Текст книги "Ленон и Гаузен: Два клевых чужака (СИ)"

Автор книги: Сергей Кочетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Сергей Кочетов
Ленон и Гаузен: Два клевых чужака

Часть первая

Глава I

К этому событию Ленон отнесся серьезно как никогда в жизни. Он вылил на себя остатки одеколона из давно сбереженного на черный день флакона, который еще до конца не выдохся. Из этой же заначки Ленон сунул себе в рот две мятные пластинки для свежести рта, отчего ямочки, образовавшиеся на щеках, придали его лицу еще большую улыбчивость. После этого юноша аккуратно удавил каждую пуговицу в петлях еще с вечера выглаженной рубашки. По дороге он вспомнил, что не успел причесаться, но, к счастью, в раскладном ножике Ленона была расческа. Юноша всегда носил с собой перочинный ножик, потому что очень боялся хулиганов. Так как зеркальца среди выкидных лезвий не было, ему пришлось придать волосам приличный вид, сверяясь с собственной тенью на асфальте. Когда верхушка тени приняла более или менее округлые очертания, Ленон сложил расческу и с новыми силами поспешил на колбасный завод.

Там его встретили с большим воодушевлением, много всего рассказали и показали, а под конец вручили колбасу, от которой он уже не мог отказаться. Надо отметить, так как Ленон был вегетарианцем, он не то что колбасу – бульонные кубики в рот не употреблял.

– Но я не хищник, а травоядный, – отнекивался Ленон, но обижать тружеников мясорубки ему не хотелось. С колбасного завода он вышел на подкашивающихся ногах, ибо зрелище для человека, питающегося салатами, яблоками и прочими морковками было воистину ужасающим. Он уже подумывал похоронить колбасу где-нибудь по дороге, но вспомнил, что выбрасывать еду – это еще большее кощунство.

– Ну, ничего, принесу эту колбасу коллегам к чаю – тут они меня и полюбят, – так размышлял юноша, искренне надеясь, что этот слабокопченый мясной продукт действительно поможет ему преодолеть ту пропасть, которая разделяла Ленона и его собратьев по профессии.

Юноша был не самого мускулистого телосложения, потому изрядно подустал, таща на себе колбасу до помещения редакции. Отдохнуть от пережитого Ленон решил в близлежащем парке.

«Алкоголь – главный источник буйств по всему миру» – гласила табличка в парке, а разбитая скамейка и поваленная урна, из которой выглядывали пустые бутылки, живописно свидетельствовали в пользу данного утверждения. Но Ленон все же нашел несколько целых скамеек у пруда. Усевшись, журналист начал внимательно рассматривать палку колбасы. Палка нездорово отблескивала зеленым налетом.

– Деликатес, – подумал Ленон, вспомнив французские сыры с плесенью, которые любят тонко нарезать и выкладывать на стол на праздники. От этой мысли он совсем расслабился, представив радость коллег, но вовремя опомнился, увидев хищный оскал уток, плававших в пруду напротив.

Этих птиц юноша не мог терпеть по долгу профессии. Еще до вступления в должность он знал точно, что «утка» – информационный материал, чья достоверность оставляет желать лучшего. Главный редактор Ленона любил говаривать, что «утка» – это один из первейших врагов журналиста, и юноша решил следовать этому правилу по жизни.

– Что смотрите? «Утиных лапок» у меня с собой нет! – донеслись до пруда слова Ленона, и, чтобы придать своей фразе большую значимость, юноша увесисто погрозил колбасой. У журналиста действительно были небольшие пробелы в эрудиции, которые он с разной степенью правдоподобности заполнял собственной фантазией. Ленон на полном серьезе считал, что вышеуказанный сорт конфет предназначен для вскармливания водоплавающих.

– Ведь и вправду, кормят же уток французскими багетами. Так почему бы и не конфетами? – думалось юноше.

Ленон пересел на другое место и заметно расслабился, хотя ему все еще казалось, будто утки с ненавистью дышат ему в затылок. Но смена позиции стоила юноше определенных неудобств – выбранная скамейка была куда ниже той, что напротив. Вдобавок, после попытки откинуться на спинку раздался неприятный скрежет прогнившего дерева, и Ленону пришлось сгорбиться и нагнуть голову, так что живописный вид на парк ощутимо приблизился к асфальту.

Расслабившись, Ленон не сразу заметил, как справа от него расположился бурого цвета кот, который старательно вылизывался, а в свободных от гигиенической процедуры промежутках поглядывал на юношу.

– Я сам как этот кот – усердный и зеленоглазый, – подумал Ленон, подметив, что подобно усатому чистюле, в данный момент он видит больше не лица прохожих, а скорее ноги. От нахлынувшего прилива нежности Ленон уж было потянулся к коту, но, вспомнив, что вши и прочие вредители передаются путем тактильного контакта, отдернул руку и погладил кота колбасой по голове.

Коту подобное обращение не очень понравилось. Тот резко повернул голову и уже было собрался испепелить Ленона уничижающим взглядом, а то и громко обшипеть. Но, почуяв колбасу, кот сменил свою точку зрения, а вместе с ней и поведение. Вместе с нахлынувшим приступом печального мяуканья его острый кошачий зрачок уже будто бы разрезал колбасу на части.

– Я бы тебя угостил, котя, да что мне в редакции скажут? – сочувственно объяснил юноша мохнатому жалобщику. Но затем подумал, что в редакции его знают давно и едва терпят, а коту он понравился в первые же минуты знакомства. В этот момент судьба колбасы была решена. Ленон достал перочинный ножик и отрезал для кота немного пожевать. Кот сразу же перенял кружок из рук юноши себе в пасть, слегка цапнув его зубами за палец.

– Чего ты кусаешься? – пожурил хвостатого Ленон. – Друзья не кусаются!

Но кот не обратил внимания на эти слова – он был занят. С двойственным эффектом, одновременно урча от голода и отплевываясь от всего остального, кот вгрызался в мясное изделие местного производства.

– Мне бы такой аппетит в детстве. Тогда я бы ел много каши, вырос сильным и сейчас бы неплохо зарабатывал на заводе… – замечтался Ленон.

– Только не на колбасном, – поморщился юноша и мечты рассеялись, вернув его в суровую действительность, где малоизвестный ему кот поедал колбасу, не так давно предназначенную на редакционные нужды.

А хвостатый беспризорник тем временем догрыз свой кусок, поднял голову и окинул Ленона своим жалостливым пушистым взглядом. Кошачий благодетель скрепя сердце выделил еще несколько кусочков на пропитание и побрел дальше.

Но тут прямо навстречу юноше пронеслась огромная черная собака. Испугавшись больше за колбасу, нежели за себя, Ленон отскочил в сторону. Юноша некоторое время гневно смотрел вслед собаке, но угрожающе размахивать колбасой не решился, побоявшись возвращения мохнатого чудовища. Тут неподалеку раздался рвущийся шорох, и журналист обернулся, ожидая новой напасти. Но тревога Ленона была абсолютно излишней – просто еще один кот обрушился с дерева на землю.

– Котя, а я посмотрю, у тебя мания ко всему высокому, – обратился Ленон к свалившемуся животному. – Ты прямо… архитекот. Царап Царапелли!

Хотя в колонку культуры Ленон писал редко, он все же немного разбирался в высоких искусствах. По крайней мере, в тех, чьи размеры превышали три метра. Свежевыдуманный экспромт немного приподнял настроение юноши, и он решил повысить его и коту.

– Бедняга… Я-то лишь слегка отпрыгнул, а ты чуть не расшибся, – успокаивал кота Ленон, отрезая утешительный кусок мясного продукта. После этого угощения колбасы осталось совсем немного.

– Ну, ничего, – подумал Ленон, засовывая остаток себе в карман. – Угощу главного редактора, он хотя бы меньше будет ко мне придираться.

Но не успел Ленон покинуть пределы парка, как увидел, что через решетку подвала заброшенного здания на него грустно взирает тощий кот.

– Кс-ксс-ксссс, – поманил Ленон, но кот не шелохнулся, а лишь опечалился еще больше.

– Сижу за решеткой… – попытался вспомнить стихи классика журналист, но запутался где-то на третьей строчке. Ленону стало совестно за подвального узника, и он решил угостить его от всей души.

Ленон заметил, что скормил всю колбасу оставшемуся коту только после того, как чуть не отрезал себе палец. Рефлекторно засунув пораненное место себе в рот, он не без некоторого сожаления проследил за исчезающими в утробе кота последними кусочками. Юноша понял, что он придет в редакцию с пустыми руками.

Вскоре Ленон добрался до здания газеты, остановился, собрался с духом и зашагал вверх по лестнице парадного входа.

– Ну что Ленон, отбарабанился? – сострили коллеги при виде Ленона и захохотали. Юноша подождал, когда смешки утихнут, и попытался перевести разговор в нейтральное русло.

– Не скажете ли мне, сколько приблизительно сейчас времени? – спросил Ленон. Собственных часов он себе пока позволить не мог.

– Приблизительно? Пятница! – вновь залились смехом сотрудники редакции.

– А не слышно ли чего нового? – спросил Ленон, понимая, что разговор вновь пошел по накатанной колее, но ничего не мог с собой поделать.

– Как же, слышно, – ответил один из его коллег. Он был лишь немногим постарше Ленона, но всегда общался с ним свысока.

– Одна женщина купила старый заброшенный дом, но когда въехала в него, то увидела, что по всем комнатам беспорядочно летают различные предметы обихода. Но она решила, что это обыкновенные сквозняки. А в другой раз хозяйка дома стояла на балконе и пила чай, но тут что-то толкнуло ее сзади, и она упала вниз и сломала два ребра. Но когда она выписалась из больницы, то снова подумала, что во всем виноваты ужасные сквозняки, и решила, что, за исключением форточек, никогда больше не будет оставлять окна нараспашку.

– А что было потом? – встревоженно поинтересовался заинтригованный юноша.

– А потом ее нашли в луже собственной крови с восемнадцатью ножевыми ранениями, – мрачно закончил историю рассказчик.

– Я всегда… Всегда говорил, что форточку надо закрывать! – испуганно прошептал Ленон и, оглянувшись, заметил, что все в редакции надрываются от смеха, глядя на выражение его лица.

– А есть ли что-то поближе к реальности? – попробовал подойти с другого конца юноша, на этот раз надеясь получить информацию подостоверней.

– Один мальчик испугал охранника. Охранник подавился жвачкой и умер. Когда прибыла скорая, то обнаружили, что он еще дышит, но было уже слишком поздно…

При этих словах Ленон затаил дыхание, предвкушая еще один трагический финал.

– Увы, жевательная резинка уже не подлежала восстановлению.

И кабинет снова покатился со смеху.

Раскусив, что ему опять скормили утку, журналист все же решился еще на одну попытку:

– А есть ли какие-нибудь другие новости?

– Скоро на Мелкопрудной улице откроется платная охраняемая стоянка для собак, – услышал Ленон.

– А чем охраняться будет? – спросил Ленон, предчувствуя подвох.

– А ими же, собаками, и будет! – и помещение вновь разорвалось волною смеха. В этот момент Ленон решил взять игру в свои руки.

– А вы знаете… – начал Ленон, дождавшись, когда сотрудники редакции немного утихомирятся. – Вы знаете, кто бы возглавил французскую революцию, если бы эволюция видов по Чарльзу Дарвину остановилась бы на первой ступени? – произнес Ленон и самодовольно осмотрел обитателей редакции. Эту шутку он придумывал целую неделю и берег, будто козырного джокера в рукаве. Все замокли и уставились на Ленона с любопытством, но отвечать не торопились.

– Напальмеон Бананапад! – победно произнес юноша.

– Напальмеон! – вновь заразительно разразились присутствующие. – Ну, ты дал! Банановый торт «Напальмеон»! А гражданскую войну в Соединенных Штатах Макаки выиграл кто? Абезян Горилкольн? Послушай, Ленон, да мы тебе новый псевдоним выдумали! Будешь не Ленон, а Линкольн! Авраам!

Осознав, что шутка не возымела ожидаемого эффекта, Ленон пристыжено юркнул в кабинет главного редактора, заметив, что из него уже кто-то вышел.

– Ленон, ты где был? – строго, но в то же время с пониманием задал вопрос Валентин Петрович, главный редактор газеты. Он сделал вид, что не расслышал того, что происходило только что за дверями его кабинета. Он также относился к Ленону с иронией, не лишенной, впрочем, снисхождения. Валентин Петрович был человеком, чья голова носила маленькие уши, но вмещала большие амбиции. За глаза его называли «Папаша Тираж».

– А я не заходил, потому что было занято, – растерянно протянул Ленон.

– Запомни одну вещь, мой юный друг, – посерьезнел Валентин Петрович. – Занято – это в туалете, а у нас газета… Газета гораздо более лучшего качества! Что это еще за низкий стиль? Журналист должен каждое слово аккуратно подбирать…. Но не с помойки!

Журналист не должен бояться подыскивать нужные слова самым тщательным образом, даже если выбор ограничен! Как говорится, слово не воробей – глаз не выклюет! Не использовать всего многообразия лексикона – это все равно, что купить целиком небоскреб, а потом спать в подъезде. Или на улице. Или варить холодец из свиной вырезки, – при упоминании свинины Ленон поморщился, а Валентин Петрович сердито поглядел на юношу, видимо подумав, что тому пришлись не по вкусу его наставления.

– Ты не извлекаешь выгоду из того, что попадает тебе в руки, Ленон, – продолжил поучать главный редактор. – Но не буду называть градусник термометром, а расскажу все как на духу. Вот у нас в бытность на телевидении был один диктор, который выговаривал не все буквы, и вообще картавил, как черт. И вместо того, чтобы скинуться на логопеда, ему писали такие тексты, в которых проблемных букв не встречалось ни при каких условиях.

– А если вдруг «редиска»? – пришло в голову юноше.

– Писали «маленький малиновый овощ», – ни на секунду не задумываясь, нашел замену папаша Тираж.

– А «парикмахерская»? – поинтересовался Ленон, у которого часто возникали трудности с синонимами.

– Место для укладки и удаления волос, – с ходу ответил главный редактор.

Ленон подумал о том, какое бы еще слово с буквой «р» придумать, но тут его осенило, и он спросил нечто совершенно иное:

– А нельзя было другого сотрудника подыскать?

– Нельзя! – сердито отверг предложение юноши Валентин Петрович. – Ты знаешь, чей это был родственник?

– Неужели Леонида Савушкина? – изумился Ленон. Эта мысль пришла ему в голову, так как Валентин Петрович очень гордился своим знакомством с известным космонавтом и вспоминал о нем при каждом удобном случае. Кроме того, Савушкин был персональным кумиром Ленона.

– Да как ты смог только подумать так про Савушкина? – вознегодовал Валентин Петрович. – У меня про него сказать такое язык бы не повернулся!

Ленон пристыжено замолчал, и главный редактор продолжил свою речь:

– Но это все телевидение, а в газете такая халтура не пройдет! Поэтому, садясь писать, каждый твой ход должен быть точным и выверенным, как при ограблении банка!

– Но я никогда не грабил банк, – испугался Ленон тому, что ему придется заниматься чем-то подобным.

– Да как ты только мог подумать, что журналист может пойти на что-нибудь противозаконное! – возмутился папаша Тираж. – Газета – это скатерть стола новостного изобилия! Парус корабля, несущегося в информационном пространстве! Призрак, летящий на крыльях правды!

Ленон, понимая, что от него могут ускользнуть крупицы мудрости главного редактора, накопленные им за годы упорного профессионализма, достал блокнот и начал сбивчиво записывать услышанное.

– Чего это ты там черкаешь? – недовольно прервал свою речь Валентин Петрович и вырвал записную книжку у Ленона из рук.

– Да твои каракули не разобрать! – воскликнул главред и так же грубо сунул блокнот обратно Ленону в руки. Журналист хотел было сказать, что он не так богат, чтобы писать в блокноте, делая интервал между строчками на каждой странице, но побоялся очередной волны недовольства со стороны начальника.

– А как бороться с неусидчивостью? – все же спросил юноша, набравшись смелости. У него действительно часто не получалось сконцентрироваться над текущим занятием.

– Неусидчивость? Для усидчивости таблетки в аптеке выдают. Помнится, я в Кокосовых прериях как-то отравился, так я часами на одном месте, кхм… – тут главный редактор недовольно поморщился и усиленно замотал головой, пытаясь избавиться от болезненных воспоминаний. Ленон решил больше не пытать его этой неприятной темой и переключился на следующую:

– А что делать, когда наступает сдохновение?

– Сдохновение? – вновь недоуменно переспросил Валентин Петрович.

– Это когда вдохновение, только наоборот. Когда писать вроде бы и хочется, но не получается, – пояснил Ленон.

– А, писательский блок, – разобрался папаша Тираж. – Тут надо вдохновляться трудами известных классиков. Или на их жизненном опыте постигать, как надо описывать актуальные события. Но ты пойми главное, журналистика – это тебе не книжки писать. Это поэзия! Тут не неделю надо пыхтеть над одной страницей как Густав Флобер над «Мадам Бовари». Все должно литься одним потоком, как сквозняк из форточки! Пришел! Увидел! Записал! И принес мне на стол. А дальше…. Дальше некуда расти только фикусу – ему мешает горшок и потолок! Да прекрати уже, наконец, крутиться! – одернул главный редактор своего подчиненного, но Ленон даже и не помышлял о том, чтобы сдвинуться с места хотя бы на миллиметр. Просто когда Валентин Петрович увлекался рассказом, он начинал беспокойно разгуливать по своему кабинету. Юноша же рефлекторно поворачивал шею, следя за траекторией его блужданий.

– Голова дана затем, чтобы в ней мысли были! А будешь вертеть ею налево и направо – все мысли растрясешь, – поделился наставлением папаша Тираж и вернулся к своим воспоминаниям:

– Меня, помнится, в юности куда только не отправляли. А куда пошлют – туда и пойдешь! Да хоть в тундру оленей доить! Или даже на юга! В Антарктиду! А ты знаешь, как тяжело на южном полюсе в это время года? Приходиться таскать градусник и мерить, где снег потеплей, чтобы улечься на ночлежку! Однажды я воткнул градусник в сугроб, а это оказался не сугроб, а полярный медведь! Ты хоть представляешь, что это такое, когда за тобой гонится медведь, взбешенный тем, что термометр из уличного превратился в ректальный! Спасло меня тогда только то, что с собой была банка сгущенки. И я как запущу ему в лобешник!

– И наповал? – заслушавшись, попытался досказать Ленон. Когда Валентину Петровичу хотелось поведать самые яркие впечатления своей молодости, тот всегда находил в юном журналисте благодарного слушателя с неиссякаемым запасом доверия.

– Ну, не совсем, – решил не преувеличивать собственные подвиги главред. – Пока он искал консервный нож, чтобы вскрыть банку, мне удалось смыться. Но это еще не конец истории! Иду я, значит, назавтра по снежному полюсу. Песню насвистываю про круговорот Земли в природе и не слышу, как за мной два во-от такенных белых медведя крадутся, – тут, к ужасу Ленона, папаша Тираж угрожающе поднял руки, изображая масштабы напасти. – Видать, вчерашний хищник злопамятным оказался и приятеля своего на это дело подговорил.

– А они и разговаривать умеют? – удивился Ленон.

– Профессионал всегда должен уметь находить общий язык с любым контингентом! – настолько громогласно провозгласил непоколебимый догмат журналистики папаша Тираж, что Ленону стало неловко за свой вопрос.

– Тут они как наскочат со спины! Один – зубами за левое ухо, другой – за правое… – тут главред для пущего драматизма сделал паузу и замолчал.

– А что дальше случилось? – разволновался Ленон.

– Ну и порвали в клочья, – горестно поведал папаша Тираж.

В этот момент Ленон представил, как Валентин Петрович трагически окончил свою журналистскую карьеру посреди бескрайней снежной пустоши, но до него быстро дошло, что непосредственный участник описанных событий стоит перед ним целый и невредимый.

– А потом вас что, хирурги обратно сшили? – изумился юноша.

– Да при чем тут хирурги! Эти белые сволочи мне шапку порвали! А какая была хорошая шапка. Каракулевая… – сокрушался Валентин Петрович.

– Нарисованная, что ли? – не понял Ленон.

– Почему нарисованная? Настоящая! Это ты у себя в блокноте каракули рисуешь! А для шапок животное специальное есть! Каракулица… Или кирюкица… А может быть, кукрикица? – начал вспоминать Валентин Петрович. Но так и не вспомнив, по-видимому, испугался, что подобное незнание понижает его статус в глазах сотрудников, и, чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет, с новыми силами обрушился на Ленона:

– Да много ли ты вообще разбираешься в жизни? Не увидишь – не узнаешь! А не приедешь – не увидишь! Вот я в Кокосовых Прериях едва было не отправился на несколько метров под землю!

– А там и метро было? – удивился юноша.

– Нильские крокодилы! Какой же ты недогадливый! – рассердился главный редактор. – Я имел в виду, что я там чуть взаправду богу душу не отдал!

– Неужели вы собирались уйти в монастырь? – предположил Ленон.

– Если ты не прекратишь меня перебивать, то подведешь меня под него! – пригрозил папаша Тираж. – Но что бы не случилось, как бы мне тяжело не было, я всегда возвращался обратно! Со свежим материалом! Ведь, как говорится, цель оправдывает средства, как моющее средство обеляет грязь! Ну и что, если придется запачкаться немного? От газетной бумаги всегда руки мараются! С чистыми руками сыт не будешь, а возможная легкая дизентерия потом – просто ерунда! Дизентерии бояться – есть не ходить! Да в Кокосовых Прериях после местной еды мне так плохо было, что я потом после обеда по три раза завещание переписывал! – похоже, что на Валентина Петровича вновь накатили неприятные воспоминания о давнишних злоключениях, и он решил перескочить на самую знаменательную часть своего творческого пути.

– Когда в наш город вернулся космонавт Леонид Савушкин, я был единственным из журналистов, кто взял у него интервью. Только одному мне удалось пробиться сквозь толщину его космического скафандра! А знаешь почему? «И-зо-бре-тательность» – зазубри себе это на носу! Я подчеркнул в словаре все звездные и астрономические термины и заранее выучил их наизусть. Я узнал о космосе все – его вес, возраст, сколько он занимает, откуда взялся и когда истекает срок его годности. Мы нашли с ним общий язык! Так что я попал… через термины к звездам!

Конечно, говорят, что каждый человек по-своему велик, но Савушкин среди великих – самый настоящий великан. Ты хоть представляешь, что это за личность, Ленон? Это космическая глыба, а не человек!

– Вы хотели сказать, метеорит? – не удержался и поправил своего начальника юноша. Этот рассказ Ленон слышал много раз, но каждый раз цепкий ум Валентина Петровича выхватывал из памяти новые детали этой знаменательной беседы.

– Откуда тебе знать, что я хотел сказать? Это я с ним встречался! А ты еще не дорос! Тебя за километр к такому человеку, как Савушкин, не подпустят!

Немного успокоившись, папаша Тираж продолжил историю своего выдающегося соотечественника:

– Савушкин мечтал о космосе еще с младых лаптей…

– Может быть, локтей? – переспросил Ленон. Он точно помнил, что это выражение звучало как-то по-другому.

– Лаптей! – повторил главный редактор. Он никогда не поправлялся и всегда стоял на своем, даже если сморозил очевидную глупость. – Он же из деревни родом, а какая обувь в деревнях? То-то! Он с детства грезил о космосе, но был слишком застенчивым, чтобы рассказать о своей большой мечте. Но его прирожденная скромность никогда не мешала его доблестным свершениям. Одни переводили пожилых людей через улицу по светофору и считали это благородным делом, но Савушкин был не таков! Переехав в город, он пошел гораздо дальше. Он сидел в кустах неподалеку от мест, неположенных для перехода, и под улюлюканье клаксонов спасал рассеянных бабушек прямо из-под колес автомобилей. Когда все узнали о его героизме, то были так тронуты, что предложили улицу, где он сидел в кустах, назвать его именем. Но он был таким скромным, что отказался, и улицу назвали улицей Спасенных Старух.

– А где она теперь? Что-то я не слыхал о такой, – вновь озадачился Ленон.

– А это… была улица Спасенных Старух, но Савушкину все равно было неловко, что ему постоянно напоминают о его подвиге, – немного замялся главный редактор. – И ее переименовали в Молодежную!

Но что это я все о детстве да о детстве. Он же не этим прославился! – опомнился Валентин Петрович. – Все прошлые свершения блекнут на фоне его космических рекордов! Савушкин в одиночку оттолкал межпланетарную станцию, избежав столкновения с гигантским осколком Луны. Он починил свой разбитый пилотируемый модуль при помощи четырех гаек, пары болтов и тюбика… Нет, не клея! Плавленого сыра! Опасность подстерегала его за каждым поворотом!

– А разве в космосе есть повороты? – изумился Ленон.

– Конечно! – с готовностью подтвердил папаша Тираж. – Земля-то круглая, а космос расположен ВОКРУГ Земли. Стыдно такое не знать! А еще Савушкин изобрел космический зонт.

– Может быть, зонд? – предположил Ленон.

– Зачем ему зонд? – удивился главред. – Он сам в какую угодно дыру залезет, даже в черную! Храбрости ему не отбавлять! А от метеоритного дождя только зонтик и спасает! И этим изобретением он спас… целую планету! В тот раз, когда сложилась очередная нештатная ситуация, он вышел в открытый космос и закричал во весь голос своему японскому коллеге-астронавту… Ячивото Ничитото, кажется… или Молокато Маловато… Как-то так, в общем. Может, их даже двое было, этих азиатов.

– А как космонавты в космосе переговаривались, если в вакууме звука не слышно? – вспомнилась вдруг юноше школьная программа.

– Дурак ты, Ленон! – не выдержал папаша Тираж. – Большую часть времени космонавты молчат не поэтому! Они боятся, как бы их не подслушали инопланетные шпионы!

– А инопланетяне существуют? – в удивлении раскрыл рот журналист.

– А кому еще в космосе шпионить? Кто еще отважится на межзвездное путешествие в такую даль? Темно, не слышно ни черта, вечный холод… Разве нормальный человек на такое пойдет? Только мутант-пришелец! Тем более что Савушкин был первым, кто поймал инопланетный сигнал! Но он ответил так забористо, что эти инопланетные засланцы с семидесятого года боятся показываться людям на глаза! И вообще, кто тут специалист, чтобы рассуждать об этом? Ты даже не отличишь луна-парк от планетария!

Ленон пристыжено замолк и начал напряженно искать в уме пункты различия между данными заведениями, позволив Валентину Петровичу спокойно продолжить свой рассказ:

– За все время, проведенное в космосе, Савушкин мог в любую минуту замерзнуть, задохнуться, сгореть заживо, быть убитым электротоком, отравиться насмерть просроченными консервами, в конце концов! У него за все его подвиги пять, понимаешь, целых ПЯТЬ звезд Героя! Думаешь, это по количеству выходов в космос? Нет, он выходил в космос тысячи раз, как другие ходят за хлебом! Каждая звезда соответствует сбитому вражескому звездолету!!!

– А есть проездной на космический корабль? – озаботился вдруг Ленон, которому тоже захотелось побывать в космосе.

– Ты что, совсем глупый? – удивился Валентин Петрович. – Знаешь, сколько он бы тогда стоил?

– Ну, можно было бы одолжить у кого-нибудь, – не отчаивался юноша.

– Не вышло бы! Все проездные на космические корабли именные, – похоронил последнюю надежду юноши главред и перевел разговор в более приземленную плоскость. – А однажды в космосе случилась авария, и спасательный челнок с Савушкиным выбросило в лес. И знаешь, что он сделал?

– Ну, наверное, подумал о том, что написано на этот счет в инструкциях, – предположил Ленон.

– Какая ерунда! Пока бы он размышлял, его бы бурый медведь загрыз, – отверг версию своего подчиненного главред. – В экстремальных ситуациях думать не нужно! На то оно и подсознание, чтобы подсказывать то, что надо, а потом творить что попало. Но дремучий лес – это мелочь по сравнению с открытым космосом. Тем более он рос в деревне и был не понаслышке знаком с живой природой разной степени одичания. Он и сам чуть не одичал! Он две недели… перебивался сыроежиками!

– Кем-кем? – переспросил Ленон.

– Ну этими… которых в лесу много… – замялся Валентин Петрович.

– Земляниками? – подсказал юноша.

– И ими тоже! – подтвердил главред таким тоном, будто ему первому в голову пришла эта мысль. – Он так успешно наладил добычу пропитания, что набрал пятнадцать кило и даже припасов на зиму наделал. Его потом спасательная экспедиция силой оттуда вытаскивала. Пришлось отряд особого назначения подтягивать! Но и тогда он им за просто так сдаваться не собирался! После этого случая даже поговорка пошла: У кого лицо без глаза – тот отчислен из спецназа.

– Так вот почему он исчез так надолго, – сообразил Ленон. Савушкин действительно пропал без вести, и его долгое время считали погибшим. Ему поставили памятник и даже назвали в его честь свежевыстроенный НИИ. Но потом космонавт неожиданно вернулся, и решили оставить все, как есть.

– Нет, не поэтому, – возразил Валентин Петрович и перешел на настороженный шепот. – Ото всех скрывается настоящая причина, потому что это государственная тайна! Но я-то точно знаю, что его похитили инопланетяне! Он мне во время интервью прямо так об этом и сказал! Да я его тогда настолько к себе расположил, – с гордостью похвалился папаша Тираж, – что он потом при расставании меня к себе в космос звал погостить! Я бы и рад, но в то время я только что после простуды был.

Меня еще сценарий про приключения Савушкина слезно просил написать один режиссер из Америки, – никак не мог остановиться Валентин Петрович. – Как же его, итальянца, звать?

– Коппола? – попытался угадать Ленон.

– Он самый, пес его дери за ногу! Харрисон Форд Коппола! А сыграть Савушкина должен был… Ну этот… Из страны съедобных лягушек… Тот, что вечно лакеев играет.

При слове «лакей» Ленон задумался и, наконец, выдал:

– Швейцар де Портье!

– Кажется, он! – согласился папаша Тираж, у которого, похоже, не было иных вариантов. – А Савушкина в молодости должен был сыграть… Ну, этот, белобрысый… Из «Крестного орешка». Или из «Одинокого дона»?

– Бакалей Свалкин? – назвал своего любимого актера Ленон.

– Да не важно, – отмахнулся Валентин Петрович. – Речь-то не о нем, а о режиссере. Ну, я ему и говорю:

– Не дождешься, мафиози несчастный. Я гостайнами не торгую!

А как он это услыхал, так на том самом месте от огорчения чуть макаронами не подавился, итальяшка-то. Слава богу, скорая быстро подоспела. Хорошо, что я ему спагетти в ресторане не дал заказать! В них ведь и отверстий-то никаких нету! Если бы они ему в глотку набились, он бы точно задохнулся. Так что пришлось ему после этого закрывать свою лавочку…

– И открывать скамеечку? – предположил Ленон.

– Все может быть, – не понял папаша Тираж, который, судя по недоумению на лице, уже и позабыл, о чем говорил. – Да в любом случае то, что пережил Савушкин, ни одно кино не сможет показать! Вот как раз, ближе к восьмидесятым, фильм в кинотеатрах шел на похожую тему. Я его, конечно, плохо помню, но там все вертелось вокруг добычи какого-то ценного ресурса…