Текст книги "Собрание Стихотворений"

Автор книги: Сергей Соловьев

 
Из душных библиотек
Пойдем цветы срывать!
Твой пурпуровый ротик
Позволь поцеловать.
 
 
От скучных книг и тощей
Взыскательной мадам
Умчимся через рощи
К лазоревым прудам.
 
 
Под сень ветвистой липы
Взойдем на склоне дня,
Где скромно спят тюлипы,
Головки наклоня.
 
 
В малиновом камзоле
Я – маленький поэт.
Красавице не боле
Четырнадцати лет.
 
 
Но уж давно украдкой
Улыбки мне дарит,
Пленяя тайной сладкой,
Соперница Харит.
 
 
Ты, предвкушая негу,
Краснеешь от стыда.
Вдали прошли к ночлегу
Веселые стада.
 
 
О сладкий персей трепет
И долгий поцелуй!
Смолкает сонный лепет
Завороженных струй.
 
 
Зачем мы так несмелы?
Ужель наводить страх
Рыданье Филомелы
В березовых ветвях?
 
 
Под липою укромной
Я с Делией шалю.
Мне шепчет голос томный
Волшебное «люблю».
 
 
Лобзанье ароматно
Позволь еще продлить.
Обоим нам приятно
По-новому шалить.
 
 
В забаве сладострастной
Проносятся часы,
И смотрит Геспер ясный
На тайные красы.
 
 
Сгустился мрак дубравный
И рощица тиха.
Лишь мраморные фавны
Свидетели греха.
 

 
Прошла гроза, и семицветных радуг
Над рощей и холмом эфирные мосты
Сияли. Час безмолвен был и сладок,
Будя запретные мечты.
 
 
С балкона, не окончивши обеда,
Ты помнишь, в рощу убежали мы,
Где над стыдом и робостью победа
Была легка под кровом полутьмы.
 
 
Вдали шумел фонтан лазурный,
Краснели облака, и вечер гас.
Дриада древняя с поросшей мохом урной
Одна подслушивала нас.
 
 
Издалека напевы клавесина
Неслись. Я вслух стихи читал, но вдруг
Подняв глаза, умолк, и том Расина
Упал в траву из задрожавших рук.
 
 
Зачем играл так резво и небрежно
Твоей одеждою зефир?
Зачем сиял так томно и так нежно
Твоих очей задумчивый сапфир?
 
 
Ах! не забыть таинственной березы,
Где ты открыла мне заветные красы!
Молчали ветры, мраморы и розы
Сверкали перлами росы.
 
 
Ты помнишь наше возвращенье?
За чаем все расспрашивали нас,
Где пропадали мы. Краснела ты в смущенье
И на меня не подымала глаз.
 
 
И как, обоих нас встревожа,
Сказала мать: «Ты бледен, как мертвец!
Да что с тобой? Ты не здоров? О Боже!»
И грозно вдруг нахмурился отец.
 

 
Я побежден. Усилия напрасны
Тебя забыть. Бежать – уже невмочь…
Зачем, зачем была ты в эту ночь
Такою милой, нежной и прекрасной?
 
 
Довольно мне обманывать себя
И петь других цевницею притворной.
У ног твоих я распростерт, покорный…
Душа горит, страдая и любя.
 
 
Зачем огонь питаю безнадежный?
Ты – не моя, другого любишь ты,
Верна ему… Но тайные мечты
Влекут к тебе, задумчивой и нежной.
 
 
Ведь ты, что ночь, внимательней ко мне,
Ты говоришь со мной без принужденья,
И сладостное длится обольщенье,
В сиянье звезд, в полночной тишине.
 
 
Безумный сон, безумное мечтанье!
Все говорят, что нежно, навсегда
Его ты любишь. Боже мой! Куда
Влечет меня твое очарованье?
…………………………………………
 
 
Таился я. Но зорким взором видит
Любовник твой, как вяну я в тиши.
Он подозрителен, и в глубине души
Давно меня клянет и ненавидит.
 
 
Ищу тебя наперекор судьбе,
Ужасный путь отныне избран мною.
Ужель проститься с жизнью молодою
Там – ночь и смерть. Скорей, к тебе, к тебе!
 

 
Как скоро ты прошла и отшумела,
Любви прекрасная весна!
Пустеет сад, и скрылась Филомела,
Все ночи певшая у моего окна.
 
 
Всё, всё прошло. И рощи молчаливы,
И пруд заглох. На берегу один
Корзину из прибрежной ивы
Плетет убогий селянин.
 
 
Уже мороз сребрит скудеющие долы,
И от селений синий дым
Восходит ввысь. Поют; поют Эолы
По рощам золотым.
 
 
Молчи, душа, молчи! Любови,
И песен, и ночей прошла пора.
Пустынны небеса. Сверкает пруд. В дуброве
Гудят удары топора.
 
 
Морозен воздух, звуки гулки…
О осень светлая, блести, блести!
Простите, томные полнощные прогулки!
И девы-розы, всё прости!
 
 
Где поцелуи, клятвы и измены?
Утех любви быстротекущий сон?
Увяли вы, цветы моей Климены,
В лесах шумит пустынный Аквилон.
 

 
Осень, здравствуй! Ты ли это,
Долгожданная, пришла?
В сердце льются волны света,
В сердце, как в вечернем море,
 
 
Улеглись прибои зла.
Режа длинными тенями
Злато бледное дубров,
Встали над пустыми днями
 
 
Очарованные зори
Зазвеневших вечеров.
Прикоснись к недавним ранам,
Поцелуем исцели!
 
 
Нежно-розовым туманом
Очаруй в померкшем круге
Холодеющей земли.
Голубой воды сверканье,
 
 
Зелень аира в пруду!
В этот холод и сиянье,
Как в объятия подруги,
Ранним утром упаду!
 

 
С деревьев сняв лучом янтарным
Две-три последние слезы,
Каким победно-лучезарным
Выходит солнце из грозы!
 
 
И струй заголубевших трепет,
По озаренным берегам
Листов новорожденный лепет,
Лягушьи трели, птичий гам,
 
 
И солнца под ветвями пятна,
И лиственная в рощах тень,
Всё – первозданно, благодатно,
И всё – как в оный первый день!
 
 
Всё ожило: где – щебет птичий,
Где песня раздалась в селе,
Где свежий след ноги девичей
На влажной впечатлен земле.
 
 
Не божьего ли вожделенья
Нисходит к смертным полнота?
Какая нега утоленья
Во всей природе разлита!
 
 
Извечным жалимый желаньем
То бог весенний, молодой
Насытил плоть соприкасаньем
И взгляд роскошной наготой.
 
 
Проникни в смысл знаменованья!
Пойми, что после гроз и бурь
Целительней благоуханье
И непорочнее лазурь.
 

 
Лазурью осени прощальной
Я озарен. Не шелохнут
Дубы. Застывший и зеркальный
Деревья отражает пруд.
 
 
Ложится утром легкий иней
На побледневшие поля.
Одною светлою пустыней
Простерлись воды и земля.
 
 
В лесу неслышно реют тени,
Скудея, льется луч скупой,
И радостен мой путь осенней
Пустынно блещущей тропой.
 

 
Мороз, как хищник разъяренный,
Спалил луга и листья сжег,
И гулок хруст новорожденный
Морозом скованных дорог.
 
 
И ярки дни, и ночи звездны…
Лишь розовый закат потух,
Зажглись пылающие бездны,
А лес опалый пуст и тух.
 
 
Когда придет палач природы,
Биенье жизни заглуша,
Всю широту своей свободы
Не в силах осознать душа!
 

 
Сияньем, золотым и алым,
Исходит запад. Я – один.
В вечерний час в лесу опалом,
Средь зачарованных вершин.
 
 
Чу! Детский крик и лай собаки
Донесся из деревни вдруг.
Донесся из деревни вдруг.
Разделен и малейший звук!
 
 
Мечта в былом без боли бродит,
И от хрустальной вышины
На сердце и на землю сходит
Очарованье тишины.
 

 
Мой милый дом, где я анахоретом
Провел прошедшую весну!
Ужели этих дней, вдвоем с моим поэтом,
Я больше не верну?
 
 
Вот комната рабочая, в которой
Так мало я писал; вот спальня, где
Так мало спал; окно с закрытой шторой,
И шляпа легкая сереет на гвозде.
 
 
Обрывки писем и флакон зеленый
С Дикмаром ароматным. Как в бреду,
Всю ночь, безумный и влюбленный,
Рокочет соловей в березовом саду.
 
 
За прудом – холм, зеленая поляна,
Куда в жару на целый день
Любил я уходить с романом Флориана,
Где сладко нежила березовая тень.
 
 
О эта книжка малого формата,
Бумага серая и золотой обрез…
Шептал мне ветер, полный аромата.
Что мир идиллии воскрес.
 
 
Люблю мораль французской старой книги,
Забавы мирные кастильских пастухов,
Невинные любовные интриги
И на коре следы чувствительных стихов.
 
 
Люблю я имена Клоринды и Эстеллы
И злоключения пастушеской четы,
Гравюры тонкие: амур, точащий стрелы,
Под вязом – жертвенник, амфора и цветы.
 
 
Какие свежие, пленительные сказки!
Сначала непреклонный гнев отца,
Разлука… всадники и дама в черной маске,
И Гименей сопряг их верные сердца.
 
 
Нарядных рыцарей кортежи
Летят между холмов, и снова rive fleurie,
И завтрак на лугу: плоды и свежий
Творог и сыр, и танцы до зари.
 
 
И рыцари любви завидуют пастушьей,
Их добродетелям, трудам невинным их.
«Я с вами остаюсь, мои друзья. Под грушей
Я мирно проведу остаток дней моих».
…………………………………………..
Как сладко слиться с жизнью древней,
Когда за окнами – весна!
Но солнце меркнет. Из деревни
Несется песня, сладостно грустна.
 
 
Простите все! с остывшим чаем
Напрасно ждет меня поэт;
Животворя листы, Каменою венчаем…
Часы бегут, меня всё нет.
 
 
И лишь, когда бледнело полнолунье
И дали становились розовей,
Со вздохом старая ворчунья
Мне отворяла дверь… и плакал соловей.
 

 
Неужели я снова
В этих березовых рощах?
Снова сияет майское солнце,
Склоняясь над розовым полем.
Пахнет аиром,
И плакучие прибрежные ивы
(Милые! Милые! Те самые!)
Без движенья дремлют над прудом.
 
 
Какая тишина!
 
 
Заглохла березовая аллея,
С гнилым мостиком над канавой, —
Где мы жили вдвоем
– Я и соловей —
И оба любили,
И оба пели песни.
Но он был счастливее меня,
И песни его были слаще.
 
 
Вот и маленькие друзья мои
Толпятся на берегу,
И один из них,
По колено погрузившись в воду,
Прячет в аире плетеную вершу.
 
 
Снова начинаются привычные разговоры:
Отчего перевелась рыба,
Оттого ли, что пруд зарос аиром,
Или оттого, что колдун заговорил рыбу.
 
 
Вот уж бледно-золотая заря
Угасает над лесом.
Ведра девушек звенят у колодца,
И листья деревенских черемух и яблонь
Девственно зеленеют
На нежно-розовом небе.
 
 
Снова аир, весна и колодезь,
И заря… отчего же мне хочется плакать?
Отчего мне так грустно,
Так грустно?
 

Памяти прадеда моего И. М. Ковалинского

 
Меня зовут твои томительные стоны,
Я не могу уснуть… Чу! вновь протяжный свист.
В прибрежных тростниках рыдают Аквилоны,
Растаяли пруды, ненастный вечер мглист.
 
 
В гробнице тусклых вод вновь ожил вздох любови,
И нега томная, и смертной муки крик…
Селена грустная в серебряном покрове
Над рощей дымною возносит бледный лик.
 
 
Ты вновь зовешь меня, старинный зов проклятья,
Я повесть древних тайн читаю при луне,
Я чую влажные, но мертвые объятья…
«Погибни, милый», вновь она шепнула мне.
 
 
Я вижу эту грудь, где белые лилеи,
Смешавшись с розами, манили поцелуй…
Свиданья тайные в березовой аллее,
У статуй мраморных и сладкозвучных струй.
 
 
Я помню первые твои сопротивленья,
Отказы нежные, и ропот, и испуг,
Твой заглушенный крик и сладкое томленье,
Лобзания и ласк в одно слиянный звук.
 
 
О, замолчи навек в глухой гробнице водной,
О сладких радостях забудь, не говори!
О злая ночь весны! О ветер безысходный,
Ты вновь промучаешь до утренней зари.
 
 
Пустынны берега. Пред утром холодея,
Трепещут ветви ив над серебром волны.
Из хладных, мертвых вод ты вышла, Галатея,
Чтоб плакать о былом… Как бледен лик луны!
 

1907, Август Петровское

Ликуй ныне и веселися, Сионе.

Канон Пасхальный, песнь 9-я

 
Восстань от ложа сна, о дщерь Сиона,
И возликуй, воспевши сладкий стих —
Пророческую песню Соломона.
 
 
Невеста, встань! Твой царь и твой жених
Уже у врат. Холмы в миндальном цвете,
Напевы птиц – в оливах голубых.
 
 
Смеющиеся девушки и дети
Фиалки и нарциссы для кого
В долинах собирали на рассвете?
 
 
По всем долинам – шум и торжество.
Течет народ во сретенье Мессии,
И час настал веселья твоего.
 
 
Стоят толпы, склонив главы и выи.
Он близится, прекрасный, как гроза:
Омыты нош миррою Марии,
 
 
Как у орла горят Его глаза.
Он привязал детеныша ослицы,
Где листья клонит вешняя лоза.
 
 
Его поют тимпаны и цевницы.
К Его ногам покровы и цветы
Слагают нежные отроковицы.
 
 
Царица! ждешь возлюбленного ты,
Твой терем полон нарда и алоя,
Сиянием чертоги залиты.
 
 
Блистает в розах ложе золотое,
И фимиам в кадильницах горит.
Сбывается пророчество святое,
 
 
Как царь Давид в псалмах благовестит,
Захария предрек во время оно.
Фиалками и финиками крыт
 
 
Цветущий путь. Восстань, о дщерь Сиона!
 

 
Кого искать пришли вы утром в сад
С амфорой, полной нардового мира?
Кому слеза и чистый аромат?
 
 
Чуть брезжит день. И холодно, и сыро
В пустом саду. Но высь уже чиста,
И песни птиц несутся из эфира.
 
 
Зачем в гробу вы ищете Христа?
Зачем пришли, в тоске, рыдать над телом
В пещере – свет, и глубь ее пуста.
 
 
На камне ангел в одеянье белом
Сидит, глашатай неба и земли,
И он – женам, от страха онемелым:
 
 
«Христос Воскрес! дни горести прошли.
Что ищете живого в мраке гроба?
Что плачете нетленного во тли?
 
 
Ужален ад: его бессильна злоба:
Тридневного извергла мертвеца
Земли плодоносящая утроба.
 
 
Сияньем мрак пронизан до конца,
И, уязвленные стрелами гнева,
Бегут враги от светлого лица.
 
 
Спасен Адам, и торжествует Ева,
И, прежде всех узнав благую весть,
Пресветло радуется Матерь-Дева.
 
 
И церкви сад уже готов зацвесть,
И солнце истины стоит в зените.
Се – суд любви и праведная месть.
 
 
Спешите, жены, и Сиону рцыте:
Христос Воскрес! Фома, коснись до ран!
Апостолам Его благовестите.
 
 
Евангелием вашим осиян
Отныне мир, дубы в саду церковном,
Три солнца – Петр, Иаков, Иоанн!
 
 
Но ты, пришедшая путем греховным
Магдалы дочь, у гроба медлишь ты,
Горя огнем, священным и любовным.
 
 
В тумане сад и цветники пусты…
Иди туда, где – тени голубые,
Песок, заря и белые цветы.
 
 
Садовник бродит там. Глаза – родные,
И бел хитон в смоковничной тени.
Посмотрит он и вымолвит: Мария!
 
 
И ты, упав, ответишь: “Раввуни!”»
 

П. С. Соловьевой

 
Мой пояс груб. Акриды, мед пчелиный
Мне снедь. У Иорданских берегов
Я всех зову омыться от грехов,
Где голубые зыблются маслины.
 
 
Осанною оглашены долины,
Безмолвствуют свирели пастухов.
Елеем блещет терем Женихов,
И рдеет нард в амфоре Магдалины.
 
 
Я дикий скимн пустынных вод и скал.
Как ярый хмель, во чреве я взыграл,
Вняв девы глас, несущей крины рая.
 
 
Се полн Сион светильников и роз.
В руках детей благоухают вайя…
Мой крест воздет: я жду Тебя, Христос!
 

 
Расцвел миндаль. Под благовесты лир,
В тени маслин, почила Галилея.
С медвяной розой росная лилея
Вершит лобзаний вожделенный пир.
 
 
В Ее очах синеет кроткий мир,
Златые косы тяжки от елея,
Ланиты рдеют. Девственно алея,
Душистых уст полураскрыт потир.
 
 
Внимает в поле небу пастырь мирный.
Волхвы с диваном, золотом и смирной
Склоняются пред яслями Христа.
 
 
В груди Марии белый сад вздыхает.
Недвижны кедры. Вышина чиста.
И в синеве Сион благоухает.
 

 
Болотный дух, дух похоти и тлена,
Тебя сожгла небесная любовь,
И розою цветет Андиомена —
Хаоса язвенного кровь.
 
 
Мы светло празднуем свободу от проклятья,
Когда, под громы роковых угроз,
Алеет поцелуй, сплетаются объятья,
И шествует весна в венке из роз.
 
 
Превозмогая косность мысли нашей,
Когда мы близимся к Познанью Божества,
Нам лилий девственных благоухают чаши —
Кадильницы во храме естества.
 
 
Взгляни: сей крин весь мрак, весь смрад земной утробы
В сребро и аромат духовно претворил:
Благовествуя жизнь и истощая гробы,
Марии лилию вручает Гавриил.
 
 
Мария! таинство божественного брака!
О имя красное, сладчайшее имен!
О ужас демонов и упраздненье мрака,
И над Гоморрою сияющий Сион.
 
 
О ширшее небес девическое чрево
И затворенные святые ложесна!
О благосеннолиственное древо,
Воней златых плодов прозябшая весна!
 
 
Сожги последний мрак, фиал любви небесной,
О стамна с манною и неопальный куст!
Мария – сладкий мед словесный
И золото розоуханных уст.
 

Дорогой памяти Н. Ф. Ковалевской

 
Он нам родной – исполненный созвучий,
Покорный нам, но еще косный мир:
В ответ на мысль гармонией певучей
Волнуется вещественный эфир.
 
 
Певцы, художники, поэты! Наша
Мечта сковала хаос мировой,
И разума всеемлющая чаша
Вмещает мир, певучий и живой.
 
 
Тебе, о хаос, золотые узы,
Звено к звену, сквозь бешенство веков
Ковали мы, и ангелы и музы
Дарили нам цветы своих венков.
 
 
Мечи богов! Резец, палитра, лира!
Познания духовный, чистый хмель!
Сияют в солнце ангельского клира
Софокл, Бетховен, Пушкин, Рафаэль.
 
 
Нерасторжимы легкие оковы,
Познал брега безумный океан,
И храм искусства, храм многовековый,
Вознесся ввысь, нетленьем осиян.
 
 
Немолчная, согласная осанна
Из наших уст Тебе гремит, Христос.
Исполнен храм и лилий Иоанна,
И роз Марии, непорочных роз.
 
 
С креста, в крови, Ты внемлешь нашей лире,
И жрец-поэт возносит к небесам
Кадильницу и золотой трикирий:
Свет разума и песен фимиам.
 

Благослови, душе моя, Господа.

Предначинательный псалом

 
Беззвездным хаосом окованные души
Восходят в свет, приявши телеса,
И воды отделяются от суши,
И синей кожею простерты небеса.
 
 
Замкнута бездна узами предела,
И вещество числом. Раздельны день и ночь.
К волне волну и к телу тело
Стремит божественная мочь.
 
 
О дивный образ мира! Сад явлений!
Хвалите Господа в горах, из чащных недр,
Онагры, зайцы и елени.
Древа масличные, ливанский кедр.
 
 
Вы – пурпур луга – розы, крины
– О звезды среброустые полей —
И фимиам дубрав, и рев звериный,
И хмель, и масть – вино, пшеница и елей.
 
 
Там рыбьим златом голубые бездны
Горят. Сиянье излучая ниц,
Эфир небес, то солнечный, то звездный,
Звенит молитвами влюбленных птиц.
 
 
И, подражая им, гармонией псалтирной
Трепещут гусли; сладкозвучный вздох
Зажег свирель. И брак вершится мирный
В лесу, в глуши, где травы, листья, мох.
 
 
Над злом последнюю победу торжествуя,
Уста влечет к устам стремление любви,
И хаос уязвлен заклятьем поцелуя…
Моя душа, Творца благослови!
 

Памяти прадеда моего иерея М. В. Соловьева

 
Я – громов сын. Я – грозен, мудр и юн.
Премудрость воплощенного глагола —
В моих руках сверкающий перун.
 
 
Иммануил с небесного престола
Нисходит в мир, и расточился мрак.
Любовь Христа все козни поборола.
 
 
На солнце истины вперяя зрак,
Все тайны оком я проник орлиным.
Чудес начало: в Кане бедный брак.
 
 
По Галилейским розовым долинам
Он с матерью идет на брачный пир,
И подан жениху архитриклином
 
 
Вином любви наполненный потир.
У кладезя с блудницей Самарии
Беседует спасти пришедший мир.
 
 
Он видит слезы Марфы и Марии,
Он прослезился; по Его словам
Свергает Лазарь путы гробовые.
 
 
Купель грехов – лазурный Силоам:
Расслабленный встает, как муж цветущий,
Слепорожденный видит. И во храм
 
 
Пред смертью Он идет на праздник Кущей,
Чтоб жаждущие напоил умы
Родник воды, из вечности текущей.
 
 
Но час настал победы князя тьмы,
Казался пир трапезой погребальной,
В последний раз встречали Пасху мы.
 
 
Беседе все внимали мы прощальной.
Он говорил: «вы – ветви, я – лоза».
А я, во время вечери Пасхальной,
 
 
Припав на грудь, смотрел Ему в глаза.
А ветер выл в саду порывом злобным,
Чернела ночь, и близилась гроза.
 
 
Я у креста стоял на месте лобном,
И Он раскрыл засохшие уста,
И голосом, стенанию подобным,
 
 
Окровавлен, изъязвлен, со креста
Марию сердцу моему сыновью
Вручил. Потом увидел я Христа,
 
 
Но не раба, обрызганного кровью,
А грозного царя и судию.
Я – Иоанн. Христовою любовью
 
 
Я взыскан был, и матерь мне свою
Он завещал с мучительного древа.
На персях Иисуса я в раю.
 
 
Я весь – любовь, но молниями гнева
Караю грех. Внимая гул осанн,
Я встал в веках, таинственный, как дева.
 
 
Я – крин Христа, апостол Иоанн.
 

1909. Март Дедово

Другу-приятелю Павлу Григорьевичу Монатову посвящаю

 
Сам платил цены не малые,
Не торгуйся, не скупись.
Подставляй-ка щечки алые,
Ближе к милому садись.
 

Народная песня

 
На телеге тряской,
По полям и овражкам,
Я поехала вечерком прохладным.
Топчут колеса
Колокольчики голубые,
Красную дрему,
Ромашки придорожные.
 
 
Из лесочка в лесочек,
Из села в село,
Из деревни в деревню,
Еду, яблочная торговка.
 
 
Яблочки золотенькие!
Яблочки аленькие,
Наливные, сахарные!
 
 
Сама на возу сижу,
Девка красная,
Девка ядреная,
Вся в яблоках сижу.
 
 
Эй ты, молодчик,
При часах и в жилетке!
Отведай яблочка спелого,
Сладким соком кипучего!
 
 
Вчера только с деревца сняла,
Никому его не дала,
Для тебя, молодчик, берегла.
 
 
Кушай его себе на здоровьице,
Еще дам, коли поноровится.
Потешайся сладостью золотою,
Грызи красное плодовое сердце,
Испей питьица медвяного.
 
 
Ты не бойся меня, молодчик!
Я – не ведьма проклятая,
Я – торговка яблочная,
Хохотливая,
Да похотливая,
Рысь желтоглазая.
 
 
А уедет мой тряский возок,
Покачу по оврагам и колдобинам,
Погоняя тощую клячонку
Березовым прутом,
Золот серп уколет
Твое сердце молодецкое.
Будешь плакать на зорьке туманной
Во глухой во ржи,
Поминая торговку яблочную.
 
 
Что ж! приди ко мне
Темной полночью,
Когда нету звезд,
Нету месяца.
 
 
До зари плутай
Во глухом лесу,
В частом ельнике,
Над канавами.
 
 
Очи выхлестай
Злыми хвоями.
В болотах тони,
Тони по пояс.
 
 
На белой заре
Ты найдешь меня,
Рысь веселую,
Желтоглазую.
 
 
Вдосталь, молодец,
Ты насмотришься,
Как с милым дружком
Потешаюсь я.
 
 
Как ласкает он
Меня досыта,
Как смеемся мы
Надь тобой, дурак!
 
 
Не беги от нас!
Будешь званый гость:
И тобой, дурак,
Не побрезгуем.
 
 
Приползай, как пес,
Со смирением
И целуй мои
Ноги белые.
 
 
Ноготок тебе
Маво пальчика,
А уста и грудь —
Другу милому.
 
 
Что же, молодчик?
Возьмешь золотой плодочек
От торговки румяной?
 

1906. Октябрь, Москва

 
Не кори меня,
Моя матушка:
Не терзай мое
Сердце девичье!
 
 
Знать, такой уж я
Уродилася,
Нераскаянной
Греховодницей.
 
 
Приголубь меня —
Твое детище,
На кровать мою
Сядь тесовую.
 
 
Разметалась я
По кровати всей.
Тело белое
Пышет полымем.
 
 
Развились мои
Косы русые.
Расходилась грудь,
Как морская зыбь.
 
 
Никому меня
Не показывай:
Береги свое
Имя доброе.
 
 
Ты прости меня,
Приласкай меня!
Не кляни твое
Родно детище.
 
 
Золоты ножи
Во утробе моей звенят,
Кости мои белые хрустят,
Черленою кровью омочены.
Кто жжет?
Кто сечет
Утробу мою?
Лютый змей
Золотым жалом
Сосет утробу мою.
Ведьма проклятая,
Прочь!
Ты – не матушка мне:
Ты мое детище хочешь пожрать!
 
 
Кто черный в углу?
Хвостатый,
Рогатый,
Смеется!
Не дам тебе моего младенчика!
 
 
Ах! вешний красный денек!
Над синей речкой я гуляла,
Первые цветочки собирала,
Веселые песенки распевала,
Веночек-зеленочек завивала,
Зелень в косы русые вплетала.
 
 
Далеко ушла
От родного села.
Еле виден дом
Моей матушки,
На крутом холму
Над синей рекой.
 
 
Повстречал меня
Мальчик тоненький,
Нежный, холеный подросточек;
Охотник до сладостей,
До меда, до сахара,
До ягодок красных,
До цветочков первых.
 
 
Говорил он мне тихо – ласково:
Я люблю тебя, красна девица,
Словно ягоды – уста твои,
Словно яблоки – груди твои,
Словно молоко – ноги твои.
 
 
Стояла я
Под деревцем ведшим.
Возле белых ног
Травушка-муравушка зеленела,
Цвели аленькие цветики.
 
 
Обнимал он меня,
Положил меня
На зеленую постель,
На одеяльце шелковое,
На простыночку цветную,
Под кровельку листвяную.
А кругом нас были:
Березки белые,
Да небо синее!
 
 
Ах ты сладость горькая!
Мед золотой!
Отрава медвяная!
Снадобье волшебное!
 
 
Кто грызет утробу мою?
Матушка моя прокляла меня.
Подохну, проклятая, без покаяния.
Черти толпятся вокруг моей постели тесовой,
Кажут языки красные,
Машут хвостами мохнатыми,
Готовят каленые сковороды,
Котлы со смолою горючею.
 
 
Где ты теперь, мой мальчик тоненький?
Где собираешь сладкие ягоды,
Цветы душистые?
Вспомни меня,
Пожалей меня!
Тебя ради терплю:
Матушка родная от меня отступилась,
Бог меня оставил,
Черти меня обступили!
Прочь!
 
 
Не кропите меня святой водой!
Проклятой хочу умереть:
Плюю на ваши иконы черные,
Плюю на тебя, ведьма поганая.
Отдай мне моего младенчика —
Румяный плод кровей моих,
Плод греха моего,
Радость мук моих,
Зарю мою утреннюю!
Ведьма поганая!
Отдай мне моего младенчика!