен“. Надо имѣть в виду, что свой „дневник“ автор цитирует в кавычках только с записей 1-со марта.
[163]
Обращаю вниманіе на подчеркнутыя слова.
[164]
«Завтра при утреннем докладѣ, – заканчивал Алексѣев, – еще раз доложу Е. И. В. желательность теперь же принять нѣкоторыя мѣры, так как вполнѣ сознаю, что в таких положеніях упущенное время бывает невознаградимо».
[165]
Результатом этого совѣщанія о продовольствіи и была правительственная декларація в Гос. Думѣ 25-го и собраніе в тот же день в Городской Думѣ с представителями от общественных и рабочих организацій. (См. мою книгу «На путях к дворцовому перевороту»).
[166]
«Несмотря на всѣ убѣжденія в том, что ему надлежит выйти в отставку, чтобы облегчить Государю Императору разрѣшеніе назрѣвающаго и все возрастающаго конфликта, – добавляет мемуарист, – кн. Голицын оставался неумолимым в своем рѣшеніи, объяснив, что в минуту опасности он своей должности не оставит, считая это позорным бѣгством, и этим только еще больше усложнил и запутал создавшееся положеніе». Это, как мы уже знаем, совершенно не соотвѣтствовало дѣйствительности, так как совѣщаніе было послѣ посылки Голицыным телеграммы в Ставку. Может быть, слова Родзянко надо считать отзвуком предварительной бесѣды, которую вел Родзянко с Голицыным 26-го...
[167]
До нѣкоторой степени в план был посвящен Шульгин, с которым предварительно Маклаков совѣтовался. Шульгин, по обыкновенію не помнит, что в воскресенье 26-го обсуждалось в бюро прогрессивнаго блока, но помнит, что предложил «не отдѣлываться общей формулой» и намѣтить конкретно людей, довѣріем общества облеченных», – на случай, если правительство согласится пойти на путь соглашенія с Думой, но список не составили, потому что нашли, что это «еще... невозможно».
[168]
Хронологическое совпаденіе показаній Бѣляева и отчасти Голицына с записью Палеолога позволяет допустить, что рѣшеніе о телеграммѣ, дѣйствительно, было принято в ночном совѣщаніи министров 26-го. Выбитые событіями 27-го из колеи министры запоздали с отправкой телеграммы, или на них повліяли правые.
[169]
К сожалѣнію непосредственные «записи-дневники» ген. Дубенскаго мы знаем лишь по отрывочным использованіям их Блока, или по выдержкам, прочтенным в Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи при допросѣ Дубенскаго. Другой «свитскій», полк. Мордвинов, в воспоминаніях. правильно отмѣчая, что в телеграммѣ Голицыну Царь не соглашался на перемѣну в составѣ правительства, говорит, что Николай II нѣсколько «раздраженно» и «нетерпѣливо» реагировал на соотвѣтствующія обращенія к нему.
[170]
По словам Пронина. в офицерской средѣ Ставки дворцовый комендант высказывался против реформ: «Знаем мы их, дай им палец, а они захотят отнять и всю руку: ещё посмотрим».
[171]
См. напр., дневник члена Гос. Совѣта гр. А. А. Бобринскаго.
[172]
Государевы дѣти уже были больны. А. Ф, писала мужу 26-го: «Бэби – это одна сплошная сыпь. – покрыло его, как леопарда. У Ольги большія плоскія пятна. Аня (Вырубова) тоже покрыта сыпью. У всѣх болят глаза и горло».
[173]
Очевидно, рѣчь идет о совѣщаніи правых членов Гос. Совѣта. По словам Протопопова, в засѣданіе Совѣта министров прибыли Трепов, Ширинскій-Шахматов, Маклаков с предложеніем ввести особое положеніе. Предложеніе было отвергнуто, – утверждал Протопопов: он ошибался... В воспоминаніях кн. Шаховского разсказывается о проектѣ сбросить ночью бомбы на Таврическій дворец и уничтожить «революціонное гнѣздо», «не оставить камня на камнѣ». Предполагалось использовать летчиков Царскаго Села. «К сожалѣнію, – пишет Шаховской, – Бѣляев не рѣшался сдѣлать это боясь громаднаго числа жертв»...
[174]
В опубликованной перепискѣ Ник. Ал. и Ал. Фед. нѣт телеграмм послѣдней. «Мѣстонахожденіе их редакціи неизвѣстно – сообщается в предисловіи. Таким образом неизвѣстен оригинал, которым пользовался Блок среди матеріалов Чрезвычайной Слѣдственной Комиссіи.
[175]
В опубликованной перепискѣ нѣт никаких откликов, а между тѣм Ник. Ал. не оставлял без немедленнаго отвѣта ни одной телеграммы жены. Революціонным анекдотом, подхваченным Троцким и др., является разсказ о том, как телеграммы Царя, которыя слѣдовали одна за другой, возвращялись с карандашной помѣткой: мѣстонахожденіе адресата неизвѣстно. Об этом говорит и Вырубова, – от ея нѣсколько истеричнаго повѣствованія, быть может, и пошел «революціонный» анекдот.
[176]
Иванов арестовал человѣк 30-40, отпущенных им по прибытіи в Ц. Село.
[177]
Надо думать, что телеграмма Хабалова была послана «вслѣд на вокзал Царю», как это было сдѣлано с «вѣріноподданической» депешей выборных членов Гос. Совѣта, полученной около 2 час. ночи.
[178]
Память Иванова не отличалась отчетливостью. Так в показаніях он говорит, что до бесѣды с Царем задал по телеграфу Хабалову десять вопросов о состояніи Петербурга. Блок, имѣвшій в своем распоряженіи тѣ «три жёлтенькіе листочка», на которых собственной рукой Иванова были записаны «пункты», утверждает, что переговоры по прямому проводу происходили в 8 час. утра 28-го, т. е. послѣ выѣзда Царя из Могилева. Вѣроятно, Иванов запросил подробностей в связи с полученной Алексѣевым телеграммой о том, что положеніе «до чрезвычайности трудно». Отвѣт Хабалова был принят в Ставкѣ в 11 час. 30 мин. Главнокомандующій военным округом на вопросы Иванова отвѣтил пессимистически: «В моем распоряженіи в зданіи главнаго адмиралтейства четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, двѣ батареи, прочія войска перешли на сторону революціонеров или остаются на соглашеніи с ними нейтральными. Отдѣльные солдаты и шайки бродят по городу, стрѣляя в прохожих, обезоруживая офицеров; всѣ вокзалы во власти революціонеров, строго ими охраняются; весь город во власти революціонеров, телеграф не дѣйствует, связи с частями города нѣт; министры арестованы революціонерами» и т. д. Только относительно продовольствія Хабалов указал, что на 25-ое в городѣ запаса муки было 5 1/2 мил. пудов. Положеніе в Петербургѣ было признано безнадежным уже в 21 ч. 30 м., когда Бѣляев телеграфировал Алексѣеву, что войска по требованію морского министра выведены из адмиралтейства, чтобы не подвергать разгрому зданіе. Перевод войск в другое мѣсто считали безцѣльным в виду «неполной их надежности». Часть была разведена по казармам.
[179]
Блок указывает, что Иванов считал впослѣдствіи свои полномочія отпавшими, так как Алексѣев их не подтвердил. В дѣйствительности Алексѣев телеграфировал военному министру вышеприведенное «высочайшее повелѣніе, отданное словесно через ген.-ад. Иванова около трех часов», и просил Бѣляева «изыскать всѣ способы вручить это повелѣніе предсѣдателю Совѣта Министров».
[180]
Дубенскій, конечно, скажет (в воспоминаніях), что Иванов ему разсказывал послѣ перваго разговора с Царем, что он из уст Царя услышал:, что дается «отвѣтственное министерство» и что об этом послана телеграмма в Петербург.
[181]
Современники мемуаристы, которых в той или иной степени можно отнести к числу адептов «стараго режима» (Шульгин, Дубенскій и др.), выражают удивленіе, что в февральскіе дни никто в столицѣ не вспомнил про юнкерскія училища – они могли послужить опорой для зашиты поставленнаго под угрозу государствеинаго порядка. В Ставкѣ удивлялись, – вспоминает Дубенскій, – что ген. Хабалов не воспользовался такими твердыми частями, как петроградскія юнкерскія училища, в которых в это время сосредоточивалось нѣсколько тысяч юнкеров. «Если бы кто-нибудь понял значеніе военных училищ... эта минута могла спасти все», – разсуждает Шульгин. Надо ли говорить, что по отношенію «к юнкерской молодежи в дни войны еще болѣе примѣнимо положеніе, которое Рузскій выдвигал в письмѣ Гурко 19 февраля и повторил в телеграммѣ Царю 27 февраля: современная армія однородна с тылом и отражает его настроенія. По свидѣтельству ген. Гурко было рѣшено вообще не прибѣгать к помощи юнкеров при усмиреніи безпорядков. Думается, что главную роль здѣсь играли не только соображенія „политической благонадежности“. Только революція превратила учащуюся молодежь в гражданских борцов. Такая психологія органически была чужда дореволюціонному времени.
