Текст книги "Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ)"

Автор книги: Сергей Кочетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Глава IX

Ленон с Гаузеном вышли из дома и двинулись к уже знакомому им зданию НИИ. Живо обсуждая дальнейший план событий, они не заметили, как оказались в парке. Тут Гаузен увидел вдали девушку, известную ему по допросу. Гаузену уж было захотелось познакомить с ней Ленона, но, замешкавшись, он вспомнил, что не только не знает, как ее зовут, но и должен молчать об обстоятельствах их встречи с ней. Гаузен, обычно не сторонившийся женского пола, подумал, как бы побыстрей улизнуть, и попытался развернуть Ленона в другую сторону, но тут девушка их заметила.

– Ленон? Куда ты исчез? Я же волновалась! – пожаловалась Руфи.

– Руфи! Я… – пытался объясниться Ленон.

Из-за последних событий он мысленно попрощался с девушкой. Встретив же ее снова, он не знал, как себя вести и что ей сообщить. Наверное, она не увидела обещанной статьи в газете и считает его обманщиком. А теперь, еще и узнав, что он стал бездельником, вовсе не захочет общаться с ним.

Тут она заметила Гаузена, безуспешно пытавшегося спрятаться у Ленона за спиной, и беспокойство девушки сменилось громким негодованием:

– Ленон! Как ты мог связаться с этим негодяем? Я-то думала, что ты порядочный человек, а ты с ним заодно! Ты был с ним заодно все это время!

Ленон, который не понимал, в чем его обвиняют, не мог найти подходящих слов. Но, похоже, Руфи приняла молчание юноши за чистосердечное признание.

– Ты, наверное, специально подстроил все это со скамейкой?! Заманил и пытался утопить! Ты никакой не герой! Зачем я тебе только доверилась?! – сокрушалась девушка. Ленон потрясенно стоял, не понимая, что случилось с девушкой.

– Вы два бездельника и обманщика! Никогда больше не приближайтесь ко мне! – пригрозила Руфи и резко развернулась.

Ленон хотел догнать Руфи, но Гаузен крепко схватил его за плечо. Велит понимал, что без журналиста он не пройдет письменную регистрацию.

– Не надо, Ленон, ты уже ничем тут не поможешь, – посочувствовал Гаузен. – Пока она в таком состоянии, лучше с ней не разговаривать. Уж поверь мне, я кое-что в женщинах разбираюсь.

– Гаузен, а почему она так разозлилась? – все еще не оправившись от шока, решил посоветоваться Ленон с более опытным сверстником.

– Может быть, она просто ревнует? – выдвинул идею Гаузен.

– К кому? К тебе? – поразился Ленон.

– Ну, всякое бывает… Одна королева ревновала своего супруга сначала к служанкам, потом к лошадям, а затем к картинам! Причем ревновала, даже если на портрете была изображена она сама! Стоило только королю повернуть голову в сторону холста, как она сразу начинала его укорять: А на настоящую меня ты даже взглянуть не желаешь!

Услышав версию Гаузена, Ленон совсем запутался и расстроился окончательно, совершенно не представляя, что делать дальше.

– Хорош убиваться, найдешь себе кого-нибудь еще, – попытался утешить его Гаузен.

– Человек – это не разменная монета, чтобы его можно было просто так заменить в своем сердце, – горестно возразил Ленон.

– Не волнуйся, Ленон, никуда она от тебя не денется. Я потом тебе кое-что расскажу на этот счет, – обнадежил его Гаузен.

Удрученный юноша решил не спорить и побрел дальше в сторону НИИ. Он и раньше считал Руфи бесповоротно потерянной для себя. Но то, как уверенно вел себя Гаузен, как у него ловко получалось проворачивать дела и выкручиваться из разных ситуаций, а также его постоянное участие в судьбе Ленона заставили юношу поверить в его слова. Он не знал, чем обернется затеянная авантюра, но в глубине души надеялся, что она откроет для него новые возможности и перспективы в жизни.

Когда Ленон и Гаузен достигли НИИ имени Савушкина, то увидели, что отдел заявок плотно занят желающими зарегистрироваться.

– Как же мне управиться с этой толпой? – подумал Гаузен, которому до сего момента удавалось находить общий язык одновременно не более чем с двумя представителями местного населения.

Изобретатели и те, кто считал себя таковыми, буквально наседали на немногочисленные регистрационные пункты, в результате чего очередь намертво застряла. Гомон стоял такой, что птичий рынок на этом фоне походил скорее на ответственное собрание, где каждый участник выступал по очереди. В суматохе можно было разобрать только отдельные фразы. А очередь была такая длинная, что многие уже успели перезнакомиться.

– Ну, знаете, у меня проблемы с алкоголем, – рассказывал довольно ухоженный на вид изобретатель в широких роговых очках.

– Что, много пьете?

– Да нет, совсем наоборот.

– А почему вы тогда так говорите?

– Ну, ведь когда говорится «у меня проблемы с женщинами» – это отнюдь не значит, что у данного мужчины от поклонниц отбоя нет.

– Логично.

Впрочем, не всех устраивал формат интеллигентной беседы, и споры возникали буквально на ровном месте.

– Здравствуйте, – поприветствовал знакомого один из участников выставки.

– И вам того же, – откликнулся незнакомый ему человек.

– Да это я не вам, – попытался объясниться только что поздоровавшийся.

– То есть вы мне не здоровья, а смерти желаете? – возмутился незнакомец.

Тут Гаузен оглянулся на регистрационные пункты, один из которых он собирался занять в самое ближайшее время. На их месте тоже не наблюдалось особой гармонии:

– Гражданин Детородный, ваша очередь еще не подошла.

– Сколько вам можно повторять! Моя фамилия Хлеборобный. Хле-бо-роб-ный! Я буду жаловаться на такое обращение!

– Отдел жалоб – это другая дверь, – отвечала немолодая регистраторша.

Другой же регистратор, сотрудник НИИ средних лет, был куда менее формален, так как считал изобретателей отчасти своими коллегами:

– Как вас зовут? – начал он, решив сделать одолжение и заполнить форму за изобретателя.

– Меня зовут Володя.

– Значит так, Владимир…

– Я не Владимир, я Всеволод!

– Ну хорошо, Сева.

– Я вам что, Себастьян? Я же сказал, я…

– Мы это уже слышали, Василий, – судя по всему, регистратор имел проблемы то ли со слухом, то ли с памятью.

– Василий? Какой я вам Василий? Да вы что издеваетесь! – возмутился анкетируемый. Судя по его раздражению, этот спор продолжался довольно долго.

– Василий, вас не просили, – пожурил собеседника за вспыльчивость оформитель и вернулся к прежней рутине:

– Кстати, а какая у вас фамилия?

– Полесовский!

– Пылесоский? – не расслышал регистратор. – Что за фамилия такая? У вас в предках бытовой техники не было?

– Да как вы смеете?! Моя фамилия Полесовский!! Я из древнего шляхетского рода! – кипятился изобретатель с труднозапоминаемым именем.

– Так как, вы утверждаете, вас зовут? – снова уточнил регистратор.

– Хреннадий Собачинский! – не выдержал изобретатель.

– Неужели румын? – оживился регистратор, уже готовя к заполнению следующий пункт.

– Ну, не без этого, – неопределенно ответил участник выставки, который, похоже был уже готов на любой вариант, лишь бы закончить эту невыносимую процедуру.

Кто-то, не в силах дождаться выставки, демонстрировал свое изобретение коллегам и, не имея наглядной модели, объяснял принцип работы устройства по чертежу:

– Сколько лет вы занимаетесь изобретательством? – спросили у изобретателя.

– Сколько я себя помню, – с гордостью заявил он.

– А у вас хорошая память? – поинтересовались у него в ответ.

– А зачем вы спрашиваете? – замялся тот.

– Да потому что еще классик говорил: «Береги чердак смолоду». А у вас он, похоже, прохудился! – безапелляционно заявил один из присутствующих ученых.

– Вы заберете свои слова обратно, как только увидите мое изобретение в действии! Я придумал ветряной автомобиль! Это транспортное средство будущего! – защищался конструктор.

– С дуба рухнул? – предположил ученый.

– Чердак прохудился! – подытожил его коллега.

– У меня все просчитано! – не сдавался изобретатель. – На крыше ставится мельница, которая крутится во время движения от потоков встречного воздуха, и подзаряжается, практически полностью восполняя энергию, необходимую для продолжения пути.

– Насколько полностью?

– Думаю, прокатиться разок хватит, – уклончиво ответил изобретатель.

– С дуба рухнул! – подмигнул коллеге ученый.

– Чердак прохудился! – согласился коллега.

– А если не хватит? – посмеявшись, уточнили ученые.

– Если машина застрянет, придется крутить винт вручную за рычаг позади пропеллера, пока не зарядится. Можно даже ехать на крыше и крутить.

– Да поймите же вы! Это все равно, что снегом печку топить! – аргументировал ученый.

– Или деньгами! – выдвинул другую гипотезу его коллега.

– Деньги хотя бы горят! – пояснил критически настроенный ученый.

– Тогда это все равно, что играть на пианино барабанными палочками! – выдал новое сравнение коллега.

– Вообще-то такое изобретение существует. Оно называется ксилофон, – поправил собрата по профессии ученый и вновь уделил все свое внимание чертежу автомобиля будущего.

– А на крыше вести, что, ногами? – поинтересовались у изобретателя ученые, и, не дожидаясь ответа, вынесли свой авторитетный вердикт:

– С дуба рухнул!

– Чердак прохудился!

– Евклидова геометрия! – как только мог грязно выругался конструктор. – Ну почему сразу столько вопросов? Это же тестовый экземпляр! На отладку нужно дополнительное финансирование!

– Вы вообще хоть раз изобретали что-нибудь полезное? – поинтересовались у него.

– Да не один раз! – с вызовом в голосе заявил изобретатель.

– То есть ни разу? – не без иронии уточнили у него, и после этих слов конструктор замялся и начал смущенно тереть шею.

Другие же светочи науки хвастались куда более востребованными в быту предметами:

– Я изобрел то, в чем всегда нуждалось человечество! Дешевую небьющуюся посуду!

– Да вы что с ума сошли! – возразили ему. – Посуда бьется к счастью. К счастью тех, кто ее производит. Это значит, что товар будет востребован. Вы хотите разорить производителей посуды? Да и сами подумайте. Сейчас все семейные конфликты решаются только битьем посуды! Если посуда перестанет биться, то супруги начнут браться за столовые приборы, и хорошо, если это будет поварешка, а не нож!

– Все-то вы сочиняете, – обиделся изобретатель тому, что его спустили с небес на землю. – Все равно зарегистрирую, так и знайте.

– Ну и негодяй! – донеслось ему в ответ.

– Вы себе только представляете? – услышал женский голос Гаузен. – У моей подруги ребенок просил кису. Ну, в итоге ему и купили щенка породы Кису. А он хотел обыкновенную кошку!

Гаузен обернулся и увидел даму с крысой на руках. То есть сначала Гаузену показалась, что это довольно крупная крыса, но, приглядевшись, он с трудом узнал в крошечном безволосом тельце собачьи очертания.

– Матушка моя гусыня! Собака-то голая! Кипятком что ли ошпарили, изверги? – сначала удивился, а потом не на шутку развеселился Гаузен.

– Это еще что! – прокомментировал Ленон. – У этой просто шерсть короткая, а кошки бывают совсем лысыми.

– Недопсы! Болонки! Не хочу жить в стране, где кошки лысые, а собаки – карликовые! – горячо поддержал юношу нервный мужчина, который, похоже, страдал нетерпимостью к собачьему меньшинству. – Вот сенбернары – это лучшая для просторов России порода! Все остальные – это просто свора Шариков и Барбосов! Вот погодите, сейчас я вам приведу настоящую собаку! Сразу все у меня обмочитесь от страха с ног до головы!

И неуравновешенный собаковод покинул очередь, раздраженно бурча что-то себе под нос и одновременно яростно его потирая. Хотя отчасти Гаузен и разделял некоторые убеждения этого человека, в целом, он ему показался довольно неприятным в общении.

– Надо бы поторопиться, а то еще неизвестно, что он сюда притащит, – подумалось юноше.

– Какая маленькая собачка! И злая при том! – продолжил насмехаться Гаузен. – С ней на белку ходить, как на медведя! Такой палец в рот не клади… Всю пасть порвет! Укусит, а палец у нее еще будет торчать из…

Услышав настолько низкопробную шутку в столь интеллигентном заведении, толпа недовольно зашепталась, а упомянутая собака зарычала на Гаузена, чем развеселила его еще больше.

– Уберите поскорей свое чудище! Это просто оружие массового покусания какое-то! – глумился Гаузен, тыча пальцем в безобидного зверька.

Собака, не выдержав подобного обращения, громко тявкнула на юношу.

– Ой, боюсь, боюсь! – изобразил страшный испуг Гаузен и начал отступать назад. Пятясь в сторону регистрационного пункта, юноша проходил мимо то одного, то другого стоящего в очереди посетителя, пока не начал внаглую расталкивать ожидавших регистрации участников. Ленон, сгорая от стыда, плелся за спутником следом и извинялся перед присутствующими. Трусливая интеллигенция недовольно ворчала, но ответных действий пока не предпринимала. Видя это, Гаузен решил усугубить свое отношение к окружающим.

– Давай, ходи ногой отсюда! – хамил напропалую юноша.

– Простите? В каком виде? – поинтересовалась разодетая в шелка дама.

– В каком есть, в таком и убирайтесь. Это всех касается! – пояснил велит и успешно протолкался до регистрационного пункта.

– Гражданин, соблюдайте порядок! – запоздало возмутилась регистраторша, а очередь позади в знак поддержки снова зароптала.

Ленон выглядел растерянно, так что говорить снова пришлось Гаузену.

– А я и так в порядке важности! У нас тут не какая-нибудь ерунда! – начал доказывать Гаузен.

– На регистрацию вдвоем нельзя! – не отставала женщина, увидев стоящего рядом Ленона.

– Как нельзя? Тогда гоните ту даму с собачкой прочь! И вообще это мой ассистент, и секретарь, и… у него почерк разборчивей.

Услышав последние слова, Ленон польщено заулыбался, ведь самыми вежливыми словами, которые он слышал о своем почерке, были «японские иероглифы».

Похоже, решив, что дальнейшими спорами очередь не уменьшить, регистраторша сунула Ленону форму для заполнения и потребовала документы. Гаузен показал свой фальшивый паспорт, а Ленон – настоящий. Затем они приступили к заполнению анкеты.

– Род деятельности?

– Самая что ни на есть необходимая, – нашелся Гаузен.

– Так, а лет сколько? – поинтересовался Ленон.

Гаузен попытался подсчитать, но сбился, когда закончились пальцы на руках.

– Мне на жизнь хватает, – уклончиво ответил Гаузен и гордо добавил. – Не каждая крыса проживет столько!

– Нужен точный ответ, – не отставал Ленон.

– Ну, нарисуй тогда что-нибудь, чтобы она отвязалась, – шепнул Гаузен Ленону, но, заметив, что он ему начислил, перепугался не на шутку. – Ты чего! Столько люди не живут! Я что, похож на призрака?

– Так это не возраст, а год рождения, – виновато пояснил Ленон.

– Предназначение устройства?

– Свистовое и просветительское, – диктовал Гаузен Ленону, всматриваясь в каждый пункт.

– Наличие детей?

– Нету, о которых бы я знал, – заверил Гаузен.

Вскоре, не без помощи Гаузена, Ленон оформил всю документацию. Регистраторша, тщетно вглядываясь в закорючки Ленона, наконец, сдалась и произнесла:

– Итак, проект «Рожок прекрасной Лин» представляет Гаузен.

– Да-да, все верно, – торопливо оборвал велит, которому не терпелось как можно быстрее покинуть этот зал.

– Подпись должны проставить лично! – потребовала женщина.

Гаузен размашисто расписался, нарисовав, как ему показалось, замок на скалистом побережье.

– Заявка будет рассмотрена, а пока возьмите пропуск и направляйтесь в демонстрационный пункт, – наконец успокоилась регистраторша и подробно объяснила, как туда добраться:

– Сейчас выйдите вот в эту дверь, и там будет еще две. Заходите в левую, там пометка есть.

Получив данные указания, спутники покинули регистрационный зал.

Глава X

Захлопнув за собой дверь, они услышали оглушительный лай и испуганный визг конкурсантов, оставшихся в регистрационном зале.

– Неужто у микропсины голос прорезался? – взбрело в голову Гаузену.

Но тут он вспомнил, что, похоже, это неуравновешенный гражданин успел таки привести обещанного пса-переростка. Гаузену уже захотелось вернуться и посмотреть на это, без сомнения, увлекательное зрелище, но Ленон, напуганный громким лаем, попросил его не задерживаться.

Тогда Гаузен, проигнорировав указанную регистраторшей дверь, уверенно направился к правой.

– Разве нам не в левую? – встревожился Ленон.

– Не хочу я им отдавать свой рожок – самому пригодится, – отмахнулся Гаузен.

– Но ведь эта дверь заперта, – обнаружил Ленон, подергав за ручку.

– У меня все схвачено. Я позаимствовал ключи у Степаныча. Да и разве тебе не хочется увидеть, как выглядит НИИ изнутри?

В этот момент любопытство в Леноне одержало верх над осторожностью, и юноша согласился. Гаузен же надеялся найти здесь не только лекарство, но и Лин, а уж она бы вытащила его отсюда.

Закрыв за собой запретную дверь, спутники оказались в какой-то подсобке.

– Слушай, Ленон, нам надо слегка приодеться, чтобы вызывать меньше подозрений, – придумал Гаузен и потянул руку к висящим на крючке белым халатам.

– Но это же воровство! – возмутился Ленон.

– Воровство – это когда взял и с концами, Ленон. А мне этот халат за пределами НИИ совсем не сдался, и выносить его я точно не собираюсь. Да и ты, как мне кажется, тоже не собираешься запятнать его белизны.

Надев халат, Гаузен нащупал в кармане очки и предложил их Ленону:

– Нацепи. Так правдоподобнее будет.

– Но у меня нормальное зрение, – воспротивился юноша.

Ни слова ни говоря, Гаузен выдавил пальцем оба стекла из оправы и снова протянул их приятелю.

– Это уже совсем вредительство! – недовольно пробормотал Ленон, но очки надел, пообещав себе, что на обратном пути вставит линзы назад.

Гаузен, не зная, где толком искать лекарство от синдрома Протея или его спутницу, не выдумал ничего лучшего, как проверять все двери, какие только попадутся под руку. Надпись на одной из них не на шутку озадачила юношу.

– «Сокрыто»? Что бы это значило? – поинтересовался Гаузен. – Открыто или закрыто?

– Не проверишь, не узнаешь, – пожал плечами Ленон. Хотя он и не горел желанием входить куда-то без спросу, но иного варианта ему в голову не приходило.

Подумав немного, Гаузен схватился за дверную ручку. Перед ними открылся кабинет, полный скелетов разнообразных животных, но особенно выделялся среди них скелет лошади. Внутри гости застали двух уже немолодых ученых в самом разгаре спора.

– Вот вы лучше отгадайте мне загадку. Почему женщина в парандже пошла в мужской туалет? Не знаете? А все потому, что она подумала, будто «М» и «Ж», это «мусульманский» и…

– Христофор Михайлович, да как же вы вообще можете такое рассказывать?! – возмутился собеседник ученого. – Разве вы не знаете, что большая часть сотрудников нашего института… Совсем религией не интересуется!

– Кто бы говорил, коллега, – возразил Христофор Михайлович. – Всем известно, что ваши статьи печатаются в журнале «За иконами». Как это так может получиться, что, не интересуясь религией, вы вдруг про нее пишите?

– Но это же безумие! – воскликнул коллега Христофора Михайловича.

– Ага! Значит, вы со мной согласны? – обрадовался ученый.

– Нет, это ваш диагноз! – сердито высказал свое мнение собеседник.

– Побоялись бы такое говорить! – обиделся Христофор Михайлович. – Согласно научным исследованиям от суда божьего спасает только громоотвод!

– Это я-то не знаю, о чем говорю? – не сдавался коллега. – Я серьезный специалист в области экономики с мировым именем! Я сторонник материальных ценностей! И кто только мог выдумать, что меня печатают в подобных изданиях? Кому захотелось испортить мою безупречную репутацию? Сколько раз я могу повторять – это издание называется «The economy». «Зэ Экономи», а никак не «За иконами»! Да я сейчас же разыщу тот самый выпуск и все вам докажу! – не выдержал убежденный экономист и покинул кабинет.

Тут оставшийся ученый, все еще не растеряв задор, оглядел прибывших гостей, и его взгляд остановился на Леноне.

– Кажется, я знаю, кто оценит мою шутку, – потирая руки, обрадовался хозяин кабинета.

Услышав эти слова, юноша не на шутку перепугался, не представляя, на что намекает ученый.

– Здрас-сьте, – растеряно протянул Ленон, смущенный пристальным вниманием хозяина кабинета.

– Не «здрасти», а «здратуте», – передразнил юношу Христофор Михайлович и, радуясь удавшейся шутке, снова схватился от смеха за живот.

– Я Гаузен, а это Ленон, – ткнул пальцем в спутника велит, надеясь, что подобная формальность вернет ученому серьезный настрой.

Ленон, услышав, что его представили, протянул было в знак приветствия свою руку, но ученый ее не взял.

– Не жму руки и не крещусь, – заявил ученый. – Это еще не значит, что я вас не уважаю или не верю в бога.

– А вы думаете, бог есть? – опешил Ленон, не ожидая такого поворота.

– Бога нет! – громко возразил ученый и с удовольствием начал наблюдать выражение нарастающего на лице у Ленона ужаса. – Ушел на обед! – повременив, успокоил ученый, но Ленону от этого стало немногим легче.

– Вообще-то мы не к нему пришли, – перебил Гаузен. – Мы по серьезному делу.

– Вот-вот, приходят тут всякие в институт… Вы, наверное, аспиранты?

Гаузен, хоть и слово было для него незнакомо, не знал, кем еще можно представиться. Так что он просто согласно кивнул. Ленон, невольно подражая Гаузену, тоже усиленно затряс головой.

– Аспиранты, говорите? – весело повторил Христофор Михайлович. – А спирать-то здесь уже давно нечего! Даже микроскопы, кхм, без стекол, – тут ученый начал подозрительно всматриваться в очки на носу Ленона:

– Что-то я вас не припоминаю… Вы здесь недавно?

– Да, мы тут буквально только что. Из свежей партии, так сказать, – ответил за двоих Гаузен.

– Значит, вам не прочитали лекцию о технике безопасности! – воскликнул ученый, довольный своей догадке, и начал:

– Самую большую опасность для рядового сотрудника… Да что там, для всего человечества! Представляют лошади! Лошадь – это очень вредное животное. И злорадное. Иначе с чего бы ему так ржать? – усомнился ученый, неугомонно расхаживая из угла в угол и тыча пальцем в разные стороны. – Такая насмешливость присуща только обезьянам, а вот от них можно ожидать любой подлости. Из-за этой вот гадкой натуры лошадей не то, что в дом – близко к паркету не пускают, не говоря уже о мало-мальски приличном ковре. Навалить кучу – вот единственная щедрость, которую можно дождаться от столь неблагодарного компаньона, как лошадь. А тот, кто не сможет сдержать свое пищеварение, не сдержит и обещание! Потому разговоры о верности лошадей – пустые враки.

При этих словах Ленон в удивлении разинул рот, а Гаузен откровенно заскучал. Он всегда доверял лошадям больше, чем людям, поэтому с первых же слов не воспринял ученого всерьез. Юноша подошел к скелету, напоминающему ему поганца, и решил потрогать его клыки.

– Не тронь! Я только недавно склеил! – предупредил Христофор Михайлович и продолжил свою лекцию:

– Сколько разведчиков в тылу врага кануло без вести, будучи под покровом ночи выданы на растерзание врагу несвоевременным ржанием коня. Протяжный как пила гудок поезда и то приятней этого демонического завывания! Уж если выбирать между «цок-цок» и «тудук-тудук», не раздумывая выбирайте последнее, не жалея никаких денег на билет.

– У моховой бороды совсем мозги заплесневели, – доверительно поведал Ленону Гаузен. Борода ученого была очень густой с обильной проседью по бокам, почти полностью закрывая рот, включая губы, и чем-то действительно напоминала мох.

– Гаузен, как ты можешь так говорить? – возмутился Ленон. – Он ведь стоит прямо перед нами!

– Ничего, ничего, – отозвался ученый. – Я всегда считал ниже своего достоинства прислушиваться к чужим разговорам.

– Вот видишь? – довольно подтвердил Гаузен, не видя за собой вины, а профессор продолжил свою лекцию, не обратив особого внимания на заминку:

– Скачок лошади вызывает перепад с одного бока на другой, приводя также к излишнему давлению на внутренние органы в области седла. Лошадь взобьет кишки в вашем теле, будто сливки в кувшине. Как говорят в консерватории, тили-тили, трали-вали, это мы не Паганини, это вам не Страдивари! Да эта угроза будет почище глобального потепления! И не говорите потом, будто я вас не предупреждал! Ну, чего ты мелькаешь как пятьдесят килогерц? Постой на месте смирно! – окликнул ученый Гаузена, который продолжал разгуливать по кабинету в поисках чего-то, что поможет в его нелегкой миссии.

– Как вы думаете, почему Чингисхан добился столь внушительных успехов в карьере завоевателя? Монголы сеяли на полях вокруг себя смерть и разрушение…

– Извините, а «смерть» и «разрушение» – это что, названия сортов пшеницы? – решил уточнить Ленон, внимательно конспектировавший лекцию в своем блокноте.

– Я вам кто, эстрадный исполнитель Смехаил Пошутинский? Я здесь серьезные вещи рассказываю, молодые люди! – рассердился, что его снова перебили, Христофор Михайлович и перешел к самой сути своего тезиса:

– Монгольская цивилизация не занимает на современной геополитической карте столь значимого, как в былые времена, места. Как вы думаете, почему? Да потому что именно лошади были теми, кто направляли монголов на свершения в прямом и переносном смысле! Монгольская конница – то страшное орудие, которое перемалывало целые популяции – на самом деле была опасна исключительно лошадьми. Профессор Церковномышинский доказал, что монголы, подобно рыбам-прилипалам, лишь размахивали оружием да старались не свалиться на ходу. Они были всего лишь пешками, подчиняющимися разуму, который затаился в узком лошадином черепе.

А если вспомнить про четырех всадников Апокалипсиса, то не останется никакого сомнения, что лошади примут непосредственное участие в организации конца света. Сам Антихрист приедет на апокалипсис верхом на лошади!

– Антихрист? Это который синенький, ядовитый, и от него машина не замерзает? – робко уточнил Ленон.

– Он способен на множество всяких гадостей! – согласился на этот раз ученый, и тут ему в голову пришла другая мысль. – А Наполеона подвело что?

– Морозы? – вспомнил Ленон про батарею Раевского.

– Да конница его и подвела! В битве при Ватерлоо она подло свалилась в овраг! – торжествующе объявил профессор, который видел в лошадях корень мирового зла.

Тут Гаузен, не в силах больше сдерживаться над тем, сколь много значения вкладывает ученый в подобного рода бессмыслицу, так и прыснул со смеху.

– Ты что «ха-ха»? – обиделся Христофор Михайлович. – Я тебе не «ха-ха»! Я ого-го кто! – завозмущался ученый, буравя воздух нацеленным в потолок указательным пальцем. – На эти исследования у меня ушло много времени и усилий, но, как говорят светлые головы из института имени Патриса Лумумбы, без усердного старанья не поймаешь и пиранью.

– А крокодила? – вдруг поинтересовался Ленон, которому поговорка показалась знакомой.

– А крокодила, гм, не словишь в полсилы, – поразмыслив, подыскал ответ Христофор Михайлович.

– А осьминога? – включился в разговор Гаузен.

– На осьминога… Сил надо… – попытался найти подходящие слова ученый, но вскоре сдался. – А осьминоги в Амазонии не живут! Разве что совсем в глубоких озерах, да и то навряд ли. Они там заведутся, как говорят квантовые физики, когда Стивен Хокинг на горе спляшет! Он, кстати, как и я, принципиальный человек, на лошадях совсем не ездит, только на моторизированной коляске.

Но его, несмотря на это, все равно за былые заслуги решили в рыцари посвятить. А когда он добрался до дворца, то все проклял. Здание старое, пандусов нет, и подниматься очень тяжело. Ну и на третьем лестничном пролете он не выдержал и высказался своим наэлектризованным голосом: Вот ведь старая рухлядь!

А придворная челядь это услышала и передала королеве, будто это он ее так обозвал. И вот когда его впустили в королевские покои, Елизавета смотрит, как его скрючило, что он едва пальцем пошевелить может, а потом сочуственно так спрашивает: Ну и кто из нас теперь старая рухлядь? – решил слегка разбавить свое повествование ссылкой на авторитетные источники ученый и вернулся к своей излюбленной теме:

– Фольклор так же не самого лучшего мнения о намерениях лошадей в отношении человечества. Читали про троянского коня из «Одиссеи»? Только ЛОШАДЬ могла выдумать такую гнусную подлость! А еще вспомните «Песнь о вещем Олеге», когда конь даже после своей смерти смог отомстить сиятельному конунгу за то, что тот всю его сознательную парнокопытную жизнь заставлял гнуть хребет под тяжелыми цельнометаллическими доспехами. Как говорится, король мертв… Эмм, как там дальше? А вспомнил! Король мертв! Кто тут тогда на царя крайний?

Вообще, если касаться классической литературы, то она поставила нам три главных вопроса: Кто виноват, что делать и… – тут ученый стал судорожно щелкать пальцами, пытаясь вспомнить последний пункт.

– Кто сказал мяу? – как следует не подумав, решил подсказать Ленон. Христофор Михайлович гневно воззрился на юношу, не понимая, как в голову последнего вообще пришла подобная глупость.

– Нет, кот – это другое дело. Кот – животное полезное, – пристыдил лже-аспиранта профессор. – У известного шахматиста Алехина был кот, которого он таскал на каждую партию. И во время игры кот подсказывал ему все верные ходы. Кстати, в шахматах конь ходит буквой «Г». А это говорит о его предательской натуре и склонности к ударам исподтишка.

– Ну, может, тогда «Кто подставил кролика Роджера?»? – сделал еще одну попытку Ленон, но она оказалась еще более смехотворной, чем предыдущая.

– Извините, а вы какой институт окончили? – прервал свою речь профессор и с подозрением уставился на Ленона. Юноша опустил глаза и начал смущенно шаркать ногой по полу.

– Да у кого я только не учился – и у хаслинцев, и у альдорцев, но больше – у велитов, – спас ситуацию Гаузен, решив ответить за приятеля.

– Это что, фамилии научных руководителей? – осведомился Христофор Михайлович, которому, похоже, некоторые из них показались знакомыми. Но вместо дальнейшего уточнения профессор оглушительно чихнул.

– Будьте здоровы, – от всей души пожелал ему Ленон.

– Спасибо всем! Спасибо, дорогие друзья, за то, что поддержали меня в столь нелегкое время, когда у меня были проблемы со здоровьем, – начал эффектно раскланиваться Христофор Михайлович, как будто он выступал на сцене перед огромной аудиторией. – Я у вас в неоплатном долгу, и поэтому даже не буду пытаться вернуть его вам.

После этих торжественных слов профессор решил чихнуть на бис еще раз.

– Желаю вам всяческого здоровья, – прибавил снова Ленон.

– Какого-такого всяческого? – возмутился ученый, резко сменив настроение. – Здоровье, как и ум, бывает только крепким и слабым. Особого ассортимента в нем не наблюдается.

– Простите моего невежливого друга, – решил вступиться за Ленона Гаузен, не знающий всех местных обычаев и побоявшийся, как бы ученый не обиделся и не поднял тревогу на весь НИИ.

– Это все свинец, все свинец, – снисходительно объяснил ученый. – Развелось его в последнее время в атмосфере. А, как всем известно, вследствие физических свойств свинца характер становится тяжелым до полного оскотинивания. Но ничего, ничего… Как говорил мой друг профессор Ван Хельсинг про графа Цепеша – Карпатского осина исправит, – вспомнил Христофор Михайлович и после этих слов зловеще захохотал.