Текст книги "Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ)"
Автор книги: Сергей Кочетов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
Глава VI
Но вот стемнело, и Ленон, изрядно намучившись за день, наконец-то добрался до дома. Юноша уже собирался прошмыгнуть в свою комнату, но его встретила хозяйка квартиры Антонина Казимировна. Предыдущие выходные она гостила у дочери и после этого всегда вела себя очень беспокойно.
– Ленон, это случайно не вы вытащили из холодильника пельмени? – резким тоном поинтересовалась Антонина Казимировна.
– Но я… Я же вегетарианец, – попытался уйти от ответа Ленон, но взгляд и выражение лица выдавали его с головой.
– Как вы могли, Ленон! Я что, брала с вас слишком высокую плату? Или плохо с вами обращалась? Как же так! – продолжала возмущаться Антонина Казимировна. – Вы плохо вытираете обувь, не гасите свет допоздна, в вашей комнате царит беспорядок… Уже одно это недопустимо! Но ВОРОВСТВО!!! – демонстративно ткнула в потолок указательным пальцем Антонина Казимировна. – Я понимаю, вы бы попросили – может, я бы и одолжила грамм сто. Но брать без спроса? Как вы это можете объяснить?!
Ленон, раздавленный усталостью и обстоятельствами, даже не пытался ответить что-то вразумительное. Он лишь стоял, понуро опустив голову, и шатался от изнеможения. Но Антонина Казимировна, похоже, подумала, что он не вполне трезв. А Антонина Казимировна на дух не переносила пьянство, которое считала основным источником всяческих безобразий.
– Я не могу допустить, чтобы мое жилье превратилось в логово для преступников. Во-о-он! – завопила хозяйка квартиры и указала Ленону на дверь.
– Я только заберу свои вещи, – не стал спорить Ленон, который в ближайшее время все равно не смог бы заплатить за квартиру. Антонина Казимировна была так взбешена, что не обратила внимания на то, что Ленон не снял обувь.
– Куча барахла, – печально оглядел свои пожитки Ленон. – Оно мне больше не понадобится.
Взгляд юноши упал на его недавнюю находку. Он вырвал страницу из блокнота и подумал поначалу ограничиться лишь фразой «отдать в библиотеку», но потом в его голову пришли и другие слова. Закончив, он открыл книгу и сунул записку между страницами.
– Прощай, книга, – бросил юноша перед уходом. – Надеюсь, тебе найдется хозяин получше.
– Так и знал, что эта карга выгонит меня за какую-нибудь… – недобро подумал уже на улице Ленон, не в силах сдерживать накопившуюся в нем за день злобу.
Ленон не понимал, в чем же он провинился. Он ведь делал все из добрых побуждений – спас Руфи, покормил котов, написал правду. Бредя по уже совсем темным улицам, Ленон совершенно не видел для себя никакого будущего. Он решил навсегда покинуть эти места. Совсем недавно образовавшиеся надежды вдруг ухнули в никуда. Без работы нет денег, без денег нет жилья, а Руфи, узнай, что он обыкновенный бездельник, окончательно разочаруется в нем. А он никогда не хотел разочаровывать Руфи.
– Неправда, когда говорят, что можно уйти в гордом одиночестве, – прошептал Ленон. – В одиночестве нет ничего, кроме унижения.
Тут ему в голову пришло, что, творя, как ему казалось, добрые дела, он нарушил данные им ранее обязательства, и его охватило запоздалое раскаяние. Всю жизнь Ленон боялся стать мерзавцем. И вот, наконец, этот злосчастный день настал. Он подвел людей, которые доверились ему. Хуже того, он дал обещание Руфи, но не выполнил его. И теперь он чувствовал себя просто отвратительно.
– По-крайней мере, никто не будет скучать по такому ничтожному человеку, как я, – подумал Ленон, и в его голове начали рисоваться страшные картины. Будто бы он идет в сильный дождь, но его окликает Руфи, и он останавливается. Но она его не узнает, так как от невыносимых мучений его лицо исказилось до неузнаваемости.
– Молодой человек, у вас закурить не найдется, – спросит она. Ленон очень расстроится, что его возлюбленная курит, но, стремясь утолить любое из ее желаний, отдаст ей весь коробок. И тут он ей скажет: Милая девушка! Не плачьте, ведь вы настолько прекрасны, что если бог есть, то вы обязательно найдете свое счастье.
И он подарит ей свой зонт, чтобы она больше не страдала под дождем, и пойдет дальше. Тут она наконец-то узнает его, и ринется за ним вслед, но их разлучит плотная стена дождя.
– Боже! Я забыл взять зонт! – в ужасе воскликнул Ленон и очнулся от грез. Он и не заметил, как снова оказался в полюбившемся ему парке, где он когда-то встретил Руфи. Быть может, в последний раз. Тут он увидел, что, несмотря на темноту, небо довольно ясное и никакого дождя не предвидится.
– Мое будущее безоблачно, – подумал Ленон, болезненно всматриваясь за горизонт. – Потому что в аду нет облаков.
В этот момент Ленон и увидел Гаузена впервые. Только тогда он не знал, кто такой Гаузен.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Часть вторая
Глава I
Гаузен сидел за столиком в таверне. Сначала он потер подбородок, потом погладил губу, на которой не было ни единого намека на пробивающиеся усы, а затем быстро оглянулся вокруг, делая вид, что разминает шею. Движение получилось довольно нелепым и неэффективным, так что юноше мало чего удалось разглядеть.
– Глупо получилось, – подумал Гаузен. – Вот так я и провожу свои лучшие годы.
Он как никто другой знал, что разные глупости привлекают больше всего внимания – про выходки Леканта знала половина Велитии.
– А если знают за ее пределами, – рассудил Гаузен, – то не видать Леканту приличных невест, как наводнения в Хаслинской пустыне.
Впрочем, кое-что из репертуара принца знал один только Гаузен. Например, Лекант любил отковырнуть камешек-другой с зубцов замка, а потом сверху кидаться ими на шлемы скучающим стражникам.
– Если бы Лекант не разваливал свой старый замок, то и новый строить не надо было, – пришло в голову Гаузену, и на его лице отразилась гримаса презрения.
Будто бы в такт мыслям юноши неподалеку расселся довольно мерзкого вида тип, который, похоже, тоже любил заниматься всякой малополезной ерундой. Находясь в компании таких же громил, как и он сам, тот бездумно отрывал щепки от стола, затем внимательно рассматривал каждую, а потом швырял на пол. Наконец, оторвав щепку покрупнее, разрушитель мебели начал с остервенением ковыряться в зубах. Тут любитель оральной гигиены повернул голову, и Гаузен увидел, что правая половина его лица изуродована огромным шрамом, как будто вместо подушки он заснул на раскаленной сковороде.
Возможно, хозяин таверны и сказал бы пару ласковых за столь небрежное отношение к чужой собственности, но рядом с «зубочистом» сидела парочка приятелей столь же несимпатичной наружности. К слову, они и называли его то Зубочистом, то Зуботычем, то просто Зубом. Да и вооружены они были вовсе не деревянными зубочистками, так что хозяин предпочел закрыть глаза на мелкий вандализм.
– И тогда я сварил кашу из топора прямо в его горячих мозгах, а череп ему был вместо котелка! – громко похвалился один из головорезов.
– Всегда удивлялся, что всяческих нелюдей друг к другу как будто веревкой тянет, – подумал Гаузен и решил больше не глядеть в сторону дурной компании. Впрочем, он пришел сюда не в поисках красоты. Гаузен зашел в таверну совсем по другой причине. Вместо того чтобы просто напиться-наесться и переночевать, он должен был заниматься вещами, которые делать ему совершенно не хотелось. А причиной всему послужил еще не построенный замок.
– Не самое подходящее место и время, чтобы завести новых друзей, – подумал Гаузен, и, усевшись поудобней, решил пока просто прислушиваться к тому, что творится вокруг.
До Гаузена донесся зловещий скрежет, напоминающий дробление породы в каменоломне. Оказалось, что это всего лишь беззубая старушка из дальнего угла тщетно пыталась размягчить булку в тарелке супа. Но хлеб, своей твердостью, похоже, превосходивший возможности ветхих челюстей, упорно сражался за свою целостность.
Печальное зрелище натолкнуло Гаузена сразу на две мысли. Первая была о том, что ни в коем случае не следует покупать здешний хлеб, а вторая напоминала ему о камнях, то есть возвращала непосредственно к цели его путешествия. Лекант собирался в скором времени построить новый замок и отправил Гаузена на поиски подходящего для строительства участка. Замок, конечно, не построишь, где попало. Но вот на само возведение уйдет столько сил, материалов и времени, что эти планы можно было отложить хотя бы на пару месяцев. Так что Гаузен потихоньку проклинал принца и надеялся управиться с этим скучным занятием как можно поскорее.
В любое другое время Гаузен был бы рад хоть ненадолго избавиться от компании несносного принца, но не в этот раз. Сейчас юноша предпочел бы отсидеться в Вейносте, а не мотаться по всей Велитии.
Гаузену грозило пропустить подготовку, возможно, самого грандиозного события, которого ему бы удалось увидеть в своей жизни. Праздник – сам по себе событие редкое – не на шутку тревожил воображение юноши. Репетиции представлений, приготовление изысканных блюд, подготовка парада…. Это был далеко не полный список тех вещей, которых Гаузен мог лишиться, находясь вдали от дома. Кульминацией всех событий должен был стать выбор невесты, ведь только женатый принц имел право стать королем. Наверняка Лекант намеренно лишил его этих удовольствий, убрав от глаз подальше, чтобы Гаузен не путался под ногами. И теперь юноше только и оставалось надеяться как можно быстрей собрать нужные сведения и вовремя возвратиться обратно во дворец.
– И тут мне навстречу целая стая чудовищ как заверещит страшным голосом! – нагнетая обстановку рассказывал историю своему приятелю пьяница с одного из столиков.
– Каких чудовищ? Погромов? – спросил тот, что потрезвее.
– Да нет, поменьше… – замотал головой рассказчик.
– Поганцев? – немного помолчав, затем, сморщив нос, а потом, торжествующе подняв брови, попытался угадать собеседник.
– Нет, не их… Но тоже мерзость одна… Вот с таким носищей, – тут пропойца прижал нос к плечу и вытянул руку, будто бы изображая аиста.
– Древни что ли? – вконец запутался приятель выпивохи, имея ввиду живые деревья, иногда наводившие страх на заблудившихся по неосторожности путников.
– Ну, не чтобы совсем древние… Но сколько я себя помню, всю жизнь проливаю кровь в борьбе с этими крово… кхм… упивцами. Я их укокошил не меньше тысячи!
– Ты плети да не заплетайся! – перебил собеседник подвыпившего посетителя и предположил: – Это нетопыри?
По его постепенно скучнеющему лицу было ясно, что вариантов у него уже почти не оставалось.
– Да нет… Не упыри… Поменьше будут, да и визгу от них как от… свином… свином…
– Понял! С вином тебе надо завязывать! – заявил благодарный слушатель, который, по-видимому, решил умственно сравняться со своим приятелем-рассказчиком и потянул его кружку на себя.
– Не-не… не это! – воспротивился пьяница то ли вероломному захвату своей кружки, то ли финалу истории, до которого он безуспешно пытался ее довести. – С вином… Свино… Опа-опа… Опоросившейся свиноматки! Со свинопасеки! Вот так они визжали! – и пьяница изобразил неприличное животное настолько истошно, что Гаузену пришлось слегка прочистить уши.
– И впрямь, визжит, как будто его режут, – ухмыльнувшись, произнес тощий тип за столом, на который Гаузен лишний раз старался не глядеть.
– Комары что ли? – догадался собутыльник рассказчика.
– Ну да они, они самые! Целую тучу я тогда их перебил, – похвастался тот.
– Ну, ты и врун, – подумав, осудил собеседник болтуна, от разочарования несколько ослабляя хватку на спорной кружке. – Где же им тучам быть, когда у нас во всей округе ни одного завалящего болотца не сыскать?
– Ну, если так, – уязвленно отозвался первый пьяница. – Если ты называешь меня вруном, да еще при всем народе, то тогда… – тут обиженный выпивоха еще больше повысил голос, приподнялся на стуле и с вызовом посмотрел на усомнившегося приятеля. В затхлом воздухе таверны запахло скандалом. Тут рассказчик, пользуясь тем, что его непосредственный слушатель отвлекся, ловко вернул свою кружку, и, не скрывая радости, поднял ее вверх. – Тогда выпьем же за мою брехню… единственную и неповто… неповтор-римую в своем роде!
Гаузен вздохнул с облегчением. Только потасовки ему и не хватало. Хотя он даже и не знал, что было бы лучше – вернуться к Леканту с пустыми руками или с набитой мордой? Прокрутив в памяти без труда добытые сведения, юноша отметил, что, скорее всего, в округе нет болот и чудовищ, которые могут помешать строительству. Но тут же прикинул, стоит ли ему доверять какой-то спившейся деревенщине?
– Как говорится, одна голова хорошо, а две пьяных – ничего хорошего, – рассудил Гаузен. С этой мыслью он продолжил вырывать отдельные крупицы информации из общей неразберихи людских голосов.
У окна он заприметил двух типов ученого вида. Соответствующий их положению настрой ума выдавало то, что они не взяли себе выпивки, как остальные. Кроме того, они позволяли себе в разговоре разного рода премудрости. Сам Гаузен поначалу не обратил на них внимания из-за давней неприязни к книжникам. Но после только что услышанного потока бреда юноша решил довериться тем, кого обычно считал чересчур заносчивыми и занудливыми:
– Послушай-ка шутку! Заходит скелет в таверну и просит: Мне кружку вина и тряпку!
– И что дальше? – не понял собеседник.
– Что-что? Ты себе представляешь, как он напьется? – давился от смеха рассказчик.
– Да вот и я о том же! Впервые слышу, чтобы мертвые что-то пили, – недоумевал его приятель. – А тряпку зачем? Что он там собрался себе прикрывать? У него же ничего нет!
– Ну а ты представь! Он ведь кости себе замочит! – пытался объяснить по-человечески любитель веселых историй.
– Кости? Мало того, что он пьющий, так еще и азартными играми увлекается! Совсем нежить распустилась! Ну что за поколение пошло! – начал громко жаловаться слушатель, от которого смысл шутки ускользал все дальше и дальше.
– Да при чем тут это?! – начал выходить из себя рассказчик, пытаясь наглядно показать, в чем тут соль. – Вот скелет! Вот таверна! Вот он заходит…
– Я все понял, – неожиданно заявил до сих пор недогадливый слушатель.
– Что понял? – спросил рассказчик, уже отчаявшийся донести истину до своего недалекого друга.
– Знал я одного типа, так он до смерти боялся скелетов… – издали начал собеседник.
– И что с того? – не понял рассказчик.
– Я же сказал – до смерти. Когда он увидел скелета, то первый же испуг стал для него последним. Так что скелету выпивки бы никто не подал. Все бы умерли от страха. Ведь так? – подвел черту слушатель, судя по голосу, полностью уверенный в собственной правоте.
– Не так! Все не так! – не выдержал рассказчик и сорвался на крик. – Вот! – тут он схватил кружку с водой, и, сделав вид, что собирается из нее выпить, пролил ее мимо рта. – Вот как бы все вышло! Теперь понял?!
– Кружка была у скелета дырявая что ли? – удивился слушатель.
– Башка у тебя дырявая! – не выдержал шутник и замолчал.
– Этот разговор скверно пахнет, – подумал Гаузен. – Только всякой нежити мне здесь и не хватало.
Юноша попытался еще чего-нибудь подслушать, но посетители как будто сговорились и болтали в основном о вещах абсолютно несущественных.
– Придется порасспрашивать, – подумал Гаузен.
Ему этого не очень хотелось. Принц Лекант не подозревал в измене разве что собственное отражение в зеркале и строго-настрого запретил Гаузену кому-то рассказывать хоть что-то о своем поручении. Встречные же люди могли заподозрить, что он ищет клад и увязаться следом. При этой мысли Гаузен покосился на трех громил за столиком у окна.
– С такими я даже в одну лодку в случае кораблекрушения не сяду, – подумал Гаузен, выбирая себе собеседника. Пьяницы были разговорчивы, но никакого доверия к их болтовне у юноши не было. Ждать же, пока они протрезвеют, он не собирался. У старушки не было половины зубов.
– Наверное, она обломала их об эту булку, – решил Гаузен. – Вряд ли я что-то разберу из ее шамканья.
Шибко умной парочке тоже Гаузен не доверял – они могли запросто своими «что» да «зачем» свести на нет все его вопросы. Да они скорей первыми зададут, чего ему в этих местах надо, а отговоркой «просто гуляю» их не убедишь. Гаузен уже подумывал расспросить трактирщика, но тот показался ему скупым на слова и жадным до денег.
Пока Гаузен оглядывался да прислушивался, за его стол прямо напротив него уселся потрепанного вида посетитель в лохмотьях. Сначала он посмотрел на Гаузена, но его взгляд не задержался надолго и застыл на принадлежащей юноше тарелке с похлебкой.
– Да это еще больший голодранец, чем я сам, – подумал Гаузен и уже хотел было прогнать этого побирушку, но в последний момент отказался от данной затеи. Не то что бы Гаузену вдруг захотелось принять самое горячее участие в его плохой жизни. Просто по его виду и поведению юноша решил, что бродяга прилично здесь задержался и может что-нибудь да рассказать.
– Как жизнь, оборванец? – ободряющим тоном поинтересовался Гаузен. – Настрадался, небось, пока сюда добирался?
– Вообще-то я уже давно ошиваюсь в здешних местах, – жалобно залепетал в ответ бедняк. – Но странствовал по миру немало. Все ноги в пыль истер.
Тут нищий приподнял подол лохмотьев и показал обрубки, своей длиной едва достигающие колена.
– Матушка моя гусыня! – поразился Гаузен и подумал: – Надо срочно обзавестись лошадью, а не то закончу, как этот калека.
– Как же ты тогда передвигаешься? – переборов потрясение, участливо поинтересовался Гаузен.
– Ну, как-как? На руках вот и ковыляю. Не видно было что ли, как я вошел? – неожиданно насторожился калека.
– Да я как-то не заметил, – закатил глаза Гаузен, стараясь не касаться того, чем он еще недавно был так поражен, не обратив особого внимания, как нищий при этом обрадовался.
– И хорошо… Хорошо, что не увидел, милостивый господин, – умиротворяюще заверил безногий. – Ведь это такое душераздирающее зрелище! А мне не хочется портить настроение таким славным людям, как вы.
– Какой разговорчивый попался, – подумал Гаузен. – Надо бы его разболтать посильнее.
– Ай-я-яй, какая досада, – участливо запричитал Гаузен и прибавил. – Слушай, может, все-таки у тебя ноги погромы здешние отгрызли?
– Да вы что! Какие у нас погромы! К тому же всем известно, что погромы начинают есть с головы, а ноги оставляют на потом…. На студень! – при этих словах калека снова покосился на миску Гаузена.
– Да уж. Это тебе точно не пряники-коврижки, – согласился Гаузен, у которого с каждым новым словом аппетит пропадал все больше и больше.
– А может это был… дракон? – не отставал юноша. При этих словах оборванец снова уставился на него в непонимании, но Гаузен все же решил доиграть попытку до конца. – Ну облетал он себе округу, и вдруг… Ам-ням! И ног как не бывало.
Голодранец, не прекращая, смотрел на Гаузена все тем же настороженным взглядом, и юноша решил, что драконы тут тоже вряд ли обитают.
– Ну да, как же я сам не подумал, – притворно укоряя себя за забывчивость, произнес Гаузен. – Дракон – тварь брезгливая, сначала пожарит, а потом поест. Прямо как человек!
В этот момент аппетит у юноши пропал окончательно.
– А может, нежить какая местная… или призраки? – предпринял еще одну попытку Гаузен.
– Это как же мне призрак вдруг ноги-то отгрыз?! – не выдержал калека. – У него зубов нет, да и едят они всего ничего, только пугают до смерти! Какие-то ты странные вопросы задаешь, милостивый государь! Издеваешься, что ли, над моим увечьем?
– Что ты, что ты, – попытался примириться Гаузен. – Зачем мне тебя обижать? У каждого свои недостатки и стыдно их осуждать. У меня вот, к примеру… – тут Гаузен призадумался, что бы такое наплести, чтобы вернуть доверие нищего, – есть под штанами на одном месте один нарыв. Иногда зудит так, что ночами плохо спится. Да и то только на животе… И звать его Лекант, – чуть было не добавил Гаузен, но вовремя прикусил язык, не зная, чего следует опасаться больше – публичного оскорбления члена королевской семьи или разглашения имени хозяина, чего Лекант ему категорически запретил.
Нищий, судя по его лицу, не поверил Гаузену, но постеснялся потребовать наглядных доказательств. А, может, и принял его слова за чистую монету, но не считал, что подобное несчастье сравнимо с его увечьем. Так или иначе, он заметно успокоился, и Гаузен продолжил:
– Вот я и гулять стараюсь побольше… Лошадью-то не могу, разве что в телеге. И хотелось бы узнать, нет ли тут какого-нибудь поля, желательно поровнее да пораздольнее. А то за деревьями да за холмами по два чудища могут прятаться. Терпеть их не могу!
Нищий хитро прищурился, и Гаузен догадался, что одной лишь вежливостью тут обойтись вряд ли удастся.
– И рад бы рассказать, да у меня тут дело срочное… Монетку где-то здесь обронил на полу. Случайно не попадалась? – как бы между делом поинтересовался нищий.
Гаузен со вздохом сунул руку в карман и вытащил оттуда зазубренный медяк.
– Не эта? – устало предположил он.
– Вообще-то у меня была серебряная, – начал нищий, но наткнувшись на сердитый взгляд юноши, поспешно поправился.
– Но я ее недавно разменял, и сдача куда-то закатилась между досок. Как я вам благодарен, что вы ее нашли, милостивый вы мой благодетель!
Услыхав подобное обращение, Гаузен начал сомневаться, не переплатил ли он?
– Ну, так что это за место? – поторопил калеку Гаузен.
– Можно мне вашу тарелку, – осторожно попросил нищий, но, видя возмущение Гаузена, пояснил:
– Я только покажу… как на карте.
Гаузен с недоверием протянул ему свой обед.
– Есть одно место, – бубня под нос, нищий провел по ободку миски. – Ну очень плоское. Слева горы, – тут калека, к недовольству Гаузена, приподнял пальцами кусочек мяса. – Справа – лес, – при этих словах нищий вытащил из похлебки морковку и поставил ее носом вверх, будто бы изображая елку. – Там еще развалины, но ничего страшного, они мало кого привлекают. Так что не то, что погулять – заночевать можно. Заброшены, правда, немного…
– Слушай, а руины случайно не прокляты? – всполошился Гаузен.
Оборванец, по-видимому, не понимающий, чего ожидает услышать юноша, начал отвечать весьма неопределенно:
– Ну почему же сразу прокляты? Проклинают у нас обычно… погоду! Вот как встать с утра-то…
– С утратой ног? – не понял Гаузен и прикусил язык, вспомнив, что уже зарекся возвращаться к этому вопросу.
– Да нет, – не обратил в этот раз особого внимания на эти слова нищий. – С утра-то встанешь… Ни снег, ни жара… Не пойми что за погода. Неурожаи годами бывают! И чем только людям не приходится заниматься, чтобы прокормиться!
– Ты мне ответь, прокляты руины или нет? – перебил Гаузен, которого мало волновали местные новости.
– А кто их знает? Может и прокляты, – не ответил на вопрос нищий. – Но кому охота проверять? Не помню, чтобы кто-то там пропадал… Да и чтобы кто-то туда ходил лишний раз тоже не припоминаю, – бормотал себе под нос нищий, который уже не скрывая своих намерений торопливо ел из миски, по-видимому, боясь, что Гаузен предъявит законные права на свою похлебку. Гаузен, хоть и не без сожаления наблюдал за постепенным исчезновением заслуженного обеда, все-таки получил нужную ему информацию. Юноша хотел было даже пожелать голодному калеке не запачкаться, но его одежда была настолько грязная, что Гаузен счел это замечание неуместным.
– А как туда дойти? – попытался выяснить юноша, вспомнив о самом важном.
– Я бы вам показал, – сокрушенно произнес нищий, уже доевший чужой обед. – Но мне кажется, я обронил еще одну монетку…
– Да у тебя их там что? Миллион?! – раздраженно перебил Гаузен.
– Если не знаете, то я на улице поищу… Может, по дороге сюда обронил, – разобиделся нищий, понимая, что Гаузен без него не обойдется. Юноша с плохо скрываемой ненавистью посмотрев на нищего, прикинул, сколько у него осталось монет, и еле слышно проскрежетал: – Да чтоб у тебя ноги отросли… из другого места.
После чего все же взял себя в руки:
– Она у меня, кажется, под правым сапогом, – заверил Гаузен. – Серебряная, – и утверждающе кивнул головой вниз. – Я бы с нее сошел, да вот не знаю куда идти, – тут юноша многозначительно посмотрел на нищего.
Нищий, обрадованный перспективой скорого обогащения, нагнулся к уху путника и быстро, будто бы доверяя важную тайну, зашептал:
– Да очень просто до того поля добраться. Вы, главное, идите по узкой тропинке от этой таверны… будет развилка… сверните на левую… которая уже поросла… – давал подробные указания нищий, а юноша старательно их запоминал.
Гаузен дослушал до конца и, удовлетворившись ответом, отодвинул сапог.
– Матушка моя гусыня! – с напускным разочарованием воскликнул Гаузен. – А это не монетка оказывается, а плевок, – и, плохо скрывая удовольствие от розыгрыша, попытался успокоить нищего. – Но ты ее поищи, поищи. Она не должна укатиться далеко. Наверное, где-нибудь между щелями в досках валяется.
Тут Гаузен встал из-за стола и решил отправиться наверх, где уже снял комнату, чтобы отдохнуть перед завтрашним походом, но, не сделав и пары шагов, споткнулся о чью-то не к месту выставленную ногу. Едва не растянувшись на полу, он успел остановить падение, уперев руки в ближайший столик. Перед глазами промелькнул удирающий голодранец, у которого волшебным образом выросли ноги, вероятно, здоровые до кончиков ногтей.
Тут Гаузен, наконец, заметил, что все вокруг смеются над его неудачей, и торжество от успеха сменилось горькой обидой и презрением к окружающим. Он раскусил, что о том, что калека ненастоящий, давно знает вся округа, и тот выманивает деньги только у приезжих. По-видимому, у лже-инвалида получалось подгибать колени особым способом, выдавая ноги за культи.
– Крутить-колотить! – грязно выругался Гаузен и закричал вслед. – Ах ты, жухало!
Гаузен уже хотел было пуститься за обманщиком вдогонку, но тут между его пальцев, растопыренных на досках стола, воткнулся огромный нож.
– Эй, сопляк, ты кого жухалом назвал? – Гаузен поднял глаза и увидел тех самых трех типов, в чью сторону он старался лишний раз не глядеть. – Ты случайно, столом не ошибся? Пока ты не пришел, здесь сидели только честные люди, – издевательски заявил самый крупный из них, после чего оставшиеся два, как по приказу, дружно захохотали. Похоже, что он был главным. Гаузен вспомнил, что пособники пару раз назвали его Кловиадом.
Тут худому типу с серьгой в ухе, видимо, захотелось выжать еще немного денег из доверчивого странника. Небрежно махнув рукой, он опрокинул кружку, отчего на стол вылились остатки мутной жидкости.
– Эй ты, бродяга! Не видишь, что ты наделал? Ты весь стол растряс!
– Это я-то растряс? Да я его слегка коснулся! – заспорил Гаузен.
– Ты мне кружку выпивки должен, – не отставал тощий.
– Да в ней почти ничего не было! – возмутился Гаузен от подобной наглости.
– Ага! Значит, ты теперь не отрицаешь, что уронил кружку! Пока заново не наполнишь, чтобы не возвращался! – отрезал неприятный тип и двинул кружку на край стола по направлению к Гаузену.
Юноша, сохраняя спокойствие, взял кружку и демонстративно сплюнул в нее:
– Столько хватит? – хладнокровно поинтересовался он.
Побагровевший от гнева бандит вскочил и потянулся было к оружию.
– Клянусь своей зубочисткой! Я порежу его на куски!!! – поддержал товарища второй бандит. Но решающим оказалось слово Кловиада:
– Остынь, Репей. Спокойно, Зуб. Этот чужак, похоже, не понял, с кем связался. Я не злопамятный, парень… Принесешь нам выпить на троих и можешь убираться отсюда целым и невредимым.
– Убираться?! – возмутился Гаузен. – Я тут комнату снял! Где мне, по-вашему, отдыхать?
– Видимо, парень, с тобой не договориться, – скучающим голосом произнес главарь шайки. – Но я не злопамятный, – вновь повторил он. – Я мщу на месте. А отдохнешь на ближайшем кладбище.
Главарь шайки молниеносно вытащил меч. К счастью, Гаузен успел схватиться за свою саблю и отразил удар.
– Я вам покажу пряники-коврижки! – пригрозил Гаузен и вместо щита схватил в левую руку табуретку, направив ножки на врагов. Три бандита начали теснить его, и юноша понял, что он столкнулся не с простыми пьяницами, днями просиживающими в трактире, а с опытными наемниками. Вскоре Зубочист выбил табуретку из рук Гаузена, и юноша решил занять более выгодную для обороны позицию. Подпрыгнув, Гаузен схватился за балку и перелетел на ближайший столик. Вновь выхватив саблю, Гаузен начал скакать по столам, отражая удары бандитов, совершенно не замечая, что сметает вниз всю еду и посуду у других ни в чем не повинных посетителей. Вскоре пол стал таким скользким, что по нему стало трудно передвигаться.
С пониманием к незавидному положению Гаузена отнеслась одна только беззубая старушка. Она подняла булку с пола и безуспешно продолжила грызть ее дальше. Большая же часть таверны ринулась поквитаться с наглым чужаком, устроив свалку в дверях, так что Гаузену едва удалось унести ноги. Хозяин таверны, изрядно раздосадованный погромом, без разбору колотил всех и вся. Одному из бандитов удалось прорваться сквозь толпу и догнать юношу. Метнув руку в сторону Гаузена, Зубочист схватил юношу за плащ. Гаузен, развернувшись, рубанул клинком наотмашь, но попал не по бандиту, а по собственному плащу. Ветхая ткань, не выдержав, порвалась, оставив изрядный лоскут в руках бандита. Заехав удивленному разбойнику кулаком, сжимавшим клинок, юноша решил не добивать обидчика, а поскорей убраться подальше от разъяренной толпы.
– Не ночевать мне сегодня под крышей в тепле, – опечалился Гаузен, но тут же успокоил себя мыслью:
– Ну не убивать же мне было каждого в таверне! Что я, зверь какой?
