Текст книги "Мартовскіе дни 1917 года"

Автор книги: Сергей Мельгунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 56 страниц)

4. Комитеты.

Совѣт обсудил не только «права солдат», но и согласно устанавливаемым им положеніям, что «солдаты имѣют право внутренней организаціи», солдатская секція, под руководством с.-р. прап. Утгофа, разработала и «положеніе о войсковых комитетах» (районных и полковых), учреждаемых для рѣшенія различных вопросов, касающихся «внутренняго быта» войсковых частей. Проект отвергал выборное начало команднаго состава и оговаривал, что вопрос «боевой подготовки и боевых сторон» дѣятельности части обсужденію в комитетѣ не подлежит. Проект «положенія» был опубликован в «Извѣстіях» 24 марта. Обсуждала всѣ эти вопросы и «комиссія о реформах» ген. Поливанова. Уже на третьем своем засѣданіи 9 марта она поручила Ген. Штабу разработать положеніе о ротных комитетах, признавая желательным согласовать министерскій проект с предложеніями солдатской секціи Совѣта и военной комиссіи Временнаго Комитета Гос. Думы.

Пока же на фронтѣ происходили "самочинныя" дѣйствія и самопроизвольно зарождались организаціи, существованіе которых мѣстным военным властям приходилось неизбежно санкціонировать. Так сложилось "армейское самоуправленіе" в XII арміи – сложилось "самостоятельно, почти без всякаго вліянія со стороны Петрограда", как отмѣчала "памятная записка" Совѣта офиц. деп. названной арміи, поданная Временному Правительству[417]

[Закрыть], и получило свою собственную организаціонную форму примѣнительно к лѣстным условіям: из полковых комитетов – солдатских и офицерских, а иногда и смѣшанных – выдѣлялись комитеты дивизіонные и корпусные, завершая пирамиду Совѣта солдатских и офицерских депутатов при штабѣ арміи[418]

[Закрыть]. «Памятная записка» подчеркивала, что армейская организація, существованіе которой можно начать с 9 марта, возникла «при полном сочувcтвіи командующаго арміей» (Радко-Дмитріева), сдерживавшаго «несочувствіе» к самоуправленію армейскому «низшаго команднаго состава». По мнѣнію составителей «памятной записки» протекшія двѣ недѣли позволяют положительно оцѣнить полученные результаты: «Боевая служба несется образцово»... «Неорганизованныя выступленія и случаи самосуда над нелюбимыми начальниками прекратились совершенно. Исчезли жалобы на недостаточное довольствіе... И даже дезертирство, такое доступное и легкое в виду отсутствія надзора в тылу, не повысилось, а наоборот значительно сократилось. Конечно, такая картина, могущая показаться слишком идиллической, наблюдается только в частях, гдѣ начальство шло навстрѣчу новому порядку... В других частях, гдѣ самоуправленіе не встрѣчало сочувствія начальства, до сих пор чувствуется неувѣренность, напряженіе, разобщенность между солдатами и офицерами и, как слѣдствіе, ослабленіе единства и боевой силы части. Очень многіе войсковые начальники, препятствующіе введенію новаго порядка, вовсе не являются принципіальными противниками самоуправленія в арміи, но... протестуют против введенія самоуправленія только потому, что оно не подтверждено приказом по военному вѣдомству и представляется им преступленіем, самовольством. В виду этого необходимо скорѣйшее проведеніе приказа по военному вѣдомству обязательных и общих для всей арміи форм воинскаго самоуправленія». Иниціаторы шли дальше и предлагали военному министру сконструировать Всероссійскій Общеармейскій Совѣт военных депутатов, как орган постояннаго представительства дѣйствующей арміи, который создал бы живую связь между правительством и арміей и дал бы правительству «возможность в своих дѣйствіях опереться на 8 мил. штыков и дѣйствовать твердо и увѣренно, не считаясь ни с какой оппозиціей, откуда бы она ни шла». Всѣ тыловые совѣты – «случайные совѣты» – подлежали, по этому плану, роспуску и замѣнѣ правильным представительством.

Тактика Радко-Дмитріева[419]

[Закрыть] не была единичной на фронтѣ. Деникин упоминает о ген. Цуриковѣ, командовавшем VI арміей на Румынском фронтѣ, который с первых же дней согласился на введеніе комитетов и послал даже телеграмму командирам корпусов сосѣдней арміи с доказательством пользы нововведенія. Также Деникин упоминает, что главнокомандующій Кавказским фронтом "еще до узаконенія военных организацій приказал, чтобы «распоряженія, касающіяся устройства и быта; арміи, проходили через Совѣт солдатских депутатов». В военное министерство с разных сторон шло немало донесеній о пользѣ, которую приносили дѣлу «самозванные» комитеты – они «вносили успокоеніе, постепенно связывая офицеров с солдатами». (См., напр., телеграммы с Зап. фронта). Мы видѣли, сколь значительны должны быть поправки к утвержденію Деникина («Об исправленіях исторіи»), что Гучков услышал из арміи по вопросу об ея демократизаціи «вопль осужденія». Этого не было.

При таких условіях верховной власти не оставалось ничего другого, как пытаться легализировать комитеты – "прибрать их к рукам". "Так мы и поступили", – заключает Гучков в воспоминаніях. 28-го в Ставкѣ состоялось совѣщаніе, на котором побѣдила компромиссная позиція, и 30-го Алексѣевым, не принадлежавшим к числу людей, для которых недоступна чужая аргумеyтація[420]

[Закрыть], было издано «временное положеніе об организаціи чинов дѣйствующей арміи и флота». В основу этого «положенія» лег проект, разработанный под руководством Колчака для Черноморскаго флота и сообщенный, очевидно, в Ставкѣ – Верховским.

Может ли возникнуть хоть какое-нибудь сомнѣніе, что авторитет Правительства и верховнаго командованія безконечно выиграл бы, если бы иниціатива и новая организація арміи всецѣло находились в их руках? Они достигли бы большаго, если бы "временное положеніе" 30-го, замѣнененное через двѣ недѣли статутом Поливановской комиссіи[421]

[Закрыть], было бы издано 9 марта, когда все еще было в броженіи и когда еще не пришлось бы закрѣплять сущее, как стало это неизбѣжно позднѣе. Дезорганизующее вліяніе безспорно оказало то обстоятельство, что в связи с измѣненіями «положеній» приходилось переизбирать войсковые комитеты – в нѣкоторых мѣстах «до четырех раз» в теченіе одного мѣсяца (жалоба, которую записал в свой путевой дневник ген. Масленников при посѣщеніи Особой арміи 18 апрѣля). Почти столь же неизбѣжно было и то пагубное явленіе, которое родилось из факта образованія комитетов явочным порядком – они в сущности, нерѣдко продолжали дѣйствовать уже в порядкѣ "обычнаго права'' и придавали новой «наиболѣе свободной в мірѣ» арміи подчас характер уродливаго своеобразія: протоколы Исп. Ком. зафиксировали такую достаточно яркую бытовую черту – представитель тылового лужскаго комитета докладывал 11 марта: «хорошій гарнизон. Во главѣ комитета капитан, с ним вмѣстѣ засѣдают представители населенія, далее женщины»... Едва ли нормальным можно признать тот факт, что в 80 сиб. полку первым председателем солдатскаго комитета был священник.

* * *

Каких результатов могла бы достигнуть на первых порах иниціатива военной власти, показывает дѣятельность «иниціатора захвата солдатскаго движенія в руки команднаго состава», адм. Колчака в Черноморском флотѣ. Наиболѣе серьезные большевицкіе историки должны признать, что Колчаку «дѣйствительно удалось добиться огромных успѣхов – в теченіе почта двух мѣсяцев, на севастопольских судах, в гарнизонах и среди рабочих царили... идеи побѣдоносной войны. Севастопольская военная организація создает проект устава, основной мыслью котораго является усиленіе мощи флота и арміи»... Колчак считал необходимыми комитеты, которые вносили «порядок и спокойствіе», и он мог на митингах открыто заявлять, что «приказ № 1» для него не обязателен – его выслушивали спокойно.

Адм. Колчак принадлежал, несомнѣнно. к числу крупных индивидуальностей[422]

[Закрыть]. Можно думать, что иниціатива Ставки была бы поддержана не за страх, а за совѣсть большинством команднаго состава и по внутреннему убѣжденію и по выработанной традиціи дисциплины – этому чувству чести военный среды. Так ярко послѣднее выразил ген. Селивачев записью в дневник но поводу «запроса» военнаго министра об отношеніи к приказу № 114: "не знаю, как отвѣтят мои командиры полков... Я же лично дам такой отвѣт: «для меня, как человѣка военнаго, всякій приказ военнаго министра непреложен к исполненію; обсуждать затронутые вопросы я считаю возможным лишь до тѣх пор, пока они не вылились в форму приказа. Тѣм болѣе вопросы внутренней жизни войск, которые должны основываться на принципах, а не на разнообразной обстановкѣ, повелѣвающей в бою; как начальник, я не мог бы довѣрять своему подчиненному, позволяющему себѣ критиковать отданный мною приказ»...[423]

[Закрыть]. Показательным примѣром может служить и ген. Марков, дневник котораго цитирует Деникин. Первые дни в X арміи на Зап. фронтѣ – время колебаній и сомнѣній. «Всѣ ходят с одной лишь думой – что-то будет? Минувшее всѣ порицали, а настоящаго не ожидали. Россія лежит над пропастью, и вопрос еще очень большой – хватит ли сил достигнуть противоположнаго берега» (запись 6 марта). «Все то же. Руки опускаются работать. Исторія идет логически послѣдовательно. Многое подлое ушло, но и всплыло много накипи». Прочитав какое то «постановленіе» в «Извѣстіях» за «немедленное окончаніе войны», экспансивный автор дневника запишет: «погубят армію эти депутаты и Совѣты, а вмѣстѣ с ней и Россію» (9-го). Проходит нѣсколько дней и Марков уходит с головой в ''совѣты" и «комитеты». 30 марта он вносит в дневник: «Спокойное, плодотворное засѣданіе армейскаго съѣзда до глубокой ночи». И позлее: «Я вѣрю, что все будет хорошо, но боюсь – какой цѣной»... В записях современников из числа военных часто раздаются жалобы па непригодность кадровых офицеров для выпавшей им роли политических воспитателей солдат, что препятствует развитію иниціативы командованія. Но не боги горшки обжигают, и эта «удручающая» политическая «незрѣлость» все же, как свидѣтельствуют многочисленные примѣры, очень скоро приспособилась к революціонной обстановкѣ.

Ген. Деникин, склонный с нѣкоторым излишеством примѣнять статистическій метод, опредѣлил, что 65% начальников арміи не оказали достаточно сильнаго протеста против "демократизаціи" (т. е. "разложенія" арміи). Подобное утвержденіе по существу является лучшим отвѣтом на обвиненіе в "демагогіи". На эти 65% возлагает отвѣтственность и Гучков в воспоминаніях, написанных в эмиграціи уже тогда, когда вынужденная обстоятельствами демократическая тога 17-го года, мало соотвѣтствовавшая самым основам политическаго міросозерцанія перваго военнаго министра революціоннаго правительства, была сброшена. Всѣх своих ближайших помощников по проведенію реформы он обвинял в демагогіи – они потакали революціи по соображеніям карьеры[424]

[Закрыть]. Свидѣтельство самооправдывающагося мемуариста, вспоминающаго былые дни в ином настроеніи, чѣм они им переживались, не может быть убедительным в силу своей тенденціозности.

IV. В преддверіи кризиса

Было бы наивно предположить, что военное командованіе при самых благопріятных условіях могло бы своей энергичной иниціативой устранить то основное роковое противорѣчіе, которое вытекало из самой дилеммы, вставшей перед обществом и народом: революція и война. Так, может быть, могли думать немногіе энтузіасты, раздѣлявшіе почти мистическіе взгляды адм. Колчака на благотворное вліяніе войны на человѣческій организм и готовые повторять за ним, что революція открывала в этом отношеніи новыя перспективы[425]

[Закрыть]. Жизнь была прозаичнѣй, и всей совокупностью условій, которыя были очерчены выше, властно намѣчался как будто бы один путь, опредѣленный в дневникѣ писательницы, не раз цитированной (Гиппіус), словами: «надо дѣйствовать обѣими руками (одной – за мир, другой – за утвержденіе защитной силы)».

Еще опредѣленнѣе было мнѣніе В. Д. Набокова, принадлежавшаго к числу тѣх, которые полагали, что одной из причин революціи было утомленіе от войны и нежеланіе ее продолжать... Но только мнѣніе это сложилось уже в процессѣ революціи и сильно отражало в себѣ слишком субъективное воспріятіе дѣйствительности. В сознаніи Набокова вырисовывался единственно разумный выход – сепаратный мир[426]

[Закрыть]. «Душа арміи», конечно, улетѣла с фронта, как выразился позже замѣнившій Радко-Дмитріева ген. Парскій. «Вернуть эту душу» не в силах были революціонныя организаціи, ибо онѣ не могли «имперіалистическую» войну превратить в войну «революціонную» и обречены были на противорѣчивое балансированіе в предѣлах формулы «революціоннаго оборончества», сдѣлавшейся офиціальным знаменем совѣтской демократіи. Эта формула, стремившаяся сочетать старые взгляды Циммервальда с новыми патріотическими заданіями, которыя ставила революція, не могла устранить причин распада арміи.

Для продолженія войны нужен был пафос, то есть активное дѣйствіе, – защитная сила была формулой пассивной, которая могла получить дѣйственное значеніе лишь при нѣкоторых опредѣленных внѣшних условіях. Раз их не было, формула теряла свою политическую обостренность. Многіе из находившихся непосредственно на фронтѣ сознавали рождавшуюся опасность. Так ген. Селивачев, знакомясь с планом проектировавшагося прорыва с участка 6 арм. корпуса, записал 11 марта: "Предстоящая операція, говоря откровенно, крайне пугает меня: подъема в войсках нѣт, совершившійся переворот притянул к себѣ мысли арміи, которая безусловно ждала, что с новым правительством будет окончена война, и каждый, вернувшись домой, займется своим дѣлом. А тут опять бои... Какія бы громкія фразы ни говорили от "Совѣта Р. и С. Д.", уставшій от войны и ея ужасных лишеній солдат не подымется духом больше, нежели он подымался при царѣ, а со стороны офицеров едва ли что можно ожидать крѣпкаго: старые – оскорблены, а молодые – неопытны"... Вѣроятно, внутренне сознавали то же и руководящее круги революціонной демократіи. И не только соображенія отвлеченныя, идеологическія, но и психологическія настроенія – реалистическія, толкали демократію на путь поисков всеобщаго мира через Стокгольмскія совѣщанія и путем пацифистских декларацій.

Другая точка зрѣнія совпадала с офиціальной позиціей правительств зап.-европейской демократіи и гласила, что "мир может быть достигнут только путем побѣды". Через 25 лѣт, когда мір переживает вновь катастрофу, кто скажет опредѣленно, на чьей сторонѣ было больше утопіи, и какой путь тогда для культуры и человѣчества был болѣе цѣлесообразен?[427]

[Закрыть].

Массѣ, естественно, чужда была отвлеченная постановка вопроса. Отсюда возникала та драма в душѣ "простого человѣка", о которой говорил в августовском московском совѣщаніи с. р. Вржосек, выступавшій от имени петроградскаго Совѣта офицерских депутатов: "с одной стороны, мы говорим: боритесь до полнаго конца, вы должны побѣдить во имя свободной родины, а с другой стороны, мы нашему пролетаріату, нашей арміи, странѣ, наиболѣе бѣдной духовными и матеріальными силами, задаем такую колоссальную задачу, которую не может взять на себя ни один пролетаріат міра. И если вы, с одной стороны, говорите: "боритесь", с другой стороны, указываете на Стокгольм и говорите: "ждите оттуда мира", развѣ вы не понимаете, какую драму создаете вы в душѣ человѣка, как вы разрываете ее на двѣ части. Мы – теоретики, мы – люди народной мысли, конечно, сумѣем примирить противорѣчія и в этих изгибах не потеряться. Но неужели вы думаете, что широкія народный массы не ждут дѣтски просто вѣстей мира, как совершенно опредѣленнаго указанія оттуда. И развѣ вы думаете, что так легко стоять перед смертью?... Нечеловѣческим ужасом наполняется душа – так развѣ можно в то же самое время его смущать мыслью о мирѣ и говорить: ты должен думать одновременно и о борьбѣ, и о мирѣ"[428]

[Закрыть].

Вот почва, на которой развивалась в арміи бацилла, порожденная эксхатологіей фанатичнаго вождя большевиков. В силу своего собственнаго внутренняго противорѣчія революціонная демократія не сумѣла, как не сумѣло этого по другим причинам и Временное Правительство, оказать должное противодѣйствіе разлагающей, упрощенной по своей прямолинейности, пропагандѣ последователей ленинской политики[429]

[Закрыть].

Вовсе не надо принадлежать по своим политическим взглядам к числу "реакціонеров", как полагает в своих воспоминаніях Керенскій, для того, чтобы признать полную правоту Алексѣева, писавшаго 16 апрѣля Гучкову: "положеніе в арміи с каждым днем ухудшается... армія идет к постепенному разложенію". Верховный главнокомандующій лишь удивлялся безотвѣтственности людей, писавших и говоривших о "прекрасном" настроеніи арміи. Количество мрачных сужденій о состояніи арміи возрастает. Извѣстный нам прапорщик-интеллигент из Особой арміи, бывшій скорѣе в первый недѣли послѣ революціи оптимистом, употребляет уже слова: "армія погибает" (5 мая). И все же положеніе было вовсе не так безнадежно, как оно казалось пессимистам. Спасал, вѣроятно, тот "здравый смысл русскаго народа'', о котором в первые дни революціи кн. Львов говорил Алексѣеву. Надо было не надѣяться на "чудо" (так Набоков опредѣляет апрѣльскія настроенія военнаго министра), а только ближе присмотрѣться к жизни.

Большевицкіе историки впослѣдствіи должны были признать, что процесс разложенія арміи "шел гораздо медленнѣе, чѣм можно было ожидать", и что этому замедленно содѣйствовали органы армейскаго самоуправленія. Трудно во многом не согласиться с тѣм, что говорил на московском совѣщаніи "представитель армейских и фронтовых комитетов" Кучин, хотя отдѣльныя мѣста его рѣчи, не без основанія, вызывали довольно шумные протесты части собранія. Вот что он говорил о роли, которую сыграло в арміи новое "самоуправленіе". "Что сдѣлали комитеты? – спрашивают здѣсь. Здѣсь указывают на цѣлый ряд явленій разложенія. Указывают, что моральнаго подъема нѣт, что дисциплина пала и т. д. и т. д., и что в этом виноваты комитеты. Нѣт, мы утверждаем, что если бы в первые дни революціи в арміи не были созданы эти организаціи солдатской массы[430]

[Закрыть], эти организаціи, объединившія солдат и офицеров, то мы не знаем, что было бы в арміи, которая в страшно трудной обстановки освободилась под выстрѣлами врагов от рокового гнета... Что сдѣлали комитеты с перваго дня революціи? Они произвели огромную работу организаціи массы... (я дальше мѣстами дѣлаю нѣкоторую перестановку в послѣдовательности нѣсколько необработанной и разбросанной рѣчи). Мы знаем, если вы видѣли солдата в первые дни революціи, ...с какой стихійной потребностью он шел и чувствовал, что ему нужно говорить, нужно организовываться. У него ничего не было. Ему нужно было давать то, чего он не знал. Это давали комитеты... Кто же первый... стал на защиту необходимости нормальных отношеній солдат с офицерами? Комитеты. Я утверждаю это про XII армію, представителем которой я являюсь... Революція... не игрушка. Если она была мучительной в арміи, если цѣлый ряд конфликтов был в арміи, то это потому, что это – революція... огромная масса освободилась от рокового гнета... Она со многих случаях проявила незаконно, может быть, позорно свой гнѣв... Но что, если бы не было комитетов?... Если сейчас в отдѣльных арміях мы переживаем період отсутствія антагонизма между солдатами и офицерами... в этом по существу закономѣрном и стихійном процессѣ главное мѣсто занимает работа армейских комитетов... Затѣм возникал цѣлый ряд чрезвычайно важных вопросов... Мы знаем, что не было ни одного комитета из ответственных представителей солдатских и офицерских масс, который... не принял бы участія в борьбѣ с разлагающим братаніем. Если сейчас нѣт братанія в арміи, то эту роль, несомнѣнно, сыграли армейскіе комитеты"...

Рѣчь фронтового представителя соціалистической демократіи была произнесена в момент, отдаленный от мартовских переживаній уже цѣлой полосой революціи, которую в отношеній арміи он сам охарактеризовал "періодом разложенія и дезорганизаціи". Этот "второй період" жизни арміи оратор пытался односторонне представить неизбѣжным "стихійным процессом революціи" – "это вина всего, что произошло, это вина не людей и организаціи, это бѣда россійской революціи, которая произошла в момент міровой войны и задыхалась в этой ужасной войнѣ". Первый період революціи – говорил Кучин – прошел, как сознательная дѣятельность нѣкоторых элементов солдатской массы, за которыми слѣпо и радостно шла солдатская масса, выходившая на сцену сознательной жизни. Во второй період... прошел мучительный процесс в глубинах народной жизни". "Солдатская масса обрадовалась революціи, как скорому приходу мира". "Стихійную потребность мира" армейскіе комитеты пытались влить в "русло международной борьбы за мир" и "энергичной обороны страны". "Не всегда удавались эту идею воплотить в сознаніи широких масс", которыя разочаровались в революціи, не давшей "всего, что онѣ хотѣли" и которыя начали "самостоятельно переваривать всю ту огромную массу вопросов, которые в их мозг, в их жизнь выкинула революція". Естественно, онѣ не могли справиться с такой задачей – на этой почвѣ рождались дезорганизаторскія настроенія, которыя, как в опредѣленном кристаллѣ, собирались вокруг "большевизма". "Не большевизм самостоятельно родил то ужасное, что было в арміи, не большевизм безотвѣтственный, но большевизм жандармскій, потому что жандармы и городовые вступали в армію под лозунгом большевизма и были тѣм ферментом, который разлагал тѣ настроенія, которыя создались в арміи".

В данном случаѣ Кучин слѣдовал роковому usu'у, установившемуся в значительном большинствѣ революціонной демократіи под вліяніем роста, как казалось, реставраціонных настроеній послѣ польских дней, реабилитировать идейный большевизм и дезорганизаторскую работу объяснить происками "контр-революціонеров", которые дѣйствуют "под флагом большевизма" (см. "Золотой ключ"). Это было тактически ошибочно и неправильно по существу. Объективное установленіе факта о зловредной роли, которую сыграли отправляемые на фронт жандармы, несомнѣнно правильно[431]

[Закрыть].

Нѣсколько отвлеченное построеніе, представителя фронтовой демократіи, соціологически, вѣроятно, правильное (поправка должна быть сдѣлана, может быть, в сторону примата пропаганды "безотвѣтственных" элементов) противопоставлялось той системѣ оздоровленія арміи, которая, по его выраженію, сводилась к репрессивным "мѣрам желѣза и крови" и которой аплодировало на Гос. Совѣщаніи так называемое "правое" крыло. Кучин, болѣя "ужасами в арміи", указывая, что "эту тоскующую, ищущую безплодно пути к своему возрожденію массу темных людей, нельзя представлять себѣ взбунтовавшимися рабами, которых "покорностью можно заставить жить так, как надо"[432]

[Закрыть]. Спор этот вводит нас непосредственно во «второй період» жизни арміи, лишь началом своим захватывающій эпоху перваго Временнаго Правительства. В сущности основное положеніе фронтового делегата, говорившаго от имени революціонной демократіи, косвенно подтвердил в своей рѣчи и первый верховный главнокомандующій революціоннаго времени. В своем словѣ, полном заостренной горечи за пережитое и страданіем за судьбы арміи, Алексѣев объективно не мог оцѣнить того недавняго прошлаго, которое тогда было еще жгучим настоящим и, не добром помянув выборные коллективы, все же подлинный вождь арміи признал, что в нѣдрах своего здороваго организма армія могла переварить «ядовитую пилюлю» в видѣ «приказа № 1», но ее разрушала не встрѣчавшая должнаго противодѣйствія пораженческая (употребим для простоты и отчетливости термин из языка дореволюціоннаго – его употребили Каледин и Маклаков в своих рѣчах на Гос. Сов.) агитація – «с этим труднѣе было бороться».

В апрѣлѣ, повторяем, еще рано было говорить о "чудѣ", которое одно только могло спасти армію. Вслушаемся в отчеты уполномоченных Врем. Комитета, посѣтивших фронт в апрѣлѣ. Мы не ммѣем офиціальнаго отчета депутатов Мансырева и Филоненко, командированных 5 апрѣля на Юго-Западный фронт и вернувшихся 21-го. Но Мансыров в воспоминаніях разсказал о своих впечатлѣніях. Воспоминанія Мансырева, правда, очень далеки о воспроизведенія былой дѣйствительности с точностью, доступной мемуаристу, но едва ли он сильно погрѣшил против общаго впечатлѣнія вынесеннаго из поѣздки: "Юго-Западный фронт производил впечатлѣніе хорошее". Такое же заключеніе, по его словам, вынесли и два других думца – Шаховской и Кузьмин, которые одновременно были на фронтѣ. "Мы посѣтили – вспоминает Мапсырев – свыше 25 полков, не считая отдѣльных небольших отрядов, а также разных митингов, составлявшихся по пути из солдат и мѣстных жителей... Настроеніе патріотическое, полное готовности к наступленію, недурная дисциплина и даже отсутствіе рѣзкаго антагонизма между солдатами и офицерами; бывали кое какія недоразумѣнія, но мы их сравнительно легко ликвидировали" – депутат ѣздил с совѣтскими делегатами ("нѣсколько хуже" было настроеніе в VIII Калединской арміи).

Об апрѣльских настроеніях в Особой арміи мы имѣем опубликованныя выдержки из офиціальнаго отчета членов Думы Масленникова и Шмакова о поѣздкѣ на фронт в серединѣ мѣсяца. Резюме их доклада довольно пессимистично: "сравнивая дух арміи в настоящее время и в первые дни революціи при посѣщеніи Сѣвернаго фронта, к сожалѣнію, приходится констатировать, что та пропаганда, которую вела Германія у нас в тылу через своих вольных и невольных провокаторов и шпіонов, а также пропаганда на фронтѣ под видом перемирія и братанія сдѣлали свое губительное дѣло... Успѣх нежелательной пропаганды в нѣкоторых частях лежит в том, что он бьет по самому больному мѣсту. Всѣ устали воевать – большевицкая пропаганда проповѣдует скорѣйшее прекращеніе активных военных дѣйствій (оборонительная война и мирный конгресс)... Вот почему так крѣпко. укоренилось неправильное пониманіе мира без анексій, как отказ от всякой наступательной войны... Огромная масса солдат рада вѣрить в то, что нѣмцы пойдут на всѣ требованія, выставленныя русской демократіей. Нѣмцы, отлично учтя это настроеніе, всячески стараются его поддержать и развивать, прекратив обстрѣл наших позицій и проповѣдуя свое миролюбіе организованным и планомѣрно проводимым братаніем. Зараза, идущая из тыла, одинаковая с пропагандой нѣмцев, убѣждает менѣе сознательную часть солдат в возможности их мыслей и чаяній".

Подводя итоги, депутаты проявили склонность обобщить наблюденія, ими сдѣланныя в отдѣльных случаях. Это опредѣленно вытекает из отчета, представленнаго в видѣ поденных записей от 11 до 19 апрѣля. Прослѣдим их вкратцѣ. 11-го депутаты в Луцкѣ, гдѣ пребывал штаб Особой арміи. Ген. Балуев с "большой похвалой" отозвался о дѣятельности комитета арміи, предсѣдателем котораго по избранію состоял иниціатор и организатор съѣзда арміи полк. Малыхин. При нем продуктивно работает "согласительная комиссія", вѣдающая разбором конфликтов, которые возникают на почвѣ отношеній между солдатами и офицерами. (Депутаты приводят примѣр, как солдатами был смѣщен командир полна и выбран другой – комиссія "быстро" добилась подчиненія новому командиру, назначенному Валуевым). Описывают депутаты посѣщеніе Полоцкаго полка. Кричат "ура", качают и несут до экипажей... В рѣчах "вѣрное пониманіе смысла девиза "без анексій и контрибуцій", отсутствуют рѣчи большевицкаго направленія". То же в Тобольском полку, который в образцовом порядкѣ в церемоніальном маршѣ под звуки марсельезы проходит перед депутатами. По заявленію командира, девиз полка: "война до побѣднаго конца без анексій и контрибуцій"... 13-го заканчивается объѣзд 5-го корпуса – впечатлѣніе "благопріятное". "Всюду налажена дѣятельность комитетов, не вызывающая столкновеній с начальством... В смыслѣ боеспособности солдат... несомнѣнно в наступленіе пойдут. Объясняется это интенсивной борьбой комитетов с пропагандой большевиков. Отношеніе к Думѣ и Временному Правительству (подчеркивается иногда необходимость единенія послѣдняго с Совѣтом С. и Р. Д.) крайне благожелательное. Отношеніе к депутатам восторженное... Замѣчаніе депутата (Масленникова), что Совѣт не должен стремиться к законодательной власти и тѣм болѣе управленію страной, в виду опасности двоевластія. – не вызывает протеста, наоборот одобряется. Солдаты всюду выставляют своим девизом демократическую республику". 15-го депутаты посѣщают Временец – штаб XI арміи ген. Гутора. Здѣсь на армейском съѣздѣ депутаты впервые услышали рѣчь большевицкую – предсѣдатель съѣзда прап. 11 финл. полка, бывшій секретарь "лѣвых фракцій Гос. Думы" заявил, что армія будет "драться до конца" ("мы будем голы, босы, но будем драться за свободу пролетаріата") только в случаѣ выясненія истинных намѣреній наших союзников, дабы Россіи была дана гарантія, что борьба идет не за капиталистическія цѣли союзников". Отвѣт Масленникова "все же удовлетворил" съѣзд, на засѣданіях котораго чувствовалась "дѣятельная пропаганда большевиков". Под крики "ура" депутатов "выносят на руках". 16-го посѣщеніе штаба 2 гвард. корпуса – депутатам устраивается "восторженный пріем в Волынском, Кегсгольмском и Петроградском полках"... 17-го солдаты гвардіи 1 и 4 стрѣлковых полков требовали удаленія "всѣх баронов, фонов и прочих шпіонов", а также офицеров, которым было выражено недовѣріе запасным батальоном в Царском Селѣ[433]

[Закрыть]. В засѣданіи корпусного комитета поднимался вопрос о созывѣ Учр. Собранія. Рабочій солдат (большевицкаго направленія) настаивал на скорѣйшем его созывѣ; большинство же (крестьяне) просили ходатайствовать об отложеніи созыва «до окончанія войны» в виду невозможности провести посредством «правильной агитаціи» «элементы, которые представляли бы дѣйствительный голос крестьянства. Депутаты отмѣчали „крайне благожелательное настроеніе всего собранія“. 19-го посѣщеніе Гренадерскаго полка – того самаго, в котором дѣйствовал прославившійся потом поручик большевик Дзевалтовскій. Вновь крики „ура“, „оваціи“. Но среди рѣчей солдат отмѣчают фразы: „штык против нѣмцев, приклад против внутренняго врага“. Были произнесены двѣ „крайнія рѣчи“ – угроза удалить „вон“ правительство, если оно не пойдет об руку с Совѣтом, и требованіе заключенія бывш. императора и Петропавловскую крѣпость.. Однако, возраженіе Масленникова встрѣчает „полное сочувствіе“ собранія. Вновь „оваціи и ура“. При посѣщеніи гвардейских сапер в Несвѣжѣ впервые за всю поѣздку был очень остро затронут вопрос о мирѣ» одним из членов президіума комитета, утвержденным штабом «редактором латышской газеты», который указывал на «мирную конференцію, как на скорѣйшій способ ликвидировать войну». В рѣчах не было «ни одного слова, враждебнаго к Германіи», тѣм не менѣе в концѣ собранія крики «ура» и т. д. В связи с обнаружившимся «крайним направленіем» солдат в штабѣ I корпуса, депутаты отмѣчают разсказы «очевидцев», как пѣхота препятствовала артиллеріи прекращать «братанія», возникавшія по иниціативѣ «германцев» и принимавшія в нѣкоторых частях корпуса «прямо уродливыя формы» на Пасху[434]

[Закрыть].