Текст книги "Иван Премудрый (СИ)"
Автор книги: Сергей Лизнёв
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
Поеду я князь с посольством и буду князьям, царям и графьям с баронами всяким о тебе, да о княжестве твоём великом и могущественном рассказывать.
– И всё, что ли? – вот азиаты, те сейчас сказали бы, мол, потерял князь лицо, окончательно потерял.
Но князю было не до этого, не до лица. Главное он ухватил: "Ты гляди, паршивец, как всё ловко развернул-вывернул. Так, надо будет бояр ему в посольство определить, познатнее, да попузатее, для представительности", а потом взял, да и сказал это Ивану, про бояр, об остальном промолчал, разумеется.
– Князь-батюшка, только честно, – тут пауза возникла: один из бояр этих как раз пиво Ивану принёс. Пока он жбан перед Иваном ставил да князю кланялся, Иван с князем молчали, тайна государственная всё-таки. А когда тот ушёл, Иван, отпив пива, продолжил. – много у тебя ближних, да и не ближних тоже, которые умные? Ну, хотя бы вот этого взять...
– Да почитай, что и нету. – вздохнул князь. – А те, что есть, при деле все, их от дел-то не оторвёшь, потому как заменить не кем.
– Вот и я о том же. Значит одному мне надо ехать. – тут у Ивана была одна премудрость, сам придумал, но с ней он решил пока не торопиться, попозже сказать. -
Сам посуди. Ну приедет к какому-нибудь царю посольство от тебя, хоть и многочисленное и пышное, а глядь, в посольстве том, сплошные дураки, кого ни возьми. Что царь тот подумает? Правильно. – а, наплевать, сейчас политесы и не соблюдать можно. – Царь тот, подумает, раз в посольстве твоём все такие, значит в княжестве их ещё больше. Понимаешь, о чём я?
– Понимаю, понимаю, Ваня.
А вот это для Ивана был уже высший пилотаж, он сам такого не ожидал. Видать крепко он князя занозил, что тот его чуть ли не сыном родным назвал, раньше за ним такого не замечалось.
– Поэтому, один я поеду, князь, так будет лучше...
***
– Руслан, ты что ли?
– А вы, извините, кто? – у царевича Гвидона чуть топор из рук не выпал, настолько неожиданным были что голос, что вопрос, да ещё со спины.
– Ну, разбаловался народ! Совсем стыд, совесть и страх потерял! Неуж-то не признал?!
Перед ним стояла средних лет женщина плотной комплекции. Выглядела она как любая другая одного с ней возраста. И одета была, ну если не как крестьянка, то как хозяйка какой-нибудь лавки или трактира – это точно. Лицом, не сказать что красавица, но и не уродина – для мужчины одного с ней возраста да ещё любителя подобных форм – в самый раз. А вот глаза, глаза у женщины были хитрыми такими, с прищуром. Сразу было видно, этой не только под горячую руку, а вообще, под любую руку лучше не попадаться. Если и не изведёт, не замучает, то вспоминать да икать долго будешь, это уж точно. Да ещё радоваться будешь, и тоже долго, что цел остался.
Гвидон, когда пришёл в лес, он сразу делом занялся. Некогда ему было лесными красотами любоваться да по сторонам оглядываться. Сила молодецкая, а заодно и богатырская, никак не могла в нём успокоиться, наружу просилась, делами заниматься требовала. Выбрав сухое дерево, Гвидон принялся его рубить, а после, после того, как срубил и оно упало, пилить его начал на чурки, ну и так далее, дрова заготавливать, одним словом.
За этим занятием он и не заметил, что уже минут как десять за ним наблюдает эта самая женщина, при этом хитро так щурится и непонятно чему улыбается. Потом, видать надоело ей на него смотреть, а может быть надоело ждать, потому что Гвидон работал как заведённый и передохнуть не собирался. Вот женщина и окликнула его.
– Царевич Гвидон я, царя Салтана сын. А вы кто будете? – повторил он немного рассмотрев женщину. Ну правда, поди, догадайся, кто она такая?!
Женщина немного смутилась:
– Люди про меж себя Бабой-Ягой кличут...
– Да какая же вы яга, и уж тем более баба?! – сам не зная почему, воскликнул царевич Гвидон и тем самым развернул свою судьбу чуть-ли не на сто восемьдесят градусов.
– И я о том же! – оживилась Баба-Яга. – Но рты, сам знаешь, всем рты не позатыкаешь, да и привыкла уже. Имени человеческого у меня нету, не положено. Девица-яга, звучит, но возраст не позволяет. Женщина-яга – ни туда, ни сюда – глупость сплошная. Вот и приходится мириться с бабой, да ещё и с ягой.
– Зря вы так. – а царевич сам не понимал что говорит и почему именно так говорит, как будто не он это, а кто-то другой решил Бабу-Ягу комплиментами завалить. – Вы женщина очень интересная и красивая, видная из себя. И куда только мужчины смотрят?
– Ладно тебе. – ну, это понятно, скромность, она и Бабу-Ягу украшает. А сама чуть ли без метлы со ступой не взлетела, от удовольствия. Вот так-то.
– Если позволите, я вас буду называть, Анна Ивановна.
– А почему именно так? – удивилась Баба-Яга.
– Сам не знаю, нравится.
И все, поплыла-потекла Баба-Яга, с этого момента – Анна Ивановна, как снег весной, который как известно от солнышка в весёлый ручей превращается. Так и Баба..., извините, Анна Ивановна...
***
– Я тебя сначала было за Руслана приняла. Не узнала, со спины-то.
– А кто он, Руслан этот?
– Да есть тут один... Ладно, не обращай внимания. – Анна Ивановна подошла ближе. – Ты-то что здесь делаешь?
– Как видите, дрова заготавливаю.
– Вижу, что дрова. – Анна Ивановна немного помолчала, видать вспоминала что-то. – Что ты здесь вообще делаешь? Царство не твоё, это раз. Не положено царевичу топором махать, дрова рубить, это два.
– Понимаете, история со мной приключилась, долго рассказывать, да и неинтересно это.
Вот вы пробовали хоть раз что-то, неважно что, начать рассказывать, а потом заявить, это, мол, не интересно? И заявить женщине, тем более, что это "что-то" её заинтересовало? И не пробуйте, вам же лучше будет. А перед Гвидоном сейчас сама Баба-Яга стояла, ну и что, что теперь уже Анна Ивановна? Всё равно – хозяйка всему тут и не только тому, что в лесу, а и вообще...
Оно понятно, почему она Гвидона за Руслана приняла – Черномор попросил, так сказать, внимание ему уделить, ну, чтобы тот перестал к Людмиле клинья подбивать. Повезло стало быть Руслану, крепко повезло.
Судите сами: ну с Черномором всё понятно, у него своё какое-то волшебство началось никому пока, кроме Ивана Премудрого, неизвестное. Дело тут конечно не в Иване, не в его чувствах к Людмилиному происхождению. Тут что-то другое, бери выше. Узнать-то, конечно узнаем, но только тогда, когда уже поздно будет, эх, лишь бы не нам... Руслана того кажись со всех сторон обложили. Баба-Яга в прошлом, а ныне – Анна Ивановна к нему тоже претензию имела и большую претензию, за бардак, что в его княжестве происходит и творится. Так что повезло князю этому, непутёвому, хоть и слегка, но всё равно, повезло. Нет, участи своей он не избежит, это точно, максимум, на что он может рассчитывать, так это на то, что сможет хоть как-то облегчить её. И выходило, что облегчил уже он участь-то свою, правда сам того не ведая.
Представить-то как раз не трудно, трудно будет потом, самому успокоиться, представив, что собиралась сделать с Русланом Анна Ивановна, поэтому лучше не представлять, наше дело – сторона.
– Что-то слышала, но ничего конкретного. – Анна Ивановна смотрела на Гвидона, и он всё больше и больше ей нравился, не как мужчина разумеется, сейчас не время для глупостей всяких.
Понравился он ей хотя бы тем, что не испугался и не потому, что за Бабу-Ягу не признал. Оно ведь как, всё равно чувствуешь, кто перед тобой, незнакомый если, опасный для тебя или нет? Это потому так, что в первую очередь незнакомца как раз на опасность для себя и проверяешь-определяешь. Потом уже всякие там: "здрасьте, как вас звать-величать, очень приятно, хорошая погода, не правда ли", ну и прочая ерунда, на самом деле, к жизни никакого отношения не имеющая.
Первое, а потому самое главное – чего от тебя, незнакомец, ждать: конфет с пряниками, или дубиной по башке?
А Гвидон, в том-то и дело, что он даже не попытался узнать-определить, чего ему следует ожидать от незнакомой женщины, да ещё в незнакомом лесу. Он просто-напросто проявил воспитанность (вот она – кровь царская) и уважение, тем и сразил наповал ту, которую почитай все, ну почти все, до икоты боятся. Мало того, Гвидон её именем человеческим нарёк, до него никто не додумался. А такие вещи никогда не забываются и ценятся, сами понимаете, как.
Ну а дальше, как имя своё назвал, Анне Ивановне интересно стало, женщина всё-таки, как он сюда попал и почему дрова рубит? Но не это главное, главное то, что Анна Никитична про историю с царём Салтаном и с его пропавшими сыном и женой, слышать слышала, но, как бы это сказать, не очень-то рассказчику доверяла, так что ли. А тут перед ней почитай главный герой того рассказа стоит, дрова видите ли, ему рубить приспичило, да ещё в её лесу.
Анна Ивановна быстро смекнула, началось что-то такое, о чём она пока не знает. И Черномор, с просьбой своей насчёт Руслана – прямой в этом участник. А её, стало быть, ишь ты, в тёмную решил использовать! Не на ту нарвался!
Так что Гвидон оказался как нельзя кстати, и уж тем более, что понравился Анне Ивановне очень.
"Ну что ж, Черноморушка, теперь посмотрим, кто кого за дурака держать будет". – подумала Анна Ивановна, а Гвидону:
– Вот что, царевич. Раз уж ты в лесу моём оказался, значит гость мой, а гостей привечать надо. Пойдём ко мне домой, да брось ты топор-то, больше он тебе не понадобится. Пошли, пошли: отдохнёшь, поешь, наверняка проголодался, а заодно расскажешь, что такое с тобой произошло-приключилось? Глядишь, и придумаем, как тебе помочь.
– Анна Ивановна, спасибо конечно за приглашение. – Гвидон даже не подумал о том, что сейчас вот, прямо здесь, какое-то новое волшебство затевается и в его пользу, кстати. – Давайте в следующий раз, мне дрова рубить надо.
– Следующий раз он и будет следующий раз. – Анна Ивановна хоть и не настаивала, но говорила так, что любой другой просто не посмел бы отказаться. – А дрова, дрова Леший нарубит и сложит аккуратненько. Эй, Леший, где ты там?!
Из-за кустов вышел хоть и весь волосатый, но опрятного вида мужичок, поздоровался.
– Значит так, скажи своим, чтобы нарубили и сложили аккуратно. Понял?
– Понял, Анна Ивановна, как не понять, сделаем. – и поклонился.
"Откуда, интересно, он знает, что я Бабу-Ягу так назвал? Ведь только что назвал, а кроме нас с ней, никого больше не было. Не иначе, как подслушивал". – подумал Гвидон.
Ничего не поделаешь, не было у него опыта общения с волшебной силой. Ничего он о них не знал и никогда не видел, это в первый раз было. Теперь, стало быть, надо опыта ему набираться, потому что волшебная сила, она уж очень сильно от людской силы отличается – способна на гораздо большее. О нечистой силе ни слова: тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить...
Анна Ивановна больше ничего не стала говорить царевичу, просто повернулась и пошла, не иначе к своему дому. А Гвидон, а что ему оставалось делать, пошёл за ней конечно.
Глава пятая
Правду люди говорят – утро вечера мудренее. Вчера, не вечером конечно, а ещё днём, Старик решил испытать бочку на волшебство и для этого на сутки в ней поросёнка оставить. Интересно, за сутки эти, подрастёт на год, или нет? Если подрастёт, представляете, какая выгода сразу получится? Да что там, даже рыбу можно будет перестать ловить, на свинятину переключиться.
Но поросёнок – тварь хоть пока ещё мелкая, но очень уж шумная, в смысле визгливая. Да и взять его где-то надо. А это значит, по деревне придётся ходить, спрашивать, или сразу к Матрёнихе...
От автора: вот чуть было самую главную ошибку в своей жизни не совершил, хорошо вовремя опомнился или одёрнул кто, даже не знаю. Читайте, и если кто, прочтя то, что сейчас напишу, скажет: у них, мол, о таком отродясь не слыхивали, заклинаю, скажите, где это находится, я к вам жить перееду...
Сами знаете, в каждой деревне, и не в деревне тоже, обязательно существует местное агентство, или служба новостей, дело не в названии. Вот и в Стариковой деревне она существовала, а Матрёниха была службы той главным и на протяжении многих лет бессменным: генератором идей, социологом, вернее, если применительно к деревне, то – «деревнелогом», так получается (тьфу, дурь какая!), главным комментатором происходящего вокруг и генеральным директором.
Есть поговорка, которая прямо так и говорит: "Каждой бочке мёда – своя ложка дёгтя", и, аж смешно, в самую точку. Любой, без разницы, где она находится, деревне, положены: деревенская сплетница – минимум, одна штука. Деревенский умелец на все руки, как правило, тоже одна штука. Обычно это кузнец, тоже деревенский, но бывает и по-другому, везде по-разному. Дальше поехали: деревенский пьяница, тоже, как минимум одна штука. А вот здесь попрошу не путать. Те, кто выпивает по праздникам ну или просто, захотелось, пьяницами не являются и не считаются, так, жалкие любители. Настоящий, профессиональный пьяница, он больше ничем, как водку пьёт, не занимается, на всё остальное ему времени не хватает, потому что профессия такая.
И самый, даже не знаю, как и сказать – самый-самый пресамый. Это наверное с пирамидами можно сравнить: они есть, но не везде и мало, и всегда разные. Деревенский сумасшедший или сумасшедшая – скорее максимум, чем минимум – одна штука и то, далеко не везде и тоже, всегда разные. И опять, не путайте с теми, кого сумасшедшими называют в силу личного к ним "нежного" чувства.
Деревенский сумасшедший, это когда все жители той деревни его таковым признали и не смеются над ним, а наоборот, гордятся, потому что слава о таких людях выходит далеко за деревенские околицы. Вот тогда деревня такая, самая настоящая, а все остальные не очень-то и деревнями назвать можно.
Остальные деревенские жители замечаемы и примечаемы исключительно в своей общей массе, потому и называются, хоть и не обидно, но всё равно, звучит оно как-то не так, потому что обобщённо – народ. Ничего не поделаешь, если все вместе, тогда да, тогда они значимость и силу имеют, а если взять по отдельности – ничего интересного.
Вы что же думали, я всех, кого перечислил, изобрету-придумаю и вам представлю?! Как бы не так! Вот если бы врал, тогда да! А я не вру, я жизнь той деревни пересказываю. В жизни, когда без вранья, не всё так интересно, как если бы врал да сочинял.
Деревня, в которой Старик жил, была чуть больше, чем наполовину настоящей, а именно: деревенская сплетница в лице Матрёнихи была (из-за неё собственно говоря, во всю эту статистику и сполз) – одна штука. Мастер и умелец на все руки, Емеля (кузнеца в деревне не было), – одна штука. Народ: если взять по названию, а не по количеству, тоже – одна штука. Оно конечно, звучит не очень, в смысле измерения в виде штук. А по-другому как? Не знаю, не придумалось. В конце концов, не в килограммах же измерять?!
С пьяницей и с сумасшедшим деревне не повезло, не было их там, не жили. А может и были когда, но в силу каких-то причин или особенностей той деревни, не прижились и пошли по белу свету в поисках места жительства более для них подходящего и удобного.
***
По деревне Старик конечно же не пошёл. Не пошёл он и к Матрёнихе, ну чтобы спросить, у кого поросята маленькие имеются? Я бы тоже к ней не пошёл. Сказать-то она скажет, более того, всё генеалогическое древо как хозяев того поросёнка, так и самого поросёнка перескажет, с подробностями. Может быть оно интересно, только в таких случаях и о будущем задуматься не грех.
После того, а здесь и фантазировать не надо, всё ясно как белый день, то самое будущее и начнётся. Дело в том, что Матрёниха – профессионал до мозга костей и для неё унизительно идти и подглядывать за Стариком, зачем ему поросёнок понадобился? Она, не выходя из дома, всё до мельчайших подробностей узнает, потому что сама придумает.
Ну а дальше, ничего интересного, в смысле, сам процесс не интересен, а вот подробности, раскрашивающие процесс всякими разными красками, очень даже к себе внимание привлекают. Это как если взять лист бумаги. Ну, бумага и бумага, ничего интересного. А вот если на ней что-то нарисовать, тогда да. Тогда может получиться так, что глаз не оторвёшь, имеется ввиду, не переслушаешь. Всё зависит от того, как нарисовать...
Старик о будущем думал и последствия похода по деревне очень даже хорошо себе представлял, не говоря уж о визите к Матрёнихе, поэтому тайком от Старухи, спёр из курятника двух цыплят.
Какая разница на ком экспериментировать? Цыплята, они тоже растут, и не важно, что такими большими, как даже ещё маленький поросёнок никогда не вырастут, зато хлопот меньше. Опять же, и это немаловажно, покуда по деревне будешь ехать, визга никакого не будет. Цыплята конечно тоже что-то там своё орут и кричат, но гораздо тише, до поросёнка им, как до ближайшей Африки...
Цыплята были благополучно отловлены и спрятаны в телеге, ну а всё остальное – те же рыбацкие премудрости, никакого подозрения вызвать не могли, потому что Старик возил их с собой каждый день.
Тут вот почему тайна такая. Не хотел он раньше времени чтобы видели, что он затевает, и не потому, что жадный такой, совсем наоборот – потому что скромный.
Старик думал так: вот если получится, тогда расскажу: и Старухе, и Царице с Гвидоном. Если же не получится, тогда молчать буду, а спросят, скажу, что забыл, мол, не до бочки, рыбу ловить надо.
***
Лошадь знала куда, но не знала, зачем каждое утро везёт Старика. Да и если уж быть честным, что такое утро, она тоже не знала. Встало солнышко, значит сейчас придёт Старик, принесёт ведро воды и насыплет овса, который она схрумкает, а воду выпьет. Чай, квас и прочие напитки в лошадиный завтрак не входили, а она и водой была довольна.
Единственное, чего лошадь ждала каждое утро, так это краюху хлеба, щедро посыпанную солью. В переводе на человеческую гастрономию: хлеб, да ещё с солью, был для неё не в пример значимее и вкуснее, чем те же: икра чёрная, икра красная, для человека. Раз уж разговор зашёл об икре, что о той, что о той, то если вот так с утра да каждый день, через неделю смотреть на неё не сможешь, чего-то другого захочется. Совсем другое дело – хлебушек. И не важно кто ты – человек или лошадь, хлебушек, он каждое утро в удовольствие и никогда не надоедает.
Приём пищи закончен, значит пришло время собираться на работу. У лошади работа, это дойти до того места, где очень много воды, которую пить нельзя и всё, после можно отдыхать до вечера. То, что лошади приходилось не просто идти, а тащить за собой телегу, в которой сидел человек, хлеб утром приносящий, и в которой ещё что-то лежало, её нисколько не смущало, да и не в тягость.
Дорога известна и много раз туда и обратно пройдена, ничего интересного. Ну разве что с кем-то из таких же, как она сама повстречаешься. Тогда да, тогда и пообщаться можно. Правда общение это не очень-то общением и назовёшь. Только повернёшь морду, верёвки всякие мешают, опять же, идти надо, туда, где много воды, которую пить нельзя.
Старик тоже не был избалован самой лучшей радостью из радостей – человеческим общением. Дома, там понятно, дома по большей части Старуха с ним общалась, уже знаете как, а он предпочитал молчать. А вот по дороге к морю и точно также по дороге в деревню, можно и поговорить, только не всегда было с кем.
Случалось конечно, что Старик нагонял кого или его кто-нибудь нагонял из таких же как он сам, из рыбаков. Тогда и рядышком можно ехать, а покуда едешь, поговорить.
– Куда сегодня думаешь пойти? – это Старик вопрос такой задаст, а может быть не он, другой такой же рыбак.
– Думаю за Чёртов риф выйти. Сам знаешь, если застой хороший дать, камбалы можно неплохо взять. Погода хорошая, так что думаю, можно.
– Да, погода как на заказ. Дня три ещё продержится, а может и больше.
– Не волнуйся, до ближайшей болтанки устать успеешь. – и засмеётся, неважно кто, Старик или другой кто, такой же рыбак, как и он сам.
Но дорога никогда не бывает одной, единственной. Наверняка знаете, что всё живое, оно размножается, не то чтобы оставляет кого-то после себя, а вообще. Это камни и вода не размножаются, потому что не живут, а просто-напросто их изначально кто-то много придумал и на землю положил, а может забыл, неизвестно. Много их, что камней, что воды, нет им никакого смысла своё количество увеличивать, да и живут они, только по-своему конечно, очень долго, вернее, всегда. А вот те, кто действительно живёт, тех на самом деле, на земле мало, хоть иногда и кажется, что много. Вот им-то размножаться очень и очень надо, потому что: во-первых, живут недолго, во-вторых, мало их. Иначе вымрут все и останутся только камни и вода, ну и небо ещё.
Это не я, это Старик, покуда лошадь к морю шла, сидел и размышлял так, больше заняться было нечем. Сегодня попутчиков у него не случилось, не с лошадью же разговаривать? Вот он сидел и думал, и на дорогу смотрел. Но смотрел он на неё не для того, чтобы поворот нужный не пропустить, на это лошадь есть, а вообще смотрел. И додумался до того, что оказывается дорога, она тоже живая, потому что тоже размножается на развилки всякие и перекрёстки. Трудно сказать, сколько дорога живёт, одно известно, что не вечно. Старик, да и не только он, видел, и не раз, заброшенные и позабытые дороги, по которым никто уже не ездил. Получается, что никому не нужна стала такая дорога, потому что состарилась. Ну и конечно же, тропинки видел. Тропинки, стало быть, это детишки дорог, потому что всегда на дорогу выходят. Нет, по-другому. Правильно будет – тропинки, они наоборот, от дорог ведут куда-то, неизвестно куда. А вот вырастет ли такая тропинка и превратится в дорогу – неизвестно. Всё будет зависеть от того, насколько она другим нужна. А то может навсегда в детишках дорогиных и останется.
Вот такие вот дурные мысли в голову лезут, когда поговорить не с кем, а для того, чтобы до Самого Синего моря доехать, время требуется и его надо куда-то деть. Старик, ну чтобы не скучно было, в таких случаях думал. Сегодня он думал о дороге. О чём он думал вчера, у него надо спрашивать. А о чём он будет думать завтра, не удивлюсь, если он и сам не знает, потому что сегодня, это не завтра, это – сегодня.
***
Вот оно и Самое Синее море – лирика с размышлениями закончились. Первым делом разумеется, после того, как распряг лошадь и открыл сарай, Старик занялся бочкой и цыплятами, не иначе, как по степени новизны события. Оно и понятно, море – вон оно, никуда не денется. Правда бочка с цыплятами тоже никуда не денутся тоже, вот они, но, это в первый раз, а потому сейчас важнее.
Перво-наперво Старик как следует рассмотрел бочку. Да уж, сделано на совесть. Бочка была величиной с телегу, даже чуть-чуть побольше, и вся просмолённая, получше, чем лодка Старика наверное.
"А Гвидон и правда богатырь, – подумал Старик – такая здоровенная, а он её как пушиночку поднял и понёс. Я бы наверное не смог".
Разумеется Старик не собирался демонстрировать самому себе свою же силушку. Бочка стояла на месте и другого места, во всяком случае в ближайшее время, для неё не планировалось. А силы, они в море пригодятся и очень скоро.
Старик вернулся к телеге, взял цыплят и узелок с пшеном. Пшено он вчера, тоже, тайком от Старухи набрал. Цыплята хоть и не знали, что их ждёт в ближайшем будущем, вели себя спокойно, не буянили. Вот если бы вместо них был поросёнок, тот бы орал и сопротивлялся до последнего. Свинья, что с неё возьмёшь!
Интересное сравнение подвернулось. Вот взять курицу. Когда она на свободе, ну, по двору бегает и клюёт себе там что-то, она шустрая. Если начнёшь ловить, замучаешься за ней бегать. Чтобы поймать, лучше всего её в угол загнать, тогда точно схватишь и то, не факт. Вот если бегать за ней и догонять, тогда ни в жизнь не догонишь. А когда уже схватил, тогда всё – сразу успокоилась и замерла, покорилась, значит.
Так и с женщиной, тоже бегает, не догонишь. Ну, конечно не так, как курица, хотя, иногда бывает, что очень похоже. Гоняешься за ней, гоняешься, пока в угол не загонишь. А загнал, взял в руки, всё. Не то, чтобы успокоилась, скорее, замерла: смотрит на тебя и ждёт чего-то.
Так, спокойно! Это не я! Это Старик вот такой вот ерундой свою голову забивал, пока занимался бочкой и цыплятами. Но дело оказалось не сложным: снять крышку, посадить в бочку цыплят, сыпануть им пшена, как-никак сутки в ней сидеть, и крышку на место положить. Оно хорошо, что дело оказалось лёгким и недолгим, а то если бы надолго – неизвестно до чего бы он додумался, сравнивая женщин с курями. Так что не надо на меня шипеть и сковородками размахивать, я здесь не причём.
Ну а после всего этого, как бы покрасивее выразиться – после необходимых подготовительных работ, ну, чтобы чудо получилось одним словом, Старик направился к телеге. Надо невод, багорок (это палка такая, с железным крюком на конце, чтобы рыбу из воды выхватывать), прочую мелочь, в лодку перенести потому как, пора.
Самое Синее море не сказать, что зовёт, но ждёт, потому что привыкло к Старику и он к нему привык. А вот о рыбе такого не скажешь, не любила она Старика скорее всего. Точно этого никто не знал и до сих пор не знает, потому что рыбы, они на человеческом языке, даже на каком-нибудь иностранном и непонятном, говорить не умеют, они по-своему говорят, по-рыбьи. И опять получается несуразица, – рыбий (или рыбный?) язык человек не понимает, вот и получается, что сколько времени уже человек и рыба меж собой общаются и всё молча и молча.
Эх, вот бы с женщиной так! Чтобы общение было, а слов, наоборот, не было. Это же красота сплошная и гармония вселенская! Хотя нет, если без слов, тогда ещё хуже. Тогда женщины, они такие, они ещё что-нибудь придумают, чтобы мужикам покоя не давать. Так что пусть уж говорят, пусть всё будет так, как есть. Так во всяком случае, хотя бы знаешь, откуда "прилетит", а если по-другому, то сами понимаете, изнервничаешься весь, пока дождёшься и получишь "по заслугам"...
***
Странный он, Старик, какой-то. Только какая-нибудь самая маленькая пауза в работе, так сразу же в его голову мысли всякие дурные лезут: то про дорогу, сейчас вот про женщин. С курями их сравнил, видать мало показалось, сравнил с рыбами. Его счастье, что он вслух этого не говорил. То, что один был – ерунда. Обязательно нашёлся бы кто-нибудь, кто услышал, ну а дальше что, сами знаете.
Погода сегодня выдалась действительно на удивление. Те, кто не восхищается морем по принципу "красиво и воды много", для кого оно тоже самое, что нива для хлебопашца, называют такое его состояние – болото. Болото, это когда поверхность моря, как оконное стекло, гладкое, а если солнышко удачно подсветит, то и блестящее. Волнения не то что почти, а вообще никакого нет, говорю же – зеркало, ни морщиночки!
Да, опять для тех, кто только и делает, что морем любуется. Такая погода бывает на море только летом, и, не удивляйтесь, зимой. А вот весной или осенью такого не случается, во всяком случае, об этом никто никогда не слышал. Старику же такая погода не нравилась, ну или почти не нравилась. Чего хорошего если ветра вообще нет?! Если ветерок, тогда хорошо, поставил парус, а ветер своё дело знает, поверьте. Тогда можно опять о чём-нибудь подумать, о дороге например, или опять, о женщинах.
Но сегодня ветер где-то, то ли заблудился, то ли вообще, в отпуск ушёл. Не было ветра, совсем не было – штиль называется.
Есть такая, во всех смыслах и отношениях, безграмотная поговорка: "Плавают: собаки, женщины (опять женщины, что привязались-то?!) и так далее...", подразумеваются, что все остальные по морю ходят. Честно и откровенно вам скажу – брехня! Ходят, это когда пароход твой или лодку кто-то везёт, движет: ветер, например, или двигатель, а если на вёслах, когда всё своими руками, тогда плывут и по– другому никак.
Так что, якобы моряки, кина про море насмотревшиеся, успокойтесь. Вы можете ходить, да что хотите делайте, вам виднее, а Старик, во всяком случае сегодня, плыл, потому что вёслами приходилось работать. Ну а то, что Старик самый что ни наесть моряк, думаю глупо говорить хотя бы потому, что рыбак, он как минимум трижды моряк.
За Чёртов риф он не поплыл, сегодня он собрался порыбачить на банке (это отмель так называется), прозванной рыбаками, Лысина. Наверное её потому так назвали, что вокруг глубины приличные, а она действительно как лысина – глубина метров пять-шесть и на дне ни камней, ни кораллов, сплошной песок. Один в один, как человеческая лысина получается, только под водой. Плыть до неё предстояло около двух миль – недалеко, тем более, что Старик к вёслам был привычный, да и когда вёсла в руках, в голову дурь всякая не лезет.
Приплыл, высыпал, в смысле, кинул невод. Невод, его тоже надо уметь ставить. Если кучей сбросишь в воду – ничего хорошего, комком сбросишь, комком и вытащишь. Поэтому ставить его надо постепенно, как крупу в кипящую воду высыпать. Вот и получается, что не только крупу в воду высыпают, но и невод тоже.
Если в общих чертах, то происходит это примерно так. Бросил буй, к нему невод привязан и пошёл его высыпать. А к нижней части невода, верёвка привязана, сейчас объясню для чего...
Буй пошёл, за ним пошёл невод, и верёвка, что к его нижней части привязана, тоже в воду пошла. Невод ставится как бы кольцом, и когда он уже весь был высыпан, Старик подплыл к бую. Зацепил его багорком, кстати, в лодку вытащил, а после этого начал стягивать верёвку, ту, которая по нижней кромке невода проходит. Стянул, и получилась один в один – авоська, что раньше за рубль тридцать продавалась, только размерами побольше, и в воде вся. Вот так оно всё и происходит, ну примерно так, на самом деле, чуток посложнее...
Высыпал Старик невод, скольцевал и принялся выбирать. Мусор если и попадался, то тот, который на поверхности плавал. Посерёдке воды, в пелагии, мусор не плавает, а на дне его вообще нету, там песок один, потому и Лысина. Так что лишних, а потому неприятных трудов у Старика сегодня мало было. Вот например рыбу с невода стряхивать, это да, это труд, но совсем другой, потому что приятный.
В этот день улов выдался, не сказать, чтобы богатый, но и пустырём не назовёшь – приблизительно серединка между тем и тем. Оно когда такой улов – самое нормальное. Крайности, они в любой жизненной ситуации – сплошные хлопоты и нервное расстройство, так что, ну их... Выбирает Старик невод, рыбу с него стряхивает, и аккуратно его складывает, чтобы не запутался.
Догадались? Всё верно, Рыбка Золотая попалась, как же без неё-то?!
***
– Ты почему сегодня здесь рыбачишь? – это Золотая Рыбка старика спросила, вместо «здрасьте», представляете?
– Интересная ты, – Старик нисколько не удивился такому улову. – где хочу, там и рыбачу. Или нельзя?