355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Лизнёв » Иван Премудрый (СИ) » Текст книги (страница 14)
Иван Премудрый (СИ)
  • Текст добавлен: 29 мая 2018, 23:30

Текст книги "Иван Премудрый (СИ)"


Автор книги: Сергей Лизнёв



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

На том, можно сказать, наведение порядка на улицах стольного града и закончилось. Вечером Тимофей подробно рассказал Ивану Премудрому что и как происходило.

Понимаете, Тимофей, когда Ивану все рассказывал, нисколечко не врал и от себя ничего не прибавил. И я, точно также, описывая все случившееся, на самом деле всего лишь записал то, что произошло тогда и точно также, как и Тимофей, нисколечко не вру и ничего от себя не прибавляю. Это я к тому, зачем по-новой пересказывать то, что вы только что прочитали?


***



– Фролка! Фролка, змей подколодный! Ты где?!

– Здесь я, князь-батюшка. Чё кричать-то...

– На тебя не крикнешь, ты не пошевелишься, дармоед. Спишь всё время, вон, аж вся рожа опухла.

– Я князь-батюшка вовсе не сплю.

– А что так?

– Служба княжеская не позволяет.

– А рожа почему опухшая?!

– Это, князь-батюшка, в аккурат от постоянного недоедания.

– Хорош врать-то!

– Я, князь-батюшка, никогда и никому не вру, даже тебе.

– Ну ты того, не забывайся!

– А я и не забываюсь. Вот попробуй, князь-батюшка, вместе со мной по городу, да по княжеству побегать, ни дня, ни ночи не зная, тогда поймёшь. Хлеба краюху и ту съесть некогда и водицы испить, тоже некогда. Поэтому я весь такой, от голода и жажды опухший перед тобой всегда предстаю.

– Вот ведь брехло! Ну хоть бы покраснел ради приличия.

– Нам, князь-батюшка, краснеть не полагается, потому как мы на службе княжеской пребываем.

– Эх, выпороть бы тебя, да нельзя.

– Правильно, нельзя меня пороть.

– Молчи обормот, не перебивай князя! Пороть-то по заднице придётся, а врёшь и дерзишь ты не задницей, а головой. А по голове пороть, то ежели сейчас ты хоть и дурак, но так себе, терпеть можно. После воспитания ты, так совсем дураком станешь, у меня на тебя никаких нервов хватать не будет.

Князь-батюшка мужчиной был уже в годах и в солидных годах, поэтому всякие там физические упражнения в виде гимнастики или скакания на коне и размахивания мечом ему были возрастом противопоказаны. А кровь, особенно с утра, да пораньше, она придания ей ускорения для более быстрого и весёлого протекания по кровеносным сосудам требовала, причём требовала этого каждое утро. Поэтому такие вот словесные перепалки с Фролкой и были для князя заместо утренней гимнастики на коне с мечом или без коня, но все равно с мечом. Об этом где-то там, раньше, уже было написано, это так, в виде напоминания.

– Ты вот что, – разогнав кровь по организму и тем самым придя в хорошее настроение сказал князь. – сбегай-ка на городской рынок, да узнай, что там у нашего Ивана творится? Что-то давненько от него вестей не поступало, не случилось ли чего?

– Сбегал уже, князь-батюшка. – с улыбкой до ушей ответил Фролка.

– Это когда же ты успел?

– А с самого раннего утра и успел. Оно ведь как, князь-батюшка, народ, он, когда рано-рано на рынок приезжает, он первым делом не товар свой раскладывает.

– Что же он тогда делает? – для князя услышанное было почти откровением.

– Он, князь-батюшка, друг с другом новостями всяким свежими делится, ну и товар попутно раскладывает конечно. Дело торговое, оно промедления не любит, сам знаешь.

– Где ж народ за ночь свежие новости берет?

– А кто их знает? Придумывает наверное. А может быть всё, что народ за новости выдаёт, ему ночью снится. Но князь-батюшка, скорее всего придумывает. Сам знаешь, какой он, народ. Ему в жизни его никчёмной, окромя слухов и сплетен разных, абсолютно на всё наплевать, даже на торговлю.

– Ладно, разошёлся. На себя посмотри. Говори, что про Ивана узнал?

– Князь-батюшка, ты только не гневайся. Это народ всё придумал, я здесь не причём. От себя ну нисколечко не добавил.

– Говори, давай! Хорош темнить!

– Народ, князь-батюшка, говорит, что Иван наш захватил княжество Русланово и сам в нем княжить начал. Ещё говорят, что бояр всех перепорол, в городе чистоту и порядок навёл, говорят, лютовал страшно.

– А может не наш Иван?

– Говорят, что наш. Говорят, что он себя Премудрым называет.

– Тогда кажись наш. Вот ведь подлец, какой фортель выкинул? Ну, вернётся я ему устрою!

– Ещё говорят, чудеса у него всякие начали происходить.

– Какие такие чудеса?

– Не знаю князь-батюшка, и народ не знает, видать не придумал ещё.

– Это что же получается, обманул меня Иван? Я к нему, как к сыну родному: доверием его своим наделил, посольством руководить назначил, а он, вон какую чуду-юду выкинул! И что теперь делать? Войну ему что-ли объявлять?

– А ничего не делать, князь-батюшка. Лучше подождать немного. Народ, сам знаешь, он одно и тоже долго врать не умеет и не любит, он скоро что-нибудь новое придумает.

– Тоже верно. Ладно с Иваном. Что ещё нового происходит?

– А происходит князь-батюшка то, что целых три посольства из соседних царств да княжеств к нам пожаловали и беседу с тобой иметь желают.

– Ну вот, а что я говорил?! Иванова работа! Молодец Иван, верно службу служит! А брехунов этих, чтобы с ними такое сделать?

– А ты подати для них увеличь, чтобы знали, как самому князю врать.

– Дурак ты Фролка, окончательный дурак. Если им подати повысить, они мухлевать начнут, хотя они и так мухлюют. Значит так, скажи городскому голове, от моего имени скажи, чтобы сегодня же с десяток самых говорливых, тех, кто на рынке неправду всякую рассказывает, прилюдно выпороли.

– За что же, князь-батюшка?

– А за то, что сны им неправильные снятся. Чтобы, значит, они исключительно правильные сны видели.

– А с послами что делать?

– С послами? Пущай подождут с недельку, а там посмотрим, что с ними делать. Неча, чтобы так сразу до меня допускать, разбалуются.






Глава седьмая



До сих пор удивляюсь, как царевич Гвидон не расшиб себе лоб и руки-ноги не переломал, когда домой возвращался. А тут ничего удивительного нет. Это всё из-за подарка Анны Ивановны. Лук, да ещё с налучьем и с колчаном, тулом, полным стрел, они чьё хочешь внимание напрочь на себя отвлечь могут.

Налучье царевич повесил на пояс, а колчан со стрелами, стало быть, за спину. И вот пока шёл по лесу, он не очень-то смотрел себе под ноги или вперёд, а всё больше лук рассматривал. Достанет из налучья, покрутит его в руках, полюбуется и обратно спрячет. Минут через несколько опять достаёт и опять любуется, так вот и шёл царевич Гвидон в деревню.

Из чего, а уж тем более как был сделан тот лук, царевич Гвидон особо не задумывался. Ему было достаточно того, что лук в его руках, а значит принадлежит ему и является его оружием, первым настоящим оружием. Да, царевич нисколько не удивился тому, что Анна Ивановна подарила ему этот лук. Как бы это объяснить? Ну, например, вы же не будете удивляться, если вам подарят ботинки? В смысле, самим ботинкам как таковым не будете удивляться. Самому факту подарка – вполне закономерно, удивляться будете, мол за что это щедрость такая? Ну и конечно же, не будете таращить глаза на эти ботинки, соображая: что с ними дальше делать и куда их применить? Так и царевич Гвидон. Подарку он разумеется обрадовался и поблагодарил Анну Ивановну словами благодарными на какие был способен. А вот самому подарку, как таковому, нисколько не удивился. Не смотря на дни в бочке проведённые: детство, отрочество и часть юности, царевич прекрасно знал, что это такое ему подарили, для чего оно надобно, и как им, подарком этим, надлежит пользоваться. А попользоваться ой как хотелось, руки до того чесались, что царевич нашёл на особицу стоявшее сухое дерево и решил испробовать лук. Единственное, что его смущало – царевич знал, как стрелять из лука, но никогда этого не делал на практике. Поэтому сухое дерево было выбрано с учётом свободного пространства вокруг него. Не иначе как интуитивно, царевич Гвидон сообразил, что так стрелы в траве будет легче искать, попасть с первых разов в цель он не очень-то рассчитывал.

Цель, в виде сухого дерева выбрана, лук извлечён из налучья, стрела наложена. Царевич натянул тетиву, прицелился и отпустил её. Стрела, с шипением рассекая воздух, улетела в сторону дерева, и, и воткнулась в сухой ствол! А вы что подумали?! Подумали, что улетит в неизвестном направлении, как принято говорить, "за молоком"? Как бы не так! Попал царевич Гвидон и попал именно туда, куда целился, а не туда, куда получилось.

А тут собственно говоря и удивляться нечему, всё поддаётся элементарной логике. Судите сами: уж если царевич Гвидон впервые в жизни увидев лук со стрелами, хоть и неизвестно откуда, знал, что это такое перед ним и как им пользоваться, то почему бы ему не уметь стрелять из этого самого лука? Да и какая разница, что эти знания были дадены ему неизвестно кем и неизвестно за что? Вам не всё равно? Мне так всё едино.

Царевич Гвидон, не иначе как на радостях, плюс ко всему сработал закон "новой игрушки", выпустил в то самое сухое дерево все стрелы, которые в его колчане были. И знаете, впрочем, что толку удивляться, все стрелы попали в цель, вернее, почти все – одна мимо пролетела, но царевич довольно-таки быстро её нашёл.

После этого вполне довольный и даже счастливый если хотите, всласть "наигравшийся" новой игрушкой, он, уже не отвлекаясь на рассматривание подарка, смотря вперёд под ноги и по сторонам, отправился в деревню.


***



Дома, как-то незаметно для себя, царевич Гвидон именовал избу Старика и Старухи домом, пришлось маленько соврать. Ну а что, ему надо было сказать, что лук со стрелами ему подарила Баба-Яга, хоть и Анна Ивановна? Представляете, чтобы тогда началось?

Старик, тот бы скорее всего понял и в панику не впадал бы. Ну, посоветовал бы царевичу, на будущее, вести себя с этой Анной Ивановной поосторожнее и лишнего не болтать, на том бы все и закончилось.

С женщинами такой фокус не прошёл бы и не получился. В силу своей эмоциональной природы, женщины, они в первую очередь чувства свои показывают: охают, ахают, начинают бестолково суетиться, да много ещё чего они в таких случаях начинают делать, арсенал-то богатый, почти безграничный. Бывает, что плакать начинают, непонятно зачем. И уж, а это обязательно, обниматься-целоваться лезут, как будто без этого и подарок, не подарок и событие, не событие. Поэтому, пришлось сказать, что лук со стрелами он в лесу нашёл, видать потерял кто-то. Но это какого-либо особого впечатления не произвело, уж очень радость была великой.

Старуха обрадовалась конечно и обрадовалась хоть искренне, но как-то сдержанно. У Старика-то её, лука такого не было! А ей, Старухе, без разницы, что Старику лук такой вовсе без надобности, что рыбу он в Самом Синем море ловит, а там боевой лук со стрелами вовсе не нужен, мешаться только будет. Оно понятно и не надо на Старуху сразу напраслину возводить, ведь любая женщина, если и не показывает, то изо всех сил мечтает, чтобы её мужчина был воином, а значит защитником, её защитником.

А царица, та чувств своих не собиралась скрывать и сдерживать: и смеялась, и плакала, и до того заобнимала, зацеловала царевича Гвидона, всё, всё его лицо и рубашку тоже, своими слезами вымочила.

Высвободившись из объятий и от поцелуев Царицы, ну не очень-то любят мужчины такие проявления женских чувств, потому как устроены попроще, царевич спросил Старика, где бы ему получше применить подарок? Лук, и это сразу видно, он боевой, для ратного дела предназначенный. Но поскольку ворог лютый поблизости пока не наблюдается, а оружие оно без дела находиться не может, чахнет оно без дела, как человек без работы, надо было что-то придумать.

Старик посоветовал царевичу сходить на реку и пострелять дичь. Так и сказал, что уток-гусей и прочей живности там, видимо-невидимо. Вот и будет всем польза: и оружию, и царевичу Гвидону, и дома дичина появится. Правда, словно опомнившись, Старик, да и Старуха..., Старуха на Старика так взглянула, как бритвой резанула, стали заверять гостей, что это не для того мол, что дома есть нечего или хуже того, куском попрекают. Но царевич не обратил на их слова никакого внимания, потому как сейчас целиком и полностью находился во власти подарка Анны Ивановны.

А Царица, что Царица? Царица и радовалась и печалилась одновременно. Радовалась тому, что вот он, её сын, богатырём вырос и уже первое своё оружие поимел, воин значит, защитник. И печалилась, потому что, если не смотреть на её внешность, годков ей было, даже меньше, чем Гвидону сейчас, ещё двадцати не было. Это с виду она уже вполне взрослая женщина, а в душе девчонка все ещё только что замуж выскочившая. Вот она, бочка растреклятая и Матрена Марковна заодно, что б им обоим засохнуть, вот что они с добрыми людьми творят и делают.


***



Повернёшься к стенке, глаза закроешь – бочка перед глазами стоит, даже перед закрытыми. Повернёшься на другой бок, бочка – вон она, посреди избы, а глаза почему-то не закрываются, на неё пялятся, бесстыжие. Поспать же надо! Ну не привык к такому нервному состоянию Емеля, очень даже не привык! С тех пор, как Щука оказалась у него в услужении, Емеля пребывал в стабильном состоянии спокойствия и довольности вокруг него происходящим. А тут на тебе, бочка! Емеля даже Старика отматерил на чем свет стоит, а что толку?! Как не засыпалось, так и продолжало не засыпаться!

А вот миру было целиком и полностью наплевать на Емелю. Мир был занят нескончаемой войной между светом и тенью, сам с собой воевал, значит. Тени, с вечера перейдя в наступление, захватив всё видимое пространство и превратившись в ночную тьму сейчас, под натиском света, вынуждены были отступать. Видать вчера вечером свет, применив воинскую хитрость, отошёл на заранее подготовленные позиции, провёл перегруппировку сил и что-то ещё тому подобное и сейчас принялся отвоёвывать у теней вечером утраченные позиции. Война эта была давнишней и можно сказать, извечной, поэтому люди давно уже перестали обращать на неё внимание. День? Хорошо, солнышко светит! Ночь? Тоже хорошо, хоть немного отдохнуть можно! Утро? Тоже хорошо, потому что утро! А чего хорошего в этом утре, если ты всю ночь не спал, потому что на нервах весь?! Бочка, вон она, чтоб ей, посреди избы стоит и покоя не даёт!

Емеля слез с печки попутно обматерив и её. А что она себе такое позволяет?! Не успокоила своего хозяина, не убаюкала, а только и делала, что стояла, как тот пень посреди леса, значит виновата!

Ну а дальше сами понимаете, начались волшебные таинства в Емелином исполнении. Емеля, как тот шаман, закружил вокруг бочки, правда медленно, не бегал. Походит, походит, постучит по ней согнутым пальцем, ногтём пошкрябает, во внутрь заглянет, потом пнёт ногой и опять вокруг неё ходит. Надоест ходить, сядет на лавку и смотрит на эту бочку, растреклятую. Не давала эта бочка Емеле покоя и ой как не давала! Почему Старик, там, в сараюхе своей, не дозволил Емеле заглянуть в бочку? Выходит уже тогда знал, что в ней и Емеленых вопросов боялся? И каким образом в ней куры оказались и почему до таких размеров вымахали? Единственное, что было понятно Емеле, так то, откуда эта бочка взялась, морем принесло. И сразу же вопрос, ну что ты поделаешь: а откуда и зачем? Так ведь и с ума можно сойти, а Емеле очень не хотелось этого делать.

Пошёл в чулан, посмотрел на курей. Куры как куры, только здоровые очень. Сидят себе и на Емелю никаким образом не реагируют. Чтобы хоть как-то отвлечься от бочки этой Емеля пошёл в сарай, который пребывал у него в полной пустоте и унынии, скотину-то Емеля не держал. А дальше, не иначе как от нервных переживаний, бочкой вызванных, соорудил что-то в виде загона, а проще говоря, отгородил часть сарая. Оно конечно для нормального человека загадочно и необъяснимо, почему так, но тем не менее, факт, вот он и никуда от него не денешься. Это всё к тому, что Емеля соорудил загончик сам, своими руками, и ни к какой Щуке не обращался. Видать нервы совсем расшатались, вот и забыл о Щуке-то.

После этого пошёл в чулан, похватал курей, тех которые их бочки, и отнёс в тот загончик. Оно понятно, ну во-первых, если этих курей подсадить к тем курям, которые не из бочки, а потому мелкие, то мелкому петуху в первый же день придёт хана, заклюёт его бочечный петух. Но это мелочи, причём, мелочи полезные. Из петуха того, невинно заклёванного большим петухом, суп можно будет сварить, разве не польза? И курям тоже польза, глядишь, яйца начнут здоровенные нести, а из яиц тех, начнут здоровенные цыплята вылупляться. Здесь дело в другом.

Как известно, курица, она птица до невозможности глупая. А потому как глупая, лазает везде, где ни попадя, никаких границ не зная. Так что если больших курей присоединить к курям маленьким, они точно также начнут бегать по улице и вообще везде, а в результате народ всё это увидит. Увидит народ, а дальше хоть святых выноси. По деревне такие слухи поползут, да ещё Матрёниха подключится, а как же, так что, житья не дадут совсем. Но самое главное – Старик о курях узнает, а что будет дальше, лучше не думать – никакая Щука не поможет. Вот такая вот она жизнь полуволшебная – ничего хорошего. Ну что, кто-нибудь хочет стать полуволшебником, таким как Емеля? Я не хочу, ну её...

Вернувшись в избу, Емеля опять принялся кружить вокруг бочки, опять: стучал по ней, ногтём царапал, во внутрь заглядывал и ногой пинал. Разумеется от таких его телодвижений с бочкой ничего не происходило. На стук по ней пальцем бочка издавала звук, который и положено издавать любому уважающему себя дереву, на пинок ногой, кстати, тоже самое. На царапанье ногтём бочка отвечала противным таким звуком, кто не знает каким, поцарапайте деревяшку ногтём, узнаете. От заглядываний во внутрь бочка тоже никак не менялась. Единственное, что внутри её изменилось, так это белок с желтком засохли и выглядели некрасиво, ну и скорлупа поприлипала везде.


***



И тут:

– Мать-перемать! Щука, ну почему ты сволочь такая?! – это Емеля о Щуке вспомнил.

Видать испытал и пережил Емеля все нервные переживания и трудности перед вступлением во владение новым волшебством полагающиеся, вот и вспомнил. Наверное так, больше ничего в голову не приходит, а терзать себя и превращаться в Емелелю, что-то не хочется.

– По Щучьему велению, по моему хотению, бочка, покажи мне, что ты умеешь делать?

Крышка с бочки сразу же отлетела и упала аккурат на стол. Стол, не иначе от такой наглости, охнул своим деревянным голосом и замолчал, видать обиделся. Емеля к бочке. Заглянул в неё и обалдел слегка. К Щукиным-то чудесам он уже привык и воспринимал их как само собой разумеющееся, а к бочкиным чудесам привыкнуть ещё не успел, потому как в первый раз их видел, вот и обалдел.

В бочке сидело два цыплёнка, вернее, они не сидели, они пшено, рассыпанное на дне бочки клевали. Клевали они, значит пшено и прямо на глазах в размерах увеличивались. Уменьшающееся в количестве пшено увеличивало размеры цыплят, которые уже собирались превратиться во взрослых курей, потому что увеличивало оно их гораздо больше, чего его самого было. А может это бочка цыплят увеличивала и в курей превращала, поди разберись.

А Емеле было уже наплевать, кто и как цыплят этих в размерах увеличивал и в курей превращал. Он добился самого главного – узнал, как бочка работает и для чего предназначена, остальное всё – мелочи. Ещё раз обматерив Щуку за то, что раньше не могла подсказать и заставила Емелю, хозяина своего, это он так считал, пережить такие муки нервные и переживания. А вдруг как от переживаний этих Емеля даже постарел лет этак на пять или даже на десять? Кто за это отвечать будет? Зеркала в доме у Емели не было, и определить на сколько лет он постарел от Щукиных подлости и коварства он не мог, ну да ладно, потом, в воду посмотрится.

Емеля закрыл бочку крышкой, мол, пусть куры, которые только что были цыплятами дальше растут, в размерах увеличиваются. Сам же, забрался на печку, взбил подушку, пробурчал печке что-то ласковое, не иначе извинился и уснул, да так уснул, что проспал до следующего утра.


***



Как известно, в любом, какой ни возьми, городе, не только люди живут. Там ещё: дома живут, заборы, сараи всякие, а также, улицы с площадями. Но этих, всё происходящее в городе не очень-то интересует. Для них самое главное – лишь бы народ с огнём не баловался, а в остальном, да пусть что хотят, то и делают.

А есть ещё собаки. Вот те – да, тем всё интересно. Правда ещё кошки есть, но они, или сволочи, через одну, или с нечистой силой знаются. Поэтому, ну их...

Так вот, собаки, они как известно, потому хвостом и виляют, что жизнь у них собачья. А собачья потому, что жрать постоянно хочется. И потому рады каждому человеческому движению, ну разве что кроме если кто с палкой там или с кнутом, или камнями кидается. Поэтому, чем больше вокруг всякой суеты и беготни людской, тем больше в сердце какого-нибудь там Шарика-Жужика надежды: а вдруг как что перепадёт или в суете что потеряется? Вот и радуются Шарики суете людской, в надежде или на подарок, в виде косточки, щедрый, или на то, что какой-нибудь раззява ту же косточку возьмёт, да и потеряет?


***



Вот если вода закипает постепенно, видели наверное, то город закипел весь и сразу. Как только боярина отлупили, так всё, считай пропал народ: бабы голосят, мужики, кто портки успел одеть, а кто ещё не успел, так без порток и бегает. Все кричат, все матерятся и все за метлы с лопатами хватаются. А тут ещё собаки, эти так под ноги и лезут, они-то откуда узнали? Такой вот переполох в городе начался, а что тут удивительного? У каждого ведь, что спина, что задница – очень даже родные, жаль их, извергам княжеским на растерзание отдавать. Вот если бабу свою, ну, вместо себя... Тогда конечно можно, а в отдельных случаях, даже нужно, но где, скажите на милость, князь столько должностей посольских наберётся? Поэтому народ, с утра, да пораньше, бегал и суетился, и так по всему городу.

А щеки, девичьи, румяные, или детские, виноватые, это я про зарю утреннюю, если не догадались. Видать нарождающемуся дню было стыдно за то, что не предупредил о лютостях княжеских тех, для кого жил, для кого каждое утро из ночи в день превращался. А может наоборот, радовался день-младенец, что шутку такую над всеми ушутил. Кто его знает?


***



Иван стоял на крыльце княжеского терема и смотрел на город. Нет, не любовался, а смотрел, просто смотрел. Правду сказать, видно Ивану было немного – кусок рыночной площади и, в основном крыши прилегающих к ней домов, но ему и этого было достаточно. Город принадлежал ему, Ивану Премудрому и это главное, а сколько его видно – дело десятое, один ляд, то, что не видно, всё равно, никуда не денется. Другой бы на его месте радовался, мол, почитай безродный, хоть и образованный, вчера ещё сам на побегушках у князя-батюшки бегавший, теперь сам князь, всесильный и полновластный. Подтверждением всесильной полновластности Ивана Премудрого над городом служил довольно-таки сильный смрад долетавший до княжеского терема из города. Смрадом этим город как раз и говорил Ивану, в ножки ему кланялся: твой я, князь Иван Премудрый, навеки твой. А может и благодарил за избавление от несусветных и зловонных куч мусора и грязи всяческой. Да, так оно и было. Наличием вот этого смрада город признавал своего нового хозяина и благодарил его одновременно. А неприятный запах, что неприятный запах? Его подхватит ветер, уже подхватил, и развеет по белу свету, да так, что никто и сыскать не сможет. И точно также полетит по белому свету слава о князе, Иване Премудром, но только запах у неё будет другой, приятный.

"А что если бы сегодня был дождливый день? – глядя на город, похожий на растревоженный муравейник, подумал Иван. – А то! Пришлось бы все отменять. – и тут же. – Ну уж нет! В грязи копошились бы. Заслужили!"

Жестом, который навряд ли кто и понял бы, Иван отпустил стоявшего в полупоклоне Никиту и направился в покои, надо было поговорить с Черномором – благодетель всё-таки, да и договаривались.

Шумное и пока не совсем хорошо пахнущее там, в городе, и тихое, молчаливое, здесь, выражение покорности города, Иван не воспринимал, как подарок судьбы или ещё что-либо такое неопределённое и нежданное, от чего слезы на глазах наворачиваться обязаны. Иван воспринимал происходящее как само собой разумеющееся, как то, что должно быть в обязательном порядке. Ну, с чем сравнить бы? Ну как утром сапоги одел! Не пойдёшь же босиком! Так и город, и он, князь Иван Премудрый – хозяин этого города и не только его. Ну а то, что Иван сам себя назначил князем, его нисколько не смущало.


***



Старики говорят, что ещё до самого царя Гороха было известно, что народ обдурить невозможно. Народ, он в своей подавляющей массе мудр, хитёр и сам кого хочешь обдурит. А в городе, что, не народ жил, что ли?

Поначалу, ну, пока не опомнились, в себя, так сказать не пришли, мужики всё больше нервничали: кричали, пару раз было дело, даже подрался кто-то. А потом смотрят: убирать грязюку всё равно надобно, никуда не денешься, скучковались по принципу соседства, подумали малость, и сразу же повеселели. Распределили меж собой кому и что делать: кому кучи эти зловонные разгребать, а кому всю эту гадость за город вывозить и куда вывозить. Поначалу спор возник, кому вывозить, мол, телегу жалко, провоняет вся, но малость подумали, и этот вопрос был решён. Раз уж такое случилось, решили скинуться и купить новые телеги, а эти, не пропадать же добру, натереть чем-нибудь и тем же заезжим купцам продать, купят, никуда не денутся.

Покуда судили-рядили, глядь, а вот она и причина всех бед в жизни человеческой пожаловала, тут как тут – бабы! Бабы, они так-то спокойно на месте сидеть не могут, вечно им куда-то надо, сделать что-то надо, ну а уж нос в каждую щёлочку засунуть, для них это наипервейшее дело. И тут точно также. Ну не может баба ни сидеть, ни стоять, да вообще, она жить не может, если видит, что мужики кучкуются, о чём-то про меж собой разговаривают, а она не знает, о чём. Вот бабы к мужикам-то и полезли, ну, чтобы узнать, что эти ироды опять надумали, а заодно и советов дать великое множество. А как же?! На том и попались, за то и поплатились.

Как только бабы приблизились и встряли в мужские разговоры, так сразу же были определены, как изначальная причина всех бед, начиная от куч мусора у заборов и заканчивая вселенским злом в чистом виде. Случилось, вернее, наступило самое главное облегчение в предстоящей неприятной работе – был найден виноватый, вернее, виноватые – бабы.

Что дальше? А дальше и подсказывать ничего не надо, душа, она сама знает, что ей делать. Бабы тут же, не сходя с места, узнали о себе всю правду, некоторые, видать наиболее отличившиеся, даже по спинам-задницам получили, вот и всё. Здравствуй хорошее настроение и весёлое расположение духа, с которыми, как известно, любая работа – не работа, а так, развлечение. Ну и конечно бабам было приказано принести, сами знают, что надо для того, чтобы зараза никакая не пристала, ну и закусить что-нибудь.

Вот и удивляйся или не удивляйся после этого. Вроде бы народ пострадал, но на самом деле – нисколечки, боярин, тот не в счёт, так ему и надо. И тут же, не сходя с места, выгоду себе усмотрел и даже праздник умудрился сообразить и устроить. Ну а то, что лопатами, да мётлами поработать придётся, так это мелочи – дело пустяшное и привычное.


***



Яблочко раза три прокатившись по тарелочке, явило перед Иваном хоть и бородатую, но весьма довольную физиономию Черномора:

– Опять ты? Ну, говори скорее, что надо? Некогда мне!

– Здравия желаю, ваше сиятельство!

– Хорош издеваться, а то сам знаешь.

– А я вовсе и не издеваюсь.

А вот тут Иван врал, безбожно врал. Вернее будет сказать, врал-то он не совсем, это он таким образом благодарил Черномора. Ведь не попади он тогда к нему, ещё неизвестно как бы оно все получилось. Нет, получилось бы конечно, Иван в этом ни секундочки не сомневался, но как и самое главное, когда – неизвестно. Ну и, без этого тоже нельзя, издевался малость конечно. А почему бы и не поиздеваться, если сам из себя, Черномор тот, весь волшебник, ни на какой козе не подъедешь, а подсунул ему несколько смазливых девиц, тот и поплыл-потёк, как снег по весне. Разве не смешно? Смешно конечно. Ну а раз смешно, значит и поиздеваться не грех.

– Ладно, врать-то. А то я не знаю. – да, видать и правда, хороших девиц предоставил Иван Черномору, если тот нисколько не рассердился, да что там, он так и продолжал улыбаться во всю свою бороду. – Говори, что надо?

– Да ничего не надо. Договаривались постоянную связь поддерживать, вот я и поддерживаю.

– И все что ли?

– Да. А что, разве мало? – ну, это Иван опять какую-то свою премудрость на белый свет извлёк, по другому не скажешь.

– Тьфу ты! – и все равно Черномор не рассердился. Вот только на этот раз неизвестно почему, из-за девиц или из-за чего ещё. – Дурак ты, а не Премудрый. Ладно. Молодец, хвалю!

– Рад стараться, ваше сиятельств!

– Хватит! Дело говори. Надобно что?

– Ничего не надобно, ваше сиятельство, все идёт по намеченному плану.

– По плану говоришь? Ну ладно, пусть идёт. – Черномор перестал улыбаться, малость помолчал. – Посольство тебе надо будет собрать. Люди надёжные есть?

– Найду. А к кому посольство?

– Ишь ты, быстрый какой! После узнаешь. Ну всё, не отвлекай меня, а то рассержусь.

Яблочко покатилось по тарелочке, только в обратную сторону и, сделав точно такое же количество кругов, остановилось. Физиономия Черномора исчезла.



Глава восьмая



Хотите научу, как отличить хорошего человека от плохого? Сам не поверил, когда узнал! Оказывается делается это очень даже просто. Возьмите, да и спросите у того человека, которого определять надо: какое сегодня утро? Если скажет, доброе – хороший человек. Если скажет, недоброе – плохой человек, а то и вообще, злодей. Вот только не надо смеяться – срабатывает на сто процентов. Попробуйте, потом благодарить будете. Почему так происходит, не знаю, наверное никто не знает, но оно происходит, едрит её...


***



Может быть до того времени, когда Царица и царевич Гвидон поселились у Старика со Старухой, утро в их избе и было недобрым, надеюсь догадываетесь, у кого, зато теперь каждое утро, было исключительно добрым. Да и чего хорошего, просыпаться в доме, где утро, пусть и не на все сто – недоброе? Ничего хорошего. Сами знаете, на рыбалку надо выходить чуть ли не затемно, поэтому Старик со Старухой просыпались очень рано, ну а Царице с царевичем куда деваться? Не будешь же валяться в постели, когда хозяева уже на ногах, поэтому тоже вставали, да оно и не в тягость.

Старик собирался к Самому Синему морю, Старуха ему в этом помогала или же Старуха собирала Старика – поди, разберись. Ну а Царица с царевичем, так, суетились по мелочам, но без дела тоже не сидели. Потом завтракали и, Старик отправлялся ловить рыбу, больше ему отправляться было некуда. Женщины принимались хлопотать по хозяйству, ну а царевич оказывался как бы не у дел.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю